Действительно, это не так красиво, как водопад, или цветущий луг, или вековой мшистый лес, или лазурный атолл в синем океане… Это красиво не так, а совсем по-другому.
Цвет у гор - темно-песчаный, а формой они напоминают акульи зубы, растущие в несколько рядов, друг за другом. Вот потому и «Синай», от семитского «сен» - зуб. Интересно, случалось ли видеть акул древним евреям? Вероятно, да. Например, когда расступилось море (Суэцкий залив), и Моисей вывел евреев из Египта по дну его. А в Суэцком заливе акулы водятся. Они водятся везде, где есть кораллы…
Но про кораллы потом, а сейчас про горы и пустыню, ту самую пустыню, по которой Моисей 40 лет водил сынов израилевых. Многие библейские события произошли именно здесь. Здесь Моисей поднялся на гору (Сан-Джебель) и получил от Бога Скрижали завета (вы тоже можете подняться на эту гору!). Здесь собирали древние беженцы манну небесную – ее, сладенькую, и теперь в определённое время года собирают бедуины под тамарисковыми деревьями. Здесь горела, не сгорая, неопалимая купина - Dictammnus albus, выделяющая эфирные масла, которые могут вспыхнуть при приближении огня. В монастыре Святой Екатерины, одном из старейших христианских монастырей в мире, почитаемом также и мусульманами, и иудеями, растёт на возвышении куст с ниспадающими вниз ветвями, о котором говорят, что это ТОТ САМЫЙ куст. Кончики веток лысые – вылощены руками паломников, каждый ведь хочет лично коснуться Неопалимой Купины. Паломники едут сюда во множестве, и площадка перед монастырём напоминает картинку из «Тысячи и одной ночи» - ревут верблюды, снуют коробейники в халатах и тюбетейках, нараспев предлагая товар, и только современные одежды туристов немного портят средневековое впечатление. Впрочем, не будь туристов, вряд ли выжил бы крохотный городок Сан Катрин – «город-спутник» монастыря. Городом назвать его трудно; каменные лачуги, сложенные из тех же камней, что составляют весь окружающий пейзаж, почти теряются на фоне этого пейзажа. «Приличных» зданий всего три: гостиница, ресторан да районная больница. Дочерна загорелые ребятишки будто случайно вьются вблизи территории ресторана, поглядывая на богатых иностранцев голодными глазами; вынесенную из ресторана под полой бутылку «аква минерале» берут даже с большей радостью, чем пирожки или бутерброды. Вода - дефицит.
Впрочем, наш гид утверждает, что еще четверть века назад, когда эта территория контролировалась Израилем, главным промыслом местных жителей было возделывание опиума на маленьких участках, затерянных в пустыне.
- А вода, поливать-то чем? – спрашиваем мы.
- Ай, за такие деньги можно хоть самолетом воду возить! – восклицает белозубый красавец Мохаммед. Сам он не местный: как и большинство мужчин, работающих в Шарм-эль-Шейхе (женщины дома сидят), он приехал на эту «комсомольскую стройку» из Каира. Сравнение с комсомольской стройкой оправдано: дивной красоты отели растут на прибрежной полосе с фантастической быстротой, а строители, гиды, официанты, уборщики, водители, повара и т.д. и т.п. – все, как на подбор, молодые энтузиасты, приехавшие с «материка» за «длинным рублём». Местные же бедуины, по слухам, новую власть не жалуют и очень бы не против снова перейти под юрисдикцию Израиля. Ну, а пока промышляют, чем могут. Например, собирают в пустыне шарообразные камни песочного цвета и раскалывают, как орехи. Внутри камня – полость, выстеленная блестящими кристаллами. «Горный хрусталь!» - по-русски рекламируют свои «дары леса» предприимчивые бедуины. Обладая определённой долей воображения, совсем нетрудно представить себе, как (миллионы лет назад!) из недр земли вытекала раскалённая лава, плюясь такими вот капельками, и те, остывая в полете, обретали твердую скорлупу; на сколе видно, как она нарастала, подобно годовым кольцам деревьев, а самая ценная фракция уже не торопясь кристаллизовалась в образовавшейся согласно законам физики пустоте… Теперь эти брызги древней лавы уходят и по доллару, и по два, и по три за штучку, а особо крупные и красивые – гораздо дороже.
- А каков возраст этих гор? – спрашиваю у гида, но он не понимает вопроса.
- Ну, когда они возникли? – уточняю я. Он смотрит на меня с недоверием – правда столь глупа или прикидывается? – но всё же отвечает:
- Тогда, когда Аллах создал мир…
С тех пор и стоят, почти не тронутые временем. Когда разглядываешь их кромку на закате, становится понятно, почему у арабских букв именно такие очертания. В наших краях таких контуров у гор не бывает. Их размывает дождь, оплетают корни растений, покрывают будущей почвой отмирающие растения… Здесь же ничего такого не происходит. Единственный фактор воздействия – ветер. Но зато отдельные скалы он так ювелирно обработал за миллионы лет, что теперь они похожи на покрытые резьбой индуистские храмы.
Глядя на эту безжизненную пустыню, просто невозможно представить её зазеленевшей; однако такое случается, когда (обычно это происходит зимой) с неба проливается дождь (в количестве около 60 мм в год, это примерно десятая часть от нормы Подмосковья). Вода заполняет собой сухие русла рек – вади, оживляет оазисы, пополняет колодцы. Но этот праздник недолог, и скоро единственными зелёными пятнами на буром фоне остаются деревья санта с крепким жилистым стволом и густой мелколистной кроной (это дерево никакого отношения к Санта Клаусу не имеет, и слово «санта» не означает по-арабски ничего, кроме названия этого дерева). Из животных здесь можно увидеть верблюдов и коз, домашних, естественно, да еще облезлых грустных собак. Чем они, да и их хозяева, здесь питаются – жителю средней полосы не понять. А ведь есть ещё и дикие животные – лисы, гиены, газели, а также, само собой, грызуны, птицы, змеи, ящерицы. При всей кажущейся малопригодности синайской пустыни для хозяйственного использования, дикая природа и здесь нуждается в защите. На Синайском полуострове созданы национальные парки, самый известный среди которых – Рас Мохаммед. Но не будем кривить душой – в Рас Мохаммед едут не ради лис и газелей. А ради чего?
Ради кораллов, конечно же, кораллов и живности, на них обитающей. Ведь давно подмечено: чем скупее природа на берегу, тем щедрее она под водой…
Со спутника южная оконечность Синайского полуострова выглядит так, словно северо-западный ветер намел с полуострова огромную подводную косу. Но это не песок, это громады коралловых рифов, разноцветные пастбища разноцветных причудливых рыб.
Кстати, мы выбирали маршрут своей поездки по Гуглу, и недоумевали, почему же в Шарм-эль-Шейхе, знаменитом именно своими кораллами, берег обрывается в море так резко, будто его ножом срезали? Где же тут помещаются кораллы? Но, поверив туроператорам больше, чем собственным глазам, все же поехали в Шарм. Тут и стало понятно: то, что со спутника кажется берегом, на самом деле полоса мелководья, под которым – поверхность гигантского кораллового рифа, тянущегося вдоль всего Акабского залива от Рас Мохаммеда до Эйлата… Риф обрывается в море отвесной стеной, под которой не видно дна, только бесконечная синева, напоминающая небесную. Да и немудрено: Акабский залив (северная часть рифта, протянувшегося до самой Кении) имеет глубину более 1800 метров… Но, чтобы взглянуть в эту синеву, пестрящую мириадами маленьких красных рыбок Фридмана (которых любой русский аквариумист сразу назовет меченосцами) и почти таких же маленьких черно-белых помацентров-хромисов (а этих окрестим «треугольничками»), чтобы войти в стайку резвых полосатых дасциллусов (барбусята!), которые роятся у самых рук, но до прикосновения все время чудесным образом остается полсантиметра; чтобы зависнуть над разноцветными коралловыми лугами вместе с расписными зебросомами, косторогами, скарами и гаруппами, рыбами-попугаями, рыбами-бабочками, рыбами-ангелами, рыбами-белками, рыбами-ласточками (о, почему я не могу взять с собой под воду атлас-определитель!), короче, чтобы очутиться в этом раю, где не существует ни времени, ни силы земного притяжения…
Для этого нужно сначала пройти над всей поверхностью рифа по деревянному мостику-пирсу, в конце его надеть ласты и маску и спуститься в воду по вертикальной пятиметровой «пожарной» лестнице. Увы! В Шарме нет пляжа в нашем понимании этого слова. Ходить по поверхности рифа строго воспрещается. Спуск – только с лестницы. Заплывать в открытое море – запрещается. Плыть по течению - запрещается (направление течения – всегда вдоль рифа, а вот вправо или влево – зависит от ветра). Если кто-то нарушает правила, с мостика раздается оглушительный свисток. Проигнорировать арабов-спасателей не получается: если кто-то не внемлет свисткам, то эти юные дети пустыни (которые плавают стилем «Ихтиандр отдыхает») прямо в одежде прыгают в воду и вежливо доставляют нарушителя обратно к лесенке. Про права человека, в том числе про его священное право утонуть в море, если он сам того хочет, в этой дикой мусульманской стране, похоже, никогда не слыхали.
Как для всякого нормального русского, сильнейшим раздражителем для меня является слово «запрещено». Свистки, вопреки законам физики проникающие под слой воды, доводили до истерики… до тех пор, покуда я не сообразила, что, хотя плыть по течению нельзя, но против течения-то можно! Причем так далеко, как ты сам этого хочешь. Обычно – с километр, до следующего пирса. После этого открытия арабы со свистками перестали меня интересовать.
Я и не знала, что изогнутые «губы» вросших в риф моллюсков тридакны («убийцы ныряльщиков») бывают двух цветов – или ярко салатового, или ослепительно аквамаринового. Я и не знала, что кораллы такие разные: одни как шляпки гигантских трутовиков, другие – как шары, третьи – как цветная капуста, четвертые – как гофрированная бумага, пятые - как ветки в инее… Что они розовые, салатовые, бежевые, снежные, рыжие… Что коралловые рыбки такие мирные и доверчивые, пасутся рядом друг с другом, не проявляя ни страха, ни агрессии, и меня, видимо, принимают за такую же рыбку, ничем принципиально от них не отличающуюся… Я не знала (хотя регулярно смотрю передачи про подводный мир) что невероятные расцветки и формы этих рыб ни с какой стороны не укладываются в теорию Дарвина. Ну, зачем, например, природе понадобилось нацепить поперек туловища рыбке (отсутствующей в определителе) точное подобие детских наручных часов!
Наплававшись до покалывания в пальцах (видимо, нарушение кровообращения за счет непривычного распределения силы тяжести) я возвращаюсь на берег и бреду вдоль мелководья. Здесь тоже немало интересного: то белая цапля ходит по отливу; то черномохнатые морские звезды-офиуры высунули из норок свои щупальца; то выглянула – розовая лента со злобной мордочкой на конце – песчаная мурена, уменьшенная копия своей черной трехметровой глубоководной родственницы; то стайка рыбок играет в мелкой лагунке – а попробуй подойти, бросятся в подводные коралловые коридорчики и моментально выплывут уже в соседней лагунке. Впрочем, их можно прикормить хлебом, тогда они вьются у самых ног.
Возникает крамольная мысль – а что, если уйти с обитаемой территории берега туда, где отели недостроены? Уж там-то мне никто не помешает пошастать по мелководью, войти в раскат волны…
Не тут-то было. Из-за камня поднимается знакомая фигура юного араба со свистком. Он вежливо, но твердо предлагает мне вернуться на территорию отеля…
- Почему? Вай? Пуркуа? - восклицаю я.
- Вы можете пораниться о кораллы - объясняет он жестами. На заявления о том, что «мои царапины – мои проблемы» страж изображает полное непонимание русского языка.
Иду обратно. Да ладно, парень, я не обижаюсь. Я же понимаю, что вовсе не меня ты охраняешь от царапин, а кораллы – от меня, и это правильно. По ним действительно нельзя ходить, а там, где они живые, нельзя трогать руками – кожный жир запечатывает устьица, в которых живут полипы – микроскопические строители огромных рифов, и кораллы погибают. Я не видела этих пушистых цветных полипов – они высовываются из норок-устьиц ночью, и тогда коралл становится еще красивее – но знаю, что они тут: ведь только живой коралл такой разноцветный, а погибший похож на известняк. А не станет кораллов – кому и на что без них будет нужен этот рыжий глинистый берег? Так что, если разобраться, ты, парень, на своем секретном посту за камнем охраняешь Родину.
Как светится вода в Красном море, когда по ней плывёшь, я тоже не узнала: купаться ночью строжайше запрещено. На вопрос «почему» русскоговорящая девушка-портье сделала страшные глаза и сказала:
- Ночью к берегу приплывают дикие рыбы…
Одну такую мы видели с пирса. Большой силуэт, более темный, чем вода, скользил вдоль стены рифа, и оказаться в воде в эту минуту в воде не возникало никакого желания…А вот смотреть с пирса сквозь воду хотелось до бесконечности. Многие из моих дневных знакомцев, оказывается, умеют светиться, и когда они забиваются на ночь в свои норки-коридорчики в толще кораллов, сквозь коралловые веточки и сквозь накатывающую волну, как сквозь шторы сказочной спальни, проникает наружу уютный зелено-голубой свет… Это по их душу приплывают сюда из глубины «дикие рыбы», и, хотя диким рыбам тоже надо что-то кушать, мне очень хотелось, чтобы они сегодня никого не поймали…
Так много было увидено за несколько дней в море напротив отеля, что морская экскурсия в Рас Мохаммед уже не стала большим потрясением. Хотя, конечно, трудно придумать занятие лучше, чем смотреть с воды на синий скалистый берег, а потом уйти с аквалангом под воду, которая здесь ещё чище, а кораллы - ещё красивее; плыть над лесами морского дна и получать нежданные подарки судьбы, когда в синей глубине под тобой важно проплывет двухметровая рыба-наполеон, или пролетит, махая лапами, как крыльями, морская черепаха…
… Как же трудно выйти в последний раз из воды, поехать в аэропорт и улететь в Москву, где тебе предстоит день за днём сидеть в офисе. Но ты подбадриваешь себя магической фразой: ну, ничего, Бог даст, не в последний раз!
фотки см http://foto.mail.ru/mail/sheveleva-o/40