Я иду по коридору. Это длинный общежитский коридор второго этажа. Я здесь живу.
Света нет, в моих руках керосиновая лампа. Свет дают редко и ненадолго. Отопления не бывает никогда.
В обоих концах коридора застеклённые и зарешёченные двери. Летом двери открывают и по этажу гуляет ветер.
Коридор начинается кухней. Кухонные плиты давно не работают. В комнаты проведены дополнительные линии, и, когда дают свет, все готовят у себя. Линии проводили молокане, бородатые русские мужики, и поэтому плитки так и называют – «молоканками».
На кухне стоят стол, стулья и печка. Здесь играют в карты и греются. Чаще всего тут собираются мужчины, а в их отсутствие – дети и молодёжь. Печку топят дровами.
Я прохожу мимо дверей соседей. Здесь живёт со своими родителями крохотная Янка. Янка болтливая и забавная. Она любимица этажа, но у меня особого интереса не вызывает: за улыбкой её матери чувствуется холод, это мешает воспринимать ребёнка.
Мне больше по душе улыбчивая смуглая Зара. Она приезжает к бабушке и дедушке из Тюмени. Её настоящее имя Зарифа. Она наполовину азербайджанка, и родственники это не афишируют.
В этой комнате живут три пожилые женщины: Женя, её мать и их русская невестка Елена Андреевна. Елена Андреевна бывает тут нечасто, большую часть времени она проводит у дочери. Женина дочь далеко и о матери почти не вспоминает. У Жени плохая память, она никак не может запомнить соседей. Женина мать от старости усохшая и согнувшаяся.
Марина работает врачом «Скорой». Она на десять лет старше меня и воспринимает меня всерьёз. Рядом с Мариной живут отец и дочь. В Баку они работали учителями.
Рядом с нашей комнатой щит. Когда дают свет, все одновременно включают «молоканки», телевизоры, обогревательные приборы... Зачастую щит не выдерживает нагрузки и с грохотом вырубается, погружая этаж раньше времени в темноту.
Через стенку от нас живёт Жора. Он музыкант и играет на свадьбах. К нему приходят друзья, и они репетируют. Скоро Жора уедет в Москву, и в его комнате поселится со своей большой семьёй баба Зина – суровая, властная и очень отзывчивая женщина.
В следующей комнате живут Карина и Артур. Они портные и пришли в своё дело из другой профессии. Через пару лет Карина привезёт в общежитие племянницу Олесю. Пока Олеська совсем маленькая, учится говорить и живёт с мамой где-то на окраине Еревана. Мама ещё жива и не попала под поезд на Украине.
На этаже у меня есть тёзки: хрупкая и нервная Кристина, мать Мишки-школьника, и маленькая, непослушная и страшно любопытная Кристинка. Кристину очень раздражает её муж, высокий, видный Эдик. Он с удовольствием лежит целыми днями на диване и читает, а по вечерам выходит в коридор и пересказывает прочитанное, или, усевшись на корточки в окружении ещё неслуживших мальчишек, рассказывает им о своей жизни в воюющем Карабахе. Эдик был в Карабахе две недели, рассказы же длятся несколько месяцев.
Часто по вечерам в конце коридора у дверей стоят и разговаривают Алик и Саша. Оба чуть старше меня. Саша высокий, худощавый и прыщеватый. Мы недолюбливаем друг друга и давно не разговариваем. Алик невысок, симпатичен, франтоват и хитёр. По профессии он повар, но дома никогда не готовит. Обычно этим занимается его бабушка, баба Зоя. Баба Зоя много лет проработала в бакинской тюрьме, обладает смачным при необходимости языком и задаёт тон в общежитских разборках.
На нашем этаже много тепла и смеха. У нас помогают друг другу, ссорятся-мирятся, интригуют, коллективно смотрят «Санту-Барбару», дают прозвища и пародируют.
Кое-кто из моих соседей знал друг друга ещё в Баку. Я никого не знала, и мне странно при мысли, что все эти люди жили рядом со мной.
На этаже я не из самых разговорчивых, но это не мешает мне смотреть и слушать, ведь я попала в кино. Эту «плёнку» я буду прокручивать и годы спустя.
Стены коридора выкрашены в светло-зелёный цвет, этаж регулярно убирают. Когда я бываю на верхних этажах, меня поражает отталкивающая бесприютность коридора, стен, цементного пола, недействующей кухни. Я подозреваю, что наш этаж на посторонних оставляет такое же впечатление.
Зимы стоят снежные и морозные. Комнаты непрерывно отапливаются керосинками. Керосинки работают на керосине и солярке, от которой режет глаза. Стены и потолки комнат закопчённые, а на мебели оседает сажа.
Мне здесь хорошо. Здесь мой дом, мои родители, мои соседи – несколько десятков семей бакинских армян, живущих на трёх этажах студенческого общежития. Я не скучаю по дому – оставленной квартире, мне только не хватает людей, среди которых я росла.
Многих из моих общежитских соседей впереди ждут новые дороги, общежития, съёмные квартиры, города и страны.
Пока мы все рядом – дома, в Ереване, в общежитии. Вокруг наша родина – Армения, непривычная и незнакомая, мёрзнущая, неосвещённая, стоящая в керосиновых очередях и воюющая, хоронящая молодых... Армения начала 90-х.
Дают свет, из комнат слышны радостные вопли. Я тушу лампу и захожу к себе.