День клонится к вечеру, мороз около двадцати и легкий снежок за окном. Парень с девушкой, сидевшие напротив, нежно прощаются. Она миниатюрная шатенка лет двадцати пяти, стройная, в обтягивающей кофточке и джинсах, целует его, вставая на цыпочки, чтобы обнять за шею.
- Я буду скучать, любимый.
- Я тоже, солнышко, возвращайся быстрее.
Ничем не примечательный парень в кожаной куртке, чуть старше ее, коротко стрижен, простое русское лицо, среднего роста, средней комплекции. Отворачивается на перроне от ветра, машет уходящему поезду рукой.
«Есть же в жизни любовь!», - от этой мысли становится тепло на душе. Выхожу в коридор, Псков медленно уплывает назад, уходят в прошлое его оранжевые фонари, заметенные снегом улицы, кое-где в многоэтажках зажигаются окна. Проводница в синей форме идет по узкому коридору с мешком постельного белья.
В пустом вагоне – ресторане из еды только заветренные горячие бутерброды, разогреваемые в микроволновке. Весь персонал состоит из заведующей, полной пожилой женщины, она же официантка, она же кассир. Пиво, чипсы, шоколад в ассортименте.
Сажусь по ходу поезда, сдвигаю штору на окне. Заметенные снегом перелески, тонущие в наступающей темноте белые поля, далекие деревушки. Поезд замедляет ход, маленькая станция, на кирпичном фасаде «Морино», несколько тусклых фонарей, двухминутная стоянка и несколько новых пассажиров быстро заносят вещи в плацкартный вагон.
Смотрю в окно, иногда отпивая глоточек горечи из бокала. Мне хорошо сидеть здесь, зная, что скоро укроюсь белой простынью на верхней полке в теплом купе с мягким светом. Иду в тамбур, холодно, сугробик на полу и на ручке стоп-крана – намело через щели. Открывается межвагонная дверь, стук колес громче. Проходит полноватый мужичок лет пятидесяти с заметной лысиной и масляными губами на круглом лице, за ним моя соседка. Щелчок зажигалки, прикладываю ладонь к морозным цветам на окне, умирая, они стекают хрустальными слезами, вновь замерзая на холодном стекле.
Возвращаюсь. Заведующая скучает за стойкой, два парня приходят с другого конца состава, садятся через проход от меня. Пять минут – на их столике запотевший графинчик, неприглянувшиеся мне бутерброды на закуску. Обрывки фраз, смешки сзади, там соседка с мужичком, случайно оборачиваюсь. С улыбкой гладит протянутые ему руки, рассказывая, очевидно, очередной анекдот. За минуту допиваю пиво, расплачиваюсь и иду в купе.
Пусть тебе приснится
Пальма де Майорка,
В Каннах или в Ницце ласковый прибой,
Или в Подмосковье роща вдоль пригорка…
Выключаю радио. Нет, пусть не снится, пусть не снится больше никогда. Слишком часто мое счастье и душевный покой зависели от других, мне не хочется, чтобы так было дальше. Я оставляю сентиментальным барышням любовную дрожь. Разве мала Россия, или бесплодны мои начинания? Рождается веселая злость – отныне я стану жить легко, вот как моя соседка. Я не о ****стве, конечно. Нет. Но случись такая ситуация еще раз – легко уходить, легко отпускать. Всего и нужно-то цинизма побольше и никого не любить.
А где-то в глубине души хочет вновь развернуться жалкий, не способный трезво мыслить, столько боли принесший. Какой-то дрожащий, ищущий ласки и нежности, слабый и маленький. Ему не надо денег и успеха, он напрочь лишен деловой хватки, не имеет представлений о радости от достигнутого. Ему как воздух нужны май и любовная лирика, волшебство первых встреч и немое признание в ее глазах. Красные слезы рябин, и легкий смех листьев березки.
Как примирить мне двух близнецов в душе? Они меня в разные стороны тянут. Разве могут у одного человека быть прямо противоположные желания в один и тот же момент? Вагон немного качает, на столе позвякивает ложка в стакане. Мне хочется спокойно заснуть с приятными мыслями, забыть про внутренний антагонизм. Стараюсь сосредоточиться на домашних куриных яйцах. Стук. Разламываешь пальцами скорлупку. Стук. Бесцветные сопли белка постепенно наполняют стакан. А в другом один к одному оранжевые желточки, так приятно, выливая из скорлупы, не порвать их тонкую пленочку. Кладешь на язык нежную прохладу, перекатываешь во рту, наконец он растекается, свежий, немного вязкий.
Разбудила меня открывающаяся дверь. Соседка вернулась. Кладет на стол большую шоколадку, укрывается простыней. Я вижу ее лицо, она сразу закрывает глаза, пару минут укладывается поудобнее. В мою слабую на лица память надолго запала ее улыбка. Она думала о приятно проведенном вечере и улыбалась в полусне.
Выхожу, тихонько прикрывая дверь. За окном равномерная тьма, прислоняюсь лбом к стеклянной прохладе. Что чувствует девушка, разрывая конверт с письмом от солдата, которого она не дождалась и вытаскивая оттуда белый лист с грязным отпечатком подошвы и парой слов внизу? Что чувствует женатый молодой человек, когда... Господи! Ты будешь судить нас.
И строже чем за блуд – за эту мечтательную полуулыбку.