(история одного портрета)
И в самой дальней буду ль стороне – я не забуду.
Ты – наяву со мной, ты и во сне, со мной повсюду…
Плохи слова мои ли, хороши, не безупречны,
Но в обиталище твоей Души – увяз навечно.
Жить долго, не ругаясь, не греша – мы не клянемся.
Твоя Душа – всегда моя Душа,
Соприкоснемся…
Странно, но как раз накануне нашего знакомства я просматривал репродукции великих мастеров прошлого…
Тот день, как назло, не заладился с самого утра. Неприятности по службе, преследовавшие меня уже который день, да душа вся в размоинах, да в придачу - чуть не сбил какого-то зазевавшегося алкаша, что как-то внезапно вывалился на проезжую часть из толпы возле пивнухи, где тусовались «человек двадцать людей». Кой черт меня дернул употребить здесь плеоназм? Но ведь алкаши – тоже люди…
Упавший перед самым бампером авто, косматый бедолага сумел уберечь в грязных руках драгоценную поллитровку, хотя стоило это ему еще одной «буромалиновой» царапины на его небритом фейсе. Счастливый от того, что заветная вспузырившаяся емкость не пострадала, он, уже не обращая никакого внимания на мой трехэтажный сленг, ковыляя, убрался восвояси.
Меж серых пятиэтажек в проулке, где колдобина «сидит» на колдобине, ты внезапно возникла в обзоре ветрового стекла моей машины и, очевидно, торопясь, просто тормознула случайное авто. Но как грациозно ты это сделала! Трудно было не обратить внимание на красивую молодую женщину в темном кожаном пальто, что лишь подчеркивало достоинства фигуры. Несмотря на небольшую скорость, я попытался элегантно притормозить, чтобы как раз остановиться напротив тебя, но мой авто тяжелым першероном, задев «вкопавшимися» в асфальт протекторами придорожную пыль, лишь неуклюже качнулся в странном поклоне, да еще поднял пылевую завесу.
Н-да-а-а, с пафосом не получилось…
- К центру не подбросите? – озабочено спросила ты, ворвавшись в мое обоняние ароматом Opium от Yves Saint Laurent…
- Да, да! Садитесь….пожалуйста, - опешил я, развернувшись всем корпусом, чтобы как можно быстрее открыть пред тобою заднюю дверцу авто.
Вместе с тобой в салон моей машины, в котором до сих пор пребывала скука, да витали в атмосфере удушливые нотки прокуренности отнюдь не благородным мужичьим табаком, бешено ворвался пьянящий аромат красивой женщины. Необыкновенная женщина! Необыкновенный аромат!
«Грация пантеры и гипнотический взгляд. Суета - не ее стиль. Это женщина Востока, к ней нужен тонкий подход. Она всегда добивается своего. Ее нельзя не желать. Она - роскошная соблазнительница. Каждая деталь ее гардероба, каждая черта ее внешности, движение тела, интонация голоса - всё в ней звучит как призыв…»
На твоем элегантном головном уборе тенью покоилась темная прозрачная voile. Но почему на улице не девятнадцатый век, «чь-ерт побь-ери»?! - пронеслось в моей голове. Признаюсь честно, меня в тот миг немного «повело». Лихорадочно искал уместный повод к разговору, но, как назло, не находил нужных слов, на ум приходила всякая чушь, которую не решался даже «промычать» в обществе такой женщины. «Чушь» недовольно визжала и рвалась наружу, распирая мою грохочущую от сердцебиения грудь. Никак не мог сообразить, кого же ты мне напоминаешь? Ах, ну да – сошедшая мадонна с той самой мозаики великого Пьеро делла Франчески… Не помню название. Красивая женщина в дорогих украшениях, изображение profile на пленэре… Впрочем, какой пленэр? Скорее - там фон некоей каменной кладки, похоже - стены замка… в ореоле каких-то плетенных из лозы кружев. В изящно изогнутой левой руке веточки зеленых побегов с резными зубчатыми краями листьев… Гордая осанка, взгляд загадочно опущен, красивая шейка, на которую небрежно спадают светлые мягкие локоны, платье - а-ля корсет, с высоко расположенным широким кожаным поясом…
Видимо от спешки, на твоих щеках рдел румянец и, обратив внимание, на мой взгляд, отразившийся в зеркале заднего обзора, ты аналогично с героиней полотна, стесняясь, опустила свои глаза, цвета молодых листьев орешника и словно проверяя свое какое-то предположение, затем смело бросила взгляд в отражение моих очей… еще раз.
До самого указанного тобою адреса, я не решался попросить у тебя номер телефона. Мы говорили практически ни о чем. Лишь однажды в контексте разговора я попытался выяснить твое социальное положение и, несказанно был разочарован, когда ты поведала мне, что твой муж – замечательный человек. Впрочем, моя жена и мои дочери тоже не заслуживают неприятного отзыва…
Некоторое время я наблюдал за твоею походкой, когда ты, протянув мне купюру за проезд, немного смущаясь, сказала «спасибо» в ответ на мой отказ взять деньги и поспешно направилась по своим делам. Мною овладели тоска и отчаяние, предчувствие, что я тебя теряю. Мне хотелось кричать… Нет! Сорвавшись с места, рвануть к тебе, преградить тебе путь, пасть на колени, бросить к твоим ногам все! Представляю, как бы все выглядело в твоих глазах. В лучшем случае ты бы удивленно произнесла: «Капитан, что с вами? Пожалуйста, встаньте! Что вы делаете??? Я маму позову!» Последняя реплика – конечно же шутка, но кто знает… В общем, театра не последовало.
Я рванул с места, вложив все отчаяние в «задетонировавший» движок, снова окунулся в постылую реальность и на целых две недели расстался с тобой. На целых две недели! Почти ежедневно, чего бы мне это не стоило, в означенное время я совершал несколько кругов относительно того места, где ты села в мою машину. На сидении справа от меня лежал первый дежурный свежий букет цветов. Уже после я узнаю, что любимый твой цветок – белая роза. Две недели меня терзало отчаяние, что уже не встречу тебя, что не судьба.
И вот, о, чудо! Ты, опять куда-то торопясь, на сей раз тормознула такси. Я это увидел еще издалека. Бешено надавив на акселератор, я просигналил хрипящим «клаксоном», который лишь изредка срабатывал – почерневший контакт некогда было зачистить, да затянуть. Но в тот момент он меня не подвел, ты все-таки меня заметила! Извинившись перед водителем такси, слегка улыбаясь, ты подождала, когда мой «грохочущий танк» припаркуется рядом с тобой…
Почти ежедневно я нагло «нырял» в чужие палисадники, или общественные клумбы с колючими кустами роз и в спешке, раздирая ладони, ломал длинные кусачие побеги с дурманящим ароматом белых бутонов. Картина эта, видимо могла вызвать странные предположения у наблюдавших, главным образом, вездесущих старушек-болтушек, что греют свои морщинистые носики на осеннем солнышке, сидя на скамейках у подъездов, либо в скверах. Я уже не обращал никакого внимания на их шипение и почти на срывающийся крик: «Люди! Поглядите на этого вора и безбожника капитана!..» В военном городке, где я служил, возле солдатского клуба на клумбе благоухали шикарные белые бутоны. До самой глубокой осени колючие кусты роз стали предметом моего ревностного внимания к тем, кто их срезал. Зато результатом мох «ныряний» были ежедневные букеты, которые я приносил к тебе на свидание.
Помнишь день моего рождения? Первый, когда ты меня поздравила. Радио в салоне авто передавало какой-то легкий ноктюрн, в атмосферу нашего праздника вплетался запах коньяка, черного шоколада и пористой оранжевой кожуры апельсин. Я, в благодарность за твои тосты, вместе с тобой беспечно "лакал" маленькими порциями «дубящий» напиток, не думая о том, как мы поедем обратно. Ехать «обратно» не хотелось. Хотелось быть вот так рядом с тобою всегда… Целовать твои влажные губы с капельками апельсинового сока, вдыхать аромат твоих светлых локонов и слушать, и слушать тебя…
Я попросил своего знакомого художника Юстиниана написать твой портрет с репродукции великого итальянца, сунув ему в руки выдранный из «Огонька» атласный листок.
Талантливый, но бедный художник жил тогда в каких-то трущобах, квартируя у неких алкашей. Кисти, да темноволосая красавица жена, очень похожая на известную актрису Самохину – вот все, что было у Юстика. Он неустанно «размалевывал» вычурные резные столешницы, скооперировавшись с моим знакомым, который был столяром от Бога. Коронную надпись: «Когда молдаванин танцует – земля дрожит» на румынском языке, он выводил на фоне танцующей в национальной молдавской одежде пары и сочных аппетитных виноградных кистей в обрамлении гибкой лозы. За несколько дней они «ваяли» шикарный чайный столик, да два элегантных табурета, но за эти шедевры они получали сущие гроши.
- На кой он тебе? – удивился Юстик.
- Не спрашивай! Сможешь изобразить в виде портрета на полотне размером надцать на ять? – упрямо давил я ему на «мозоль».
Когда спустя некоторое время полотно было готово и он лично принес его к нам, удивлению мастера не было предела. Ведь он, как никто, после меня, конечно, знал все подробности твоего профиля. Ошарашенный при знакомстве с тобой, он крепко держал портрет в своих руках и не отпускал, находясь в растерянности, несмотря на мои усилия вырвать из его рук созданный им «шедевр».
- Закрой рот, мастер! Ты уже свою миссию выполнил… - шутя, пытался я привести его в чувство.
- Не м-может быть! – заикаясь, прошептал Юстик, все еще не отрывая глаз от тебя.
Ты пребывала в неловком смущении и удивлении одновременно, взглянув на подарок. Знак вопроса еще долго изгибался в твоих больших глазах, пока я не предъявил тебе и репродукцию с остатками надписи: «Пьеро… 1485 год». На полотне предельно точно был изображен портрет из репродукции мозаики великого мастера эпохи Раннего Возрождения, который одновременно являлся и твоим необычным портретом. Внизу красовался вычурный вензель «Юстиниан.199…г.»