Эпизод 21. Ростки духа

Элоиза
  «Врачи и особенно психиатры давно уже уделяют внимание близости религиозных и половых чувств; психиатры, больше чем кто-либо другой, смогли установить связь этих феноменов».
П. Б. Ганнушкин.  «Сладострастие, жестокость и религия».


  «…Новые ростки духа нередко заявляют о себе поначалу стремительным наплывом сексуального либидо или инстинктивными импульсами и только позднее получают развитие в ином плане».
М.-Л. фон Франц. «Избавление от колдовства в волшебных сказках».


Обращение к читателям, впервые заглянувшим в мои креативы.
Данный «эпизод» является главой книги, именуемой «Несколько эпизодов из жизни людей и демонов». Описываемая ситуация будет более объяснима в контексте всей книги. Все предыдущие главы размещены на моей странице на сайте. 



  «…- Явилась! – прогремел голос Фламмеля в прихожей. Уже стемнело. Света он не зажигал. Но выскочил навстречу, загодя почуяв моё приближение.
  Меня откровенно удивила столь торжественная встреча.
  - Никола, как мило, я даже не ожидала, что ты заметишь мой приход!
  - Твой приход?! Да я уже три часа места себе не нахожу! Уже темно, освещение на улицах отвратительное, в городе полно бандитов…
  - Я знаю, Ник, - покровительственно улыбнулась я. – Я с ними немного знакома.
  - Вот именно – НЕМНОГО! Ты сейчас даже отбиться не сможешь. Забыла, что ли, о своём положении?
  - Спасибо, конечно, за заботу. Но, по-моему, не стоит так за меня переживать. Я вполне взрослая, самостоятельная чертовка, и я имею право…
  - Трепать мои нервы?! – провозгласил Фламмель патетически.
  - Да какая муха тебя укусила? – я начала раздражаться. – Дай лучше эликсирчику. Что-то устала я нынче…
  - Ты много пьёшь, - изрёк Фламмель скорбно.
  - Вот давай не будем, а? У меня был тяжёлый день. Мне нужно расслабиться.
  - У тебя появился мужчина?
  Ох, до чего мне этот наш разговор что-то напомнил. Что-то такое совсем недавнее, из моей прошлой жизни. Если считать прошлой жизнью период земного пребывания до экзорцизма.
Пришлось идти на уступки. Нам обоим.
  - Дай выпить, и я отвечу на все твои вопросы, - пообещала я. – И ещё это, колбасы – той, знаешь, копчёненькой…
  - Нету колбасы, - угрюмо сообщил Фламмель, пока мы поднимались по лестнице.
  - Да её же целая палка была. Куда дел?
  - Съел.
  - Всю? Один?!
  - Да. От нервов.
  - Тебе же плохо будет!
  - Мне уже плохо.
  Фламмель молча выставил на стол склянку с напитком, рюмку и экзотический южный фрукт лимон, порезанный ломтиками. Я залпом залила в себя граммов пятьдесят эликсира. Самогонка, конечно, по сути, но исключительно качественная. Исключительно!
  Знакомый жидкий огонёк стёк по пищеводу в желудок. Сразу стало спокойнее. Я развалилась в любимом фламмелевом кресле. Сам Никола облокотился о каминную полку.
  - Ну? – нетерпеливо вопросил он.
  - А? – наивно моргнула я.
  - И где же тебя носило?
  - Я была в храме Божьем, милый Никола. В Церкви. И занималась богоугодными делами. Весь день. Как и подобает приличному человеку в вашем обществе.
  - Та-а-ак, - зловеще протянул Фламмель. Он плеснул себе из бутыли добрых полстакана и сделал большой глоток. Забросил в рот кусочек лимона. Сморщился. Выдохнул.
  - А вот тебя там что-то давно не видели, - вставила я, воспользовавшись паузой. – Или ты позабыл о своём христианском долге? Давно ли ты обновлял свою душу, причащаясь к Божией благодати?
  Фламмель поперхнулся лимоном. Некоторое время кашлял. Я взирала на него кротко и участливо.
  - Я даже не спрашиваю, чем таким богоугодным может заниматься чёрт в церкви, - выкашлял Фламмель. – Мне просто интересно, что там вообще можно делать с раннего утра и до девяти вечера?!
  - У благочестивого христианина дел всегда много, - назидательно изрекла я. – Помочь ближнему, поддержать отчаявшегося, утешить страждущего… А чёрт, например, может наставлять грешников об аде. Чтобы они своевременно покаялись и обратились на путь спасения.
  - Ты что там: проповеди читаешь?
  - Да нет, - я скромно потупилась. – Пол мою, окна тоже… Вёдра новые покупаю… Так, по хозяйству…
  - И много тебе за это платят?
  - Я же не из-за денег!
  - А, понятно. Я так и думал.
  - Да что ты думал? Что тебе понятно?! Может, у меня все убеждения сейчас меняются! Может, у меня переоценка всех ценностей происходит! Кризис экзистенциальный! Может, я как раз сейчас, через простой физический труд, через смирение и послушание свой путь к истинной вере нахожу. Расту духовно! Просветляюсь…
  - Путь – к чему?
  - К вере, - я смутилась. И оттого перешла в нападение. – А что, нельзя? Вам, людям, можно в бога верить, а мне – нельзя, потому что я нелюдь? Потому что все демоны, по вашему, человеческому, определению, не способны ни на что хорошее?! Потому что у вас, людей, есть эта мифическая свобода выбора, которой вы так кичитесь, а у нас её - нет? И мы навсегда прикованы ко злу, как рабы к галере? А я не хочу! Я тоже хочу свободу выбора! Я хочу сама выбирать, быть мне доброй или злой! Нести окружающим вред или благо!
  - Покуда ты несёшь окружающим бред, - пробурчал маг.
  Но меня прорвало. Мне необходимо было высказаться, даже рискуя нарваться на непонимание, пренебрежение и откровенное презрение. Наверное, сыграл свою роль и выпитый натощак алкоголь…
  - Кто более жёстко связан узами рока, чем бес? – говорила я. – Кто ещё менее властен над собой, чем чёртово отродье? У человека есть свобода воли: он всю жизнь шарахается между добродетелью и грехом. У ангела – тоже есть свобода воли! Он может выбирать: пасть ему или не пасть. Почернеть и отрастить рога или остаться белым и пушистым. А чёрт? По вашей терминологии, чёрт, или бес, – это уже: падший ангел. А снова подняться, исправиться, восстановить ангельскую чистоту он уже не способен – согласно всей христианской доктрине. Он обязан и обречён творить одно лишь зло, даже если хочет чего-то иного. У него реально нет выбора! А я не люблю, когда у меня нет выбора. Я привыкла считать, что всегда могу выбирать. И если до сей поры у меня не было выбора, то теперь я хочу, чтобы он всё-таки появился. И если для этого в земной жизни надо стать католичкой и верить в бога, я – стану и буду. Буду верить так же горячо и бездумно, как настоящие люди. «Credo quia absurdum est»!
  - Ой-ой-ой! – Фламмель состроил гримасу. – Классиков мы, видите ли, знаем. Тертуллиана цитируем, да и то неправильно… Да во что ты верить-то собралась?
  - Верую во Единого Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли, всех вещей видимых и невидимых. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия Единородного, и родившегося от Отца пред всеми веками. Бога от Бога, Свет от Света. Бога истинного от Бога истинного, рождённого, не сотворённого, Единосущного с Отцом, - бодренько выдала я начало Никейского Символа Веры.
  Фламмель сдавленно хрюкнул, подавив смешок.
  - Извини, конечно, - он попытался говорить серьёзно, утерев рукавом невольные слёзы. – Извини, если я чем-то оскорбляю твои религиозные чувства. Но объясни, пожалуйста: как ТЫ можешь ВЕРИТЬ в Бога?
  - А так же, как и все вы! – в запальчивости заявила я. – «Всем сердцем своим и всем разумением своим». Некоторым атеистам - (я сделала выразительную паузу) – или скептикам – (ещё пауза) – это, конечно, может показаться странным. Некоторые одураченные дьяволом грешники настолько далеко зашли в своём неверии, что даже заходить в церковь не считают нужным. А между тем, без церкви спасение души невозможно!… Но мы, истинные католики…
  Фламмель уже катался по дивану, дрыгая ногами. Хохотал он беззвучно, и со стороны его смех мог сойти за приступ падучей болезни.
  - Слушай, - он с трудом отдышался. – Тебе пора туда, к ним. Штатным проповедником. Деньги будешь загребать лопатой.   
  - Да что ты всё о деньгах, - я опечалилась. – Ужели ты даже мысли не допускаешь, что я говорю искренне.
  - Не-а, - Фламмель потряс головой. – Не допускаю.
  - Но почему? Почему?!
  - Ну, посуди сама. Давай рассуждать логически. Вот ты в ад веришь? В чертей – веришь?
  - А чего в них верить-то? Я сама – чёрт. И проработала в этом Аде предостаточно. Я их всех, как облупленных, знаю.
  - Вот! – Фламмель, по своему обыкновению, поднял палец. – Вот оно, ключевое слово: знаю. «Знаю» и «верю» - не синонимы. А в Бога ты – веришь или точно знаешь, что Он есть?
  Я задумалась. И даже очередные пятьдесят грамм эликсира не разогнали туман в моих мыслях.
  - А вы что, не знаете? – спросила я, чтобы хоть что-то прояснить. – Верите и – не знаете???
  - Не знаем, - развёл руками Фламмель. – Представь себе. Никто из нас никогда Его в жизни не слышал и не видел. Никто из нас прямых директив от Него никогда не получал…
  - А мы получали, - пробормотала я очень тихо.
  - Единственная Его директива человечеству, продиктованная Им лично – это десять заповедей Моисеевых из Ветхого Завета. Всё! Всё остальное – или вещания пророков, или домыслы интересующихся. Христос, приходивший к людям, не записал ни строчки. По крайней мере, об этом нигде не сказано. Даже Евангелия писаны людьми и на основе рассказов, передававшихся из уст в уста человеческие. И через мозги человеческие. А что такое мозги человеческие – ты знаешь…
  Я знала. В мои человеческие мозги как раз поступала очередная доза этилового спирта. Он незаметно, тихой сапой, просочился через гематоэнцефалический барьер и уже оказывал существенное влияние на работу нейронов. Надо бы закусить. Жаль, что Фламмель колбасу слопал…
  - Не пойми меня неправильно, - говорил Фламмель проникновенно. – Я очень уважаю Евангелия. И всё, что связано с именем Христа, Бога-Отца и Духа Святого. И вообще, я католик, как и все нормальные люди. Но я люблю смотреть фактам в глаза. А факты таковы: мы НЕ ЗНАЕМ. Мы ничего о Нём не знаем наверняка. Именно поэтому нам остаётся только верить. Или не верить…
  - Да как же можно верить в то, чего не знаешь?! – изумилась я.
  - Да только в это и можно верить! Иначе – какая же вера?
  - А ты сам? – заглянула я ему в лицо. – Вот ты: маг, алхимик, учёный. Ты – веришь? Или знаешь?
  - А я – так… - Фламмель отвёл глаза. – Изысканиями занимаюсь, по мере сил.
  Ушёл от ответа.
  У меня в голове не укладывалось. Раньше я даже не пыталась себе представить, каково существующее положение вещей. Есть люди, считала я раньше, есть церковь, есть добродетель, есть страсти, есть правильный и неправильный способ прожить земную человеческую жизнь. Об этом писано в разных человеческих книгах, об этом многократно говорили их мудрецы, всё достаточно очевидно. Кто выбирает неправильный путь – тот играет нам на руку, но виноват сам, ибо предупреждали всех. И даже незнание закона, как говорится, не освобождает от ответственности… Именно поэтому и есть мы, мытари, стригущие дань с тех, кто слишком активно попользовался страстями да пороками. И есть наш Департамент по Работе с Людьми, подталкивающий людей к пороку, чтобы мы потом могли собрать маржу побольше. Нам ведь тоже жить на что-то надо. А жить хочется хорошо, с размахом. А у любого размаха должно быть своё материальное обеспечение…
  Так что всё справедливо. Свобода выбора предоставлена. О последствиях проинформированы. Минздрав всех предупредил. Если выбрал грех – плати нам дань. Без обид…
  …А они, оказывается, НЕ ЗНАЮТ. Только верят. Или не верят… Слепые вожди слепых…
  Я поняла, что чего-то недопонимаю в этом мире, только не знаю – чего именно. Я чувствовала, что окончательно запутываюсь.
  - Так что не рассказывай мне байки про свою искреннюю веру, - подытожил Фламмель. – Человеку такая история ещё сошла бы, но только не тебе.
  Чуть позже он вздохнул:
  - Я всё понял. Замуж тебе надо, вот что.
  - Это ещё зачем?!
  - А затем. Чрезмерная религиозная экзальтированность – так же, как и тяга к философствованию, – развивается у здоровых половозрелых женщин на почве хронической половой неудовлетворённости. А то, что ты здоровая, я уже проверял…
  - Да как ты смеешь! Нахал!
  - Не нахал, а учёный, - терпеливо поправил Фламмель. – И говорю тебе, как учёный. Всё давным-давно доказано и подтверждено экспериментально.
  - Да я вообще… Да мне вообще… Вообще, как-нибудь без тебя разберусь со своей личной жизнью! Вот уж где твоё вмешательство на дух не требуется!
  - Ой ли?
  - И не ойкай, и не лезь со своей учёностью. Колбасу лопать ты учёный… У меня, может, всё замечательно, и лучше вообще не бывает. А тебе не понять, потому что ты – сухарь, чурбан бесчувственный…
  Меня, определённо, уже развезло. Но мне нравилось это состояние: словно какие-то внутренние тормоза отключились.
  - Так-так, - Фламмель прицокнул языком. – Я, конечно, давно подозревал нечто подобное. И теперь всё больше убеждаюсь в справедливости своих догадок.
  Я налила себе по новой. Между пятой и шестой перерывчик небольшой…
  - Оставила бы ты отца Готье в покое, - произнёс Фламмель ровным тоном, словно речь шла о чём-то обыденном, банальном, а не о моей Величайшей Тайне на Земле.
  - А при чём тут Виктор? – прикинулась я дурочкой.
  - Я давно предположил, что ты на него запала. Ну вот, он для тебя уже «Виктор»… Нет, не выйдет из тебя шпиона.
  - Какое твоё дело, где я и на кого запала! Я сама выбираю…
  - Натти, - Фламмель глядел на меня добрыми-добрыми глазами, - я забочусь о твоём же благе. Ты сама не понимаешь, куда ты лезешь.
  - Да с чего вдруг ты стал таким заботливым?!
  - А я к тебе привык. Жалко мне тебя. Чуть только ты начинаешь проявлять инициативу – сразу в какую-то ерунду вляпываешься. Вот и сейчас, гляжу: время – десятый час, тебя всё ещё нет… Значит, всё: опять инициативу проявила. Ведь правда же? Я прав?
  - Тебе? Меня?! Жалко?!!! Да кто ты есть передо мной! Жалкий червь! Смертный! Да мы таких, как ты, пачками… Пачками дУши скупали и на склад отправляли…
  - Я не только о тебе забочусь, но и об отце Готье тоже, - продолжал Фламмель, словно бы не слыша моих бессвязных оскорблений. – Он мне симпатичен как человек. Он неплохой человек и хороший священник. Мне будет искренне жаль, если из-за тебя у него начнутся неприятности.
  - Да кто же их ему устроит? Уж не ты ли? Ты что, угрожаешь?!
  - Нат, пошевели своими пьяными мозгами. При чём тут я? Ты что, забыла, кто ты сама? Только что вопила, что я – жалкий смертный. А ты – великий и могучий бессмертный. Твоё вмешательство в судьбу любого человека неизбежно влечёт для оного человека проблемы и неприятности. А ты намертво прицепилась не к кому-нибудь, а к священнику. Который обязан блюсти себя строжайшим образом. Да ещё демонстрировать свою добродетель широкой общественности. Посему, как бы ни стали развиваться ваши отношения, никому из вас они счастья не принесут. Никогда. Априори. Это научный факт.
  - Да пошёл ты со своей наукой! Плевать я на вас с ней хотела!
  - Пойми же: тебе нет места рядом с ним. Никак. Неужели ты до сих пор это не уяснила?
  - Он мне доверяет! Он меня ценит! Он уважает моё мнение! – в отчаянии выкрикивала я.
  Фламмель как-то нехорошо качал головой: то ли скептически, то ли сокрушённо. В его лице качал сейчас головой весь мой здравый смысл, который я столь упорно пыталась отвергать в последние дни. Который напропалую глушила теперь эликсиром.
  - Тебе ведь НЕ ЭТОГО НАДО, верно? – почти ласково произнёс Фламмель. Так разговаривают с больными детьми. Или с безнадёжными сумасшедшими.
  - Да, - сказала я упавшим голосом. – Да. Ты прав. Я сама знаю: мне НЕТ рядом с ним места. Моё место – всегда в отдалении.
  Я вспомнила наш недавний разговор с Виктором на тему заповедей. «Возлюби ближнего, как самого себя», - предлагала я. «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим», - отвечал он. Ну, и то, что я – не ближний, тоже было обговорено. Наверное, он так же любит своего бога, как я – его самого. Или как я только думаю, что люблю его, потому что, может быть, на самом деле его любовь и моя любовь – совсем разного свойства.
  Возможно, Фламмель прав насчёт того, что мои экзальтированные чувства обусловлены всего лишь отсутствием регулярной половой жизни. И если бы я завела себе достаточно темпераментного любовника – любого, - то давно бы уже стала весёлой и счастливой, утратив потребность в псевдо-духовных изысканиях. Ох уж эти мне учёные, на всё-то у них есть ответы. И сколь ни спорь с ними, всё равно в итоге убеждаешься в их правоте.
  Наверное, с этим ничего не поделать: я люблю Виктора в силу телесных половых инстинктов, каковые принимаю за жажду не только физической, но и душевной близости, а Виктор любит Бога «всем сердцем, и всей душою, и всем разумением». И, конечно, там, где живёт такая великая, возвышенная, духовная любовь (которую я не способна постичь в силу собственной низменности), мне, с моими жалкими влечениями, вообще делать нечего. Я, получается, «третий лишний».
  - Я, получается, «третий лишний», - сказала я вслух.
  Фламмель сочувственно покивал:
  - Значит, ты тоже заметила… Хорошо, что у тебя хватило ума вовремя понять…
  - Да, я заметила. Я всё заметила!
  - Да, прихотливы судьбы человеческие… Лучше не вмешиваться в их дела, особенно там, где кипят эмоции. Хоть и ощущаешь себя порой на обочине жизни, но так гораздо спокойнее… А знаешь, я убеждён, что они оба до сих пор не отдают себе отчёт, - Фламмель как-то странно, мечтательно заулыбался. – Вот нам с тобой всё уже очевидно, а они оба даже не подозревают. Забавно наблюдать со стороны. Это так романтично… Я обязательно когда-нибудь напишу об этом хорошую книгу… Ах, молодость, молодость… Помнится, и я в студенческие годы переживал нечто подобное…
  Даже состояние алкогольного опьянения – средней степени тяжести, не меньше – не помешало мне насторожиться. То ли Фламмель тоже захмелел и болтает ерунду, а то ли он знает нечто, не известное покуда мне.
  - Я порой люблю понаблюдать за людьми, - разглагольствовал маг. -  У них вся жизнь бывает на лице написана. Вся судьба – прошлое и будущее. Вот говорят: будущее хорошо предсказывать по звёздам. Да ни черта! По выражению лица, по напряжению мимических мышц, по окраске кожи, по осанке, по тону голоса – вот по чему нужно предсказывать, и прошлое, и будущее, и что угодно. Ты видела, как они друг на друга смотрят?
  - Не-е-е, - я отчаянно затрясла головой. Только не вспугнуть сейчас, только не вспугнуть! Колдун пьян, мы уже уговорили пузырь. У него развязался язык. Слушать, слушать!
  - А я видел. Зря ты говоришь, что я не хожу в церковь. Хожу иногда. И этого уже оказывается достаточно. Это ты ничего вокруг не замечаешь, а только разве что своего обожаемого, да и то, как выясняется, вполглаза. Эх, учить тебя ещё да учить… В церкви тоже можно наблюдать за людьми. За ними, знаешь, лучше всего наблюдать со стороны… Так оно и спокойней, и безопасней… Демоны – другое дело. С вами можно найти общий язык, у вас логика хоть иногда работает. А у людей нет её, напрочь… Так вот. Я видел, как они друг другу улыбаются. Их улыбкой сказано уже всё! Всё, понимаешь?
  Что-то подсказывало мне – наверное, та самая хвалёная логика, которую так высоко ценит в разумных существах Фламмель, - что улыбался Виктор отнюдь не Всевышнему.
  - Очень интересно наблюдать, как в людях зарождаются чувства, - Фламмель заложил руки за голову и попытался откинуться на спинку стула так, как обычно делал это в кресле. Он, определённо, был пьян. - Особенно – наблюдать со стороны. Ни с чем не сравнимое зрелище. Лучше, чем восход над морем.
  Я уже ёрзала, желая уступить ему место. После всего, только что прозвучавшего, мне как-то не сиделось. Только бы не выдать себя! Только бы сейчас удержаться! Шпиона из меня, говоришь, не получится? Сейчас узнаем!...
  - К добру ли оно? – бросила я неопределённо. – Стоило ли?
  Фламмель заглотал наживку.
  - Нет, как мужик мужика я его, конечно, вполне могу понять! Девочка хороша. Я бы и сам мог, в принципе… Ведь ты знаешь, что наше знакомство предоставило мне массу возможностей… Но! У меня есть принципы. Ты что, не знала? Да, есть! Юная незамужняя дева из хорошей семьи… Это слишком проблематично. Ну, ты меня понимаешь… Если бы я собирался жениться – другое дело. Тогда да: весь конфетно-букетный период, вздохи под лунной, стихи в альбом, знакомство с родителями… А, я ведь с ними уже знаком… Но всё равно… Только я тебе уже много раз говорил, как я отношусь к браку. Поэтому я сразу сказал себе: Никола, расслабься, роза цветёт не для тебя!
  - Фиалка, - подсказала я.
  - Что? Да… Да хоть гладиолус! И вообще, в последнее время я прихожу к выводу, что мне больше нравятся брюнетки.
  После паузы он хмыкнул, вновь подавая голос:
  - Да, сложно ему придется. А между прочим, снова вся причина сводится к твоему вмешательству. Это же ты их свела! Если бы не ты, у них и повода не было бы познакомиться поближе. А так… Общая борьба со злом – она, знаешь ли, весьма сближает. Да, люди бывают на редкость предсказуемы… Можно было не сомневаться, что к этому всё сведётся. А ты говоришь, что не создаёшь людям проблем…
  Фламмель задумчиво потряс пустую бутылку.
  - Однако, пора спать, - заключил он. – День выдался нелёгкий. Давай-ка, сестрёнка, по койкам… У меня уже глаза слипаются…».