Барак

Ивушка
Двухэтажный деревянный барак. Мое первое детское воспоминание дома.
С ним связано много рассказов взрослых и памятных для меня самой событий того времени.
Сначала в этой квартире нас было восемь человек, чуть позже мы остались вчетвером: родители, бабушка и я.  Две комнаты, которые стали теперь нашими, могли быть раздельными, но, благодаря двери между ними, их можно было соединять, что нравилось мне гораздо больше: они превращались в бесконечное пространство, по кругу которого я весело бегала наперегонки с нашей любимицей Муркой.

На кухне самой важной была печка. Она грела всю квартиру, готовила нам еду и воспринималась мною как еще один член семьи. В ней таинственно потрескивал огонь, от нее шли тепло и уют. Рядом всегда лежали уголь и дрова, стояли ведра с принесенной из колонки  студеной водой. Бабушка или мама обязательно заранее ее грели, чтобы всегда была горяченькая наготове – для разных нужд.

Здесь же, неподалеку от печки, меня мыли в большом корыте, а потом, завернув в большое пушистое полотенце, несли в комнату и укладывали спать. И бабушка на ночь рассказывала мне сказки.

А еще там произошли истории, которые так и остались в моей памяти навсегда.

История 1   ЛУЖА

Наша квартира находилась на втором этаже, а на первом жили двойняшки: Люда и Лена. У них была еще одна сестра – намного старше нас, и потому совершенно мне не запомнилась. А вот с двойняшками нас связывали странные отношения: не дружба и не вражда, а какое-то бесконечное состязание, проверка на «вшивость», я бы сказала. Мою «вшивость». Любили они постоянно над кем-нибудь подшучивать, причем, недобро. Неудивительно, что самым удобным объектом для них стала моя персона. Была я младше их: им – лет пять, а мне – года три с небольшим.

После обильных дождей, как и полагается, во дворе скопилось огромное количество луж. Естественно, что столь замечательное событие не могло остаться без моего пристального внимания. К тому же повод был расчудесный: мои новые резиновые сапожки, еще ни разу не надеванные и с томительной тоской ожидающие случая измерить все окрестные лужи.
И случай им представился. Да еще какой!

Поначалу все шло своим чередом: чинно и степенно, как я и обещала маме, прежде чем она выпустила меня на улицу одну. Я проверяла слегка затянутую еще не сдавшимся на милость весне легким утренним ледком лужу, насколько она глубокая, и лишь затем, с чувством первопроходца-ледокола бороздила ее вдоль и поперек. Сапожки были замечательные! Ноги оставались сухими и теплыми, и я получала нескончаемое удовольствие. Правда, не так долго...

Во двор вышли двойняшки. Тоже в резиновых сапожках. Сперва они заинтересованно наблюдали за моими испытаниями, а затем решили присоединиться:
– А вот эту лужу? – с какой-то хитринкой в голосе спрашивали они, направляя меня все в новые и новые лужи.

Я с азартом включилась в веселую игру, полностью совпадавшую с моими желаниями. Уже измерено было великое множество различных глубин, пока не подошли мы к недавно вырытому небольшому котловану.

– А вот эту? – указали они на него и с интересом воззрились на меня, ожидая очередной возможности посмеяться.

Не подозревая никакого подвоха и не зная, что представляет из себя эта лужа, уже привычно попробовала ее на глубину, даже нащупала дно в самом начале, но ступать пока не решалась. Что-то подсказывало мне, что делать этого не стоит.

– Ну что же ты стоишь? Давай! – настаивали они, подталкивая меня зайти глубже.
– Что? Боишься?! – утвердительно подпевала одна другой.

Не понимая тогда, что такое подначивание, я принимала все за «чистую монету» и конечно же не могла ни себе самой, ни кому-то еще позволить уличить себя в трусости – ведь столько сказок и рассказов про бесстрашных героев было заложено в моей душе! И потому, пересиливая в себе боязнь, смело сделала большой шаг вперед!

Дальше случилось непредвиденное: я вдруг почувствовала себя скованной мокрым холодом, окутавшим все мое тело. Еще не успев понять, что же произошло, я инстинктивно начала барахтаться, стараясь одновременно с этим хоть что-то увидеть. Наконец мне удалось вынырнуть из этой жуткой мглы и открыть глаза.

Передо мной была сухая, бугристая от изморози земля с остатками пожухлых, промерзших за зиму стебельков. А чуть поодаль стояли четыре резиновых сапожка, и сверху слышались голоса и смех двойняшек.

Чувство обиды от этого издевательского смеха, от испытанного унижения не позволяло мне просить их о помощи. Судорожно цепляясь за иссушенные, тут же обламывающиеся стебельки, за бугорки еще мерзлой земли, я тщетно пыталась выкарабкаться из все больше затягивавшей меня вглубь бездны. А две пары сапог так и продолжали равнодушно стоять рядом.
И потому, что бы ни случилось, я для себя решила:

– Пусть лучше утону, чем хоть слово они от меня услышат! Не дождетесь!

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не проходивший неподалеку сосед. Он вытащил меня, промерзшую, уже обессилевшую, и принес домой. Мама в испуге схватила родной свой комочек, стаскивая ледяное и мокрое мое одеяние.

– Что случилось? Помочь? – на шум выбежала заглянувшая к нам соседка.

Увидев ее, я попыталась натянуть на себя разбросанные на полу вещи. Было ужасно стыдно, что кто-то посторонний присутствует при моем разоблачении! Еще одного позора и унижения я бы не пережила.
Мама, как ни была рассерженна, все же поняв мое состояние, махнула в ответ рукой:

– Не надо!

И, поливая из кувшина меня, сидящую в корыте с теплой водой и получившую заслуженную порцию шлепков по голой попке, укоризненно, в который раз спрашивала:
– Ну как же ты могла?! Ведь мы с тобой договорились: со двора – никуда! Тебя вообще отпускать нельзя, да?! И снова эти двойняшки!

Мамин голос, хоть и сердитый, был наполнен такой неподдельной тревогой и искренней нежностью, что, купаясь в нем, в бесконечной маминой Любви, в корыте с теплой водой, я понимала: лучшего в тот момент и быть ничего не могло!


История 2    ЦЫГАНЕ

Росла я озорной и очень подвижной девчушкой. Моими лучшими друзьями были мальчишки. С ними гоняли мы по двору, прятались в засадах, играли в «мальчишечьи» игры, и считалась я у них заводилой. Неудивительно, что моими игрушками были не только куклы.
 
Мой папа, который души во мне не чаял, был очень доволен, что, как и мечтал, получил в моем лице не только девочку, но и мальчика: «два в одном», так сказать. Как-то купил он мне «настоящее» ружье, с деревянным затвором и металлическим стволом. Я была ужасно рада такому подарку и не выпускала его из рук!

И вот однажды играю я со своим ружьем, мама хлопочет на кухне, как вдруг в редко закрываемую тогда дверь вваливается целый табор цыган со своими чумазыми ребятишками! Все галдят, так и норовят схватить все, что плохо лежит.
Вижу, мама сильно растерялась от неожиданности и такого количества незнакомых людей в нашем доме. А они от нее что-то требуют! Мама отвечает им, пытаясь прижать меня к себе, и не знает, что делать.

Но для чего же тогда я?! Храбрая и отважная защитница мамы от всех цыган, вместе взятых! Да еще с таким грозным оружием в руках!
Бесстрашно выпятив грудь и выставив впереди себя ружье, смело направила дуло его на непрошенных гостей:
– Что вам здесь надо?! Не трогайте мою мамочку! Я никому не дам ее обидеть! Уходите отсюда, а не то я вас всех перестреляю!

Конечно, сейчас я понимаю, как комично все это смотрелось.
Но удивительное дело! Переглянувшись между собой, цыгане загалдели, положили на место уже прихваченные было в безвозмездное пользование наши вещички и дружно повернулись к выходу.

Я с гордостью и ожиданием заслуженного восторга оглянулась на маму. Она крепко прижала меня к себе и… заплакала. Испугалась, наверное, сильно.
Хотя чего ей бояться, когда у нее есть я?

История 3  МАСЛО С САХАРОМ И ПОВИДЛОМ

Выхожу я как-то во двор, а там опять двойняшки – тут как тут. Довольные такие! Еще бы! Держат в руках аж по два бутерброда каждая! А бутерброды так и манят к себе, переливаясь на солнышке своими масляными бочками. Два сахаром сверху посыпаны, а еще два – густым вишневым вареньем намазаны.

Надо сказать, что по тем временам масло для нас было огромной роскошью, а про варенье и вообще говорить не приходилось.
Семья же двойняшек, в отличие от нашей, жила довольно зажиточно: у них было много такого, о чем ни я, ни мои родители даже мечтать не могли. И они прекрасно это понимали. Не любили люди их семейку. Одни они такие были в нашем бараке. Но что поделать? Соседей не выбирают.

Двойняшки  с детства уже были хитрыми и недобрыми.
И вдруг протягивают они мне свои не начатые еще бутерброды – один лучше другого.
– На, попробуй! Знаешь, как вкусно! Бери, нам не жалко, у нас еще есть.
Кто бы сомневался? Я видела, что есть, а потому и не удивилась. Отчего бы не поделиться – я ведь могла и единственный кусок отдать, не раздумывая. А тут такое богатство! Конечно, не жалко!

Подошла ближе, протянула руку, готовая взять это бесценное лакомство.
– Да нет, давай мы тебе сами дадим, открывай рот!
– И глаза закрой! Это игра такая! Так веселее!
Ну конечно: как здорово они придумали! В три с небольшим года очень легко верить в то, что тебе говорят, и играть всегда интересно!

– И спасибо скажи! Тебя мама учила говорить «спасибо»?
– Да! Спасибо! – с благодарностью сказала я и, уже представляя непередаваемый вкус тающего во рту потрясения, с готовностью открыла рот.
– Ха-ха-ха!!! – на все лады хохотали Люда и Лена.
– Ой, не могу! Ты только посмотри на нее!
Я открыла глаза и увидела двух маленьких чудовищ, заталкивающих в рот последние кусочки обещанных мне бутербродов и буквально изнемогающих от раздирающего их хохота.

Сказать, что мне было обидно? Это не сказать ничего!
Очередное унижение, полученное в столь раннем возрасте, конечно же пошло мне на пользу. Они, сами того не подозревая, преподали еще один урок, который я запомнила на всю жизнь.
На этот раз о том, как важно иметь собственное достоинство и ценить его в других.

А тогда... Тогда я просто развернулась и убежала домой, где смогла дать волю всей накопившейся во мне обиде: на них, на саму себя, на то, что в мире есть столько зла и что люди творят его!
Я плакала, уткнувшись в родные мамины коленки, и ласковый голос утешал меня, приговаривая: 
– Маленькая моя глупышка.


На фото - мы с моим закадычным дружком Валеркой около стены нашего барака. Нам здесь около четырех.