На рассвете мы отправились на конюшни. Ессенский держался особняком, словно жалел о вчерашнем. Я тоже тщательно делала вид, что не было момента, когда мне отчаянно захотелось ощутить его поцелуй. Одна Татьяна внимательно наблюдала за нами своими прекрасными очами, ожидая, видимо продолжения.
- Так, я чувствую характерный запах. Мы близко, - прикрывая нос платочком, сообщил граф Михайлов.
Он не ошибся, за следующим поворотом оказались конюшни.
Перед входом, на хилой скамеечке сидел тот самый старик. Голову его венчала сегодня папаха, вся в блестящих серых завитках. Казалось, он дремал, пригретый солнышком.
Я целенаправленно двинулась к нему.
- Доброе утро.
- А, - протянул старик, не размыкая век, - Боткина, ты все же пришла… мой сын и внуки давно готовы, - дед тяжело поднялся, опираясь на корявую палку, - идем.
Я оглянулась на капитана. Тот кивнул и последовал за мной. Граф, Татьяна и гусар не торопились покидать повозку.
Старик обогнул конюшню, и мы оказались у саманного сарайчика.
- Динислам! – позвал старик.
Трухлявая дверь постройки распахнулась, и, щурясь от солнечного утра, на свет вышел седой, смуглый поджарый черноглазый мужчина, он был опрятно одет, и причесан. Чему я, признаться, удивилась. Он ведь живет не конюшне…
Меня немного насторожила двустволка, что болталась на его плече. Но когда вслед за ним вышли еще двое парней, я попятилась к капитану. Тот усмехнулся.
Молодые горцы переглянулись, заметив меня, и улыбнулись.
- Это мой сын, Динислам, - представил старик старшего, - и мои внуки – Руслан и Умар. Они покажут дорогу, и заодно завезут домой кое-какой груз…
- Мне казалось, нас поведете вы, - жалко пролопотала я, снова взглянув на мужчин.
- Не переживай, сладенькая, - усмехнулся старик, - им вы можете доверять так же, как и мне. А я слишком стар, для поездки в горы.
Я взглянула на капитана, в надежде, что он восстановит порядок, но тот лишь пожал плечами.
- Анна Петровна, раздумывать некогда, - сказал Ессенский.
- Да, - согласился с ним Динислам, - мы будем готовы к отъезду через час.
- Отлично, тогда мы поспешим собрать вещи. Вы знаете, где нас найти, - с этими словами Кирилл целенаправленно двинулся к остальным, прихватив меня за руку.
- Отец писал, что мы можем доверять только старику, - забираясь в повозку, прошептала я.
- Аня – это Кавказ. Слово старшего здесь закон. Думаю, мы в безопасности.
В его устах эти слова прозвучали как нечто не реальное. Как он может говорить об этом, когда мы в такой глуши? За тысячи верст от цивилизации?!
Собрались мы быстро, если не считать небольшого скандала с Татьяной, которая на отрез отказывалась оставить один из своих пяти (!!!) сундуков. Я отправилась почти налегке, так как на мой сундук в повозке места не хватило.
В полдень мы покинули станцию Кумскую, и отправились в южном направлении. На этот раз я носа из повозки не показывала, благо мужчины натянули тент. Меня дико смущали пристальные взгляды сыновей Динислама. Они, словно волчата, зыркали глазами, скалились во время смеха, и о чем-то громко переговаривались на своем наречии.
- Мне они не нравятся, эти проводники, - по секрету сообщила мне Таня, - они на меня так странно смотрят!
- Они впервые в жизни видят такую прелестную барышню, - улыбнулся граф Михайлов, и обнял Татьяну за плечи.
Мартынов неприлично захихикал. Он всю дорогу не выпускал из рук фляжки. Таня смерила его взглядом. Похоже, ей и дерзкий гусар не нравился.
- Однажды, - начал он, - когда я только служил первый год, меня отправили сюда, на Кавказ, по службе, - Мартынов приложился к фляжке.
Он казался невероятно бледным, должно быть раненное плечо его жутко беспокоило.
Между тем мимо нас проплывала первая гора, которую было видно еще на станции. Местные называли ее Змейкой.
Я впервые видела в своей жизни горы, и она произвела на меня неизгладимое впечатление. Гордая красавица возвышалась на равнине, а за ней уже видна Машука, Бештаю, дальше, в лучах солнца мерцает могучий Эльбрус, а левее можно рассмотреть заснеженные вершины всего Кавказского хребта..
- Так вот, - продолжал Мартынов, - Служила при нашем штабе поварихой девица одна, Оксаной назвалась. В подругах у нее была дочка одного уважаемого старца – Фатима…
- История будет долгой? – ехидно осведомилась Татьяна.
Гусар ей широко улыбнулся.
- Вы должны понимать, куда едите, барышня, - отозвался он, - ну так вот, не перебивайте. Обычай у них тут такой, странный. Невест похищать. Схватили Ксанку, вместе с Фатимой, перекинули через коней и увезли… в горы. А по обычаю, если в течение трех дней в дом отца сваты не явились, дочь считается погибшей…
- Какая дикость! – вставила Татьяна.
- Вопрос чести, - усмехнулся Мартынов, обдавая нас жуткими испарениями алкоголя, - вернулись они сами, через неделю. Едва живые. Опозоренные… Фатиму зарезал ее отец в воротах родного дома…
- А Оксана? – спросила я.
- А Оксана рассказала мне эту историю, как-то…ночью, - гусар мерзко усмехнулся.
Я все поняла и покраснела.
- Да как вы смеете рассказывать подобные вещи в моем присутствии? – возмутилась Татьяна.
- Я о вас беспокоюсь, барышни, - неожиданно серьезно сообщил гусар, - Никуда сами не ходите, и держитесь нас. Тогда вы в безопасности. Юные волчата что-то задумали.
- Вам тоже так показалось? – встрепенулся граф.
- Уверен. Уж очень часто они говорят о блондинке.
Татьяна сменилась в лице.
Я задумалась. Вот что значит позор, здесь, на Кавказе. Лучше убить дочь, чем терпеть позор.
Капитан ехал рядом с Динисламом верхом, и о чем-то с ним переговаривался.
Повозка мерно покачивалась, показывая нам прекрасные пейзажи, один, за другим. Припорошенные снегом вершины, а у обочины уже зеленеющая трава, кое-где виднеются желтые и фиолетовые цветочки.
Я прикрыла веки, и забылась не надолго.
Проснулась, когда повозка дернулась и остановилась. Уже стемнело. Вокруг стояла пугающая тишина, и прямо над нами возвышалась гора, местами покрытая деревьями и кустарником.
Граф Михайлов помог выбраться Татьяне, и подал руку мне.
- В чем дело?
- Дальше идем пешком, - сообщил капитан, и снял меня с повозки, прежде, чем я успела возмутиться.
Граф Михайлов поспешно ретировался.
Мои ноги коснулись земли, но Кирилл меня не выпускал. Я замерла и взглянула на него, не желая отступать, и панически желая сбежать.
Ессенский взял мою руку в свою.
- Аня, - выдохнул он, и вложил нечто холодное и тяжелое в мою руку, - будьте осторожны. И держитесь рядом.
Я раскрыла ладонь. У меня в руке оказался нож. Впервые, за минувший день, я реально ощутила масштаб нашей беззащитности. Мне вспомнилась мама. Ее могила осталась за много верст от меня. А я, только сейчас, кажется, осознала, что мамы больше нет. Сжимая в руке оружие.
Кирилл кивнул мне, и отошел. Я поспешно спрятала нож за пояс своей грубой юбки. Удивительно, как быстро я привыкла к этой серой, безликой одежде и тугой косе. Когда Татьяна смотрела на меня, я отчетливо могла прочесть жалость в ее глазах. Но мне себя было, совсем не жаль. Однажды образ простолюдинки спас мне жизнь.
Ессенский подал мне руку. Я, с его помощью, ступила на первый выступ. И мы начали свое восхождение. Таня, то и дело оглядывалась на повозку, которой правил Динислам. Ехать в ней проводник строго запретили. Если вам дороги лошади, сказал сын Дагирова, нужно облегчить груз в повозке.
Я кожей ощущала страх Татьяны, и от этого мне становилось еще хуже. Некий озноб животной паники то и дело пробегал по позвоночнику. Мартынов насвистывал какую-то песенку находу, то и дело оглядываясь на Кирилла.
Ессенский, казалось, этого не замечал. Он крепко сжимал мою руку, благодаря чему я двигалась достаточно быстро.
Ни звука вокруг, ни проблеска света. Кромешная темнота, и гул ветра в ушах. Лошади беспокоились, Динислам приговаривал им что-то.
Дыхание прерывалось, выступал пот, от кожи исходил жар. Но устала не я одна, мой капитан тоже тяжело дышал.
Наконец, мы остановились передохнуть. Я рухнула на землю, перетруженные ноги подогнулись сами собой.
Волчата громко засмеялись, и продолжили свою бесконечную беседу.
Капитан отвернулся от них, и наблюдал за Мартыновым. Оба напряженно вслушивались в их дикую речь.
Я, в свою очередь, старалась понять, что его тревожит, по лицу. От моего взгляда не скрылось, как капитан и Мартынов, то и дело, многозначительно переглядывались.
Граф Михайлов обмахивал кружевным платочком запыхавшуюся Татьяну, и казался полностью поглощенным своим делом.
- Ну что, идем дальше? – бодро спросил Динислам.
- А еще далеко? – подала голос Таня.
- Деревня сразу за тем перевалом. Идемте.
И наша делегация снова двинулась в путь.
Я всегда ощущала незримое присутствие капитана рядом с собой. Едва я оступалась, он подхватывал меня, хотя, казалось, шел далеко впереди.
Ночь была невероятно ясная, и таких звёзд я никогда в городе не видела.
Мы забрались на вершину горы и увидели тусклые огни, что пробивались сквозь кроны деревьев.
- Вы же сказали, что сразу за перевалом! – возмутилась Татьяна.
- Это ближе, чем кажется. Если поторопиться, то успеем поспать этой ночью, - успокоил Динислам.
При мысли о скором отдыхе, энтузиазма у меня прибавилось.
Спускаться оказалось гораздо проще, хотя скользкая, сырая земля так и норовила лишить равновесия. Я сама того, не осознавая, крепко вцепилась в руку капитана.
Менее, чем через четверть часа мы оказались у изгороди. Выглядело это сооружение не важно, словно слабая женщина со скуки собрала хворост и сплела нечто, что теперь огораживало населенный пункт.
Четыре домика, в центре – высокий костер, в стороне длинное сооружение, похожее на коровник. И все.
Это место трудно поселком назвать, не то что, деревней.
Мартынов снова кинул быстрый взгляд на Ессенского. Казалось, что кроме меня никто больше не замечает их немого диалога.
Динислам, по-хозяйски распахнул калитку. На него тут же накинулась огромная косматая собака, оглушая всю округу диким лаем. Мужчина успокоил ее на своем родном наречии, и та, признав хозяина, радостно лизнула его руку.
- Отличный кавказец, - произнес Мартынов, - чем вы их здесь кормите? Клянусь, в городе они такими не вырастают!
Нам на встречу вышли двое мужчин. Одни совсем сухой старик, другой – уже начинающий седеть, но достаточно бодрый. Выглядели они, как подобает настоящим горцам, держались достойно. Признаться, я уже начала привыкать к этим людям.
Динислам переговорил о чем-то со старцами на своем языке. Единственное, что я понимала в этом наречии, это приветствие.
Старцы согласно кивали, потом развернулись и ушли, так же чинно и с достоинством, как и пришли.
Динислам обернулся к нам.
- Сейчас нам организуют ночлег. Надеюсь, городские барышни оценят по достоинству местное гостеприимство, и не будут чрезмерно требовательны… - старший проводник почтительно поклонился.
Татьяна медленно заливалась ярким румянцем. Я поняла, сцены не избежать, и поспешила сказать что-то вежливое, прежде чем моя кузина все испортит.
- Ну что вы, - я улыбнулась так дружелюбно, как только могла, - о вашем гостеприимстве ходят легенды. Тем более, сегодня мы будем рады любому теплому местечку, что бы перевести дух.
Таня высокомерно хмыкнула.
Позади Динислама замаячил мальчишка.
Мужчина обернулся и кивнул.
- Барышни могут проследовать за Зурабчиком, он покажет, где вы сможете отдохнуть.
Мне не требовалось второе приглашение. Ноги устали так, что казалось, дрожала каждая жилка.
Мальчишка завел нас в домик, в котором оказался земляной пол. Резкий запах гниющих досок резко ударил в нос. Признаться, я надеялась, что нас пустят в дом из камня, что возвышался в стороне. Но тот лишь мрачно взирал на нас черными глазницами своих окон.
Сквозь сумрак вокруг, я разглядела, как мальчишка двинулся к небольшому углублению в центре помещения, и разжег там костер.
Желтые языки пламени медленно набирали силу, и сумрак отступал. Когда огонь полностью осветил комнату, я разглядела странное сооружение над очагом (а это был именно очаг, потому что дно ямы, оказалось выложенным камнем), это сооружение походило на гигантскую воронку, что узкой своей частью уходила под потолок. Там, по всей видимости, было отверстие наружу, куда и уходил весь дым.
У стен, напротив очага, стояли узкие лавки. У дальней стены, я рассмотрела невероятных размеров кастрюлю, без ручек, из которой исходил пар.
Татьяна настороженно заглянула под крышку.
- Боже, кажется, это варево – наш ужин, - скорбно произнесла она.
В дверях снова показался мальчишка, груженный двумя одеялами и подушками.
Уложив все на лавку, он взглянул на нас и улыбнулся, показывая редкие зубы.
- Там в казане – шулюм. Моя мать сготовила, - гордо сообщил он и скрылся за дверью.
Есть мне совершенно не хотелось. А Татьяна снова с опаской заглянула в казан.
- И как это есть? – сказала она.
- Это дикий край, сестрица. Руками.
Татьяна снова взглянула на варево. Она походила на хищницу, что замерла у водоема, полного добычи.
Я присела на лавку у окна, и выглянула на улицу. К моему удивлению, вид мне представился интересный.
Вокруг огромного костра сидели наши мужчины, в компании Динислама с сыновьями, пары старцев, что нас встречали, и не знакомый мне мужчина, с короткой черной бородой.
Они говорили в пол голоса, поэтому слов было не разобрать.
Сзади послышался всплеск. Я оглянулась. Татьяна, повизгивая, старалась удержать выловленный из кипятка огромный кусок бараньего мяса. Судя по всему, она не на шутку проголодалась.
На улице послышался странный звук. Я вновь взглянула в окно.
Черноволосый бородач тянул к костру на веревке барана. Следом шел тот самый мальчишка, что угостил шулюмом, с большой глиняной пиалой. Ее бока украшали цветные узоры.
Признаться, я была заинтригована происходящим.
Бородач подвел барана к мужчинам. Граф Михайлов недоуменно отшатнулся, чем вызвал улыбки окружающих. Мартынов что-то сказал, Кирилл улыбнулся еще шире.
Когда я краем глаза заметила, как бородач достал кинжал, из украшенных камнями, ножен, хотела, было кинуться на выручку мужчинам, когда моему взору представилась следующая картина.
Бородач задрал голову барана и медленно, почти с удовольствием перерезал ему горло. Алая струя ударила прямо в пиалу, что предусмотрительно подставил мальчик.
Я сидела у окна, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу, но не в силах оторвать глаз от происходящего. Бородач, словно бесновался в каком-то диком экстазе.
Когда кровь перестала бить, как из фонтана, бородач поднял пиалу над головой, и издал устрашающий вопль.
- Что там происходит? – испуганно притихла Татьяна.
- Ничего, просто разговаривают…
- Странно, - хмыкнула сестра, и вернулась к мясу.
Я же наблюдала, за разворачивающимся на моих глазах спектаклем.
Бородач перестал ликовать и передал пиалу старцу. Тот, не долго думая, приложился к краю и сделал два больших глотка. Моё горло сжалось. Они пьют кровь?! Старец передал пиалу соседу, и тот последовал его примеру. Сосед отдал пиалу Динисламу. Я вздохнула с облегчением. Сейчас он прекратит это безумие.
- Теперь ваша очередь, - разборчиво произнес Дагиров, и протянул пиалу Ессенскому.
Тот, едва скрывая удивление, взял сосуд в руки.
- Это очень древний обычай, который нарушать нельзя, капитан. Для настоящих мужчин.
Кирилл заглянул в пиалу, потом посмотрел на Мартынова. Тот едва заметно кивнул. К моей неожиданности, Ессенский кинул косой взгляд в сторону моего окна, словно ощутив мое присутствие, и с видом человека, бросающегося в морскую пучину, сделал два быстрых глотка.
Я зажала рот рукой, поражаясь силе духа своего капитана.
Между тем, подошла очередь графа Михайлова. Тот пригубил, позеленел, и кинулся в кусты. Мартынов же, напротив, выпил крови так, словно делал это каждый день.
Горцы допили остатки, когда вновь вернулся мальчишка с высоким кувшином в одной, и изогнутым рогом в другой руке.
- Что это? – едва оправившись, спросил граф.
Мартынов уже потянулся за рогом.
- Лучшая выдумка человечества, - под эти слова, мальчик наполнил рог, бравый гусар опрокинул его в себя, и издал дикий вопль.
Бородач одобрительно захлопал в ладоши, выкрикнув не знакомые мне слова.
Михайлов осторожно принюхался и тоже с радостью осушил рог, отчего его лицо обрело малиновый оттенок.
Ессенский, уже с меньшей опаской, дождался своей очереди.
Когда хлопки бородача переросли в стройный хор всех присутствующих, он выпрямился и начал танцевать. Такого танца я никогда прежде не видела. Его руки, словно крылья, вздымались. Ноги двигались, как у некоего горного животного, едва касаясь земли. Окружающие, словно в горячке, принялись издавать гортанные звуки, от которых у меня мурашки разбежались по телу.
- Они что, танцуют? – тихо спросила Татьяна.
Я поднялась, не желая больше на это смотреть.
- Давай спать. Им завтра будет стыдно, за этот жуткий шабаш… - сказала я, расстелила одеяло на лавке, укуталась в него, и попыталась уснуть.
Татьяна последовала моему примеру, и уже через мгновение, мы забылись крепким сном.