Подруги

               

     Нина и Лялька были из двух разных миров. Посторонний человек никогда бы не соединил их вместе и не подумал, что они закадычные подружки. Даже внешне они ничем не походили друг на друга. Нина была черноволосая, черноглазая, крепко сбитая  телом, энергия не помещалась в ней и выплескивалась через край, обжигая окружающих и шипя на раскаленном асфальте. Лялька – умненькая блондинка, голубые глаза, узкие щиколотки и запястья, вся ее жизненная энергия таилась где-то внутри, она лишь намекала на несметные душевные богатства, и хотелось вести раскопки.
     У Нины изба была красна пирогами, благо, едоков хватало с избытком. Муж, три сына с ложками наготове, собака и кошка. Нина вставала в шесть утра, чтобы успеть всех накормить горячим завтраком, растолкать, кого в школу, кого на работу, и самой собраться в институт, где она преподавала русскую литературу. 
      Лялька тоже была филологом, но ничего не преподавала, быстро освоила более модную специальность и работала в коммерческой фирме. Утро ее начиналось лениво, неспешно, дочь и муж уходили из дома каждый сам по себе, не беспокоя Ляльку лишними хлопотами. Она тоже была хорошей хозяйкой, но ее кухня отличалась стильными деталями, изящным столовым фарфором. Как-то раз у Нины в гостях Лялька, увидев на плите пятилитровую эмалированную кастрюлю, вздохнула: «Бедная, опять живет без горячей воды, на газу греет». И машинально приподняв крышку, онемела: кастрюля была полна супом. Лялькины три котлетки на ужин – одна большая, мужу, и две маленькие, ей с дочкой, здесь бы не поняли.
     Нина с Лялькой были связаны такой многолетней дружбой, такими воспоминаниями, что, казалось, они и умрут в один день, и лежать будут рядом, как близкие родственницы, разве что цветы вдоль изгороди вырастут разные. Но до этого было далеко-далеко, обе любили жизнь, любили мечтать и смеяться, весело проводить время, оторвавшись от забот и семей. Им хорошо было вместе, потому что каждая брала от другой то, чего ей не хватало. Лялька училась быть более практичной, расчетливой. Нина перенимала науку эмоций, романтичности и кокетства. Нина, например, не могла без смущения вернуться в четыре утра из ночного клуба в курортный отель и пройти мимо дежурного:
     -Ну что он о нас подумает?!
     -Какое тебе до этого дело? – учила Лялька.- Запомни: ты сюда приехала, значит, у них есть работа. И они в благодарность за это озабочены тем, чтобы ты хорошо отдыхала. Они – обслуга, а ты – королева.
     -Мне трудно привыкнуть к этому, ведь я никогда не была королевой…
     Нина тащила свой воз семьи и работы из года в год, не задумываясь о времени. И лишь когда дети выросли и стали каждый жить своей жизнью, у нее стало чуть больше свободных часов, иногда даже дней. Тогда Нина особенно любила встречаться с Лялькой. Они подолгу сидели на кухне, облегчая запасы еды и спиртного, забыв про диеты, да вообще про все забыв. Так сладко было упиваться женскими разговорами, переливая из пустого в порожнее, сплетничать, строить планы. Интереснее всего было, конечно, разговаривать о мужиках. И той и другой хотелось давно забытых переживаний, чтоб в омут с головой, чтоб башню сорвало, чтоб искры из глаз и сердце на лоскутки. Причем, обе даже попыток не делали, понимая их тщетность. Муж Нины, заглядывая на кухню, чтобы замахнуть со «стареющими девчонками» пару рюмок, громко сочувствовал:
     -Ох, девочки, жалко мне вас: много ли вам осталось? Ну, еще лет пять-шесть, и на вас уже никто не посмотрит.
     Подруги смеялись в ответ, гримасничали:
     -У нас еще уйма времени!
     В один из таких вечеров на Нининой кухне оказался незнакомый мужчина. Собственно, пришел он к ее мужу, но, пока того не было, Нина предложила ему подождать. Дела мужа Нина чтила, и к его соратникам относилась с почтением.
    Виталий оказался вполне обаятельным человеком. Он быстро сориентировался в обстановке, выпить отказался, так как был за рулем, но сам взялся заваривать чай каким-то особым способом. К тому времени, когда вернулся муж Нины, пятничный вечер был в полном разгаре: пахло салатами и пирогами, подруги смеялись, глаза их блестели, Виталий купался в лучах мужского самодовольства. Особенно хорошо было Ляльке: она-то понимала, что домой сегодня ее повезет не такси, а Виталий, и…кто знает, может быть, не так уж напрасны их женские упражнения в изящной словесности?
     Так оно и случилось. Они с Виталием не переставали шутить и смеяться до самого дома, даже покатались немного по городу, и расстались у Лялькиного подъезда в приподнятом настроении.
     Виталий звонил, как по графику, через день. В промежутках Лялька с Ниной заполняли телефонные паузы, домысливая то, что вчера не сказал Виталий, или что он думал на самом деле. Любые отношения между мужчиной и женщиной – это прежде всего игра. Чем сильнее актеры, тем круче заворачивается сюжет, и вопреки классификации жанров, даже легкомысленная оперетка может стать драмой. Виталий держался где-то на уровне водевиля. Ляльку это вроде бы и устраивало: общаться с ним было легко и приятно, но почему-то хотелось запустить его в клетку к тиграм и посмотреть, как он справится. Через три недели Лялька перестала отвечать на звонки. Эффект был ожидаемый: Виталий заявился к ней на работу и пригласил поужинать. Лялька, сославшись на неотложные дела вечером, перенесла встречу на завтра.
     Завтра всеми правдами и неправдами она вытащила Нину из дома и взяла ее с собой в ресторан. А Виталий, как чуял: тоже пришел не один. Так и сидели они вчетвером за укромным столиком, условные пары – внешне раскованные, но связанные по рукам и ногам. Впрочем, путы ослабевали с каждой рюмкой коньяка, и Лялька даже потанцевала с Виталием. А он разыгрался по-крупному: закуски – самые лучшие, десерты один за другим, музыка по заказу. Ляльку это коробило. По телефону Виталий казался ей интереснее. Не потому ли, что слова Лялька всю жизнь ставила выше поступков?
      Сколько раз, загорая у Нины на огороде, она несла несусветную чушь, придумывая романы из одного взгляда на улице. Нина только вздыхала:
     -Ах, как ты умеешь! А ко мне никто, ну никто не подходит! Я однажды стояла у окошечка в банке, и мужчина в соседней очереди все поглядывал на меня. Я подгадала так, чтоб мы столкнулись в дверях на выходе, и говорю ему:
     -Мужчина, кажется, я вам понравилась.
     Так он как сиганул от меня!..
     Зато в этот вечер Нина расцветала, как хризантема в теплой воде. Уписывая за обе щеки сочную семгу, она задавала тон всей компании, и коньяк вливался в нее, как минералка. Градус повышал настроение у всех, кроме Ляльки. Наружу пробивался восставший снобизм: Лялька казалась себе примой в посредственном балагане. Над полупьяным столиком стоял ее немой вопль: «Что я здесь делаю?!» Выручил, как всегда, муж. Получив от него шутливую sms-ку: «Последнюю не пей», Лялька с озабоченным видом: «Муж заболел» распрощалась с компанией. Все как-то неискренне посочувствовали, правда, Виталий проводил ее долгим тоскливым взглядом, будто брошенная собака.
     Со следующего дня телефоны как оборвало. Нина не позвонила ни разу, и Лялька задумчиво сидела иногда с трубкой в руке, размышляя о жизни. Она начала собирать обиды внутри себя и нанизывать их на веревочку, как полые деревянные бусины. Куда бы Лялька ни шла, веревочка тянулась за ней, застревая в дверях и бренча на ступеньках.
     Лялька вспомнила, как однажды Нина пришла к ней на день рождения без подарка. Уходя поздно вечером, она спохватилась:
     -Да, мы ведь подарок тебе не вручили,- и достала из кошелька 50 рублей,- купи себе что-нибудь.
     Лялька обиделась и тут же простила.
     А еще тот спектакль, на который они собирались с Ниной за месяц, планировали после театра прогулку, думали, в чем пойти. Через полчаса после начала спектакля Лялька получила послание на телефон: «Муж увез меня за грибами, не успеваю, грибов в лесу море!»
     Веревка путалась под ногами, с каждым днем ходить становилось все неудобнее. Начиналась депрессия. Что это такое, Лялька знала непонаслышке. Лет пять назад она пережила эту болезнь, тяжелую, затянувшуюся, когда не живешь и не умер, а непонятно что. Она механически выполняла свои обязательства: работа, дом, стирка-кормежка, а потом закутывалась в старое одеяло и часами лежала, уставившись в одну точку. Терпела жизнь, словно пережидая, благо, домашние были так же к ней терпеливы. Вытащила подруга, приехавшая издалека. Она разложила Лялькину жизнь по полочкам, и стала водить ее за руку, показывая, как хорошо и уютно в каждом закутке огороженного пространства. Лялька посмотрела со стороны – ей понравилось.  Потрогала – ощутила тепло. И воскресла. Как здорово было вернуться к жизни! Любить семью, свой дом и себя, звонить друзьям, слушать шум города и чувствовать запахи. И Лялька дала себе слово никогда в жизни не поддаваться больше этой страшной болезни. Где тогда была Нина? Лялька не помнит. Вряд ли Нина знает, что такое депрессия.
     Прошло три с половиной месяца. Лялька готовилась к семейному празднику, выбирала продукты в своем супермаркете. Магазин был новым, разрекламированным, и несмотря на удаленность от центра, почти всегда многолюдным. Проходя с тележкой мимо рядов со спиртным, Лялька затормозила: Виталий с бутылками в обеих руках  направлялся к выходу. Зажимая подмышкой коробку конфет, он на ходу пытался прихватить еще и бананы и явно спешил. Лялька закатила нагруженную тележку в подвернувшийся уголок, и, почему-то крадучись, пошла за Виталием. Прошмыгнув через соседнюю кассу, она опередила его и вышла на улицу.
     В машине Виталия сидела Нина. Она разговаривала по сотовому, и до Ляльки долетал ее громкий голос:
     -Да я у Ляльки сейчас, у нее опять горло болит, подлечу ее и приеду. Ешьте там без меня, мясо в духовке, суп в холодильнике.