Я закричала, чувствуя, как могильный холод обволакивает меня, выставила руки, и неожиданно для себя ухватилась за что-то.
Страшно было открыть глаза. Я бы хотела уже оказаться мертвой. Голова раскалывалась, а руки адски медленно слабели, со страшными болями. Я была жива.
Медленно разомкнула веки. Ярко-голубое небо заглядывало в черный вертикальный тоннель над головой.
Спасение было меньше чем в метре от меня. Я держалась за скользкий выступ в грубой стене могильника.
В глубине души понимала, что долго не продержусь, и для ног опоры не было. Мне казалось, что я слышу крики из глубины колодца. Просьбы о помощи, злобные проклятья.
Солнце. Вот он, совсем близко, но темнота тянет меня вниз.
Неожиданно солнце померкло. Я посмотрела вверх и увидела протянутую руку.
- Аня, хватайся, - раздалось эхом вокруг.
Все происходящее казалось нереальным. Но самое ужасное было в том, что я не могла ухватиться за руку помощи. Не могла разомкнуть пальцев, даже если бы хотела.
Мой спаситель обхватил мои запястья и рывком вытянул из ямы.
Мой спаситель – мой капитан.
Кирилл прижал меня к себе. Ноги меня совсем не держали. Он гладил мои волосы.
- Анечка, ласточка моя, все позади, все кончено, ты в безопасности, - приговаривал он.
Ветер трепал нашу одежду и волосы. Меня била дрожь. Небо стало серым, почти черным, в ожидании бури.
Я подняла лицо к Кириллу, желая что-то сказать. Но он опередил мои слова.
Его горячие губы коснулись моих.
С неба сорвались первые капли дождя.
Он целовал меня нежно, успокаивающе, будто ласкал.
Хлынул дождь.
Мои ноги подогнулись.
Ессенский подхватил меня на руки. Я уткнулась лицом в его грудь, не желая замечать окровавленные трупы вокруг, на земле.
Кирилл взобрался на лошадь, не выпуская меня из объятий. Страшная усталость завладела мной, я позволила себе расслабиться, почти лишится сознания.
Он пришпорил коня.
Испод едва прикрытых век я наблюдала за ним. Обеспокоенное лицо, щетина, усталые глаза.
Моё сердце готово было разорваться от счастья. Он жив! Мой капитан боялся меня потерять, и теперь сжимает в своих объятиях…
Я не знаю, как долго мы ехали, потому что периодически впадала в дрему. К реальности меня вернул голос графа Михайлова.
- Господи, Анна Петровна, мы уже потеряли надежду найти вас.
Граф взглянул на меня, и в его глазах промелькнул легко узнаваемый ужас.
- Что эти звери сделали с вами? – выдохнул он.
Я попыталась улыбнуться Михайлову.
- Уверяю вас, сударь, эти раны всего лишь расплата за непослушание.
Алексей оглянулся на Мартынова, который деловито очищал свой кинжал от крови.
- Полагаю, теперь мы можем возвращаться, - сказал он.
И к моему удовольствию, всю обратную дорогу я провела в уютном коконе из объятий моего капитана.
Граф Михайлов не отставал.
- Где Татьяна? – задала я, так долго мучающий меня вопрос.
- О, вам не стоит беспокоиться. Ее похитителей мы нагнали еще до рассвета. Все это время она с ума сходила, угадывая вашу участь, дорогая сестра. Она будет невероятно рада видеть вас.
- Стоит ли говорить, что я тоже весьма рада, что капитан подоспел вовремя. Неизвестно, как долго я бы продержалась там… Казбек сказал, что убил вас… - я взглянула на Кирилла, - вас всех.
- Он соврал, - ответил Мартынова, погарцевав, на коне справа, - Динислам предал Казбека, - Юрий захохотал неприлично громко, - а может, просто не успел убить нас? И мы с ним покончили раньше?
Мне не хотелось выслушивать все это.
- Есть новости об отце?
- Место, куда вел нас Динислам, нашли. Но вот подсказок там от вашего папеньки не, оказалось, - уныло отозвался граф.
- Куда мы едим?
- Как раз туда и едим.
Через несколько часов пути, в самой чаще лесной глуши, моему взору предстал просторный деревянный сруб.
- Здесь нас должен был ждать отец?
Ессенский едва заметно кивнул, и спешился. Мне вдруг стало холодно и одиноко. Кирилл спустил меня с коня и поставил на ноги.
Из дома, мне на встречу выбежала Татьяна, и крепко сжала в объятиях.
- Ах, Аннушка, - причитала она, - я уж и не надеялась…
Таня повела меня к дому, крепко сжимая мои руки. Завела в убогую комнатку, где стояло две узкие кровати. Судя по всему, это была единственная отдельная комната в доме, и предназначалась она нам с сестрицей.
- Мне было так страшно! – сообщила Татьяна, и стянула с меня мокрый после дождя платок, в который меня укутал Кирилл.
При виде моего изодранного платья, синяков, ссадин и следов побоев, Татьяна изменилась в лице.
- Что он сделал с тобой? – тихо спросила она.
- Он купил меня для своих утех. И желал получить то, за что заплатил.
- И у него это получилось? – осторожно спросила Татьяна.
- Он вряд ли стал бить меня, если бы у него что-то получилось.
Дрожащими, стесанными пальцами, я принялась расстегивать платье.
Понаблюдав за мной секунду, Татьяна взялась мне помогать. Принесла лохань с водой, помогла мне вымыться и переодеться в сухое. Затем, учтиво расстелила постель.
- Я ждала тебя, - сказала она, взглянув на свежую постель.
Я благодарно обняла сестрицу, и прилегла.
Не знаю, как долго я проспала. Проснулась от приятного запаха еды.
Встала, умылась, причесалась.
Татьяны в комнате не было, ее кровать оказалась аккуратно застеленной.
Взглянула на свой сундук, открыла. Достала голубое платье, то самое, что купил мне капитан после пожара, и надела его.
Я не могла избавиться от головной боли, внутри глаза что-то дергало, щека с внутренней стороны неустанно кровоточила, мышцы рук и пальцы изнуряла сухая боль. Но, тем не менее, я поднялась. Мне казалось, что Казбек победит меня, если я останусь в постели.
Я вышла из комнаты, и встретила четыре пары взволнованных глаз. Мои попутчики завтракали за столом у окна.
- Доброе утро, - улыбнулась я, чувствуя, как боль с новой силой охватывает лицо и голову.
Мужчины поспешно поднялись, уступая мне стул.
- Со мной все хорошо, я сяду туда, это ни к чему, - попыталась я их успокоить.
На секунду мне показалось, что все они стали другими людьми. Или изменилась я?
Граф подставил мне стул, я присела за стол. Таня подвинула мне порцию каши.
- Какие у нас планы? – взглянув на нехитрое блюдо, спросила я.
- Дагиров указал нам именно на этот дом, - отозвался Мартынова, подкрутив ус, казалось, он гордился тем, что убил Динислама, - поэтому будем просто ждать.
- Ждать?
Это было нескончаемой пыткой – ожидание. Ожидание перемен, ожидание смерти….
- Ждать? – снова сказала я, и ложка с грохотом выскользнула из моих рук.
- Возможно, ваш папенька будет здесь уже завтра… - успокаивающе сказал граф.
Его слова показались мне не реальными. Но писем больше не было, а последнюю зацепку – Дагирова, Мартынов убил.
Я снова взялась за кашу. Татьяна начала неуверенный разговор. Мне вдруг показалось, что она стала относиться ко мне несколько настороженно. Стало смешно. Что их всех так напугало? Мое обезображенное лицо, или фантазии на тему того, что мог делать со мной дикарь.
Кирилл меня игнорировал. Он освежился, побрился, но все время хмурился и молчал, словно хотел стереть из памяти волшебный миг моего спасения, и его последствия. Что ж, он расслабился, а я вообще ничего не соображала.
Пугающая холодность Ессенского обескураживала меньше, чем неожиданное внимание Мартынова.
Он не упускал возможности сделать мне комплимент, подать руку, коснуться меня, поймать мой взгляд. Было что-то пугающе звериное в его янтарных глазах.
Хотя гусар неустанно сыпал непристойными шутками, и казался балагуром, я старалась не бывать с ним наедине. Мое приключение, должно быть, сделало меня более доступной в его глазах.
Каждое утро мы с Татьяной ходили к горному ручью, за водой. Потом готовили еде. Я готовила, а Таню всякий раз тошнило при виде окровавленной тушки, что приносили из лесу мужчины.
Минула неделя. От отца вестей не было. С каждым днем надежда на его внезапное появление становилась все призрачней.
Я, как обычно утром, взяла ведра и двинулась к ручью, Татьяна осталась в постели, сославшись на головную боль.
Мне пришлось отправиться самой. Лесная тропа вилась все дальше от домика, к ручью. Немыми стражами ей служили голубоглазые «пролески», солнечные «баранчики» и первая зелень, что не смело, пробивалась на тонких ветвях деревьев.
Я вышла к ручью. Снова столкнулась со своим отражением на воде. Отекший нос и глаза. Вся правая сторона лица приобрела зеленовато-желтый оттенок. На щеке медленно затягивалась ссадина.
- Вы по-прежнему прекрасны, Анна Петровна.
Я оглянулась и тяжело вздохнула.
Под сенью дерева стоял Мартынов.
- Прекратите меня преследовать, Юрий Васильевич, - устало отозвалась я, зачерпывая ведром воду.
- Вам не понять всю силу моей привязанности к вам…
Он приблизился. Я выпрямилась. Мартынов добродушно улыбался, но его глаза! Глаза одержимого – полыхали.
Мне вдруг стало страшно, от осознания того, что настолько опасный человек был рядом так долго. И никто ничего не понял, не догадался…
- Ну же, Анна Петровна, - он потянул меня за руку, в которой я сжимала ведро, - вы не представляете, как тяжело военному в глуши, без женщины… - гусар настойчиво тянул меня к себе.
- Я закричу, - предупредила я.
- Нас никто не услышит, Анечка. Давай, не сопротивляйся. Покажи, чему научил тебя Казбек за три дня…
Я отпустила ведро прямо под ноги Мартынову. Ледяная вода окатила его. Тот от неожиданности вздрогнул, и отскочил.
Я бросилась в лес, к тропе, к домику, к остальным.
Мое неожиданное открытие истинного лица Мартынова сбивало меня с толку. Я отчетливо ощущала свою беспомощность, и что самое ужасное, мне даже некого было винить во всем происходящем! Я сама спасла этого мерзавца от пули!
Он хохотал. Гусар бежал за мной по лесу, и громко смеялся. Словно мы играли в неизвестную мне игру.
Я выскочила из леса на опушку. Домик стоял всего в нескольких метрах от меня, когда Мартынов обхватил меня сзади за талию.
Мне была видна повозка и конь Ессенского. Хотела закричать, гусар больно прижал меня к себе, и приподнял над землей. Я стала сопротивляться, и настойчиво требовать освобождения.
- Да бросьте, Анечка, - говорил он, поглядывая в сторону дома, - после вашего похищения ни один порядочный мужчина не жениться на вас. Даже Кирилл, и тот потерял к вам интерес.
Он развернул меня к себе, и снова вжался в мое тело. Я, рыча, вцепилась в его лицо ногтями.
Мартынов легко отнял мои запястья от своей физиономии, но я успела пустить мерзавцу кровь.
Улыбчивость гусара, как рукой сняло. Он схватил мое лицо, и волосы, притянул к себе и грубо поцеловал.
Мои едва зажившие раны разболелись с новой силой.
Я услышала приближающиеся шаги.
Мартынов оглянулся, получил удар, пошатнулся, и упал в траву.
Мой капитан, как всегда подоспел вовремя.
Я взглянула на него, и вспомнила слова гусар. Слезы тут же наполнили мои глаза.
Ессенский перешагнул через тело Мартынова, и взял мою руку в свою.
Я поспешно опустила глаза, что бы, он не видел моих слез.
- Ты станешь моей женой? – услышала я.
Мое сердце замерло, а душа ушла в пятки, слезы скатились по щекам.
Я взглянула на Кирилла.
- Что?
Он покрепче сжал мою руку, и прежде чем я успела что-либо сказать, он повел меня к повозке. Усадил справа от возницы, сам взял вожжи и тронул коня.
Повозка покатилась по узкой дороге в сторону от дома. Мы миновали лес и выехали на широкую дорогу, которую с одной стороны зажимала отвесная скала, а с другой – обрыв.
Чтобы Кирилл не задумывал, я ему полностью доверилась. Даже если он везет меня в глушь, чтобы убить или продать (хотя я очень надеюсь, что этого не может быть), я приму свою участь безропотно.
- Куда ты меня везешь? – наконец, спросила я.
- В ближайший городок. Там мы найдем батюшку, и тот нас обвенчает. Так больше продолжаться не может, - он хмурился, глядя строго вперед.
На меня даже не взглянул. Так же я не услышала ни слова романтики, ни любви.
И что значит это его: «Так больше продолжаться не может?».
- Почему ты хочешь жениться на мне?
Вместо ответа, Кирилл натянул вожжи.
Повозка остановилась.
Я вопросительно за ним наблюдала.
Капитан обернулся ко мне, слегка обнял и склонился над моим лицом. На секунду замер, ожидая, должно быть, сопротивления.
Я не шевелилась, лишь прикрыла веки. Наши губы встретились. Сначала нежно и легко, потом, с каждой секундой его губы становились все требовательней, а поцелуй все жарче. Сердце принялось отбивать чечетку, меня бросило в жар. Кирилл все сильнее прижимал меня к себе.
Дыхание сбивалось, и мир вокруг перестал существовать. Я льнула к нему, ничего не соображая, только желая задержать этот миг навечно.
Я не знаю, сколько длилось это безумие. Когда он, наконец, отстранился. Разжал объятия. Мне стало холодно и одиноко.
Ессенский подобрал поводья, и хлестнул коня. Его взгляд стал мутным, мое лицо горело. Это казалось каким-то волшебством. Едва он касался меня, я таяла. И в то же время, этот поцелуй вдруг открыл для меня новый мир – мир его души, сознания. И в этом мире он показался мне невероятно уязвимым, словно Кирилл показывал мне свою открытую рану, и ждал участи.
Он весьма своеобразно ответил на мой вопрос. Впрочем, его поступок многое объяснял. Мой капитан не требовал ответа на свой вопрос. Кирилл поступал так, как считал нужным.
Я краем глаза следила за ним. Он, казалось, злился. От чего?
Кирилл, как и Казбек, и Мартынов, да что уж там, и Фомин, желал меня. Не требуя взамен близости душевной. Я понимала это, и не питала надежд. Но была рада, что капитан предложил мне альтернативу. Законный брак. Быть замужем – значит быть в относительной безопасности для меня.
Все эти мысли роились в моей голове, когда повозка с моим хмурым женихом стремительно бежала вперед.
Я мысленно взглянула на себя. Серая одежда, растрепанные волосы, следы побоев. Вряд ли это образ счастливой невесты. Но впрочем, как часто бывало в последнее время, выбирать мне не приходилось.