°°°Что-то вроде парафраза на рассказ мосье Ивана Овфинбаха с почти таким же названием°°°
____________________________________________________
На пороге гостиничного буфета стоял мужчина лет сорока. На нем вы не увидели бы ни клубного твидового пиджака, ни белоснежной рубашки, ни безукоризненно повязанного галстука. А почему? - спросите вы. Да потому, что мужчина был совершенно, ну весь как есть голый. Конечно, если не считать легких парусиновых туфель a la Stenka Razin и массивного перстня-печатки с его инициалами – “КБ”, остро-блестевшего как комета Галлея или другое соответственное небесное тело. Почти КГБ, скажите вы, но не угадаете. КБ был бизнесменом средней руки и приехал в этот город по делу дней на десять. А может и на одиннадцать. Дело начиналось завтра, а сегодня он решил отсидеться в номере, выспаться и вообще осмотреться вокруг. В буфете было малолюдно: три изрядно подвыпивших вьетнамских офицера Фюнь Гунь, Тунь Жунь и Олефтий Дюдюнов, а также толстая парочка с выпученными глазами, распивавшая уже восьмую бутылку шампанского; у облупленного же окна сидела миловидная барышня – попивала кофей и перелистывала журнал «Порнозвезда Удмуртии». На неё, естественно, плотоядно поглядывали вьетнамские офицеры, но пригласить за свой столик пока не решались. То есть они вроде бы и хотели, и решили, но никак не могли договориться, кому идти первым. Когда КБ показался на пороге, один из офицеров, а именно Тунь Жунь, разливавший водку по фужерам, взглянул в его сторону и застыл, а водка потекла через край прямо на гульфик галифе Фюнь Гуня. КБ, немного постояв и покачавшись на каблуках парусиновых своих туфелек, прикрыл срамное место ладонью и сверкая белыми ягодицами, затрусил через буфетный зал, потом потоптавшись на месте, он кашлянул, кашлянул еще раз и решительно сел возле барышни, а она, отложив журнал, приветливо улыбнулась, как-будто именно его и поджидала. КБ кашлянул в третий раз и, качнувшись в сторону молодой дамы, произнес:
- Бон суар, то есть добрый вечер, барышня, простите, не знаю вашего имени-отчества, но не правда ли, здесь весьма мило?
- Да, весьма мило, - девица улыбнулась и отпила глоток кофею. – А как вас зовут, простите?
- Меня-то? Зовут меня Константином Борисычем, но вы можете меня называть просто Костик... то есть Игорь.
- Хорошее имя Игорь, - отозвалась барышня, - мне всегда приятно встречать мужчин с исконно-славянскими именами, они, эти их имена, напоминают нам о наших исторических корнях, не правда ли, э-э, Игорь?
- Ой! Святая правда, барышня! У нас вот в конторе служит Вахрамей Степаныч – абсолютно славянское имя. Вылитый ариец! Вы бы на него поглядели! Вот это кровь! Выпьем? – и бывший Константин Борисыч прочертил в воздухе порывистую дугу, мол, душа славянская горит и все такое прочее.
- Конечно, выпьем! – улыбнулась барышня. – Кстати, вы даже не спросили, как меня зовут, - с этими словами она хитро прищурила левый глаз.
- Ой, а верно! Миль пардон! А как вас зовут, барышня?
- Лиза, Лиза меня зовут. Лиза Топоркова. Кто-то из моих предков зарубил старушку-ключницу – о нем потом Федя Достоевский даже роман написал. Роман хоть и скверный, но все равно приятно попасть в аналы истории, согласитесь? – и она для наглядности воткнула указательный палец в безволосую грудь Костика-Игорька.
- Угум. – согласился он.
- Так вот, и с той поры мы все Топорковы.
- Крайне любопытно! - воскликнул Игорь, взмахнув руками, и откинулся на спинку стула, но вспомнив, что на нем ничего нет, он тут же дернулся вперед, и быстро прикрыв ладонями неприличное место, залился пунцовой краской. Барышня с интересом наблюдала за игрой оттенков алого цвета на его пористой коже.
- Понимаете ли какое дело, Лизавета... Лиза - произнес Игорь после некоторого молчания, - вы навереное, заметили, что я в некотором роде не в форме. То есть я хочу сказать, что... в общем, попятили у меня одежонку в гостинице, а с нею и все остальное: кредитки, визитки, билет на самолет - одним словом все!
- ? – сказала Лиза.
- Так вот я и подумал, дай, думаю, спущусь в буфет - глядь, кого из знакомых увижу. Одёжкой бы мог одолжиться, понимаете?
- ? – сказала Лиза.
- Ну и вот, я увидел вас, понимаете?
- ? – сказала Лиза.
- Так вот, не уступили бы вы мне этот ваш журнальчик? Он толстый. Страниц 60 будет. А у меня есть клей – в тумбочке нашел – так вот я бы как-нибудь себе рубашечку да брючки там летние из него и поклеил, что вы на это скажете?
- О! – сказала Лиза. – Это сущие пустяки! Несите клей, в сумочке у меня ножницы маникюрные есть: я вам все мигом сработаю. Я, знаете ли, училась на белошвею, а потом пошла в стюардессы. Кстати, а ты, ты сам кто по профессии-то будешь: врач, бандит, священник? – спросила она, внезапно перейдя на «ты».
- Акх-акх-акх, - поперхнувшись от неожиданности, закашлялся Игорь, - уффф, - отдуваясь, вытер он вспотевший лоб салфеткой, - да, я все по мелиораторской части: болота осушаю, реки там всякие. Вот сейчас прилетел насчет осушения Ниагары договариваться, а тут такой казус!
- А-ааа, - протянула Лиза. – Ну так неси ножницы, золотце, а я пока вина закажу. Ты что пьешь: карвуазье, мартини, кальвадос?
- Да я, - опустив глаза замялся Игорь, - я знаете ли все по хлебной, по водочке.
- Ну и прекрасно! Я боялась, что сейчас как скажешь, ну давай, заказывай какой-нибудь там виски разлива 1928-го года, а меня в кошельке только и есть, что двести долларов, да и то, меланезийских! Вот бы я тебя уважила, ха ха ха! – залилась Лиза серебристым смехом бывшей белошвейки.
- Отличненько! – вскричал Игорь и потер ладони. – Я сейчас мигом. Туда, сюда - пять минут! Какой пять? За три управлюсь! – и вскочив со стула, он стремглав бросился к выходу из буфета. Но случайно зацепив локтем цветочный горшок, заскользил по паркету и растянулся прямо у сапог (или сапогов?) вьетнамских офицеров.
- Простите, господа, – прохрипел он, глядя из под сапога Олефтия Дюдюнова, - я тут поскольнулся, знаете ли.
Олефтий посмотрел на своих товарищей, хмыкнул, и размахнувшись дал звонкового леща по голой спине Игорька. Гы - гы - гы! – раздалось под сводами предприятия общественного и частного питания. Это гоготали бравые вьетнамские офицеры. Игорёк вскочил и на полусогнутых ногах помчался к выходу, а оттуда к лифту. Кстати, в этот самый момент толстая пучеглазая пара заказывала себе уже десятую бутылку шампанского – это чтоб вам нить повествования-то не терять.
Как и обещал, Игорь появился в двери буфета через три минуты, но Лизы, естественно, там уже не было. На ее столике рядом с журналом и бутылкой «Столичной» лежала пара маникюрных ножниц и записка. Игорёк окоченевшими от волнения пальцами взял листок и едва шевеля фиолетовыми губами, принялся читать: «про- сти, зо- лот- це...» Ага, прости золотце! Так, что там дальше: «ми- не по- зво- ни- ли из а- е- ро- пор- та...» Ага, из аэропорта ей-таки позвононили! Делаааа... «незапла- фу, какое слово длинное, не- за- пла- ниро- ван- ный рейс.» Вот! Незапланированный рейс! «са- ба- чья ра- бо- та...» Кто собачья? Или это может она меня собакой назы... да нет, как-то даже не верится. Стюардесса, а тут, на тебе, собака! Ничего не пойму. А! а! пишет, что работа у нее собачья! Ну-ну, что еще написала, разлюбезная ты моя? «во- дку мо- жишь ра- зде- лить с а- фи- це- ра- ми...» Ха! ну это дудки! Чтоб я да водкой своей да с офицерами... нет, любезные вы мои, водка это святое, водка – продукт н е д е л и м ы й! Ну-ка, ну-ка, что еще написала: «а нож- ниц- ы ас- тавь си- бе на веч- ну- ю па- мить. ци- лу- ю, ни ску- чай. тва- я Ли- зетт.» Два 'т' на конце. Лизэ Тэ Тэ.
Мнда, - поскреб себе грудную клетку Игорь, вернее Константин Борисыч. – Вот так кундштюк! Три минуты! Убегаю: сидит. Туда – сюда, прибегаю – уже не сидит. Испарилась в эфире воздушных сообщений. Ну что ж, вначале выпью, а там видно будет. – с этими словами Константин Борисыч налил себе полный стакан и тут же его выпил. – Ах, хорошааааа водочка! – крякнул он. – Хоть и теплая, но... но почему денег не оставила? Я бы в банке поменял. Меланезия это где? Ну и что, а хоть и меланезийские, доллары они всегда доллары! Мельчает, мельчает человек. Какие-то ножницы тривиальные – мол, бери, не жалко. Водку какую-то теплую, мол, пей, а доллары, доллары-то куда мои увезла! Эх ты, растяпа! А еще Лиза! Лиииизанька. Тургенев! Классика! Литература! А я тоже дурак! Повелся! Нужно было ее с собой в номер брать, на цепочку или там на веревку к руке прикрутить, чтоб не убёгла, чтоб гарантии! Откуда это жлобство? Когда появилось? Ведь не был таким! А ты посмотри, с кем общаешься, кто тебя окружает. Этот недоумок Митяй – продать, купить, достать, кинуть – о чём с ним вообще можно говорить? Да он и говорить-то толком не умеет, только бу-бу-бу, бубнит что-то, а что бубнит - сам дьявол не разберет. Он меломан? Может он любит послушать второй концерт Рахманинова для фортепьяно с оркестром или рапсодии Ференца Листа? Может он коротает длинные, зимние вечера с томиком Кафки или Шопенгауэра? Или этот лучеразный... нет, лучезарный! – выговарил Константину Борисычу его внутренний Я (тоже, кстати, Константин Борисыч), тычя ему в грудь маникюрными ножницами. – Да, этот Кравченко, этот твой компаньон? Кто он такой, чем он прославился этот крупнейший бизнесмен? Чем?! Тем, что когда работал прорабом стройке, он тырил унитазы, а потом их перекрашивал и продавал в братские социалистические страны? Митяй, Кравченко, а ещё Миха Бегемот, - вот твоя компания, вот твой круг общения. И ты спрашиваешь, откуда жлобство. Сам то кто? Далеко ли от них? Ладно, Кравченко – деревенский паренёк, тяжёлое детство, что он в жизни-то видел хорошего? А из тебя лепили интеллигента рафинированного, и фортепьяно и английская школа. И книги, вроде, читал хорошие. И на выставки тебя водили. И ванну ты принимал три раза в неделю, а не как остальные – раз! В университете отучился, подавал большие надежды. Был самым молодым завлабом в своём НИИ. А толку-то что? С Михой Бегемотом по Фене ботать можно было бы и без университета. Хотя, согласен, с университетом оно вернее. Да, вернее! – с этими словами Константин Борисыч дернулся на стуле и начертил в воздухе бутылкой что-то вроде кривой показателей производительности труда. Ну, был ты неплохим программистом, а сейчас ты кто? Крупный финансист? Специалист по взаимозачётам? А что это, как не надувательство в сугубокрупных размерах? Долгами обменялись, налоги списали, а остальное по карманам распихали. Ха-ха-ха! Бизнес называется. Кому от всего этого польза? А теперь... да на тебе... на тебе даже не то что штанов, а носков-то нету! Тоже мне, интеллигент хренов! Сахар-рафинат! Да-да-да, надо быстрее костюмчик сооружать да ноги отсюдова! Хочу новой жизни! Альтруистом буду! Картины покупать буду! Музей построю! Два, три – десять музеев! Культура чтоб в народ поступала, э, по трубам. По трубам! Мы ее в наш народ под высоким давлением закачивать будем! Тысяча атмосфер!! – кричал Константин Борисыч, забравшись на стол, и размахивая бутылкой. Вьетнамские офицеры внимательно его слушали, время от времени переглядываясь и кивая головами, а толстая выпученная пара уже допивала двенадцатую бутылку шампанского, которое нежно пузырилось у них из ноздрей.
В этот самый момент на пороге буфета появилась Элеонора, - девушка из объявления, - тоже, кстати, голая. В руках у неё сверкала мелиораторская керамическая труба. Она подошла к Константину Борисычу и стала медленно засовывать эту трубу ему в рот. Константин Борисыч хотел что-то сказать, объяснить, он вскинул руки, но внезапно его мозг взорвался сполохом света, и больше он уже ничего не помнил.
Fin.