Старушка остановилась на перекрестке, вытянула шею, дважды суетливо переступила с ноги на ногу и ринулась через дорогу прямо под колеса мчащегося на пределе возможностей мощного «мерседеса», чудом успевшего в последний момент увильнуть от неминуемого столкновения.
- ….Мать!!!….Мать!!!….Мать!!! – разразился незамысловатой тирадой выскочивший из взвизгнувшего тормозами роскошного средства передвижения водитель.
Старушка обернулась и несколько секунд, прищурившись, пристально смотрела на кричавшего. Затем разжала стиснутые в тонкую бледную полоску губы и дребезжащим, неожиданно громким, голосом вопросила:
- Венчик?
Водитель осекся, с удивлением рассматривая «визави». Не увидев ничего, важного для себя, он негромко чертыхнулся, хлопнул автомобильной дверью, и уехал восвояси, смущенный и терзаемый некоторыми сомнениями.
Дело в том, что водителя звали Вениамином. Именем не экзотическим, но встречающимся в наше время не так чтобы очень часто. К тому же в недалеком и светлом прошлом в крайне узком домашнем кругу носил он уменьшительно-ласкательную кликуху «Венчик». Знать об этом «музейный экспонат», волею случая не задавленный им на тихой улице уездного городка, никак не мог. Никаких, известных Вениамину, родственников в районных центрах дружественного государства у него не было. Как, впрочем, и в районных центрах государства родного, из стольного града которого ехал он по делам коммерческим в стольный же град смежной, независимой от союзного прошлого, республики.
«Ослышался», - решил Вениамин, неизвестно зачем защелкнув небрежно наброшенный ремень безопасности. Еще километров через двадцать он благополучно забыл и про старуху, и про городок. И напрасно. На ровной, недавно отремонтированной трассе, в отсутствие помех для движения и плохих погодных условий, «мерседес» развернуло на сто восемьдесят градусов и с силой выбросило за ограждение на неровную, узкую обочину. Машина трижды перевернулась, ударилась об одиноко стоящую сосну, вывернув ее с корнем, и замерла на боку покореженным металлическим остовом, лишенным всех стекол, включая лобовое. Через отверстие от которого и выбрался наружу бледный, онемевший от ужаса Венчик, отделавшийся царапинами от разлетевшегося во все стороны стекла и сильнейшим стрессом, последствия которого долгое время не давали ему спокойно спать по ночам…
… Старушка после отбытия автомобиля еще постояла некоторое время, задумчиво провожая машину взглядом, пробормотала что-то невнятное и засеменила в сторону базарчика, кивая сухонькой, морщинистой головой, как королевский фазан, ухаживающий за пассией. В городке старушку знали и, в отличие от забывчивого непуганого Венчика, старались не тревожить. С давних пор закрепилась за ней дурная слава. Слухи, как водится, ползли и множились согласно количеству и длине бабьих языков, но были и события. С материалистической точки зрения совершенно необъяснимые.
Изрядно пострадал начальник железнодорожного узла Иван Иванович с игривой фамилией Лапочка. Иван Иванович слыл заядлым охотником, и, хотя никто ни разу не видел его ни с трофеями, ни даже с ружьем, население городка в охотничьей компетентности начальника ничуть не сомневалось. Да и как засомневаешься? Станет ли взрослый разумный мужик зазря держать дома целую псарню сук и кобелей с импортными родословными и отечественным аппетитом?
Гордостью Лапочки была русская псовая борзая Эльза Тереза Мерседес Клеопатра Вторая, в миру именуемая Клёпой. Клёпа стоила хозяину целое состояние, по слухам, бежала быстрее любого зайца и готовилась к поездке в Дрезден для воспроизведения и улучшения борзого рода.
Жила Клёпа в вольере, питалась телячьей вырезкой и свежайшим творогом и услаждала взоры обывателей величественным видом и манерами. Дверь вольера запиралась французским секретным замком, ключи от которого Иван Иванович носил с собою и, даже, вроде как, с ними спал.
Представьте же себе его ужас и удивление, когда однажды по утру увидел он замок отпертым, а Клёпу, текущую согласно графику, лежащею на траве рядом с огромным полукровкой-ротвейлером. Влюбленных разлучили, но было поздно. Клёпа понесла. Иван Иванович страшно страдал, даже пытался уговорить ветеринара Добрынца сделать Клёпе аборт, но ветеринар не взялся.
Через положенный природой срок Клёпа, потеряв чистопородность, ценность, и возможность покорить немецкого племенного кобеля, произвела на свет одиннадцать бастардов чудного вида. От матери щенки взяли хвосты и спины, остальными частями тела пошли в отца…
Вы спросите, причем здесь наша старушка? Спросите об этом Ивана Ивановича! Если не побоитесь всерьез рассориться с ним. Он тут же передернет плечом, сплюнет под ноги и перекреститься в сторону храма. Потому что Иван Иванович уверен, что именно зловредная Валерия Гариевна явилась виновницей Клёпиного грехопадения. И хотя никто не видел ее рядом с домом путейца в день злополучного зачатия, но Лапочка не сомневается, что именно старушкины козни виной и отпертому вольерному замку, и появлению тупомордого кавалера. И еще уверен Иван Иванович, что не обошлось в этом деле без нечистой силы, оттого и крестится на церковь. Уверен, то он уверен, а как докажешь?
А причиной всему была безобидная, в сущности, шуточка, отпущенная балагуром Лапочкой в застольной обеденной беседе в ресторанчике со смелым названием «Версаль». И всего-то назвал он почтенную Валерию Гариевну Валькирией Гарпиевной, не заметив, что старушка вкушает постные щи за соседним столиком. Угораздило же пенсионерку позариться на казенную кухню!
Валерия Гариевна кинула на начальника быстрый, веселый, не по годам живой взгляд, доела супчик и покинула версальскую территорию, бормоча под нос что-то вроде: «Дошутишься, горемычный. Сучке своей клички давай!» Иван Иванович готов был оскорбиться за попранную женину честь, но друзья отговорили: не связывайся со старой гмырей! И, аккурат в ту ночь, случилась с Клёпой беда. Вот тут-то и вспомнил Лапочка про «сучкины клички». Но сосед его и добрый знакомец, начальник отделения милиции, подполковник Старцев, криминала в бабкиных причитаниях не усмотрел, Лапочкиным собачьим делом заниматься не стал, и вообще, в скорости, с соседом расплевался.