иллюстрация с картины Исаака Сойера "Парикмахерская"
(случай в салоне)
Однажды в одной из парикмахерских Костомарова в зеркалах отражались покрытые бирюзовыми накидками неподвижные, беспомощные тела на низких креслах и манипуляции мастеров-стилистов в коротких, голубых халатах. Одна из них – черноволосая Элина проводит расческой по затылочной части головы постоянной клиентки г-жи Аскиной и вдруг натыкается на легкое препятствие в рыжих ее волосах. Точнее, не в волосах ее, а на голове - рельефной, быть может, от природы поверхности.
Замешательство стало причиной приостановки насыщенной психоделической составляющей женской беседы. Гипноз электромеханического псевдоразговора машинок, аэромелодичного стрёкота ножниц и матовых солнц царствовал в поглощаемом жемчужным сиянием салоне.Элина повторно и профессионально проводит расческой в противоположном направлении, уже осторожно, чтобы не сделать клиенту, если не больно, то неприятно.
- Родинка?
- А-а...Вы посмотрите, милочка...- произнесла г-жа Аскина после паузы, фруктово наблюдая за отражением мастера.
Элина приподнимает влажный локон волос и заглядывает в те края, откуда волос берёт свои начала.
- Что это? – спрашивает парикмахер и густо покраснеет.
- А вы, Элина, не стесняйтесь, дотроньтесь! – почти приказывает Аскина, и края ее полных губ оттягивают кожу лица, обнажая белоснежный глянец зубов.
Элина подушками пальцев дотрагивается до пятна, оказавшейся дырой, куда ее палец вошел и провалился очень легко, очень нежно, очень необыкновенно - внутрь.
Аскина хихикнула, давая понять, что ей небольно совсем или неприятно, а очень даже приятно и почти щекотно. Мастер улыбнулась, ее любопытство приняло гуттаперчевый характер. Ее палец проник в голову, не встречая сопротивления или физиологического препятствия.
У Элины со временем укрепилось уверенность в пустой полости головы ее клиента, и острота очевидности этого факта усиливало впечатление от неожиданного его открытия.
- Вау!! – вырвался возглас у девушки-парикмахера.
-Смелее, Элина, смелее! – подбадривала голосом Аскина, смеясь с сарказмом.
Аскина задержала у себя на лице гримасу, глаза ее заблестели капельками алмазов.Элина нажала сильнее пальцем, и голова впустила в себя, неожиданно проглотив кисть женской руки, по самое запястье. В «кошачьем месте» мастера змейкой метнулась дрожь предэкстазного смятения, и ее неловкость сражена убеждением, что делает клиенту приятное. Она вынула руку из головы и, оттягивая эластичные ее стенки,заглянула в дыру, казавшейся бездонной и ненастоящей.
- Вау-у!! – опять не сдержала себя Элина - потрясенная и удивленная увиденным и непристойное эхо вернуло «вау-у» из головы.
Этим же вечером – синим и поздним, Элина стояла у окна крохотной комнатки съемной квартиры и видела в нем волшебство преображения ее внутреннего несовершенства, превращение отзвуков и осколков ее сиреневого детства в осколки, делящие воспоминания на периоды и возвращающиеся новой формой их восприятия.
Вязкий, красноватый второсвет упал на стены комнаты изломанными линиями, как законченное перерождение первосвета ночника.
В коридоре царственная внезапность тишины. Не слышны вечные потрескивания паркетных досок от шагов ворчливой хозяйки, которая раскинулась на кафельном полу кухни в черной, как смоль луже, где дрожит ртутное безумство лунного окна и зияет глянцевая тень на кудрявом затылке.
Элину уже отпустила непроизвольная конвульсия внизу живота, но сжатием она продолжала терзать сомнительное, бессвязное сочувствие к желтым огням за окном, которые давно ожидают встречу бесконечного очарования ночи.