Кузина история

Лидия Курчина
Было ясное сентябрьское утро. Рита вышла из дома с мыслью, что вполне могла бы поспать ещё, ведь это была долгожданная суббота. Но что поделать, - размышляла она, -- издержки любимой работы. Рита работала внештатным переводчиком в одной достаточно крупной иностранной фирме. У внештатной работы было больше плюсов, чем минусов. Самым главным плюсом представлялся тот факт, что вечер пятницы и утро понедельника не существовали для неё в качестве границы того времени, когда она либо принадлежала, либо не принадлежала себе самой. Она могла уехать недели на две в командировку, а потом месяц провести дома, выполнив пару письменных переводов, которые получала и отправляла, не выходя из дома. Эта суббота была больше исключением, чем правилом, тем более, что и словом работа этот субботний выход из дома назвать можно было с большой натяжкой. Вчера она с тремя иностранными инженерами вернулась из дальней командировки, и один из них по не совсем понятной причине опоздал на свой самолёт, о чём немедленно сообщил ей по телефону и попросил сходить с ним в магазин сувениров до его отъезда в аэропорт на следующий день. За четыре дня совместной работы Рита сдружилась со своими «подопечными», как она их называла, и ей не пришло в голову отказаться, хотя планы были другими, но она надеялась все успеть, поскольку эта суббота начиналась для неё гораздо раньше, чем обычно.

Встретиться с Эндрю они договорились непосредственно у магазина. «Он, конечно, приедет на такси и, как обычно, заранее», – вздохнула Рита, посмотрев на часы и увидев, что опаздывает, подумала в своё оправдание: «ладно, имею право, ведь это мое личное время и добрая воля». 

Читать в метро катастрофически не хотелось, в голове постоянно вертелись обрывки планов по благоустройству новой квартиры, куда она недавно переехала от родителей. Мебель была уже куплена, и оставалось самое ответственное – создание уюта, то есть покупка самых разных мелочей и разведение комнатных цветов, без которых Рита не представляла себе своё жилище. В очень отдаленные планы также входила и собачка – обязательно небольшое пушистое создание женского пола.

В Ритиной семье любили собак, любили не абстрактно, на расстоянии, а весьма конкретно, поэтому в их доме всегда жил какой-нибудь питомец. Когда-то совсем давно Ритин папа завел очень породистую (с родословной в двадцать имен и обязательством участвовать в выставках) охотничью собаку. Пёс подавал большие надежды, а возрасте года с небольшим убежал за какой-то «хвостатой девочкой»; его удалось поймать очень быстро, но, кажется, именно тогда он и подцепил чумку, свирепствовавшую в их районе. Заранее сделанная прививка не помогла, лечение тоже оказалось неэффективным, и кончилось всё весьма и весьма печально. На какое-то время собак не заводили, а потом на Ритино шестнадцатилетние папа привез подарок – купленную на птичьем рынке небольшую пушистую собачку с бородой и усами. Настало время – и она сменилась другой пушистой собачкой, потом к ней добавилась ещё одна, и теперь Рите хотелось самостоятельности в выборе питомца. С этой мыслью она и приехала на нужную ей станцию.

После двух недель холодных дождей погода стояла потрясающая – бабье лето в квадрате. Свою положительную роль сыграло и субботнее утро – народу было мало, и никто никуда не спешил. Идти в магазин совсем не хотелось, и Рита без особой цели тормознула у книжного развала, оглянулась на киоски и вдруг заметила, как какая-то женщина сгоняет со ступенек совершенно жалкую маленькую собачку и ставит именно на это место свой раскладной столик-прилавок. Первой реакцией было удивление – зачем прогонять явно больное существо, которому каждый шаг давался с большим трудом, когда проще просто поставить свой столик рядом. Потом появилось осторожное любопытство – в каком состоянии должно быть это живое существо, чтобы его боль чувствовалась даже на приличном расстоянии. И Рита решила прежде чем пойти к переходу, пройти мимо того места, где после пары шагов несчастное создание рухнуло на асфальт. То, что она увидела, превзошло все самые худшие ожидания. Шерсти практически не было, более того, казалось, что все возможные жилы и железы были раздуты, задняя лапа была неестественно вывернута вверх. Но больше всего поразил взгляд – в нём не было никакой надежды, абсолютно бесцветные полузакрытые глаза уже не могли отражать даже боли, которая, по-видимому, стала составной частью жалкого тельца.

Поначалу никакой мысли не возникло, было только какое-то неясно выраженное тягостное чувство, с которым она пошла в переход и дальше – к магазину. Хорошая погода уже совсем не радовала, встреча с Эндрю оказалась лишенной какой бы то ни было эмоциональной окраски. Несколько отвлёк выбор сувениров, которые, как показалось Рите, иностранный гость собирался покупать в неимоверном количестве. В общем, жизнь начинала входить в свое русло и так бы и пошла своим чередом, иногда напоминая об увиденном у метро угрызениями совести, если бы у Эндрю хватило денег расплатиться за все отобранные им вещи. Нужно было менять доллары, и Рита помчалась в обменный пункт, расположенный в соседнем здании. Обменный пункт был закрыт. Следующий обменный пункт был тоже закрыт, оставалось перейти на другую сторону – на выходе из метро точно был один открытый обменник, о чём она и сообщила, когда вернулась в магазин.

Отложив выбранное, Эндрю пошёл вместе с Ритой, и чем ближе они подходили к тому месту, где должна была быть несчастная собачка, тем громче давала о себе знать совесть, а сердце щемило. Поддерживать разговор не получалось, поскольку всё внимание было сосредоточено на поиске того самого места, куда уковыляло жалкое создание. В общем, к обменному пункту Рита подошла автоматически, постоянно оглядываясь в сторону. Эндрю, как будто почувствовал что-то неладное, замолчал, и обмен денег произошел без особых разговоров. Как только они вышли из обменного пункта, Рита немедленно, не вдаваясь в объяснения, сказала Эндрю, что сейчас они пойдут обратно немного другой дорогой. и буквально через минуту они уже стояли напротив «собачьего несчастья».
- Эндрю, я возьму эту собаку, – сказала Рита тоном, который говорил о намерении даже лучше, чем слова, решительно подошла к лежащей собачке, потянула её за заднюю ногу, чтобы определить пол, и отметила с некоторой досадой – «Мальчик!»
Надо было отдать должное иностранному гостю – он абсолютно спокойно воспринял Ритино намерение, и на его лице не было никаких других эмоций кроме чувства сострадания.

Дальше события развивались как в тумане. Довольно быстро удалось найти такси, договориться с водителем, уложить на пол перед задним сидением собачку и разместиться самим. Эндрю принимал во всем этом деятельное участие, и Рита про себя отметила, что усомниться в искренности её гостя не было никакого повода.
- А, может быть, после того, как мы заберем покупки из магазина, мы съездим ещё и на Арбат? – вдруг спросил Эндрю – Я думаю, что у меня времени хватит, а ты потом завезешь меня в гостиницу и поедешь к себе домой.
Не согласиться было нельзя, тем более, что совесть была успокоена полностью, жизнь снова начала казаться радостной и удивительной, а солнце засияло даже ярче, чем час назад.

На Арбате они долго не задержались: опоздать второй раз на самолет было категорически нельзя. Вернувшись к машине, они увидели, что водитель внимательно рассматривает Ритино «приобретение».
- Я уж думал, она умерла, – пояснил он, –лежит не шелохнется, как будто неживая, но прислушался – нет, дышит.

Пёс, действительно, лежал в той же позе, что его уложили в самом начале. Рита погладила его по голове, потормошила за холку, потянула за лапу. Черный с большими пролысинами клубок пошевелился, немного поднял голову, и Рита уловила выражение в его взгляде. Это было выражение умиротворения, умиротворения абстрактного, наверное, только от того, что он лежал не на улице в пыли, а в машине – а то, что такое машина, как показалось Рите, ему было знакомо. Когда его туда укладывали, то он даже попытался попробовать на трех лапах забраться на сидение, но эта попытка была мягко пресечена, после чего он и свернулся клубочком на полу.

Через десять минут такси подъехало к гостинице, прощание с Эндрю было тёплым и быстрым, после чего Рита полностью сосредоточилась на мысли, что делать дальше.
Когда около дома она вышла из машины и вытащила оттуда свою находку, то сразу же заметила, что сил у пёсика поприбавилось, потому что как только он оказался на газоне, то сразу в меру своих возможностей деловито заковылял в наобум выбранном направлении. Метров через десять он сделал свои собачьи дела, ещё метров через пятнадцать он снова сделал свои собачьи дела, уже посерьезнее.
- Надо же, есть чем, - удивленно отметила Рита и сгребла собаку в охапку. Как только они вошли в квартиру, пёс деловито заковылял на кухню. Как только он дошел до стола, силу у него кончились, и он рухнул на пол, шумно вздохнул и откинул голову.

Когда позже Рита вспоминала свои первые шаги с найденышем, она ужасалась своей черствости. А дело было в том, что почему-то, несмотря на действительно жалкий вид несчастного создания, она сочла своим первым долгом его хорошенько отмыть от уличной грязи. Её не остановила ни распухшая, неестественно вытянутая лапа, ни отсутствие сил у собаки, ни даже её собственное чувство сострадания. Движимая исключительно желанием сохранить тщательно поддерживаемую чистоту только что отремонтированной и обставленной квартиры, Рита загрузила собаку в ванну, думая, что и ванну потом надо будет хорошенько обработать каким-нибудь сильнодействующим средством. Но как только первая струя воды попала на несчастного, он издал такой крик, что все мысли о чистоте мгновенно испарились. Рита за секунду вернула собаку на кухню под стол, потом быстро нашла старое одеяльце и подложила его в качестве подстилки. Пёс продолжал тихонько подстанывать. Не зная, что делать дальше, Рита предложила ему остатки вчерашних макарон, макароны исчезли за пару секунд. После этого Рита положила кусочек колбаски, колбаска исчезла с той же скоростью.
- Пока хватит, как бы не сделать хуже, - решила она: судя по виду, собака голодала длительное время, по сути это был скелет, обтянутый кожей.

И тут в Ритиных эмоциях наступила пауза, и реальность предстала во всей своей непреложности. Ей нужно было ехать к родителям за город. Что делать с найденышем, она себе не представляла, как и не представляла, что им сказать, тем более, что в их доме уже лет пять жила беленькая избалованная Чара, в которой души не чаяли не только сами родители, но и все их друзья, и это означало, что «место» было давно и прочно занято. И это было только во-первых.
Во-вторых, была необходимость собачку пролечить, но самостоятельно это сделать представлялось маловероятным, она даже боялась посмотреть на лапу поближе. В какой-то момент показалось, что собака может и не выжить, уж больно она была истощена, да и лапа больше выглядела не как лапа, а как жуткого вида культя.

И тут её осенило посмотреть в газете рекламных объявлений телефон какой-нибудь ветеринарной помощи. Дозвониться повезло практически сразу, и Рита начала довольно путано объяснять проблему, но потом собралась и кратко суммировала: «Я не знаю, что делать, я его только что подобрала и боюсь, что он у меня просто умрет».
Женщина на том конце провода, вздохнув, сказала: «Что ж, привозите — посмотрим» - и продиктовала адрес. Ехать нужно было в противоположную от дома сторону и самым сложным был вопрос транспортировки больной собачки.
Вторым по сложности моментом были деньги, а вернее их отсутствие – не только все Ритины накопления, но и ближайшие денежные поступления уже были «съедены» новой квартирой и всеми вытекающими их этого тратами. Всё, что она наскребла, оказалось весьма скромной суммой - мелочью на дорогу. Это означало, что на такси ехать не придется и что врач может отказаться принять «больного», но Рита всё равно решила ехать на свой страх и риск, потому что другого выхода не видела. Все дорожные сумки остались у родителей, и ничего кроме большого полиэтиленового пакета найти не удалось, поэтому «бедная собачка» была упакована в этот пакет. Надо сказать, что пёс стоически переносил всё, что с ним делали, чем вызвал у Риты уважение, но только через полторы недели, когда она привезла его обратно к себе домой, она поняла, что не совсем правильно оценивала ситуацию: на самом деле пёс совсем не «стоически переносил» всё, что с ним делали, у него просто элементарно не было сил на сопротивление. Но тогда Рита этого не знала и бодро направилась к метро вместе со своей ношей.

В вагоне она поняла, что целлофановый пакет был не лучшим вариантом, потому что концентрировала запах, да так сильно, что ей самой было неприятно – так что же говорить об окружающих! Из дома она, сама не зная точно зачем, прихватила так, на всякий случай, шифоновый шарфик от своей старой блузки, и, как вытекало из развития ситуации, сделала это совершенно правильно. Этим шарфиком Рита завязала пакет на шее собачки, и получилось весьма и весьма неплохо. Во-первых, единственно пристойно выглядящей частью найденыша была именно его голова - на ней ещё оставалась шерсть, а поскольку пёс напоминал в прошлом болонку, но, что казалось странным, черного цвета, то шерсть была довольно длинной и свисала небрежной челкой, закрывая помутневшие глаза. Морда у собаки, надо сказать, была потешная из-за абсолютно неправильного прикуса, нижняя челюсть с редкими зубами выдавалась сильно вперед, а из верхней челюсти был виден один клык, который при этом ещё и закусывал шерсть. И вот такая потешная для тех, кто не видел того, что было спрятано в пакете, собачья морда с кремовым бантом смотрела на сидящих напротив. В основном все, кто наблюдал эту картину, улыбались, иногда перешептывались, и было понятно, что эмоции эта картина вызывала только положительные.

Когда народу в вагоне прибавилось, и даже стоячих мест осталось немного, вошла пожилая женщина. Она поискала глазами свободное место, и Рита про себя поёжилась, потому что уступить своё место она не могла – в ногах стоял пакет с собакой и передвинуть его или взять в руки было не то, что неудобно, а практически невозможно. Женщина быстро смирилась с отсутствием свободного места, довольно ловко устроилась у поручня сбоку от сидения, а потом на всякий случай обвела глазами противоположную сторону – и … тут её взгляд и наткнулся на Ритин пакет.

«Какая КУУУЗя!!!!» - непроизвольно вырвалось из её уст, и она начала широко улыбаться собаке. Потом подняла глаза на владелицу пакета и сказала: «Какая красивая собачка! Настоящая Кузя!»
В общем, вид собачки с бантом и в полиэтиленовом пакете поднял ей настроение, и она полностью забыла о необходимости сесть, теперь все её внимание было приковано к Рите и её пакету. Рита удивилась, насколько точно имя Кузя соответствовало облику того, что возвышалось над пакетом. Действительное было что-то очень трогательное в собачьем облике, трогательное и уязвимое одновременно, и бант почему-то только усиливал чувство уязвимости. Когда поезд приехал на нужную станцию, Рита взяла пакет с собачкой в руки и сказала про себя – «Кузя»! Пакет был очень горячий, бедняга, наверное, там сварился – подумала Рита, еще раз отмечая терпение бедного создания. «Ну подожди, скоро я тебя выпущу из пакета, станет легче!» -- попыталась она подбодрить свое приобретение. У касс пригородных поездов Рита развязала бант, и запах чуть было не свалил её с ног.
- Нет, лучше уж пусть так лежит в электричке на полу в пыли, – решила она.

С электричкой им повезло, минут через десять они уже сидели в полупустом вагоне. Ехать, как ей сказали, было минут сорок. С женщиной ветеринарным врачом они приблизительно договорились на определенное время с условием, что дождутся друг друга. По времени Рита очень хорошо успевала.

Когда они доехали до нужной станции и вышли из вагона, Рита довольно быстро отыскала условленное место встречи. Ждать оставалось минут десять-пятнадцать, и она решила отпустить Кузю погулять или просто посидеть на земле, отдышаться. Она была так уверена, что собака никуда не денется, что потеряла бдительность. Минут через пять Кузя не то что не был обнаружен на том месте, где Рита его усадила, но и нигде поблизости его видно не было.

Рита запаниковала.

- Ну вот, называется привезла собаку к врачу, – укоряла она себя. Здравый смысл же подсказывал, что Кузя должен быть где-то недалеко, физически за это время куда-то далеко уковылять было невозможно. И действительно, после недолгих поисков Кузя был обнаружен под платформой, откуда извлечь его было задачей не очень и простой, но все-таки осуществимой, и через пару минут он опять сидел рядом под строгим присмотром.

Когда вдалеке Рита увидела быстро идущую спортивно одетую женщину, она сразу же подумала, что это и есть Светлана, врач-ветеринар, с которой они договорились о встрече. Догадаться было нетрудно, потому что женщина шла очень целенаправленно, и взгляд её был направлен именно на собаку, а не куда-либо ещё, что достаточно контрастировало с общим поведением людей в районе железнодорожной платформы. Электричек ни у платформы, ни вдалеке видно не было, поэтому все, кто уже ждал на платформе, неторопливо прохаживались или стояли с рассеянным видом, думая о чём-то о своем. Те, кто только подходили, знали, что времени у них достаточно, и осматривались в поисках чего-то такого, что помогло бы им скоротать ожидание. Этим «чем-то таким» мог вполне быть киоск с мороженным или пивом, напитками и сигаретами, или союзпечать, но никак не облезлый пес с не спускавшей с него глаз девушкой. Женщина же шла быстро и смотрела именно на собаку, поэтому Рита еще издалека начала ей улыбаться, всем видом показывая, что она уже догадалась о том, что это и есть Светлана.

Встреча прошла очень по-деловому, без лишних слов и эмоций. Не успев как следует поздороваться, Светлана присела на корточки и начала без эмоций осматривать собачку, её не смутили ни лапа, ни запах, на худоба, ни распухшие железы. Когда она выпрямилась, Рита вопросительно на неё посмотрела, потому что не знала, как начать разговор, но Светлане никаких слов особенно нужно не было. Она и сама оказалась немногословной и сухо, без лишних эмоций, отметила крайне плачевное состояние животного, Рита попыталась поддакнуть – «вот-вот, именно, поэтому я Вам и позвонила», но это было проигнорировано.

Светлана продолжила - Хорошо, я возьму его на неделю, посмотрим, что можно сделать, но чудес я не обещаю.

И тут наступал, по крайней мере, для Риты самый важный момент, ей нужно было сказать про деньги, вернее про их очень и очень ограниченное количество.
- Но у меня только пятьсот рублей – выпалила она, и быстро добавила, что через неделю отдаст остальное, обязательно.
Светлана опять же без эмоций согласилась, сказав: «хорошо, давайте пятьсот рублей». Потом они обменялись номерами телефонов, и Рита сказала, что условно пациента зовут Кузей. Она также предложила пакет, в котором Кузя был доставлен, для его дальнейшей транспортировки, но Светлана отказалась и достаточно ловко взяла его под мышку. Они быстро попрощались, договорившись созвониться через пару дней.

Рита смотрела вслед Светлане до тех пор, пока она не скрылась за углом жилого дома, а потом неторопливо пошла на платформу. Прошло еще минут десять, прежде чем Рита начала ощущать чувство свободы. Не нужно было постоянно за кем-то смотреть, беспокоиться, думать, как лучше расположиться в транспорте. Можно было, как прежде, абстрагироваться от окружающего мира и погрузиться в свои мысли, можно было читать или просто смотреть по сторонам и наблюдать за людьми. Уже в электричке, мысленно вернувшись к своему утреннему приключению, она решила, что пока родителям говорить ничего не будет, ей почему-то казалось, что Кузя задержится у нее ненадолго, потому что она сможет найти его хозяина. В том, что у него должны быть хозяева, она не сомневалась. Несмотря на весь свой жалкий вид, пес был домашним. Остатки шерсти, особенно на лапах, указывали на то, что он был хорошо подстрижен, его поведение в такси говорило о его привычке ездить в машине, да и то, что он прямиком направился на кухню, когда Рита привезла его к себе в квартиру, тоже наводило на мысль о том, что пошел он туда не случайно, а именно за едой и что он знал, что кухня – это то место, где его покормят. В Ритиной же семье уже был опыт собаки с улицы («с помойки» – как говорили они с мамой).

Была зима, стояли достаточно сильные морозы, ночью за минус тридцать. У них уже была своя собака – первая «хвостатая девочка». Как-то как обычно поздним вечером папа пошел выгулять Ладу (так ее звали) и долго не возвращался, потом буквально влетел в квартиру, не раздеваясь пошел на кухню, открыл холодильник, отрезал кусок колбасы, и только уходя, на пороге объяснил: «Сейчас приведу собачку». Даже если бы Ритина мама и была против ещё одной собачки, с папой спорить было бесполезно и уже в закрывающуюся дверь она сказала, «хорошо, приводи, что ж теперь делать», и они с Ритой начали с интересом ждать, что же это так разжалобило их папу. Ждать пришлось довольно долго. Наконец дверь открылась, папа осторожно пятился задом, держа в руках остатки колбасы. Потом Рита с мамой заметили, как что-то, как тень, метнулось в дверь, а потом, пулей, не разбирая, в комнату – и в самый дальний угол под небольшой стол с аквариумом.

Это была действительно запуганная, потерявшая ощущение жизни бездомная собачка, которая кстати потом, отъевшись и полностью почувствовав, что её любят, превратилась в изящную красотку, которой восхищался весь микрорайон, просили даже щенят, да вот, наверное, бездомное прошлое лишило её этой возможности. В противоположность этому Ритиному опыту с собаками, Кузя чувствовал себя хозяином жизни, умирающим, жалким, но хозяином, мужчиной, который даже несмотря на отсутствие элементарных сил, знал, что ему полагается.

Вот так, вспоминая прошлое, думая о настоящем и совсем не пытаясь построить никакого плана будущих действий, Рита добралась до родителей, к которым всегда после своего переезда ездила на выходные, и которые жили за городом в уютном поселке, и где у неё было много друзей.

Сначала все шло, как обычно – кухня, разговоры, обед, посуда, опять разговоры. К вечеру же у Риты начала появляться мысль, а не рассказать ли маме о приключении. В маминой реакции она не сомневалась, мама всегда её поддерживала, а если с чем-то не соглашалось, то никогда в лоб об этом не говорила, и начинала потихоньку, исподволь, проталкивать свою точку зрения. Зная об этом, Рита полагала, что у неё есть время для маневра. А о том, чтобы сказать папе, и речи быть не могло, во всяком случае сейчас, когда собственно не было понятно, выживет ли Кузя. Поэтому Рита, выждав удачный момент, посвятила маму в свою историю. Конечно, восторгов это не вызвало из чисто практических соображений.

Во-первых, Рита молодая женщина со своими интересами, ей надо думать об устройстве личной жизни, а не обременять себя собаками, одна из которых, кстати, есть у родителей.
Во-вторых, по работе Рита часто ездит в командировки – что тогда делать с собакой? А в-третьих, есть ещё и родители, к которым Рита регулярно ездит по выходным – как быть в этой ситуации? О второй собаке для родителей и речи быть не могло, в первую очередь, по соображениям пола. Мама была уверена, что держать разнополых собак невозможно по вполне объективным причинам. Всё это было очевидно, и Рита даже не думала спорить. Единственно, что она сказала в свое оправдание, что мама тоже не смогла бы пройти мимо просто так– что же ей было делать со своей совестью, которые родители в ней целенаправленно развивали с детства? В конце концов они пришли к договоренности, что рано делать выводы и думать, что будет в ситуации, которая ещё не наступила – время покажет.

Во вторник на следующей неделе Рита вспомнила, что пора звонить Светлане. По телефону Светлана оказалась многословней, и это объяснялось тем, что ситуация с Кузей для нее более или менее прояснилась. Она рассказала Рите о двух проблемах, из которых первой была лапа. Когда Светлана увидела Кузю первый раз, она была уверена, что лапа по меньшей мере сломана, но теперь стало очевидно, что нет, просто сильное нагноение, но от чего – пока было неизвестно. Второй проблемой было сильное истощение и простуда. По её подсчетам, собака скиталась месяц как минимум. Светлана также добавила, что организм у пса очень сильный: - Вы его уже не узнаете, он окреп и проявляет исключительную самостоятельность. Оказалось, ему было нужно совсем немного.
Они договорились, что созвонятся еще через пару дней, и тогда, скорее всего, уже будет ясно, когда Кузю можно будет забирать.

К своему стыду Рита поняла, что забирать Кузю ей совсем не хотелось. Никак он не вписывался в ее планы. Она даже с ужасом подумала, неужели ей в тайне от самой себя хотелось, чтобы он умер и избавил её таким образом от хлопот?  Вроде бы тогда и совесть успокоена (сделала, что могла), и ситуация бы разрулилась, и всё бы пошло дальше своим чередом.
По мере того, как Рита пыталась ответить себе на этот не очень приятный вопрос, просыпалась её чувство юмора: - тоже мне, любительница собак, споткнулась о первую же проблему! – сказала она и мысленно попыталась взглянуть на себя со стороны.

Неожиданно пришло в голову дать объявление в газету – вдруг собаку ищут. Между этой идеей и её воплощением прошел ровно один день, а ещё через несколько дней вышло объявление. Почему-то с замиранием сердца Рита прочитала собственные строчки «Найдена болонка черного цвета …», ей казалось, что телефон должен начать звонить немедленно, она уже видела хозяев, которые радостно обнимали Кузю и говорили ей спасибо, и все, абсолютно все были счастливы. В день публикации никто не позвонил, и Рита, пытаясь ускорить события, дала информацию во все службы поиска собак и приюты, информацию о которых она нашла в разных рекламных газетах. Она также успела ещё раз поговорить со Светланой, в этот раз Светлана позвонила сама и сказала, что дела идут все лучше и лучше и что Кузю можно будет забрать где-то в средине следующей недели.

Вскоре после публикации объявления, после того как Рита уже договорилась со Светланой, когда она приедет забирать собаку, раздался телефонный звонок. Взволнованный женский голос сказал «Я звоню по поводу вашего объявления о собачке» –у Риты забилось сердце.

Дальше женщина начала описывать свою собаку, и Рита узнавала в этом описании Кузю. Да, черного цвета, длинная прямая шерсть, белые лапки и грудка.

- Подстрижен подо льва? Не знаю, этого не видно, потому что вся шерсть на теле вылезла.

Женщина на том конце провода ужаснулась «Бедняга!!» Единственно, с чем вышло непонимание, так это с неправильным прикусом, женщина сказала, что никогда особенно не замечала, но все остальные приметы совпадали полностью. Решив, что рано разочаровываться, договорились на тот же день, когда Рита собиралась забирать Кузю у Светланы.
- Метро Комсомольская, первый вагон в сторону центра в два часа дня. Вы меня сразу узнаете – я буду с собакой и с большой сумкой, - объясняла Рита. Она уже успела привезти от родителей большую удобную сумку и, самое главное – лёгкую.

Вторая встреча со Светланой была тёплой, можно даже сказать дружеской. Она подробно рассказывала Рите, что и как нужно делать с лапой и даже попыталась объяснить, что же на самом деле произошло. Она была почти что уверена, что, путешествуя по метро, Кузя неудачно расположился на эскалаторе, и ему просто выдрало один палец, что, собственно, и повлекло за собой все остальные проблемы.

- Поверьте мне, - сказала Светлана, - он иначе не был бы так истощен, этот пёс может за себя постоять и найти выход из положения.

Оказалось, что всё это время Кузя жил у Светланы дома вместе с её бультерьером, которого, кстати, она оставила себе, когда предыдущие хозяева привели его к Светлане в клинику усыпить, потому что у них родился ребенок, и собака стала не нужна. Так вот, на четвертый день своего пребывания «в клинике», Кузя серьезно поспорил с этим бультерьером из-за сырника и даже попытался этого самого бультерьера укусить. Кузю спасло только то, что от такой наглости бультерьер на время остолбенел, и Светлане удалось перехватить инициативу и предотвратить конфликт. Когда разговор коснулся денег, Светлана сказала, что больше ничего не нужно, что в её практике – это первый случай, когда соотечественники подбирают такую проблемную собаку.
- Так что, – подытожила Светлана – доброе дело есть доброе дело. На этом они расстались, договорившись на первое время созваниваться.

В сумке Кузе было комфортнее, чем в пакете, он сидел тихо, наверное, пытаясь понять, что с ним будут делать дальше. Риту он, конечно, не узнал, или сделал вид, что не узнал, эмоций никаких заметно не было – исключительно полное подчинение более сильному. Когда они вышли и подошли на станции Комсомольская к условленному месту, буквально через пару минут к ним подбежала девочка лет двенадцати, а следом подоспела и женщина. Знакомиться особой нужды не было –  присутствие собаки выстраивало ситуацию по своим правилам.

Рита вытащила Кузю из сумки, поставила на пол, он как-то сразу обмяк и стал казаться ещё меньше и несчастней. По разочарованию, написанному крупными буквами на лице и мамы и дочки, все было понятно без слов. Девочка чуть не плакала, потому что еще минуту назад не сомневалась, что они нашли своего Тошу, женщина тоже заметно погрустнела.

- Нет, это совсем не он. Теперь я понимаю, что такое неправильный прикус. У нашего он правильный.

Рита видела, как на какую-то секунду женщина заколебалась, а не взять ли этого себе, но потом, видимо, надежда найти Тошу победила, и она сказала - нет, раз не наш, будем искать дальше.

Девочка с дрожью в голосе спросила Риту, - А Вы его не выбросите теперь?

Рита посмотрела на Кузю. Он сидел ужасно понурый и жалкий, как будто понимал, что никому не нужен и что от него пытаются избавиться. От такого зрелища у Риты навернулись на глаза слезы, и она успокоила девочку: «ну что ты, как можно выбросить?! Нет, он поедет жить ко мне».

Мама с дочкой засобирались, мама пожелала удачи и найти хозяина, а девочка, уходя, постоянно оглядывалась. Как только Рита села в поезд, мысли переключились на самое ближайшее будущее. Она твердо решила, что вымоет собаку, тем более, что Светлана сказала, что уже можно. Потом она стала обдумывать, куда будет лучше положить подстилку, и что сделать этой самой подстилкой. До своей станции Рита успела продумать, что будет служить Кузе миской и где будет стоять вода. Оставалось купить поводок и расческу. По дороге от метро до дома Рита отметила, что Кузя весит очень мало, потому что ей абсолютно не тяжело было его нести - «Как кошка, если не меньше», отметила она. Перед домом Кузю выпустили погулять на травку на том же самом месте, где и в первый раз почти две недели назад. Он немедленно задрал лапу, проковылял пару шагов и снова задрал лапу. Потом долго и нудно что-то нюхал, отковылял в сторону, снова задрал лапу, пытаясь попасть в то самое место, которое он только что так долго вынюхивал. Задирал он больную лапу, на которую уже слегка пытался наступать. Рита наблюдала за ним очень внимательно – это был её первый опыт выгуливания собаки мужского пола, и надо сказать, что признак пола обусловливал огромнейшую разницу в поведении. Рита ещё не подозревала, что ей достался такой яркий представитель этого самого пола, какого надо еще поискать, но в тот момент она подумала: «До чего же нудный!»

Кузе, казалось, до Риты не было никакого дела, он был всецело поглощен запахами. Сначала Рита решила дождаться, когда ему надоест нюхать, и он хоть как-то проявит свои другие интересы. Других интересов Рита так и не дождалась. Минут через десять она сгребла его под мышку и пошла домой. В лифте Кузя продолжал шумно нюхать воздух и своим видом намекал Рите, что неплохо было бы поставить его на пол. «Фиг тебе», – подумала Рита, «тоже мне, нюхач нашелся».

Дома Кузя первым делом отправился на кухню. «Сначала в ванну» – категоричным тоном сказала Рита. Кузя сделал вид, что не понял и разлегся под столом, откуда и был немедленно извлечен и помещен в ванну, где он явно занервничал, понимая, что его ожидает. Трудно сказать, для кого – Риты или Кузи – процесс мытья был наиболее утомительным. Кузя, не переставая, голосил и вырывался, а терзаемая сомнениями относительно своей правоты Рита, продолжала отдраивать несчастного. Вскоре процесс был завершен, и полностью обессиливший Кузя с трудом доковылял до кухонного стола и рухнул на пол. Через минуту он начал мелко дрожать и клевать носом. Рита вспомнила, что мама всегда, когда мыла собаку, потом закутывала ее в полотенце. Но у мамы было специальное собачье полотенце, ей же пришлось пожертвовать только что купленным новым, потом ход пошел даже фен – отопления не было, поэтому в квартире особого тепла не ощущалась, и Рита испугалась, что снова спровоцирует у собаки простуду. Примерно через час Кузя пришел в свою прежнюю форму, выбрался из полотенца и дал понять, что он мог бы чего-нибудь съесть. Еда было уже приготовлена. Рита, как она считала, решила кормить собаку строго по правилам в отличие от родителей, у которых их любимицы получали все, вплоть до мороженогопо правилам, и сварила овсянку на мясном бульоне, порезав туда мелкими кусочками мясо. Это блюдо имело у Кузи оглушительный успех. Когда он всё съел, то немного задержался у миски, видимо, на случай добавки, но не дождавшись, начал вылизывать миску с такой силой, что у Риты чуть не сдали нервы, и она была готова дать ещё каши, и только настоятельная рекомендация Светланы помногу еды не давать, удержала Риту от искушения.

Когда стало ясно, что больше ничего не обломится, Кузя с видом «не больно-то и хотелось» отправился искать место, где бы полежать. Кухня явно для этого не подходила, там он уже получил своё, на очереди была смена обстановки. Для этой цели Кузе больше всего подошла маленькая прихожая. Он, конечно, проковылял и в комнату, лениво обнюхал углы, ковер, заглянул под письменный стол, но ничего из этого его не прельстило, и он вернулся обратно в прохожую, где и свернулся калачиком у стены напротив двери. Рита решила пока не подстилать ему ничего, понимая, что после купания и миски съеденного супа тормошить собаку не стоит. Она также решила, что пока проявлять инициативу с собакой сама не будет, а посмотрит, что та выберет и как себя поведет.

Был конец недели, работы у Риты не было, и она решила побездельничать перед телевизором. Ничего особенно интересного она не нашла, но зато ей пришла в голову мысль о том, как ей съездить к родителям на выходные. Раньше она всегда ночевала с субботы на воскресенье, теперь же так сделать было уже нельзя из-за собаки. Пока она решила поехать в субботу и в субботу же и вернуться. Папе можно было сказать что-нибудь о планах на вечер, ну а мама же волей-неволей становилась ее союзником. Приняв такое решение, Рита схватила телефонную трубку, чтобы позвонить родителям. Восторгов её идея не вызвала, но и мама и дочка понимали, что другого выхода нет. Разговора особенно долгого не получилось, и Рита чувствовала себя явно неудовлетворенной именно из-за этой непродолжительности – жутко хотелось с кем-нибудь поговорить про собаку, поговорить нейтрально, без угрызений совести из-за срывавшегося привычного распорядка. Проблем в поисках собеседника не было. Сначала она отзвонила своей школьной подруге, с которой после переезда они волею судеб оказались в одном дворе.

Лену (так звали эту подругу) разбирало любопытство посмотреть на так тщательно, с подробностями описанную живую находку, и они договорились, что как только Кузя проявит желание погулять, они созвонятся и погуляют с ним вместе. Потом Рита позвонила ещё одна подружке Любе, которая работала неподалеку. Люба была очень импульсивной.
- Как! Ты его уже привезла и даже вымыла, а я его еще не видела! – закричала она в трубку в ответ на Ритины рассказы, – Я сейчас зайду посмотреть, ставь кофе!»
Проходя из комнату на кухню, Рита увидела, что Кузя лежал не калачиком, как сначала, а растянувшись во весь свой рост, и от такого вида ей вдруг стало радостно на душе.

- И что я раздражаюсь из-за срыва привычных мелочей, - подумала она – сделала доброе дело, а теперь злюсь. Теоретик добрых дел споткнулся о первый же свой самостоятельный поступок, - съехидничала она и принялась за приготовление кофе. Её подгладывали угрызения совести, связанные с мамой. Собаку уже никуда не деть, а если не повезет и не отыщутся её хозяева, тогда так или иначе в случае Ритиных командировок (которые обязательно будут) на маму рано или поздно свалится очередная ответственность. Она и так по жизни, как и многие женщины, тащила воз разных дел, который всегда был дополнен то морской свинкой и рыбками, то кошкой и собакой, то канарейкой и опять собакой, потом хомяком и опять же собакой. С годами мама моложе не становилась, а Рита по мере взросления понимала, что все прелести семейного быта и связанных с ним изо дня в день перетекающих обязанностей всегда лежали именно на маме. И усугублять такое положение дел казалось Рите по отношению к ней не совсем честным.

Настойчивый звонок домофона прервал Ритины размышления, а через минуту нарисовалась и Люба, которая, сразу же, не обращая на Риту не малейшего внимания, буквально набросилась на Кузю.

- Ой, какой страшненький, тощенький, лысенький! - причитала она. - И кто же тебя выбросил!? Кто такой нехороший! Кто собачку чуть до смерти не довел!?

Сначала Рита даже оскорбилась за Кузю – «ничего он не страшненький, просто тощий и лысый, а морда очень даже ничего», возразила она.

Но Любу так просто было не остановить, и Рита решила дождаться, когда Любин поток эмоций сам собой иссякнет. Ждать в общем-то пришлось недолго, тем более, что Кузя, хоть слов и не понимал, но Любин напор оценил. Он, как показалось Рите, с удивлением поднял на Любин голос голову и поначалу стал также шумно, как в лифте, вдыхать её запах. Не учуяв ничего для себя стоящего, он равнодушно опустил голову на лапы и закрыл глаза.

- Нахал! - прокомментировала Люба! - С ним женщина разговаривает, а он делает вид, что спит! Вот придешь ко мне в гости – фиг я тебя котлеткой угощу! – пригрозила она и отправилась на кухню, откуда на всю квартиру распространялся запах кофе.

- Рит, ну ты идешь сюда или нет, а то у меня совсем времени нет! - поторопила она Риту.

Рита же тем временем успела взять с письменного стола газету со своим объявлением о найденной собаке. Она хотела показать его Любе, с тем чтобы как-то начать приобщать свою подружку к планам по поиску хозяев Кузи. После того, как Люба пробежала глазами все объявления о найденных собаках, она категорично заявила, что всё это не то, что таких объявлений куча и что публиковать их надо через день, тогда, может, какой-нибудь толк и выйдет.
- Сколько раз тебе уже позвонили по этому объявлению? - спросила она и, услышав, что только один раз, с удовлетворением повторила – ну что я тебе говорила!.

Рита подробно рассказала Любе, где и как она нашла Кузю, она также рассказала о своих мыслях относительно его хозяев, которые, по ее наблюдениям, за собакой следили, и в конце концов, сделала вывод, что всё-таки, скорее всего, Кузя потерялся, а не оказался выброшенным на помойку. Вместе они составили дальнейший план действий, тем более что с Любой это было совсем просто.

Для начала подружки решили понаблюдать за пёсиком, как он будет себя вести на улице, дома, подкормить его, вычесать, вырезать все колтуны, потом сфотографировать и повесить рукописные объявления с фотографией где-нибудь около станции метро. Уходя, Люба как обычно церемонно расцеловалась с Ритой и слегка дотронулась носком туфли до Кузиной лапы - Пока! невежливый и тощий собачий мужчина!

Рита прыснула – «у ты и загнула – «собачий мужчина!

- А кто же он еще! – настаивала на своём Люба, уж кобелем точно не назовешь, а выражение у него смотри, какое независимое, прям царь зверей лежит, а не Кузя!

Когда дверь за Любой захлопнулась, Рита присела напротив Кузи: - действительно, – подумала она, с характером песик, потому что не столько морда, сколько весь его облик выражал несгибаемое упорство, упрямство или даже своеволие. Не было знакомой Рите по своим прежним собакам-девочкам мягкости, доброжелательности, готовности повилять хвостом и по-своему улыбнуться. Как бы в подтверждение таким мыслям, Кузя скосил на Риту глаза, но потом снова закрыл, показывая, что его лучше оставить в покое.

До вечерней прогулки с Леной время еще было, и Рита решила быстро сбегать в ближний магазин, где продавались зоотовары и купить поводок. Из всего, что там было, Рита смогла выбрать только шлейку для кошек, опасаясь, что и она будет велика. Также Рита купила пуходерку, в надежде, что не всегда же Кузя будет лысым, и расческу, которой уже вполне можно было пользоваться и сейчас. Потом она еще прошлась по магазинам в своем районе, поболтала с соседкой у подъезда и только потом, не торопясь, вернулась домой.

Когда она вошла в квартиру, то сразу увидела, что Кузя даже не поменял позы, то есть Ритин уход и его одинокое бдение в квартире никак на него не повлияли. Увидев Риту, пёс не выразил никаких эмоций, только мельком взглянул и снова закрыл глаза. Рита испугалась, что он плохо себя чувствовал и потрогала его нос. Нос был немного влажным и прохладным. «Ладно, посмотрим, что будет на прогулке вечером», – решила Рита и занялась своими делами. Время прошло быстро. Лена позвонила сразу после девяти вечера, было темновато, и они решили просто немного походить вдоль домов.

Как только Кузя услышал позвякивание металлических застежек на шлейке, он немедленно поднялся и уже с интересом воззрился на Риту. Он с большим терпением отнесся к довольно неуклюжим попыткам своей новой хозяйки втряхнуть его в шлейку. После третьей попытки Рите все-таки удалось разобраться с этим приспособлением, и через пять минут все ремешки были затянуты и замок застегнут. Кузя встряхнулся и подошел к двери. В лифте он снова всем своим видом выразил явное неудовольствие тем, что его опять взяли на руки. Но Рите хотелось сохранить его в отмытом состоянии хоть на минуту подольше, и она никак не отреагировала на его молчаливый протест.

Лена по способу выражений своих эмоций была полной противоположностью Любе. Конечно, она внимательно рассмотрела собаку, ужаснулась его виду, пожалела, но на все это ушла пара минут, не больше, после чего подруги начали обсуждать свои текущие дела. Кузе тоже особенно было не до нового человека, он сразу же как оказался на улице, принял истово нюхать все подряд, Рите пришлось силой протащить его на поводке через дорогу вдоль их дома. Как только Кузя отошел от подъезда, он задрал лапу, и Рите показалось, что непосредственно у подъезда он не стал этого делать в силу своего воспитания. Пока Рита с Леной пытались нормально поболтать, Кузя вынюхивал сантиметр за сантиметром и каждый метр задирал лапу.

- Чем ты его накормила? - не выдержав, прыснула Лена, - в нем, наверное, литр жидкости поместился!

Как будто в защиту Риты Кузя через пару минут после Лениного комментария уселся по более серьезному поводу. Поскольку рана на лапе у него была еще очень болезненной, то весь процесс доставлял ему массу дискомфорта, но смотреть на это было очень потешно. Он то подпрыгивал вприсядку, то как будто проваливался вниз, а то создавалось впечатление, что он балансирует на канате. Лена отвернулась, скрывая смех, Рита попыталась сохранить спокойствие, но этого совсем не получилось, и все закончилось тем, что подруги начали смеяться, стараясь открыто Кузе этого не показывать. Рита бросила поводок, и они отвернулись, продолжая смеяться. Кузя быстро сообразил, что за ним пристально не наблюдают, и подался вглубь сквера, уже не обнюхивая каждый сантиметр газона. Конечно, Рита увидела этот маневр, но они с Леной решили посмотреть, что будет дальше. Через пять минут уже казалось, что Кузя забыл обо всем на свете, и никакого намерения повернуть назад у него нет. Рита даже оскорбилась. Поскольку сквер свой подруги знали великолепно, то решили попробовать предоставить Кузе полную свободу, но не терять его из вида. Когда Кузя был от них уже на приличном расстоянии, недалеко от него появилась овчарка с хозяином. Рита было дернулась, но Лена ее остановила, не беги, только напугаешь, а овчарка на поводке, не будет же хозяин ее специально натравливать.

Но тут случилось непредвиденное. Кузя тоже увидел овчарку и на какой-то момент замер на месте, а потом ринулся к ней с устрашающим рыком. Рита пустилась бегом, чтобы успеть схватить его за поводок. Наверное, в тот момент хозяину овчарки было также смешно над ситуацией, как ещё минут десять назад было смешно Рите и Лене, когда они наблюдали за естественными усилиями Кузи.

Но им самим было уже не до смеха, потому что Кузя, не переставая рычать и хрипло гавкать, пытался бежать за овчаркой с явным намерением задать ей хорошую трепку. Слава Богу, он был вовремя остановлен, до овчарки оставалось рукой подать и видно было, что восторга по поводу такого вопиющего нарушения собачей субординации внушающего размера собака не испытывает. Его хозяин только и сказал «Ну и ну!», улыбнулся, и они оба быстро удалились.

- Ну и Кууузя, - прокомментировала Лена. А Рита вдруг вспомнила рассказ Светланы о Кузе и бультерьере, и ей захотелось скорее подготовить объявление с Кузиной фотографией, чтобы попытаться найти его хозяев. Вдруг, несмотря ни на что, такую «собачью драгоценность» все-таки ищут.

В общем, ожидаемой прогулки у Риты с Леной не получилось. Кузя перетянул все внимание на себя, практически, без явного усилия со своей стороны. Немного расстроенная, Рита засобиралась домой, и они договорились нормально погулять вечером на следующий день. Когда они вошли в подъезд, Кузя удивил Риту еще раз. Во-первых, она отметила, что настроение у собаки улучшилось, он смотрел на всё веселее и более заинтересовано, и его положительные эмоции усилились возможностью хорошенько обнюхать лифт, в котором помимо Кузи, ездили, по крайней мере, еще четыре собаки.

Когда они вошли в квартиру, Рита быстро разделась и по привычке пошла на кухню. Там ей пришло в голову, что нужно было бы попробовать протереть собаке лапы, чтобы не тащить уличную грязь в квартиру. Хотя шерсти на Кузе было не особенно и много, вся она было сосредоточена на голове и лапах, и, надо сказать, на этих местах она была достаточно густой.

К большому удивлению Риты, Кузя продолжал сидеть на том месте у порога, где и сел, когда они с прогулки вошли в квартиру. Рита поняла это именно как привычку мыть лапы и только потом входить в квартиру. Поскольку Кузя стоически без единого рыка перенес мытье трех лап (аккуратно, в маленьком тазике), а четвертую, больную лапу, Рита, естественно, трогать не стала, она пришла к выводу, что эта процедура у него в крови.

Сразу после мытья лап Кузя отправился на кухню к миске. Убедившись, что миска была пуста, он прошел под стол и с шумом улегся мордой по направлению к миске и стал внимательно наблюдать за Ритой. Рита решила уйти в комнату, чтобы посмотреть, отправится ли за ней Кузя, и если отправится, то как он будет просить есть. Родительская собачка Чара обычно бежала вслед за мамой и норовила заглянуть ей в глаза, а уж если она была очень голодна или очень вкусно пахло, то могла и просительно тявкнуть и повернуть в сторону кухни, оглядываясь на ходу и проверяя, идут её кормить наконец или нет.

Кузя себе ничего такого не позволил, он оставался гордо лежать под столом на кухне, и минут через пять сердце у Риты не выдержало, и она подошла к плите со словами: Сейчас-сейчас, Кузя, я тебе суп разогрею. Потерпи немножко.

Судя по тому, как он обосновался под столом, терпеть он был готов даже больше, чем немножко. Как только Рита поставила почти полную миску на пол, Кузя, кряхтя, поднялся и, превозмогая боль, поплелся на другой конец кухни. Ел он долго и обстоятельно, громко чавкая и разбрасывая крошки на метр вокруг себя. Когда с едой было покончено, он поднял морду на Риту, которая внимательно за ним наблюдала, и слегка помахал плотно закрученным в кольцо полулысым хвостиком.

- Пожалуйста-пожалуйста, - ответила ему Рита и добавила, - только придется потерпеть, пока я тебе вытру морду.

Салфетки всегда были на столе, поэтому Кузя подвергся процедуре вытирания морды незамедлительно. На это он тоже не выразил никакого протеста. Видимо, его хозяйка делала также – решила Рита и отправилась в комнату заняться своими делами. Было уже пора как всегда вечером звонить родителям, и как только Рита с телефоном села на диван, в комнату пришел и Кузя,  шумно, со вздохом улегшись на ковре неподалеку. Пару минут он понаблюдал за Ритой, она тоже на какой-то момент перестала что-либо делать и, в свою очередь, рассматривала Кузю. Ей показалось, что глаза у него были подернуты какой-то пленкой, во всяком случае, взгляд был тускловатый, о чём она в первую очередь доложила маме по телефону, из чего был сделан вывод, что у собаки катаракта, что со зрением у него не очень и что это все говорит о его далеко не юном возрасте. По мере Ритиного разговора с мамой, Кузя переключился с созерцания комнаты и Риты на себя и начал тщательно вылизывать все места, до которых смог достать. Рита не выдержала и начала комментировать маме происходящее – уж больно это было забавно. Мама на какое-то время послушала комментарии дочери, а потом возмутилась, – послушай, ты с матерью разговариваешь или с собакой занимаешься? – и Рите пришлось умерить свои эмоции.

Они подробно обговорили план действий на субботу, пожелали спокойной ночи и повесили трубку. Через минуту телефон зазвонил снова. Это была мама. «Я надеюсь, ты с ним гулять больше не пойдешь, а то поздно уже…» – с беспокойством спросила она. Рита как могла заверила маму, что нет, не собирается, что уже сходили и даже чуть не загрызли проходящую мимо овчарку. Потом Рита взглянула на часы, был двенадцатый час, спать ей совсем ещё не хотелось, особых дел не было, и она продолжила наблюдения за собакой. Кузя закончил умывание и теперь лежал калачиком. Рита видела, что из-под челки он водил глазами, потому что шерсть над глазами постоянно вздрагивала.

Так прошло минут пятнадцать. Внешне ничего не изменилось, Рите только показалось, что Кузя немного задремал, потому что никакого движения спрятанных под челкой глаз заметно уже не было.

Зазвонил телефон — это была Люба, которая придя домой после работы, решила ещё раз обсудить Ритино приобретение. Подружки договорились, что сначала Кузю, конечно, надо привести в «товарный» вид. Потом его сфотографируют, а потом подготовят и расклеят объявления. Люба также осторожно высказала свое мнение относительно того, что, скорее всего, объявления будут для очистки совести и что Рита вряд ли найдет хозяев. Рита несколько раздраженно пыталась возразить, хотя в глубине души она сама думала также, как и Люба. Кузю в общем-то никто не искал. Она же просмотрела все объявления о пропаже собак за последние два месяца, обзвонила все службы поиска, телефоны которых смогла разыскать. Но нигде никаких объявлений о поиске даже отдаленно напоминающих Кузю собак не было. Если его не ищут, то зачем тогда будут читать объявления о находках – резонно думала Рита. Эти невеселые мысли ей скоро наскучили, и поскольку пёс все равно занимал все её мысли и внимание, она решила попробовать расчесать его. Когда Рита первый раз провела расческой, Кузя сначала вздрогнул, а потом тяжело вздохнув, растянулся во весь свой рост на ковре, давая своим видом понять: ну, давай, мучай меня, а я так и быть, потерплю.

Рита смогла даже вырезать один колтун за ухом. Наверное, она могла бы вырезать и остальные, но она устала от напряжения, потому что и боялась «ущипнуть» кожу ножницами, и, естественно, реакции самого обладателя колтунов. Оставив ножницы и расческу, Рита стала аккуратно рассматривать больную лапу. Кузя лежал смирно, пока Рита не попыталась до неё дотронуться – что тут произошло! Лежавший как тряпка Кузя мгновенно встрепенулся, оскалил зубы, зарычал и гавкнул. Рита мгновенно отскочила на диван, откуда уже с досадой принялась на собаку ругаться. Кузя же смотрел, не мигая, и в любой момент был готов дать отпор.
- Ну что ты за мерзавец! – ругалась Рита, - мне же надо тебе лапу мазью мазать на ночь, а ты!

Раздосадованная, Рита вдруг решила все-таки пойти еще раз на улицу. Был уже час ночи, но в своем дворе она чувствовала себя в относительной безопасности, потому что через дом от них было отделение милиции, а в соседнем доме в большом магазине автозапчастей круглосуточно дежурила охрана. Как только Рита взялась за поводок, Кузя мгновенно подскочил и заковылял к Рите, абсолютно забыв про её намерения относительно лапы.

К своему удивлению на улице они нос к носу столкнулись с афганской борзой, оказавшейся весьма дружелюбной особой женского пола, и Кузя сразу заметался между новой знакомой и небольшим кустиком, на который он всякий раз задирал лапу. Вскоре показалась и хозяйка борзой, и они с Ритой тут же и познакомилась.

Антонина Григорьевна, хозяйка Фанни – так звали новую Кузину подругу -  оказалась весьма терпимой собачницей. Кузин вид ее совершенно не испугал, напротив, она даже нашла, что он станет вскоре весьма симпатичным – «слегка отъестся, отлежится, придет в себя, и Вы увидите, какой красавец-мужчина будет!».

«Красавец-мужчина» тем временем, пытаясь заигрывать с Фанни, потерял всякое чувство реальности. Про лапу он забыл и уже даже пытался наступать на неё в полную силу, фыркал, отряхивался, снова фыркал и пытался обхватить Фанни передними лапами за шею. Антонина Григорьевна наблюдала за происходящим с явным удовольствием, и Кузина внешность её совершенно не беспокоила. Они неспешно прошлись вдоль домов, постояли, поговорили о собаках, обменялись опытом и только потом решили посмотреть на часы.
- Два часа! -- воскликнула Рита, пора домой!

- Да, это наше время, -- согласилась Антонина Григорьевна, для которой это действительно было «ее временем», поскольку днем она сидела с двумя внуками-дошкольниками.
Как только Фанни с хозяйкой пошли в другую сторону, и Кузя это осознал, он сразу сник, хвост повис, вернулась хромота, и он обреченно заковылял за Ритой к подъезду. В лифте он снова оживился, начал шумно обнюхивать стены, и Фанни была благополучно забыта, по крайней мере, до следующей встречи. Как только они вошли в квартиру, Рита протерла Кузе лапы заранее заготовленной тряпкой. Пока больную лапу не трогали, Кузе на всю эту процедуру было решительно наплевать, и как только все было завершено, он направился на кухню. Кормежка в Ритины планы не входила, но ей вдруг пришло в голову, что, может быть, попробовать намазать больную лапу мазью, когда Кузя будет есть. Она быстро налила суп в миску и для страховки добавила побольше мяса. Перед тем как поставить собаке миску, она принесла мазь и открыла ее. Сразу после того, как раздалось оглушительное чавканье, Рита, проклиная все на свете, нервно мазнула лапу. На какое-то мгновенье ей показалось, что жизнь остановилась, но буквально через секунду звуки мерного чавканья вернули Риту к действительности. «Ура! – обрадовалась она, -- мы с супом победили!». Кузя отозвался рыком вперемежку с чавканьем только после третьего, более основательного мазка мазью по больной лапе, но ей уже было не страшно.



Шло время. Рита втянулась в ритм жизни с домашним питомцем. Утро теперь всегда начиналось с прогулки, ею заканчивался и день. Кузя быстро набирал вес и приходил в свою прежнюю форму. Потихоньку отрастала шерсть. На него уже не оглядывались в ужасе некоторые прохожие, напротив, забавная собачья мордашка у многих вызывала улыбку. Хозяина так найти не удалось, но Рита изначально не особенно на это и надеялась.
Приближался Новый год, Рита с мамой так ещё и не рискнули сказать папе о новой собаке, поскольку временный выход из положения, когда Рите надо было по выходным навещать родителей, был найден. Этим выходом стала Люба, которая работала в основном вечерами через дом от Риты. А по субботам она часто задерживалась часов до одиннадцати вечера, поэтому оставаться у Риты ей было даже лучше. В субботу днем Рита выгуливала Кузю, оставляла ему миску с едой и ехала через всю Москву к родителям в пригород, а в воскресенье возвращалась обратно. При всех Кузиных «недостатках», таких как чрезмерная независимость и нетерпимость по отношению к большим собакам мужского пола, у него было одно огромное, с точки зрения многих собачников, достоинство – он был невероятно терпеливым в повседневной жизни. Свои собачьи невзгоды он переносил с большим достоинством, никогда ни взглядом, ни изменением в поведении не намекая своей новой хозяйке о причиненных ему неудобствах, главное из которых заключалось в том, что ему приходилось подолгу сидеть дома одному.  Зато, когда терзаемая угрызениями совести Рита, после долгого перерыва вела Кузю на прогулку – это был его звездный час. Час в полном смысле этого слова – именно столько длилась прогулка, во всяком случае, Рита к этому стремилась. Первые полчаса обычно уходили на тщательное вынюхивание каждого метра двора и задирания лапы на все, что хоть чуть-чуть возвышалось над землей, а дальше Кузя поднимал голову в поисках «противника».  «Противники», надо сказать, имелись в изобилии, самым главным из которых был колли по кличке Клайд.

С Клайдом у Кузи было сильное соперничество из-за Мани, тоже колли, очаровательной молодой особы, хозяева которой не особенно утруждали себя прогулками, а просто выпускали ее побегать во дворе, иногда на целый день. Когда других собак кроме Мани поблизости видно не было, Рита спускала Кузю с поводка, чтобы он мог вдоволь с ней набегаться. Наблюдая за ними, Рита каждый раз думала – «это любовь».

Действительно, Кузя просто расцветал, казалось даже, что он улыбается, особенно когда пытался «обнимать» Маню передними лапами за шею. Было что-то удивительно человеческое в его поведении, Рита долго пыталась понять, что именно, и в конце концов решила, что это эмоции, потому что – и это было не только ее наблюдением – было хорошо заметно, что Кузя радуется, улыбается, что он забывает обо всем на свете при виде предмета своего обожания. Казалось, еще немножко, и будет слышно, как часто бьется его сердце. Так Кузя себя вёл только с Маней. Немного спокойнее он играл с Фанни, когда они выходили на позднюю прогулку. Рите самой очень нравилось общаться с Антониной Григорьевной, и, когда получалось, они договаривались о времени прогулки заранее. Иногда к ним присоединялся Александр Николаевич с фокстерьером Гошей. Александр Николаевич был уже не молод, и ему трудно было ходить далеко, поэтому он обычно сидел на лавочке и следил за тем, что происходит вокруг, а Гоша нарезал круги между домами. Антонина Григорьевна с Ритой некоторое время общались с Александром Николаевичем у подъезда, потом он говорил им «Ну, девочки, сходите – разомнитесь, погуляйте, а мы с Гошкой покараулим ситуацию». Рите очень нравилось, как Александр Николаевич «караулил ситуацию» – он относился к этому чрезвычайно серьезно, постоянно всматривался вглубь двора, и иногда даже привставал с лавочки, если что-то ему казалось подозрительным. В крайнем случае он был готов в любой момент стучать своей палкой по стоящей рядом с лавкой урне, «чтобы наделать много шума».

Рите её новый распорядок очень нравился. Она недавно переехала в этот район и, благодаря Кузе, всего за каких-то три месяца со многими познакомилась и уже разбиралась в хитросплетениях человеческих взаимоотношений в их дворе лучше Лены, которая прожила там уже больше пяти лет.

Отношения Риты и Кузи можно было бы назвать безоблачными, если бы Кузя хотя бы немножко был похожим на «хвостатую девочку», но Кузя был воплощением всех как достоинств, так и недостатков мужской породы. Во период лечения лапы Рите даже пришлось один раз «по собаке треснуть хорошенько», потому что «эта собака ее затерроризировала» – всякий раз, когда Кузя понимал, что Рита ему будет мазать лапу мазью, он разражался таким грозным рыком, что Рите становилось не по себе. Сначала она его жалела, думала, что ему больно, но потом поняла, что Кузе просто не нравится сама процедура, а особенно запах, который этой процедуре сопутствует. Когда, наконец, мазь закончилась, Рита решила, что пусть уж лучше лапа отвалится, чем терпеть Кузино безобразное поведение, и не пошла за вторым тюбиком, хотя Светлана говорила про два тюбика мази. Вместо этого Рита купила бутылку хорошего вина, и они с Любой её распили в честь окончания Ритиных и Кузиных мучений. Лапа, надо сказать, заживала очень быстро, но Рита ещё не решалась посмотреть, в чём там дело, но Кузя во время прогулок рассекал по двору, не испытывая проблем. Ну, хромал немного, припадал на левую сторону, иногда по привычке поджимал больную лапу, но никакой раны уже и в помине не было.

За неделю до Нового года Ритина мама начала осторожно подготавливать папу к информации о факте Кузиного существования в их жизни. И когда тайное стало явным, папа разразился таким же рыком, как и Кузя, когда ему мазали лапу мазью. Никакие увещевания и доводы не действовали. Папа был непреклонен в своем неприятии ситуации, и сколько бы ему ни напоминали, что он сам в свое время привел умирающую собачку в дом и выходил ее, ничего не действовало. Рита уже смирилась с мыслью о Новом годе на новой квартире, хотя ей и хотелось уехать к родителям, туда, где она выросла и где было много друзей, мама же, напротив, хорошо зная характер человека, с которым она прожила долгую жизнь, надеялась на лучшее. Действительно, за пару дней до Нового года папа, обеспокоенный тем, что больше никто не заговаривает о больной теме, сам стал наводить справки и осторожно расспрашивать о Ритиной собаке. Из всей информации, которую мама на ходу выдумывала, поскольку сама она Кузю тоже не видела, папу больше всего привлек пол Кузи. «Мужик, говоришь, настоящий – ну, ладно, пускай везет, посмотрим, что это за мужик такой».

31 декабря Рита упаковала Кузю в ту же сумку, в которой она везла его от Светланы, закрыла молнию так, что оставалась видна одна морда, и отправилась к метро. Идти до метро было недолго, но практически сразу, Рита осознала, что Кузя все это время очень хорошо питался. Когда ей пришлось надставить Кузину шлейку, она не придала этому значения, просто порадовалась, что пес набирает вес и приходит в нормальный вид. Она и представить себе не могла, что он так потяжелеет. Когда ей удалось в метро сесть, Рита поняла, что такое удача, устроила сумку около ног и расслабилась. Через некоторое время она подняла глаза на сидящих напротив и увидела, что практически все улыбаются. Кузя, сидя в сумке с независимым видом, внимательно изучал все вокруг и постоянно дергал носом, будто пытаясь понять, куда это он попал. Рита и сама стала наблюдать за ним с удовольствием. Иногда Кузя поднимал голову и поворачивал ее то направо, то налево, будто провожая взглядом удаляющийся запах и дергая при этом носом так, что его челка разлеталась в разные стороны. Он вел себя настолько естественно и непринужденно, что Рита подумала, что скорее некоторые люди ведут себя так, как будто сидят в сумке, но не Кузя, который именно там и находился.

В автобусе ему понравилось меньше, потому что уже никакого разнообразия запахов там не было, скорее наоборот, то, что ему удалось унюхать, его сильно удручило, и он зазевал и попробовал лечь. Рита насколько это было возможным, ему помогла, но ехать было очень неудобно. Когда, наконец, они вышли из автобуса, и до дома оставалось каких-нибудь метров двести, ни у Риты, ни у Кузи сил уже не было.

Кузя, как обычно, семенил на подводке впереди, не забывая оставить свою метку на всех стоящих по дороге деревьях. Дома первым их встретил папа. Не особенно-то и обращая внимания на проштрафившуюся Риту, папа занялся Кузей, мама решила не вмешиваться, и они с Ритой обменивались мимикой и жестами за папиной спиной. Белоснежная собачка Чара никак не могла взять в толк, что это такое происходит, и отчаянно лаяла с дивана, куда она немедленно спряталась, как только узрела на пороге Кузю.

Кузя какое-то время потерпел, пока папа его со всех сторон рассматривал, но потом решительно направился к Чаре и с легкостью запрыгнул на диван, под мамины и Ритины крики. Обеих собак немедленно с дивана согнали, и «процессия» направилась под стол, потом в другую комнату и там снова под стол, потом на кухню и снова под стол, а потом снова к дивану, на который доступ был уже перекрыт – там сидели мама с Ритой с видом «враг не пройдет» (врагом были грязные Кузины лапы). Чара воткнулась толстой попой в мамины ноги, а Кузя начал ее бесцеремонно обнюхивать.

Вид у Чары был брезгливый-брезгливый. Если бы она была человеком, то от обиды непременно бы заплакала, потому что такой подлости от своей младшей хозяйки она не ожидала – притащить в дом не-пойми-что, которое так и норовит засунуть под стерильный хвост свое грязное и нечесаное рыло – судя по Чариному выражению морды именно так она и думала.

Через какое-то время Кузя потерял к Чаре особый интерес, видимо, его отпугнул запах духов, который в нее уже въелся, поскольку пухлую и белоснежную Чару все постоянно тискали и целовали, оставляя на ней следы губной помады и разные парфюмерные запахи.
А с папой произошло то, что и мама, и Рита ожидали. Как только он увидел Кузю, он растаял. Папа любил всех животных, но к собакам у него были особые чувства. И хотя он иногда абстрактно рассуждал об эстетике, красоте, изяществе, любил он всех – и молодых и резвых, и старых, некрасивых собак. Лет десять назад он даже вытерпел кота, который постоянно метил ковер именно там, где обычно за письменным столом сидел папа. Запах был невыносимый, но кот так отчаянно мурчал и терся головой о ноги, что вопроса о его переводе на уличный режим никогда не ставилось.

К вечеру, когда все было готово, и можно было расслабиться перед телевизором, Кузя был подвергнут вторичному, гораздо более тщательному осмотру. Папа быстро установил, что у Кузи было с лапой – действительно на одну подушечку было меньше, а значит Светлана была скорее всего права насчет эскалатора, но об этом даже думать не хотелось. Судя по зубам, Кузя был далеко не молоденьким мальчиком, условно его возраст был определен как лет семь-восемь (потом это совпало с мнением ветеринара). На глазах у него была катаракта, поэтому его взгляд и казался мутноватым. В общем, Кузю разложили по всем составляющим, отчего он стал своим еще больше.

Новогодние праздники прошли по-семейному и весело. Чара смирилась с Кузей окончательно только через пару дней, но ни в коем случае не допускала, чтобы его кормили раньше нее. Кузя, собственно, и не возражал, самое главное, что его кормили, а такая глупость, как очередность, его совершенно не волновала. На новом месте его также, как и дома, прежде всего, интересовали прогулки. С первого же раза он унюхал для себя столько привлекательного, что уже не расстраивался по поводу Чары, которая только выглядела как собака, а пахла как что-то совершенно чуждое его носу.

Как только папа первый раз вывел Кузю на прогулку, Кузя подкупил его окончательно. Когда они вернулись, то папа удивленно-восхищенно сказал: - Ну и нюхач! И ничего не боится!

Оказывается Кузя продемонстрировал папе, на что способен, сразу как только увидел первого пробегавшего мимо кобеля.
- Мы чуть его не разодрали на куски, - заходясь от смеха, рассказывал папа.
Маме же с Ритой больше всего в папином рассказе понравилось местоимение «мы».

Когда настало время уезжать, Рита поняла, что папа заколебался, не оставить ли Кузю себе, но потом, видимо, в воспитательных целях (чтоб Рите неповадно было) это своё желание приглушил, и они с Кузей отбыли в Москву. А в Москве все пошло по-прежнему. Только теперь, когда Рита звонила домой, она еще и отчитывалась о том, как обстоят дела с Кузей, что ел, сколько раз гулял и так далее.

В конце зимы Рите дали большую работу. Ей приходилось сидеть до позднего вечера, а иногда и ночью. Как ни странно, Кузя оказался совсем Рите не помехой, наоборот, если бы не он, то продуктивность её работы была бы ниже. Волей-неволей ей приходилось выходить с ним на улицу, отвлекаться на кормежку – и это давало возможность немного передохнуть.

Когда с первой частью переводов было закончено, с Ритой договорились о второй части, ещё большей, чем первая. Начиналось лето, и Рита с тоской подумала, что отпуск ей не светит. Родители целыми днями пропадали на даче, а Рита сидела за своим письменным столом. Помимо Кузи от работы её еще отвлекала Люба, которая приходила к ней теперь регулярно – она так привыкла к субботним вечерам с Кузей, что уже не могла себе представить, как можно пройти мимо Ритиного дома, не навестив её.

Незаметно в переводах и прогулках прошли два месяца. В начале августа Рита разделалась со всеми своими переводами. День ушел на бездельничанье, еще один день на генеральную уборку, а потом Рита упаковала Кузю все в ту же сумку и отправилась к родителям.

Ко всеобщему удивлению Чара встретила Кузю как старого знакомого, не облаяла, а только виляла хвостом. Кузя же первым делом направился к папе, как старому приятелю. Потом он удостоил вниманием и маму, а уж затем повернул в сторону кухни – к тому самому месту, где всегда стояла Чарина миска. И все пошло своим чередом. Так Рита проблаженствовала неделю, а потом опять упаковала Кузю в сумку и отправилась в Москву. Папа провожал своего «приятеля» с большим сожалением, но тем не менее никакого приглашения погостить подольше не озвучил.

В Москве началась прежняя суета. Рита ездила на свою работу, какое-то время нужно было провести в офисе за компьютером, потом ей заплатили зарплату, и она с головой ушла в покупки – для все еще новой квартиры требовалось немало мелочей.
В самом конце лета Риту на работе поставили перед фактом – нужно было ехать в довольно сложную командировку в Сибирь. Отказаться она не могла, поскольку, как оказалось именно для этой командировки она и делала все переводы, просто заранее ей решили ничего не говорить. Где-то в глубине души Рите было очень любопытно, поскольку это была не обычная поездка, а целое путешествие по тайге. По приблизительной оценке работодателей, командировка была, как минимум, на месяц, а, может, и больше, в зависимости от того, как должны были развиваться события.
Родители пришли в ужас от такой перспективы, поскольку Рита никогда больше, чем на неделю не уезжала, а тут на месяц! Пока мама обдумывала, как им держать связь, папа с головой ушел в воспитательный процесс и наотрез отказывался взять Кузю к себе домой. «Делай, что хочешь, – заявил он Рите, сама взяла, сама и устраивай». Рита во многом была папиной дочкой, и по упрямству могла с ним иногда и поспорить. О Кузе в разговоре с родителями она больше не заикалась, но на самом деле лихорадочно обдумывала, что бы такое предпринять. На помощь, как всегда, пришла Люба. Поскольку она жила в коммуналке возможность отдельной квартиры, хотя бы на время, её очень даже прельщала.

Наступил последний перед отъездом день. Телефон в Ритиной квартире раскалился до красна – мама давала всевозможные советы и ценные указания. Люба днём занесла свои вещи, а вечером водрузилась и сама. Рита весь день лихорадочно проверяла по списку все, что нужно было уложить в чемодан, и только совсем поздно вспомнила, что забыла приготовить Кузе еды впрок. Люба её заверяла, как могла, что Кузя голодным не останется и что беспокоиться ей не надо, но все-таки Риту терзали то ли сомнения, то ли предчувствия. Утром перед отъездом она все-таки заговорила с мамой о собаке, сказала, что забыла запасти ему еды и просила контролировать Любу, которая прекрасно слышала разговор и совсем не обижалась за недоверие. В чем-то, кстати, Люба напоминала Рите Кузю – ее интересовало то, что её интересовало, а то, что в круг увлечений не входило, представлялось крайне незначительным и поверхностным, и она это всерьез не принимала. Вот это и не давало Рите покоя, потому что она понимала, что Кузина прогулка или еда вполне могла оказаться на какое-то время за пределами круга часто менявшихся интересов Любы.

В день отъезда все волнения были оставлены позади. Рита еще раз созвонилась с родителями, очень тепло распрощалась с Любой и Леной, которая тоже пришла ее проводить и обещала помогать Любе с собакой. Потом было такси, аэропорт, восемь часов полета, опять аэропорт, такси и гостиница. На следующий день Ритина группа должна была местной авиакомпанией улетать дальше на северо-восток. Естественно Рита созвонилась с мамой, опять были даны очередные ценные указания, а потом наступил недельный перерыв в общении.

По возвращении обратно в цивилизацию Рита первым делом стала названивать родителям и Любе. Мама сказала, что вроде бы пока все шло хорошо, она разговаривала и с Леной, и та подтвердила, что никаких проблем не было. Рита окончательно успокоилась и с головой погрузилась в работу и общение, ей в этой командировке нравилось все, включая и совершенно другие суровые условия. С общением проблем не возникало, все относились друг к другу очень тепло и по-дружески и старались помогать во всем, в чем только было можно. Рита уже успела на своем опыте понять, что обычно трудности и отсутствие благ цивилизации только способствовали укреплению хороших отношений.

Так прошло ещё две недели. Редкие звонки родителям Риту успокаивали, мама, по её выражению, держала руку на пульсе и точно знала, что всё идет своим чередом. Под конец четвертой недели выяснилось, что придется задержаться еще на пару недель, поскольку не успели собрать всей необходимой информации, ради которой, собственно и ехали. Рита уже полностью была в ритме своей командировки и даже частично абстрагировалась от Москвы и от Кузи. Это было не удивительно, потому что приходилось не только много летать, постоянно переводя часы то на час, то на два, но и много ходить пешком, в том числе и по отдаленным базам. Один раз даже видели медведя, и хорошо, что они ехали на машине, а не шли пешком, потому что медведь даже издали казался огромным. В общем новые эмоции постепенно вытесняли мысли о доме и о Кузе. И когда в следующий раз Рита позвонила маме и вместо того, чтобы как обычно начать с расспросов, стала рассказывать про медведя, мама ее выслушала, а потом сказала:

- А у нас проблемы.

Где-то через месяц после Ритиного отъезда мама заподозрила неладное и стала звонить уже Лене, а не Любе, чтобы узнать, как же на самом деле обстоят дела. Лена за это время тоже успела расслабится в том смысле, что все шло своим чередом, поэтому внимание к ситуации поубавилось.

Все и было бы хорошо, но Люба в очередной раз внезапно влюбилась. Нет, про Кузю она не забыла, наоборот, она всегда, когда собиралась уезжать больше, чем на двенадцать часов, брала Кузю с собой. Таким образом, Кузя тоже путешествовал, не совсем, как Рита, конечно, но он успел побывать и в нескольких городах Московской области. Кроме того, они с Любой регулярно ездили на другой конец Москвы в гости. Дома они появлялись крайне редко, поэтому всякий раз, когда мама звонила Любе, никто не отвечал, что мгновенно вызвало у родителей панику.

Лена пообещала Ритиной маме всё узнать и сообщить ей. Через день ей удалось найти Любу на работе, Кузя был там же, Любе просто не хватило времени завести его в домойру. При виде Кузи сердце у Лены сжалось, потому что собака была на себя не похожа. Вместо прежнего любопытного и независимого пса, готового за себя постоять в любую минуту на Лену смотрел совершенно безразличный ко всему, поникший Кузя. Он понуро лежал в углу, около него лежал кусок колбасы и стояла вода, но ничего из этого его не волновало. Когда Лена его погладила, он даже не шелохнулся. Люба объяснила, что он просто устал, потому что они всю ночь добирались на попутках в Москву, и что на ночь она его оставит дома, а сама съездит опять в гости.
- Ничего с ним не будет, – успокоила она Лену, – он так вымотался, что прекрасно просидит ночь один.

Лена сразу же перезвонила Ритиной маме с отчетом. Оба родителя преисполнились жалости и приняли решение, что мама заберет собаку от греха подальше, а там посмотрят, что делать дальше. Когда Рита дозвонилась до мамы, Кузя был уже у родителей.

- Ты знаешь, – сказала мама, -- он сам на себя не похож, совсем не лает, ничего не просит, а только лежит. Правда, когда ему даем есть, он съедает все без остатка очень быстро.

Папа даже волновался, не сошел ли Кузя с ума. Такое тихое помешательство, когда даже вид потенциального соперника не вызывает никакого подобия эмоций.

Рита вернулась домой только через две недели после этого звонка. В общей сложности она пробыла в командировке почти два месяца. Уже начался октябрь, и Рита подъезжая к дому, осознала, что у Кузи был «день рождения» -- год с того момента, как она его подобрала. Люба ее встретила с большим воодушевлением и криками, «слава Богу, цела и невредима! А мы так волновались! Так волновались!» Оказалось, что где-то в середине Ритиной поездки Кузя, подходя с Любой к подъезду, вдруг сел и завыл.

- Так грустно-грустно! Так протяжно-протяжно! – радостно вещала Люба.

Она была уверена, что таким образом Кузя беспокоится о Рите, Рита же, наоборот, оценила мамин поступок, потому что понимала, что уже тогда бедный пес был доведен до отчаяния. Его вой, кстати, слышал и Александр Николаевич со своего второго этажа, он потом сказал, что его «взяла жуть» от таких звуков.

Как только Рита сказала свое «ма-аам» в трубку, раздался оглушительный крик «урааа!». Родители и соскучились, и волновались, потому что это был первый раз, когда Рита так надолго и без возможности постоянного общения пусть даже по телефону, уехала из дома. Они договорились, что Рита приедет к родителям завтра же, как только выспится. Рита была готова ехать хоть сейчас, потому что всё еще пребывала в ритме командировки, постоянных переездов с места на место, но все запротестовали. Мама беспокоилась, что Рита устала, а Любе не терпелось поговорить о жизни и вообще.

Выспаться, конечно, Рите не удалось. Вскоре после её приезда подошла и Лена, потом, ближе к полуночи, подтянулись и другие знакомые, которые были не столько Ритиными друзьями, сколько Любиными, но за время Ритиного отсутствия на ее территории сложилась не совсем зависящая от неё обстановка. Все радовались приезду хозяйки, то и дело произносились тосты за благополучное возвращение и задавались самые разные вопросы относительно мест, в которых Рите удалось побывать. Рассказать было о чем, но она ещё совсем не вошла в городской ритм, поэтому инициативу постоянно перехватывала Люба и рассказывала о том, как они в Кузей … Вариантов было множество, но вывод из них Рита сделала только один – «бедный Кузя!» Вслух она этого не сказала, но не совсем из-за чувства такта –  все-таки Люба ей действительно помогла, а из-за полной бесполезности своего комментария. Всем было хорошо и радостно, и прошлые эмоции, даже не всегда положительные и принадлежавшие собаке, которой и так в жизни сказочно повезло, никем в тот вечер восприняты бы не были, поэтому Рита благоразумно промолчала.

К утру «народные гуляния» утихли, а когда Люба с Ритой остались одни, Любы решила отчитаться о том, как она хорошо справлялась с Кузей.

- Совсем не понимаю, почему твоя мама его забрала, все было просто отлично! Кузе нравилось путешествовать, и попутки с собакой оказалось ловить проще, – вещала Люба и закончила в надежде, что Ритина мама на нее не обижается.

Обижаться вообще не было характерно ни для кого из Ритиной семьи, и Рита еще раз подчеркнула Любе, что они ей благодарны за то, что Люба им помогла, а то, что собаку всё-таки мама забрала, так это было их с папой решение, и Люба здесь абсолютно ни при чём. Собственно, так оно и было. Люди все разные, и ни Рита, ни её родители не требовали от других такого же трепетного отношения к животным как у них. Самое главное – хорошо, что хорошо кончается.

Рита полностью ощутила свое возвращение домой, только когда приехала к родителям, где она почувствовала себя просто дочерью, по которой очень соскучились, и это создавало такую теплую атмосферу, которой удалось заслонить собой свежие воспоминания о величии и великолепии дикой природы, произведшей на Риту такое неизгладимое впечатление, что ей казалось странным и невероятным, что люди могут вот так просто всю жизнь прожить в Москве или в другом городе, даже на минуту не подозревая о совсем другом мире.

Вечером вся семья собралась перед телевизором на диване. В понятие «вся семья» теперь входил и Кузя, за ним теперь прочно закрепился статус папиного «приятеля». Мама, папа и Рита сидели на диване, Чара развалилась между родителями, часто меняя положение – то ее голова лежала у папы на коленях, а маме доставался один лишь хвост, то, наоборот, она перекладывалась на мамину сторону. Сколько родители не пытались приучить к дивану и Кузю, у них ничего не получалось. Папа любил дремать или просматривать газеты полулежа с живой грелкой под боком – и Чара была идеальна для этой цели. С Кузей ничего не вышло. Ему абсолютно претила сама идея лежания на диване. Когда его в первый раз туда положили, он исключительно из вежливости полежал пару минут в довольно-таки напряженной позе, а потом спрыгнул. Его коронным номером стало лежать на ногах хозяина. Он в полном смысле этого слова укладывался папе на ноги, когда тот сидел за столом или на том же диване. Особого удобства от этого ни один ни другой, наверное, не испытывали, но все равно именно это быстро вошло в привычку. Если папа ложился, то Кузя укладывался ни его тапочки и лежал так до тех пор, пока папа не вставал.
Маму Кузя признавал в первую очередь как источник пищи, и она прочно ассоциировалась в его собачьем сознании с кухней. Если оба родителя были на кухне, то все Кузино внимание было направлено на маму. Может быть, он следовал примеру Чары, которая точно знала, что на кухне главная мама, поэтому все ее внимание всегда отдавалось исключительно маме. Папа попытался изменить это положение дел и приучил Чару прыгать на табуретку и сидеть с ними за столом на равных, но Чара все равно, сидя на табуретке, всегда разворачивалась в сторону мамы.

За пределами кухни Кузя сначала держал с мамой нейтралитет. Маме это не очень нравилось, и она даже пожаловалась Рите. Поговорив немного о том, как Кузя был доставлен из Москвы к родителям и как события развивались и дальше, Рита быстро сообразила, в чём была причина так называемого Кузиного нейтралитета. Несмотря на практически постоянное присутствие животных в квартире, которым позволялось очень многое, в доме царил образцовый порядок и чистота, поэтому, привезя Кузю домой не в сумке, как Рита, а просто на поводке, мама, по ее же выражению, в первую очередь стала делать из Кузи «стерильную собачку». Кузю не только прополоскали в ванной с пристрастием, но и с особой тщательностью причесали. Более того, к великому Кузиному огорчению, причесывание стало ежедневной практикой. Кузя, конечно, все терпел и не огрызался (видимо, в прошлой семье он подвергался таким же процедурам), но это не могло не отразиться на степени теплоты его отношения к маме. Папа – это было совсем другое дело. Папа его часто чесал за ухом, отчего Кузя щурился и вытягивался словно кошка. И уже сам Кузя сделал привычным для папы каждое утро, перед тем как окончательно встать с постели, чесать его за ухом. Как только он видел, что папа встает, а вставал он небыстро – сказывались больные суставы – Кузя хромая, семенил к папе, садился рядом и утыкался головой ему в ноги. На всю процедуру уходило минут десять, после чего Кузя шел на свою подстилку, а папа в ванну.
Когда мама поняла, в чем было дело, то решила не уступать Кузи ни на йоту и не жертвовать чистотой. У них с папой даже возникали споры на этот счет. Рита привыкла к нестандартному обмену любезностями между ними, когда мама в порыве чувств, глядя на белоснежную Чару, говорила «Красота ты моя неописанная!», а папа не совсем громко, но все-таки слышно бурчал: «И не обкаканная!».

Рита пробыла у родителей несколько дней, а потом ей пришлось возвращаться в Москву и идти на работу. На этот раз Кузю ей не отдали. «зачем мучить собаку, пусть поживет здесь» – оба родителя были единодушны. Кузя тоже не особенно расстроился. Риту он, конечно, встретил как родную, гавкая и по-собачьи причитая, но его больше устроило бы, если б Рита осталась с ними вместе, а не уезжала.

Кузя прожил у родителей до середины зимы. В феврале Рита с мамой договорились, что Рита возьмет его в Москву на месяц, чтобы мама отдохнула от двойной кормежки и гуляний. Гулять Кузя любил, и родители, с точки зрения Риты, его избаловали. Они каждый раз принимали на веру его немигающий взгляд и поскуливание, думали, что у собаки что-то неладно с кишечником, и бежали с ним на улицу в любое время и в любую погоду. Кузе только того и нужно было, и он принимался за свое обычное дело – нюхать все подряд и задирать лапу, а потом озираться в поисках соперников.

Когда Рита привезла Кузю обратно в Москву, Люба немедленно примчалась поздороваться с Кузей. Она действительно по нему соскучилась. «Ты знаешь, -- говорила она Рите – Кузя – это настоящая собачья личность, он так хорошо все понимал, когда мы с ним путешествовали, и все терпел, а взгляд у него при этом был как у человека»! Вечером они пошли «по местам боевой славы», зашли к Лене в гости, показать, какие они стали красивые и причесанные.

На обратном пути Рита решила спустить Кузю с поводка, чтобы не бегать за ним к каждому кусту или дереву, тем более время уже было позднее. Сначала Кузя дисциплинированно бродил неподалеку, и Рита ослабила бдительность. Но вдруг раздался дикий собачий рык, в котором она с ужасом узнала Кузины нотки. Рык перешел в хриплый лай, потом в истерический, приправленный рычанием на два голоса. Рита бросилась по направлению к тому месту, откуда доносились эти не оставляющие сомнения в характере их природы звуки. Очень быстро она увидела черно-белый комок и растерянно наблюдавшего за ним мужчину. Рита быстро, извиняясь, оттащила Кузю, от ярости забывшего все на свете. Уже на руках у Риты он продолжал извиваться и грозно лаять. «Ну и Кузя!» -- сказал мужчина, белая болонка которого тоже не унималась и пыталась прыгнуть и достать хотя бы Кузину лапу. Так они познакомились со Степаном, по характеру ничем Кузе не уступавшему. Единственно, что их различало – так это цвет шерсти.

Когда Рита с Кузей вошли в квартиру, раздался телефонный звонок – это была Лена, с трудом от смеха выговаривая слова, она спросила: «Кого это вы там разодрали!?»

Антонина Григорьевна тоже слышала эту драку. Когда они с Ритой встретились, она сказала, что тогда сразу поняла, что Кузя приехал.
-Ну и репутация у тебя, Кузя! – вздохнула Рита, на что Антонина Григорьевна заметила, что это нормальная репутация уважающего себя кобеля. Но именно этого Рита в кобелях понять и не могла.

Ближе к лету Кузя снова уехал к родителям. Начинался дачный сезон и их с Чарой всегда брали побегать на травке и без поводка. Кузя и там умудрился вырваться на волю. Его пропажу заметили не сразу, а когда, наконец, отыскали в конце деревни, то он встретил маму, как самого своего родного человека, радостно виляя туго закрученным «поросячьим» хвостиком. Отругать его у мамы духу не хватило. Было жаль испортить настроение и себе и собаке. Вместо этого, выволочку получил папа, который уже более десяти лет никак не мог починить забор. Можно сказать, что если бы не Кузя, то забор бы никогда так и не починили. А после этого случая, была заделана не только эта заслуженная дырка в заборе, но и проверено все его состояние по периметру. С Кузей иметь дырки в заборе было опасно. Если Чаре никогда в голову не приходило куда-нибудь убежать, то Кузя только об этом и мечтал. И дело было не в том, что родители не допускали возможности для собаки просто погулять самой по себе, а в том, что это могло быть смертельно опасно. Дача была расположена близко от Москвы, в довольно неплохом месте очень близко к водоему. И если во время Ритиного детства это был райский уголок, то с течением времени и всеми присущими этому времени далеко не лучшими изменениями, райский уголок превратился во что-то совершенно другое. Первыми появились высокие заборы. Вскоре заасфальтировали дороги, и все растущие вдоль заборов липы исчезли сами собой. В середине деревни был общественный колодец, у которого в старые добрые времена собирались по вечерам бабушки (и Ритина в том числе) обсудить последние новости, теперь это место превратилось в автобусную площадь с общественным колодцем, у которого теперь чаще всего потягивали пиво мужчины разных возрастов и комплекции. Все бы было ничего, но это же место использовалось и для выгула собак хозяев домов за высокими заборами, а так как это было время расцвета моды на бойцовские породы, то не удивительно, что родители боялись за Кузю, они и сами предпочитали лишний раз туда не выходить и довольствовались своими пятнадцатью сотками.

Жизнь текла своим чередом, Кузя большую часть времени проводил у родителей, Рита уже его забирала только тогда, когда у Чары начинался её «женский период». В московском дворе знакомые собачники встречали Кузю как родного, его выделяли из всей массы собак из-за его характера. А хозяева нескольких крупных кобелей в их дворе, едва завидя Кузю, поворачивала в другую сторону, и Рита была им благодарна. Хотя Кузя всегда был на поводке, Рита предпочитала не расслабляться. С Клайдом у Кузи уже не было прежней вражды, потому что предмет их обожания Маня по недосмотру хозяев наелась куриных костей, и её так и не удалось спасти. С тех пор все эмоции Кузи переключились на белую болонку Степана, на которого Кузя как-то поздно вечером вероломно напал. Он почему-то невзлюбил этого бедного Степана с такой же силой, с какой он любил Маню. Люба поставила ему свой диагноз – «это сублимация наоборот» -- с умным видом как-то констатировала она, прогуливаясь с Ритой и Кузей по двору.

В командировки Рита больше не ездила – хватало работы и в Москве. Для Кузи и для Риты жизнь текла более или менее гладко, пока Рите пришла в голову идея научиться водить машину – и к родителям будет легче ездить, да и на дачу тоже. Ритин папа уже достаточно давно купил при содействии своего фронтового друга дом в деревне на приличном расстоянии от Москвы и подальше от престижных мест. Дом этот записали на Риту, и она чувствовала себя ответственной за его состояние. Место было сказочным, но ездить туда на электричке было делом непростым, поэтому на семейном совете все быстро согласились с тем, что Рите необходимо учиться водить машину, папа, правда, поставил условие – Рита не должна была ездить со скоростью выше шестидесяти километров в час. В тот момент она искренне верила, что это обещание легко осуществимо.

Рита успешно окончила автошколу и наездила с инструктором приличное количество часов, и когда настал момент самостоятельного выезда, Рита поняла, что должны чувствовать маленькие дети, когда их отнимают от груди. Первый самостоятельный выезд дался ей с большим трудом. Накануне мама дала ей идею – а что если взять с собой Кузю, все-таки живое существо будет рядом. Так Кузя стал первым Ритиным пассажиром. Он удобно свернулся калачиком на переднем сидении и не испытывал ничего даже близкого к волнению. На инструктора он был, мягко говоря, совсем непохож, но сам факт, что на переднем сидении кто-то был, уже придавал Рите уверенности. Первая поездка прошла гладко, как и остальные. Неприятности, конечно, случались, без них не обойтись. Чаще всего Риту штрафовали за превышение скорости, когда она ездила в деревню. Пару раз она оцарапала машину, въезжая в гараж. Несколько раз поругалась за место на стоянке перед домом в Москве, а один раз получила приличный нагоняй от владельца Мерседеса за свой левый поворот без мигалки. С тех пор самое большое Ритино уважение вызывала именно эта марка машин – у нее была хорошая возможность оценить их тормозную систему. 

В свободное время Рита иногда любила совершать «глупые» поездки – когда они с Любой и Кузей в какой-нибудь из выходных поздно вечером садились в машину и ехали наобум по Москве. Один раз они объехали Москву по кольцевой дороге, где, как они потом решили, их от крупного штрафа спас Кузя. Люба убедила Риту проверить, на какую скорость была способна ее машина, на кольцевой дороге за полночь это было исключительно вопросом выжимания педали газа, что Рита и сделала. Они не учли одного – камер слежения, и их остановили на первом же посту. И Рита и Люба особой вины за собой не чувствовали, их переполняло ощущение испытанной скорости, и они улыбались инспектору во все свои ещё тридцать два зуба. Люба вышла из машины вслед за Ритой и прихватила с собой Кузю. Чем уж Кузе так понравился инспектор, подруги так и не поняли, но он начал с таким шумом втягивать в себя воздух, вытягивая морду в сторону этого инспектора, то наклоняя, то поднимая её. Люба расхохоталась, а инспектор спросил: «Это что ещё за пылесос у вас такой»?
Люба быстро развила диалог, и уже через каких-нибудь пару минут создалось впечатление, что все они давно знакомы. В итоге Рита отделалась строгим предупреждением, советом обращать внимание на знаки и соблюдать скоростной режим.

С приобретением прав и машины, Ритина жизнь стала сложнее, а Кузина комфортнее – теперь его не таскали по метро и автобусом, у него была специальная автомобильная подстилка и свое излюбленное место. Но с течением времени, а прошло уже четыре года, Кузя начинал потихоньку стареть. Первыми сдали суставы – Кузя по утрам после сна так кряхтел и хромал, что Рита вызвала ветеринара. Ветеринар прописала диету и витамины и обратила внимание на печень, сказав, что это проблема посерьезнее суставов. В скором времени Рита и сама смогла в этом убедиться. Как-то ночью у Кузи случилась печеночная колика – это было страшно, потому что терпеливейший Кузя стонал и повизгивал, взгляд у него был отрешенный и в придачу он неровно дышал. Было видно, что собаке более, чем плохо. Звонить ночью было некому, и Рита в отчаянии начала поглаживать Кузин правый бок, как обычно это ей делала мама, когда у нее в детстве болел живот. Поглаживая, Рита начала разговаривать с печенью: «Печень, -- убеждала она, -- дай собаке пожить нормально и умереть спокойно от старости, ну пожалуйста». Так Рита убалтывала Кузину печень и поглаживала его по животу где-то с полчаса. Кузя постепенно перестал повизгивать, а потом и стонать. Вскоре дыхание у него выровнялось, и он уснул. Рита посидела с ним ещё немного и пошла спать. Утром Кузя был слабеньким, но на улицу засобирался, как обычно. Рита вызвала ветеринара. Ветеринар выписала кучу рецептов, но особенно обратила внимание на одно лекарство, сказав, что это будет самым эффективным, и если повезет, то проблема будет решена через месяц-полтора. Так оно и вышло, но это лекарство стало неотъемлемой частью Кузиной жизни, ровно как и строгая диета – ничего жирного, ничего сладкого и сдобного. За компанию с Кузей на диету посадили и Чару, которой было уже 10 лет. Кузя поразил и Риту и родителей тем, что глотал таблетки беспрекословно. Рита просто закладывала ему в рот по две штуки и зажимала морду, Кузя делал несколько судорожных глотательных движений – и все было позади.

На какое-то время Рите показалось, что Кузя будто помолодел, сказалась, видимо, некоторая потеря веса, (в последний год желание покушать у Кузи иногда даже побеждало желание погулять). Но как-то мама с Ритой как-то грустно заметили, что их мужчины начинают сдавать. Папино здоровье тоже не улучшалось, начали сказываться последствия войны, которую он прошёл с самого начала и вернулся домой только в 1949 году, проработав на военных заводах четыре послевоенных года.

В общем папа стал довольно часто попадать в больницу, и то, что Рита научилась водить машину, их здорово выручало. Мама была преподавателем и всё еще работала на полную ставку и даже больше. Рита тоже всё чаще и чаще проводила в офисе полный рабочий день.

Благодаря машине они с мамой успевали крутиться между работами, собаками и поездками в больницу. В таком ритме прошел почти год. Дачу подзабросили, из-за чего папа очень переживал, но было ничего. Большую часть времени он теперь проводил на диване, обложенный собаками – сбоку Чара, в ногах Кузя. Кузя то ли из солидарности с папой, то ли в силу своего возраста тоже очень сдал. Теперь уже видно было, что он старый. Родители звали его «Старикан!» -- и Кузя стал откликаться на эту кличку тоже. На улице долго гулять он уже не мог, на первый этаж забирался с трудом, и папа его часто заносил на руках, хотя делать ему это категорически не разрешалось. Чара продолжала скакать, как резиновый мяч, и Рита, посмеиваясь, говорила – «как я!».

За пару месяцев до очередного Нового года Риту предупредили на работе, что либо она после Нового года выходит на полный рабочий день в офис и прощается с вольной жизнью, либо они ищут другого человека. Все советовали Рите соглашаться, и она согласилась, не будучи полностью уверена в правильности своего выбора. Она с трудом представляла себе, как она сможет совмещать полный рабочий день со всеми своими обязанностями. Когда до Нового года оставалась пара недель, Рита решила забрать Кузю в Москву, чтобы дать родителям передышку с собаками. Кузя становился по-стариковски капризным и ворчливым, и у него появлялись первые признаки маразма. Он постоянно забывал, что его кормили и требовал ещё и ещё. Он также забывал, что его водили на улицу и тоже постоянно требовал прогулок.

Папа больше лежал, и на маму падала уж совсем непосильная ноша в виде работы, домашних дел и двух избалованных собак, одна из которых страдала ярко выраженным склерозом. Папе очень не хотелось отпускать Кузю, он убеждал, что вполне может гулять с ним сам, но лечащий врач натаивал на покое. Рита с мамой убедили папу, что Кузя уедет в Москву ненадолго, а после Нового года, когда Рита выйдет на работу, его снова оставят у них. Но том и порешили.

Как-то совсем перед праздниками, когда Рита потихоньку закупала продукты на Новый год, ей позвонила её подруга, жившая в одном доме с ее родителями, и уже по голосу Рита поняла, что дела обстоят совсем плохо. Она быстро побросала всё в машину, вынесла Кузю и, терзаемая самыми мрачными мыслями, отправилась к родителям. Дело действительно было хуже некуда. Врачи предупредили маму, что надеяться особо не на что. Три дня посменно мама с Ритой продежурили в больнице, а потом перед самым Новом годом случилось самое страшное. Неделя прошла как в тумане. Рите запомнился только жуткий мороз. Даже собак Рита особенно в тот период не помнила. Они как всегда были с ними, но никаких неудобств не причиняли. Вроде бы они были, и как бы их и не было.

Рите нужно было выходить на работу в первой половине января – как раз в день рождения папы. Мама сначала и слышать о работе не хотела, но посидев после окончания всех событий пару дней дома, все-таки решила продолжить работу, потому что сидеть дома было невыносимо. О Ритином возвращении в Москву не было и речи, друзья даже советовали ей поменять квартиру, чтобы быть к маме поближе и чтобы всегда можно было, не тратя много времени, съездить в московскую квартиру и обратно.

Дорога от родителей до работы в один конец занимала два часа, а иногда даже больше. Каким образом Рите удалось и ездить каждый день на работу, и все-таки поменять квартиру, она до сих пор понять не может, но в конце апреля она уже была прописана в квартире в получасе езды от мамы. 

К Ритиному большому огорчению, с Любой они не совпали по фазам. В самое трудное для Риты время Люба была настолько увлечена своими новыми проектами, что даже не нашла времени прийти проводить подругу, когда та съезжала из своей квартиры. На фоне своих событий Рита приняла это по-философски – всему всегда наступает логический конец. Вот, значит и их отношения с Любой тоже закончились.
Друзья Риты «по собакам»  откровенно расстроились, когда узнали, что Рита переезжает. Антонина Григорьевна очень просила Риту звонить ей, а Александр Николаевич даже прослезился. Лена же изнывала под тяжестью домашних проблем – у ее дочери начинался трудный возраст. Но тем не менее, она самоотверженно поздними вечерами помогала Рите грузить в машину вещи.

В мае Риту «обрадовали» новыми командировками. Оказалось, что в течение года ей каждый месяц нужно будет на неделю ездить за тысячу километров от дома. Они с мамой расстроились, но делать было нечего. И вот в одну из командировок, где-то в ноябре месяце, Рите позвонила подруга и сказала, что мама, выгуляв собак, решила пройтись сама быстрым темпом и упала и теперь лежит в гипсе, но тут же успокоила – «это не перелом шейки бедра».

До окончания командировки оставалось два дня, показавшиеся Рите самыми длинными днями в ее жизни. На помощь, конечно, пришла все та же подруга, но Рита приходила в ужас от одной мысли, что и мама, и «собачья гвардия» легли на плечи одного человека, у которого была и своя семья, и свои немалые проблемы. Но других вариантов не было.

Приехав домой, Рита осознала глубокий жизненный смысл пословицы «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Маму трудности мобилизовали. Несмотря на все неудобства, выражение её лица стало боевитым, все движения приобрели большую направленность, и она была преисполнена уверенности, что скоро выкарабкается. На работе Рите дали напрокат современные костыли, и мама быстро научилась на них передвигаться. Днём она была уже более или менее самостоятельной, а вечером приезжала Рита. Об отпуске не могло быть и речи. Работа в офисе, по наблюдению Риты, была весьма бесчеловечна по своей природе в том смысле, что проблемы отдельного человека там не существовало. Всё было подчинено следованию распорядку, на всё отводилось определенное время ни минутой больше, ни минутой меньше, всё должно было согласовываться с многочисленным начальством разных мастей. А если работы не было, то нужно было просто сидеть, потому что это было включённое в зарплату время.

А дома в довершении всего у Чары наступил её «женский период». Кузю обычно на это время изолировали – увозили в Москву, но сейчас это было невозможно. Мама надеялась, что пребывая в уже глубоком маразме, он ничего ни учует, но не тут-то было. Под воздействием самых привлекательных запахов маразм отступил, и к Кузе вернулась его резвость, а взгляд снова стал осмысленным. Все дни для мамы проходили в борьбе с Кузей. Чара сама не особенно-то радовалась этому своему периоду и сидела, прижав хвост, на диване, который постоянно штурмовал Кузя. Мама сидела на том же диване и костылем отгоняла назойливого кавалера. Так прошло две недели. Когда обстановка совсем накалилась из-за того, что Чара наконец-то почувствовала, что может использовать данные ей природой возможности и наотрез отказалась сидеть на диване, начав вертеть хвостом перед Кузиным носом, мама сдалась: «Забирай его и уезжай в Москву, а я уже могу обходиться самостоятельно» – сказала она Рите.

Так Кузя первый раз оказался на новой квартире. Особых восторгов она у него не вызвала, после тщательного обнюхивания он улегся у самого порога, показывая Рите всем своим видом, что он готов ехать обратно в любую минуту. И всю неделю, которую он находился в Москве, он пролежал у порога, сколько бы Рита его не зазывала в комнату. Естественно, что для кухни он сделал исключение и направлялся туда всякий раз вслед за Ритой. Когда же, наконец, Чарин период закончился, и Рита привезла Кузю обратно, он с воодушевлением ринулся было к Чаре, но буквально через пару секунд застыл рядом с ней в недоумении. Постояв так с минуту, он развернулся и поплелся на свою подстилку. Рита заметила, что он как-то сразу резко сдал. Если по направлению к Чаре он еще довольно-таки бодро бежал, то обратно он уже плелся как самый что ни на есть старый и подслеповатый пёс. В общем, Кузю подкосила резкая перемена в запахах Чары.

Наступал очередной Новый год, Рита с мамой решили провести его тихо вдвоем на диване. Рита устала от своих командировок, мама все ещё не отошла от своего перелома полностью, хотя уже две недели ходила без костылей. Да и слишком ещё мало времени прошло с того момента, как папы не стало, чтобы его женщинам хотелось бы чего-нибудь необычного и радостного от новогодних празднований.

После Нового года жизнь снова пошла своим чередом. В течение недели Рита в основном жила в Москве, мама работала, Чара блаженствовала на диване, а Кузя продолжал сражаться с прогрессирующим маразмом. Он почти ослеп, но упорно не хотел с этим мириться, постоянно бродил по дому и на что-то натыкался. Когда по утрам мама выводила его на улицу, прохожие часто останавливались и смотрели на него с сожалением. Иногда говорили – «зачем же вы мучаете собаку, уж лучше усыпите её, чем так». Ни мама, ни Рита такой точки зрения и не разделяли, и не понимали. «Где же он мучается», -- недоумевала Рита, глядя с каким аппетитом Кузя уплетает очередной суп. А когда он по своей привычке ложился у её ног рядом с диваном и умиротворенно вздыхал, Рита даже и отдаленно представить себе не могла, что свою родную и любимую собаку, пусть немного подпахивающую старым кобелем и подслеповатую, можно усыпить, прикрывшись разговорами о её якобы мучениях.

Но Кузя неумолимо продолжал сдавать. Мама с Ритой уже приготовились к самому плохому, потому что приближение Кузиного ухода из этой жизни было не за горами, и против этого возразить было абсолютно нечего. Это как-то по-своему понимала и Чара. Все чаще она спрыгивала с дивана и ложилась рядом с Кузей. Она даже перестала с ним спорить из-за очередности еды и уже уступала свою первую очередь.

Приближалось лето. Ритина компания переехала из одного здания в другое, переезд был сложным, приходилось работать до позднего вечера, а потом снова с утра к в девяти обратно в офис. Как-то на новой парковке выезд её машине был полностью, как Рите казалось, перекрыт другой машиной, и она с жутко недовольным выражением лица хищно оглядывала парковку в надежде найти негодяя, из-за которого она не может выехать. Как назло, вокруг никого не было, и когда она готова было уже расплакаться от досады, Рита увидела входящего на парковку мужчину, направлявшегося в её сторону. Как только он немного приблизился, она сама пошла навстречу и спросила на всякий случай, не его ли это машина там стоит поперек всех остальных машин.

- Вы что, выехать не можете? – поинтересовался мужчина.
- Да, не могу, вот уже полчаса тут караулю, – пожаловалась Рита.

Мужчина подошел к её машине и сказал, - Давайте я вам помогу ее выгнать, для вашей машины это реально.

К огромнейшему Ритиному удивлению машину действительно удалось освободить из плена довольно быстро.
- Знаете, после того, как я два раза изрядно поцарапала свою машину о гараж, я жутко боюсь всех этих чересчур рядом стоящих автомобилей, – оправдывалась Рита.

Они разговорились. Мужчину звали Димой и, оказалось, он работал в том же здании, только этажом ниже. Проговорив минут пятнадцать, они распрощались, и Рите подумалось, что, может быть, они ещё встретятся – в той же столовой, например.

В этот вечер Рита решила поехать к маме, ей катастрофически не хотелось сидеть вечер дома одной. На новом месте она никак не могла прижиться. Если в старом районе у них был дружный двор, то здесь все было наоборот. Собачников было меньше, в основном их выгуливали подростки, которые особенно в весной и летом становились чересчур громкими и неуправляемыми. Они сидели по лавкам во дворе до позднего вечера, кричали, взрывали петарды, раскатисто хохотали, в то время как их собаки (пара доберманов – это точно) часто и громко лаяли. Риту раздражало в новом районе решительно все, особенно его разительное отличие от её прежнего места жительства.

Дома она отрешилась от всех своих офисных эмоций, погуляла с Кузей и Чарой. Потом они с мамой распланировали их ближайшие выходные – надо было ездить на дачу, там было все заброшено. Основная сложность была в том, что у них была и ближняя дача, и дом в деревне, и Рита слабо себе представляла, как можно всё успеть. В результате они с мамой договорились, что в наступающие выходные мама поедет своим ходом на ближнюю дачу, а Рита отправится в деревню за двести километров от Москвы. Собак тоже поделили – было решено, что Кузя поедет с Ритой, а то он своим маразмом маму уже достал.

В деревне Кузя достал и Риту. По лестнице он взбираться уже не мог, и его надо было каждый раз то выносить, то заносить. Звать с собой его было бесполезно, потому что он ничего не слышал, а если бы и слышал, то вряд ли что понимал. Со зрением у него было лучше. Он все-таки мог что-то видеть, потому что когда Рита выходила из дома, он через некоторое время шёл за ней. У лестницы он останавливался и начинал громко, с истерично-требовательными нотками лаять. Рита возвращалась и спускала его с лестницы. На улице Кузе тоже особенно не нравилось. Ходил он с трудом, а лежать на земле, наверное, не давали больные суставы, поэтому через короткое время он поднимался и шёл в дом к лестнице, и опять начинал громко лаять в той же тональности, и Рита его заносила обратно. Побегав так раз двадцать, Рита решила, что все, хватит, пусть хоть оборется, она больше таскать его не будет. Решено – сделано, и когда Рита, в очередной раз выйдя из дома, услышала Кузин лай, она никак на него не отреагировала. Кузя продолжать требовать своё минут пятнадцать, после чего Рита не выдержала и пошла подальше от дома к озеру. Вернувшись, она увидела в своем дворе на первый взгляд совсем юную девушку, разговаривавшую с Кузей, которого она, по всей вероятности, сняла с лестницы. Завидев Риту, она разулыбалась и стала объяснять свое вторжение на Ритину территорию.

- Он так громко лаял, понятно было, что что-то просит. Я постояла-послушала и решила помочь. Вы уж извините меня, пожалуйста. А сейчас смотрю – так он старик-стариком. Не соображает ничего, наверное.

Посмотрев на Кузю еще раз, она со вздохом добавила, - До чего ж собаки на людей похожи, особенно в старости – ведь он точь-в-точь мой дедушка. И ходит также.



Выходные прошли быстро. Вечером в воскресенье Рита загрузила Кузю в машину, и они отправились обратно домой к маме и Чаре. Эта поездка задали ритм на все лето. Само собой получилось, что мама с Ритой поделили не только собак, но и дачи. Рита ездила на дальнюю, а мама отвечала за состояние ближней.

В самый разгар лета на дальнюю дачу поехала Ритина подружка со своими детьми – для детей там было особенно привлекательно, потому что рядом было большое озеро. Она предложила взять с собой и Кузю, чтобы как-то облегчить жизнь и Рите и маме, но Рита сказала ей, что она просто сама не представляет, что предлагает.
- У тебя на своих детей времени не хватит, если ты его возьмешь с собой, он просто не даст тебе отвлекаться на кого-то или что-то еще, кроме него.

Сама Рита отпуск смогла взять только на одну неделю в конце августа, когда погода начала уже портиться.

Когда в первый день после недельного отпуска она не в самом радужном настроении шла с парковки в офис и размышляла о том, как бы эту работу задвинуть, она вдруг она услышала, что с ней кто-то здоровается. Это был Дима, который как-то помог ей вызволить машину с парковки. Они разговорились как старые знакомые, и за пять минут Рита успела высказать ему все, что она думала и о работе, и о привычке начальства отпускать людей только на одну неделю несмотря на все трудовое законодательство. Оказалось, что Дима был заядлый дачник, и тоже страдал от короткого отпуска, только в Димином случае слово «короткий» означало две с половиной недели. Дачная тема так их увлекла, что они договорились встретиться в столовой и обменяться информацией по новым правилам переоформлению первичных документов. С этого дня встречи Димы и Риты стали регулярными, и Рите осень оказалась совсем не в тягость - её личная жизнь начала развиваться быстрыми темпами.

На фоне существенно улучшившегося Ритиного настроя Кузя отчаянно скрипел и не собирался сдаваться костлявой с косой ни в коем случае. Рита как-то поделилась с мамой своими соображениями – ей казалось, что папа через какую-то невидимую нить с ними связан и что Кузя тоже это чувствует, и поэтому он не может вот так взять и умереть, не дождавшись счастливых перемен в семье – ведь как ни как в последнее время он был самым близким папиным «другом».

И вот как-то, опять в преддверии Нового года, Рита, выезжая из дома на работу и думая о предстоящей встрече с Димой, вдруг всем сердцем ощутила начало вплотную приблизившегося нового этапа в её жизни. Вечером она поделилась своими ожиданиями с мамой, и они обе впервые за длительный и тяжелый период в их жизни вдруг с оптимизмом подумали о будущем, которое к их большому счастью оказалось совсем не за горами. Дима сумел очень органично войти в их жизнь. Наверное, они с Ритой, что называется, «совпали», поэтому к лету Дима вдруг сказал, что, наверное, им стоит оформить их отношения официально.

Лето принесло много перемен. Сразу после замужества Рита начала продавать свой дом в деревне, и они с мамой переехали к Диме на Волгу, где все лето жила его мама. А вскоре они приняли совместное решение строить новый дом, чтобы иметь возможность обустраивать свой быт, кто как привык. Ритм жизни в Ритиной семье изменился существенно, и Кузя уже не мог, да и не хотел в него войти и смиренно доживал свой последний период. Теперь он был даже не в состоянии громко лаять. Чаре приходилось отдуваться за двух собак, но и она стала часто грустнеть.

Как-то в ноябре, когда осень переходила в зиму, Кузе совсем поплохело, и мама стала названивать Рите на работу, комментируя все его вздохи, которые становились все реже и реже. Последний вздох Кузя испустил под конец Ритиного рабочего дня. Мама плакала в трубку, потому что хоть он всех и достал последнее время, это был их родной пёс, какой-то незримой нитью, связывавший их с папой.

Когда Рита через все пробки добралась до дома, Кузю уже похоронили. Ждать приезда Риты до абсолютной темноты было невозможно, потому что был сильный ветер, в лесу даже повалило много деревьев, и шёл сильный дождь со снегом. Недалеко от дома метров сто вглубь леса было небольшое собачье-кошачье кладбище, там оказался и Кузя со своей подстилкой и миской. Рита всплакнула, а потом они все сели его помянуть. Чары в этот вечер на кухне видно не было, она в унынии лежала на диване.

Бедная Чара пережила Кузю всего на месяц. Что случилось, ни мама, ни Рита так и не поняли. Она резко заболела и промучилась ровно неделю. У мамы было много знакомых, родителей её учеников, работавших в медицине, и все помогали, как могли. Чаре приходили делать уколы, ставили капельницы, но толку от этого не было никакого. Приезжал и ветеринар. Точного диагноза он не поставил, для этого Чару нужно было вести в больницу, но он не посоветовал этого делать, поскольку по её состоянию многое было понятно и без специального обследования.

Похоронить Чару уже смогла сама Рита. Мама в унынии, не проронив ни слова, просидела весь день на диване, который так любила Чара и который был свидетелем одного из самых насыщенных и тёплых периодов жизни её семьи.

Какое-то время мама не могла прийти в себя от потери одного за другим двух своих питомцев и на какое-то время даже замкнулась. А у Риты тем временем семейная жизнь набирала обороты, что поначалу было сильным контрастом с ситуацией дома, куда Рита с Димой приезжали только по выходным. Но постепенно такое положение дел начало выравниваться. Мама как-то сидя за столом грустно сказала «Вот отойду немного, и, может быть, подыщем какую-нибудь несчастную собачку …» Рита, конечно, была обеими руками за, но не потому что быстро забыла своих собак, а потому, что она их очень любила и не могла представить себе, что можно замкнуться только на одном животном. А и Кузю, и Чару они помнили и были уверены, что собаки останутся в их памяти, потому что они стали неотъемлемой частью их жизни.