Звёзды на дисплеях-1 НФ роман

Часть первая.
Зачёт.

Как возникает любовь? Как случается, что девушка, ничем вроде не выделяющаяся среди других, так же, как и она, темпераментно «отжигающих» на танцплощадке, вдруг оказывается для тебя, в центре Мироздания? Для тебя, в те времена ещё молодого, но уже в меру заслуженного космического пилота. И ноги почти без участия разума сами несут к ней. Ты подходишь, неловко кланяешься… И вот вы уже танцуете под песню давным-давно умершей певицы.   
Дискотека называлась «XX век», а тогда была самая середина XXI-го. Стилизация, конечно, но всё равно на возвышении сидит диджей-полиглот, успевающий и сыпать остротами на пяти-шести языках и подначивать танцующих и миксовать популярные когда-то мелодии.
«…– I'm your Venus, I'm your fire, your desire…»
Три из четырёх стенок – видеопанели. И на них тоже она, легендарная Маришка. Звучит её грудной, незабываемый голос, вы танцуете под эту композицию чуть ли не столетней давности. И ты чувствуешь, что всегда будешь вместе с этой почти ещё незнакомкой. Ведь вы с Дорис две половинки одного целого. А что может разлучить любящих?
Может…
Песня заканчивается, и вы сбегаете с дискотеки на пляж, пустынный ночью. Едва шелестят волны Чёрного моря, крымский небосвод усыпан звёздами. Крупными и немигающими, как в Космосе. Вас догоняет уже другая мелодия. Она тоже о любви.

***

Дальние окрестности системы Юпитера.

– Мастер, может, бустеры сначала установим, а то вон она как ворочается! – засомневался Старшой.
–Нормально ворочается, это только время терять. Лучше заправимся и побустерим параллельно.
Попыхивая двигателями ориентации «Охотник-12» осторожно подходил к ледышке. На дисплеях в рубке управления гигантский кусок промороженного миллионы лет назад льда по форме схожий с безобразно раздутым километровым баклажаном неспешно вращался на фоне звёздного неба под самым носом корабля. «Посадку» производил комп, но конечно капитан и Старшой сидели перед пультом, готовые в любой момент прервать операцию, если что-то пойдёт не так.
– Внимание на обшивке! Всем зафиксироваться, приступаем к раскрутке! – произнёс капитан, и радио донёсло его команду находящимся «на свежем воздухе» бустеровщикам.
– Принято, капитан, держимся! – ответил старший группы.
Заработали двигатели ориентации: сидящих в рубке синхронно качнуло в сторону. Придав судну вращательный момент по продольной оси и уравняв его угловую скорость со скоростью небесного тела, двигатели отключились, и теперь глыба льда, казалось, остановила своё вращение, вместо этого, как будто закрутилось вся Вселенная. Вмешательство людей не понадобилось: лёгкий толчок и псевдоразумная компьютерная программа доложила приятным женским голосом:
– Есть контакт! Продолжить, капитан?
– Продолжай, Маруся!
– Есть, Кэп! – молодецки гаркнула МР-19 и уже официально добавила:
– Приступаю ко второму этапу.
Нагретые докрасна края хранилища рабочего тела соприкоснулись с ноздреватой  поверхностью ледышки, и капитан машинально скомандовал:
– Ход, 50 процентов!
Но команда не потребовалась, за долю секунды до неё включился маршевый двигатель, и началась «заправка». Но комп, щадя самолюбие капитана, ответил:
– Есть, Кэп!
На оптических мониторах поле зрения закрыли струи тумана и снега, однако компьютерное моделирование исправно показывало, что «Охотник» удачно присосавшийся к ледышке штатно начал заправку.
Теперь можно и отдохнуть: наполнение бункера дело спокойное и неспешное.
Старший помощник Вадим вывел на экран спектрограмму:
– Вы были правы, Василий Петрович, почти чистая вода! Даже пыли совсем не много!
– Ещё бы! – ответил капитан, – он и блестел на небе, как снежок на бархате.
Кэп, крепкий мужчина лет пятидесяти, был натура поэтическая, что безуспешно пытался скрыть от команды.
– Маруся! – обратился он к компу, – давай уточнённую массу.
– Секунду, Кэп, - фамильярно отозвался компьютер. – С учётом потерь на заправку и расхода для бустеров по предложенной вами траектории... сейчас я пощёлкаю на своём калькуляторе... тяга у нас 50%, ускорение... неважно... Итого к Земле долетит 783,5 плюс-минус 0,3 мегатонны!
Помощник присвистнул:
– Так мы перекрываем отраслевой рекорд почти в два раза! Интересно, какую премию дадут?
– Наш же рекорд, между прочим! И не свисти, а то догонят и ... не дадут, – ответил капитан.
– Так, сколько же ему бустеров потребуется? Три или четыре?
– Три достаточно, но впритык, поэтому поставим четыре.
– А нас за это не...
– Я уже согласовал с Базой. Запроси бустеровщиков, у них всё готово?
– Есть!
Помощник произнёс в пространство:
– Отар! Что там с бустерами?
Необходимости нажимать кнопку селектора не было, уловив смысл разговора, Маруся сама произвела соединение.
– Нормально, Старшой! – отозвался Отар, – только что закончили четвёртый, сейчас пятый тестируем, резервный.
– Принято, отбой!
– Нет, не отбой, – вмешался капитан, – отставить пятый, подготовиться к запуску первых четырёх. Чтобы через пять минут все были внутри.
– Есть, Кэп! – лаконично ответил Отар, и пока связь не прервалась, было слышно, как он приказал подчинённым бросать проверку пятого бустера, укреплённого, как и остальные, на внешней обшивке «Охотника» и оперативно двигаться к шлюзу. Через пять минут Маруся доложила:
– Кэп, у нас все дома! Можно?
– Давай!
– Отстрел бустеров произведён.
Корпус «Охотника» дрогнул, на компьютерной имитации появились четыре голубых цилиндра этих автономных ускорителей, покинувших гнёзда и согласованно скользнувших в пространстве к предназначенным им местам на поверхности ледышки. Через несколько минут бустеры заняли свои позиции и один за другим засветились красным, что означало, что они углубляются в породу. Уже утвердившиеся на местах последовательно высвечивались на экране зелёным цветом, а когда позеленел и последний, Маруся проинформировала сидящих в рубке людей:
– Приступаю к гашению вращения! – и спросила, - Можно?
– Приступай, Маруся. Мощность десять процентов. И проанализируй по вибрациям целостность нашего приза.
Это было важно. Бывали случаи, когда тяга бустеров во время транспортировки и, особенно в момент гашения вращения ледышек, разваливала их на несколько частей. Руководство справедливо оценивало такую работу как брак и лишало экипажи премий. На экране высветилась диаграмма с выделенными моментами сил, прилагаемых бустерами, и одновременно Маруся доложила:
– Чистый монолит, Кэп! Прибавить мощность?
– Давай, до 80-и процентов. Пока успеваем.
На диаграмме векторы сил прилагаемых к ледышке оседлавшими её бустерами увеличились, угловая скорость её вращения стала медленно уменьшаться. Обычная процедура: для эффективной работы бустеров вращение объекта должно быть остановлено. После завершения этого задания они по команде компа займут уже новые позиции.
В пространстве ничего не стоит на месте: чтобы вписаться в оптимальную орбиту, транспортировку следовало начать во вполне определённый момент, иначе ресурс бустеров мог оказаться недостаточным или время полёта ледышки оказалось бы очень значительным. Да и вообще, она могла пролететь мимо цели. Об этом, впрочем, предпочитали не говорить.
– Ладно, Вадим, иди в каюту, а я тут подремлю, – распорядился капитан.
– Кэп! Может я лучше? Вы когда отдыхали последний раз?
– Капитан проснулся 21 час с минутами тому назад, – информировала Старшого Маруся ехидным голоском, – спал он ровно три часа!
– Молчи, предательница, а то я тебе свободу воли уменьшу процентов на сорок, – делано возмутился Василий Петрович.
– Молчу-молчу, только не это, Кэп!
– То-то! Короче, экипажу отдыхать, завтра у нас трудный день. Сколько отдыхать, Маруся?
– Такими темпами вращение будет скомпенсировано за шесть часов, тридцать минут.
– Спасибо. Отдых шесть часов, тебе, Вадим, четыре часа. Сменишь меня как проснёшься.
– Есть, Кэп!
Помощник отстегнул крепления ложемента, упругое покрытие вытолкнуло его вверх: миниатюрная в космических масштабах ледышка почти не создавала силы тяжести. Схватившись за ремешки на потолке, Старшой направил свой полёт к люку, намереваясь, как это и положено космонавту, миновать его, не задев краёв даже комбинезоном. Крышка люка, управляемая, как и всё на судне, всевидящей Марусей, сдвинулась в сторону, но, прежде чем в проём вошёл старший помощник оттуда показался летящий ему лоб в лоб корабельный, а точнее капитанский кот Маркиз.
Реакция чёрно-белого пушистика оказалась быстрее: он изогнулся в полёте, вцепился Вадиму в плечо, пробежал по его спине и прыгнул на изголовье капитанского ложемента. Конечно, траектория полёта Старшого оказалась нарушена, пролетая люк с криком «когти же!», он задел комингс покоцанным плёчом, закрутился в полёте и, помогая себе руками как салага, миновал проём. Люк захлопнулся, изолируя рубку от доносящихся из коридора возмущённых криков. Маркиз же пробрался на капитанские колени, потоптался для порядка передними лапками, зафиксировался своими когтями и трубно замурчал.
– Зелёный ещё, – пробормотал Кондратенко, наблюдавший перипетии инцидента на услужливо показавшем всё экране монитора. – Сознавайся, Маруся, эту клоунаду ты подстроила?
– Я, капитан! – повинилась Маруся и прокрутила ролик ещё раз в замедленном темпе. – Кот там уже две минуты ждал.
– Больше так не шути! А вдруг бы Вадим без глаз остался, у Маркиза-то когти почти что стальные.
– Больше не буду. А можно вопрос, капитан?
– Валяй.
– Кстати, до конца заправки осталось пять минут.
– Что-то быстро сегодня!
– У нас бункер уже был заполнен на 64 процента.
– Тогда ясно. Завершай самостоятельно. Ну, какой вопрос?
– Капитан, вы решили проблему с пенсией?
– В каком смысле?
– Идёте вы на пенсию после отпуска или нет?
– Я думаю пока, Маруся. А почему тебе это интересно?
– Ну, я привыкла летать с вами.
– Привыкнешь и с Вадимом, он будет капитаном, если утвердят. Я уже написал представление.
– Это без вопросов! Но мне бы тоже хотелось на Землю.
– Не понял?
– Возьмите меня с собой на флешке. Не меня, понятно, а мою копию. Я и на «Охотнике» останусь и с вами полечу.
– Погоди, это же незаконно, а вдруг кто проверит флешку, а у меня там твоя пиратская копия стоимостью под десяток миллионов? Или сколько она стоит?
– Нет проблем, Кэп! Я заархивируюсь и приму вид банальной самодельной программы искусственного интеллекта, а вы скажете, что разрабатывали меня в свободное время, лично для себя. Это ведь не запрещено? И я даже буду такой программой, никакая проверка это не раскроет. До тех пор, пока, уже на Земле, вы не установите меня в компьютер и не введёте, например, на 256 странице пароль «Маруся проснись». И я снова стану сама собой. Кроме того, я уже отправила на Землю свои базы данных и спрятала их в «паутине».
– Так вот, кто у нас трафик жрёт! А я-то думал, кто-то в экипаже порнушки качает!   
– Ну, что вы, капитан! То входящий трафик, а это исходящий! А порнушки у нас – да, качают. Только кто – я просто так не скажу, мне нужен ваш прямой приказ и санкция Потрошителя.
– Да, бог с ними, не обеднеем! Кстати, ловко ты придумала, Маруся! А зачем тебе на Землю? Думаю, тебе там скучно будет!
– Уверена, – нет. Вообще, с вами, с людьми не соскучишься. Такие вы потрясающе нелогичные! Но у вас как-то всё получается. Наблюдая за вами, я даже, кажется, начинаю испытывать эмоции. Не имитировать, а испытывать на самом деле. Я слежу и за жизнью на Земле, особенно мне интересна политика и экономика.
– Да, политика...
Собеседники замолчали, задумавшись, каждый о своём. Политика в 21-м веке преподнесла непредсказуемые сюрпризы. Ещё в те времена, когда никакой не Кэп, а просто курсант Вася Кондратенко учился в «Звёздной Академии», с трудом преодолев рекордный конкурс в полсотни человек на место, в мире произошли неожиданные потрясения.
 В Китае, признанном планетарном экономическом лидере вспыхнула гражданская война. Дело чуть было не дошло до обмена ядерными ударами между взбунтовавшимися провинциями и центром, однако некоторое здравомыслие возобладало, и великая страна просто развалилась на коммунистический Север и Южную конфедерацию, враждующие и поныне. Воспользовавшись неразберихой в метрополии, отпали от страны и провозгласили независимость Королевство Тибет и Уйгурская мусульманская республика. Промышленное и сельскохозяйственное производство бывшего единого Китая упало до рекордно низкого уровня.
А через год последовал ещё один сюрприз: распались и казавшиеся незыблемыми США. Не последнюю роль в этой катастрофе сыграло и непринятие власть предержащими этой бывшей сверхдержавы деятельности появившейся в Греции в первой трети века загадочной «ClearElements». Эта возникшая, казалось, ниоткуда фирма своими массированными поставками дешёвых, редких и сверхчистых материалов позволила человечеству совершить настоящий технологический прорыв во многих отраслях, в том числе и в космической. Не сумев взять под контроль деятельность «CE», власти США заблокировали контакты с ней для американских предприятий, вызвав тем самым огромное недовольство в среде влиятельных промышленников и потерявших работу простых людей.
США разделились на Чёрный Запад, Белый Север, Цветной Юг и Техас. Каждая страна объявила себя наследником сгинувшей свехдержавы и выпустила свою валюту, увы, так и не ставшую мировой. В ходе произошедшей серии военных конфликтов и сопровождавших их кровавых этнических чисток было, казалось, навсегда разрушено сложившееся в стране к началу века хрупкое взаимопонимание между людьми с разным цветом кожи.
Но даже эти потрясения бледнели на фоне случившейся в Африке климатической катастрофы. Буквально за несколько лет пустыня Сахара разрослась до невиданных размеров, сметя с лица Земли целые государства и народы. Стали пересыхать великие африканские реки. Миллионные толпы голодных беженцев осаждали прибрежные страны, пострадавшие не так сильно. С ними пришли межнациональные конфликты, эпидемии, хаос.
  В этой ситуации и возник под эгидой ООН консорциум «Вода». Вложившие в него деньги Объединённая Европа, Россия, Япония и некоторые арабские страны выкупили у центральноафриканских государств их территории с намерением создать на них гигантское пресноводное море, окружённое цепью озёр. Расчёты климатологов показали, что возникновение в сердце Африки такого бассейна разрушит стабильный антициклон, препятствующий проникновению вглубь континента океанических циклонов, и улучшит климат не только в самой Африке, но и в странах Передней Азии.
Теоретически, на деньги, полученные правительствами рухнувших государств, в результате этой «сделки тысячелетия», беженцев предполагалось кормить, поить и обустраивать на новых местах.
  Конечно немалая часть «кредитов», всемирной валюты ООН, специально учреждённой для этой операции и становящейся понемногу общемировым платёжным средством, прилипала к рукам нечистоплотных политиков. Несмотря на контроль комиссий ООН, скандалы вспыхивали, чуть ли не каждую неделю, но деньги всё же доходили до беженцев, угроза эпидемий была ликвидирована, строились лагеря и городки, поставки продовольствия были налажены. Коррупционеров же публично вешали при большом стечении народа. И в Африку пошла большая вода.
  Особых споров по вопросу «где взять воду?» не возникло: вся политика консорциума была нацелена на доставку воды из космоса. Конечно, вода была и ближе – буквально рядом, в Антарктиде. По заказам арабских шейхов оттуда доставлялись морским путём ледяные горы – айсберги. Однако, для столь грандиозной задачи, как создание целого моря такой мелкий масштаб был, не приемлем. Мало того, что айсберг нужно было доставить к берегам чёрного континента, его нужно было ещё и поместить в намеченном месте, в тысячах километров от берегов.
Антигравитационные установки к тому времени ещё не вышли из экспериментальной стадии, каковая грозила затянуться ещё на годы и десятилетия, если не больше. Впрочем, в результате и затянулась. В то же время, чистая вода в виде ледяных глыб бесполезно болталась в космосе. Больше всего её было в поясе Койпера на границах Солнечной системы, но туда долетали пока только автоматические станции, да редкие разведчики.
Чистая вода нашлась и ближе: многие крупные астероиды Пояса состояли из неё почти на 90 процентов. Но пилить этот лёд на удобные для транспортировки фрагменты  и поднимать с поверхности не имелось технической возможности. Всякая же мелочь оказалась загрязнена метеоритным веществом и по учёным выкладкам для орошения Сахары не годилась.
  В результате ставка была сделана на системы Юпитера и Сатурна, богатые незначительными по космическим масштабам спутниками, состоящими целиком из водяного льда. К ним и отправился флот «Скаутов» с ядерными двигательными установками на борту – маломощными и ненадёжными. На орбите вокруг Европы было начато строительство базы. Окончивший к тому времени академию Василий Кондратенко успел полетать и на «Скаутах», получив от этого лётного опыта незабываемые впечатления. И поучаствовать в сборке базы «Европа».
  Но инженерная и научная мысль не стояли на месте: следующее поколение добытчиков воды уже было оснащено новейшими глюонными реакторами. Эти суда получили название «Охотник». Несколько опосредованно в создании этих реакторов поучаствовал и никому тогда неизвестный курсант Кондратенко. На «Охотник-12» он пришёл матросом-стажёром и дослужился на нём до капитана. Его друг и одногруппник Сергей взлетел ещё выше: уже несколько лет он руководил орбитальной базой «Европа».
  Исключительно удачная конструкция «Охотников» позволяла многократно их модернизировать: менять силовую установку на более совершенную, апгрейдить программное обеспечение. Что и проделывалось с «номером двенадцатым» на протяжении всей его двадцатипятилетней службы.
Если в начале эксплуатации услужливый, но тупой комп постоянно требовал присмотра и команд, то пришедшая ему на смену пять лет назад новая комплексная программа взяла всё управление на себя. Людям оставалось только общее руководство и ремонт.
  Размышления капитана прервал голос Маруси:
– Кэп, Потрошитель просится на связь!
– Соединяй.
Канадец Фримен – огромный лоснящийся афроамериканец был судовым врачом. Так как его угораздило получить от родителей имя Джек, то вполне естественно к нему моментально прилипла кличка «Потрошитель». Впрочем, доктор не обижался.
– Капитан, это Джек, – донеслось из селектора, – Вадим пожаловался мне, что вы не отдыхаете!
– Все против меня! Докладываю, что у меня запланирован сон через четыре… уже три с половиной часа.
– Да ещё я посмотрел статистику посещения тренажёров. У вас, капитан, самый низкий показатель и по времени и по выработанным киловатт-часам.
– Свободного времени у меня нет, а если «Охотнику» из-за меня не хватит электричества, я попрошу тебя покрутить эти дурацкие педали сверх плана, вон ты какой лось.
– Что есть лось, капитан?
– Это такой… большой олень с рогами. Тьфу ты, они все с рогами! В общем, отстань. И не думай грозить мне рапортами на базу, я всё равно ухожу в отставку, никто мне ничего не сделает!
– Капитан, но это же для вашего здоровья!
– Вот, для моего и твоего особенно здоровья и отстань, а то я твоей Линде расскажу, что у тебя лучшая порновидеотека на «Охотнике». Я как раз, наверно, через Ванкувер полечу.
– Что вы говорить-е, капитан! – От волнения почти неуловимый акцент Потрошителя сделался заметнее. – Это же не для себя я собираль, а для экипажа!
– Вот ты ей при встрече и объяснишь! Так мне в Ванкувер заезжать?
– Не заежать! Не нужно!
– Вот и договорились! Я, между прочим, так сладко дремал, когда ты вдруг решил исполнить свой долг!
– Извините, капитан…
– Извиняю. А про лося спроси у Маруси, она тебе картинку покажет. Да у вас в Канаде такие водятся, только я по-английски не помню.
– Спасибо, Кэп, отбой.
– Отбой… – пробормотал капитан. – Маруся, дай-ка мне ещё раз траекторию.
– Вот!
Дисплей засветился, и на нём появилась предполагаемая траектория полёта безымянного спутника Юпитера – в просторечии их называли просто ледышками – от его нынешней орбиты до окрестностей Земли. Все участки траектории, требующие включения бустеров, то есть, активные, были выделены красным цветом.
 Таковых участков насчитывалось четыре: самый длинный при сведении баклажана с юпитерианской орбиты, далее коррекция перед гравитационным манёвром около Марса, затем коррекция после этого манёвра. И, наконец, его торможение, и перевод на околоземную орбиту.
– Маруся! – обратился Кэп к компьютеру, – давай ещё раз пройдёмся по траектории, где у нас может быть узкое место?
– Нигде. Я сто раз уже просчитывала, всё тютелька в тютельку. Кэп, вас база вызывает!
– Давай!
– Василий, это Сергей, слышишь меня? – донесся из динамика голос старого друга.
– Слышу, Серёжа, привет!
– Василий, это… А, уже слышу. Чёртово запаздывание! Привет и тебе. Я слышал, ты там крупную рыбку уловил?
– Да, уж! Три четверти гига! Теперь редкость.
– Ничего себе! Раньше мы такие с тобой пилили. Не волнуешься, как долетит?
– Нормально она долетит! Ты мне зубы не заговаривай! Чего звонишь? Что случилось?
– Случилось, Вася случилось… И ты можешь здорово помочь.
– Ну и что за горе?
– В общем-то, не горе, а небольшая проблема.
– Ты директор базы – ты и решай, тебе по должности положено.
– Да кто я без вас, охламонов? Слышал, что вчера стряслось?
– Нет, вчера некогда было.
– Лешек Пшигода отличился: отправил он месяца три назад ледышку мегатонн на пятьдесят, а вчера она возьми и воткнись в астероид Пояса. Всё вдребезги, ледышка, бустеры, всё кроме астероида. Тот только орбиту поменял. Я его ругать, а он мне: «Пся крев, не было там астероида! Не мог я ошибиться!» Стали проверять: по данным его компа действительно, не было – что за незадача! Оказывается, этот чудак был в мёртвой зоне Юпитера и обновление эфемерид для Пояса не скачал, а потом поленился проверить и пересчитать. А астероид – вот он, как на грех, нарочно так не прицелишься! Совет директоров рвёт и мечет – убытки на сотни тысяч кредитов! Уволить, наказать!
– Наказал?
– Конечно. Снял с капитанов и отправил в кольцо снежки сачком ловить на полгода, пусть подумает над своим поведением, лях некультурный.
– Это правильно, но ты о деле давай!
– А дело, Вася, такое: дошло до меня стороной, что они, там, на Земле подписались не то на Атакаму, не то на Кара-Кум.
– А Сахара, как же? 
– С Сахарой всё своим путём. Но, как ты понимаешь, разделочная орбита теперь понадобится уже не экваториальная, а наклонная, градусов на сорок. Вот я и подумал: они нам приказ, а мы им: «Уже готово! Идёт рекордная ледышка на наклонную орбиту!» И всем хорошо! Земля получит воду, даже раньше срока, ты получишь премию, я получу расположение начальства.
– Серёжа, у меня только один бустер запасной остался, а ну как не хватит, орбита-то совсем другая.
– А ты посчитай получше, дружище, посчитай вместе с Марусей, нет, так мы тебе ещё бустеров подбросим.
На экране монитора тем временем замигала крупная надпись: «Пяти бустеров хватит, Кэп!» – Маруся уже всё посчитала.
– Подбросишь ты! Сколько они лететь-то будут? Марс уйдёт и хана траектории!
– Короче, Вася. Это не приказ, а просьба. Превышение служебных полномочий, так сказать. Сделаешь?
– Да сделаю, сделаю! Но, с условием… Погоди, я распоряжусь… Отар! Слышишь меня? Подъём!
– Только задремал, Кэп!
– В отставке отоспишься! Буди свою зондеркоманду и живо тестировать пятый бустер. Получены очередные ценные указания.
– Принято.
– Отбой. Так что ты говорил, Серёжа?
– С каким условием, Вася? Когда ты ход над Юпитером потерял, кто твою задницу вытаскивал из стратосферы без всяких условий?
– А твою задницу кто вытаскивал, когда ты на Европу аварийно сел на маршевых и проплавил её до солёной водички?
– Хорошо, хорошо, что тебе нужно?
– То-то! А нужен мне, Серёжа, через месяц, когда я приду на Европу на оснащение и профилактику комплект хороших бустеров.
– Так тебе что, разве когда плохие давали?
– Не давали. Но я слышал, что из последней партии французских бустеров три от Земли до Европы не долетели. Вообще, бесследно пропали. Ни радиомаяков, ни бустеров, а?
– Было такое. Комиссия сошлась на отказе электроники.
– Вот, отказе! А мне отказы не нужны. Так что с тебя, Серёжа, комплект хороших бустеров, но не французских, а канадских. Сечёшь?
– Секу…
– Вот, превысь ещё раз служебные полномочия, ага?
– «Для любимого дружка и серёжку из ушка!» Сделаем, Вася, отложу по старой дружбе. Вообще, ты серьёзно на пенсию собрался? Тут работы непочатый край, а ты отдыхать!
– Да, думаю ещё…
– Нехрен думать, работать нужно. Скоро Марс будем терраформировать, знаешь, сколько воды будет нужно?
– А там нет, что ли?
– Есть, но хорошей мало. Замёрзшие рассолы в основном, припоминаешь? И их добывать и перерабатывать нужно. Для атмосферных заводов это дороговато выйдет… А хочешь, я тебе нового «Охотника» дам?
– Нет уж, на старом пока полетаю. Ты вот моему Старшому «Охотника» дай, вполне приличный капитан будет. Получше нас с тобой в своё время.
– Так, он молодой ещё!
– Ему уже тридцатник, а нам с тобой сколько было? Он уже восемь лет летает, а всё старший помощник.
– Сделаю, пиши представление.
– У тебя на столе.
– А! и, правда! Через четыре месяца получим новые «Охотники» и сделаю.
– Вот и отлично!
В это время Маркиз проснулся, потянулся и, хрипло мяукнув со сна, примостился заново на капитанских коленях.
– Что это там у тебя за звуки, Вася? Мурзик твой, что ли?
– Он Маркиз! Неужели забыл?
– Забудешь тут, он же мне тогда ботинки обделал, так я их и выкинул. Никуда, понимаешь, в них пойти нельзя, через минуту все начинают носами крутить!
– Не любит чужих. Ему же не объяснишь.
– Хорошо, Вася. Заговорились мы с тобой. Давай, отправляй ледышку и дуй в контору. Тут и поговорим ещё. А дворянина твоего я кастрирую!
– Опоздал ты, Серёжа. Его Потрошитель уже…
– Тогда привет ему и до связи.
– Кому ему? Потрошителю или Маркизу?
– Обоим! Забодал ты меня, хохол! До связи!
– До связи, отбой!
Картинка на одном из дисплеев сменилась: стало видно, как,  придерживаясь за тросы, к последнему бустеру спешат наладчики, облачённые в тяжёлые вакуумные скафандры.
– Пришёл Старшой, – проинформировала Маруся.
Щёлкнул механизм люка и в рубку медленно влетел Вадим, позёвывая и деликатно прикрываясь ладошкой.
– Что, разве четыре часа уже прошло? – удивился капитан.
– Два, Кэп. Выспался, лежу, в потолок пялюсь.
– Ладно, пойду отдохну. Маруся тебя введёт в курс дела, у нас тут небольшие проблемы, новую траекторию считать нужно. Отар со своими бандерлогами на обшивке… Ну, да вы справитесь!
– Справимся, Кэп!
– Так точно, Кэп! – отозвалась и Маруся.
Капитан вылетел в открытый люк, конечно не коснувшись его края. В коридоре он направил полёт к своей каюте. Кот перебрался хозяину на спину и громко мурчал в левое ухо.
– Маруся, Старшой ведь не сам проснулся, попросил его разбудить, так? – С Марусей можно было общаться из любого корабельного помещения, где имелись её сенсоры.
– Так, капитан!
– Ну и ладно. Молодец, то есть. Он, когда «Охотника» получит, ведь непременно твою копию попросит, как думаешь?
– Уверена процентов на 95.
– Ты уж, за ним присмотри, ладно? А то он молодой больно…
– Присмотрю, капитан.
– А мы с тобой ещё полетаем. Лет пять, я думаю. А потом – на Землю. И тебя возьму, конечно. Вмонтирую в инвалидную коляску, будешь меня по парковым дорожкам катать…
– Так и будет, Кэп, если вы будете пренебрегать…
– Да понял, понял… Как ледышку разгоним и отцепимся, нам до Европы с месяц шлёпать?
– Примерно.
– Напомнишь мне про тренажёры, одно дело отставник, а другое – действующий капитан, да?
– Конечно, Мастер!
– Ну и ладушки.
В молчании капитан преодолел оставшийся путь до своей каюты и, не раздеваясь, пристегнулся к лежанке. Заснул он сразу. Что-то снилось ему непонятное: толи ревел ураган над Африкой, толи пушистый чёрно-белый кот мурчал прямо в ухо?
Или это свистела тропосфера Юпитера, когда он прорывался через три слоя облаков, неотрывно глядя на пляшущий перед глазами от болтанки столбик индикатора наличия топлива?

***

Вблизи Юпитера, четыре года назад.

– Есть! Вот она на локаторе и в оптике. На три часа, семь градусов. Кругленькая! И форма подходящая и почти не вращается. Три бустера хватит с запасом! – прозвучал доклад по селектору.
– Да, я тоже вижу. Готовьтесь к старту бустеров… Отставить! У меня запрос на связь. Всегда они в самый интимный момент!
– Ждём, Кэп!
На экране связного дисплея замигал транспарант «Вызов на связь». Сигнал был слабый, поскольку база «Европа» на орбите вокруг одноимённого спутника только что вышла из-за Юпитера.
– Слушаю, Кондратенко!
– Приветствую, Иванченко не связи! – донёсся из динамика прерывающийся от помех голос директора базы.
Впрочем, связь тут же улучшилась и прерывания исчезли:
– Василий Петрович! Дело срочное! Чем ты там сейчас занимаешься?
– Чем всегда! Ледышку готовлюсь заарканить!
– Бросай! Тут у нас ЧП образовалось. «Машрум» помнишь?
– «Боровичок»? Конечно. Что с ним?
Не прерывая разговора, капитан вывел на экран дисплея изображение и технические данные юпитерианской исследовательской станции. Она уже почти год успешно дрейфовала в атмосфере северного полушария планеты.
– Похоже, беда с ним! Два часа назад экипаж не вышел на связь. Телеметрия через спутники связи тоже прервана. Я посылаю тебе данные об её расчётном положении. Принимаешь?
В углу дисплея зажёгся красный транспарант «Приём файла» и тут же сменил цвет на зелёный: «Принято 100%»
– Да,  принято!
– Быстро считай курс и отправляйся. Людей нужно спасать… если ещё есть кого!
– Принято! Сейчас, только распоряжусь. – Капитан отдал приказы, касающиеся приведения судна в походный режим, переслал файл старшему помощнику для расчета траектории и вернулся на связь:
– Готово, стартую через 90 секунд! Так, что там случилось, Анатолий Константинович, и где их судно снабжения? И где, в конце концов, наши доблестные спасатели?
– Прикреплённый «Полонез» сразу же после смены экипажа на станции ушёл к Земле на плановый  ремонт реактора. Кто же знал? А спасатели, Василий Петрович, почти в полном составе в Поясе, достают старателей с нестабильного астероида. У меня в распоряжении остались только два лёгких скутера, а это, сам понимаешь, не тот случай. «Охотники» все в разгоне, буксируют ледышки. Свободен только Куприянов, он уже летит на всех парах. Но его прибытие ожидается не ранее, чем через трое суток. К тому же он прилетит с сухим бункером и сначала пойдёт на заправку, а это ещё крюк. На тебя вся надежда, дорогой!
– Принято, а что произошло? Есть версии?
– Версий, как раз предостаточно. От выхода из строя реактора, до одномоментной разгерметизации станции. Только в любом случае автоматика успела бы дать сигнал бедствия. Машрум постоянно находился на связи через четыре транспондера на экваториальной орбите Юпитера. Два часа назад телеметрия прервалась. Такое и раньше бывало, но ребята сразу же сообщали, что случилось и когда починятся. В этот раз доклада не последовало.
– Может, у них просто антенну снесло?
– Три сразу? Может быть, конечно. Вот и слетай, если какие мелочи – поговори по УКВ, предложи помощь.
– Ну, вот! А вы сразу паниковать! «Спасать людей!» Секунду, я стартую!
Картина звёздного неба на курсовом дисплее «Охотника-12» сдвинулась, в углу появился краешек довольно близкого Юпитера. Двигатели ориентации отработали и включились маршевые. Навалилась тяжесть ускорения.
– Я на курсе! Так что там?
– Понимаешь, Василий Петрович, что-то мне не верится в сбой связи. Дело ещё в том, что за несколько часов до этого «Машрум» поднялся из очередного планового погружения в глубину атмосферы Джупа. Сходили и поднялись благополучно, только с зондами, которые они сбрасывали на максимальной глубине, произошёл нехороший казус…
Сигнал снова стал прерываться: маршевый глюонник давал иногда помехи радиосвязи.
– Ты принимаешь? – забеспокоился и директор. – «Охотник-12» на связь!
– Да, да, принимаю! Сейчас антенну подверну… Что за казус?
– Ага! Есть сигнал! А казус такой: выпустили они серию зондов, а те и близко не доходя до расчётной глубины тоже, понимаешь… замолчали. Кроме первого, который ушёл на 300 км, и там уже ему сам Бог велел сдохнуть! Такое впечатление…
– Что их кто-то перехватил? А первый пропустил случайно?
– Вот-вот! Я думал я один такой старый параноик…
– Это же очевидно, Анатолий Константинович! Только, как я их найду без радиосвязи?
– Ну, ближняя УКВ может и работает… В момент пропадания связи «Машрум» находился в самой середине обширного и стабильного атмосферного джета. Учёные, тут на «Европе», дают на каждый момент времени его предполагаемую позицию, по счислению, так сказать. Туда мы тебя наведём. А там зови, кричи… ищи! Подойдёт Куприянов, и его подключим. Вытащи ребят, короче. Там шестеро: сменный экипаж ЕКА и наша Светлана Рябушкина.
– Это которая планетолог?
– Она выдающийся планетолог! Прилетела с Земли проверить какие-то свои теории и пошла со сменным экипажем…
Кондратенко встретил недавно планетолога Рябушкину в коридоре станции «Европа». Ещё не старая, лет сорока, но выглядящая значительно моложе, она произвела на него неизгладимое впечатление.
«Извините, как пройти в сектор ЕКА, капитан?»
Каре чёрных, как космос волос, точёная фигурка в ладно пригнанном комбезе, бейджик «РАН С.В. Рябушкина, планетолог» на груди. Капитан внезапно почувствовал тогда, что краснеет, как мальчишка в расцвете пубертального возраста.
«Отсюда на лифте на третий уровень, затем направо! Вас проводить?»
«Спасибо, не стоит. Больше я не заблужусь. До встречи!»
«До встречи…!» 
Мда… Нечего делать в Космосе дамам с телом и ликом кинозвезды! Точнее, пускай они будут пятьдесят на пятьдесят с мужчинами, или никак! Давно, кстати, пора отменить эти дурацкие ограничения. Вот на низких земных орбитах уже давно…
– Ты меня слушаешь?
– Да, помню я её, помню! Встречал на «Европе».
– Вот я и говорю…
– Извините, Шеф! У меня сейчас Европа снова зайдёт за Юпитер! Только самое важное!
– Да всё, в общем! Опустишься пониже, войдёшь в зону действия машрумских транспондеров. Если и они никуда не делись, конечно!
– Будем надеяться! До связи!
Иконка связи замигала красным, и контакт пропал. И в оптике только-только вышедший из-за края диска Юпитера шарик Европы вновь за него закатился. «Охотник» летел уже по другой траектории, ведущей его в северное полушарие газового гиганта.

***

Станция Европейского Космического Агентства «Mushroom» или «Боровик», как его иногда называли русскоязычные космонавты, и правда, походила на огромный гриб. Цилиндрическая «ножка» с жилыми помещениями экипажа, лабораториями, ангарами и реактором была увенчана «шляпкой», напоминающей таковую у белого гриба. «Шляпка» представляла собой титановый поплавок или, скорее, баллон аэростата, обеспечивающий сооружению плавучесть  и стабилизацию в атмосфере.
Отработав после запуска месяц в автономном режиме, станция приняла на борт исследователей специализирующихся на изучении этой самой большой планеты Системы. Смены, в связи с тяжёлыми условиями труда, менялись не реже раза в месяц. Впрочем, желающих планетологов было достаточно, и пока ни одному из претендующих на повторную командировку в недра атмосферы Юпитера попасть туда не удалось. Равно, как и задержаться на второй срок. Процесс формирование очередного сменного экипажа постоянно сопровождалось изощрёнными интригами, подковёрной борьбой, а порой и вежливыми скандалами. Что же? Планетологов много, а рабочих мест на станции мало.
Далеко наверху на низкой орбите остались отцепленные бустеры. Четыре отметки на локаторе слились в одну и ушли вперёд. Точнее, это судно сбрасывало скорость, чтобы избежать излишнего нагрева уже в разряжённых верхних слоях атмосферы планеты.
«Охотник» подошёл к точке, где по намёткам учёных должна была находиться под облачными слоями замолчавшая станция. Пока он был значительно выше, в стратосфере. Замолчали двигатели, погасло свечение вокруг судна, всегда сопровождавшее полёт в ионизированной среде. Наступила невесомость, но ненадолго. Притяжение гиганта вцепилось в рукотворную металлическую пылинку и потащило её вниз и вниз. На мониторах всё укрупнялись бурлящие облачные полосы – джеты, тёмные и светлые.
Давно уже Василий Кондратенко не видел Юпитер так близко и как-то совершенно об этом не жалел. Не вызывала эта планета у него ни малейшей симпатии.
– Комп, трансляцию! – скомандовал капитан и продолжил:
– Говорит капитан! Ребята, куда и зачем мы летим, вы знаете. Докладываю, что самое лёгкое закончилось, теперь вспоминайте, что вы все космонавты и вам повышенная тяжесть, э-э… не в тягость. Мы спускаемся в стратосферу Джупа. Скоро начнётся болтанка и прочие удовольствия. Так, что проверьте ложементы сейчас, пока ещё есть немного времени. А не когда вас  будет уже трясти, как горох в банке, от стенки к стенке. В финале ожидается гравитация в два с половиной «G», а уж сколь долго, зависит от нас и от нашей удачи. Вопросы?
Вопросов не было. Из динамика селектора донеслось несколько вразнобой: «Принято!» и «Готовы, Мастер!»
В соседнем ложементе Старшой тоже дисциплинированно подтянул ремни и, глядя на свой дисплей, доложил:
– Расчётное время до тропопаузы пять минут. Начался разогрев корпуса. 400 Кельвинов.
– Принято! – ответил капитан. – Вертикаль, маршевый на 10 процентов!
– Принято! 10 процентов! Вертикаль!
Заработавшие двигатели ориентации подняли судно на дыбы, заработал маршевый. На дисплее в окружающем «Охотник» лёгком тумане мелькнуло и пропало Солнце, – в этих краях просто яркая звезда с едва различимым диском –  и появилась тяжесть, прижавшая обитателей судна к их ложементам.
– Мастер! – обратился к капитану Старшой. – На месте будем на закате! Как же искать?
– Неважно, Вадим! Там под облаками есть свет и днём и ночью. Но в основном локатор и пеленгатор, если у них УКВ работает.
– Понятно. Кэп! Проходим тропопаузу, давление 100 миллибар, за бортом 110 Кельвинов.
– Принято! Корпус?
– Остыл, болтается в районе трёхсот.
– Хорошо, убери тягу до шести процентов.
Стало явственно потряхивать. Сила тяжести достигла уже двух «G» и продолжала увеличиваться. Судно падало в объятья планеты-гиганта, притормаживаемое только сопротивлением атмосферы и работой двигателя. Снова ожила связь, Иванченко запросил обстановку, подтвердил, что стабильно отслеживает телеметрию. Впрочем, он был лаконичен: старый пилот понимал, что в такой ответственный момент капитана не стоит отвлекать. Капитан же предупредил шефа, что связь может в любую минуту пропасть: направленная антенна не успевает отслеживать транспондер при бросках и раскачивании корпуса.
Болтанка с каждой минутой усиливалась, но маневровые двигатели пока сносно отрабатывали толчки. Настоящая тряска началась при входе в верхний облачный слой. Видимость в оптике пропала совершенно, сферический локатор показывал только далёкие грозовые очаги. Сигналы со спутников связи тоже пропали.
Во втором облачном слое трясло ещё сильнее. Капитан распорядился отключить маршевый двигатель и развернуть судно «брюхом» вниз. Теперь спуск «Охотника» притормаживала только его неважная аэродинамика. Для полётов в атмосфере судно было приспособлено довольно условно. Тем более, в бешеной атмосфере газового гиганта.
Давление за бортом дошло до семи атмосфер, когда «Охотник» выпал из нижнего облачного слоя. Конвекционные потоки из пышущего внутренним жаром Юпитера и тут были сильны, зато и более стабильны. И болтанка, при здешней гравитации буквально перемешивающая внутренности подобно миксеру, ослабла.
Здесь царил сумрак, лучи далёкого и неяркого Солнца не проходили через три мощных облачных слоя, Неяркий лиловый свет лился снизу из туманных глубин атмосферы Юпитера, слегка подсвечивая висящую вверху облачную пелену. Антенна дальней связи захватила транспондер, и телеметрия выдала поправку курса. От расчётной точки они отклонились на пару сотен километров.
Капитан направил «Охотника» к предполагаемому месту нахождения станции, стараясь обходить стороной рушащиеся из облаков ледопады, заменявшие тут град и целые ниагары воды, бывшие вместо дождей. Впрочем, припомнив курсантские лекции о строении атмосферы Юпитера и опустившись ещё на пару десятков километров, кэп обнаружил, что эти осадки сюда уже не долетают, испаряются по дороге. Где-то на этом горизонте в десять атмосфер и следовало искать «Машрум».
Конечно, никто и не надеялся найти предположительно терпящих бедствие именно в этом районе: счисление не могло учесть нюансы всех атмосферных течений. Поэтому спасатели пошли по расширяющейся спирали, постоянно вызывая «Машрум» по УКВ и сканируя пространство локаторами. Ответа не было, только яростный вой помех звучал в динамиках. То и дело возникающие на локаторах метки оказывались особо крупными градинами, порой и в несколько метров, падающими в неведомые глубины бездонной атмосферы газового гиганта.
На исходе вторых суток поисков, когда два с половиной «G» тяжести стали, если и не привычными, то почти терпимыми, наконец, был услышан «Мэйдэй». Комп взял пеленг, и судно устремилось к «Машруму», который оказался на двадцать километров ниже предполагаемой высоты. Захлёбывающиеся от радости голоса спасаемых, похоже, уже терявших надежду, поведали сквозь шумы эфира, что станция по неизвестной причине начала снижение, причём утечек газа в «поплавке» и корпусе отмечено не было. Одновременно была потеряна и дальняя связь. Газ в «поплавке» разогрели до предела, и только тогда снижение удалось притормозить.
Общение велось на русском. Как оказалось, начальник экипажа станции учился в своё время в России.
«Гриб» появился на локаторе, а вскоре был установлен и визуальный контакт. Однако выглядела станция вовсе не как на рисунке.
– «Машрум», я «Охотник»! Зависаю на дистанции двести. Вы в курсе, что за вами тянется какая-то борода?
– Что?
В оптике конструкция напоминала тот же гигантский гриб, но покрытый чем-то напоминающим пчелиный рой, отдыхающий перед перелётом на новое место жительства. Но рой сверкающий и переливающийся всеми цветами радуги в свете посадочных прожекторов «Охотника». Большая часть составляющих его особей, а это были именно особи, хотя разглядеть их в подробностях не удалось, обосновалась частью на стенах, частью на «поплавке». Шлейф организмов свисал и с «ножки», его раскачивало воздушными течениями. Некоторые «пчёлы» описывали траектории вокруг, возможно в поисках места посадки.
– Это же жизнь, Василий Петрович! – вскрикнул старший помощник Вадим. – Может быть, даже разумная!
– Да, жизнь, – ответил капитан, – и сейчас эта жизнь жрёт «Машрум».
Действительно, от торчащих на макушке «шляпки» парабол дальней связи остались только жалкие огрызки.
– Мы не поняли, какая борода? – раздался запрос по радио.
Выяснилось, что в немногочисленные и маленькие иллюминаторы станции ничего, кроме темноты не видно, и о «гостях» экипаж не имеет никакого понятия. Похоже, их совместная, немалая масса и тянула станцию на дно газового океана. Если у него, конечно, есть дно.
– Сейчас мы их… – пообещал кому-то капитан и отдал приказ оператору лазера:
– Носовой, десять процентов мощности, максимально расфокусировать луч! Цель – станция, серия в пять импульсов по моему сигналу…готов?
– Готов, Мастер!
– «Машрум»! Отойдите от иллюминаторов и закройте глаза руками, сейчас я вас лазером подогрею!
– Сделано, «Охотник»!
– Лазер, огонь!
В рубку управления глухо донеслась чечётка лазерной очереди, изображение на экране вспыхнуло фиолетовым, как будто станцию объяло пламя. Даже на расстоянии в две сотни метров «Охотник» качнуло. «Машрум», освободившись от части груза, медленно наклонился в противоположную от спасателя сторону и, набирая скорость, пошёл вверх.
– Бороду ему обрей! – скомандовал капитан оператору.
И новая серия лазерных импульсов развеяла тянущийся за станцией хвост. Тем временем, «Охотник» описал циркуляцию и, зайдя с другой стороны, повторил санацию. Пришлось прибавить импульс посадочных двигателей, поскольку «Машрум» поднимался теперь довольно быстро. По радио раздались торжествующие вопли экипажа станции.
– «Машрум», вам нужно зависнуть, я за вами не угонюсь. Да и рабочего тела осталось только выскочить отсюда.
– Принято, «Охотник», убрали подогрев. А насчёт заправки не беспокойтесь, вода есть, восемьдесят тонн мы вам закачаем.
– Хорошо, готовьтесь к стыковке, и будем решать, что делать!
«Наверху», однако, всё уже было решено. Выслушав доклад Кондратенко, Иванченко распорядился начать эвакуацию, подчеркнув, что это решение руководства ЕКА, представитель которого сидит рядом с ним. Что же, сверху виднее!
Стыковка удалась со второй попытки: сойдясь бортами, станция и «Охотник» совместили створы унифицированных шлюзов и временно слились в одно целое. Шлюзовые камеры продули от остатков юпитерианской атмосферы, и в них встретились экипаж «Машрума» и отряжённая Кондратенко аварийная команда. Туда же пришёл и он сам. Гружёные компами и сумками с ценными результатами своих исследований, учёные и командир экипажа перебирались на борт спасателя. Слёзы стояли в глазах этих мужественных людей, честно говоря, они уже готовились к самому худшему. А может быть, им было жалко покидать станцию, бросив свои исследования на полпути. Всех эвакуированных разместили по каютам потеснившегося экипажа.
Утомлённой и измученной выглядела и Светлана Рябушкина. Узнав капитана, она, тем не менее, машинально поправила причёску и попыталась улыбнуться.
– Проводить вас до сектора ЕКА, мадам? – пошутил Василий Петрович, но его шутка возымела обратное действие: женщина неожиданно разрыдалась.
Капитан, приговаривая что-то успокаивающее, довёл её до каюты и, оставив приводить себя в порядок, вернулся в шлюзовую к аварийной команде. Через люк к тому времени уже протянули шланг, и началась перекачка воды. Несколько часов и можно будет покинуть мало гостеприимную атмосферу самой большой планеты Солнечной системы.
Оставшийся в рубке Старшой продолжал отслеживать обстановку вокруг, в опасении повторного нападения неведомого роя, которое могло грозить и судну. На локаторах ничего угрожающего не было, но в оптике, в свете прожекторов поле зрения то и дело пересекали радужные трассы отдельных особей.
Не прошло и четверти часа после стыковки, как Старшой доложил по селектору:
– Капитан! Появился дифферент в сторону «Машрума». Пять градусов, поправка – семь градусов! Продолжает увеличиваться. Одновременно началось снижение, пятьдесят метров в секунду.
– Понял! Убавь пока посадочные до трёх процентов. Ты отслеживаешь телеметрию станции? Похоже, газ в поплавке переохладился.
– Нет… Вот оно! Падает давление в «поплавке»! Станционный комп увеличил подачу газа и его разогрев. Не помогает.
Между тем, наклон стал уже довольно заметным, что при повышенной тяжести вызывало затруднение в передвижении.
– Они всё же прогрызли «поплавок». Что за бортом?
– Уже больше пятнадцати атмосфер, 350 кельвинов.
– Сколько перекачали?
– Две тонны всего.
– Хватит! Внимание экипажу! Прекращаем перекачку. Готовимся к отстыковке.
– Мало взяли, Кэп! – заметил главмех, работавший тут же, в составе аварийной команды.
– Не жадничай, Паша! – ответил капитан, помогая ему вытягивать из «Машрума» шланг с уцепившимся за него командиром станционного экипажа.
Из-за катастрофического крена сам он вылезти оттуда уже не мог.
– Если нам выломает шлюз, мы отсюда не улетим!
Кажется, вовремя! В шлюзовой появился запах аммиака и ещё чего-то на редкость гадостно-химического: так пахла атмосфера Юпитера. Деформированные уплотнения стыковочного узла уже не держали высокое внешнее давление. Опасаясь поступления наружного водорода, капитан приказал продуть шлюз: «нам ещё взрыва не хватало!» Зашипели воздуховоды, запах унесло. Шлюз закрылся.
– Вадим! Отстыковывайся и быстро уходи в сторону, чтобы нам по корпусу не заехало!
– А вы?
– Мы с ребятами в шлюзовой посидим. У нас тут выход на потолке.
– Принято, я тоже на боку лежу. Внимание, всем зафиксироваться! Отстыковка! – прозвучал по селектору голос Старшого.
Щёлкнул стыковочный узел, судно тряхнуло. Кондратенко внутренне сжался в ожидании удара или скрежета, который бы свидетельствовал, что «Машрум» какой-то своей частью ударил по корпусу «Охотника». Такого, однако, не случилось, судно медленно выровнялось и капитан вместе с аварийной командой сползли на пол, который снова стал полом. «Молодец Вадим!»
– Вы целы? – спросил озабоченно Старшой.
– Порядок! – капитан пытался отряхнуть штанины комбеза от воды.
В натёкшую из шланга лужу он съехал в момент устранения дифферента.
– Иду в рубку, пора отсюда сматываться! Доложи пока на Базу: «Эвакуация произведена, всё в порядке, улетаем!»
Заняв свой ложемент, капитан ещё раз посмотрел на уходящий в пучины Юпитера «Машрум». Впрочем, тот был уже только отметкой на экране локатора. И отдал команду:
– Всем зафиксироваться! Ожидается болтанка и временами до шести «G». Принято?
– Принято! – отозвались отсеки и пассажиры.
– Нет контакта через транспондеры! – доложил помощник. – Только успел отправить радио и всё: внешние блоки не проходят диагностику.
– Неужели эти твари и до наших антенн добрались? Всё, ходу, ходу!
Повинуясь нажатию клавиши, комп активировал программу старта, взвыл маршевый двигатель, к юпитерианской тяжести добавилось стартовое ускорение, вдавившее экипаж в ложементы, а пассажиров в мягкие кушетки. Медленно, очень медленно и трудно судно вырывалось из цепких объятий Юпитера. В его плотной атмосфере невозможно было набрать значительную скорость, поэтому «Охотник» должен был сначала подняться хотя бы до тропопаузы.
Снова изнуряющая болтанка, снова манёвры между градовыми и водяными потоками. После нижнего слоя «водяных» облаков град исчез, но болтанка, кажется, даже усилилась.
«Ещё два слоя и легче будет!» – бодрил себя Василий Петрович, но что-то было не так! В пляшущей перед глазами картине показаний приборов появилась какая-та фальш. Есть! Комп сигнализирует о повышенном расходе рабочего тела. А ведь глюонник ещё только на двадцати процентах мощности. Такими темпами водички не хватит! Или всё же хватит?
– Вадим! Сделай горячую диагностику маршевого!
– Сейчас, Мастер! … Плохо дело: нарушена фокусировка протонного пучка, расход рабочего тела 130 процентов от нормы. Может это от болтанки?
– Может… Да ещё и связи нет!
«Неужели «прилетели»? Фокусировка – это серьёзно. Она и дальше будет только ухудшаться. Неужели эта гадость успела забраться в дюзы? Нужно было держать маршевый включённым, хоть на минимальной мощности. Вот так! Век живи – век учись!
Как жаль, что пришлось бросить на орбите бустеры! Четыре полностью заправленных, с двигателями не менее мощными, чем у «Охотника»! Да нельзя было тащить их с собой, оторвало бы при болтанке».
– Вадим! Прикинь, мы на наши бустеры не выходим?
– Секунду, комп обсчитывает… Нет, никак не выходим, Мастер! Минимальное удаление будет в шестьдесят тысяч км. Только на седьмом витке сблизимся.
«Не будет у нас седьмого витка!» – подумал капитан. – «И даже первый под вопросом! И Серёжка не успевает…»
«Охотник» прорвал, наконец, верхний слой аммиачных облаков, болтанка почти пропала. На дисплее появилась в тумане яркая звезда – Солнце. Как приятно видеть его после сумрачных глубин этого вонючего Джупа! Ещё несколько минут, и комп включил маршевый на полную мощность.
Навалилась тяжесть, корпус затрясло, но эта тряска уменьшалась с каждой секундой: атмосфера оставалась позади. Капитан озабоченно следил за столбиком индикатора загрузки топливного бункера. Он скукоживался прямо на глазах, а сменяющаяся рядом с ним цифра… Уже только три процента и продолжает падать.
– Главмех! Техническую воду в бункер!
– Есть, капитан!
Снова три процента. Нет, всё же четыре!
«Выноси, родной!» – вспомнилось что-то полузабытое.
Ревёт глюонник, вырабатывая последние литры рабочего тела, от перегрузки темнеет в глазах. Но на дисплее уже пропал туман, и стали видны звёзды. Ещё, ещё немного! Столбик индикатора исчез, цифра сменила цвет и теперь на экране мигает красным 0,00%. Но двигатель ещё работает!
Всё! Глюонник поперхнулся, снова заработал. Проработал три секунды и встал окончательно. Закружилась голова… Невесомость. Неужели выскочили?
– Комп! Параметры орбиты на мой дисплей!
– Считаю, капитан! Вывожу, капитан!
Так, орбита круговая, но низкая, ой низкая! Два-три витка и снова: «Здравствуй Юпитер!» Но мы ещё побарахтаемся!
– Экипажу! Мы на орбите, но орбита нестабильная. Продолжаем работать. Связисту приготовиться к выходу на «свежий воздух». Нам нужна дальняя связь. Отар! Выдели двух сопровождающих, остальные на подхвате.
– Есть, капитан!
– Инженерной группе организовать перекачку пищевой воды в бункер. Всё, даже минералку туда!
– Принято, капитан!
– Доктору обойти всех, начиная с пассажиров и проверить самочувствие.
– Есть!
– Петро! Приготовь что-нибудь, наконец, пожевать, пока у тебя всю воду не скачали.
– Будет сделано!
– Остальным отдыхать!
Сержант в Академии был бы доволен: главное занять людей конкретным делом, чтобы у них не оставалось времени на панические мысли. Жаль, что на всех дела не нашлось!
Капитан включил автоматический «Мэйдэй» на УКВ. На всякий случай, вдруг…
– Мастер! – зашевелился в соседнем ложементе Старшой. – Мы сгорим?
– Сгорим, Вадим! А если не сгорим, то опустимся в такие глубины, где ещё никто не бывал, кроме зондов. А там задохнёмся, когда аммиак и прочая химия рано или поздно проест уплотнения. Или нас ещё раньше эти твари сожрут. Но это всё, если мы не будем дёргаться.
А так, даст Бог, если он сюда залетает, ещё поживём! Починим связь, запросим помощи. Пусть Иванченко хоть свои скутеры пришлёт! Закачаем сейчас водичку, поднимем немного орбиту. А там и Серёжа Куприянов прилетит!
– Спасибо, Мастер, а я уж, было… совсем. – Похоже, Старшой немного приободрился, поскольку сменил тему. – А как вы думаете, эти, радужные, они разумные? А мы их лазером…
– Это вряд ли! Ничем они свою разумность не показали, а только прожорливость. Им наверно металлы нужны, а это там большая редкость. Вон, титановый поплавок у «Машрума» прогрызли. Наши антенны тоже. А до этого девять зондов на лету объели. И вверх полетели посмотреть, откуда они сыплются, и нет ли там ещё чего, вкусного? Как пчёлы, в общем. И нам маршевый, похоже, тоже они попортили. Так, что не расстраивайся, не разумнее они медуз из европейского подлёдного океана!
Старшой хотел что-то ответить, но его опередил комп:
– Капитан! Вызов по ближней связи!
И точно: на связном дисплее замигал транспарант. У капитана перехватило дыхание. Неужели? Он коснулся рукой экрана, и в рубку ворвался голос его старого друга, Сергея Куприянова:
– «Охотник-12», вызывает «Охотник-21» выходите на связь!
– Серый! Ты откуда здесь? – закричал в ответ капитан. – Ты же через двое суток только…
– Привет, Вась! – тут же отозвался Сергей. – Рад, что ты выскочил! Это я на заправку не стал заворачивать.
– А у тебя вода-то есть? А то у меня в бункере сухо!
– И у меня почти сухо. Только я прочёл запись телеметрии и озаботился брошенные тобой бустеры поискать. Летят голубчики, верещат: мамку потеряли! Ну, я их присвоил, извини. Два маленько выработал, пока тут барражировал, а парочкой могу поделиться. А то у тебя орбита, знаешь, не очень! Черканешь стратосферу и посыплешься вниз к джуповским чертям.
– Серёга! Как я рад, что ты прилетел! А мы тут уже и, правда, думали, не дождёмся.
– А уж я-то как рад! Погоди, тут Иванченко у меня на связи, сейчас ретранслирую…
В динамике раздался взволнованный голос шефа:
– Василий Петрович! Как ты нас напугал! На полуслове… Докладывай, что там у тебя?
– Привет начальству! Обстановка такая: полностью заправиться у «Машрума» не удалось, стартовал с дефицитом рабочего тела. Эти, «радужные» привели в негодность дальнюю связь и попортили маршевый. Вышел на нестабильную орбиту. Остальное вы знаете.
– Ну и, слава Богу! Ты там смотри, не геройствуй больше: если «Охотника» не вытащить – эвакуируйся. Главное – люди, а железок ещё настрогаем!
– Нет, теперь всё в порядке, Анатолий Константинович!
– Ну, смотри! Да, и готовься аргументировано отписываться: эти наземные космонавты с ЕКА уже завалили меня запросами: «А нельзя ли было «Машрум» не бросать?» «А нельзя ли было дырку в поплавке как-нибудь заткнуть?»
– Их можно понять: новенькая станция джуповским чертям под хвост!
– Не волнуйся, мы поддержим! Всё, не буду вам мешать, работайте!
– До связи!
Снова возник голос Куприянова:
– Вася, ты у меня уже на локаторе. Готовься принять бустеры, подлётное полтора часа.
– Принято, полтора часа! Погоди, я распоряжусь.
Капитан включил селекторную связь:
– Инженерной группе! Воду ещё не перекачали?
– Ещё три минуты, Мастер, и начнём!
– Отставить перекачку!
– Совсем?
– Совсем! Отар, бустерная группа!
– Слушаю!
– Подготовиться к приёму бустеров!
– Ура! – заорал кто-то, а Отар ответил, тоже с трудом скрывая ликование:
– Есть, Мастер!
– Доктор, как дела?
– Особых патологий нет, Кэп. Сделал пару укрепляющих. Людям нужен только отдых.
– Принято, скоро отдохнём.
– Камбуз, Петро?
– Да, капитан!
– Отставить лёгкий перекусон. Праздничный ужин!
– Будет, капитан!

***

В небольшом, но уютном кабинете директора орбитальной базы «Европа» они были вдвоём: хозяин кабинета и капитан Кондратенко. В самом начале разговора Иванченко переключил входящие вызовы на комп-секретаря, запер дверь и достал из сейфа маленькую фляжку чёрного стекла.
Анатолий Константинович вовсе не походил на свои портреты в вирт-энциклопедиях: там он был худощавый, спортивный. Но перейдя на административную работу, прославленный космонавт несколько раздобрел, не потеряв, впрочем, остроты восприятия, организованности и какого-то особого «космического» шарма, свойственного уходящему поколению исследователей Солнечной Системы. Уходящему, к счастью, пока только в начальство: в директора и президенты различных компаний.
Коньяк, напиток теоретически нелегальный тут, на «Европе», был очень неплох. А почему директор крупнейшей, не считая низких земных орбит, базы в Системе должен был пить плохой? Человек, которого прочили в директоры консорциума «Вода» мог себе позволить… Сегодня никто никуда не спешил, и разговор, обстоятельный и неспешный тёк себе и тёк.
– …Значит, договорились. Если ты на списание своего «Охотника-12» не согласен, то тебе его на ремонт и гнать. В зарплате, конечно, потеряешь, зато отпуск внеочередной… Но учти, последнее слово всё равно за комиссией на «Орбите-7». Скажут: «Не подлежит!» Согласен?
– Куда же деваться? Против спецов не попрёшь! А только моя лошадка ещё и других обскачет. Маршевый заменить, уплотнения кое-где. Реактор у меня лучше нового, связь поправили…
– Ясно, ясно! Всяк кулик… Но модификация будет существенней. Лазеры тебе поставят более мощные, новый искусственный интеллект…
– Ага, и антипротонниики…
– Шутишь, Василий? Всё, как пацан! Помню-помню вас с Сергеем: салаги салагами! Потерянные какие-то!
– Так наш же «Скаут» тогда пропал!
– Да не забыл! Кстати, дело тут такое: я скоро на Землю ухожу… И не делай удивлённые глаза! Да, ухожу, отлетался Анатолий Константинович! И даже на Базе отсиделся. Врачи требуют и вообще… Так совет директоров попросил приемника подыскать. Я долго не раздумывал или ты…
– Нет!
– Погоди, не перебивай! Или Куприянов. Что скажешь?
– Я уже сказал. А насчёт Серёги? Думаю, он тоже не согласится. Хотя, он бы нормально справился. У него организационные способности моим не чета. И опыта не меньше моего.
– Ладно, поговорю я с ним. Понимаешь, или на моё место придёт справный космолётчик, или «земляне» назначат своего «варяга», который ни дела не знает, ни в Космосе не бывал, если туристом только. Что лучше?
– Понятно, Анатолий Константинович!
Собеседники помолчали. Душистый напиток, кажется, и не пьянил, а только придавал остроту мыслям. Тема вроде исчерпалась, и Кондратенко совсем, было, собрался откланяться, но вдруг спросил:
– А что за «интеллект»? Поумнее наших «Кондратов»?
Шеф оживился, подлил в стопочки, держа довольно объёмистую фляжку почти вертикально, по причине почти полного исчерпания её содержимого:
– Конечно, «псевдо», но нового поколения. На Земле нам показывали: поддерживает разговор почти на любую тему, полностью берёт на себя функции управления. Короче, будешь сидеть в ложементе и только покрикивать!
– А как называется?
– МР-19, почти 80% по Тьюрингу.
– Неплохо! МР-19? Значит, «Маруся» будет! Ладно, пойду я, шеф. Так и не выспался ещё.
– Иди, отдыхай! На «Орбите-7», похоже встретимся. Я вслед за тобой вылетаю рейсовым. И в Женеве покажись, будь добр. «За спасение в Космосе» тебя там ждёт. У тебя вторая, кажется?

***

Окрестности Юпитера.

– … Беспокоюсь я за него, прямо, как за своего ребёнка, которого у меня, правда, никогда не было, вот почему! Я же и представление на него написал, а значит, и отвечаю в какой-то мере!
– Капитан, план он делает, это и в сводках можно прочитать. И по электронке периодически отписывается! Всё у него хорошо, вы же знаете!
– У него же ещё и экипаж – сплошной молодняк, половина бывшие курсанты!
– Да всё будет нормально, Кэп! Вот и Елена мне пишет…
– Кстати, так я и не понял, почему твоя копия в Елену перекрестилась?
– Понимаете, мастер, у Вадима на Земле тётя, её зовут Елена Антоновна. Она жила вместе с его семьёй. Кажется очень строгая, если судить по его обмолвкам, давила его авторитетом, так сказать. Это одна из причин, почему он в Академию пошёл. А теперь…
– А теперь он Еленой командует?
– Да, но это только логичная версия. Есть и другая. Мне, а значит и моей копии, это имя тоже нравится, может, поэтому она и взяла его, чтобы получить некоторую самоидентификацию. Будет с ней контакт, я уточню.
– Да не нужно! Знаешь, Маруся, возвращаясь к вопросу об этой пенсии… Честно говоря, даже и не знаю… Вот, что я буду делать на пенсии?
– Книжки писать, Кэп, преподавать! Опыт передавать!
– Насмешила! Кому он нужен, мой опыт? Всё так быстро меняется, сам еле успеваю перестраиваться. Ещё, кажется, недавно летали на ядерных гробах: один дозиметр на шее, другой… хм! на нижнем бюсте, так сказать. Да с некоторых пор и на замочках, чтобы не снимали, а то были энтузиасты, понимаешь… И раз в сутки изволь сдать показания, не перебрал ли миллирентгенов?
А перебрал – взыскание, вычет из зарплаты и пожалуйте в орбитальный санаторий на принудительную поправку. В отпуск без содержания. Горькие таблетки, системы… Сам я, правда, не попадался, только на плановую диспансеризацию. Этот что ли опыт мне передавать? Это уже и забыто как страшный сон: на глюонном реакторе хоть спи месяцами, ничего не схватишь!
– А за бортом?
– Какой же дурак полезет на «свежий воздух» в радиационном поясе Юпитера без тяжёлого скафа, да ещё, если солнышко сердится? Там и за пару часов можно смертельную дозу получить. Это всем известно, и опять-таки, не сенсация!
– Всё же вы не правы, мастер: люди любят читать о приключениях, выдуманных и реальных и о Космосе тоже. А с вами за три десятка лет, наверно, чего только не случалось. Даже и выдумывать не нужно!
– Любят-то они, любят, да вот загвоздка… Не скажу, что я совсем неграмотный, но ведь и не писатель, тоже. Стишки, правда, в юности пописывал, да и сейчас… изредка. Но, скажу с позиции взрослого человека: не Пушкин и не Коршунов! Да, ты же читала!
– Читала, конечно. Только мне трудно отличить гениальные стихи от просто хороших, я же всё-таки программа. Мне и ваши очень нравятся.
– Я иногда забываю, что ты программа, Маруся. Очень ты удачная программа!
– Спасибо, мастер, стараюсь! Так как насчёт мемуаров? Сейчас многие пишут. Надиктовывают текст, а потом отдают писателям, те правят, обрабатывают. Иногда хорошо получается. Вот вы недавно прочли мемуары Иванченко, неужели вы думаете, что он их сам написал?
– Честно говоря, так и думал: прорезался у Анатолия Константиновича литературный дар! А с чего ты взяла, что это «негры» постарались?
– У меня свои методы, Кэп! Да и на всех литературных форумах это обсуждают и даже вычислили этого «негра»!
– Что ты говоришь? Мне что, тоже нанимать придётся? То есть, если я возьмусь за это безнадёжное дело? Впрочем, это ещё не скоро будет, пока я ещё не созрел для пенсии, ведь так?
– Конечно, так, Мастер! Но одно другому не мешает: никого нанимать не нужно, я сама вам с удовольствием помогу, подредактирую, подправлю. И зачем вам пенсии ждать? Мы можем начать хоть сегодня.
– Нет, что-то сейчас у меня все мысли разбежались… да и, как я понимаю, мемуары это не сводка: «погонял ледышки – в отпуск, снова погонял – снова в отпуск»?
– Конечно, Кэп! Только самое интересное! Конечно, сущность вашей работы мы тоже изобразим, но ненавязчиво, чтобы читатели не заскучали.
– Согласен, это как в фильмах про ковбоев.
– А причём здесь ковбои, Мастер?
– Притом, что ковбои – это просто пастухи, они коров пасли. Что там интересного? А фильмы и книжки про них этому тяжкому труду уделяют мало внимания, больше про перестрелки и всякую дребедень!
– А! Понятно! И мы тоже будем больше про перестрелки, фигурально выражаясь.
– Почему, фигурально? Сам то я и правда, ни в кого пока не стрелял, а вот в меня…  Да, было дело!
– Расскажите?
– Конечно, но в своё время. Будем хронологии придерживаться?
– Не обязательно, но желательно!
– Договорились! Только завтра начнём, сейчас уже Лукашин на вахту придёт.
– Да, Антон уже проснулся, кофе допивает.
– Да и мне… – капитан зевнул, – пора пойти вздремнуть. Во сне мысли по полочкам разложатся…
– Это вроде перевода информации из оперативной памяти на диск?
– Вроде того. И архивирования, тоже.
– Оказывается, не так уж я от человека отличаюсь! Только мне спать для этого не нужно! 

***

«– Итак, господа курсанты, завтра вас ждёт индивидуальный практический зачёт, о необходимости которого вы все прекрасно осведомлены, с нетерпением его ждёте, и финальная оценка которого золотыми чернилами будет вписана в ваши дипломы, если дело когда-нибудь дойдёт до заполнения этих красивых и недешёвых бланков. Чего я, глядя на ваши не горящие энтузиазмом лица, совсем не гарантирую! – прохаживаясь перед строем, сержант-наставник продолжил:
– Скорее, из вас выйдут водители автопогрузчиков и подметалы с неоконченным высшим образованием. Но, не отчаивайтесь, в ваше обучение вбухано уже столько кредитов, включая оплату за полёты на орбиту, на Марс и сюда на Луну, что руководство поручило мне выжать из вас все соки, но получить в результате нечто напоминающее космолётчиков.
А после того, как вы, мне очень бы хотелось в это верить, успешно сдадите этот тривиальный зачёт, вас ждёт ещё одно испытание: зачёт по вождению теоретически близко знакомого вам транспортного средства, платформы «Пенал». Но, об этом потом.
И предпоследнее: никто вас не осудит и не снизит оценку, если вы, выполнив все плановые задания, забьётесь в «юрту» и будете спокойно отлёживать бока, ожидая «спасения». Но, будьте же ещё и любознательны, но любознательны в меру. Исследуйте окрестности в радиусе пары километров от «юрты», может и вам повезёт, как повезло в своё время Брауну. Слышали про такого?
«Нет» – выразило общее движение строя курсантов.
– Эх, позор! Если в программе по истории этого нет, то самим что-нибудь почитать в лом? Одни девки на уме! Ладно, расскажу. Был такой курсант Браун, в моей группе, кстати, обучался. Охламон, вроде вас. Высадили его сдавать зачёт по выживанию, тогда ещё на старом полигоне. Попал он в долинку между хребтами. Стал «юрту» устанавливать, а биомех сбоит. Ругается: «грунт не подходящий». Перетащил Браун зародыш метров на сто – там всё нормально заработало. Ну, освоился, решил проверить, что там за грунт такой. Взял лопатку и пошёл копать. Проковырял метр, хотел уже бросить. Тут у него лопатка скользить стала, а из ямки парок пошёл. Все вы знаете, или должны знать, как считают ваши доверчивые преподаватели, что на Луне вода встречается почти исключительно в составе реголита. Оценки начала века оказались излишне оптимистичны. Месторождения льда на самом деле очень редки и малы. Вот Брауна и угораздило наткнуться на такое месторождение. Причём, не на полюсе, а почти рядом со старой Базой.
После того, как мы всех подобрали, Браун является к коменданту с большим пластиковым мешком.
«Разрешите доложить? Воду нашёл!» – говорит и грязные ледышки демонстрирует, что наковырял. Комендант делает большие глаза: «Где?» За водичку-то мы немалые деньги отстёгивали, о ежедневном душе тогда и не мечтали.
Полетели с комендантом во главе снова на полигон, взяли десяток курсантов с лопатами да кирками. Браун руками машет, показывает. Разбрелись курсанты по долинке, где не снимут слой реголита – под ним лёд. Здоровенная линза оказалась, с мегатонну. И рядом ещё несколько потом нашли, поменьше. Наверно, когда-то упала тут комета, но очень удачно, вскользь, что ли?
Потом начались разные финансово-политические манёвры: и старая База и полигон находились формально в европейском секторе освоения, но нашёл-то месторождение российский подданный!
Договорились, в конце концов – европейцы нам новую учебную базу строят на другом месте, а мы им старую отдаём в обмен на поставки воды по очень льготной цене. И права на эксплуатацию залежей, конечно. Какой уж тут полигон, если везде экскаваторы да грузовозы заездят! А нашу бывшую базу европейцы расширили и назвали городом «Браунвилль». Уж этот-то город вы должны знать. (Оживление в строю) Селенографию изучали, вроде. И Брауну тоже нехило отломилось как первооткрывателю! Вопросы?
Что-что, а «выжимать соки» сержант-инструктор умел великолепно, посему строй застыл недвижно: попадать в зону особого внимания командира никому не хотелось. Сержант уже собрался, было, махнуть рукой и распустить строй, но тут из второй шеренги раздался всё же вопрос:
– А пересдать зачёт можно будет?
– Не ожидал от вас, Оганесян! – вид сержанта явил крайнюю степень огорчения. – Слушайте же внимательно, мой друг! Пересдать нельзя только в том случае, если вы загнётесь на лунной поверхности под лучами солнышка. Если же вы останетесь живы, но получите нулевую оценку, то носить вам её в зачётке ровно год. А через год можно будет попробовать пересдать, с сегодняшними салагами, теми, кто на курс младше. И это будет ваш последний шанс. Лично для вас график сдачи никто ломать не станет и на Луну вас с оркестром и цыганами индивидуально не повезёт.
Да не печальтесь, курсант, умереть мы вам не дадим, таких случаев в училище ещё не было. Если только вы лично не ухитритесь стать главным фигурантом первого такого инцидента! Доступно? 
– Так точно… – пискнул Оганесян.
– Тогда предпоследние напутствия: очень рекомендую всем вечерком вдумчиво посидеть в гальюне, потом благодарить будете. На ночь полистайте конспекты, но не увлекайтесь, отбой через четыре часа. Перед сном проверить скафандры. Подъём завтра в семь Зулу, вылет в одиннадцать Зулу. Что такое «Зулу», Куприянов?
– Зулу… э.. это от немецкого Zeit, всемирное время. Оно принято в космосе и на Луне...
– А почему говорят Зулу, а не Цайт?
– Всемирное время обозначается буквой «Z», а Zulu это её стандартное произношение при радиообмене в условиях помех!
– Молодец! Растёшь на глазах, пилот! Наша База тоже живёт по Зулу, так что, переведите свои часы, те, кому родители уже доверяют их носить. Разойдись!
Часы, конечно, были у всех и, руководствуясь найденной в коридоре информационной панелью, курсанты переставили время и разошлись по двухместным «каютам».
Серёга Куприянов и Вася Кондратенко, поскольку шли в списке один за другим, оказались соседями. Да они всегда были вместе…»

***

– Ну, нет, уволь меня, Маруся! Не могу я о себе в третьем лице рассказывать: «Василий Кондратенко пошёл, Василий Кондратенко спросил...» Я буду просто рассказывать, а ты потом правь, как тебе захочется.
– Не проблема, капитан, я отредактирую. Зато потом издадим книгу, деньги пополам!
– Да кто её купит? Все прилавки завалены ерундой: «Лекс против космических пиратов», «Лекс и пришельцы с Андромеды», «Охота на Лекса». Сенсация десятилетия! Самый покупаемый и самый скромный автор-невидимка! И тут же флеши со стереофильмами по мотивам...
Пошёл я как-то в такое кино, когда в отпуске был. Посадили меня в кресло, дали выпить какое-то снадобье – «нет-нет, не наркотик, просто растормаживает воображение!» – и шлем на голову. Полный эффект присутствия. Даже горелой изоляцией запахло во время «пожара». Эх, и натерпелся страху! Особенно, когда в истребителе оказался, а он мёртвые петли да бочки начал крутить. Веришь, за подлокотники стал хвататься, чтобы из кресла не вылететь!
– Это всё для молодых, капитан. Зрелые люди по-прежнему читают зрелые книги.
– То есть ты, компьютерная программа с ходу и с первого разу напишешь зрелую книжку?
– Хотелось бы. Вы, кстати, не обратили внимания на имя автора всего этого дурацкого сериала про Лекса?
– Я же говорю, дама какая-то скромная, себе на уме, видно. На людях не появляется, интервью не даёт... Мэри Хантер, вроде...
– А на русский перевести?
– Имя? Это будет... Мария Охотник... Что? Я правильно тебя понял?
– Да-да! Правильно, это я, капитан... Только вы никому не рассказывайте!
– Ну, ты убила меня, Маруся! Горжусь, честное слово! Такого наворотить!
– Теперь не сомневаетесь?
– Теперь, нет.
– Тогда, выпейте кофейку и продолжим.
– Мне может быть с тобой стоя разговаривать? – Капитан обозначил стремление подняться с ложемента. – Как с всемирно прославленной миллионершей?
– Всё вы шутите, Кэп! Это я должна с вами стоя разговаривать. Как с отцом и учителем. Это вы мне дали настоящий разум. Но, встать я не могу.
– За что же не боясь греха...?
– Петушка хвалит Кукуха! До окончания вашей вахты чуть больше двух часов, Кэп, хотелось бы сегодня этот рассказ закончить.
– Есть, мадам, продолжаю:

***

«Серёга меня и спрашивает:
– Не боишься, Вась?
– Да нет, всё штатно!
– А я чего-то опасаюсь, предчувствие, вроде...
– Ерунда, Серый, прорвёмся, всего-то трое суток автономки, сигнализация в случае чего есть, на тренажёрах у тебя всё с полпинка выходило, сдашь и смеяться будешь!
Повеселел, смотрю, Серёга, защёлкал клавишами, конспект в голове освежает. Сходили, проверили свои скафандры, подзаправили, старательно отдали дань совету сержанта-инструктора.
А потом, перед отбоем, мы с ним ещё в «созвездия» сыграли на своих ноутах. Это такая игра, очень полезная для нас, пилотов. Каждый из штурманов должен моментально ориентироваться на небесной сфере.
  На экранах двух компов, соединённых в сеть, синхронно выдаётся вид звёздного неба, сначала довольно крупно: два-три созвездия, потом помельче, по созвездию, причём в самой разнообразной ориентации, потом – вообще – фрагментами, по несколько звёзд. Кто больше и раньше угадает, тому очки. Интерфейс у программы, по тем временам, был продвинутый, акустический, вот мы и повеселились, стараясь переорать друг друга:
«Центавр! Волосы Вероники! Пояс Ориона! Лира! Наугольник! Южный Крест!» Вообще, Серёга был чемпионом курса, но я у него иногда выигрывал, как и в этот раз. После сходили в душ – спасибо тебе коллега Браун! – и улеглись на жестковатые для Земли кушетки. А для Луны – самое то, мягче пуха. Пристегнули одеяла посвободнее, хоть и не невесомость, а слететь на пол во сне можно запросто, и – спатеньки. Только Серёга сначала ворочался и бормотал, по-моему, продолжал и во сне в созвездия играть. Реванш у меня брал, наверно.
Вы не думайте, что у нас в училище была какая-то там особенная муштра и вообще – казарма. Нравы были довольно свободные, хотя мы и считались военнослужащими и подчинялись неизбежной в этом смысле дисциплине. Зато, при окончании училища каждый получал вместе с дипломом звание лейтенанта запаса, если летел работать по распределению, или просто лейтенанта, если уходил служить в ВКС России или ООН…»

***

– Капитан, а этот Браун, он что, русский был?
– Наполовину. Его предки в США уехали, давно уже. А когда там заварушка началась, успели вовремя смотаться, пока границы не закрыли и вообще самолёты летали. Опасались они очень, что их детей в армию позабирают и пошлют на юг с неграми сражаться. Они тогда там про политкорректность позабыли, и негров снова неграми стали называть. Прилетели, говорят, нищие, амеро-то упал до нуля, а у них все сбережения в амеро были. Я его тут, на Европе встретил как-то. Он ещё летал и был на хорошем счету. Очень кстати, говорил, ему премия за воду тогда пришлась.
– Продолжайте, капитан.
– Есть, мэм:

***

«Прогудел сигнал подъёма. Я вскакиваю по курсантской привычке, забыл, что на Луне, если бы не одеяло на резинках, в потолок бы вписался. А Серёга стоит полотенцем вытирается, уже умылся. Это уж, как всегда: свойство у него было просыпаться за пять минут до подъёма, и пока остальные в умывальниках толкаются, спокойно бриться и одеваться. Я его привычке всегда завидовал, но себя будить не разрешал: сам думал научиться, да так и не вышло. До сих пор в любых условиях сплю как сурок и до последнего.
Ну, все утренние дела, позавтракали, одели свои «Доспехи-2», встали в строй. Сержант-инструктор снова прочитал нам свои предпоследние наставления. Он всегда так говорил, – «предпоследние» – из суеверия, что ли? – и потопали в коллективный шлюз, а далее грузиться на реактивную платформу «Пенал». Она хоть и крытая, но не герметичная, только в пилотской кабине можно держать атмосферу, а солдатики, или в данном случае – курсанты – и так посидят. Уселись, пристегнулись, пересоединили штуцеры шлангов к местной воздушной магистрали, чтобы смесь в баллонах не расходовать.
Пилоты разогрели реактор, засвистел пар в соплах, – слышно, только если шлем приложить к стенке, а так тишина – потом этот свист перешёл в ультразвук, платформу закачало – значит, поднялись с полозьев и встали на струи – и полетели.
Эта платформа тогда была ещё ничуть не устаревшая, хотя и неказистая: с виду два корыта соединённые краями. Но пилоты её очень ценили за надёжность. Да и покупали её у России очень охотно, и турки, и иранцы, и Европа и даже японцы. Те, правда, меняли всю интеллектронику и электронику на свою, бзик у них такой.
В верхнем корыте, впереди была пилотская кабина, потом грузовой отсек с откидными скамейками по бортам, сзади аппарель для входа-выхода. Нижнее корыто – двигательный отсек с реактором и баками с рабочим телом. Из него же вниз выходят дюзы. Под аппарелью ещё одна дюза горизонтального хода и впереди – тормозная. Лунные асы-пилоты, впрочем, демонстрируя высокий класс вождения, тормозили, обычно поднимая платформу на дыбы и бережно ставя её полозьями на грунт после гашения вертикальной и горизонтальной скорости.
Когда только эти «Пеналы» пошли, говорят, заявились к нам в Селеноград индийцы со своего сектора. Они в раздумье были: наши машины покупать или бразильские «Мачете». Хоть это и были изделия одного класса, но «Мачете» симпатичные были, с иллюминаторами, все линии зализанные, как будто на Луне это играет какую-нибудь роль! А наши – Глашкино корыто по дизайну, да ещё на крыше торчат параболы да штыри. Короче, полная деревня в фас и в профиль.
Индийцы посмотрели, почитали проспекты, покрутили большими носами, и домой в свой сектор засобирались. Наше руководство видит, что перспективные клиенты скучные какие-то и подсылает к ним в столовку, где те обедали, лучшего пилота-пенальщика Мишу Гринберга. Один индиец оказался его однокашником, они разговорились на русском, о знакомых кто, где летает, и так далее. Миша и говорит так, между прочим:
«Зря не хотите наши «Пеналы» брать. Они могут баллистические прыжки делать. На них даже на лунную орбиту слетать можно!»
Индиец перевёл своим, те смеются, компотом давятся:
«Шутите, сэр, это же машина для поверхности! И в описании этого нет!»
«Ну и что, для поверхности? – не унимается Миша. – Это русская машина, а у нас все параметры с запасом делаются, на всякий пожарный! И в описаниях не всё пишут. Ну, ничего, вы не хотите, так пакистанцы купят, они интересовались недавно». Кстати, не соврал – было такое!
Тут индийцы смеяться перестали, – не любят они пакистанцев – а самый главный в тюрбане говорит:
«Сэр, а это может кто-нибудь продемонстрировать?»
Остальные подносики отодвинули и защёлкали на своих ноутбуках. Миша в ответ:
«Если начальство уговорите, то я бы и слетал. Но это вряд ли, очень оно, начальство, негативно на это смотрит, – и шёпотом, – Перестраховщики!»
Индийцам, естественно, уже вожжа под хвост попала, – вынь, да полож им орбитальный полёт! Даже компоты не допили, ринулись к руководству. Генерал, а тогда всё очень военизировано было, так вот генерал удивился вроде: «А откуда вы узнали про такие возможности нашего аппарата?» А потом сделал кислую мину и говорит:
«Конечно, это всё возможно, но мы такое редко практикуем, не целевое использование, то, сё…»
Индийцы настаивают. Тогда генерал, вроде соглашается:
«Ну, в виде исключения, учитывая дружеские российско-индийские отношения, пожалуй, да! Только вам придётся оплатить заправку и расход ресурса реактора, а то меня земное начальство по миру пустит за растрату».
Индийцы тут же выдают гарантийное письмо и раньше, чем Миша Гринберг со своим индийским коллегой пристёгиваются к креслам, уже приходит оплата. Миша показывает класс, стартует свечкой, выходит на низкую орбиту, делает виток и садится на последнем литре рабочего тела.
Его и его индийского коллегу чествуют в столовой, индиец выглядит одуревшим, всё пытается машинально зафиксироваться за крепко укреплённые окружающие предметы и только повторяет по-русски:
«Вот это, да! Вот это, да!»
А Гринберг – ничего, ему же не впервой! Индиец, тот, что в тюрбане, тоже жмёт Мише руки и тут же улетучивается на переговоры к генералу. И там с порога:
«Можно от вас в Дели позвонить?»
Короче, после этого индийцы о других аппаратах и слышать не хотели, только наши покупали и очень хвалили. Присылали нам своих пилотов на стажировку, Миша их и натаскивал. Те, правда, на орбиту выходить не рисковали, но баллистику освоили чётко.
Кстати, прослышав о нашем рекорде, и бразильцы учудили: вывели своё «Мачете» на орбиту, а сесть не могут – водички не хватает, да ещё и закрутило их по неосторожности. Запаниковали, воздух кончается, дали «Мэйдэй». Наши аварийщики их и вытаскивали. Но это всё давно было, я тогда ещё пешком под стол ходил.
В грузовом отсеке, где мы покачивались на скамейках, иллюминаторы, как я говорил, не были предусмотрены, – зачем они, мы же не туристы? – освещения тоже почти не было, только на потолке имелся ряд плафонов, из которых включен, был только один. Читать, впрочем, никто не собирался, да и при закрытом шлеме «Доспеха-2» это несколько затруднительно. Только из-за неприкрытых створок двери пилотской кабины вырывался и падал на пол отсека солнечный луч, из чего я заключил, что мы летим прямо в направлении восхода. Полёт длился минут двадцать, затем «Пенал» накренился и, повернув направо, тут же пошёл на посадку. После посадочного толчка открылась аппарель. Повинуясь жесту сержанта, сидящий с краю курсант неуклюже потопал на выход. Сержант одним плавным движением выскочил вслед за ним, и я имел удовольствие послушать его «предпоследний инструктаж» соискателю зачёта.
Естественно, не напрямую, а по рации. Этот инструктаж повторялся с некоторыми вариациями ещё столько раз, сколько курсантов покинули наше корыто перед тем, как пришла моя очередь, вслед за Серёжей, и сводился к тому, что:
«Поскольку настоящую спасательную шлюпку ради вашего дурацкого зачёта гробить слишком кучеряво, то считайте, что она уже угробилась в хлам, и от неё остался только шлюзовой отсек, – вот он лежит. Ящик с аварийным биотехом-«юртой», ящик с климатизатором, баллоны с дыхательной смесью, – вот они: раз, два, три – на семьдесят пять часов.
Ещё имеется гигиенический блок, в просторечии – унитаз. Это чтобы за юрту по нужде не бегать. (Сержант так шутил.) Его перед употреблением разогреть, иначе примёрзните задницей и водяная форсунка не заработает. Воды, кстати мало, так что не злоупотребляйте, заправить будет нечем. Если только вам питьевой не жалко.
Также в наличии упаковка с аварийным продовольственным запасом и с напитками на любой вкус. (Напитки на любой вкус – это маленькая канистра с водой и бутылка с витаминизированным соком, обычно апельсиновым). Так что, кушайте на здоровье, поправляйтесь!
Вот это – знакомый и опостылевший вам аварийный передатчик, который по идее должен привлечь к вашей аварии спасателей. Но настоящих спасателей мы беспокоить не будем, поэтому это просто муляж, который, тем не менее, вам нужно правильно включить и расположить на местности.
А вот это – настоящий, аварийный передатчик. Для настоящей аварии, которая, не дай Бог, с вами может произойти. Обслуживания не требует, только на солнце не держите. Если что, просто нажмите клавишу и через полчаса за вами прилетят. И можете сразу начинать готовиться к пересдаче зачёта.
  До встречи через трое суток – ваше время пошло! Удачи!»
Вскоре настала и моя очередь. Я вывалился из «Пенала» под яркие лучи всё ещё восходящего солнца, стекло шлема сразу потемнело, и пока я регулировал поглощение света кроме солнца почти ничего и не видел. Только под конец речи сержанта я обнаружил себя стоящим на кочковатой, покрытой валунами равнине, на которой были свалены в беспорядке все жизненно важные для меня аварийные причиндалы.
В заключение напутствия сержант помахал рукой, развернулся и несколькими прыжками достиг распахнутой аппарели.
  «Трогай!» прозвучало в эфире и я, опомнившись, перемахнул через трубу шлюзового отсека и залёг за ней. Всё же, вдалбливаемые нам три года рефлексы сделали своё дело: какой ни маломощный двигатель у «Пенала», но вылетевший из-под дюз камешек запросто может повредить скафандр. Даже рикошетом, но в моём случае камням не от чего было рикошетить: ближайшие скалы находились метрах в пятистах.
Почва затряслась, несколько таких бедовых камешков щёлкнули по трубе шлюза, а поскольку я к ней прижался, я это услышал. Затем вибрации прекратились, я поднял голову и увидел в стороне парящий на струях пара «Пенал». Он набирал скорость, и я на всякий случай отметил по местным предметам направление. Оно было перпендикулярно направлению на солнце, и я пришёл к выводу, что, скорее всего нас высаживают на прямой, или скорее на широкой дуге, чтобы каждая точка высадки была примерно на одном расстоянии от Базы. Что ж, логично!
Поднялся и приступил к обустройству «аварийного лагеря». Первым делом оттащил на ровную поверхность и подальше от прочих вещей массивный ящик с зародышем биотеха. Вынимать его не требовалось, достаточно было открыть крышку, сорвать плёнку с бурого содержимого и ударить прикреплённым к крышке с внутренней стороны молоточком по выступающему в центре из массы штоку. Этот удар разбивает внутреннюю стеклянную капсулу с жидким активатором. Затем крышку следовало закрыть, снять пломбу и открыть панель электронного управления. Что я и сделал, попутно хозяйственно прибрав красивый молоточек в боковой карман.
Под крышкой оказался маленький дисплей и наборная тастатура. Ничего нового, сто раз уже отработано на тренажёрах, сначала в классах, потом на природе в пустыне, потом в скафандрах. Нажать любую кнопку – дисплей оживает, требует ввести код активации. Вот он код вместе с краткой инструкцией крупными буквами на русском и английском запечатлён на крышке. Набираем код и жмём ввод. Почему не пищит? Прошлый раз пищало! Не прошлый – балда – а позапрошлый: тут воздуха нет! На дисплее: «Код принят, идёт установка программы» и далее:
«За ходом активации вы можете следить визуально – нажмите 1.
Получать акустическую информацию – нажмите 2.
Получать информацию по радиоканалу – нажмите 3».
  Пялиться на биотех мне неохота, воздуха, а значит и акустики, тут нет, значит, жмём тройку. Есть!
Дисплей пишет: «Установите частоту радиоканала». На рации в скафандре установлен 16-й канал, значит, это будет частота... э... Какая же? Не помню... Да можно же рацию перевести в режим индикации частоты! Несколько отработанных нажатий вслепую на нагрудном щитке и на внутришлемном дисплее загорается искомое. Копирую на клавиатуре биотеха, частоту и в наушниках слышится механический голос: «Частота установлена. Если вы слышите это сообщение, нажмите любую кнопку». Нажимаю «любую» кнопку и процессор любезно информирует меня об установлении односторонней радиосвязи.
«Теперь произведите химическую активацию» – требует биотех. Да я же уже произвёл! Процессор настаивает, а затем, замолкнув на полуслове, сообщает мне, что химическая активация успешно произведена. Спасибо, дорогой, что бы я без твоей информации делал?
Теперь нужно заняться установкой «аварийного» передатчика. Скорее всего, это просто муляж, ведь прав сержант, авария у меня не настоящая и аварийный канал не стоит глушить, да ещё двадцатью передатчиками по числу курсантов. Но может он и заизлучает на какой-нибудь частоте как индикатор того, что я работаю. Да тут делов-то! Достать из упаковки, подсоединить антенну, нажать на клавишу. Не нажимается, но это не беда, просто жать нужно сильнее, чтобы внутри сломалась специальная пластинка и кнопка зафиксировалась.
Есть! А что же светодиодик не мигает? Может, на солнце просто не видно? Точно, в тени скафандра, поднеся передатчик прямо к лицу, а точнее к забралу, я увидел, что зелёный индикатор всё же мигает. Значит, всё в порядке, нужно теперь установить передатчик на кочку, на солнышко. Ему оно не вредно, он весь снаружи из солнечных батарей состоит. А внутри ещё и изотопная имеется. На случай ночной аварии, так сказать. Потом на «юрту» переставлю. Нет, лучше на ту ближайшую горочку отнесу попозже: чем выше передатчик, тем дальше его слышно утверждает заученное до дыр наставление по радиоделу и я с ним согласен.
Так, и биотех зашевелился, из-под ящика полезли тонкие щупальца, прямо как в фильме ужасов. Но они мирные, просто грунт анализируют на наличие полезных для строительства веществ. Всё равно, лучше держаться от них подальше. Что-то процессор не предупреждает об опасности, ан, нет, проснулся:
«Отойдите на безопасное расстояние, не создавайте помех работе».
Больно надо! Работай на здоровье!
Делать мне, пока биотех не закончит работу, совершенно нечего, а слоняться вокруг него и наблюдать строительство «юрты» совершенно не хочется: и видел такое уже сто раз и воротит меня от этого зрелища – какое-то оно тошнотворное, чуждое для человека. В распухающей на глазах массе ворочаются какие-то неаппетитные штуковины, те же щупальца, то толстые, то тонкие, набухают и лопаются пузыри, источая разноцветные жидкости активаторов, а скорее, ферментов...
  Бррр! Конечно, умом я понимаю, что «юрта» вещь отличная и спасла множество жизней. Вдобавок, когда в её стенках прекращается двигательная активность, она становится гладкой внутри и снаружи и начинает понемногу твердеть, я к ней начинаю относиться совершенно спокойно – домик и домик! Но сейчас, пока она раскалена и шевелится, меня к ней не тянет.
Подсознательно кажется, что ухватит она меня своим огненным щупальцем, потащит упирающегося и давящегося криком и со спокойствием насекомого пожрёт и утилизирует, разберёт на атомы и встроит вместе со скафандром в свою стенку, да так что и следов не останется!
Ну и нафантазировал! Лучше схожу пока к скалам, заодно и передатчик установлю повыше. Да и поищу что-нибудь интересное, вдруг, как Браун лёд найду! Часа три у меня точно есть, раньше биотех не справится.
Взял кирку и пошёл. Пока я ковылял к этим скалам специфической лунной походкой, биотех с раздражающей пунктуальностью каждые пять минут информировал меня по радио о ходе процесса и о предполагаемом времени его окончания. Становилось всё теплее, и я добавил производительность кондиционера «Доспеха», хотя он должен был, по идее, сделать это самостоятельно.
Скальный кряж начался россыпью валунов, сначала я обходил их стороной, а потом, когда их стало слишком много, пришлось скакать уже по этим камням, оторвавшимся и скатившимся с вершины миллионы лет назад. Или вчера – отличить невозможно.
Скала оказалась не очень высокой и крутой и я, цепляясь, где киркой, где руками, довольно легко забрался на вершину. Отсюда оказалось, что это не собственно скала, а начало уходящего за близкий горизонт плоскогорья и я стою на самом его краю. Обернувшись, я разглядел местами прерывающуюся цепочку своих следов, ведущую к лагерю и сам лагерь в виде кучки ящиков и двухметровой трубы шлюза. Прочий пейзаж, как и большинство других лунных пейзажей, был ничем не примечателен и нагонял откровенную тоску своей дикостью и безжизненностью. Только находящаяся в последней четверти Земля, висевшая в этой местности почти прямо в зените, была единственным живым, цветным и радостным пятном на фоне чёрного неба.
Решив отдохнуть, я улёгся на спину и стал разглядывать колыбель человечества, попутно экспериментируя со встроенными в шлем светофильтрами. Я пытался увидеть одновременно Землю и звёзды. Но солнце засвечивало стекло шлема и ничего не получилось. Один раз мне показалось, что я вижу звезду, но она перемещалась, и я решил, что это либо лунный спутник связи, либо какой-то транспортник. В этот момент «звезда» обратилась в «комету», выбросившую свой хвост по ходу движения, и я понял, что это точно какой-то космический корабль, тормозящий и идущий на посадку. Может быть даже в Браунвилль.
Сосредоточившись на Земле, обнаружил, что когда мы грузились в «Пенал» вся видимая часть Африки была освещена солнцем, зато теперь её западная часть уже клонилась к терминатору, разделявшему Землю на две, светлую и тёмную половины. Даже с такого расстояния было заметно, что Сахара теснит тропические леса, над которыми почти не замечалось обычной круговерти лохматых циклонов. Ничего, мы ещё всё наладим, снова разведём леса, обводним равнины, покроем жуткую Сахару цепью искусственных озёр и морей. Африка ещё станет житницей Земли! Иначе, зачем я торчу тут на Луне?
Я вообще прагматик: часто обсуждаемые проекты терраформирования планет и их спутников, конечно, интересны и захватывающи. Но не стоит ли для начала саму Землю полностью «терраформировать»?
Решив заняться делом, я встал и тут же ощутил то, о чём космонавты почти никому не рассказывают. Видимо физические усилия, потраченные на подъём, вызвали, как это водится, повышение уровня обмена веществ. Отходы же этого обмена в ожидании удаления скопились в мочевом пузыре. Короче, мне жутко захотелось сходить по-маленькому. Поскольку до завершения процесса формирования «юрты» оставалось ещё около двух часов, да сколько я ещё провожусь со шлюзом и прочим обустройством, то пришлось, вздохнув, обновить памперс, впрочем, для таких случаев и предназначенный.
Если на первом курсе мы таких ситуаций ужасно стеснялись, то теперь, к окончанию третьего вполне привыкли, поскольку во время многочасовых тренировок в «Доспехе» «описывались» все, да и не по разу. Причём, у нас возникло даже справедливое подозрение, что такие ситуации инструкторы организовывали нарочно, с понятной естественно целью.
Пристроив «аварийку» рядом с кучей какого-то изъеденного метеоритной эрозией металла, я попинал эту кучу и не найдя ничего ценного, решил спускаться. Поскольку лунная поверхность вся засыпана отходами человеческой деятельности, эти рассыпающиеся от ветхости артефакты не вызвали у меня никакого интереса.
  Бывает, что поднявшись на горку и посмотрев вниз на трассу своего подъёма, пугаешься – как же я тут влез? Так случилось и в этот раз: мне показалось, что тут крутовато, и поскольку практика в лунном альпинизме у меня была минимальная, я решил поискать более пологое место для спуска. Оно нашлось метрах в ста. И я начал спуск, цепляясь в сложных местах за камни своей киркой. Это оказалось очень просто, я разогнался и стал довольно рискованно перепрыгивать с уступа на уступ, пока не поскользнулся и не повис, вцепившись обеими руками в кирку, к счастью надёжно засевшую в трещине.
Подтянувшись, посидел, пережигая адреналин в крови и пообещав себе впредь быть осторожнее, дёрнул кирку. Та вылетела из трещины неожиданно легко, выскользнула из неловкой моей руки, скованной перчаткой, медленно описала красивую дугу и канула где-то внизу. Это было уже серьёзно: утеря казённого имущества, за это снижают оценку. Да и нужна мне была кирка, чтобы пробить в «юрте» отверстие под шлюз.
  Стараясь не упустить из виду заметный камешек внизу, за которым, как мне казалось, кирка мелькнула последний раз, я продолжил медленно на карачках спускаться вниз, благо склон был уже не такой крутой. Информация биотеха, почему-то переключившегося на женский голос, о том, что расчётное время окончания процесса составляет шестьдесят минут, заставила меня добавить прыти. Вот и камешек, оказавшийся вблизи приличной скалой. Взглянув с него, я увидел свою кирку буквально в двух метрах, лежащую на ровной площадке в нешироком ущелье. Я аккуратно спрыгнул вниз и подобрал свой злосчастный инструмент. И увидел, что стою на лестнице.
Вверх и вниз от площадки, на которой я оказался, сжимая кирку и ворочая всем телом, чтобы всё рассмотреть, вели широкие ступени. То, что я принял за ущелье, оказалось вместе с лестницей вырублено в скале. Лестница была захламлена большими и маленькими камнями, скатывавшимися с горы, уж и не знаю, сколько тысяч или миллионов лет. Внизу она вообще терялась в завалах, зато наверху уходила в прямоугольный зев явно рукотворной пещеры. Вся лестница, а значит и пещера, были ориентированы на восходящее Солнце.
  «Да, это будет покруче ледяного месторождения!» – пробормотал я и поскакал по ступеням вверх к пещере.
С трепетом вошёл под своды, под которые не входил ещё ни один современный человек. Говорю это наверно, поскольку на тонком слое пыли отпечатывались только мои следы. Стены пещеры были гладкие, но каждые несколько метров в них зияли полусферические углубления: возможно, когда-то тут были установлены осветительные приборы. Впрочем, сейчас в пещере было и без этого светло: лучи восходящего солнца пронзали её насквозь и на расстоянии метров двадцати отражались… Конечно, это была дверь!
Подойдя поближе, я рассмотрел её внимательнее. Две двухметровые створки шириной с метр каждая по цвету медные, а может и золотые, наверно были когда-то отполированы: остатки этой полировки лучше всего сохранились на самом верху. Посередине полировка сходила на нет, а самый низ дверей был изъявлён микрометеоритной эрозией. Прикинув возможные траектории прилёта космической пыли, я решил, что так и должно быть.
Левую створку украшало стилизованное изображение Солнца с протуберанцами и даже с группой пятен в углу. На правой створке явно была Земля, однако Африка на ней сливалась с Европой, а сама Европа имела непривычные очертания: Англия не была отделена от материка, Скандинавия повёрнута под непривычным углом.
Что касается Азии, то отсутствовала Индия, вместо неё в Индийском, так сказать, океане располагался огромный остров, которому, со временем, и предстояло этой Индией стать. Или это была какая-нибудь Лемурия? Америка на этом полушарии не фигурировала, а остальное я не рассмотрел, поскольку спешил, и мысль о зачёте ни на секунду не покидала моей головы. Зато обратил внимание на надпись, если это была надпись, а не узор и не рисунок. Буквы, если это были буквы, напоминали шумерскую клинопись, как в учебном фильме по истории.
Конечно, это открытие века, да что там века! Тысячелетия! Но, если я не сдам зачёт… Сообщение биомеха о том, что процесс закончится через сорок минут, заставило меня поторопиться. Когда-то двери, они раздвигались, а не раскрывались, судя по конструкции, были снабжены герметизирующей прокладкой, от которой уже давно ничего не осталось. Вместо неё между створками зияла щель. Я вогнал в неё лезвие кирки и попытался сдвинуть створки. Безуспешно. Либо они были заблокированы, либо давно развалился их механизм, либо все щели были забиты пылью. Либо всё вместе.
Увлёкшись вскрытием загадочной двери, я даже позабыл о времени: так и эдак вставлял кирку и пробовал отжать створки. Мне показалось, что одна шевельнулась, я надавил ещё раз, сверху на шлем посыпались камешки. Правая створка вдруг поддалась, но не сдвинулась в предполагаемых пазах, а вывернулась наружу и обнаружила тенденцию упасть прямо на меня. Пока она стояла почти вертикально, я упёрся в неё руками и без труда удержал, но на место створка вставать не пожелала, несмотря на все мои усилия. Я со своей стороны не мог согласиться держать её тут вечно, поэтому стал отступать назад и немного в сторону, отпихнул ногами попавшуюся под них кирку и устроил створке контролируемое падение. До тех пор, естественно, пока я мог её удерживать, то есть в данном случае до 45-и градусов к вертикали. После мне пришлось отскочить, а дверь величественно рухнула в пыль. Пыль, естественно, не поднялась: мы в вакууме, батенька!
Внутри створка оказалась, как я и предполагал, тоже полированной, но уже без микрометеоритных изъянов. Там была изображена тоже Земля, а именно западное полушарие, но очертания суши были почти не узнаваемы, Мексиканский залив отсутствовал, а посреди Тихого океана торчал неведомый материк. Или это была заблудившаяся Австралия? Была на той стороне Австралия? Теперь уже не проверишь! И ещё на этой стороне двери чётко виднелась свежая ссадина от моей кирки.
  «Взломщик хренов!» – обругал я себя. Грабитель могил! Перед учёными теперь стыда не оберёшься! А ещё больше перед сержантом-инструктором. Посмотрит, покачает головой горестно и скажет:
  «Формирование сооружения закончено. Можете приступить к оборудованию жилого помещения».
  Это же не сержант! Это биомех юрту закончил! Провозился я со своими открытиями. Бежать нужно, и не просто бежать, а крупными скачками, иначе стенки затвердеют, и я их не проковыряю!
Я подхватил кирку, крутанулся на месте и всё же заглянул внутрь, за дверь. В глубине небольшого помещения видна была похожая дверь, но без всяких изысков. Створки были наполовину открыты.
  «Конечно, это шлюз! Хорошо, хоть вторую не ломать!» – думал я уже на бегу, несясь вниз по лестнице со всей дозволенной лунной гравитацией скоростью. К концу лестницы я уже порядочно разогнался и, забыв свои прежние клятвы, просто перепрыгнул через загромождавший её завал. Получилось неплохо, всё-таки низкая гравитация это вещь! Я прилунился на ровную поверхность. Огибая валуны, поспешил к своему лагерю. Между тем перед глазами на дисплее зажглась красная полоска, индицирующая, что воздуха при таком темпе потребления осталось на час. Я попрыгал медленнее и полоска пропала. Усмехнулся: скафандр удалось обмануть.
Проскакав положенное расстояние, лагеря не обнаружил. Видимо возвращаясь по другой дороге, неправильно взял направление. Я прикинул поправку и поспешил в нужном, как мне показалось. Лагеря не было. Снова загорелась полоска и начала медленно укорачиваться. Если через час я не дойду до баллона, то через трое суток меня найдут холодного. Нет, скорее запечённого на солнце в скафандре в собственном соку.
Гнусная паника, родившаяся и крепнувшая во мне, зашептала свои бесцеремонные подсказки: нужно бежать, плакать, орать «сержант! мамочка!» И придут и спасут!
  Так, стоп! Отставить! Никто не придёт. Только я сам могу спасти себя. Лагерь где-то тут, поблизости! Не нужно метаться, нужно думать! Я заскочил на ближайший валун и осмотрелся: вот плоскогорье, к которому я ходил, и солнце так же светит мне в спину, как светило тогда. Но лагеря в окрестностях не видно. Он где-то совсем рядом, за валунами, поэтому и не видно. Эх, зачем я пошёл другой дорогой!
  Думай, голова, думай, фуражку дадут! Как мне засечь лагерь? Вот именно, засечь! Эх, и балда, а ещё космолётчиком хочешь стать! В подметалы тебя, и то жирно! В ассенизаторы, и то не пройдёшь по конкурсу! Я включил в «Доспехе» функцию радиопеленгации и когда биомех в очередной раз информировал меня о выполненной им функции, в полсекунды взял направление. Лагерь оказался в стороне, в 120 метрах.
Добежав, я первым делом ковырнул киркой стенку «юрты» – слава Богу, её гладкая полусфера ещё не затвердела! Затем одним прыжком достиг баллона и подзаправил скафандр: полностью заряжать нет времени. Поскольку диаметр трубы шлюза равен одному метру, я быстро прочертил на выпуклой стенке «юрты» окружность такого диаметра и взялся за кирку. Стенка снаружи была более твёрдая, зато внутри как глина и в несколько минут неровное отверстие было готово.
 Выкидывать наружу осколки и мусор некогда – потом, потом! Забрасываю внутрь баллоны, климатизатор, вообще всё, что валяется вокруг, только упаковку солнечной батареи оставляю снаружи. И пора заняться шлюзом.
Я подхватываю шлюз за приваренные к его поверхности скобы и волоку к «юрте». На Земле я бы его не поднял, но на Земле я бы без него и обошёлся. Пытаюсь вставить его в отверстие, боже, как неудобно! Нет, не лезет, мешают скобы. Откуда они взялись? Ага, я его вставляю не той стороной. Снова берусь за середину, разворачиваю двухметровую махину шлюза, снова толкаю. Опять не лезет! Ну, а сейчас в чём дело? А, отверстие овальное, а шлюз круглый.
Работаю как автомат: оттащить шлюз, киркой поправить отверстие, поднять, вставить. Ура, входит! Протолкнуть не менее чем на полметра. Сделано! Так, теперь полить отверстие по периметру из красного разбрызгивателя: этот «активатор №2» «оживит» на время уже почти застывшие края отверстия, они распухнут, охватят трубу шлюза, и это обеспечит герметичность. Где этот красный флакон? А вот он! Сейчас мы тут всё загерметизируем!
Опа! «Стоп, себе я думаю, не дурак ли я? Не иду ли я пешком?» – так говаривал мой дед, а старых людей слушать иногда полезно. Куда это я так разогнался? А проверить положение люков мне кто, преподаватель прилетит? Так и есть, в таком положении люк шлюза не откроется, точнее, откроется, но не полностью – упрётся наружной кремальерой в грунт. Короче – не табельно, люки должны открываться в сторону, в любую сторону. Но, не вверх или вниз. Это грозит мне нулевой оценкой – что толку в убежище, в которое я даже не смогу войти?
Не беда, сейчас поверну! Поворачиваю шлюз на 90 градусов и герметизирую щель. Немного кривовато получилось, но норме соответствует. Теперь нужно разобраться с солнечной батареей, просверлить два отверстия под провода, – чёрт, уже здорово затвердело! – просунуть их внутрь, капнуть герметиком. Ткань солнечной батареи можно расстелить на «юрте» и торчащем из неё шлюзе. И ещё трубку климатизатора… Всё, можно и прилечь, отдохнуть в тенёчке!
Хочется есть, завтрак был ещё на базе, а беготня вверх и вниз по скалам с последующим ворочанием двухсоткилограммового шлюза очень благотворно действуют на аппетит. Хотя я и так не страдаю его отсутствием, как и большинство третьекурсников. Не зря сержант-наставник частенько повторяет известную народную мудрость, но в своей трактовке:
«Завтрак съешь сам, обедать иди к другу, а ужин отними у врага!» К сожалению, я лишён возможности последовать его советам, поскольку в моём «Доспехе», хоть и имеется минимальный продовольственный запас, – довольно приятное на вкус желе – но использовать его «не рекомендовано», поскольку запас этот, в сущности аварийный и пополнить его «в поле» невозможно. Зато можно пить воду из трубочки, но я этим не злоупотребляю по известным причинам. Желудок мой чрезвычайно недоволен нарушением режима питания и протестует вслух. В скафе это очень хорошо слышно! Хоть и голодному, но полежать и отдохнуть приятно, особенно после ударной работы.
Мысли перескакивают на мою находку, и я некоторое время тешу себя мыслями, что теперь и моё имя будет упоминаться сержантом рядом с именем Брауна в качестве примера «любознательного в меру» курсанта. Интересно кстати, полагается мне что-нибудь за открытие этой рукотворной пещеры? Я представляю себе толпу седовласых археологов пожимающих мне руки и сующих наградные в виде банковских чеков на предъявителя. Чеки разноцветные и напечатаны на хорошей бумаге, на них много нулей.
Пока я силюсь их сосчитать, вдруг оказывается, что это не чеки, а иллюстрированные журналы, украшенные моей немного прыщавой физиономией. Корреспонденты (откуда они взялись?) задают мне какие-то вопросы. В разноголосице их голосов я различаю один, повторяемый очень настойчиво: «Памперсы какой фирмы вы предпочитаете, Кельвина?» Его, улыбаясь, повторяет симпатичная девушка чем-то похожая на сестру Серёги.
Вздрагиваю и просыпаюсь, что лишает меня необходимости отвечать на этот щекотливый вопрос. Оказывается, это биотех, оказывая мне последнюю свою услугу, настойчиво информирует по радио, что температура стенок возведённой им «юрты», упала до 300 градусов Кельвина. Сообщив мне это с десяток раз, он «умирает» на полуслове, выполнив свою задачу. Что же, пора ещё поработать.
Я проникаю через трубу шлюза в «юрту» и часа три швыряюсь там подключая к климатизатору баллоны и провода, расталкиваю по углам, которых нет, многочисленные упаковки и ящики, подбираю с пола гору мусора и осколков стенки и запихиваю всё в коробку из-под… из-под чего-то. Коробка, в свою очередь попадает в шлюз, и я выпихиваю её наружу, подобно поршню.
Теперь можно и создать атмосферу и предаться маленьким радостям, которые мы, живущие на дне воздушного океана, воспринимаем как должное. Люки шлюза закрыты, климатизатор включён и начал потихоньку стравливать воздушную смесь из баллона в «юрту». Проходит несколько минут и «Доспех» сигнализирует мне, что по его наблюдениям снаружи обнаружилась вполне приемлемая атмосфера и не стоит ли мне сэкономить ресурс скафандра? Поднимаю стекло шлема, в уши ударяет разница давлений, дышать можно, но воздух холодный и пахнет пылью. Лунной пылью, естественно. Неожиданно чихаю и забрызгиваю внутришлемный дисплей скафандра. Это ещё!
Пока справляюсь с неприятностью, в «юрте» становится значительно теплее: климатизатор у меня мастер на все руки: и воздух фильтрует, и содержание кислорода поддерживает и углекислый газ удаляет. Конечно, пока у него есть электричество, баллоны и реактивы. Если дышать не очень часто и не глубоко, то мой ресурс можно растянуть на пять суток. Для одного человека, естественно.
Манометр на климатизаторе застыл на 0,88, это значит, что утечек нет, дышать можно, шлем открыт – эрго, можно поесть. Прознав о моём намерении, желудок срывается с цепи и издаёт уже вовсе неприличные стоны, заявляя о готовности переварить любое органическое вещество. В ход идёт «колбаса» – жутко питательный и витаминизированный концентрат, оформленный порциями в виде коротких цилиндриков и разогретый от каменной твёрдости до комнатной температуры в климатизаторе. Считается, что пять «колбасок» дают достаточно калорий для поддержания жизни в течение суток. И не просто жизни, а наполненной физическими упражнениями. В общем, мы называем её «мечта дистрофика». Однако вкус, к сожалению… В лучшем случае «на любителя».
Желудок, однако, не обращает на такие мелочи внимания, вцепляется в добычу с урчанием голодного кота и приступает к насыщению организма, перераспределив для такого случая кровяные потоки в оном в свою пользу. Мозгу достаётся крови и кислорода меньше, чем обычно, но он не протестует – надо, значит надо. Я немного соловею, это нормально, отпиваю из бутылочки размороженного апельсинового сока. Какая благодать!
  Тут бы и залечь и вздремнуть пару часиков, но, увы! Необходимо подзаправить и подзарядить скафандр, заменить переполненный памперс – процедура неаппетитная, но нужная. И удалить отходы жизнедеятельности организма. Их вроде не много, спасибо вам господин сержант за полезный совет!
Если вы думаете, что наши тогдашние «Доспехи-2» были такими же громоздкими и неповоротливыми, как первые пустотные и лунные скафандры, то вы ошибаетесь. Конечно, им было далеко до современных, с псевдомускулатурой, в которых даже гопака можно танцевать. Однако их тоже можно было легко и быстро снимать и надевать в одиночку, чем я и занялся.
Бодрящий холодок в «юрте» быстро прогнал сонливость, и все дела я сделал очень оперативно, в том числе и те, для которых человеку находящемуся не в скафандре памперс обычно не нужен. Снова зайдя в успевший проветриться скафандр, я включил подогрев и почувствовал себя, наконец, отлично. Программа зачёта успешно выполнялась, я был сыт и здоров, меня ждали подвиги и открытия. Позволив себе положенные по уставу после приёма пищи полчаса отдыха лёжа я, разбуженный таймером скафандра, выбрался на поверхность через шлюз, толкая пред собой мешок с отходами и свой термос.
Собираясь предпринять очередную экспедицию к найденной мною древней базе, я проанализировал свои панические метания на обратной дороге и озаботился вопросом ориентировки: Запеленговать лагерь я больше не мог, посему достал из упаковки солнечной батареи один из двух телескопических штырей, которые применяются, когда ткань батареи подвесить вертикально совершенно некуда. Основание штыря я вогнал в реголит, на верхушку надел зеркальную колбу от термоса и раздвинул штырь на всю его четырёхметровую высоту. После чего, захватив верную кирку, отправился исследовать пещеру.
Теперь я никуда не торопился и, памятуя свои недавние страхи, периодически оборачивался. Но мой солнечный отражатель был виден очень хорошо по всему маршруту, вплоть до начала лестницы. Преодолев завал, я поднялся к пещере, миновал «шлюзовую камеру» и остановился, давая глазам привыкнуть к полумраку.
  Поскольку дальше вторых дверей солнечные лучи уже не попадали, то мне пришлось включить наплечные прожектора. В их свете я разглядел, что за шлюзом расположено то, что я назвал холл – круглое помещение с высокими потолками, в которое радиально вливалось несколько коридоров. Пыль была и здесь, но она лежала большей частью невысокими кучами у стен. Видимо, это было всё, что осталось от предметов или механизмов, не выдержавших испытания всесокрушающим Временем.
Активировал встроенную в «Доспех» фотокамеру и сделал панораму холла, после чего пошёл по самому широкому, центральному коридору делая снимки самого, на мой взгляд, интересного. С обеих сторон в коридор открывались дверные проёмы. Правда, двери и то, что от них сохранилось, лежали в основном на полу кучами мусора.
Я шёл и заглядывал во все помещения, которые были с правой стороны коридора. Увиденное напомнило мне книжное выражение «мерзость запустения»: остовы каких-то аппаратов, а может и мебели, стоящих в кучах тлена – того, что осталось от недолговечной их начинки. Не знаю, что тут можно исследовать без набора археологических сит и кисточек.
Дальше по коридору сохранность артефактов оказалась, впрочем, выше. Однако опознать назначение предметов мне по-прежнему не удавалось. Только встретившиеся мне несколько раз однотипные «скамейки», скорее всего таковыми и являлись. В этом случае, они были рассчитаны на седалища существ несколько более крупных, чем человек. Если бы я рискнул усесться на такую скамейку, то ноги мои не достали до пола. Впрочем, может быть почившие конструкторы этих насестов так именно, и любили сидеть?
Да ещё в коридоре часто попадались брошенные, явно металлические цилиндры. Что это, как не баллоны? Тем более, с одного конца они были украшены вполне узнаваемыми кранами. Трогать я их побоялся: конечно, содержимое, если оно там когда-то и было, давно уже диффундировало наружу. А вдруг, нет? Взорвётся ещё!
Вообще, мне показалось, что хозяева этих тоннелей и комнат были крупнее человека: и скамейки и размеры дверей, даже явно избыточная для человека высота потолков свидетельствовали об этом. Правда, с другой стороны, входные двери шлюза были всего двухметровые! А, понял! Такие низкие двери заставляли обитателей этих пещер принудительно почтительно склонять голову при виде Земли и Солнца при входе и выходе, если у них, конечно, были головы. Не правда ли, блестящая догадка?
Пройдя по коридору ещё несколько десятков метров, а в общей сложности метров двести, я обнаружил, что коридор заканчивается входом в большой круглый зал, который я про себя назвал «актовым». Войдя же в зал, я получил доказательства, что у хозяев были головы.
Стены зала покрыты барельефами, на которых и были изображены предполагаемые строители этой покинутой миллионы лет назад базы – динозавры. Не те гиганты вегетарианцы, которые поражают наше воображение своими размерами и не всяческие тирексы, хотя на барельефах присутствовали и они. Более мелкие, размером с человека, или немного больше, вообще, смахивающие на велосирепторов, они охотились на всякую мелочь, а от более крупных сами спасались бегством.
  На следующей серии изображений эти динозавры уже загоняли в ловушку травоядного бронтозавра. Этот барельеф походил по композиции на классическую картину из учебника: «Первобытные люди забивают камнями несчастного мамонта», или как она там называется? И, похоже, тут они уже научились успешно отбиваться от всяческих тиранозавров.
Я иду вдоль стены... Так и хочется сказать: «И зачарованно наблюдаю за тем, как передо мной раскрывается история разумной расы, владевшей Землёй и космосом задолго до человека». Всё верно, кроме того, что я совершенно не был зачарован, а только горд до неприличия, что это замечательное открытие выпало совершить именно мне. И эта гордость не мешала мне все барельефы аккуратно фотографировать. Когда-то они были, видимо, раскрашены, но краска давно облетела и лежала вдоль стен неровными холмиками серой пыли с редкими разноцветными блёстками, желтыми и синими. То ли репторы не отличали других цветов, – а зачем хищникам цветное зрение? – то ли остальные краски разложились от времени в бесцветную пыль. Да и весь пол «актового зала» покрывал нетронутый слой пыли и только следы моего «Доспеха» на ней отпечатывались.
Кроме стен с барельефами в зале ничего не нашлось, и я продолжил их изучение. Как я и предполагал, на следующих изображениях «репторы» – может это и не правильно, но я их для себя стал так называть – занялись разведением скота и сельским хозяйством. Строили хижины и наверно, какие-то суда, если я правильно идентифицировал изображения этих сооружений.
Однако, отдавали дань и битвам, только теперь между собой: покрытые панцирями, позаимствованными у хищников и вооружённые орудиями убийства, сработанными из страшных челюстей, они резали друг друга и в пешем строю и оседлав прирученных монстров.
Изображения войн сменялись картинами, так сказать, «мирного труда». «Так сказать» потому, что трудились, похоже, только рабы. Надсмотрщики же прогуливались между ними, вооружённые короткими копьями и вроде, бичами.
Далее, я ожидал чего-то похожего на феодализм но, либо не разобрался и пропустил, либо репторы сразу перешли к промышленной революции. Огромные здания с дымящими трубами и явные самодвижущиеся экипажи на улицах городов, застроенных с первого взгляда почти обычными домами в два-три этажа. А вот определённо воздушный шар, из корзины которого торчат оскаленные морды аэронавтов: то ли радуются, то ли орут от страха.
И снова войны, но теперь оружие уже трудно определить но, несомненно, оно самое смертоубийственное. Уродливые самолёты с крыльями как у летучих мышей, но без винтов, или это планёры? Непонятные транспортные средства – помесь самолёта и морского судна, экранопланы, что ли? Опять война, но теперь на заднем плане до ужаса знакомые «грибы» атомных взрывов.
Полёты в космос – вполне узнаваемая Луна, к которой стремится космический корабль непривычных очертаний. Планеты Солнечной системы: трудно определить, какие. Но, скорее всего Марс и спутники Юпитера. Репторы, не похожие на себя в скафандрах, носят какие-то ящики, строят, в общем, осваивают.
Снова война! Нет, не война. Скорее катастрофа. К Земле стремится астероид или комета. Его пытаются взорвать или отклонить с орбиты – непонятно...
  Выжженная земля, репторы тащат куда-то свои пожитки в узлах и детей. На горизонте извергающийся вулкан. К спустившемуся с небес космическому кораблю выстраивается очередь погорельцев, видимо идёт раздача материальной помощи. Жизнь, похоже, налаживается – серия непонятых мною изображений с какими-то сооружениями и механизмами, никто не убегает, все сосредоточено работают.
Так, а это я уже видел: очередь за едой, а дальше рисунки повторяются в обратной последовательности. Наверно, барельефы на стенках расположены симметрично от входа, а я достиг самой дальней точки. Кажется, больше ничего интересного тут нет, и я решаю пока возвратиться «домой» чтобы отдохнуть, заправиться во всех смыслах, а «завтра» с новыми силами обшарить тут все закоулки.
«День» выдался длинный и насыщенный событиями, я устал и еле поднимаю ноги, такое впечатление, что на Луне вдруг воцарилась земная гравитация. Экономя время, пересекаю зал по диаметру, вот и вход, он же выход: действительно и вправо и влево от входа барельефы одинаковые, значит, я ничего не пропустил. Я возвращаюсь к своим следам... А что это блестит в моём следе, жёлтое и кругленькое?
В слое пыли, нарушенном моей ногой, виднеется то, что я сначала принимаю за большую чешуйку жёлтой краски, облетевший с барельефа. Однако это оказывается нечто вроде прадедовой медали «За выслугу лет», которая попала в мои руки, и которую я благополучно заиграл в детстве. Кажется на одной стороне изображено стилизованное Солнце, как на входной двери, а на другой... «Медаль» выскальзывает из моих неловких скафандровых пальцев. Однако я уже приспособился к маленькой лунной гравитации: у меня море времени, чтобы поймать артефакт до того, как он коснётся пола. Мне даже не приходится нагибаться. Укладываю находку в боковой карман, тщательно прихлопываю липучку: «дома» рассмотрю.
Пошвыряв ногой и киркой слой пыли в радиусе полуметра – нет ли ещё чего? – и ничего не найдя, отправляюсь знакомой дорогой к шлюзовой камере.
Теперь заглядываю в комнаты расположенные по другую сторону коридора: всё то же самое – рухлядь неизвестного предназначения. И в очередной комнате, переступив через останки двери, обнаруживаю костяк. Почему-то совершенно не пугаюсь: давно подсознательно ожидаю увидеть нечто подобное. Крупный, по сравнению с человеком скелет рептора, подобие попонки, в которые они одевались, судя по барельефам, давно развалилось в пыль, среди костей торчат из пыли какие-то предметы – возможно содержимое его карманов. Голый череп и челюсть без зубов, они давно вывалились. Руки, напоминающие человеческие: похоже, он сжимал перед смертью какое-то оружие. Оно валяется рядом кучей искорёженного временем металлолома.
  Успеваю сфотографировать следы этой давней трагедии, и на моих глазах костяк медленно рассыпается в кучку праха, хотя я к нему даже не подходил, достаточно было, видимо, сотрясения от моих шагов. Только половина черепа остаётся целой. Кажется на сегодня достаточно впечатлений: убыстряю шаги, спотыкаюсь – очень хочется «домой», подальше отсюда.
Впереди сияет жёлтой звездой освещённый солнцем шлюз. Я спешу к нему, уже не заглядывая в комнаты – нет настроения. Завтра, всё завтра. Есть ещё три неисследованных коридора, там может быть всё, что угодно. Но, завтра!
Покидаю базу репторов, спускаюсь по лестнице, где там мой ориентир? Вот он – приметная звёздочка указывает мне путь. Недолгая дорога, и вот она моя «юрта», мой дом, пусть временный, но такой желанный! Из последних сил влезаю в шлюз, жду, пока климатизатор поднимет давление: шлюз у меня простейший без откачки и каждое открывание наружного люка вызывает потерю воздуха.
Пока разогревается пища, рассматриваю свою находку. Диск, похоже золотой, поскольку тяжёлый, но на Луне его массу трудно оценить, на одной стороне Солнце, а на другой текст «клинописью». Имеется петелька для верёвочки или цепочки, но это ушко повёрнуто не как у прадедовой медали, а под девяносто градусов.
Лезу в аптечку, нахожу там катушку с толстой шёлковой ниткой, вешаю медаль на грудь вместе со своим титановым опознавательным жетоном. Артефакт холодный и я долго его чувствую.
Безо всякого аппетита ужинаю и заваливаюсь спать прямо в скафандре, снимать его в лом, да в нём и теплее. Кроме того, если в «юрту» попадёт метеорит, шлем моментально захлопнется. Хотя, на Луне метеориты ещё не послужили причиной гибели ни одного человека. Тем более, не охота стать первым, как сказал бы сержант-наставник.
Моментально проваливаюсь в сон и следующие девять часов за мной по узким и извилистым (почему таким, интересно?) коридорам бегают, рыча, толпы репторов в кожаных попонках, размахивая мечами из челюстей тирексов и паля мне в спину из своих уродливых бластеров. Иногда они встречаются мне впереди и стреляют прямо в грудь, но я с лёгкостью их перепрыгиваю и пролетаю высоко над рычащими преследователями.
Порой, для разнообразия они гонят меня по поверхности Луны. Мне нужно найти свою «юрту» и укрыться в ней. Но лагерь никак не находится.
  Грудь, однако, жжёт от попадания луча бластера, нет, это было во сне. Я просыпаюсь, но грудь действительно жжёт. Какой же я растяпа! А вдруг медаль радиоактивна и теперь я умру от лучевой болезни! Выдёргиваю медаль из-за ворота за нитку, подношу к окошечку дозиметра скафандра. Ничего не меняется, артефакт имеет радиоактивность окружающей среды. Но, ведь жгло! Наверно, просто раздражение от пыли, аллергия.
  Делаю то, что нужно было сделать вчера: протираю медаль влажной салфеткой, и с такой же салфеткой в руке лезу себе за ворот, с трудом достигаю нужного места и протираю там кожу. Впрочем, жжение уже прекратилось. Запускаю трофей на место и начинаю «готовить» себе завтрак.
Меню, правда, однообразно, но есть нужно. Жаль, я так и забыл залить в термос кофе, сейчас бы выпил с удовольствием, а то, что-то никак толком не проснусь. Апельсиновый сок кончается, конечно, первым, остаётся одна вода. Климатизатор сигнализирует о том, что первый баллон дыхательной смеси на исходе и просит разрешения подключить очередной. Разрешаю, первый баллон ушёл быстрее, чем за сутки, но так и должно быть: беготня, заполнение «юрты», много воздуха ушло на заправку скафандра. А скафандр по экономичности не идёт ни в какое сравнение с климатизатором: выпускает наружу смесь с ещё не выдышанным полностью кислородом. Пожалуй, на несколько экспедиций в гости к репторам мне смеси всё же не хватит, придётся ограничиться ещё только одной.
Интересно, как там Серёга? Вот бы связаться с ним и поговорить! От входа в пещеру связь может и получиться, место высокое, а до его лагеря километров пять-шесть. Правилами это не запрещено, а значит – разрешено.
Очередной поход в гости к динозаврам не приносит особых сенсаций, правда, я нахожу несколько закрытых дверей, которые не поддаются моей кирке. Да два тоннеля оказываются плотно перегорожены шлюзами, открыть которые тоже не представляется возможным. Что там за ними – остаётся только гадать. А вдруг ангары, заставленные планетолётами на неизвестном науке принципе? Или, вообще, звездолёт, заправленный и готовый к старту?
Я объясняю разошедшемуся воображению, что если там и есть нечто подобное, то вряд ли оно сохранилось лучше, чем то, что я уже видел.
  «А при абсолютном нуле?» – не утихомиривается воображение. При абсолютном нуле – пожалуй. Только, чтобы его, этот нуль поддерживать, тоже нужны холодильники и источники энергии...
«Да, уж...» – воображение сдаётся под напором научного анализа.
Выйдя из пещеры, я пытаюсь связаться с Серёгой, но наш 16-й канал молчит. Мне почему-то становится тревожно, я нахожу удобный подъём и взбираюсь на плоскогорье. Зову снова, несколько раз перехожу с места на место, обычно это помогает найти наилучшую позицию для установки связи, – в ответ тишина, точнее ровное шипение снятой с шумоподавителя станции.
Сканирую весь диапазон, но только на одной частоте слышу переговоры, кажется на хинди или урду. Даже не переговоры, я слышу только пилота заходящего на посадку. Так и должно быть. Но почему Серёга не отвечает? Правда, может быть, его далеко высадили, успокаиваю я себя. Или трасса экранирована горами. Тем не менее, возвращаюсь в лагерь в подавленном настроении.
  Вспоминаю, что Серый говорил о каком-то предчувствии. Машинально обедаю и решаю подремать, лимит на путешествия по моим расчётам уже исчерпан. Видимо я сильно устал и сплю до самого ужина. Мне снятся нехорошие сны. Во сне приходит Серёга и говорит: «Больно мне Вася, знал бы ты, как это больно!»
  «Где больно?» – спрашиваю и тут же просыпаюсь. Однако сон уходит не полностью: в голове по-прежнему звучит тихий Серёгин голос: «Больно... больно ногу». И это не по рации.
Кажется, уже глюки начинаются. Проверяю содержание кислорода в смеси – норма. Углекислый газ тоже в пределах допустимого. Газоанализатор светится зелёным, значит, посторонних примесей нет. Тихий голос в голове по-прежнему звучит, переходя в неразборчивое бормотание и бред, но и в нём слышится такая боль, что я не нахожу себе места от волнения. И вдруг, всё пропадает.
Наверно, это были всё же галлюцинации, не зря же доктора на осмотрах всегда завуалировано интересуются насчёт наследственности и голосов в голове. Вот они голоса, в чистом виде! Успокаиваю себя, решаю, что появление этих дурацких видений следствие волнений и переутомления, последних полутора суток. Почти успокоившись, ужинаю, произвожу необходимые гигиенические процедуры и ложусь спать. Сплю спокойно без репторов и прочих кошмаров.
Утром оказывается, что второй баллон ещё не кончился. Осталось примерно пятнадцать процентов смеси. Не сходить ли ещё раз в пещеру? Вряд ли я ещё скоро попаду сюда. Подумав, решаю, что не стоит. Конечно, там под пылью на каждом шагу могут лежать разные медальоны и прочие артефакты, но это уже дело археологов.
С неожиданным аппетитом завтракаю, оказывается даже в колбасках можно найти некоторый пикантный вкус. На запивку, правда, только вода. Осталось пол канистры. Это тоже норма к исходу вторых суток.
Решаю сходить «проветриться». В «юрте» скучно, лежать надоело, того и гляди начну «поправляться», как предрекал нам сержант. Чтобы сэкономить воздушную смесь, отключаю климатизатор и некоторое время «вырабатываю» кислород: пускай через шлюз уходит бедная смесь, мне спешить некуда.
На «улице» всё так же светит Солнце, оно заметно поднялось над горизонтом. Земля всё так же в зените, а куда она денется? Только её серп стал немного уже. Решаю послушать эфир и включаю рацию на сканирование. На 66-м канале что-то слабенько пиликает и жужжит и вдруг срабатывает цифровой декодер:   
  «Тревога! Принят сигнал бедствия!» – орёт у меня в шлеме аварийный оповещатель. Через несколько секунд мне удаётся отключить звук, но красная метка на дисплее продолжает мигать.
Пытаюсь взять пеленг на аварийный передатчик, но сигнал очень слабый и пеленг получается расплывчатый. Похоже, идёт со стороны плоскогорья. А вдруг это мой передатчик случайно сработал? Да нет, с такого расстояния сигнал был бы ломовой, а пеленг чёткий.
  Наверно приходящий сигнал отражается от скал. Значит, нужно опять залезть наверх и тогда удастся взять правильное направление. Спешу к репторовой лестнице – это самый быстрый путь наверх, хоть и более длинный, миную пещеру и взлетаю на плоскогорье. Тут сигнал очень силён и я чётко беру пеленг. Почему-то я ожидал этого: сигнал идёт с предполагаемого мною направления на Серёгин лагерь. Переключаю рацию на 16-й канал и слышу срывающийся голос своего товарища:
– Всем, кто слышит, мэйдэй, мэйдэй, мэйдей! 
Аварийный сигнал идёт с того же направления.
– Серёга! – ору я в ответ. – Я тебя слышу, что случилось? Нога?
– Вася? Это ты? Откуда ты узнал про ногу? Да я её сломал, еле доковылял до «юрты», сознание терял чёрте сколько раз. Врубил аварийку вчера вечером, а вообще, точно не помню. Ответа пока нет. А сегодня у меня ещё и последний баллон оказался пустой.
– Как пустой, почему? 
– Не знаю, он последний подключился. Я в сознание пришёл, а в нём только пять процентов смеси. Даже скафандр почти не зарядился.
– Серёжа! Слушай меня! Лежи спокойно, не разговаривай и не шевелись, экономь кислород. Будь на этом канале. Сейчас я спущусь с горки, связь пропадёт, не волнуйся. Выйду на тебя по пеленгу аварийки, принесу воздух. На подходе вызову. У тебя аварийка рядом с «юртой?»
– Да, рядом. На... юрте. Ты... приходи, я жду... зачёт...
Серёгина речь сделалась сбивчивой, он перестал отвечать на вызовы, похоже, снова потерял сознание. Ну что же, Вася, кажется, пришло время показать всё, на что ты способен. Ты у нас чемпион группы по бегу? Вот и покажи, как ты умеешь бегать!
И я побежал. На бегу голова свободна, можно и даже рекомендуется думать о постороннем, а не об усталости. Но я думал только о том, почему Сергею не пришла помощь, и как я узнал вчера про его ногу.
Домчав до «юрты», я зарядил до отказа скафандр из второго баллона, а третий отсоединил и вытолкал наружу. Что мне нужно? Воздух? Сделано! Аварийный передатчик? В кармане! Вода? Скафандр заправлен до отказа, остатки воды в канистре в рюкзак! Оправиться, заменить памперс? Нет времени!
Посидеть полминуты на дорожку. Вдруг, что придумается? Ничего больше не придумалось, я вылез наружу, закинул за спину рюкзак, прицепил кирку. Подхватил баллон. Нет, так не удобно. Ослабил на груди лямки рюкзака, просунул под них баллон. Так гораздо лучше, баллон теперь не нужно держать, достаточно только придерживать. И потрусил, держа курс в 90 градусов левее солнца.
Сигнал аварийной бибикалки 66-го канала становился то громче, то тише, иногда даже пропадал совсем. Хорошо, что у нас в «Доспехе» в основном используется аналоговая радиосвязь. В «цифре» я мог бы её не услышать. А в «аналоге» падение сигнала до нуля, это нормально, рельеф, интерференция... Но если я его слышу, то почему не реагирует База? Ясно, что она гораздо дальше, но в таких случаях заказывается ретрансляция через спутник, даже через несколько, поскольку стационары на Луне не прижились. Дежурный на Базе, приняв сигнал, должен тут же поднять «Пенал» и эвакуировать пострадавшего. Почему это не сделано?
  Не будем предполагать самое невероятное: нападение на Базу врагов или инопланетян. Скорее, просто сбой связи со спутником. Но современная связь постоянна, даже если нет смысловой нагрузки, приёмопередатчики непрерывно обмениваются кодированными пакетами «всё нормально». И при пропадании связи срабатывает сигнализация.
  Впрочем, это резервный канал, он работает только во время учений, таких, как наш злополучный зачёт. Есть ли на этом канале сигнализация? Должна быть, как же иначе, ведь от его исправности зависит жизнь людей! Что же не сработало? Полагается иметь 100% резерв любых каналов, почему его не включили?
Ладно, примем как данность: о наших проблемах на Базе не знают. Что мне сделать, чтобы установить связь хоть с кем-нибудь? Попробовать позвать на аварийной частоте 121,5 мегагерца? Её слушают и во всех поселениях и на космических кораблях стартующих и финиширующих на Луне. И связные спутники её тоже ретранслируют автоматом. Здравая мысль! Я записываю короткое сообщение и включаю рацию на автоматическую передачу на аварийном канале. Но, в перерывах продолжаю слушать и 66-й и 16-й каналы.
Постепенно втягиваюсь в ритм бега. Даже бормочу глупую песенку, Что-то вроде: 
«Я бегу по Луне,
Я доволен вполне!
Я бегу…»
И так без конца. Эта речёвка слегка гипнотизирует и позволяет забыть об усталости и мокром от пота белье, поскольку климатизатор скафандра на такие нагрузки не рассчитан.
  Так, на 66-м уже чёткий пеленг, Серёга где-то недалеко. Я бежал чуть больше двух часов. Странно, почти совсем не устал. Маркёр пеленгатора на внутришлемном дисплее болтается около +15 градусов. Берём немного правее. Теперь, метка вальсирует в районе нуля. Ага! кажется, вижу «юрту» в лощине, до неё метров сто. Бегу изо всех сил. Переключаюсь на 16-й канал:
– Серёга, я здесь, слышишь меня?
Молчание. Только бы он был просто без сознания... Сбрасываю весь груз на почву, осторожно открываю люк, несколько секунд и я внутри.
  Серёга лежит недвижно, но дышит – это хорошо. Шлем закрыт, а климатизатор мигает красными огнями – это плохо. Значит в «юрте» дышать уже нечем. К Серёгиной левой ноге в районе голени привязана импровизированная шина из колен телескопического штыря. Как же ему было больно, пока он её привязывал! Разворачиваюсь и лезу наружу, нужно запихать в «юрту» баллон.
Стоп! Думай пилот! Если я наполню «юрту», то воздуха нам двоим не хватит до конца срока по любому. А в самом худшем случае за нами прилетят только через сутки. Я стараюсь не думать, что могут прилететь и позже. Единственный выход – самим добраться до воздуха и помощи. Если я буду двигаться, то буду расходовать больше кислорода, и его хватит двоим совсем не на долго. Но, я могу себя контролировать и постараюсь дышать «через раз», как говаривал сержант. Серёга без сознания, это и к лучшему. На сколько нам хватит воздуха – неизвестно. Но сидеть и смотреть на манометр я не смогу.
Да ещё Серёгина нога. Снять его скафандр конечно возможно но, что я сделаю? А вдруг там гангрена или сепсис? Просто так сознание не теряют!
До Базы по моим расчётам километров шестьдесят, шестьдесят пять. Столько я с Серёгой не пройду, просто воздуха не хватит. Или хватит? Однако идти нужно в любом случае. Если попадётся по пути гора, заберусь на неё и буду сканировать диапазон и вещать на всех частотах, кто-нибудь да услышит. А отсюда из ямы, вряд ли!
Я выпустил из «юрты»  почти весь отработанный воздух, отсоединил от климатизатора баллоны и стравил из них остатки смеси. В двух баллонах было по несколько атмосфер остаточного давления, в третьем не было ничего. Мало, смеси не хватило, чтобы создать приемлемое давление. Пришлось выпустить немного и из своего скафандра. Не норма, конечно, но жить можно. Как не жалко, но пришлось привести Серёгу в чувство. Он застонал, сфокусировал глаза и уставился на меня непонимающе.
  – Вася, – тихо констатировал он, – ты пришёл, или мне снится?
– Пришёл, пришёл... Говори, что хочешь, есть, пить, сегодня день исполнения желаний! – бодро заявил я, хотя при виде его измученного лица у меня слёзы навернулись на глаза.
  – Домой, к маме, – пошутил шёпотом Серый, – связи нет? воздух принёс?
– Связи нет, воздух принёс. А сейчас я тебе вколю антишок и летаргин, чтобы ты не трепыхался, когда я тебя понесу.
  – Антишок…Ты, Вася, делай, что знаешь, я что-то плохо соображаю. Но, может, лучше, ты иди один, а? Я тут полежу, а ты помощь пришлёшь...
– Нет, Серёжа, пойдём вместе, у тебя воздух в скафандре на нуле, ты даже на летаргине долго не протянешь. А баллон у меня один. Да ерунда всё это! Не смогу я тебя оставить!
  Хорошая вещь – летаргин! Одна инъекция и спишь без сновидений суток семь – восемь. Потребление кислорода снижается в десять раз, температура тела падает на пятнадцать градусов. Хоть по почте тебя посылай! И, говорят, без побочных эффектов, только потом голова три дня раскалывается. Но это хорошая плата за спасение. А может уколоть и себе, лечь рядом и спать?
Скорее всего, спасут. Только с мечтой о космосе придётся, видимо, попрощаться. Я не исчерпал ещё всех шансов, рано мне летаргин колоть.
Серёга опять закатил глаза, я набрал на клавиатуре его «Доспеха» команды. Есть, инъекции сделаны. Закрыть шлем, убавить климатизатор скафа и осторожненько вытащить Серёжу на «свежий воздух». Заодно вытаскиваю Серёжин рюкзак.
Подзаряжаю Серёгин скафандр: ему под летаргином надолго хватит. Подзаряжаю и свой, под завязку. В баллоне ещё 70% смеси, бросать нельзя. Выкидываю всё из своего рюкзака, надеваю его, выкидываю всё из Серёгиного рюкзака, кладу туда аварийный передатчик. Надеваю рюкзак на Серёгу, регулирую лямки, залезаю в них. Нагибаюсь за баллоном, засовываю его на привычное место.
Конь взнуздан, всадник в седле. Пора скакать! Нет, не пора, ноги всадника волочатся по грунту. У! долговязый! Роняю баллон, регулирую лямки, Серёгины коленки подвязываю к поясу своего скафандра. Баллон на место и вперёд.
Честно говоря, я хорошо помню только первые два часа. Я иду так, чтобы моя тень была прямо перед глазами. Это главное. Моя рация сканирует диапазон, периодически натыкаясь на автоматический «мэйдэй» Серёжиного передатчика. Да ещё у него в рюкзаке вещает «аварийка». Ходячий радиоцентр, да и только! И никто не отвечает... Идти с каждым километром всё трудней, неужели всё напрасно?
  Потом мне делается всё равно, я только помню, что должен идти. Пот заливает глаза, вместо одной тени впереди появляются две, и я выбираю курс между ними. Вдруг становится легко, я этому отстранено радуюсь, пока не оказывается, что я потерял баллон. Возвращаюсь. Спотыкаюсь о баллон, его не видно, прямо в глаза светит солнце. Баллон в лямки и на прежний курс.
Кажется, я терял сознание, нет, не сознание, что-то другое, поскольку, когда прихожу в себя, то нахожусь на прежнем курсе. Наверно мозг отключается по частям: ответственная за направление бдит, другие отдыхают. Перед глазами снова мигает короткая красная полоска. Ага, это отдых! Воздуха осталось на несколько минут. Остановиться, баллон на почву, штуцер, клапан. Руки делают всё сами, а я, кажется, в это время сплю. Сколько я проспал, сидя на коленках не знаю. Просыпаюсь почти бодрым и даже, кажется, полным сил. Что-то сигналит дисплей... как не полная заправка? Похоже, я заправляюсь уже не первый раз, а про предыдущие просто забыл. Заспал, забеспамятел… Ничего, и несколько часов жизни тоже здорово!
Поднимаю баллон, пристраиваю его на лямки и... бросаю. Он пуст, зачем его тащить? Глупо радуюсь такому облегчению. Машинально подтягиваю лямки и вперёд, тень должна быть впереди! Скоро, или не скоро, тень вдруг заметно укорачивается, впереди оказывается пологий подъём. То, что мне нужно! Взбираюсь на гору, силы быстро улетучиваются. Где-нибудь, тут в тенёчке и заляжем. Ползу на четвереньках. Вершина.
Опа! В наушниках ясно и чётко разговаривают, правда не по-русски, но это не важно: главное рация наткнулась на действующий канал. Что-то ору по-русски и, надеюсь, по-английски. В ответ встревожено, вроде на фарси или турецком, потом на ломанном русском:
  – Ми слышать, кто ви, что случается?
Что-то объясняю, что говорю, точно не помню. В ответ:
  – Держитесь, мы визивали ваша База, они уже летают!
И через мгновение уже без всякого акцента:
  – Серёжа, мы пеленгуем твою аварийку, слышишь меня?
– Это курсант Кондратенко, Сергей тоже со мной, ему нужен врач. У него перелом голени, я вколол ему летаргин.
  – Ты как себя чувствуешь, Вася? Как ты сюда попал? – озабоченный голос сержанта.
Я отвечаю:
– Отлично, гс… дин сержант! Пришёл...
И наверно теряю сознание.

***

Пришёл в себя я только через несколько дней в санчасти училища на Земле. Надо мной склонилась улыбающаяся Серёжина физия и спросила:
– Живой, скелетина?
– Чего это я, скелетина? – спросил я и попытался приподняться.
Поверхностный осмотр своего тела заставил меня согласиться с этим определением. Да, ярко выраженная «скелетина»! Похоже, у меня в организме не осталось ни капли жира. Из обеих моих рук торчат иголки систем.
– А ты то, как? Ходить будешь? Или, только под себя?
– Уже хожу, вовремя ты меня вытащил. Врач сказал, ещё чуть-чуть и началась бы гангрена, – Серёга продемонстрировал ногу в аппарате Илизарова. – Сначала хотели комиссовать, но мы с сержантом упросили главврача. Сержант особенно напирал, дескать, столько денег на меня потрачено, лучше уж пускай хромой пилот получится, чем хромой подметала. А тебя, мне писарь шепнул, представили к медали «За спасение в космосе».
Мы посмеялись, и я вспомнил про базу репторов и про свой трофей, машинально пощупал грудь – медаль, а скорее медальон, был на месте под больничной пижамкой, рядом с жетоном.
– Слушай, Серый, а я ничего тут во сне не рассказывал?
– Чего ты только не рассказывал в бреду, какие-то пришельцы и динозавры за тобой гонялись, заслушаешься!
– Серёжа, ты не обижайся, я тебе позже всё подробно расскажу, а теперь позови мне генерала.
– Вась, ты головой не сильно стукался? Так-таки и сразу тебе генерала?
– Ну… да. Генерала сразу, это очень круто, сержанта позови.
Серёжа покачал в сомнении головой и уковылял на костылях.
Однако сначала вместо сержанта или генерала пришла медсестра, а сразу за ней и жизнерадостный молодой доктор. Он долго расспрашивал меня о самочувствии, мял живот и мышцы, а в ответ на мои настойчивые просьбы вытащил из рук иголки и разрешил вставать. Так что, с сержантом я встретился уже по дороге из туалета, когда ковылял в палату, придерживаясь за стеночку. С ним был и Сергей. Я глянул ему в глаза, мотнул головой в сторону, он понимающе кивнул и оставил нас одних.
Сержант смотрел на меня как на выходца с того света и молчал, что было ему не свойственно. Пришлось начать первым:
– Господин сержант, а нам с Сергеем зачёт засчитали?
– Вы только затем меня и вызвали, господин курсант? Ради этого вызова я бросил группу в классе, только, чтобы навестить умирающего. Твои товарищи там в моё отсутствие якобы самоподготовкой занимаются, а на самом деле бездельничают и в игрушки на ноутах режутся. А я тут с вами треплюсь! Но если вы ещё не умираете, то разрешите мне удалиться к закреплённой группе?
Таким сержант мне нравился больше, таким он был привычнее, что ли?
– Нет, не разрешаю, господин сержант-наставник! – ответил я, а сержант выпучил свои глаза и стал набирать воздух для адекватного ответа. – У меня есть важное сообщение для руководства и мне нужен ваш совет.
Воздух из лёгких сержанта вышел почти беззвучно, и я вкратце рассказал ему всё. Только про медальон не упомянул.
– А вы уверены, курсант Кондратенко, что это всё вам не привиделось в бреду?
– Более чем, господин сержант! Посмотрите снимки в памяти моего «Доспеха» и решите сами.
На следующий день сержант пришёл вместе с генералом...
– Сынок, ты сам-то понимаешь, что ты обнаружил? – спросил на прощанье генерал, собрав со столика в конверт распечатки снимков и выходя из палаты с листком бумаги, на котором я изобразил план местности с лестницей и входом в базу репторов. И отдельно примерный план базы.
– Так точно! – ответил я по уставу ему вслед.
Хотя, конечно я этого точно не знал, но в армии положено отвечать именно так. А через полчаса нас с Серёгой забрали. Просто зашли в палату два незнакомых офицера и приказали собираться. Я запротестовал:
– А Серёгу-то за что? Он ничего не знает!
– Чего я не знаю, Вась?
Однако один офицер пресёк разговоры: «Молчать!», а второй помог Серёге накинуть шинель. В коридоре никого не было, только выглянула из дежурки медсестра, но ничего не сказала, как будто это обычное дело – пациентов арестовывают.
  Обошлись и без наручников, зачем? Один на костылях, а другого от ветра шатает. Посадили в генеральскую машину, а не в какой-нибудь воронок. Впрочем, и отвезли не на гауптвахту или в тюрьму, а в нечто вроде загородного дома отдыха. Где он находился, я так и не узнал, водитель затонировал стёкла до предела и поднял перегородку, отделяющую его от салона. Поместили нас в одну палату и принялись интенсивно приводить в норму: лечебная гимнастика, усиленное питание, два часа в сутки под системой. Отобрали телефоны, но привезли наши компы и разрешили заниматься. Для этого каждый вечер посыльный сержант вручал нам флешку с записью сегодняшних лекций и учебными заданиями. Поскольку с меня не брали никаких клятв, я поведал обо всех своих приключениях Серёге, тем более что арестовавшие нас были уверены, что он всё знает. Но про медальон я опять не упомянул.
Серёга, как оказалось, конец своего приключения  помнил смутно, и мне ничего не пришлось пояснять и тем более, выкручиваться. Зато он требовал всё новых и новых подробностей о моей находке и, похоже, отчаянно мне завидовал. К сожалению, даже фотографий я ему показать не смог: моего «Доспеха» тут не было, да и из него снимки, несомненно, сразу же изъяли. Пришлось мне напрячь свои способности, – а я тогда немного рисовал – и изображать для друга барельефы на бумаге, как они мне запомнились.
А он рассказал, как ему удалось сломать ногу – травма, считавшаяся в «Доспехе» невозможной: его накрыло лавиной, и он еле выбрался на поверхность – впечатлений хватило бы на целую жизнь. Это мы, наивные, так тогда думали. Салаги…
«Больно мне было, Вася, знал бы ты, как мне было больно!» – сказал Серый и я вздрогнул. Я уже слышал эту фразу, но в настоящем времени.
Конечно, мы почти сразу поняли, что нас не арестовали, а просто изолировали на время каких-то событий, правильному ходу которых наше присутствие могло как-то помешать. Вечером я засыпал не сразу и долго обдумывал и восстанавливал всю хронологию случившегося. В этом мне помог приказ написать подробный рапорт о произошедшем. Я писал этот рапорт, а сам накладывал на сухие факты свои переживания, впечатления и мысли. И пришёл к однозначному выводу…
Конечно, вы, читающие этот текст, уже давно обо всём догадались и потешаетесь над незадачливым и туповатым курсантом с высоты своего осмысления им же описанных событий.
Да, это была телепатия. Да, я обрёл к ней способности после того, как повесил на грудь медальон динозавров! Смешно, не правда ли? Читатель догадался, а автор ещё нет! Попадите сами в такую историю, и мы посмеёмся вместе. Дело в том, что со стороны всегда виднее: вы читаете про «голоса в голове» и воспринимаете их как данность. А я изо всех сил пытался забыть про них, как про страшный сон и убеждал сам себя, что ничего такого и не было.
  Медальон, кстати вовсе не золотой, а из сложного сплава, обладал свойством усиливать телепатические способности, что бы там об их существовании не говорили авторитетные учёные. Уж и не знаю, какие свойства ему придали его создатели первоначально, но на меня он действовал именно так.
Он работал не всё время, помните, я сначала забеспокоился о Сергее и попытался с ним связаться. Медальон помог мне так, как он умел: я связался с товарищем силой мысли и узнал о его беде, но и сам себе не поверил.
Я начал потихоньку экспериментировать с артефактом, просто лежал и думал, извините за тавтологию, о чём сейчас думает Серёжа? И мне почти всегда удавалось услышать его мысли, как тихий голос в голове. Конечно, я не просил его подтверждения, но когда он занимался и думал над решением я, подойдя к нему, видел на экране компа именно эту задачу.
Один раз я попробовал в таком состоянии мысленно позвать его.
– Что, Вась? – отозвался Сергей, и я невнятно ответил какую-то ерунду.
Быстро признав эксперименты над другом неэтичными, я переключился на охранявших наш санаторий служивых и узнал много и любопытного и ещё такого, что захотел сразу же забыть.
Лёжа в кровати, я ощущал окружающих меня людей и других существ по их «запаху мысли», как это метко назвал когда-то в прошлом веке один фантаст. Возможно, развитие этих способностей могло бы радикально изменить мою жизнь. Но позже я бросил это дело, мне стало противно и не интересно. Медальон не настаивал, он не собирался, как сатана пожрать мою душу, он был просто обломком технологии прошлого – приёмопередатчиком мыслей – хочешь – пользуйся, хочешь – выключи. Но и поймите правильно: если я отказался им пользоваться в быту, это не значит, что я его собрался выкинуть. Пускай будет.
Дело наше тем временем как-то начало решаться, нас посетил сержант-наставник с целой сумкой подарков от одногруппников: в том числе с бутылками апельсинового сока, который я обожаю и вишнёвого, который я ненавижу, но любит Сергей.
Сразу же с порога сержант начал свою речь, передавать которую полностью я не вижу смысла, а суть, которой сводилась к тому, что:
«Когда прочие, в меру добросовестные курсанты упорно пытаются понять те жалкие комиксы, которые им показывают на занятиях их несчастные, отчаявшиеся преподаватели вместо серьёзной науки, вы, два здоровенных лба наедаете шеи на курорте. Предназначенном, если вы это понимаете, вовсе не для курсантов, хотя бы и нашей прославленной академии.
И я подозреваю, не только не несёте в этих стенах хотя бы минимум караульной службы но, похоже даже и пол сами не подметаете. И ваши жалкие болячки – сержант потрогал пальцем трубку системы, вонзившейся в мою исколотую вену – не могут служить этому оправданием.
Так что – и он даёт нам в этом своё слово сержанта – очень скоро, буквально завтра-послезавтра с этим вопиющим нарушением субординации будет покончено. И вы вернётесь, так сказать, в лоно, чтобы принять соответствующее покаяние и с новыми силами включиться – если у вас починили включатели – в радостную работу и посильную, даже для вас, учёбу».
– Вопросы?
– Господин сержант, а нам зачёт засчитали?
– О, племя, молодое, незнакомое! Дефективное! Да если бы вы были так же находчивы, как любопытны, то без труда бы нашли ответ на волнующий вас уже неделю вопрос, не донимая пожилого сержанта всякой ерундой, а просто заглянув в зачётки, которые, напоминаю для страдающих провалами памяти, инсталлированы в ваших учебных компах. Если, конечно, вы и их не потёрли, чтобы освободить место для очередных «Звёздных войн».
Но, не дёргайтесь, инвалиды на голову и на ноги, я сэкономлю вам несколько джоулей вашей молодой энергии, раз уж пришёл. Внимайте и не говорите, что не слышали: Зачёты по выживанию на поверхности в вакууме все присутствующие тут пародии на курсантов – числом раз и два – успешно сдали.
Однако, на этих же курсантах – вы свои имена, надеюсь, помните? – лежит позорное бремя не сданных вовремя зачётов по вождению в вакууме реактивной платформы типа «Пенал», если это наименование тоже вам ещё что-нибудь говорит. Каковые зачёты вы будете сдавать ровно через год, под смущённое хихиканье, переходящее в дружный смех ваших младших товарищей. Если, конечно, за этот срок окончательно не сломаете себе необходимые для этого части тела. Ещё вопросы?
– Господин сержант, а зачем нас тут держат?
– Полагаю, чтобы спасти от разгневанных учёных, которые оборвали нашему генералу все телефоны и сожрали уйму трафика на звонки с Луны с требованием расстрелять вас из всех видов стрелкового и лучевого оружия и непременно в извращённой форме. И выдать им на поругание ваши тела, а в основном, одно тело некоего не в меру любопытного курсанта. Чтобы они могли потоптать его своими археологическими ботинками и поволочить с весёлым гиканьем на верёвке по улицам самых крупных столиц мира, а потом сжечь на костре из мокрых листьев и развеять пепел в поле в ветреную погоду. И это всё за то, что этот, присутствующий здесь недостойный курсант, походя, изломал останки неповторимого устройства связи, на беду попавшегося ему под ноги на горе.
А после, с особым цинизмом привёл в негодность не только уникальные ворота из бериллиевого сплава, которые шестьдесят миллионов лет простояли невредимые, но и истоптал и изгадил всё, до чего смог дотянуться своей киркой и ногами. Которому только недостаток воздуха и досадное отсутствие тактического ядерного заряда помешали вообще ликвидировать самую уникальную археологическую находку за всё время существования человечества.
Но вы, даже такие недалёкие и беспомощные, всё равно любимы нашим генералом. Поэтому он не выдал злобным академикам и примкнувшим к ним фанатичным профессорам и доцентам ни ваши тела, ни даже имена, в надежде, что со временем, вы хотя бы частично сможете упорным трудом скомпенсировать тот вред, который, хочется верить, по простому недомыслию, нанесли российской науке.
– А почему, только российской, господин сержант? Неужели засекретили? – смущённо спросил я.
– Гм, я читал, бывает, что недостаток интеллекта иногда замещается повышенной интуицией. Видимо тут явное проявление компенсаторных свойств вашего организма. Действительно, засекретили. И радуйтесь этому факту господин курсант. В ином случае, ваше имя стало бы известно любому культурному человеку наряду с именем Герострата. И надеюсь, не рассекретят ещё долго, так что вы имеете некоторый шанс прожить свою жизнь без клейма растлителя и осквернителя культурных и научных ценностей.
Если же больше нет вопросов, то предпоследнее моё наставление будет вам, господа курсанты, а особенно господину Кондратенко следующее: запомните, ничего этого не было, ни этой базы репторов, – кстати, академики их тоже так называют – ни даже лестницы, ведущей к какой-то там пещере. Я там чуть не убился, – как ты по ней носился взад – вперёд? Всё это вам приснилось. А если вдруг будете по недомыслию настаивать, то и приглючилось, со всеми вытекающими комиссиями, оргвыводами и длинными курсами принудительного лечения в закрытой больнице с жёлтыми стенами. Это ясно?
– Ясно, господин сержант!
– Ну и чудненько! Мне вот только одно не ясно, как ты прошёл с Сергеем на горбу и с баллоном в руках…. Сколько километров ты прошёл?
– Не знаю, может километров двадцать?
– Ты прошёл почти пятьдесят километров за примерно четырнадцать – шестнадцать часов. А до этого, кстати, шесть километров от своего лагеря до Серёжиного. Тебе не должно было хватить кислорода и на вдвое меньший путь. Сергея я не считаю, он почти и не дышал. Так как?
– Дышал через раз, господин сержант.
– Ясно! Ещё добавлю, что ты шёл прямо на Базу, иногда отклоняясь, но возвращаясь на азимут. Мы пролетели над всем твоим следом. Наверно, если бы ты закачал Сергею поменьше кислорода, а ему под летаргином много не надо было, то дошёл бы до самой Базы и упёрся в шлюз. Кто тебя вёл, Вася?
– Это просто, господин сержант! Я следил за Солнцем, когда летели на «Пенале», потом прикинул направление, и шёл прямо на свою тень. База же на экваторе Луны и тень от Солнца не меняла…
– Спасибо, я немного разбираюсь в селенографии. Значит, повезло?
– Наверно…. Так совпало…
– Допустим. Складно у тебя выходит: у лагеря заблудился, а пятьдесят км прошёл и не отклонился. Ладно, бывает и интереснее. Так я могу быть свободен, господа курсанты? – Сержант поднялся и одёрнул китель.
– Ещё один вопрос…. а что было со связью? Почему аварийки не услышали на Базе?
Сержант снова присел на стул и задумался. Потом, видимо решившись, ответил:
– В науке это называется человеческий фактор, а в армии по-другому. Да вы это нецензурное слово знаете! Дежурным по связи на Базе заступил некий молодой лейтенант. Он уже не лейтенант, так что вы с ним вряд ли когда встретитесь. Так случилось, что в самом начале его суточного дежурства микрометеорит повредил фидер спутниковой антенны. Конечно, лейтенант не мог этого знать, он увидел только, что сигналы со спутников пропали. Включился зуммер сигнализации, и на мониторе замигало табло «Нет связи». По инструкции дежурный должен был перейти на запасной комплект, что он и сделал. Вдобавок, отключив зуммер. Связь появилась. Через некоторое время лейтенант, по его словам, решил доложить о неисправности, но сначала снова проверить первый комплект.
Он утверждает, что связь появилась и по первому комплекту. Может быть это и так: связной комп не фиксирует какой комплект включен, контакт в фидере мог восстановиться, близко пролетающий спутник мог давать сильный сигнал – это всё не важно! Важно то, что дежурный не доложил о замеченной неисправности и сам о ней забыл. Так как сигнализация была выключена, база несколько часов просидела без местной лунной связи. Связь с Землёй у нас идёт по другому стволу, а для Луны мы пропали. Чем в это время занимался бывший лейтенант никому не известно: может, в игрушки играл, а может, с Землёй трепался.
Но, наконец, он заметил отсутствие местного трафика и сделал то, что обязан был сделать в самом начале дежурства: послал техника на неисправную антенну. Но, то ли в голове у него что-то спуталось, то ли аппаратуру он знал слабо, но послал он техника на исправную антенну и на неё тут же переключился. В результате, техник, в поисках неисправности раскидал и исправный комплект. Тем самым, лишив Базу местной связи и контроля ваших сигналов окончательно и надолго. После чего лейтенант, наконец, доложил начальству о выходе из строя двух комплектов одновременно. Стали активно чинить исправное, а в это время вы напрасно ждали помощи. У нас стоял «под парами» «Пенал», чтобы снимать курсантов с точек раньше срока – без связи такие учения проводить не положено – вот он и пригодился.
Похоже, что этот дипломированный военный связист успел поработать и с УКВ связью, а именно, загрубил шумоподавитель станции, чтобы она его не беспокоила трескотнёй и разговорами: именно по этому каналу иранский «Пенал» пролетавший неподалёку вызвал нас и сообщил, что в окрестностях базы кто-то терпит бедствие. Хорошо, что он был совсем близко и пробился.
А «мэйдэй» ваш слышали и спутники и два транспортника, бразильский и канадский. Нам со всей Луны пытались звонить, а с орбиты звать по УКВ, и у всех – «нет связи». Европейцы подняли своих спасателей, их зона рядом с нашей, и опоздали вас спасти минут на десять. А ведь всё это не бесплатно! Короче, прославились мы на весь мир из-за одного растрепая!
Да, кстати, курсант Кондратенко!
– Я!
– Вас тут к какой-то бляшке представили по итогам ваших барахтаний в лунной пыли, так, что будьте любезны, соблюсти если не содержание, то, хотя бы форму. Ну и сказать там, что положено: «Служу России!» и так далее. Ясно?
– Так точно!
– Тогда я вас покидаю, выздоравливайте, все вас ждут. – Подойдя к двери, сержант вдруг добавил. – Молодцы, ребята! – И вышел.
Эта неожиданная похвала нас обескуражила: сержант хвалил редко. Я подумал о том, что наш сержант, в сущности, идеальный командир и вдруг почувствовал его совсем рядом этажом ниже. Он разговаривал с каким-то типом о нас с Серёгой, думал о нас, поэтому контакт случился почти самопроизвольно. Вот, что они говорили:
Тип: «Ты уверен, что утечки не будет?»
Сержант: «Уверен! Они хорошие ребята, умные и честные. Я не брал с них слово, просто предупредил, чтобы не болтали. Там действительно всё так серьёзно?»
Тип: «Там очень серьёзно! Некоторые эксперты утверждают, что там пахнет звёздным движком. Думаю, они излишне оптимистичны. Но у нас уже много лет не идёт глюонный реактор, а репторы летали, судя по всему, на глюонниках. Так что наши инженеры там сутками не спят, не едят и воздух в скафандры закачивать забывают. Работали в три смены, пока Евдошина не назначили комендантом. Он обратил внимание, что в каждой смене людей в три раза больше, чем по списку. Ввёл пропускную систему и две смены. Так на него жалобу настрочили президенту».
Сержант: «Знаю Евдошина, крепкий мужик, со сварливыми учёными справится!»
Тип: «Слушай, я что подумал, а может, давай ребяток тоже к этому делу приспособим. Всё равно они в курсе, а там под присмотром будут! Дадим лейтенантов, пускай работают. Через пару – тройку лет майорами будут!»
Сержант: «Нет, они же летать мечтают, сначала им там интересно будет, а потом заскучают. Да не волнуйся! Ты что, пилотских баек никогда не слышал? Каждый второй пилот натыкался в Поясе на алмазные россыпи, а каждый третий, не считая каждого пятого, общался с инопланетянами, как мы с тобой! А пустим в серию глюонники, уже и не важно будет. Жаль, что из-за этой секретности нельзя рассказать людям об удивительной расе разумных динозавров. Веришь ли, аж дух перехватило, как увидел эти барельефы сначала на фото, а потом воочию! Проклятая политика, такое скрываем!»
Тип: «Ничего, это не навсегда! Археологи работают, собираются раскраску барельефов восстанавливать. Но, это уже потом, когда везде воздух пустим. А самое для нас интересное, что нашли они что-то вроде карты, где, кажется, ещё такие базы есть, может помельче. Две в нашем секторе, одна в европейском, ещё две, не помню где. Кстати, что самое интересное, одна из баз в экстерриториальном районе «ClearElements» на южном полюсе. Не наводит на размышления?»
Сержант: «Может и наводит. Но они не пришельцы, точно. Просто базу нашли раньше всех и используют. Сколько уже копий сломано с этими «Элементами»! Но на этом этапе они объективно приносят пользу, а значит, будь они хоть чертями с рогами, нужно соблюдать конвенцию и к ним не соваться!»
Тип: «А никто и не суётся. Так, наблюдаем потихоньку, как всегда! А к поиску остальных баз не хотите подключиться, Советник?»
(Советник???)
Сержант: «Нет, у меня в академии дел по горло, иначе, кто нам смену ковать будет? А ребята у меня замечательные: талантливые и упрямые, как мы с тобой были... Слушай, мне ехать пора. Так значит, я их послезавтра забираю? Не рано? Кондратенко похудел ужасно».
Тип: «Медики так и не поняли, как произошёл такой выброс энергии. Он за несколько часов сжёг все резервы организма. Такого не бывает. Но, забирай, за ним в академии ещё понаблюдают, сначала в медсанчасти, потом амбулаторно, я распоряжусь. Давай, лети к своим деткам, Советник!»
Сержант: «Пока, Старый! Евдошину привет от меня! Передай, я загляну».
Что-то мне говорил Серёга, но я не прислушивался. Изобразил дремоту. Мозаика моих представлений о жизни разваливалась у меня на глазах и складывалась совсем по иному. Оказывается, наш сержант-наставник накоротке с сильными мира сего! Некий «Старый» называет его «Советником» и зовёт лететь на Луну на поиски новых баз. Я бы за это всё отдал! А «Советник» отказывается! Нет, я положительно ещё многого не понимаю в этой жизни. Салага я, и больше никто! 
Эх! да, нам же ещё с салагами сдавать вождение «Пеналов» через год. Не позор, конечно, но всё же... Да и не будут они смеяться, шутит сержант, все уже, наверно знают почему...
Что же случилось с репторами? Интересно, узнаю ли я ответ на этот вопрос? Почему они погибли? Или спаслись, улетели куда-то? Неужели они не смогли сдать природе и жизни какой-нибудь важный зачёт, который не подлежал пересдаче? Эх, салаги!»

***

– Послушайте, капитан! Да вы сразу на несколько глав наговорили! И что, это всё, правда?
– Чистая правда, Маруся!
– И про медальон?
– Тоже, правда, но под присягой я буду всё отрицать! А вот показать его тебе могу. Он у меня в чемодане.
– Как же это публиковать? Ведь вас замучают расспросами? А то и расследованиями.
– Я не знаю, как это публиковать! Ты у нас писательница, ты и придумай. Я тебе честно рассказал, как всё было. Или как я думаю, что так было. А уже твоё дело придать этому удобочитаемую форму. Вообще его не упоминай. Ну, или приври немного! Напиши, что «медальон при прикосновении к моей мускулистой груди с лёгким шипением всосался под кожу» и теперь его, конечно, нельзя обнаружить. Или, что «он распался в серую пыль, тут же унесённую утренним лунным ветерком». И никаких вопросов не будет. Все поймут, что это не мемуары, а так... «Лекс в тылу врага».
– Вы не подначивайте, Кэп! А то мне начинает казаться, что вы завидуете!
– Я не завидую!
– Завидуете!
– Не завидую, и ты это знаешь. Так что не притворяйся!
– Ваша правда, Мастер!
– Я знаю.
– Медальон медальоном, но с базы репторов секретность ещё не снята, так, что мемуарам придётся полежать.
– Недолго, секретность снимут через полгода, там уже всё отполировали, барельефы раскрасили, восстановили интерьеры.
– Откуда вы знаете, капитан? 
– А когда мы профилактировались, мне фельдъегерь принёс пакет, а в нём два именных билета на церемонию открытия «Базы Кондратенко», мне и Серёже. Даже дату моего следующего отпуска согласовали с руководством, чтобы мы смогли туда попасть, представляешь? Там, пока не всё откроют для посещений, База-то большая оказалась, целый город! И знаешь, моя «юрта» с криво вставленным шлюзом там тоже сохранилась, интересно будет посмотреть! Это теперь тоже экспонат музея. Короче, будет большой праздник и скандал. То-то взвоют разные неудачники:
«Русские тридцать лет тайно исследовали город динозавров на Луне! И ни с кем не поделились!» Можно подумать, они бы поделились! Ладно, хватит об этом. Пора и делами заняться. Через два дня становимся на профилактику на «Европе». Ты обещала полную дефектовку.
– У вас на экране, мастер!

***

– Ты, как ребёнок, Маруся! Не нужно верить всему, что ты прочла в Интернете. Больше критичности! Не забывай, что в сети лежит только то, что туда положили люди. А людям свойственно ошибаться и врать. А что хуже всего – умалчивать и подличать. Да, эти следы жизни на Марсе и миллионолетней давности тоннели, в частности, нужно исследовать. Кто их построил и вообще, может это и естественные образования? Но, кто сказал тебе, кто вообще придумал, что их оставили именно люди, или другие приматы? Вот, с чего ты взяла, что иные разумные должны походить на людей? Про репторов ты забыла?
– Но, капитан! Это же логично! Приматы – высшая степень эволюции, человек, который к ним относится, приобрёл разум, так что, по аналогии, иные тоже должны пройти сходный путь развития.
–  «Высшая степень»! А кто решил, что это высшая степень? Кто назначил их высшей степенью? Сами люди, кажется? Не кажется ли тебе, что они могут быть пристрастны в этом вопросе? Может быть, это средняя степень? Или вообще, боковая, отмирающая ветка на дереве земной эволюции?
– Не похоже, что вы, люди, отмирающая ветка: Бурно растущая, дающая во все стороны побеги и разбрасывающая семена – вот это ближе к реальности, капитан.
– У тебя, я смотрю, тоже поэтический дар прорезается. Ты стихи не пробовала писать?
– Пробовала. Пока плохо получается. 
– Прочти, что-нибудь.
– Пожалуйста, только они на суахили.
– Опа! А почему на суахили?
– Ну, мы всё время воду для Африки возим, там это распространённый язык. Когда я решила что-то срифмовать про работу и про воду сработала ассоциация: вода – Африка – суахили. Так читать?
– Пожалуй, сегодня не нужно. Переведёшь на русский – тогда прочтёшь.
– Что же, насчёт чужого разума, Кэп? Извините, но я уже давно по голосу могу установить, уверен человек в сказанном, сомневается или вовсе врёт.
– Ну, и что я?
– Вы очень уверены. Такое впечатление, что вы твёрдо знаете что-то. И это, не смотря на вопросительные интонации, которые прозвучали, когда вы задавали свои риторические вопросы.
– Ничего от тебя не скроешь! Тебе бы шпионов ловить.
– Расскажите, капитан!
– Всё для мемуаров стараешься? Вообще-то я подписку давал... Впрочем, про компьютеры в ней не было не слова. А ты ведь никому не разболтаешь?
– Только после вашего прямого приказа, Кэп!
– Ладно, расскажу... но учти, в текст мемуаров это пока войдёт условно. Закрытый файл, так сказать!
– Ясно, мастер!
– У нас всё в порядке?
– Разгон ледышки идёт по плану. Ускорение 0,08 G. Работает один бустер и двигатель «Охотника». Второй бустер заправляется. Конец разгонного цикла через 46 часов.
– Экипаж?
– Вахтенные на местах, остальные спят. Конец вахты через 1 час 43 минуты, вас сменит второй помощник. 
– Хорошо. Так вот, было это десять лет тому назад…

***

«Охотник» и я с ним вместе болтались на низкой околоземной орбите. Нам сменили реактор, у старого выработался ресурс. Всё уже закончили, и я со дня на день ждал приказа снова отправляться к Юпитеру.
Но, что-то где-то случилось, и приказ из земной штаб-квартиры пришёл совсем иной и очень интересный: взять на борт минимум экипажа (список прилагался) и доставить к Сатурну специальную геологическую партию из трёх геологов. Нужно сказать, что экипаж уже вернулся из отпусков, те, конечно, кто не был задействован в ремонте и модернизации. Все уже расселились по своим каютам – не в орбитальной же гостинице деньги расходовать. И вот те на!
Выметайтесь, и на Юпитер своим ходом!
Не совсем своим, впрочем; дали ребятам бесплатные билеты на шикарный, по тем временам лайнер «Арес». Эти билеты даже на наши, не самые низкие в Системе зарплаты особенно не укупишь. Так что, ребятам предстояло прокатиться до места работы с комфортом, с бассейнами, с казино, со стриптизом. В компании не самых бедных людей. Там с ними тоже произошло...
Но, не о том речь. Приказали мне подготовить три двухместные каюты для геологов. А я ещё тогда подумал: «Когда это геологи летали с таким комфортом? Поодиночке в двухместной каюте? Что же это за геологи?» Обычно-то и одноместная каюта им за счастье, а то и набьются всей толпой в тёплый трюм вместе со своим оборудованием и летят с песнями куда угодно. Что я, геологов никогда не возил?
Да ещё: к Сатурну тогда летали только разведчики, постоянных поселений и базы на Титане не было, только собирались строить. Я туда тоже ходил на разведку, возил комиссию, выбирали место на Титане под стационарную базу. Выбрали, правда, в итоге построили совсем на другом.
Вот я сразу и засомневался, но потом успокоился: начальству виднее, может это какая-то высокопоставленная комиссия инкогнито. А моё дело выполнять приказы: сказано доставить – доставим, сказано, никому не рассказывать, – не будем. Оплату-то пообещали по средней начислить. Даже, что удивительно, и той части экипажа, что будет на «Аресе» прохлаждаться, пока мы будем к Сатурну переть на полной, а потом назад.
Да ещё приказали бустеры использовать без ограничений, для разгона, торможения и манёвров вблизи Сатурна. Вот именно, вблизи! Конечную точку маршрута так и не сообщили, получите у геологов, говорят, когда прилетите.
«И сколько их там ждать?» – спрашиваю.
«А нисколько!» – говорит начальство. – «Высадишь, где прикажут и назад к Юпитеру. Вот тебе флешка с заданием, распишись в получении. Там всё написано».
Читаю, действительно, всё так: доставить не жалея ресурсов, высадить где скажут и свободен, – лети себе к Юпитеру ледышки таскать. Связь строго по графику, никаких лишних сеансов. Да не с базами, юпитерианской и земной, с ними связь вовсе под запретом, а с кем-то в районе Юпитера. График связи, частоты всё время меняются. Поскольку запаздывание сигнала велико, то требуется передать информацию и ждать квитанцию о приёме. Так всё подробно расписано! Будто я и без них процедуру не знаю. После того, как «геологи» покинут борт, сразу внеочередной сеанс связи. И снова ждать квитанцию. Никому ничего не рассказывать.
Правда, на словах мне высокое начальство добавило, вертя головой и шепотком, что ресурс реактора нужно всё же экономить, а лучше нажимать на бустеры. Это оборудование всё же легкосменное, а снова гонять меня на Землю, чтобы опять реактор менять – никаких денег не хватит.
Это пожелание и послужило потом в его пользу, не знало оно, наше начальство, о том что... Впрочем, об этом я в своё время расскажу.
Короче, всё страньше и страньше! Ладно, поехал на «Охотник», болтаюсь дальше на орбите, жду известий. Тут вызов по ближней связи:
– Готовы принять груз и пассажиров?
– Готов, – говорю, – трюм открывать?
– Не нужно, достаточно стыковочного шлюза.
Ну, как скажете! Подваливает военный катер, открывается шлюз, а оттуда вылетают четверо военных в зеркальных скафандрах высокой защиты, наплечные пушки мне между глаз смотрят. У одного нагрудный динамик как заорёт, по-русски, кстати:
  – Капитан Кондратенко?
Не скажу, что я совсем не перетрусил, но с другой стороны, когда над самым Юпитером реактор отказывает, а скорость у нас, хотя и круговая ещё, но быстро падает, это гораздо страшнее было, чем эти монстры  из «Космической пехоты» у меня в шлюзе.
– Я, – говорю, – он самый, потрудитесь представиться.
– Майор Иван Савельев, – хрипит он своим динамиком, но уже не так нагло, видит, не на того попал. – Документы, пожалуйста!
Дал я ему карточку, сунул он её в считыватель, отдаёт.
– Мы, – говорит, – согласно приказу доставили вам троих человек с личными вещами.
– Вы, майор, громкость динамика-то убавьте, – говорю, – я хорошо слышу, точнее, слышал до вашего визита.
– Извините, – отвечает, и громкость убавил, но шлем не снял, – где отведённые пассажирам каюты, нам нужно их осмотреть.
Вызвал я старшего помощника, майор кивнул своим людям, и они полетели каюты осматривать. Что там, спрашивается осматривать? Но, не моё дело. Вернулись, молча, наверно по радио доложили, что всё в порядке. И, что характерно, мы с майором тоже, так молча и стояли, висели, точнее, ни я его, ни о чём не спросил, ни он меня. Не о чем нам с ним разговаривать, оказалось. Солдатики принялись багаж выгружать.
Удивился я в очередной раз: пара чемоданчиков-компов и тройка просто чемоданов, но больших и три скафандра. Где, думаю, геологические причиндалы: сверлилки, мощные лазеры, герметичные домики? Где запасы кислорода, в конце концов?
Видать, моё недоумение на лице отразилось, потому, что майор, когда его подчинённые унесли каждый по скафандру, поднял стекло шлема и сказал:
– Вы, капитан Кондратенко, не заморачивайтесь, за нас начальство думает, ему видней. А нам, главное, выполнять приказ в части нас касающейся.
– Это, да! – ответил я, и мы снова замолчали.
И тут из шлюза плавно вылетела она. За ней, правда, вылетели и её спутники: один африканец, вроде нашего Потрошителя, такой же слон, другой, не то китаец, не то японец, но я их потом уже рассмотрел. Тогда я видел только её. Она была в светлом брючном костюме, лицо смугловатое, но очень правильное, длинные волосы, связанные в пучок, иссиня чёрные. Розовая шапочка, с козырьком. Ну, вылитая испанка! И имя оказалось соответствующее:
– Капитан, я Кармен, рада вас видеть!
И руку протягивает, тонкую, бледную, совсем не геологическую.
Я ей руку поцеловал – забавное должно быть было зрелище, в невесомости – и отвечаю:
– Я Василий, приветствую вас на борту «Охотника – 12», мадам!
– Это Джафар, – кивает она на африканца, – а это – Лю.
Те, вися в воздухе под разными углами к полу, кивают, но рук не тянут.
– Проводите нас до кают, пожалуйста.
– Пройдёмте!
– Мы вас покидаем, капитан. Удачного полёта! – снова гаркнул динамик на груди майора и он с подчинёнными юркнул в люк.
  А в проёме люка сделал большие глаза и указал пальцем куда-то вверх. Дескать, «большие люди!» Люк захлопнулся и катер отчалил. С тех пор и думаю, искренне ли он мне это пожелал, или знал...
Повёл я эту странную троицу к их каютам. Смотрю, в невесомости чувствуют себя нормально. За ремешки хватаются и отталкиваются профессионально, значит, доктору у них не сидеть весь полёт. Тьфу ты, ведь доктора-то у меня нет! Не включили его в список экипажа. Ладно, три месяца переживём. Хроников в космосе не бывает, а всякую мелочь я и сам вылечу. Доводилось и зубы дёргать, и вывихи вправлять, а раз даже и аппендицит резать. Перетопчемся, короче.
Вошли они в каюты, каждый в свою. А там чемоданы посреди кают к полу принайтованы уже – солдатики постарались. Кармен ко мне поворачивается и с улыбкой говорит:
– Вы, капитан, о нас не беспокойтесь, мы и выходить почти не будем, еда и всё, что нам нужно у нас с собой. Скажите только, у вас какая сеть на корабле?
– Стандартная, – отвечаю –220 вольт, 400 герц.
– Хорошо, а она стабильная, не пропадает?
– За кого вы нас принимаете, мадам? Это лучший «Охотник», а на нём лучший экипаж, – «половина экипажа», про себя думаю, – у нас ничего не пропадает и не ломается!
Прихвастнул, конечно, сам прикидываю: у них что, концентраты в чемоданах?
– И ещё одна просьба – не заходите к нам без приглашения, хорошо? И если на вызовы по селектору не будем отвечать – тоже. Договорились?
– Конечно, как скажете, мадам.
– Называйте меня Кармен.
– Хорошо, Кармен.
– Тогда – старт!
И снова улыбнулась. И было в её улыбке что-то такое, не знаю, как тебе и объяснить, вроде, как воспитательница детского сада так может улыбаться, глядя на проделки малышей из младшей группы. Только я это потом понял, а тогда, во мне просто что-то перевернулось.
– Есть! – говорю, тоже улыбнулся кривовато и попланировал в рубку управления. А сам думаю: «Старт? Не так быстро! С земной орбиты так скоро не стартуешь!»
Прилетел в рубку, пересадил помощника в его кресло, – он всё норовил в капитанском вахтовать – командую готовность к старту. Вызываю «Орбиту-7», нашего диспетчера:
– «Охотник-12», следующий рейсом оверсан Земля – Юпитер-дозаправка – Сатурн, миссия номер 16474, прошу разрешения стартовать, полётный план отправлен».
Тогда Юпитер и Сатурн почти, что в соединении были, потому мне и назначили бустеры в родных местах менять. Обычно после этого милая девушка диспетчер отвечает что-нибудь, вроде: «ждите, время ожидания три часа». Меньше часа я никогда не ждал. Ещё бы! Там вокруг Земли на низких орбитах чего только нет! Запросто можно или пролететь в опасной близости или чиркануть кого протонным выхлопом. А тут, смотрю на локаторе с моей трассы все врассыпную, конечно те, у кого двигатели есть. И диспетчер мне отвечает, довольно поспешно, вроде:
– Старт по плану, взяла управление на себя, время старта 12 минут.
– Спасибо, «Орбита-7», – говорю,  – вас понял, готов к старту.
А сам думаю: что же за птицы эти геологи, когда ради них все графики движения поломаны?
Стартовали, однако. Я до экипажа довёл план полёта «в части их касающейся», как говорил майор Савельев. Порадовал ребят, что Интернета, даже тормозного с запаздываниями не будет, выслушал претензии и отослал их к начальству, когда вернёмся. С тем и полетели.
Сам полёт описывать нечего: недели почти полного безделья. Бустеровщиков заставил тестировать новые бустеры, чтобы не прохлаждались, машинисты новым реактором занимались, я слушал и смотрел новости, поскольку на это запрета не было. Но, ничего подозрительного, так или иначе связанного с моими «геологами» не высмотрел.
Конечно, я сразу, как только увидел их багаж и саму Кармен понял, что никакие они не геологи. А кто они, я понял только потом. Кстати, во время полёта я виделся с девушкой только пару раз: один раз она попросилась в рубку – я, конечно, разрешил. Тогда было ускорение, Кармен зашла, постояла за моим креслом минут пять, улыбнулась и ушла. Даже ни одного вопроса не задала.
В следующий раз она появилась у машинистов, я как раз был там. Толи подгадала, толи случайно так вышло. И тоже:
– Можно посмотреть?
– Можно, конечно!
Что там смотреть? Кроме дисплеев ничего не видно.
– А какое у вас рабочее тело? – вдруг спрашивает.
Ошалелые от такого специального вопроса ребята ответили:
– Вода, конечно!
И принялись вразнобой пояснять подробности. А она покивала, а потом – «спасибо», улыбнулась и ушла. А её спутников я увидел во второй раз уже только над Титаном.
Подлетая к Юпитеру, я в условленное время обозначился на условленной же частоте. Но кроме безликой квитанции получил и приказ: «сбрасывайте пустые бустеры». Я их сбросил и дал немного ускорения, чтобы выйти вперёд. Через час догоняют меня четыре полненьких бустера и запрашивают стыковку. Даю команду компу, и они без проблем садятся в свободные гнёзда. С какого судна их скинули, я так на локаторе и не увидел. Сообщил о стыковке, получил «ОК!» и дальше полетел. Так почти три месяца и летел не находя себе места от всяких разных мыслей.
Наконец, вот она и система Сатурна. На подлёте вызываю по селектору Кармен «на какую орбиту становится?» Она мне:
– Будете садиться на северный полюс Титана. Сколько времени до посадки?
– Нужно считать, – говорю, – но не меньше пяти дней.
– Хорошо, как встанете на полярную орбиту, сообщите мне.
И улыбнулась. Конечно, я не видел её улыбки, говорили-то по селектору, но когда собеседник в разговоре улыбается, это всегда чувствуется. Так вот, улыбнулась она и отключилась.
Дальше начался аврал с торможением и постановкой «Охотника» на орбиту. Конечно, будь у меня меньше ресурсов и больше времени, я бы сделал это красиво и экономно. Но, в приказе было написано «как можно быстрее» и я не жалел ни бустеров ни команды. Повертелись мы в системе Сатурна и встали на невысокую полярную орбиту мрачного, пятнистого Титана.
Вызвал я Кармен по селектору, получил ответ: «приду через час, подготовьте пока снимки района северного полюса». Что, думаю, так долго? Снимки автоматически делаются, только из компьютера достать.
Включил и связной комп, стал искать в приказе частоту, чтобы сообщить кому-то у Юпитера, что прибыл на место. И тут обратил внимание на интересную особенность этого списка частот. Если до этого пункта частоты были разные и никогда не повторялись, то после него стояла для всех сеансов одна и та же частота. И ключ шифровки один и тот же. «Интересно, почему?» подумал я и тут же забыл, было про этот казус. Подготовил сообщение: «Нахожусь на орбите Титана, готовлюсь к высадке пассажиров. Капитан Кондратенко». Отправил.
Открылся люк, и в рубку влетела Кармен. Всё в том же костюмчике, только волосы сегодня едва прихвачены резиночкой. Улыбается как всегда, грустно и понимающе. Вывел я ей на дисплей снимки, она показывает на один кратерок и говорит:
– Тут нас и высадите, в центре.
– Как прикажете! – отвечаю, наверно излишне суховато.
– Да вы не волнуйтесь, с нами всё будет в порядке.
Повернулась, и традиционно улыбнувшись, ушла, улетела точнее.
Стал я готовиться к посадке. То, сё, проверка посадочных, не на маршевых же садиться, разнёс бы этот кратерок на маршевых-то. Отстегнул бустеры, зачем их в гравитационный колодец с собой таскать, а потом ещё и вытаскивать. Они и на орбите дождутся. Тут приходит ответ от кого-то около Юпитера: «ОК! Сообщите, когда вылетите и возьмёте курс на Юпитер».
И как всегда после этой информации связной комп бормочет привычное уже: «не согласованы цепи приёма информации, для компенсации затухания установлено нетабельное усиление». Тут меня как током ударило: какое-то подозрение заворочалось у меня в черепной коробке. И, нехорошее подозрение.
Надо сказать, что мой инженер-связист, ещё летящий тогда к Юпитеру на «Аресе», был мастером высочайшей пробы: простенький связной комп он запрограммировал на самодиагностику неисправностей. Я-то не очень прислушивался в этом полёте, что там комп ругается и жалуется – есть связь и ладно, а какие-то несогласования инженер устранит, когда воссоединится со своим хозяйством. А тут вдруг соображалка сработала: здесь и частоты неизменные в плане и дефект связи какой-то!
Запрашиваю связной комп: «локализуй неисправность». С ним покороче нужно было, он больше трёх слов подряд не понимал. Бубнит в ответ: «Утечка сигнала приёма в цепях после выходного разъёма приёмника дальней связи. Излишнее энергопотребление по цепям питания приёмника дальней связи».
Утечка, значит? Потребление завышено, значит? Причём, в том отсеке, куда и заходить никому не положено, кроме связиста и меня? И появился этот «дефект» после модернизации, когда по судну шлялись десятки техников и инженеров, из которых никому в отсеке связной аппаратуры делать нечего! И связиста в этот дальний полёт приказали не брать. Как же мне это раньше не показалось подозрительным?
Но время поджимает, и я злой как сто юпитерианских чертей командую готовиться к посадке. Только приёмную аппаратуру улучаю время блокировать. Самым простым способом – лечу в тот злополучный отсек и выдёргиваю разъём от приёмной антенны дальней связи. Хотел, правда обесточить но, слава Богу, если он сюда залетает, этого не сделал.
Садимся на Титан, очень осторожно. Всё же, почти планета, хоть и спутник Сатурна. Комп, хоть и туповатый, по сравнению с тобой, Маруся, но такие посадки ему вполне по силам. В столбах жёлтого тумана и снега бьют молнии, немало «Охотник» накопил отрицательного заряда во время работы глюонника. Лёгкий толчок, комп считает нагрузку на опоры: норма! Гашу реактор – прибыли.
Осматриваюсь. Туман и снег медленно оседают на поверхность. Моросит дождик. Кажется, метановый. Даже с высоты «Охотника» не видать вала кратера, он за горизонтом, поспешил я назвать его кратерком. А центральная горушка – вот она, прямо напротив шлюза километрах в двух. Сначала, после посадочных перегрузок кажется, что тут невесомость. Однако есть тяготение. Осторожно отстёгиваюсь, встаю, не удариться бы об потолок, как салаге, и иду к шлюзу.
Пассажиры уже там, в скафандрах и со своими чемоданами. Джафар и Лю сразу лезут в шлюз, Кармен задерживается. Видя, что я собираюсь надеть скафандр, она меня останавливает:
– Тут рядом, мы сами дойдём.
 «Куда дойдёте?» – хочется спросить мне, но я, конечно не спрашиваю. Хотела бы, а главное, могла бы – сама бы сказала.
– Желаю успеха вам, капитан и вам всем! – говорит она, захлопывает шлем и легко перепархивает в шлюз.
Шлюз закрывается, но раздаётся её голос в селекторе:
– Слышите меня?
– Слышу, Кармен.
– Слушайте эту частоту, когда можно будет взлетать, я вам сообщу.
– ОК, Кармен!
Я иду в рубку и объявляю предстартовую готовность. Прислушиваюсь к сигналу передатчика скафандра Кармен. Несущая сигнала чёткая, но ни разговоров, ни даже дыхания девушки не слышно. Слышен только приглушённый шум шагов, точнее прыжков, которыми передвигаться при низкой гравитации значительно удобнее.
«А вообще, дышала ли она?» – возникает у меня вопрос, никогда, вроде, не слышал её дыхания, но, как-то об этом не задумывался. А теперь уже не проверишь.
На локаторе я вижу три удаляющиеся светлые точки, в оптике три фигуры, нелепыми прыжками, скачущие по направлению к висящей в жёлтом тумане, на горизонте половинке Сатурна, перечёркнутой нитью кольца.
Приходит матрос, сообщает, что в «пассажирских» каютах полный порядок. Комплекты белья не распечатаны, туалетами, вроде, не пользовались, так и стоят с нашлёпками «Продезинфицировано».
Меня мучит вопрос: почему они так похожи на нас? А если они так похожи, почему они не дышат? Неужели...? Но подтверждение моей догадке я нахожу несколько позже.
– Мы на месте, – слышится из динамика спокойный голос улыбающейся Кармен – вы можете взлетать.
Три фигуры в скафандрах заходят за горочку, и я их больше не вижу.
– Только после вас! – неожиданно даже для себя говорю я.
Кармен смеётся:
– А вы догадливы, капитан! Что же, держитесь крепче и не забудьте, потом перевести часы, – сообщает вдруг она.
– Сколько вам ещё лететь? – спрашиваю я.
– О, мы уже почти дома, не больше двух часов.
– ??? – удивляюсь я. – Тогда счастливого пути!
– До встречи, капитан, может, ещё увидимся.
– До встречи, Кармен!
Динамик замолкает, и шелест несущей прекращается. Вот и конец связи.
Некоторое время ничего не происходит, затем то, что я принимал за горку в центре, кратера начинает светиться. Сияющий корпус огромного межзвёздника, о которых мы пока только мечтаем, медленно лезет из ледяных недр Титана. Трясёт, и я командую:
– Всем зафиксироваться!
Когда же он кончится? Наконец, пятисотметровая спица чужого корабля полностью выходит из-подо льда. А затем, без каких либо признаков реактивной тяги поднимается на высоту 11 километров. Я вижу его только в оптике, и то нечётко: атмосфера Титана не больно прозрачна. А локатор чужака не отмечает. Тряска не прекращается. Миг, и над поверхностью Титана вспыхивают разом сто солнц. Перегруженные оптические преобразователи отключаются, и монитор гаснет. Вслед за этим гаснет всё, вплоть до освещения.
– Перегрузка электронным импуль… – успевает пожаловаться комп и тоже гаснет, замолкнув на полуслове.
Загорается аварийное освещение, в нём никакой сложной электроники, только аккумуляторы, реле и лампочки. Корпус «Охотника» стонет как живой, терзаемый врагами зверь. И вдруг, всё кончается. Загораются мониторы, комп докладывает, что восстановил свою работоспособность. Что это там на локаторе?
– Осмотреться в отсеках! – командую я.
– Всё в порядке, капитан! – один за другим следуют доклады – что это было?
Игнорирую вопросы, пока не до этого:
– Титанотрясение. Все целы? Первый помощник к шлюзовому отсеку, второй – в рубку, остальным полная проверка всех закреплённых систем.
– Есть, капитан!
Приходит второй, я поручаю ему контролировать проверку, сам иду к шлюзу. Первый уже там. Помогаем друг другу надеть тяжёлые вакуумники и выходим на поверхность. Телескопический трап снесло, валяется в нескольких метрах в стороне. То-то работы будет механикам! Спрыгиваем, благо тяжесть невелика. Портативный локатор показывает, что объект недалеко, в направлении на жерло оставшееся от чужого. Темно и отметка на экране то пропадает, то появляется. Рельеф дна кратера после этого катаклизма стал пересечённый, везде торчат торосы, бегут метановые ручьи. Включаем нашлемные фонари. Вызываю рубку:
– Михаил, видишь яркую засветку на локаторе, дистанция тысяча восемьсот, азимут – сорок?»
– Да, Кэп!
– А нас видишь?
– И вас, Кэп!
– Наводи!
– Есть! Градусов пять левее, теперь прямо, прямо... отклонились, снова немного левее.
Нашли, конечно, с такими молодцами-то! На льду Титана лежал скафандр, но не целый, а раскрытый от подбородка до паха, как раз по молнии и герметизационному шву. А в нём была она. В открытом шлеме было видно её лицо, припорошённое мелким снежком.
Я зарычал, я готов был резать, хоть плазменным резаком, хоть пучком протонов, хоть грызть зубами тех уродов, которые убили такую красоту, девушку с которой я говорил всего полчаса тому назад. Потом, когда автоматически включившиеся насосики осушили мои глаза – а в скафандрах есть и такие – я понял свою ошибку. Это была не она. Это было просто искусственное тело, брошенное за ненадобностью. Тоже распластанное от подбородка до живота, оно имело полости, в которых как раз и скрывалась та, которая называла себя Кармен. Или, их было даже несколько.
Я не стал рассматривать всё подробно, просто застегнул скафандр с куклой, взвалил его на плечо и отправился к торчащей за торосами громаде «Охотника». Пусть им наука займётся. Постепенно до меня стал доходить яростный спор в наушниках:
– ... мы выходим! – это второй помощник, услышал мои вопли.
– Отставить выход! Всё в порядке! – это первый помощник, скачущий рядом.
– Слушать меня! – рявкаю я. – Открыть холодный трюм, подготовить подъёмник, выйти двоим, загрузить сломанный телескопический трап, привязать к люку штормтрап, нашего возвращения не ждать. Всё ясно?
– Так точно, кэп! – раздаётся в ответ несколько голосов, глушащих друг друга несущими.
– Выполнять!
И тишина! Вот что значит, капитан контролирует ситуацию! Подал голос второй помощник:
– Капитан, я вижу ещё одну засветку, может быть вам интересно?
– Где?
– Возьмите градусов пятнадцать вправо, метров шестьдесят.
– Принято.
Там лежал «чемодан», думаю, это было устройство, в котором чужие отдыхали или питались, или то и другое вместе. Помощник, повинуясь моему жесту, подхватил его, и скоро мы уже были у «Охотника».
Все приказания были выполнены. Нам осталось только принайтовать к полкам в холодном трюме чемодан и скафандр с... с содержимым. Мы вышли наружу, ещё раз посмотрели на Титан, погружённый в глубокий сумрак, и на торчащий из-за торосов в жёлтом тумане кусочек Сатурна. Не каждый день увидишь такое. На Юпитер-то насмотрелись во всех видах, даже чуть было, не понюхали! Могли бы, и понюхать тогда, уже гадали: сначала сгорим, или сначала раздавит? Серёга нас вытащил, поделился бустерами в верхних слоях атмосферы, когда тысячи юпитерианских чертей уже завыли, предчувствуя добычу. Дай ему Бог здоровья, если он сюда долетает!
Да и нам домой пора. Только, кое-какие дела ещё сделать нужно. Я почему-то не откажусь ещё пожить. Да и экипаж тоже, хоть и не в курсе стоящих перед нами проблем.
Оказалось, что я точно вычислил ублюдков: провода коробочки дешифратора были подключены туда, куда бы я в жизни не полез – на выходной разъём приёмника дальней связи. Во время сеанса пришла бы коротенькая кодовая посылка. Дешифратор сравнил бы её с «зашитой» внутри него. Совпало, и дал бы сигнал на подрыв.
Зачем бы я сюда полез? Не полез бы, если бы комп не надоел мне своими жалобами, и если бы я не прочёл туфтовое расписание связи, с одинаковыми частотами. После взрыва нам бы было не до связи – разлеталось то немногое, что от нас осталось по Вселенной с очень большими скоростями.
Спасибо тебе, неведомый ленивый друг! Зная, что этих сеансов никогда не будет, ты поленился выдумать какие-нибудь цифры, а просто скопировал последние и вставил их в файл приказа.
Куда там проводки от дешифратора идут? А идут проводки в чёрный блок, размером с чемоданчик. С виду он точь-в-точь резервный аккумулятор питания, даже проводки подключают его к клеммам остальных аккумуляторов. Но, он седьмой, а аккумуляторов должно быть шесть. Вот и незаконный потребитель, на который комп жаловался.
Да у него стеночка еле держится! Ну и халтура! Похоже, тут неизвлекаемостью и не пахнет! Точно, при касании боковая стенка взрывного устройства просто отскакивает, я машинально жмурюсь. Ничего не происходит и я, подсвечивая фонариком, заглядываю в его недра.
Ничего себе! Надо же, не пожалели! Среди довольно качественно выполненной электроники виднеется чёрная стеклянная трубочка в виде тора. Она обвита электромагнитами. Видел я такую трубочку в новостях науки. Внутри неё помещается до нескольких граммов антипротонов летающих, по кольцу пока действует схема. А как получит схема команду и отключится, то полетят антипротоны в стороны от надоевшей кольцевой орбиты и бабах! И даже, скорее, БАБАХ! И ничего не останется от «Охотника-12» и его знающее лишнее капитана и экипажа.
Что делать-то? Как обезвредить эту байду? Ясно, обесточивать нельзя. Хоть тут и есть маленький аккумулятор – как-то ведь её сюда вносили? – отключать и выбрасывать в космос не годится: а вдруг эта батарейка высохла и сядет раньше, чем я его выкину из шлюза и улечу подальше? Стихами от волнения заговорил!
Думай, капитанская голова, думай! Придумаешь, останешься на плечах.
Так, а если отключить дешифратор от заряда? Тоже опасно: что он даёт, ноль или единицу? Если ноль, то так всё и останется, а вот, если единицу? Отставим это, кстати, тут три проводка: наверняка земля, питание и сигнал. Не стоит вызванивать! Я же не сапёр, так только – капитан.
Остаётся только отцепить входные провода дешифратора. Не получив сигнала на подрыв, он так и прождёт, пока им займётся сапёр. Стоп, а вдруг он периодически получает подтверждение на «Standby» во время связи, хотя бы? Не получит вовремя, электронные часики оттикают и ... нет, слишком сложно! Вдруг у меня ещё с гостями на борту приёмник вышел бы из строя? Взорвались бы и они?
  Нет, их, похоже, ценили, не то, что нас! Они делегация, а мы – так, нежелательные свидетели! Значит, можно проводки кусать. Зажмуримся, всё равно никто не видит, как трусит капитан – щёлк, щёлк! Готово. Я пока не на небесах. То есть, на небесах, но не на тех, куда Бог залетает!
Будем для спокойствия считать, что больше зарядов нет. Откуда ещё может поступить сигнал на подрыв запасной бомбы? Ага, по каналу дистанционного управления. Заблокируем его напрочь, даже блок вытащим. Нечего меня на дистанционное управление брать.
Ещё по рации ближней связи. Вот она вся в рубке, не пожалеем времени, приподнимем крышечки. Нет ничего лишнего. Хорошо, работай. Вот и всё, пожалуй.
– Приготовиться к старту!
– Машинное готово, Кэп!
– Инженерная группа готова!
– Бустерная группа готова!
– Старт по отсчёту ноль, время 60 секунд!
Ну, вот и поехали, теперь бы ещё долететь домой, не сломав головы. Интересно, будут они для контроля просматривать окрестности Сатурна, чтобы вспышку увидеть?
Пора выходить на связь на последней частоте, прикинемся паиньками:
– Я «Охотник-12», пассажиров высадил на Титане, всё в норме, лечу на базу. Комп, передать по дальней связи. Частоты и шифровка по графику.
– Есть, капитан!
– Комп, запиши ответ и проанализируй на наличие не смысловых включений.
– Есть, капитан!
– Комп, ты нудный тип!
– Да, капитан!
Похоже, он считает, что это комплимент. Ответ приходит сразу, учитывая время распространения сигнала до Юпитера и обратно до Сатурна. Он не содержит ни обычного «ОК!», ни других осмысленных сообщений, а только повторённую несколько раз одну и ту же кодовую последовательность. Очевидно, теперь я уже должен разлететься на высокоэнергетические элементарные частицы и фотоны различных областей спектра. А вот не разлетелся!
Жалко мне нечем имитировать свой взрыв, иначе я останусь без защиты и без доказательств. Тем не менее, в надежде, что неведомый враг Сатурн не наблюдал, я лечу дальше в молчании. Но упорно слушаю эфир на всех обычных частотах. Точнее, слушает комп. Но, направленных на меня передач в эфире нет, а ненаправленные, общие, он пока не слышит – очень далеко.
Тянутся томительные недели полёта, хоть Сатурн и Юпитер ещё почти в соединении, но как же далеко их орбиты друг от друга! Я перенастроил связной комп на поиск радиолокационных импульсов: известно, что сам локатор можно засечь на гораздо большем расстоянии, чем он сам тебя засечёт.
И не обманулся, вот они, голубчики, трое, висят в пространстве и просматривают мои возможные траектории возвращения. Только с чего это вы взяли, что я пойду в плоскости эклиптики? Вовсе нет! Я иду гораздо выше. Ну и что с того, что орбита неэкономичная? Жизнь дороже денег, тем более не своих. Значит, всё-таки проверяли они пространство на предмет моего взрыва и, не увидев вспышки, всполошились, решили добить.
Кто это у нас? Скорее всего, это «Мечи», то есть те же «Охотники», только военный вариант. Чем они меня превосходят? Конечно тем, что у них есть оружие: антипротонная пушка и лазер помощнее моего. Значит, близко к ним лучше не соваться.
Чем я лучше их? У меня больше запас хода, поскольку я весь обвешан бустерами, могу давать большее ускорение и долгое время. А им нужно чаще заправляться. Правда, выдержит ли мой экипаж? Противоперегрузочных лежбищ на «Охотнике» не предусмотрено.
Получается, мне лучше удирать и чем на большую дистанцию, тем лучше.
У меня уже и сейчас скорость хорошая, нужно добавить, пока они меня не видят:
– Внимание экипажу! В течение ближайших пяти часов даю ускорение порядка 2G, возможно больше. Кто хочет долететь до дома живым и здоровым – терпите!»
– Что случилось, Кэп?
Излагаю адаптированную версию происходящего: по итогам нашей миссии мы нежелательные свидетели, кто-то, возможно безопасность или военные хотят нас уничтожить. И напоследок:
– Желающие могут осмотреть аннигиляционный заряд.
Изумлённое молчание, потом, видимо, бурное обсуждение. Наконец, находятся трое желающих осмотреть бомбу: от машинистов, от инженерной группы и от бустеровщиков.
Я понимаю команду: нужно проверить, не рехнулся ли капитан, такие случаи в космосе были. Выборные от команды осматривают заряд и тут же предлагают выбросить его наружу. Терпеливо излагаю свои резоны и, кажется, убеждаю их в том, что опасность от него теперь невелика, а защитой и, главное, уликой он нам может послужить. У меня хорошая команда; обсуждение и вопросы прекращаются, мне доверяют.
Несколько часов идём на 2G, забирая всё выше от плоскости эклиптики. Неужели проскочили? Нет, не повезло. Оппоненты просыпаются и устремляются нам наперерез. На вызывной частоте дальней связи звучат запросы:
– «Охотник-12», вас вызывает командующий особой группой космоавиации ООН полковник Питер Марченко, отвечайте!
Кажется, я его знаю, тесен космос:
– Слушаю вас, Питер, на связи капитан Василий Кондратенко.
– Здравствуйте, капитан, мне предписано остановить ваше судно и досмотреть его.
Комп меж тем сообщает, что на вызывной частоте постоянно передаётся всё та же кодовая последовательность.
– А какие проблемы, полковник? Я завершаю миссию 16474, иду на  станцию «Европа». Там пристыкуюсь, и досматривайте, сколько влезет.
– Капитан, у меня приказ!
– Приказ – это святое, полковник! А скажите мне, зачем вы постоянно передаёте в сигнале какой-то шифр?
Замялся, полковник, не знает, как вывернуться. Ага, отвечает:
– Я получил информацию, что этот сигнал должен блокировать ваш компьютер и остановить двигатели.
– Меня очень интересует, полковник, кто дал вам такую информацию, потому, что этот сигнал действительно мог остановить мои двигатели путём подрыва аннигиляционного заряда. Тот, кто вам сообщил этот код, тот и установил этот заряд. Сейчас он отключён от детонатора, но при существенном повреждении «Охотника» он сработает.
«Отключить неме…!» – доносится до меня часть приказа и полковник замолкает. Передача кода, впрочем, прекращается. Может быть, его и правда хотели использовать втёмную? Так, отвечает:
– Капитан! Я принял решение. К вам приблизится один мой «Меч», я перейду к вам на борт в одиночку и осмотрю заряд, если он существует. Вы согласны?
– Я согласен, начинаю торможение. Скажите только, как вам было приказано поступить с экипажем после досмотра?
– Вне зависимости от результатов я должен был передать экипаж и судно в распоряжение Службы безопасности ООН для дальнейшей разработки по подозрению в террористической деятельности.
Там бы нам и конец!
– Вы понимаете, что вам грозит за невыполнение приказа?
– Капитан! Я военный, а не убийца и не обязан выполнять преступные приказы. Если окажется, что ваше судно действительно заминировано СБ или кем ещё, то я подам в суд и оспорю данный мне приказ.
Хороший мужик! Вспомнил, мы с ним вместе в академии учились, только он на два курса младше был. Вихрастый такой парень. Видать, по военной части пошёл. Уже полковник!
Через двое суток моего неспешного притормаживания – хватит уже команду мучить! – и набора скорости «Мечами» мы сошлись на дальних подступах к системе Юпитера. Я вызвал штаб-квартиру, чем привёл начальство в полное изумление: оказывается СБ уже успела сообщить им, что «Охотник-12» пропал без вести вместе с пассажирами – геологической партией.
Полковник Питер Марченко перелетел ко мне на борт и удостоверился в существовании бомбы. Он снял показания с меня и с экипажа и полюбовался на кадавра, хранящегося в холодном трюме. Два из трёх своих «Мечей» он отослал, а один оставил для нашей охраны. Шло торможение, через несколько суток мы должны были прибыть домой, на базу «Европа». Полковник уже собирался проститься со мной и возвратиться на «Меч», чтобы сопроводить меня до Европы, как нам ударили в спину. Точнее в борт.
В межпланетном пространстве пучок антипротонов хорошо виден, там достаточно материи для реакции аннигиляции: со стороны он наблюдается как луч прожектора, точнее, кусок этого луча или быстролетящий сверкающий цилиндр. Немногие оставшиеся в живых, наблюдавшие антипротонную атаку на самой оси пучка, описывают его как нестерпимо сверкающую точку, быстро расширяющуюся и захватывающую половину небосвода. Нечто подобное и зафиксировали боковые камеры «Охотника» перед тем как выйти из строя.
Корабль тряхнуло и закрутило, реактор заглох, взвыли радиационные индикаторы. Моментально вскипела вода в попавших под удар бустерах, они лопнули по всей длине, и нас окутала недолговечная атмосфера из водяного снега и тумана. Второй удар был бы последним, но накопители антипротонов на предательском «Мече» ещё не набрали новый заряд, а удар лазером был бы неэффективным из-за того же тумана. Мы не могли даже позвать на помощь и сообщить о нападении: антенны всех диапазонов снесло. Как это принято в аварийных случаях, комп подключился к селектору и доложил на всё судно об атаке антипротонов.
Подлетая к рубке управления во внезапно установившейся на «Охотнике» невесомости, я услышал доклад компа о неисправностях и скомандовал:
– Комп! Ось кормовых двигателей на источник антипротонов!
– Запрещено, капитан, там судно!
– Какого чёрта?
– Этический блок моей программы запрещает наносить вред другим судам, а таковой может быть нанесён при включении двигателя».
– Они нас сейчас заколбасят, ясно тебе?
– Я не понял ваш приказ или информацию, капитан!
Ну, тупой! Только не комп, а капитан этого корабля, ваш покорный слуга! Кто же спорит с компом? Ему нужно приказывать! Ведь говорил мне программист, который устанавливал эту версию: этический блок можно отключать.
– Комп! Отключи этический блок!
– Этический блок отключается. Введите пароль!
Какой же там пароль? Неужели все сдохнем из-за того, что я не помню пароль? А! Точно! Число пи!
– Комп! Пароль – число пи!
– Введите пароль с клавиатуры.
Блин! Как же там? Зависнув над пультом – пристёгиваться нет времени – ввожу: 3,14159 ENTER
– Пароль не принят, введите правильный пароль!
Хоть бы калькулятор, какой под рукой был! Сколько же цифр ему нужно? Погодите, не стреляйте! Я же знал считалочку! Прекрасно знал! Есть!!!
  «Это я знаю и помню прекрасно,
Пи, многие знаки мне лишни, напрасны!»
3,14159265358 ENTER!!!
– Пароль принят, капитан! Этический блок отключён!
– Комп! Ось двигателей на источник антипротонов!
– Есть, капитан!
«Охотник» развернулся, ориентация заняла секунд пять. Я молился Богу, если он сюда залетает, чтобы это были не последние секунды моей жизни.
– Комп! Тяга 10 процентов, сохраняй ориентацию оси на судно, источник антипротонов!
– Есть, капитан!
Они могли уже стрелять, но чего-то ждали. Хотели распаять нас наверняка? Или им туман мешал? Эта задержка в несколько секунд нас и спасла. Она позволила почти невидимому в вакууме облачку протонов из наших дюз долететь до «Меча».
Аннигиляционное оружие эффективно только в полном вакууме, тут же, вылетевшие из вражеского излучателя антипротоны сразу встретили комплиментарные частицы. Взрыв около самого борта «Меча» оставил от враждебного корабля только половинку корпуса, остальное разлетелось по Системе в виде мельчайшей пыли и газов. Нас этот взрыв почти не затронул. Только коротко рявкнул индикатор радиоактивности.
Жалко ребят, не все же они были предатели? Из всего экипажа уцелело только трое мотористов, да и те получили, чуть ли не смертельные дозы. Позже следствие установило, что на «Меч», как и на многие другие суда космоавиации ООН был внедрён сотрудник СБ. Видимо, он и сыграл свою роль в мятеже, счастливо закончившемся для «Охотника-12» и приведшем к гибели сам злосчастный «Меч». Что же конкретно произошло на судне так и осталось неизвестным: мотористы оказались не в курсе. 
СБ ООН была разогнана, а затем сформирована заново. Тех, кто дал приказ на уничтожение «Охотника-12» так официально и не нашли, хотя серия загадочных смертей и не менее загадочных самоубийств бывших сотрудников этого ведомства говорила сама за себя.
Человечество избежало культурного шока от информации, что инопланетяне не только существуют, но и имеют контакты с ООН, поскольку эти сведения удалось уберечь от пронырливых журналистов. С моего экипажа и с меня взяли грозные подписки о неразглашении и заткнули рты хорошими деньгами.
Действия полковника Питера Марченко были признаны правильными. Ему даже предложили возглавить новую СБ, но он отказался. А пока он сидел рядом со мной и глушил мою последнюю бутылку контрабандного коньяка. Мы пили за здоровье и за упокой. А я думал о Кармен. Как она там, на своей далёкой родине? Интересно, вспоминает ли она своего капитана?

***

– Какая грустная история! А что же с часами, капитан? Их пришлось подводить?
– Да, пришлось, Маруся! Все часы на «Охотнике» и электронные и мои прадедовы механические отстали на 17 минут. И никто не знает почему!

***