Последний раз они виделись восемь лет назад. Тогда, прощаясь, он старался обнять покрепче, изо всех сил прижать к себе худосочные плечики, чтобы надолго сохранить её в памяти.
И каждый вечер потом, ложась в постель, вспоминал, закрывал глаза, и настойчиво всплывала одна картина: у него на коленях беспокойно крутится Соня, совсем малышка. Он перебирает пухленькие, словно надутые, пальчики, разглядывает блестящие розовые ноготки. Смешливая озорная мордашка, узковатые глазки доверчиво поглядывают на него.
Виктор вскакивал с кровати, курил, снова ложился, морщился, крепко- крепко смыкал веки- опять та же картинка.
Вскоре Виктор привык к существованию без Сонечки, как привыкает человек к любой потере.
Сейчас, после развода со второй женой он твердо решил разыскать Софью. Теперь ей восемнадцать.
Сердце напряжённо колотилось, в голове гудело, во рту пересохло. Виктор позвонил в квартиру, где жила дочь.
Открыла она очень быстро, как будто ждала гостей. Личико, маленькое и кукольное, плотно покрытое пудрой цвета южного загара, выражало скорее разочарование, чем радость.
- Всё такая же хорошенькая. Нет, что я… лучше, конечно, лучше. Взрослая…
Да, он узнал Соню. И всё же поразился произошедшим с ней изменениям. Теперь та девочка с пухленькими пальчиками словно исчезла, и появилась новая, недовольно кривящая губы, стройная девушка.
Было не о чем говорить. Соня как- то брезгливо и дотошно рассматривала старомодный двубортный пиджак отца.
На ней было платье ярко- синего, как говорят «очень актуального в этом сезоне» цвета.
- Вот я принёс… фрукты, конфеты.
- Да зачем. Я ни в чём не нуждаюсь.
Больно резануло в груди: она отстранилась, не обняла, не назвала «папой». Пауза молчания затянулась, надо о чём- нибудь спросить:
- Как вы жили это время? Как мама?
- Мама!? Когда ты нас бросил, мама запила… пила каждый день… мне приходилось самой искать еду, носить было нечего… всё самой…
Соня упала на кровать, уткнулась лицом в подушку, обхватила голову и громко зарыдала. Щуплая худенькая спинка, обтянутая синим платьем, тряслась и вздрагивала.
«Доченька, прости!»- Хотел сказать Виктор, но слова застряли в глотке, и получился лишь хрипловатый страдальческий стон.
- Я жду, ко мне придут. Нельзя, чтобы в комнате был мужчина. Уйди.
- Мужчина? Сонечка, я же отец …
Выходя из квартиры, Виктор столкнулся с полноватым дорого одетым человеком своего возраста, возможно, и старше. Тот одной рукой вытирал несвежим платком пот с лоснящегося лба, в другой держал пакет, из которого торчала бутылка шампанского. Мужик, источая запах перегара, направлялся в квартиру Софьи.
Виктор до боли, до жжения в глазах, сжал веки. И всё, что имело значение, вдруг разом забылось: женщины, которые были в его жизни, попытки заработать большие деньги- прожитые годы показались пустыми и никчёмными. Опять перед ним возникла старая картинка: Сонечка, маленькая, беззащитная, его единственная родная дочь.
И к его девочке, к его нежному цветочку, будет прикасаться потный мужик, пьяный и распущенный!
Из нависших по всему небу туч хлестал дождь, растекаясь по асфальту мутными пузырящимися потоками. Виктор брел по лужам, тоскливо осматривал опустевшую улицу, трогал разбитое лицо, обтирал промокшей рубашкой кровь. Он был доволен, что не пустил того мерзавца к Соне.
В тот день Виктор дал себе слово, что ещё навестит дочку, расспросит обо всём, поможет, запретит ей встречаться с подобными типами. Сходит, обязательно сходит…