Не столь давно я закончил чтение романа Клайва С. Льюиса «Пока мы лиц не обрели». Того самого писателя, что написал «Хроники Нарнии». Однако ж это произведение получилось куда как более серьёзным и взрослым, чем то, за счёт которого он стал известен на весь мир. Взрослым не сюжетно, мне такое определение кажется наивным: не бывает детских сюжетов, а по форме. Льюис неожиданно для меня обнаружил родство со многими другими современными писателями, которых я считал столпами постмодернизма.
Для начала я скажу каноническую фразу о том, что этот роман вариация на тему классического мифа об Амуре и Психее. Автор этого и сам не скрывает.
Затем попробуем вспомнить о переработке мифа в современной прозе. Это вещь непростая и требует отменного кругозора. У Апдайка был роман «Кентавр», типологически он довольно близок к роману Льиса, но миф там – метафора происходящего в реальности.
Есть что-то общее у обсуждаемого романа с романом Джулиана Барнса «История мира в 10 и ; главах».
Уильям Голдинг написал роман об одиночестве и власти в античные времена «Двойной язык».
Ироничный роман Джозефа Хеллера «Портрет художника в старости» содержал отрывок из жизни Зевса, выдержанный в схожем духе.
Именно стиль романа близок к научным романам Питера Акройда.
Мне лень, как в прошлой заметке о романе Бальестера, держать ритм и соблюдать видимость серьёзной работы ума. Это всё требует много времени. Кроме того, самые серьёзные из моих размышлений о Бальестере, вообще, остались без внимания. Формат данного сообщества предполагает некоторую легковесность и общедоступность. Поэтому я решил вернуться к некогда опробованному мною жанру вопросов о том, чего я не понял в прочитанном романе. Тот, кто имеет на этот счёт определённое мнение, может написать ответ…
Правильно ли я понимаю, что это роман о видах любви?
Но почему Льис так явно оставил лакуну в отношениях Оруали с противоположным полом? От этой пустоты схлопывается весь роман…
В конце романа мне очень понравилась фраза, состоявшая в том, что больше всего Психея или Истра должна была опасаться любимых людей, которые могли помешать в выполнении ей божественного приказа. И вправду любимые и близкие люди часто могут оказаться близоруки в своей любви к нам и мешать главным делам нашей жизни. Ну а magnum opus потому и называются главными, что, выполняя их, мы можем сгореть дотла, исчерпать себя до конца. Помните такой рассказ Чехова про монаха, который являлся одному творческому человеку, всё жалующемуся, что залечили они его до исчезновения таланта. Вернее, исчезновения безумия, являющегося непременным атрибутом нестандартной личности. Собственно, так и нам безумной казалась Психея, рассуждающая о дворце на безлюдном поле.
Ещё я не силён в истории, многое позабыл, но кто реальный прототип этой царицы воительницы? Не та ли царица, которая по преданию отрубила голову Киру и окунула её в кровь? Или царица Савская? Тогда где Соломон в романе?
«Пока мы лиц не обрели» в некоторой степени роман о точках зрения, о переменах в человеческой жизни, о сосуществовании различных мировоззрений правдивых, но вроде бы взаимоисключающих друг друга. Так очень красиво в конце романа Льюис приводит противоположные Царице точки зрения: жены воителя Бардии, об истории её сестры Редивали, неожиданно себя ведёт и грек Лис.
Не припоминаете похожего изобилия диалектических отрицаний в романе Аласдера Грея «Бедные-несчастные»?
Одной из важнейших тем романа является одиночество, как вынужденное, так и желанное. Так сперва Оруаль не подозревает о своём уродстве и ищет в мире любви, и лишь потом, наталкиваясь на грубость мира и неприглядные его стороны, ограничивает общение кругом близких людей тех, кому можно доверять. С другой-то стороны, общество, как подвластная ей толпа, всегда предстаёт перед ней безликой и глупой массой, которой можно помыкать, а она ищет ум и человечность. Символом одиночества становится затем её платок на лице, который делает её загадкой, который делает её более загадочной. Эта накидка помогает оставаться ей наедине с собой, а с богами она встаёт в открытое противостояние. Похожий мотив вуали, скрывающей внешность, я припоминаю в другом современном романе – «Невидимки» Чака Паланика. В романе Паланика вуаль значила всё же нечто другое.
О чём тогда говорит финал романа? О бессмысленности протеста царицы, о том, что нет никакого противоречия между земным и небесным? Факт существования бога разом снимает все противоречия между Истрой и Оруалью, равно как и между рациональным и интуитивным способом познания.
Но какой всё-таки смысл вкладывался в смысл слов о том, что Оруаль будет той же Психеей, но на земле? В том ли смысл, что её жребий оставаться непонятой людьми, но любимой и уважаемой.