«ЗОЛОТЫЕ КРУПИЦЫ»
(Окончание)
I
О скупости В.Д. по институту ходили легенды. Наша директриса жаловалась моей тетке – своей старой знакомой:
- Что он меня, за дуру держит? У него в отделе работает 18 человек, им на зарплату нужно, наверное, не меньше 6000 долларов в месяц, а он приходит и говорит: «Прибыль отдела за этот месяц составила 100 долларов».
На счет зарплаты она конечно погорячилась. Многие из нас, как, например, вышеупомянутый Вениамин Меркурич, месяцами, а то и годами выпрашивали у него получку. Тут он вел себя, как настоящий красный купец, открывший свою лавку под сенью госучреждения. Здесь он завел барские замашки, т.к. в любую минуту мог каждому указать на дверь, ибо никто из его сотрудников не числился в штатном расписании. Времена были голодные (середина 90-х) и люди шли на это. Его махинации с зарплатами и деньгами вошли в пословицу.
- С деньгами нужно тянуть, сколько это возможно, - любил повторять он.
Эта политика принесла свои плоды: к нему стекались прибыли со всего отдела, над которыми он единовластно распоряжался, не давая никому и полноса всунуть в свою бухгалтерию.
Правда, в конце концов, это привело к тому, что в один прекрасный день ему объявили, что он уволен, дав на сборы 2 дня. Но мы забежали вперед.
С подсчетами дивидендов у него была своя метода. Вслед за героями американских кинобоевиков, он то и дело повторял: «Мы все в одной команде». Это был декларируемый им лозунг в работе. Правда, у этого лозунга было окончание, которого он не любил произносить вслух: «А команда – это я».
Таким образом, первая часть слогана распространялась на исполнителей, взаимозаменяющих друг друга, подхватывающих в случае необходимости, один работу другого (что неизменно позволяло сваливать ошибки руководства на «крайних», но об этом чуть позже), а вторая – лично на В.Д., единолично восседавшего на вершине созданной им финансовой пирамиды.
Система работала безотказно. Для того чтобы выводить «крайних» на чистую воду, - а ими, как правило, почему-то оказывались всегда одни и те же люди (в просторечье – «козлы отпущения»), - существовали собрания.
Поскольку обвинения навешивались произвольно – т.е. не являлись обоснованными, продиктованными реальной причиной, а были лишь призваны лишний раз подчеркнуть белизну одежд В.Д., - жертвы отчаянно защищались. Это почти автоматически провоцировало скандал, поэтому практически все собрания оканчивались склокой, где все кричат и здравое зерно восстановить невозможно. Скандал был неотвратим, ибо руководство, заставляя нас работать в режиме пожарной команды, то и дело давало сбои, за которые кто-то должен был отдуваться (разумеется, минуя само руководство).
Сами собрания, как не нужные никому, кроме В.Д., назначались им также единолично и произвольно. Вплоть до таких объявлений:
- Завтра – среда и у нас очередное собрание. Назначаю его на 12 часов. Но поскольку в следующую среду меня не будет, проведем еще одно, внеочередное сегодня.
Впрочем, всем нам, привыкшим работать перед праздниками в субботу за четверг, это было не в диковинку.
Вообще, без хорошей склоки, с точки зрения В.Д., рабочий день не мог быть продуктивным. Вот, допустим, одно будничное утро. В.Д. еще нет. Все тихо. Все спокойно работают на своих местах. Каждый занят своим делом. Вдруг в помещение, как вихрь врывается В.Д. Он переполнен прожектами и новыми идеями, как скоординировать нашу работу наилучшим образом. Еще ничего не произошло, но у людей вдвое натянулись нервы, его прилет повысил градус общей атмосферы сразу в несколько раз. Разрядить грозовую обстановку, которую В.Д. умел создать, как никто другой, мог только грандиозный скандал с криками, руганью, пятнами на лицах (в один из таких грозовых разрядов скоропостижно скончалась от инсульта наша бухгалтерша).
Как-то я заметил одному нашему сотруднику Валерию Викторовичу:
- А в монастырях по утрам тишина, монахи молитвы читают…
- А у нас, - подхватил он, - как в царстве у бабы-Яги. Пока метлами не намашутся всласть, никакое дело не начнут!
Добрая половина рабочего времени уходила на преодоление неуемности В.Д., который на правах руководителя во все дела совал свой нос, и все время норовил пойти самым замысловатым, неизведанным путем, который таил в себе Бог весть какие засады и западни. Это называлось у него «не носить все яйца в одной корзине», т.е. нельзя все время ходить по проторенному пути – вдруг обвал или землетрясение, можно будет пойти в обход, по разведанным стараниями В.Д. тропам. Надо ли говорить, что обходные тропы заводили всегда в тупик, благодаря чему все сроки срывались, и все летело в тартарары. И вот тут-то и приходилось в авральном порядке бежать торной дорогой, по которой следовало пойти месяц назад, и которую протоптали до этого сотни раз. Именно в таких случаях В.Д. очень пригождались собрания, где он клеймил исполнителей за сорванные сроки, скромно умалчивая, по чьей подсказке исполнитель, скрепя сердце, забирался в эти буераки, так что потом пришлось спасать положение с напряжением всех сил. Вообще, когда один начинал работу, второй продолжал, третий заканчивал, когда один сказал, другой передал, третий не услышал, был любимый стиль работы В.Д.
В свое время он закончил школу комсомольского актива, где, очевидно, почерпнул метод управления людьми, держа всех на крючке. Поэтому, скорее всего, он делал все это, т.е. запутывал рабочий процесс до невозможности, вполне намеренно.
Именно когда в сорванном задании виноваты все, он выступал особенно блестяще в своих сверкающих одеждах, меча на собраниях громы и молнии, как некий Зевс Громовержец сертификации.
Если на человека не было компромата, он его придумывал. Однажды на собрании В.Д. торжественно показал фляжку коньяку, которую он, по его словам, нашел в столе у Валерия Викторовича. Валерий Викторович был достаточно независимым сотрудником, который, платя ежемесячный оброк В.Д., чувствовал себя относительно свободно (насколько это вообще было возможно в рамках созданной В.Д. системы). Его нужно было прижать к ногтю. И вот перед собранием предстала преступная фляжка, найденная у него, с целью публично заклеймить провинившегося позором, а затем оштрафовать или просто ограничить его свободу передвижения. Но за Валерия Викторовича на собрании неожиданно вступился его друг Владимир Андреич.
- Слав, ну-ка дай посмотреть твою бутылочку, - обратился он к В.Д. - Так, - повертел он ее в руках. – Ну, во-первых, ты хочешь сказать, что роешься у своих сотрудников в столах?
- М-эм-эм-эм, - пожевал В.Д. губами.
- А во-вторых, - продолжал неторопливую речь Владимир Андреич, - на бутылке дата изготовления - 01.10.84 г. Ты что же, хочешь сказать, что Валерий Викторович специально держал 15 лет эту бутылку в столе, чтобы после собрания ее выпить на работе, когда все уйдут?
- Ну, так ска-ать, м-эм-эм-эм, - повторил В.Д.
Он и сам понимал, что с бутылкой сглупил, не посмотрев на ней дату.
После собрания Валерий Викторович нервно курил, стоя в коридоре. К нему вышел В.Д. и тоже закурил.
- Ну, Валер, так ска-ать, не обижайся, - начал В.Д. – Нельзя все уж так близко принимать к сердцу!
- Не подходи ко мне, - тихо проговорил Валерий Викторович. – Лучше не подходи, если не хочешь, чтоб я твой поганый язык на кулак намотал!
Долго после этого не разговаривали Валерий Викторович и В.Д. Вплоть до следующей зарплаты.
Вопросы зарплаты всегда для В.Д. был животрепещущий и непростой. Вообще-то, по словам того же Валерия Викторовича, не В.Д. платил ему зарплату, а он В.Д. Прибыль от заказов, к которым сам В.Д. никак не прикладывал руку, поступала к нему, из которой он, за вычетом сумм, определяемых им самим, и платил зарплату. Так что, неизвестно, кто кого благодетельствовал. В.Д. всячески хотелось показать, что он – нас. Его система выдачи зарплаты также была достойна отдельной строки. Перед В.Д. стояла, казалось бы, неразрешимая задача: как заставить работника, который платил оброк, еще заставить отрабатывать и барщину. Казалось, одно исключало другое. Если я приношу прибыль, и отдаю половину ее начальнику, то я вольная птица, сам планирующий свой рабочий день. Если же я трачу все время на исполнение поручений начальства, я не приношу прибыль, а получаю з/п за свою работу. В.Д. умудрялся требовать от всех и то, и другое. И как это ни удивительно, это ему удавалось. Тут ему удивительно помогало слово-перевёртыш «команда», которому он с ловкостью фокусника придавал взаимоисключающие значения, - в зависимости от ситуации. В случае выполнения работ это слово означало совместный труд на благо процветания отдела, в случае пожинания плодов этих совместных усилий оно означало его, В.Д., индивидуальную персону.
Если работник за какой-то месяц не приносил прибыль, ему говорилось:
- Ты ничего не заработал, о какой зарплате может идти речь! В лучшем случае, руководство может дать тебе взаймы. Т.е. зарплата выдавалась в виде аванса, который формально требовалось потом вернуть.
Если же работник приносил за месяц порядочную прибыль, то это тоже ровным счетом ничего не означало. Он также не мог рассчитывать ни на какие деньги, как и в первом случае, просто, по другой причине. В.Д. объяснял ее так:
- Ты в этом месяце заработал, хорошо! Но другим-то тоже надо зарплату платить, а они все в этом месяце сидят на нуле.
Нужно ли говорить, что и с сотрудниками других секторов велись те же разговоры. Устроить очную ставку, чтобы уличить В.Д. во лжи, воспользовавшись теми же собраниями, т.е. побить его – его же оружием, почему-то никому не приходило в голову.
Впрочем, к чести В.Д., зарплаты в виде заемов ему все равно никто не возвращал, да он их и не требовал, очевидно, потому что, как сам не любил расставаться с чужими деньгами, так и требовать у других свои - ему тоже не приходило в голову. Вообще, зарплату у него всегда нужно было выпрашивать на что-то: либо, на срочную поездку, либо на неотложную покупку чего-либо, как будто з/п должна выдаваться только в чрезвычайных обстоятельствах (да для В.Д. каждая з/п и была постоянным ЧП, отравляющим его существование), когда без нее не обойтись. Просто выполненная работа, таким образом, не являлась основанием для ее выдачи.
Естественным следствием подобной политики стало то, что реальные цифры прибылей стали утаиваться (буквально таять на глазах), а называться вымышленные, составляющие десятые доли от реальных. Ну, в самом деле, кому интересно работать на дядю, в терминологии В.Д. – команду, когда, сколько ни принеси, все равно получишь шиш. Некоторым хватало одного дележа, чтоб понять правила игры, другие, попростодушней, напарывались на произносимые В.Д. на голубом глазу обещания, как корабль на подводные рифы, в течение всего общения с ним.
В.Д. злился, чувствовал, что его обманывают, не говорят обо всех доходах, но ничего поделать не мог, система, выстроенная им самим, долженствующая, по его мнению, воспитывать корпоративный дух в команде, обернулась карикатурой на себя.
Дело шло к развалу. Отдельные группы, давая все меньше в общий котел, все дальше обосабливались друг от друга.
II
Однажды В.Д. пригласил одного меня на субботник. Поскольку на нем были только он и я, субботник можно было назвать конфиденциальным. Дело происходило в субботу, поэтому покрова ночной темноты не потребовалось.
- Мне нужно вывести отсюда кое-что на дачу, - пояснил В.Д., понизив голос.
Я невольно оглянулся по сторонам. Похоже, мне предстояло принять участие в некой закрытой акции, не предназначавшейся для посторонних глаз. Как оказалось, нам предстояло загрузить в кузов машины те обломки мусора, которые В.Д. собирал неустанными трудами в институте за несколько лет. Честно говоря, после того, как мы загрузили полный кузов, появление нашего грузовика в воротах проходной можно было объяснить только вывозом строительного мусора, в связи с капитальным ремонтом одного из этажей. Мне даже стало как-то неловко за В.Д. Вроде столько зарабатывает на нас – и из чего собирается строить дачу! Хороший хозяин не стал бы строить из этого порядочную собачью будку.
В.Д. напомнил мне сослуживца одной моей знакомой. Тот имел жену, которая воровала в Роскомимуществе, точнее, работала, что, в общем, одно и то же. У семьи было 3 дачи, разбросанные в разных районах Подмосковья (раз человек сидит на стройматериалах ничего, кроме строительства дач ему не остается). Четвертая, каменная, трехэтажная, была в стадии строительства. Сей знакомый был достаточно обеспечен женой, чтобы не работать, тем не менее, он ходил в один НИИ, чтобы не остаться под полным ее контролем .
Богатство не изменило его. Он был и остался барахольщиком в душе. Каждый день, с утра, когда все рассаживались по рабочим местам, он отправлялся на промысел. Весь день он ходил по территории института (благо отдел, который вскоре закрыли, не был загружен работой), и под конец обязательно возвращался с каким-нибудь трофеем. То это был ржавый барабан от стиральной машины, то вырезанная из брошенного холодильника морозильная камера, то еще что-нибудь в этом роде.
Однажды он вернулся прямо-таки именинником.
- Сегодня лучший день в моей жизни! – объявил он во всеуслышанье. - Я обнаружил на нашей помойке прямо-таки клад (здесь прослеживается прямая перекличка с «золотыми крупицами» В.Д.).
- Что? Что вы нашли?! – воскликнули все.
- Плакаты 70-х о дисциплине труда. Приеду, всю дачу обклею!
Одной из страстей, снедавшей В.Д., была экономия бумаги. Если эту экономию на Западе оправдывают такими соображениями, как экономия лесов Южной Америки, то у В.Д. был чисто меркантильный интерес, направленный лишь на экономию средств. Поэтому он старался снабдить сотрудников то просроченной фотобумагой, приспособив ее для рабочих записей, то лентами для ЭВМ первого поколения, но апогеем его деятельности в деле экономии бумаги стали бумажные папочки, сбережение которых стало его последней страстью перед уходом. Где он их достал, история умалчивает, но он относился к ним с таким трепетом, как будто это были не картонки, стоимостью 10 копеек, но раритеты из архивного фонда Ленинской библиотеки. Все дела должны были храниться в этих папках. Но при этом на них нельзя было писать название дела, - но лишь приклеивать бумажку с его названием, которую после сдачи дела в архив можно будет оторвать, чтобы наклеить на старую папку новую бумажку с другим названием, обеспечив, таким образом, этим мятым картонкам неограниченный срок службы.
Можно, конечно, долго рассказывать про причуды В.Д, но дать им поголовный реестр не входит в планы автора. Конечно, В.Д. не описывался одной своей склонностью к экономии. Его портрет будет неполным, если не сказать и про хорошие черты, характеризующие его с положительной стороны. В.Д. был феноменально общителен. Его никогда нельзя было застать на рабочем месте, потому что он всегда обсуждал с кем-нибудь на лестницах и этажах свои бесконечные вопросы. Он вообще был большой любитель разговора. Поэтому разговоры у него всегда стояли на первом месте, а дела на втором. Хотя почему, собственно, был, он остался таким и по сей день. Поэтому на всяком застолье из говорящих тосты В.Д. всегда был в первых рядах. Ни один банкет не обходился без прочувствованного, трогающего за сердце спича В.Д. В свои 60 он очень любил плясать. Как пройдет час от начала застолья, В.Д. всегда требует поставить музыку, причем, она должна быть, по его выражению «не похоронной». Однажды в порыве вдохновенья, он, скинув ботинки, принялся отплясывать в зале ресторана босиком. После этого у него появилось прозвище «танцор диско». Вообще, В.Д. был по-своему добр, и он даже всегда был готов помочь людям, если только это не было связано с деньгами. Но как на грех, именно денег от него всем было и нужно, ибо с легкостью вступая во взаимные обязательства с другими, сам не чувствовал себя связанным никакими обязательствами. Любовь к застольям и явилась, в конечном итоге, первым шагом к его увольнению. Конечно, причины были глубже, их я коснулся выше, но вот поводом, ставшим, так сказать, пушинкой, подломившей спину верблюда, явился банкет, устроенный В.Д. в честь своего шестидесятилетия. На банкет было приглашено 150 человек. Все говорили здравницы в честь юбиляра, называя его элитой сертификации, и это оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения дирекции. «Прикидывается бедной овечкой, а сам, как сыр в масле катается!», - подумала дирекция. - «Ну, нет!»
После памятного многим юбилея вольница В.Д. просуществовала недолго. Над ним поставили зам. директора, которого обязали собирать с В.Д. ежемесячный удой. Деликатная душа В.Д. не выдержала такого геноцида, он смог только единожды исторгнуть из себя, не поперхнувшись, требуемую от него сумму, и через 2 недели написал заявление об уходе. Сборы были недолги….
27.07.07 г.