Рассказ.
Меня вышли провожать мать и наша собака. Отец выйти не смог, он уже давно был болен и из квартиры не выходил. Мать вела на поводке нашу любимицу дома, громадную немецкую овчарку Рону. Говорить не хотелось, шли молча. В такой момент слова только мешают. Мартовский день был сумрачный, время от времени, из-за туч появлялось солнце, словно тайком наблюдало за происходящим, и снова пряталось, будто бы стыдясь чего-то. Мы ждали такси. В душе что-то давило, напирало на грудь, пытаясь раздавить ее. Но я крепился. Мать тоже. Рона, казалось, не понимала, что происходит, сидела тихо, и тоже ждала. Вещей было не много, две небольшие, спортивные сумки, никто не думал, уезжать надолго. В кармане было триста долларов, на первое время хватит. Ожидание затянулось и стало невыносимым.
Из-за поворота, нашего дома, появилось такси. Мы нервно засуетились, сами не понимая почему. Рона почувствован нашу нервозность, стала заглядывать нам в глаза, пытаясь разгадать мотив нашего взволнованного поведения. Глаза ее были полны вопросом, что происходит, зачем эти сумки? Куда я еду?
Увидав нас, и мой багаж, таксист остановился напротив нашего подъезда, и стал помогать укладывать багаж в машину. Я стоял напротив матери, и не знал что сказать. На ее глазах проступили слезы, но она старалась не плакать, держалась как могла.
Я обнял и поцеловал мать. Как только водитель такси стал укладывать сумки в багажник, с моей Роной что-то произошло, она взволнованно металась, вырывалась, поднимала передние лапы, пытаясь поставить мне на грудь, пыталась лизнуть меня в губы. Она вдруг поняла, что происходит. Она не находила себе места, рвалась из рук матери, завывала, словно стонала. Я крепко обнял мою собаку, погладил ее по холке, и сказал «пока». Лучше бы я этого ей не говорил. Моя Рона, начала лаять, как никогда не лаяла. Ее лай был похож на человеческий крик, пронизывающий души до самых затаенных уголков ее, о которых человек и знать не знает, что они существуют. Этот лай уносился во вселенную, возвращался оттуда и пронизывал мою душу и моей матери. Солнце, услышав этот стон Роны, спряталось за облака, и больше я его не видел.
Я больше не мог этого слышать, вскочил в такси, и уже хотел закрыть дверь. Но этот лай меня остановил. Я снова выскочил из машины, подбежал к Роне, еще раз обнял ее. Но этот раз я уже плакал. Плакала и мать. Рона не плакала, она рыдала, она страдала больше всех. Ее страдания слышал весь мир, ибо не услышать, это было невозможно. По крайней мере, мне так казалось в ту минуту. Ее лай был похож на человеческую речь, сливаясь со стоном страдающей собаки. Она лаяла, словно что-то пыталась сказать, словно боялась, что не успеет сказать что-то важное, крайне важное. Этот лай резал мне слух, разрывал мне душу. Я вскочил в такси, пытаясь спрятаться за холодным металлом машины. Но от себя не убежишь. Слезы навернулись на глаза, я уже ничего не видел, только по движению машины понял, что мы поехали. Я еще долго слышал лай моей Роны. И приехав на вокзал, я слышал ее лай, я видел ее боль и страдание. Подъехал поезд, и я уехал.
Через два года Рона умерла. Мать сообщила мне об этой страшной новости по телефону. В эту минуту я понял, что умер член моей семьи, умер мой друг, мой ангел, моя любовь.
Я ужасно переживал потерю. И только после смерти Роны, я понял, о чем она хотела мне сказать: она прощалась со мной навсегда. Это небольшое земное чудо, полное любви и преданности, уже в тот прощальный момент, знало, что мы уже никогда не увидимся. Она вдруг ощутила тот дух предвидения и пыталась донести до моего сердца тайну моего будущего. Но, к сожалению, мы видим только глазами, и почти никогда сердцем. Еще через два года я потерял отца, так и не увидев его. Отец умер за день до моей свадьбы. И я больше чем уверен, что Рона об этом знала.
И сейчас, обнимая моего маленького сына, я вспоминаю вещий лай моей любимой Роны – речь природы, которую я так и не понял. А ведь она говорила мне, что у меня будет замечательный сын. И я буду счастлив.
Но счастлив ли? Зная, что я уже никогда не увижу, моего отца, что я уже никогда не увижу мою Рону. И увижу ли я свою мать и сестру? В чем собственно счастье? В будущем, прошлом, или настоящем? Я не услышал, голос природы, я не услышал себя. А ведь меня предупредили о том, что меня ждет, голосом моей собаки. Беда в том, что мы имеем глаза да не видим, имеем сердце да не слышим. Ушами слышим только что нам сладко, а боль ближнего не видим.
Мать осталась жить одна. Она подобрала на улице собаку, дворняжку, и назвала ее Рона.
Глядя на фотографию моей семьи, висящую над моим письменным столом, я слышу прощальный лай моей любимой собаки, прощающуюся со мной навсегда.
Но пройдут годы, и я больше чем уверен, я знаю, что однажды мы с ней встретимся. Мы обязательно встретимся!
Я буду идти по синему синему небу, а навстречу мне будет бежать моя любимая Рона! И я побегу ей навстречу, и мы сольемся воедино, и нас уже никто не разлучит, даже Ветер! И мы пойдем вместе. И Солнце будет указывать нам дорогу.
И однажды на зеленой лужайке, будет играть маленький мальчик. И вдруг подняв голову к небу, он обратится к своей матери, одернув ее за рукав. И скажет: «ма… смотри человек и собака». Мать посмотрит в небо, но увидит только белое облако. Пожмет плечами и ничего не ответит. А по синему синему небу будут идти человек и собака. И они уже никуда не будут спешить, ибо будут уходить в Вечность.