Полет, отрывок из Любимого романа

Афанасьева Вера
Читатель, наверное, и думать забыл о несчастном Иване Сидоровиче, так безжалостно выкинутом  господином В. З. Вулом в неизвестность. А между тем,  Ивана Сидоровича ожидал  весьма долгий, трудный и интересный путь, который заслуживает того, чтобы рассказать о нем подробно и обстоятельно.
Иван Сидорович пулей вылетел из окна ресторана, сделав гигантскую дугу, миновал все слои земной атмосферы и с огромной скоростью  устремился в открытый космос. Траектория его полета была кем-то так точно рассчитана, что он удачно миновал Марс, Юпитер, Сатурн, Нептун, Уран, и Плутон и помчался прочь от родной системы. Первое время он летел, от ужаса ничего не замечая вокруг, но скоро ему надоело бояться, и он стал осматриваться.
Мимо него проносились звезды и целые галактики. Не очень хорошо знакомый с теорией относительности, Иван Сидорович все же знал, что скорость света является максимально возможной,  и что даже с этой скоростью лететь до ближайшей  к Земле галактики нужно очень долго. Он же, судя по его  ощущениям, летел совсем  незначительное время, а покрыл уже такие расстояния, на преодоление которых  и солнечному  лучу понадобились бы столетия. Значит, либо летит он с неизвестной, еще большей скоростью,  либо время в космосе тянется совсем иначе. Иван Сидорович от природы был пытлив и начал размышлять:
- С какой же это скоростью я лечу? Почему не умираю, я ведь в безвоздушном пространстве? Почему не  сгорел в атмосфере, как метеорит?  Почему не обугливаюсь вблизи жарких солнц? Почему не страдаю от космического холода?
Он подумал-подумал и нашел-таки ответ. По всему выходило, что он мертв. Это Ивана Сидоровича почему-то совсем не расстроило, а вот лететь уже порядком наскучило. Надоело бесконечное звездное мелькание, и безделье надоело, не привык он бездельничать. Тогда от скуки он стал экспериментировать и скоро обнаружил, что вполне может управлять своим полетом, замедлять и  ускорять движение, менять направление, лавировать.
- А не полететь ли мне домой? – подумал он.
Но, поразмыслив, сам  же себе и ответил отрицательно:
- Нет, меня этот не пустит. Он послал меня к чертовой матери, и пока я там не побываю, назад мне не вернуться. Да и как же я вернусь такой мертвый?
Нет, что бы ни говорили об Иване Сидоровиче недоброжелатели, глупым его никак нельзя было назвать, и, подумав еще немного, он понял, с какой скоростью летит.
- Такие огромные расстояния за такое малое время может преодолевать только мысль, - сказал он сам себе, потому что больше сказать было некому. – Я лечу со скоростью мысли. А значит, мысль моя жива даже после моей смерти.  Наверное, многим людям это известно, но я раньше об этом не знал, и могу гордиться тем, что дошел до этого сам. Только жаль, что об этом никто не узнает.
Иван Сидорович прибавил ходу и очень скоро наткнулся на очень жесткую преграду. Вспомнив  случайно увиденную телепередачу, он решил, что это плотная граница Вселенной.
- Вселенная вроде имеет форму шара, - вспоминал он, - а у шара должна быть граница.
Чтобы проверить эту гипотезу, Иван Сидорович с силой оттолкнулся от непроходимой стены, как от бортика бассейна, и полетел прямо в обратном направлении. Он ускорился и очень быстро достиг противоположной, такой же жесткой, преграды, с удовольствием естествоиспытателя убедившись в том, что был прав.
- Не знаю, шар ли это, - говорил он сам себе, - но точно какая-то ограниченная конструкция. А если это так, с моими скоростями я смогу здесь что угодно разыскать, хоть черта лысого, хоть чертову мать. Вот если бы границ не было, мне бы туго пришлось.
Надежда окрылила Ивана Сидоровича, и он решил заняться поисками. Подумав, он понял, что лететь ему надо вниз, и уж, было, собрался, но тут остановил себя:
- Это же космос, может быть, шар, откуда мне знать, где здесь верх, где низ. Слетаю-ка я туда, что мне кажется верхом, если это и в самом деле верх, то исключу это направление, а заодно и посмотрю, что там.
И он полетел к тому, что казалось ему верхом. Он поднимался, и новые ощущения наполняли его. Сначала он понял, что  в школе и институте его неверно и примитивно учили и все, известное ему о свойствах пространства, - сущая чепуха. Пространство вовсе не было трехмерным, как  гласила геометрическая аксиома, и подтверждал обыденный земной опыт. Оно напоминало стопку так любимых им блинов или гигантский слоеный торт, в каждом слое которого было свое собственное число измерений.
Иван Сидорович начал перелетать из слоя в слой. Попадать в некоторые слои было неприятно, там он расплющивался, становился линейным и даже точечным.  Другие слои были многомерными и давали ему новые, непередаваемые словами возможности иначе ощущать свое тело. Уже четырехмерность переполняла, пятимерность же не поддавалась суждению, но давала свободу и была очень приятной. Он летал по  большим измерениям, наслаждаясь, как человек, впервые купающийся    в океане.
Немного позднее он каким-то непостижимым образом почувствовал, что время тоже не является одномерным и имеет свою плотность.
- Рассказать бы нашим, - с удивлением подумал он. – Да кому такое расскажешь.
Тут Иван Сидорович пожурил себя за то, что постоянно отвлекается, решил действовать более целенаправленно, в соответствии с поставленной себе задачей, и круто взмыл вверх. Он поднимался все выше и выше и внезапно понял, что место, где он находится вовсе не является тем, что принято называть физическим миром. Каким-то внутренним природным зрением, унаследованным от бабушки-кудесницы, он увидел, что попал в неведомые ему раньше духовные миры, и продолжал подъем. 
В какой-то момент он почувствовал, что летит иначе, чем раньше. Если  в самом начале полета он  ощущал себя, как брошенный кем-то камень, а позднее, как некоторое ладно сделанное техническое устройство, то сейчас ощутил себя так, как будто у него выросли крылья. Он даже потрогал свою спину, таким сильным было это ощущение, но крыльев не обнаружил. Но какие-то особые невидимые крылья у него, безусловно, были, и они придавали его полету новое качество, дали возможность парить.
Тут Иван Сидорович обнаружил, что, занятый собственными ощущениями,  пропускает многое интересное вокруг себя. Широко открыв глаза, он  увидел неизвестные ему миры, вовсе не похожие на однообразный и надоевший космос. Перед ним открылись долины, в которых росли огромные невиданной прелести разноцветные цветы; сияющие гигантские пирамиды, словно отлитые из прозрачного радужного хрусталя; слои голубого, бирюзового и розового цвета, напоминающие рассветное небо.  Это было так прекрасно, что у Ивана Сидоровича перехватило дыхание и даже появились слезы.
Немного позднее он обнаружил, что  миры эти населены легкими полупрозрачными людьми, с молодыми лицами и нежными улыбками. Лица некоторых показались ему знакомыми, и он даже несколько раз хотел притормозить, чтобы разглядеть их внимательнее, а может быть, и поздороваться, но решил, что неудобно так глазеть на людей, даже доброжелательных и прозрачных.  Один человек показался ему  до боли знакомым, родным и он понял, что много лет видел его на портрете, висящем в школе.
- Не может быть, это же, кажется Достоевский, - подумал он.
И ему стало стыдно, что  он так и не удосужился прочитать книги человека, который после смерти удостоился радости жить в таком чудесном мире.
- Нет, - подумал Иван Сидорович, - я лечу не туда. И мне здесь, конечно, не место. Полечу-ка я вниз.
Он быстро миновал все слои, мимо которых уже пролетал, снова вылетел   в знакомый космос и стремительно рухнул вниз. Скоро Иван Сидорович понял, что попал в гораздо более неприятное место. Низ мироздания тоже был многослоен, и он проходил за слоем слой, но спуск был сложнее подъема. Нижние миры давили печалью, тоской, унынием и болью, здесь царила духовная духота. Падать было хуже, чем взлетать.
Серы и многолюдны были верхние слои, напоминающие пустыню Гоби, где  случалось ему однажды побывать во время поездки  в дружественную тогда Монголию, или осеннюю, еще не покрытую снегом тундру. Люди здесь занимались тяжелым безрадостным бесконечным трудом,  были усталы и унылы, никогда не улыбались и не могли разговаривать. Иван Сидорович поторопился поскорее пролететь  эти тоскливые миры, но дальше было еще хуже.
Он летел вниз мимо отвратительных, кишащих гадами болот,  дурно пахнущих вязких морей,  раскаленных каменных пустынь, душных огненных пещер, зловонных баков, наполненных чем-то вроде горячей нефти. И всюду были обитатели, хотя их становилось все меньше и меньше, и они все меньше походили на людей. Он встречал существ без лиц, убогих и уродливых карликов, видел человеческие подобия, чья плоть была истерзана и истрепана так, что напоминала  окровавленную рваную ветошь,  шарахался от людей-червей, поедающих самих себя.
Страшные миры начали множиться и разветвляться,  некоторые  были очень малы, словно созданы специально для одного обитателя. Попав в какой-нибудь крохотный ужасный мирок, Иван Сидорович пугался, что не сможет выбраться из него, так стеснены были в нем движения, так тяжел был груз, давящий на дух и плоть. Отшатнувшись от одного такого мира-ловушки, он резко изменил курс, и налетел на вертикальную расщелину в  черной алмазной скале. Иван Сидорович хотел пролететь мимо, но внезапное любопытство овладело им, и он заглянул в щель, подсвеченную каким-то красным излучением. Там, зажатый со всех сторон в абсолютной неподвижности стоял какой-то человек. Иван Сидорович понял, что это какой-то особый грешник, потому что все мироздание давило на него всей своей неисчислимой тяжестью, принося ему немыслимые и непредставимые муки и расплющивая даже молекулы в его теле. Иван Сидорович вгляделся в искаженное болью, перекошенное адской мукой лицо страдальца. Тот был рыжим, бородатым и очень худым.
- Как он похож на Петю, - с удивлением подумал он, и, застеснявшись, что в присутствии страдающего человека думает о всяких глупостях, полетел дальше.
Миры, в которых находились страдающие люди,  закончились и он попал в миры демонов.
- Теперь мне уже недолго лететь осталось, -  спокойно констатировал Иван Сидорович и полетел дальше.
Он старался не смотреть на демонов, но все же видел, что некоторые  из них каким-то образом похожи на людей,  но на людей искаженных, перевернутых,  передернутых и безобразных. Другие же были безвидны,  либо неописуемы известными Ивану Сидоровичу словами и абсолютно безучастны к происходящему.      
Иван Сидорович чувствовал, что совсем уже выдохся, что даже мертвый мозг его и мертвое сердце могут не выдержать нахлынувших на них  эмоций и сломаться, умереть во второй и даже третий раз. Силы почти окончательно покинули его, когда он понял, что попал туда, куда стремился.
Перед ним простирался чудовищный фиолетовый океан, густой и плотный, при одном взгляде на который становилось ясно, что это и есть вместилище зла, хранилище жестокости, мировой резервуар  всего самого отвратительного. Черное солнце над океаном распустило отвратительные фиолетово-черные  лучи тоже излучало зло и внушало ужас.  Небо было асфальтового цвета. В этом мире было густо и плотно, неподвижно и тошно.  На поверхности океана, подняв глаза к черному солнцу, возлежало огромное Нечто с черными, раскинутыми от горизонта до горизонта крыльями и  жестко вылепленным лицом  антрацитового цвета.
- Как похож на картину Врубеля, - опять посетила Ивана Сидоровича глупая мысль.
Иван Сидорович завис над океаном, не решаясь подлететь к тому, кто лежал на его поверхности.
- А ведь у океана и дно, наверное, есть, - подумал Иван Сидорович. - Если здесь так невыносимо, что же, интересно там, на дне?
И он с трудом сдержался, чтобы не перекреститься, но вовремя остановил себя, испугавшись Черного.
Черный заметил его и, открыв пасть, рыкнул так низко, что Иван Сидорович с трудом разобрал его слова:
-Что тебе здесь надо?
Ивану Сидоровичу стало еще страшнее, он и подумать не мог, что бывает такой страх. Но мучиться и бессмысленно летать по мирам, не имея никакого стационарного пристанища, ему тоже невыносимо надоело. Да и был он все равно уже мертвый. И Иван Сидорович, желая разом со всем покончить,  собрал все свое мужество и спросил:
- Вы черт?
- Так меня называют невежды, - прорычал Черный.
Терять Ивану Сидоровичу было нечего, даже цепей, а ответ был неопределенным,  и он переспросил:
- Я  не понял, черт вы или нет?
- Можно  и так сказать, если тебе, олух, другие слова неведомы. Ну а ты-то каков! Это же надо, какой смелый. Да,  кого только  земля-мама не родит, не перестаю удивляться. Так чего тебе надо?
И Иван Сидорович, зажмурившись и от ужаса не слыша себя, пролепетал: 
- Меня послали к вашей матери. Вы не подскажите мне, где она?
Черный захохотал так, что затряслось мироздание. А нахохотавшись,  заорал:
- Слушай, да ты тупее президента Буша! Ты посмотри на меня внимательно, придурок. Раскрой, раскрой свои свинские глазки и подумай  заплесневевшими мозгами. Разве у меня может быть мать?  Нет у меня никакой матери, идиот!  Лети-ка ты, Ваня,  обратно!
  И Иван Сидорович пулей вылетел из черного мира, в мгновенье ока миновал все страдалища и чистилища, не заметил, как пролетел по Вселенной, и оказался на Земле.