Тонни

Давно это было. Еще в пору голубых бантов и острых пик. Даже старики рассказывают это уже как сказку. Да и было ли это на самом деле? Я расскажу, а вы судите сами.
Среди ночи Тонни неожиданно проснулся. В углу комнаты светился ночник. В его неверном свете все казалось таинственным. Длинные тени, качаясь, как водоросли, бродили по стенам, делая комнату похожей на огромный аквариум: то золотистый, то изумрудный, то розовый свет заливал ее. На ночнике сидел паук. Его причудливая тень отражалась на потолке. Он кружился вместе с разноцветным цилиндром, который двигался внутри ночника, и казалось, что это всадник на лошади скачет в ночи круг за кругом.
Тонни не боялся паука. Он привык, что тот спускался по ночам из своего затканного паутиной угла. Сонная нега не выпускала Тонни из объятий, но что-то щекотало ему нос. Тонни сморщился, оглушительно чихнул, потер руками заспанное лицо и обнаружил у себя под носом твердый нарост
– Зеркало мне, – крикнул Тонни нетерпеливо.
Никто не откликнулся на его крик. Тогда он принялся бить кулаком по стене. Дверь приоткрылась, и, не входя в комнату, Хилино – слуга Тонни – бросил ему на кровать небольшое зеркало. В минуты, когда принц гневался, слуга боялся его и старался не попадаться на глаза.
Тонни включил свет, посмотрел в зеркало и увидел, что  у него под носом вырос небольшой в мелких пупырышках зеленый огурчик с двумя нежными зелеными листочками. Эти листочки и щекотали ему нос.
Тонни попытался вырвать огурец, но маленький, выросший на необычном месте овощ, выскакивал из его толстых, как сосиски, пальцев. Наконец, ему удалось ухватить огурчик, и он стал тянуть его изо всех сил. Лицо Тонни покраснело от натуги, из глаз побежали слезы, но ничего не получалось...
Вдруг он заметил, как приоткрыв дверь, Хилино внимательно разглядывает его. Тонни проворно нагнулся, схватил тапок и запустил в слугу, но тот успел захлопнуть дверь.
Проваливаясь в пуховиках принц сполз с постели и, поднявшись по лестнице «А ля, Тонни» прыгнул в настоящие, каленые джинсы, что стояли в углу. Он сам придумал этот способ одевания брюк. Очень удобно – не надо сгибать колени, чем очень гордился. Такие лестницы продавались во всех магазинах Чумазонии. Смущало, правда, одно неудобство, прыгая, можно было сломать ноги, но это не особенно беспокоило жителей Чумазонии, потому что раз в год, пострадавшие при неудачном приземлении, после подтверждения случая специальной комиссией,  получали утешительный приз из рук самого принца.
Сейчас Тонни было не до своего изобретения. Он обдумывал, как избавиться от нежеланного украшения.
Покопавшись в шкафу, он нашел тонкую бечевку, и, обмотав ее вокруг огурчика, привязал к ручке двери, а сам уцепился за шкаф и стал ждать. Он догадывался, что Хилино уже рассказал все королеве.
Вскоре в коридоре послышались шаги, и королева постучала в дверь. Стук был необычный, словно королева стучала ногой.
– Входите, – сдавленным голосом разрешил Тонни и замер в напряжении.
– Сыночек, открой дверь сам, у меня руки заняты, – ласково попросила королева.
Тонни быстро снял бечевку и, метнувшись к окну, встал к матери спиной.
Королева была экстравагантной женщиной. Она любила все необычное. У нее, единственной в королевстве, было платье важных дел. Она принимала в нем послов и решала важные государственные вопросы. Это платье было унизано тысячами мягких серебристых иголочек, как у елочки. Если при приближении визитера эти иголочки вставали дыбом и начинали дрожать, как бы стараясь оттолкнуть королеву от вошедшего – посла не принимали. Если иголочки на платье не шевелились, королева милостиво считала вопрос решенным.
Один из министров знал тайну этого платья и всегда устраивал так, что королева принимала только выгодные для него решения. Дело прошлое, вам-то я могу открыть эту тайну, у меня даже язык чешется от нетерпения. Все дело было в магнетизме, этой волшебной силе неживых вещей.
Но сейчас королева была одета кое-как. Правый туфель у нее был на левой ноге, а правая была в тапке. Из-за этого она прихрамывала. Платье, одетое подкладкой вверх, во многих местах было побито молью, и сквозь подкладку просвечивался материал. Двигаясь стремительно,  она постоянно натыкалась на встречные предметы, оставляя на препятствиях  выдернутые нитки. Гости королевы, находя эти нитки, наматывали их на пальцы, гадая, кто их любит.
В руках у королевы был маленький поднос. На нем, кроме тарелки лежали ножик, солонка и перечница. Королева нетерпеливо обратилась к сыну:
– Я, думаю, ты позволишь маме отрезать кусочек от твоего огурчика?
– Проклятый Хилино, – пробормотал Тонни. Закрыв лицо руками, он убежал в соседнюю комнату. Мать стучала в дверь, умоляла не быть жадным и дать  попробовать кусочек.
Тонни стонал от отчаяния:
– Мамаша, что вы выдумали, у меня несчастье, а вы со странными просьбами пристаете. Ах, никогда вы меня не понимали!
Королева была настойчивой. Чтобы не смешить слуг,  говорила шепотом, настойчиво убеждая впустить в комнату. Высокая ее прическа в виде «Солнца» растрепалась. Королева совсем забыла о ней. Обруч, к которому как лучи, тянулись верх ото лба, завитые в спирали волосы, съехал на бок.
Тонни подошел к двери и затаился, слушая свистящий шепот матери.
– Сыночек, да я и не прикоснусь к тебе, дай только рассмотреть эту диковинку, – молила она.
После долгих уговоров Тонни, наконец, решился открыть дверь. Мать долго оценивающе глядела на него. Особенно ее потрясли два нежных зеленых листочка. Потом она спросила:
– У кого-нибудь в королевстве еще есть такое чудо?
 Тонни пожал плечами.   
– Ни у кого нет, – подал из-за двери голос Хилино.
– Поздравляю! – королева чмокнула сына в щеку и, отступив в сторону, еще раз любовно оглядела сына.
– Теперь ты у нас единственный и неповторимый, ты прославишь наше королевство.
Она умильно прижала к груди руки:
– А я то, дурочка, хотела слопать такое чудо. 
– Да он сам его сначала хотел вырвать, – опять вмешался Хилино. «У, ябедник, – подумал принц, но вслух ничего не сказал».
– Пойду обрадую короля, – сказала королева, и удалилась, прихрамывая и поправляя съехавшую на бок прическу.
Тонни долго рассматривал себя в зеркало и расправлял как усы зеленые листочки. Огурчик был совсем молоденький, у него даже не отпал желтый цветок завязи.
В это время в комнату вошла Лилея. В отличие от брата толстого и неповоротливого, она была тоненькой и ловкой. Волосы, собранные на затылке в пышный хвост, подрагивали в такт ее шагам. Увидев огурчик на лице у Тонни, она звонко расхохоталась. Она не могла вымолвить ни слова, лишь ее направленный на лицо Тонни указательный палец красноречиво говорил о причине ее смеха.
– Дура! – разозлился Тонни, вытолкнув ее из комнаты и захлопнул дверь.
Королева сидела за туалетным столиком. Лицо ее блестело от крема. «Какой-то волшебник или добрая фея обратили внимание на моего сына, интересно, что будет дальше», – размышляла она. Сегодня соревнование зевунов, – вспомнилось ей вдруг. Она позвонила в колокольчик.
– Напомни Тонни, что сегодня соревнования, – сказала она вошедшему слуге, – может он захочет развлечься.
А в это время Тонни, уже готовый к выходу, стоял перед зеркалом и поправлял зеленые листочки. Условия соревнования были такие: участники садились один против другого, одни зевали, а судьи начисляли очки; задачей других было вытерпеть и не зевнуть в ответ. Если кто-то не выдерживал и зевал, ему начисляли штрафные очки.
В прошлый раз так и не установили победителя. Уснул главный судья соревнований. Зевуны смотрели друг на друга, и поэтому не заметили, когда он уснул, но судья во сне громко всхрапнул и обман раскрылся. Судью заменили, но бедные зевуны чуть не плакали: так намучиться и все зря. Главный приз соревнований – самый чудесный в мире сон – так никому и не достался.
В этот раз Тонн собирался очень старательно. Он даже намочил кончики пальцев и протер глаза. Полностью он не умывался никогда. «А зачем, – рассуждал он, – все равно замараешься».
Гордо прошествовал Тонни по улицам своего небольшого городка. Встречные не верили своим глазам. Некоторые не только оглядывались, но даже возвращались назад, стараясь опять попасться ему навстречу и рассмотреть, что за диковинное украшение у него на лице. Тони, делая вид, что это его не касается, важно прошествовал в зал соревнований, где уже не было свободных мест, а участники готовились к выступлению.
Фея Бригитта, ведавшая снами, уже сидела на своем месте погруженная в легкую дремоту. Это было ее обычное состояние. На столике перед ней пыхтел и пускал клубы пара огромный медный самовар, блестевший как солнце. Пар, поднимаясь, клубился вверху, отчего на потолке проступили причудливые пятна сырости, потом опускался вниз, окутывая фею, которая грезила наяву.
В платье нежно-розового цвета, сшитого из множества лоскуточков, похожих на листья, которые шевелил легкий ветерок, дующий через открытую дверь. Она сама была похожа на прекрасный сон.
Вдруг зазвонил телефон. Фея нехотя взяла трубку. Во время разговора глаза ее прояснились, взглядом она нашла Тонни и сочувственно улыбнулась.
– Хорошо, хорошо, Лилея, я постараюсь помочь твоему брату, – сказала она.
А Тонни в это время сидел за стойкой на высоком крутящемся стуле, и хозяин бара угощал его коктейлем. Тонни медленно тянул через соломинку коктейль. Зеленые листочки, как усы, свисали в стакан, и он косил по сторонам настороженным взглядом, стараясь понять, какое впечатление он производит.
Бармена одолевал смех. Он ронял тряпку, нагибался за ней, и тогда из под стойки до Тонни доносились булькающие звуки. Тонни подозрительно глядел на хозяина бара, когда тот выныривал из под стойки и с задушенным видом показывал на горло. Потом, осененный внезапной догадкой, бармен достал из небольшой коробочки игрушку, и торопливо повернул трясущимися от смеха руками заводной ключ.
Тюк, тюк, тюк, тюк,  заковыляла в сторону Тонни заводная курочка. Белая с красным хохолком она кивала головкой, как будто склевывала зернышки со стойки. Тонни от неожиданности вытаращил глаза, а бармен, очень довольный, что больше не надо сдерживаться, расхохотался.
На этот раз соревнования выиграл Тонни. Другие, зевая, только притворялись. Он же, вставший раньше обычного, сильно хотел спать. И зевал с таким наслаждением, что слезы катились у него из глаз, оставляя на щеках грязные дорожки.
Тетушка Бригитта навеяла ему самый прекрасный в мире сон. Он увидел себя на берегу речки. Песчаное дно просвечивало сквозь прозрачные струи воды. Рыбки, резвясь, выпрыгивали из дробящихся под солнцем серебристых всплесков волн. Казалось ему, что он нежится в этой необычно благодатной реке, и она, тихо струясь, покачивает его, как ребенка. Проснувшись, он сразу с отвращением почувствовал, какой он грязный. И его осенило: огурчик то видно вырос на лице неспроста. И он поспешно простившись с окружающими, побежал к реке.
Там, сидя на берегу, он долго боязливо смотрел на воду. Из глубины вынырнула стайка рыб. Они стали переговариваться:
– Какой он грязный, какой страшный, и какая противная зеленая бородавка у него под носом, плывем отсюда скорей!
Тонни разделся, подошел к реке и, потрогав воду, трусливо отдернул ногу. Он походил по берегу, похлопывая себя по бокам. Потом присел и осторожно сполз в воду. Волны мягко подхватили и понесли его. Все было как в прекрасном сне, навеянном Бригиттой. Вода смыла с него всю грязь. Тонни даже не заметил, как отвалился с лица огурчик. На берег он вышел чистым и красивым, каким не был никогда. Довольный он отправился домой.
Королева гуляла с королем по саду. Короля даже придворные называли между собой  «как мама». Если надо было решить вопрос серьезной, государственной важности, он с надеждой смотрел на королеву и говорил только три слова: я как мама. При этом на его лице была такое выражение, что всем становилось жалко его.
Королева почти побежала к сыну, волоча за собой, как ребенка, короля.
– Посмотри, – начало было она, но тут лицо ее вытянулось от изумления. Она отшатнулась от Тонни, не веря своим глазам.
– Где? – наконец вымолвила она. 
– В реке, – в тон ей ответил Тонни. 
– Что ты наделал, как я теперь людям в глаза посмотрю? Да я разослала всем приглашение, всем пообещала сюрприз! – кричала королева.
 У нее был до того расстроенный вид, что Тонни стало жалко ее.
– Не волнуйся, мы что-нибудь придумаем, – стал успокаивать он мать. 
– Ах, что тут можно придумать, – королева хрустнула в волнении пальцами.
– Давай пригласим тетушку Бригитту и уговорим ее навеять гостям сон, которым она наградила меня.
–А что это за сон, – сразу забыв о своем огорчении, заинтересовалась королева. – Да, что это за сон, – как эхо повторил король.
– Вот уговорите тетушку Бригитту, тогда и узнаете, – сделал таинственное лицо Тонни.
В бальном зале закипела работа; срочно установили огромный самовар. Без него тетушка Бригитта не соглашалась прийти на бал.
– Это лишает меня вдохновения, – сказала она.
Вечером на балу Тонни ожидал увидеть изумление на лицах, когда он появится в зале, но получилось наоборот. Никто, никогда не видел его таким чистым. Его не узнавали. Зато на лицах у окружающих он увидел такое, что заставило его от изумления разинуть рот. Мимо него одна за другой проносились пары, и у каждого на лице было какое-нибудь украшение. У женщин серьги из вишни или черешни. У мужчин: то целая гроздь винограда свисала из-за уха, то кокетливые зеленые листочки украшали ничем больше не прикрытую лысину. Если бы Тонн не знал: до чего чумазонцы любят модные новинки, он бы подумал, что над ним издеваются.
Незаметно подошло время сюрприза. Королева взмахнула пестрой шалью, и из пара, поднимающегося клубами над самоваром, как из воздуха, возникла за столиком фея Бригитта, и улыбнулась приветливо всем. Ах, – пронеслось удивленно по залу. Фея подняла руки, и плавно повела ими: левой влево, и все стоящие по левую сторону закрыли глаза, а правой – вправо; стоящие справа тоже закрыли глаза. Фея взмахнула руками, и пар неожиданно окутал всех собравшихся.
Странное это было зрелище; по мановению волшебства зал превратился в сонное царство. Когда пар рассеялся, феи за столом уже не было, а у всех кто был в зале, сразу появились неотложные дела, и вскоре дворец опустел.
По притихшей улице почти вплотную прижимаясь к стене, точно желая в ней раствориться, пробирался полотер. Он был перепачкан мастикой. Озираясь по сторонам, перебегал от дома к дому и тихонько подвывал:
– Ой, что случилось, как мне плохо! Всю жизнь ходил грязный и не замечал, а теперь даже перед собаками стыдно.
 Полотер не подозревал, что частички волшебного пара разнеслись из дворца по всему городу. Когда фею Бригитту спросили, почему она раньше не обращала внимания на замарашек, она пожала плечами и ответила:
– Я все могу понять, но огурец на лице!
 При этом ее лицо выразило такое недоумение, что больше ее об этом не спрашивали.
Вот такая история произошла в нашей Чумазонии.  Хотя сейчас страну стали называть по-другому. А как? Догадайтесь сами.