В старом доме, где по ночам было слышно, как шуршат мыши, жил смешной трогательный человек. Звали его Данькой. Был он детский художник и больше всего любил разрисовывать обертки для конфет. Роста он был небольшого, носил вязаную шапочку с ярким помпоном и длинный шарф, с которым он не расставался никогда. Часто этим шарфом он крепко-накрепко завязывал рот, а когда его спрашивали: зачем он это делает? Он отвечал, что боится простуды, а на самом деле он боялся надоесть своей болтовней.
Он знал тысячи историй, одну невероятнее другой, и так удерживал себя от желания рассказать кому-нибудь очередную историю. Дети его очень любили. Каждого, кто приходил в гости, он угощал вкусными конфетами, а еще дарил такие красивые фантики, что ими было очень интересно играть.
Однажды пришла к нему в гости Маша со своим любимым скворцом Апрелькой. Данька показал им свои последние рисунки. Они были такие чудесные: радуга-дуга, солнышко, кот Федот.
– Когда я нарисовал Федоту мордочку, он высунул язык и лизнул меня в нос, сказал Данька.
Маша удивленно подняла брови: разве нарисованный Федот живой? А скворец Апрелька в испуге вылетел в форточку. Маша стала звать скворца:
– Лети сюда, чудак! Данька пошутил.
Но Апрелька сидел на дереве, чистил клювом перышки, и тихонько ворчал себе под нос: – Хороши шуточки, они пошутят, а ты головы не досчитаешься. Нет уж, лучше я здесь посижу.
Вскоре стали собираться тучи, и Маша ушла. Апрелька улетел вслед за ней.
Летний ливень был теплый и скоро кончился. Данька дорисовал коту Федоту когти на лапах, полюбовался на него, и пошел погулять перед сном.
Сапожник Тук сидел под деревом. Он с удовольствием вдыхал свежий после дождя воздух и рассматривал вывеску над своей мастерской. Изображение бравого молодца в лаковых сапожках выцвело и потрескалось от времени и непогоды.
– Да, пора заказывать новую вывеску, – вслух сам с собой рассуждал он.
Вдруг внимание его привлекли странные звуки. Он оглянулся; по тропинке, ведущей к дому, подходил Данька. Подошва на одном из его башмаков отстала и издавала сочное: чвак, чвак. Подойдя ближе, Данька отставил в сторону ногу с оторвавшейся подошвой, и, взяв в руку шарф, обмотанный вокруг шеи и свисавший почти до земли, церемонно раскланялся.
– Здравствуй, Бряк, – сказал он.
– Ты что не знаешь, как меня зовут? – обиделся сапожник.
Он постучал костяшками пальцев по скамейке; слышишь: тук, тук.
– Я и говорю бряк, – безмятежно отозвался Данька. – Ты брось обижаться, послушай лучше, что сейчас со мной произошло. Иду я по дорожке, дышу, солнышко светит, птички поют, вдруг вижу: летит бумажка, я ее хоп и поймал на лету. А это оказался червончик. Вот, он показал смятую бумажку. – Я под ноги смотреть перестал, иду, головой кручу, вдруг да еще какую денежку поймаю. Шел, шел и зацепился за корень дерева. Смотри, – он пошевелил пальцами в разорванном башмаке.
– Ладно, пойдем починю, – проворчал Тук.
Пока Тук чинил башмак, Данька сидел, зажав рот шарфом, чтобы не беспокоить его болтовней и время от времени одергивал рукава короткой курточки. Только черные бусинки блестящий глаз говорили о том, как трудно ему молчать. Вдруг от порыва ветра несколько капель несколько капель упало на графин, стоящий на подоконнике.
У графина моментально выросли тонюсенькие ручки и ножки. На глазах у изумленного Даньки он затанцевал по подоконнику, но с непривычки не рассчитал и сорвался вниз. Его тоненькое испуганное "Ой!" слилось со звоном разбитого стекла.
Сапожник был занят башмаком и не видел этого. Выслушав невероятный рассказ Даньки, он расхохотался:
– За какого простофилю ты меня принимаешь? Это сквозняк сбросил графин; а еще один червончик! Данька, Данька, когда ты, наконец, станешь серьезнее.
– Не хочешь, не верь, – обиделся Данька.
Он поблагодарил Тука за башмак и пошел к своему другу Юджину, который тоже был художником, но в отличие от Даньки рисовал только серьезные картины. Нарисованные им деревья шумели, как настоящие, солнышко сияло, птицы пели. Это был замечательный художник. Только с некоторых пор он перестал рисовать портреты, и отказывался наотрез, даже если его очень сильно об этом просили.
В этот день Юджин встал очень рано, подошел к окну, привычно раздвинул шторы и в испуге отступил назад. За ночь за окном выросло огромное дерево и закрыло весь свет.
Художник взял топор и пошел срубить дерево. Но как только первая щепка отлетела от его топора и вонзилась в землю, она тут же покрылась листвой и стала стремительно расти. На дереве встрепенулся разбуженный скворец Апрелька. Ночь он любил проводить на свежем воздухе.
– Не тронь дерева, Юджин, – это же знаменитая семисадка; каждый листочек даст новый расточек. Скоро все здесь зарастет дремучим лесом.
– Что же делать?
Юджин опустил руку с топором.
– Это дерево волшебное, и победить его можно только волшебством. Вот если бы у тебя был волшебный ластик. Апрелька почистил лапой клюв. – Прощай, полечу, расскажу все Маше. Он улетел.
Юджин безнадежно махнул рукой и пошел домой. Там он достал семь ключей, открыл семь дверей; в самой дальней комнате он хранил волшебный ластик, который достался ему от отца. Он спрятал ластик в карман и застегнул его на пуговицу. Потом взял мольберт, краски с кисточками и стал рисовать. Вскоре шум нарисованного дерева смешался с шумом настоящего. Юджин посмотрел по сторонам, достал волшебный ластик, и стал широкими взмахами стирать рисунок. И по мере того, как он исчезал, исчезало и настоящее дерево. Вот уже от него ничего не осталось. Вдруг кто-то сильной хваткой сжал его руку. От неожиданности Юджин разжал пальцы и оглянулся. Он увидел злого волшебника Хоря.
– Все же я перехитрил тебя, злорадно сказал волшебник. – Теперь ты в моей власти, хи, хи! Ты будешь рисовать, а я стирать все, что захочу".
– Ни за что! – возмущенно ответил ему художник.
– Я заставлю, ты будешь моим послушным слугой – усмехнулся Хорь.
Юджин бросился на Хоря, пытаясь отнять у него ластик, но волшебник ловко увернулся, сорвал с пальца кольцо и бросил его на землю. Кольцо засветилось огненным светом и стало стремительно расти. В образовавшемся огненном круге появилась Прекрасная Лота – жена Юджина – таинственно исчезнувшая недавно, которую он безуспешно пытался найти, и по которой так плакал Павлик – сын художника.
Одетая в дивное, сверкающее в свете костра платье, под тихую музыку она медленно изгибалась в танце. Глаза ее были полузакрыты, а русые, волнистые волосы золотой волной окутывали плечи.
Юджин рванулся к Лоте, но стена огня преградила ему путь. Художник хотел броситься в огонь, но злой волшебник бросил белый платок и все исчезло, а кольцо снова было у него на пальце.
– Если хочешь вернуть жену, ты должен во всем подчиниться мне, – сказал злодей.
Горестно смотрел художник на то место, где только что танцевала прекрасная Лота. Никто не заметил Даньку, который видел все, но напуганный страшным волшебником не осмелился выйти.
– 2 –
День кончался, солнце уже не жгло, а огромный огненный шар медленно катился к горизонту, туда, где небо сливалось с морем. Море было спокойно. Волны лениво набегали на берег и с шуршанием уходили обратно. По тропинке к городу бежал мальчишка. Он облизывал на бегу пересохшие губы, чувствуя, как боль разрывает сердце. Сейчас солнце скроется и тогда; он не хотел думать, что будет тогда. На бегу, он споткнулся о тугой сверток, перетянутый бечевкой. Это были краски Юджина, но малыш не знал об этом. Отлетев в сторону, сверток лопнул, и оттуда высунулась черная лапка с растопыренными пальчиками.
Испугавшись, Павлик, а это был сын художника, побежал еще быстрее. Он не видел, как из лопнувшего свертка с трудом выбрался смешной человечек, похожий на чертенка. Таких смешных человечков обычно рисуют маленькие дети.
– Ну, куда ты? Куда? – закричал человечек тоненьким голосом. – Возьми меня с собой.
Но малыш его не слышал. Он уже стоял у ворот, которые захлопнулись буквально перед его носом. Сверху выпала табличка «Закрыто» и закачалась у него перед глазами. Павлик сел на большой камень перед воротами и заплакал. Он знал, что теперь ворота откроются только с восходом солнца, а он так боялся темноты.
Вдруг кто-то дернул его за штанину. Он посмотрел вниз и увидел маленького человечка. Озорными глазенками он весело смотрел на Павлика, нос огурчиком странно шевелился, когда он говорил.
– Ты кто? – изумленно спросил Павлик.
– Я Плут, неужели не узнаешь; ты же сам нарисовал меня волшебной краской папы Юджина.
Плут ловко вскарабкался по штанине на колени к Павлику и, болтая ногами, стал внимательно его рассматривать.
– А что ты тут делаешь, почему не в постели? – спросил он малыша.
– Я искал отца, мне сказали, что видели его у моря. А теперь ворота до утра закрыли, – грустно сказал Павлик.
– Пойдем к морю, предложил Плут.
Он живо вскарабкался, цепляясь ручками и ножками в карман курточки малыша, и спрятался там. Малыш застегнул курточку и пошел. Было совсем темно, и только холодные звезды мигали в небе, и вдали слышался шум моря, но он чувствовал, как в кармане шелестит Плут, и ему было не так страшно.
На берегу Павлик сел на камень. Ему стало холодно, сунув руки в карманы, он пошевелил пальцами.
– Ой, ой, ой, чего ты щекочешься, – из кармана выглянул Плут.
Выбравшись на волю, Плут стал бегать по берегу, смешно выбрасывая ноги, и с визгом убегая от волн, швырять в море камешки и кувыркаться через голову. Подбежав к грустно сидящему Павлику, он вдруг подпрыгнул высоко, и дернул его за нос. От неожиданности малыш чуть не свалился с камня.
– Ну, погоди Плут!
Он пустился догонять малыша. Спасаясь от рассерженного мальчика, Плут с разбегу влетел в море, и запрыгал по волнам.
– Куда ты, вернись! – закричал Павлик.
Но Плут уже выбрался на мерцающую лунную дорожку и резво побежал по ней. Малыш ни за что не хотел оставаться один и бросился вслед за Плутом. К его удивлению он не утонул. Лунная дорожка легко пружинила под ногами, и он нагнал Плута у входа в какой-то причудливый замок, который менялся на глазах, переливаясь разными цветами. Вырастали и таяли башенки, замок медленно плыл в воздухе.
Они робко вошли. Кругом никого не было. Какие-то тени пробегали по стенам, слышались странные вздохи. Тихая музыка играла вдали, как будто тысячи маленьких льдинок падали и разбивались со звоном.
– Где это мы? – спросил Павлик.
– Не знаю, может это дворец царицы ночи, – пропищал Плут. – Ой, вот и она сама! И он стремительно спрятался в карман к малышу.
Царица ночи штопала небо. Оглянувшись на шум, она уронила наперсток, и он, блеснув боком, вдруг, куда то пропал. Огромные звездные глаза царицы ночи сияли под черными ресницами. Платье, усыпанное блестками, ниспадало до самого пола, и его шевелил легкий ветерок. Черные кудри, рассыпанные по плечам, излучали таинственный синеватый свет. Маленькая корона из тысячи звездочек сияла на голове.
– Здравствуйте, – робко поздоровался малыш.
– Здравствуй, мальчик, как ты сюда попал?
– По лунной дорожке, я ищу отца. Не знаете ли вы, где он?
Царица отрицательно покачала головой.
– К сожалению, я не знаю, где твой отец. Ночью на земле темно. Но, попробую тебе помочь.
Она хлопнула в ладоши, и в ее руках появилась черная накидка.
– Эта накидка поможет тебе лучше, чем я, – сказала царица ночи. – Она сделает тебя невидимым. Желаю тебе успеха. А сейчас мне пора, прощай.
Царица еще раз хлопнула в ладоши, и Павлик увидел, что опять стоит на берегу моря. Он подумал, что все это ему приснилось, но нет; накидка приятно согревала ему плечи, а высоко в небе плыл замок царицы ночи. Павлик помахал ей рукой на прощание.
Когда они подошли к воротам, солнце еще не встало, и ворота были еще закрыты.
– Мне это надоело, – заявил Плут.
Он ловко вскарабкался по стене, поднялся по башне к часам и перевел часовые стрелки. Часы стали хрипло отбивать время. Из караулки вылез заспанный стражник, посмотрел на часы, почесал в затылке, и пошел открывать ворота. Мимо него быстро протопали детские ботиночки. Тела не было видно; это малыш небрежно надел накидку.
Стражник испуганно икнул. В это время часы опять захрипели и отбили четыре раза. Это Плут перевел стрелки в нормальное положение.
– Ой, ой, ой, – заскулил стражник, и, опустившись на четвереньки, пополз в сторону караулки. Плут нагнал Павлика в конце улицы.
– 3 –
На лужайке перед домом Юджина, подвернув ноги калачиком, сидел Данька. Рот его был туго завязан шарфом, голова беспомощно висела на бок. На голове, каким чудом, держалась шапочка. Малыш развязал шарф, и попробовал разбудить его, но Данька не просыпался. Вдруг внутри его что-то булькнуло, и он запыхтел: пых, пых, пых, как закипающий чайник. Казалось, что-то внутри его старается вырваться наружу.
Данька открыл сначала один глаз и повел им вокруг. Внезапно, раскрыв оба глаза, он уставился на ноги Павлика.
– Несчастный я, – с воплем покатился он по лужайке. Кто мне поверит, что я видел, как ботинки сами ходят!
Павлик сорвал с себя накидку, но этим еще больше напугал Даньку.
– Откуда ты взялся, малыш? Тебя же только что не было.
– Успокойся, Данька, я прятался под волшебной накидкой, но видно надел ее небрежно, и ты видел только ноги.
– Жаль, что я не могу никому рассказать об этом, – вздохнул Данька, – меня и так считают невозможным вралем.
Он снова потуже затянул рот шарфом, но что-то внутри его было так велико, что он решительно сорвал шарф и выпалил:
– Я знаю страшную тайну волшебного ластика, если мы не отберем его, мы все погибли!
И он рассказал Павлику, что видел утром, и как он крался за Юджином и злым волшебником Хорем до его дома.
Когда-то давным-давно, когда Юджин был совсем молодым, его пригласили во дворец написать портреты короля и королевы. Сначала он хотел написать портрет королевы, но она была такой вздорной, совсем не хотела сидеть на одном месте, все время давала советы: как рисовать и тогда он начал рисовать портрет короля.
Когда портрет был готов, устроили смотрины. Придворные ежились. Глаза короля зорко следили за каждым, кто входил в зал. А вечером, когда рамка черного дерева сливалась с темнотой, и портрет освещали только небольшие лампочки, казалось, что это действительно живой человек. Все были восхищены. И только королева осталась недовольна.
– Он слишком живой, – сказала она, – как бы ему самому не захотелось править. И наотрез отказалась позировать.
Портрет короля стоял в парадном зале. Злой Хорь прокрался туда темной ночью, и утром придворные обнаружили, вместо портрета, пустую рамку. Хотели доложить королю, но его нигде не могли найти. Королева во все концы разослала сыщиков, но и они вернулись ни с чем. И тогда королева надела траурное платье, а лицо закрыла густой, черной вуалью. Она была мудрой, и сразу догадалась, что исчезновение портрета как-то связано с судьбой короля.
Она стала сама править страной. Напрасно злодей Хорь заставлял Юджина нарисовать королеву. Художник помнил королеву молодой, и какой она стала теперь не знал.
Тогда Хорь решил по-другому расправиться с королевой. Он стал предупредительно выполнять все ее желания. Как-то королева получила одновременно два приглашения на бал. Одно в клуб «Тонких», другое в клуб «Толстых». Эти два клуба всегда соперничали между собой, и теперь борьба достигла самой высокой точки.
К кому приедет королева, члены клуба ждали с замиранием сердца. Королева разглядывала приглашения, и не знала, кому отдать предпочтение. Она подняла мечтательно глаза под вуалью и сказала:
– Вот если бы я могла быть на двух балах одновременно.
И только она это проговорила, как с изумлением увидела, что ее желание сбылось. Рядом с ней стояла такая же, как она, королева.
Королевы озадачено смотрели друг на друга, потом стали выяснять, кто из них настоящая правительница. На шум сбежались слуги, но они боялись вмешиваться в спор. Никто не мог понять, где настоящая королева. Обе королевы велели подать карету и поехали на бал. Одна в клуб «Тонких», другая к «Толстым». В разгар бала вспыхнул скандал; «Тонкие» уверяли, что настоящая королева у них, и они теперь главнее, а «Толстые» смеялись над ними, и говорили, что настоящая королева у них. Вспыхнуло стихийное волнение, и обеих королев, как самозванок, сдали дворцовой страже, а те, не разобравшись, упрятали королев в тюрьму.
Страной стал править злой Хорь. Он приказал сосчитать всех жителей города, и, потирая руки, злорадствовал: «Наконец-то наступит благодатная тишина, никто не потревожит мой покой».
Хорь завел целый штат шпионов. Они с утра до вечера сновали по городу, выполняя его поручения. А самый главный его шпион ходил по городу и покупал у людей горе.
Много дней Павлик с Данькой, напрасно разыскивая Юджина. Город стал неприветливым. Продавцы перестали давать Даньке заказы на вывески, и вот однажды, когда у них кончились деньги, они решили пойти на базар, чтобы как-нибудь подработать. На многолюдной площади торговцы кричали на разные голоса, предлагая товар.
Внимание Павлика привлекла необычная вывеска. «Покупаю горе – спешите избавиться от этого чувства, и вы всегда будете счастливы!!!». Павлик спросил у скупщика: много ли горя он купил?
– В этом городе странные люди, – ответил скупщик, – всего то им жаль, даже горя. Но, правда, несколько человек продали и теперь радуются. Да вот, один из них». И скупщик указал на мужчину, который весело смеялся.
– А какое горе он продал? – спросил Павлик.
– У него умер сын.
– Так чему же вы радуетесь? – изумленно спросил Павлик у мужчины.
– Как же, у меня умер сын, и теперь на один рот в семье меньше, в день я сэкономлю сотню, в месяц три тысячи, а в год и того больше! Как мне не радоваться».
– Вот видишь, – поддержал его скупщик, я знаю твое горе, ты разыскиваешь родителей. Продай мне его, и тебе сразу станет весело. Ты только подумай: никто не станет заставлять тебя учить уроки, укладывать рано спать, ругать за разорванную рубаху. Ах, как хорошо быть счастливым». И скупщик цепко схватил его за рукав. – Продай мне горе, стань счастливым!
– Вы с ума сошли! – Павлик вырвался из рук скупщика и бросился догонять Даньку.
– Ты еще придешь ко мне мальчик, когда сильно захочешь есть, – крикнул вслед ему скупщик.
А солнце уже встало высоко, и голод мучил их все сильнее. Тут Даньке пришла спасительная идея.
– У нас же есть накидка, давай устроим представленье.
Они вернулись домой. Данька надел длинный черный балахон, с вздохом снял свою любимую вязаную шапочку, обмотал голову полотенцем, как чалмой, и они отправились на базар.
Еще на улице, привлеченные необычным видом Даньки, за ними увязались любопытные. На плече у Даньки приплясывал плут и кричал звонким голосом:– – Даем представление, всем на удивление!
На базарной площади Данька опустил на землю Плута и раскланялся перед толпой зевак.
– Я маг, чародей и волшебник! – торжественно объявил он. – Смотрите внимательно, сейчас на ваших глазах произойдет чудо.
Он разложил на газете свою любимую шапочку, мяч и азбуку малыша. Он взял шапочку, взмахнул рукой «Ап!» и передал ее малышу, который стоял рядом с ним, спрятанный под накидкой. На глазах изумленных зрителей шапка исчезла, словно растворилась в воздухе. Зеваки заахали от изумления, толпа вокруг Даньке стала плотнее, подходили новые любопытные. Интересовались, что тут происходит. Вслед за шапкой также растворились в воздухе азбука и мяч.
Данька предложил зрителям обыскать его. Недоверчивые зрители у него ничего не нашли. Затем под смех толпы он извлек из воздуха все обратно. Плут, делая смешные гримасы, пошел собирать деньги. Он протягивал всем пилотку из газеты, но бросали вяло. И тогда Данька завел глаза под лоб и сказал: – А сейчас я превращусь в маленького мальчика. Он начал делать руками таинственные жесты, присел на корточки, Павлик накинул на него накидку, и предстал перед изумленной толпой.
Все ахнули: маг и чародей в городе, – пронеслось по толпе. Плут едва успевал подставлять пилотку под град монет.
– Превращаюсь назад, – сказал Павлик, и присел, чтобы Даньке было удобнее набросить на него накидку, но в это время какой-то злодей сильно толкнул его, и Данька промахнулся. Теперь они стояли перед толпой оба, и перед ними валялась накидка. Данька схватил ее и накинул на Павлика.
Зеваки ничего не успели понять и лишь испуганно ахали, и только хитрый скупщик горя Авар, главный шпион злого Хоря, удовлетворенно потер руки. Это он, желая понять, в чем хитрость, толкнул Даньку. Теперь он был доволен, что разгадал тайну накидки, но решил ничего не говорить своему хозяину.
Я завладею накидкой сам, – решил он, и уж я то, не буду давать представления, а буду просто брать все, что захочу, – думал он. Он не знал, бедняга, что накидка прятала только честных людей.
На свист Авара прибежали стражники. – Взять его, – указал Авар на Даньку. Под горестные вопли толпы Даньку поволокли в дворцовую тюрьму. Павлик с Плутом прокрались за ними следом во дворец. В его коридорах было темно и пусто. С тех пор как стал править злой Хорь, он запретил всякое веселье.
– У меня болит голова, когда я слышу, как кто-то смеется, – говорил он. Каждый день приходил он к Юджину и смотрел, как тот рисует. С каждым днем на картине художника становилось все больше людей, и Хорь довольно потирал руки. «Скоро исполнится моя мечта, и я сотру с лица земли этих ненавистных мне людишек, которые путаются под ногами, кричат, смеются, плачут. Наступит долгожданная тишина, никто не потревожит моего покоя» –так думал он.
Знакомый запах краски привел Павлика в комнату к Юджину. Увидев отца, он страшно обрадовался и крепко обнял его. Но к его испугу, отец никак не отреагировал на это. Напрасно Павлик пытался разбудить его, Юджин не просыпался. Поняв, что случилось что-то страшное, Павлик решил разыскать Даньку и посоветоваться с ним.
В результате поисков, он набрел на дворцовую тюрьму. У входа стояли два стражника: один толстый, другой тонкий. Авар специально назначал в караул членов разных клубов, чтобы они следили друг за другом. Толстяк сказал тонкому стражнику:
– В прошлый раз ты обещал меня угостить оплеухой, ты что, забыл ее дома?
– Да нет, – ответил тонкий.
– Тогда давай ее сюда. Интересно, на что она похожа?
– Сейчас увидишь, – ответил тонкий стражник.
Он размахнулся и огрел толстого олуха по уху. Толстый стражник замер от неожиданности, хватая ртом воздух, а тонкий, давясь от смеха, сказал:
– Какой же ты дурень; оплеуха – это значит: дать в ухо.
По щеке толстого медленно покатилась слеза.
– Мне совсем не больно, – сказал он, – но обидно. Я ведь весь вчерашний день мечтал об этой оплеухе. Я думал, что это поджаренное свиное ушко, представлял, как оно захрустит у меня на зубах.
У толстяка был такой комичный вид, что Павлик расхохотался. Стражники переглянулись.
– Здесь кто-то есть, – испугано заверещал толстяк. Беги за Аваром.
Тонкий стражник убежал, а толстяк забился в угол и зачем-то прикрыл голову руками.
Вскоре в коридоре показался Авар, впереди него огромными скачками неслась собака. Как ни старался увернуться Павлик, она безошибочно нашла его, и сорвала с него накидку. Под руки стражники увели упирающегося Павлика в камеру.
Авар одел накидку. Повертелся перед стражниками, довольно спросил: видите меня?
– Вижу – честно сказал глупый толстяк.
– А так? – Авар поправил накидку.
– Ой, куда он исчез, – испуганно всплеснув руками, стал дурачиться тонкий, и незаметно подмигнул толстяку. Тот озадаченно почесал в затылке. Довольный Авар пошел к злому Хорю.
Звякнул замок, и друзья остались одни. Павлик заплакал, и напрасно Данька старался утешить его, он никак не мог успокоиться.
– Прости меня, я подвел тебя и сам попался. Кто теперь поможет нам! – рыдал Павлик.
Вдруг раздалось чихание, и из кармана Павлика показалась всклокоченная голова Плута. Он тер заспанные глаза. Плач Павлика разбудил его.
– Я догоню этого Авара, – закричал он, узнав, в чем дело. – Не бойтесь, друзья, я вас выручу!
Быстро, быстро перебирая ручками и ножками, добрался он до решетки и исчез. Когда Плут попадался кому-нибудь на глаза, он припадал к стене и притворялся нарисованным, Так он добрался до покоев Хоря. А тот в это время спокойно спал на высокой кровати под балдахином по синему полю, которого серебром были вышиты лилии.Он лежал на спине, важно сложив на животе руки. От его мощного храпа дрожали хрустальные подвески люстр.
Плут видел, как Авар, стараясь двигаться бесшумно, обшаривал карманы одежды Хоря. Авар искал ключи от казны, которые Хорь не доверял никому. Обычно они были пристегнуты у него к поясу. Повернувшись неловко, Авар локтем задел Хоря за нос. Проснувшийся Хорь как лев набросился на него. От злости он скрежетал зубами, пена клочьями летела у него с губ.
– Золота тебе захотелось, денег, скряга, одеться по-человечески не можешь!
Он сорвал с Авара накидку.
– Сейчас ты у меня превратишься в статую, и я прикажу отнести ее в казну, будешь там день и ночь любоваться на свое любимое золото.
Хорь взял книгу заклятий, нашел нужную страницу и начал читать. Когда он кончил заклятье, статуя окаменевшего Авара смотрела на него пустыми глазами.
Хорь долго не мог успокоиться, он ходил по залу, нервно потирая ладони. На сутулой фигуре старика, как на вешалке, висел роскошный халат. Но потом он успокоился и снова лег. Когда он уснул, Плут подобрал накидку, радуясь, что она не окаменела вместе с Аваром, и поспешил выручать друзей.
Связка ключей висела в специальном ящичке на стене. Плуту надо было отвлечь внимание стражников и достать ключи. Плут забрался за их спиной по стене повыше, и шепнул тонкому стражнику на ухо: – Где толстый сохнет, там тонкий сдохнет. Тонкий с обидой посмотрел на толстяка и сказал: – Если я над тобой подшутил, это еще не значит, что ты можешь надо мной издеваться. Толстяк с не меньшим изумлением посмотрел на него: – Да что я тебе сделал? – Еще притворяется.
Тонкий стражник, обидевшись, отвернулся от толстяка, а Плут больно ущипнул его сзади.
– Ах, ты еще и дерешься, – закричал тонкий, – ну, получай!
Они покатились по полу, осыпая друг друга тумаками, а Плут схватил ключи, и побежал освобождать друзей.
Вечером дворцовый лекарь, склонясь низко над столом, описывал случай массового психического расстройства. Толстый и круглый как арбуз он задумчиво потирал бородавку на носу и раздумывал: как сказать Авару, чтобы он чаще менял стражников на посту, а то от переутомления им уже невесть что мерещится. Сегодняшние, например, всерьез уверяют, что мимо них прошли две пары ног лишенных тела.
– 4 –
Уже несколько дней на базаре под прилавком стоял сундук с горем. Он был старый с облезлыми боками. Все знали, что это сундук Авара, и что он прятал туда горе, только перед тем, как открыть сундук, он читал какие-то заклинанья.
Авара боялись, сундук никто не трогал. Да и кому нужно чужое горе, многим своих неприятностей хватает. Но однажды сундук исчез, на глазах у всех он как бы растворился в воздухе. Многие люди вздохнули с облегчением; от такого опасного соседства радости мало. А Данька, сгибаясь под тяжестью сундука, отправился во дворец.
Скрытый накидкой, он не был спокоен. Он боялся собак с их прекрасным нюхом. А в покоях у Хоря была собака. Данька это знал, и заранее придумал, как спастись. Сгибаясь под тяжестью сундука, Данька пытался представить встречу со злым волшебником Хорем. Его маленькое сердце трепетало от страха, он боялся, что его от злодея не спрячет даже накидка.
Хорь работал. Перед ним лежал огромный список людей, живущих в городе. В руках у него был еще один список, составленный Аваром. – Вот этих бесчувственных я оставлю. Совсем уж одному скучно, да и кто будет на меня работать, – рассуждал он. У ног Хоря лежал дог. Огромная собака вдруг забеспокоилась и жадно втянула ноздрями воздух. Пес вскочил, разразился громким лаем и бросился вперед. Хорь поднял голову и увидел, что дог мчится за стремительно улепетывающей кошкой. Так хитрость Даньки спасла ему жизнь.
Хорь заметил, что в углу неизвестно откуда вдруг появился сундук, в котором Авар прятал горе. Хорь потрогал крышку, надежно ли она закрыта и вышел в коридор узнать: кто принес сундук. Стражники пожимали плечами. В это время Данька повернул ключ в замке, и когда Хорь вернулся, он быстро открыл крышку сундука и спрятался под ней.
Хорь закричал от испуга, увидев открытый сундук, и хотел закрыть его, но было уже поздно. Из сундука выскочило страшное горе и набросилось на него. Под его тяжестью он согнулся, покрылся морщинами, и, обливаясь слезами, исчез. От него осталась только одежда, и рядом с ней поблескивало гладкое кольцо. Прут с Данькой исполнили от радости какой-то безумный танец.
С восходом солнца чары злого волшебника рассеялись, как ночной мрак. Огромную картину, которую нарисовал Юджин, разрезали на тысячи портретов, и раздали жителям города на память. Павлик, наконец-то, встретился с родителями. Королева устроила грандиозный праздник, а волшебный ластик исчез вместе со злым волшебником.
Даньку также как и раньше любят дети. Он снова рисует для них рисунки. Плут выступает в кукольном театре, а Павлик вырос и ходит в школу. Когда к Даньке приходят друзья, он рассказывает им о своих приключениях, и теперь никто не называет его вралем. Все знают, что он большой фантазер, и если что и присочинит, так чтобы всем весело было.