"Над небом голубым есть город золотой,
С прозрачными воротами и яркою звездой..."
Анри Волохонский
«Если я забуду тебя Иерусалим, забудь меня, десница моя.
Прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя,
если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего».
Псалом 136 п.2,6
«Эрец Исраэль посредине мира.
А Иерусалим в самом сердце Эрец Исраэль.
Храм посредине Иерусалима,
Святая Святых в центре Храма,
Ковчег Завета посредине Святая Святых,
А под Ковчегом – краеугольный камень,
На котором основан мир».
(Мидраш Танхума)
В этот город не приходят и не приезжают, в этот город поднимаются. Поднимаются духовно, на иврите лаолот, дословно — возвыситься.
В этот город поднимаются не для того, чтобы любоваться его красотами, как Римом или Парижем. Поднимаются, чтобы прикоснуться к святыням...
Этот город гостеприимен, здесь всем хватает места: людям, «Мерседесам», осликам, гружённым тяжёлой поклажей. И туристам, вроде меня, заворожённым его древней строгостью и святостью, возможностью дотронуться до вечности...
В этом городе особая, невозможная энергетика, спрессованная за три тысячи лет миллиардами молитв.
По узким, мощёным булыжником улочкам Старого города, не спеша, двигается время. Его движение совсем незаметно, кажется, что оно остановилось в позапрошлом тысячелетии, и вот, сейчас, из той арки, забранной тяжёлой, кованой дверью, выйдет древний иудей, и направится в Храм. Да, да, в Храм, который разрушили римские воины в семидесятом году новой эры. Дверь медленно отворилась, я напрягся, шагнул вперёд. В проёме показался старик с длинной седой бородой.
Он молитвенно коснулся рукою косяка двери, и не торопясь, постукивая посохом, пошаркал вверх по улице, придерживая белые одежды. Я отёр пот со лба.
Виа Долороса — улица, по которой шёл Иисус на Голгофу, нёся свой крест. Кажется, раскинь руки и коснёшься двух соседних домов, настолько узка. Камни мостовой те самые, их откопали потому, что за прошедшие тысячелетия они углубились в землю.
Останавливаюсь там, где Несущий крест упал под его непомерной тяжестью. Опускаюсь на колени и касаюсь ладонью тёплого шершавого камня. Неужели по этому камню ступала босая нога Спасителя. Внезапно чувствую под рукой небольшую вибрацию и лёгкое покалывание. Отдёргиваю руку, и меня охватывает ужас: вот, сейчас, я увижу Его….
Закрываю глаза и проваливаюсь на две тысячи лет.
"И когда повели Его, то, захватив некоего Симона Киринеянина, шедшего с поля, возложили на него крест, чтобы нес за Иисусом. И шло за Ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем. Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших, ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие! тогда начнут говорить горам: падите на нас! и холмам: покройте нас! Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим, что будет?"
(Лк. 23:26-31)
– О-о-о-а-а-а, — гортанный голос выводит меня из оцепенения. Я открываю глаза и вижу группу тёмнокожих туристов. Они обтекают меня, как досадное препятствие, и не обращают никакого внимания. К таким сценам здесь привыкли. Говорят, что не все в Иерусалиме чудаки, но все чудаки — в Иерусалиме.
У камня «Мория», первого, заложенного Создателем в основание мироздания, наши пути с женой разошлись. Она направилась в Храм Гроба Господня, а я — к Стене Плача. Уже потом, позже, я понял, что у мужчины и женщины бывает та самая начальная точка, тот первый камень, около которого, начинают расходиться их пути. В физическом смысле, или в духовном…
Мы поднялись с женой в Иерусалим для того, чтобы он разъединил нас.
Теперь мы прощались с ним. Жена, одетая в длинное чёрное платье, сказала:
– Вот, сподобил Господь посетить Землю Святую раз в жизни.
– Не печалься, ещё наездишься сюда, - голос мой был, нарочито, бодр.
Но она только головой покачала. То, что она знала тогда, я понял значительно позднее.
У Стены Плача было мало людей. Я достал из кармана заранее заготовленную записку к Создателю, и подошёл к Стене. Огромные, трещиноватые блоки уходили вверх — остатки былой ограды Вечного Храма. Закрыл глаза, чтобы сотворить молитву. Потом стал искать, куда бы всунуть свою записку. Наконец, нашёл место и потеснил другие записки. Одна из них выпала, я поднял её. Простая бумага в клеточку из ученической тетради. Недолго боролся с искушением, раз она выпала, значит, обратно уже возвратиться не может.
Я развернул записку и первое, что бросилось в глаза — моя фамилия.
Боже мой, Боже! В этом городе совершаются невообразимые чудеса. Лишь через минуту сообразил, что записку написал мой дед. Он уехал в тогдашнюю Палестину в начале двадцатых годов совсем ещё молодым с крохотной дочерью, и возвращаться не стал. Да и невозможно уже было это. Моему отцу, в то время, исполнился год. Всю последующую жизнь он получал редкие весточки от деда, а в пятидесятые годы в тогдашний Союз приезжала старшая сестра отца, но он не захотел с ней встречаться, боялся бессудной реакции карательного ведомства. В тридцать седьмом совсем ещё юношей он попал в лагерь, и ему чудом удалось избежать смерти. С тех пор страх, пережитый в детстве, не отпускал его до конца лет. Я знал, что в девяностых годах дед был ещё в добром здравии, а отец мой к тому времени уже умер от инсульта. Возможно, дед где-то здесь, неподалёку.
Аккуратные русские буквы, написанные дрожащей рукой, и уже немного расплывшиеся от сырости, сезон дождей ещё не кончился. Сколько дней пролежала эта бумажка в глубине стены, дожидаясь моего приезда. Текст записки уже читался с трудом, но разобрать можно было:
«Боже, взываю к тебе!
Внука моего вразуми, пусть продолжит наш род на Земле Обетованной.
Яков - Илья Рубин».
В одно мгновение сотня вопросов возникла в моей раскалённой голове. А может эта записка вовсе и не для меня, а может у деда есть и другие внуки, а может это и, вообще, не мой дед, просто совпадение. А может… а может…. Нет ответов.
Я воспринял это послание, как приказ, ничего случайного здесь быть не могло. Я вытащил именно тот билет, который приготовило мне Провидение. Один шанс из миллиона.
В последующие два года случилось много событий, но все они были направлены на то, о чём просил дед в своей записке. Жена наотрез отказалась ехать в чужую страну. Мы развелись. Я уехал на Святую Землю, там поднялся в Иерусалим, чтобы выполнить просьбу деда, обращённую ко мне через Всевышнего.
Вскоре я женился, и родилась у меня дочь.
А через несколько лет мне предстояла срочная операция на открытом сердце, которую в России не делали. Операция прошла блестяще. И понял я тогда, что спас себе жизнь, выполнив заповедь — "Почитай отца своего, предков своих и род свой, исполняй просьбы их, и да продлятся дни твои на этой Земле".