Западные историки придумали «холодную войну». Тем не менее Гена что-то говорил.
Следует сказать пару слов о Гене: Гена – это… это… сложно сказать кто он такой, этот Гена. Лучше рассказать о холодной войне и западных историках которые её придумали.
Холодная война это по версии Гены, о котором до сих пор ничего не известно – это… это… сложно сказать что такое холодная война. Лучше рассказать о пряниках которые продаются в магазине и которые покупают школьники на переменах между уроками математики. Если за войну взять пряник, а за холодную школьников которые как правило на уроках математики обливаются холодным потом, то выходит что никакой холодной войны и не было никогда, потому что это полный бред какой-то получается.
Гена, Гена стоял посреди мира и с прищуром взирал на тот бред который западные историки назвали «холодной войной». Гена уже был стар. И он часто снимал свои очки чтобы протереть их тряпочкой так как на них скапливался холодный пот выделяемый глазами Гены. Гена очень боялся потерять свои очки, ведь в них заключалась сила Гены вложенная в него «холодной войной».
Люди смеялись. Никому не было никакого дела, ни до холодной войны, ни до Гены, ни тем более до его очков. Демократия. Мать её. Придумали атомную бомбу. Зачем? Никто не знает. Придумали. Испытали. Коньяку выпили. Не помогло. Водки выпили. Грустно стало. Клоунов позвали и расплакались.
А еще мы хотели рассказать о мировом историческом процессе. Это такой процесс который происходит в мире и когда в конце надо всегда звать клоунов чтобы всё как-то лучше стало. Что за бред. «Извините меня, - сказал Гена, - Гитлер, он…» Но, перебитый кем-то, скинул в злости очки и растоптал их ногами.
Что происходит никто не знал. Ни Трумен ни Сталин. Миньёны империализма точили ножи. Лица их сияли, руки дрожали в предвкушении.
Гена, очки, холодная война, атом, бомба, США, СССР – ничего больше нет. Пустыня выжженная морозом. Скалы и тишина.
Это Аризона. Там, если оказаться, вы сразу начнёте строить социализм, даже если этого не хотите. «Но наше мнение заключается в следующем…» - сказал Гена, но всем было глубоко похер что он сказал, и Гене дали в морду и сослали в Аризону. Там он до сих пор. А при чём здесь Гена? – спросит неизвестный писатель. Не при чём, – ответит известный писатель, – пошли вы все нахуй…
После этих слов Мишу выгнали за дверь и повесили табличку что психопатам входить нельзя пока они флюорографию не принесут в медпункт.
Гена стал жить в Аризоне, огурцы там под клеёнкой выращивал, сразу солёные. Иногда к нему приезжал Миша, спрашивал где можно взять флюорографию и привозил с собой водку. Сидя под зелёным Аризонским солнцем, Гена с Мишей пили водку, ели огурцы, и разговаривали о «холодной войне».
Что еще добавить? Лично я был свидетелем тех событий и с уверенностью говорю что огурцы у Гены были отменные. Не знаю уж, как он их выращивал, может из-за того это, что мы их водкой часто поливали, и солили каждый вечер ровно в 8 часов. Гена очень злился и ругал какого-то известного политика, размахивая своими очками в разные стороны, если мы солили их, например, в 8 утра, и пьяный кричал что зря я приехал и что он уже огурцы нормально посолить не может даже.
Водка заканчивалась. «Холодная война» продолжалась. Гена становился бледный и унылый. Очки часто запотевали и солёные огурцы больше не лезли в горло. Я тогда предложил Гене развеяться и купил ему билет на «Нюрнбергский процесс». Сам же отправился в флюорографический кабинет сделать флюорографию. Мне это было необходимо для поддержания здоровья которое после огурцов как-то совсем расстроилось. Узнав что у меня туберкулёз я немедленно отправился на Нюрнбергский процесс, где узнал, что гена распорядился повесить несколько человек посчитавших его тезисы о засолке огурцов несостоятельными. Остальных он приговорил к пожизненному заключению на его огуречных плантациях в Аризоне. Многие, узнав, предпочли покончить с собой съев сосиски с картофелем приготовленные в «пельмешке».
Я потребовал флюорографию. Мне дали 25 лет заключения. Но после того как я пытался бежать меня расстреляли под Смоленском.
«Холодная война» была закончена.
Меня похоронили под Вязьмой где я лежу до сих пор и пишу этот рассказ.
Мне очень удобно писать рассказ именно под Вязьмой потому что рядом Смоленск а там люди живут хорошие. Иногда я хожу к ним в гости и спрашиваю о Гене, которого после Нюрнбергского процесса никто не видел. Говорят, его расстреляли… Или съел цианистый калий. У меня в голове до сих пор звучит его голос.
«Иди нахуй! – говорит голос. – Иди нахуй».
Вот и я думаю. Пошли все нахуй.