В пустынной аллее было сумрачно и тихо. Так тихо, что слышен был шорох падающих листьев. Они срывались с привычных мест и кружили в потоках воздуха нескончаемые, режущие глаз пестротой хороводы. Листопад завораживал, казалось, что если смотреть на него долго-долго, то впадёшь в транс. Впрочем, человеку, шедшему по аллее, до листопада абсолютно не было дела. Ветер развевал полы его плаща, и швырял в лицо мелкую пыль. Человек достал из кармана платок, снял очки, протёр линзы, после чего водрузил их обратно на подобающее место.
Пройдя ещё полсотни шагов, он увидел лавочку. Самую обычную, без спинки, из двух каменных блоков и лежащих поперёк деревянных балок. Ничем не примечательная скамеечка, но он понял: ему надо именно сюда. Он аккуратно сел, стараясь не измять плащ, расстегнул нагрудный карман и достал золотые часы на цепочке. Они показывали без четверти семь. Через пятнадцать минут к нему должны прийти. Нет, не к нему. За ним.
Он не нервничал, не беспокоился. Он твёрдо был уверен в том, что так ему предписано и здесь и сегодня разрешится то, что не давало ему уснуть последние несколько лет. Он сидел, закинув стройные ноги одна на другую, опираясь сильными руками на заднюю балку и откинув голову назад. А ещё он был подтянут, что обычно не очень свойственно людям его типажа. В нём чувствовался стержень, который приобретается только через хорошую школу жизни. Седина на висках выдавала, что ему уже далеко не двадцать пять. Широкополая шляпа лежала рядом, чуть покачиваясь на ветру из стороны в сторону. Человек придержал её рукой и ещё раз посмотрел на часы. Потом вздохнул… Не то чтобы устало или обречённо – это был скорее спокойный вздох уверенного в себе мужчины, уверенного, впрочем, ещё и в том, что сегодня домой он уже не вернётся.
За деревьями промелькнула смутная тень, кроны качнулись, и сидящий на лавочке услышал голос:
- Добрый день, полковник.
Тот, кого назвали полковником, огляделся по сторонам и, никого не увидев, громко сказал в ответ:
- К чему прятаться? Покажись!
Листва на обочине аллеи зашуршала под обутыми в полуспортивные ботинки ногами, и метрах в десяти от полковника на аллею вышел ещё один человек. Выглядел он не в пример проще: джинсы, рубашка и одетый поверх неё шерстяной свитер. Была где-то середина октября, и погода позволяла ещё разгуливать в таком виде.
- Всему своё время. А вы разве уже торопитесь? – мужчина ухмыльнулся, а полковник слегка удивлённо округлил глаза и проговорил:
- Мне, майор, торопиться давно уже некуда…
Майор удовлетворённо хмыкнул. Похоже, ему понравился эффект, который он произвёл своим появлением.
- Узнал, значит… Рад меня видеть?
- Скорее удивлён. Тем, что прислали именно тебя. Ты же никогда в отряде особо ничем не отличался.
- После твоего дезертирства я прошёл ещё ряд тренировок и экспериментов. Поэтому сейчас, пожалуй, из отряда с тобой могу справиться только я, командир, - майор пожал плечами, - а ты проявил слабость. Ты сбежал с поля боя, поставил и кампанию, и чистоту эксперимента под угрозу! Ты предал боевых товарищей.
- А тебе никогда не хотелось сбежать от всего этого кошмара? Посмотри на себя, майор! Тебе это нравится? Ты помнишь, как в Чечне с одной твоей мысленной подачи боевиков разносило на части? А как мы впятером зачищали кишлаки?
Майор вздрогнул. В памяти всплыла картина пятилетней давности. Спецгруппа «Вихрь», эксперимент правительства по созданию абсолютного оружия, отправлена на остриё стрелки чеченской кампании. Энтузиасты, на которых проводили опыты… Из двадцати человек успешно их выдержали только пятеро. Люди, считавшие, что так они помогут своей стране, защитят свой дом, свою семью. Они шли вперёд, добровольно становясь машиной для убийства. По способностям им примерно присвоили и воинские звания.
Горный кишлак, база боевиков, только что обстрелявших русский конвой и укрывшихся за стенами с захваченными припасами. В сторону базы выдвигается отряд пехоты, но за двадцать минут до их подхода над базой, увёртываясь от пущенных ракет, на бреющем полёте проносится геликоптер…
…Полковник Мерезьев с кодовым именем «Кречет», старший в группе, сплюнул в открытую дверцу и повернулся к остальным. Майор Мирский, по прозвищу «Стикс» и лейтенанты Выхин («Раш»), Старков («Лекс») и капитан Тарасова («Амальгама») поддержали его ободряющими улыбками. Первое задание. Адреналин. Полковник сухо кивнул в ответ:
- Не расслабляться. Помните об ответственности. Самоконтроль – самое главное.
Про самоконтроль ему напомнили медики из центра, когда перед вылетом снимали с его тела датчики, зажимы и иголки. «Всё стабильно, но увлекаться не стоит»
Внизу засуетились чёрные фигурки, и в дно вертолёта врезалось несколько пуль. Кречет стукнул кулаком по перегородке, отгораживающей салон от кабины пилота:
- Мы спускаемся. Зависни ненадолго.
Пилот кивнул, и группа поднялась, цепляя карабины лебёдки за ремни разгрузок. Всё, кроме Амальгамы. В тот момент, когда в сторону земли полетели, распутываясь, мотки верёвки, она, плавно изогнувшись, прыгнула вперёд и вниз, расставив руки в свободном падении. Спускаясь, командир мог видеть, как её тело в полёте приобрело серебристый оттенок. Она не пыталась ни замедлить падение, ни делать что-то ещё. Не привыкшие к таким зрелищам чеченцы застыли, глядя, как с неба на них падает девушка. Амальгама долетела до земли и с громким плеском приземлилась, разлетевшись тысячей брызг, мгновенно покрывших боевиков с ног до головы. Как на тренировке… Раздался хор воплей – тела боевиков начало разъедать. К тому моменту, как группа спустилась и отстегнула карабины, от чеченцев не осталось даже запаха, а из огромной лужи серебристой субстанции вырастала девичья фигура, постепенно обретая краски. Амальгама подмигнула полковнику и бросилась в сторону, где среди домов уже слышны были топот и боевые кличи новых жертв.
Кречет крикнул: «Рассредоточились!» и ринулся в бой. Они даже не были вооружены. Раш и Лекс умчались за спину полковнику, откуда тут же раздались стрельба и вопли. Боевики были обречены. Скорость Раша превосходила человеческую раз в пять, а Лекс мог трансформировать своё тело, приобретая свойства любого материала, до которого дотронется: дерево, вода, камень… Судя по лязгу шагов, он начал атаку с того, что отобрал автомат у какого-то особо ретивого чеченца. Оттуда, куда унеслась Амальгама, давно уже доносилось громкое шипение и крики. Кречет был спокоен: вреда им не причинят. Не смогут.
Стикс ушёл направо, прикрываясь от пуль ментальным щитом, с помощью телекинеза разрывая врагов на части, а сам Кречет пошёл вперёд, и между его пальцев трепетали языки пламени. Его жертвы даже не успевали кричать. Огонь полностью подчинялся его эмоциям, чувствам и мыслям. Одних боевиков он сжигал направленными струями огня, других поджигал, третьих накрывал «огненным куполом». Учёные центра называли это «пирокинезом»… Сопротивление пало в течение пяти минут. Спецгруппа «Вихрь» отбыла на вертолёте обратно в центр, а пехотный отряд вошёл в уже пустой кишлак. С тех пор и поползли легенды и байки…
Так прошло два года. Группа периодически моталась по точечным объектам и ломала оборону врага, как железный шар – карточный домик. Когда Кречет с командой шёл в атаку, это была уже не война – это была бойня. Командование планировало исход чеченской кампании, и всё удачно сложилось бы в пользу России: несколькими меткими безжалостными ударами перебить сваи, что подпирают упрямое сопротивление чеченцев, если бы полковник не сломался.
Однажды при очередной зачистке он вышиб дверь, кувырком вкатился в дом и полыхнул «огненной вспышкой». Поднявшись, он осмотрелся: ничего не разобрать, одни обгорелые тела. Жирный чёрный дым застилал глаза, но он таки разглядел, что среди трупов были женские и детские… Не база боевиков, а обычный жилой дом. Мирные люди, подвернувшиеся под руку. Растопка в огне войны, мелкий мусор, листья, что в потоках ветра залетает в пожар и сгорает.
Кречет сжал кулаки. Это слишком. Он шёл на службу, чтобы защищать свой дом, а не чтобы выкашивать население чужой страны. Идя на риск эксперимента, он чувствовал себя будущим пионером, героем, послужившим на благо родине, а уж никак не перспективным живым ружьём. Он выглянул в окно: мимо как раз проходил Стикс. В глазах его горел азарт – было видно, что ему нравится это занятие; Раш с Лексом, как всегда работая в паре, загоняли очередную жертву: Раш связывал боевика верёвкой, оббегая его с немыслимой скоростью по кругу , а Лекс потом добивал – ломал шею или отрывал голову... Амальгама развлекалась где-то поблизости, и сквозь шипение съедаемых кислотой тел слышался её звонкий серебристый смех.
Полковник вышел наружу.
- «Вихрь»! – от его вопля посёлок содрогнулся до верхушек крыш. Бойцы повернулись в сторону командира, - Что вы делаете!? Во что вы превратились?!
Группа с недоумением посмотрела на него. Натуральные дети, чья мама почему-то возомнила игры в песочнице чем-то противоестественным.
- Полковник, а это не может подождать хотя бы до вертолёта? – Раш подошёл и потрогал его за плечо.
- Не может! – Кречет оттолкнул его и развёл руками, - посмотрите вокруг. Весь этот ужас – дело наших рук. Да, они чудовища, но и мы не лучше их. Мы… - он опустил голову и передёрнул плечами, - Мы убийцы.
- Полковник, ты понимаешь, что я обязан доложить об этом? – Стикс вышел вперёд, сжимая в руке коммуникатор.
- Ты можешь ПОПРОБОВАТЬ. Но я уже вне игры. И я это так не оставлю.
Стикс вскинул руку, нажимая на кнопку передатчика:
- Центр! Полковник Мерезьев сломался. Указания?
- Принято, майор! Уничтожить…
Передатчик захрипел и расплавился – от полковника исходили волны жара и злости.
- Как вы можете… Вы бездушные монстры!
Раш кинулся на полковника, собираясь взять его в захват, но наткнулся на огненную стену – его отбросило назад, опалив лицо, волосы сухой паклей полыхнули на голове. Остальные замерли в замешательстве.
- Не смейте меня преследовать. Я ухожу.
Кречет развернулся и пошёл по горной дороге в сторону равнины. Группа «Вихрь» стояла, поражённая предательством командира. Стикс начал вызывать вертолёт, когда Амальгама сорвалась. Она с громким отчаянным визгом бросилась за полковником и прыгнула на спину, мгновенно растаяв и окутав его серебристой субстанцией. Она не хотела его убивать, наверно просто попыталась его задержать, чтобы поговорить. Секунду-другую ничего не происходило, а потом блестящий кокон взорвался, разлетевшись на мелкие клочки. В центре стоял Кречет, его тело покрывали сполохи огня, делая его похожим на гигантский факел. Он с ненавистью смотрел на своих бывших подчинённых. Те отступили, поднимая Раша, а полковник развернулся и пошёл дальше. Останки капитана Тарасовой медленно испарялись на слонце…
…Стикс стоял, глядя на бывшего командира. А ведь он постарел за это время, но запал его так и не прошёл. Наверно, он постоянно пытается бежать от своих воспоминаний.
- Майор, вспомни! Вспомни ту гору трупов, которую оставил ты за собой на пропитанной кровью земле! Неужели тебе никогда не хотелось вернуть всё назад?
- Возможно, ты и прав, но твои руки, Кречет, тоже в крови. Ты такой же, как я. А без поддержки со стороны властей, которая есть у меня, ты – просто маньяк, убийца.
- В любом случае, отняв столько жизней, мы не имеем возможности выбирать, когда умрём. Поэтому я готов к смерти.
- Это прекрасно, потому что я пришёл именно за этим. Ты прекрасно знаешь, что ПРОСТО ТАК из наших рядов уйти невозможно. Вернуться ты не сможешь, да и не захочешь. Для того, чтобы спокойно жить, ты слишком много натворил. А для того, чтобы оставлять тебе жизнь, ты слишком много видел. Мне жаль, но так нужно. Слабых уничтожают.
Полковник сверкнул глазами:
- Неужели ты так ничего и не понял? Ты и другие, кто был тогда со мной, вы потеряли себя в этой бойне. Мне же хочется верить, что от того меня, кем я был раньше, хоть что-то осталось! Я умру человеком. Вперёд. Я не буду сопротивляться.
Стикс кивнул, закрыл глаза, и ноги полковника с хрустом подломились. Он упал на колени, стиснув зубы от дикой боли. Майор продолжал ментальный натиск, ломая его тело.
- Ты убил Амальгаму… - прошептал он, - Возможно ты был прав, но её смерти я тебе никогда не прощу. А поэтому просто так ты не умрёшь.
Он подошёл к полупарализованному Кречету, поднял его и посадил на лавку. Тот смотрел на него спокойным взглядом человека, который уже давно смирился с неизбежностью, желваки ходили на его щеках, было видно, как тяжело ему даётся это внешнее спокойствие.
- Ты просил меня вспомнить всех тех, кого я убил. Вспомни теперь ТЫ те разрушения и смерть, что оставались за твоей спиной, когда ты шёл вперёд. И сделай правильный выбор, - он достал из-за пояса пистолет и, выщелкнув из обоймы все патроны, кроме одного, кинул их в кучу листвы на обочине и вложил пистолет в слабеющие пальцы полковника. После этого, развернувшись, Стикс пошёл по аллее.
- Стикс, - слабо послышалось сзади. Майор обернулся – Кречет смотрел на него, - спасибо.
Майор Мирский кивнул и двинулся прочь. В тишине аллеи резко и дико грянул пистолетный выстрел, а вслед за ним окончательным прощальным аккордом звякнул об асфальт пистолет. Стикс шёл, сунув руки в карманы, и думал о том, что, скорее всего полковник был прав, что воздавать по заслугам – не всегда правильно. И что сохранить человеческий облик подчас гораздо важнее в любой ситуации.
Одинокая фигура в джинсах и вязаном свитере постепенно исчезала в хороводе листопада и наконец растворилась в осенних сумерках, а ветер кружил по аллее, над телом человека в длинном плаще, не понимая, почему он лежит в таком неподходящем месте, в такой странной позе, и смотрит в небо стеклянными глазами. Ветер гладил его по щекам, но полковник не поднимался, и касаться его смели, увязая в крови, лишь жёлто-красные осенние листья…