школа груза двухсотого...

Мистический
Он присел, дым крепких сигарет привычно резал глаза, подобно как мысли тяжелыми тучами повисли над головой и вот вот прогремит гром да разразится буря. Странно, когда произносится слово «жизнь» - актуально слышатся вопросы, тематики выживания, да совершенно забывается магия простого. Простые слова как ничто иное несут в себе понятную, незамысловатую искренность, теплую, нежную, лучами света наполненную. Незатейливо и красочно – просто жить, забывая про пороги, которые, так или иначе, строит сам человек, в последствии удивляясь – «почему так…». Просто жить, вспоминая о том, что в вихрях, буранах, сложностях рождается  тишина прекрасная. Насколько же дорого это «жить», насколько дорого прощаться с этим светом?! Обычно о романе судят по его содержанию, и соответствующий эпилог всегда уместен, хоть и глупо это сумасшествие, нареченное безвременно пропавший… Но когда куется сталь – длительно, изматывающе, до крови и нестерпимой боли  - прочность ее и сила становится как плюсом так и величайшим недостатком отсутствия пластичности, пусть даже забыв категоричность и обратившись к интенсивным шкалам относительности.
Все мы, рождаемся, проходим периоды становления, переживаем переломные моменты, и, пусть сущность неизменна, но всеже иногда хочется, скорее требуется что-то менять. У каждой детали механизма есть запас часов работы в определенных условиях, после чего узлы агрегата трансформируются, оставляя лишь назначение практически неизменным. А чтоже будет, если какая либо деталь изношена до нельзя, а заменить то и нечем?! Механизм, в этом случае, уже обречен стать просто грудой изношенного металла. Так если и речь зашла о переменах, то значит уже как было невозможно а иначе… иначе нереально. И наверное трудно просто выбросить 8 лет жизни, просто забыв и перечеркнув, будто пьяный недовольный творец, все то, что уже структурировало живое.
Память… те лица, те люди, с которыми прошел целую жизнь, как бы то ни было, мало ли много – не важно это, ох как неважно. Как трудно впервые прощаться, провожая к иному свету… как трудно переносить то, чем тебя одаривает тобой же затушенная звезда, за которой в чьей-то жизни наступает время бесконечного ожидания чудес и завешанных зеркал. Неделимо это. Вот уже и Солнце не так ярко светит, и, сняв солнечные очки, на мгновение ослепило – такова была реакция привычно расширенного зрачка, потому как, во истину, ничто не проходит бесследно, и, дотронувшись рукой до холодного гранита, прощаясь, прошептав «мне пора, Братишка. Прости…». И развернувшись уходить будто ниокуда в никуда. Как образа с каждым шагом… замедляющийся ритм сердца и злость, уже привычно, с криком  «борись, б…, давай же! Опять молния - образ…причитания женщин, люди в черном, звук лопат, которым все равно… Молния – образ… упавший ком земли, с гулким эхом отразившимся на душе – «прости, Братишка…» Такова жизнь, и каждый занесен в ее список… и  с каждым упавшим комком земли – родных глаз становиться меньше, словно чья-то властная и неведомая рука бескомпромиссно вычеркивает одного за другим некогда единую команду…

Вечер. Здесь быстро становится холодно и мало Солнца, потому в те моменты, когда лучи, пусть не такие теплые и яркие, пробиваются сквозь серую мглу туманов – Сердце наполняется чем-то истинно добрым. Те дни, когда ковалось железо, не у всех прошли беззвучно, потому привычно расширенный зрачок и черный стеклопластик закрывали усталые глаза уже порядком истрепанных душ. Ностальгическое настроение в рефлексирующих сумерках, под шум ночного леса, обычно приходило в гости не предупреждая да не спрашивая разрешения наводила не то порядок, не то полный шторм в потоке мыслей ни о чем и правде лжи… Однако этот гость все таки являлся по особым случаям. Этот процесс, бескомпромиссно преобразующий то что было в то что есть, длящийся порой единое, почти неуловимое сознанием, мгновение, ярко отражался в глазах уже всегда. Такие глаза трудно перепутать с чем либо иным… Глаза белого волка, словом – посмотри в мои глаза чтобы я понял кто ты… и как обычно лиха беда – судьба лучших: толи граммы в Сердце, толи килотонны в душу. И вот уже та точка на кривой, откуда можно только оглянувшись назад, сплюнуть, и, скрипнув зубами топать дальше – может и в толпе, но всегда в одиночестве, прощать укоряющие взгляды бывших и близких, чужих и не очень, пропускать мимо ушей их «правильные напутствия», и скрывать шрамы, будто густой туман сокрывает агонию тела и затихающее дыхание безвременно пропавшей Души, которая все еще цепляясь за воздух, едва слышно зовет маму… это больно… больно и возвращаться в никуда… словом, посмотри в глаза мои и ты увидишь там свое отражение… и все слова: тихие ли громкие – глупы да неуместны, а тишина попросту давит на нервы, разрывая на тысячи частей Душу. Здесь бывает Солнце, но так холодно…

Когда-то была весна, еще истинно искренняя радость жизни. Небо всегда светло-синих оттенков, бегущие облака и просто полет с ними. Мир еще такой огромный, щедро дарящий улыбки и все казалось по плечу. Но кто бы сказал, что улыбка вскоре станет оскалом, полет – ожиданием, небо… небо вечностью… Первый взмах меча судьбы отразился сравнительно тяжелой травмой. Будто бы чья-то неистовая сила с того момента четко и жестко расставила границы между прежде единым насущным, разрывая нещадно Мир, проводя параллели. Кем же или чем была придумана эта наклонная плоскость, отношение, при котором что будет дальше уже не вопрос, и почему же этот демиург оставил актуальным «не важно что – важно каким образом». И всеже кто-то должен был стать первым.

Никто бы из них не обратил внимания на поломанную в двух местах руку товарища, ибо лицо не выражало никаких эмоций, да и психическое состояние оставалось стабильным, но только маленькая кровоточащая рана возле кисти. Рука, повисшая как плеть с каждой минутой рождала искры в глазах, вплоть до болевого шока и потери сознания. Госпитальный режим – непривычно и уже хочется продолжать жизнь, но крылатая весточка и  после долгий разговор уже звучали вопросом – быть или не быть. «у тебя мало времени, сколько ты будешь восстанавливаться?! Можешь ставить крест» - жестокие слова, но это уже дело характера и уточнив сроки квалификации, остается только сквозь тернии к звездам. Жесткое отношение, вполне оправдано казалось бы, если бы только знать куда вела дорога, наверное лучше было бы доехать на такси… Боль, это то что можно терпеть, то что дает человеку понять, что он еще жив, это часть того что принадлежит тебе и только кто путал последнее соотношение окунался с головой в вязкий и липкий страх. Тот, в последствии, убивал моральную устойчивость и уже навсегда лишал человека возможности стать тем, кем он желал, а впрочем желал ли?! Ведь и страх это то чем мы владеем. И когда-то, в далекой весне их было много, стремящихся получить, точнее стать кем-то. Вот только время быстро раскидало все и всех, неминуемо сокращая список: сначала в два раза, потом троекратно. Закономерным итогом стал факт получения номера лишь у единиц, но и после этого список продолжал сокращаться. И чтобы достучаться до небес – нужно в кровь истереть колени, также чтобы и кем-то стать… мало посадить ростки – они еще должны выдержать ломы, ветра и вьюги, заплатив немалой ценой, забывая о том, что такое больно и больно становиться привычно. Жесткие наставники, работая, сменяя друг друга, стремились к всестороннему развитию уже ставших родными учеников. И эхом сквозь года пронеслись слова: «всегда есть что-то, что мешает вам, будь то страх или подобное, но вы никогда не добьетесь чего-либо пока не научитесь принимать от мира то что он вам преподносит, пока не научитесь преодолевать себя и помните – самый страшный враг – это тот, который отражается в зеркале».Жестко и почти беспощадно приращивались эти слова, но сколько раз в последствии им было адресовано немое «спасибо».
Начиная этот рассказ – его судьба – остаться незавершенным, ибо описание событий, как обрезанные стропы: какая бы рампа не была а все равно приземлишься, вопрос лишь в скорости… Глухой удар об землю и мир, объятый неоспоримой тишиной.  Любая функциональная система имеет два определяющих существования: цель и актуальность; теряя одно из речь уже заходит о дестабилизации. Вопрос: а как же вера, люди, все что было зря?! Наверное только небо неизменно, хоть иногда идут дожди. Легко поломать судьбу, превратив красивый рисунок в ломанную кривую причинно-следственных связей, тяжело остаться на ногах после и снова рисовать яркими красками. Время всегда дает возможность подумать и решение, принимается мгновенно, также как и решением является отмена того, что уже решил – категоричность и та имеет рамки существования, в противном случае это пустая трата времени. Пока есть время до «ч:м» - невозможно утвердить фактом «решено», ибо в последнюю секунду адекватным может быть радикально противоположенное. Многие позывные затерялись во времени, кого пришвартовала жизнь к бегу от себя и жаль. Жаль что так быстро и безвременно и просто никак. Кто-то не выдержал нагрузки, у кого натянутые струны психики потрескались, словно износившейся нейлон, кто уже просто хотел оставить и забыть и начать – отстранения,  отстранения,  отстранения… расформирование за потерей составляющих, будто бы «Спасибо за внимание! Концерт окончен»… Оставшиеся по списку уже видимо не могли иначе, но… их список и без того не отличался множеством, и видимо на сию школу был свой расклад демиурга, чтоб его…  номера продолжали исчезать безвременно в вечную тишину… и уже кто по делу, кто просто не научился жить без холода, пробегающего по спине… все меньше «спина к спине», сплетений рук и понимающих глаз… Да памяти светлой, земля Вам пухом. И пусть искры вечных огней будут набатом о мирном небе светло-синего цвета жизни и цены великой называться Человеком.