Ах, эти женские палаты...

Граня Васильева
По всему коридору отделения плакаты с изображением розового голыша. Плакаты вопиют: «Мама, я хочу жить!». Кто здесь обращает на них внимание? Сюда приходят избавиться, освободиться, столкнуть груз. Прилизанная, трясущаяся от страха масса, в серо-синих халатах – пациентки. Бесстрастные, неулыбчивые лица в белых халатах – медперсонал. Пахнет хлорамином, спиртом, кровью. Приход сюда называют «В Сочи – на три ночи».


У дверей абортария очередь. Говорят, первой легче. Вхожу. Врач в длинном клеёнчатом фартуке, стерильный, под коричневой скатертью стол, металлическое кресло. Медсестра и санитарка обсуждают последние новости в стране. Не глядя на меня-: «Снимай халат, ложись, глаза не закрывать, руки на живот!»
Холодно. Открыта форточка. Меня знобит. Слышу звон инструментов. Глаза закрывать нельзя. Даже этого – зажмуриться от страха боли – нельзя. Пытаюсь представить себя Дюймовочкой, смотрю на потолок. Сейчас я, маленькая, дошагаю по потолку от этого угля до того, и всё кончится. Охать нельзя, кричать, тем более. Дышать глубоко и носом, а то затошнит. Резкая боль, жжение. Потрошат, рубят, скребут, как курицу. Жалости к тому комочку плоти нет, есть только моё терзаемое тело. Звякнули инструменты. Всё!.. Встаю, накидываю халат, качает, голова шумит. По стенке пробираюсь к палате. Никому нет дела, как мне плохо…


Перед сном обсуждаем «презервативный» вопрос. Катя хмыкает ( можно и хмыкать – отлегло!): «Да с ним, что сметану через банку лизать! Лучше сюда сбегать, чем поститься!» Она смотрит на это дело философски: после сладкого бывает горькое, но потом ведь опять сладкое. Жует булочку, запивая водопроводной водой.


Выписывают. Всего три дня, а будто – вечность. Соскучилась по дому. Как у них там, у отца и сына. Отчуждение к нему отступило, пришло желание, чтобы пожалел, посочувствовал. Обнял измученное, ни в чём не повинное моё тело, защитил от этого огромного несправедливого мира. За это прощаю всё. Вчера вечером всплакнула о не родившейся дочке. Но убийцей себя не считаю. Нельзя убить того, кого на свете никогда не было. Но этот кто-то, именно этот( или эта) уже никогда не появятся, никогда!


Собираю в пакет пасту, зубную щетку, полотенце. В больничном дворе меня встречают муж и сын. Взглянула на окно нашей палаты, все четверо смотрят – любопытно увидеть «моего». Махаю рукой: счастливо, бабоньки!