5. Горело и гасло

Галина Щекина
               

Макс не смотрел по сторонам.. Знал, что вокруг него колыханье слепящей радостной реки и  кувшинок на ней. А он на новом надувном матрасе. Выпросил, ага. Качался на волнах и через  ресницы видел – с ним качается маленький сосновый лес на берегу. Тут качнуло сильней! Прямо из хрупких сосновых посадок, прямо с горячего речного берега, можно сказать - прямо с надувного матраса на речной волне – шлеп! - и ты попадаешь в новый учебный год. Только вчера глаза слепли от солнца, от дымка кострового – и тут – бац, ты уже здесь. Стоишь у подоконника, таращишься на густой дождь за окном. Понятно, что надо идти на вторую смену... Эх, как неинтересно-то.

Забрякало. Это папа привесил над дверью Бабушки колоколец. Чтобы она могла звать, если что надо. Нехотя Макс побрел вроде  бы в сосновые посадки, но на самом-то деле к Бабушке.
«Милушка, принеси мне маленькую ватрушку из хлебницы…Ой, да ты разогрей ее…Чудесно… Неси еще красный помидорчик из банки».
Макс пошаркал обратно. Он понимал, что надо бы делать уроки, но к ним душа не лежала. А лежала она к чему-то далекому и неуместному в этот дождливый день.
- Бабушка, тебе сколько лет? Восемьдесят пять?
- Что ты, что ты, внучек. Скоро девяносто…
- Неужели же ты все помнишь?
-Да нет, не все. Но я жила при царе, это помню.
- И как? Как при царе-то, хорошо было?
- Хорошо внучек, хорошо. Выборов не было. А царь был один, Богом даденный
- А ты тоже  в школе училась, Бабушка? – Макс думал свою невеселую думу.
- А как же. Папа учил нас Закону Божьему… да вот и сгинул на Соловках…
Они помолчали. Макс унес тарелочку и принес кефир. И подумал, что наверно, закон Божий - это еще ничего. А вот сколько предметов у него в школе - это уже отстой.
- А что, внучек, не уплыло у тебя на плите?
- Да нет,  бабушка.
- Все же посмотри, запах-то нехороший…Батюшки…Прямо гарь душит. Нос-то у меня такой, сама не рада…

Макс снова пришлепал на кухню и принюхался. Ничего вроде нету.
- Бабушк! Нету гари.
- Нет, есть… Как, ты разве не чувствуешь? Ах, я хотела бы тоже ничего не чувствовать... Ну, так иди тогда. Я не могу нынче вставать, самолеты гудят в голове. Давай вон то лекарство, и это все пока…Поди, проверь свои  уроки… Поди, что-нибудь забыл.
Лекарство мальчик Бабушке дал, а уроки… Сел, полистал, прочитал историю. Тоталитарные государства, тоталитарные вожди… Как при царе… Стоп. Из кухни пошло  шипение. Макс бросился туда и задохнулся. Гарь была настоящая, горькая, кухня вся в дыму. Откуда же, где горит? Бабушка все верно учуяла, у нее, видно, правда, нос-то непростой…Он заметался на маленьком пятачке, пиная кастрюли на полу.
Грохнуло в углу. Там открывашка-полицейский висела на  шторке, но шторка быстро уменьшалась и скручивалась… Она горела!  Заглянув на холодильник, куда упала открывашка, он отскочил.  Черный ящичек в проводах щелкал страшными искрами.
Горела стена. Черные пятна быстро поползли  по стене наверх.
- Милушка, - звала его бабушка слабым голосом, - горим ведь. Беги сюда….
- Знаю, бабушка, теперь знаю… Чего тебе?
- Полотенце подай мокрое, да двери запри обе…
- Держи, я побегу….
- Куда ты? Стой, звони матери на работу….
- Сейчас прямо! Она еще ехать будет целый час… Знаешь, как далеко…
- Пусть на такси едет… Максик! Выключи все! Слышишь? Все отключи, ведь током убьет…. Встать не могу, ах ты, господи.
Но это было и так понятно, Бабушка уже год не вставала, ноги не держали.
Макс уже не слушал Бабушку, он бросил ей полотенце, половики сдвинул ей под дверь. Потом на кухню – там уже ничего не было видно! Из глаз потекли слезы. Закрываясь локтем, он выдернул все провода из розеток, после чего отвисли и упали сами розетки. Что делать?
Выскочил Макс в соседнюю комнату, в большую гостиную, а там тоже дыму полно. Кое-как набрал номер маминой работы.
- Хоботову позовите!
- Алло… Это я, Макс? Что случилось?
- Мам, приедь…Тут горит все, я боюсь…Я не знаю…
- Макс беги оттуда! – вскрикнула пронзительно мать. - Я мигом.
- Куда беги-то… Бабушка лежит под полотенцем, стонет…
- Макс!..
Но он уже бросил трубку… Бабушка что-то кричала тонким голосом из своей комнаты, но мальчик снова побежал на кухню…В углу из-за холодильника разрастался огонь. Казалось, что горел сам холодильник. Это был пузатый старый ЗИЛ, простоявший сто лет на этой кухне. «Холодильник – мой ровестник!» - хвастал папа к делу и не к делу. Максик схватил веник и стал бить по огню – зло, беспорядочно, сперва веником, потом резиновым половичком. Надо воды….Или током убьет… Махал половичком  беспорядочно, не попадая никуда… Надо бы воды, но страшно, током ударит…Нет, вроде розетки даже вылетели.
Мысли  лихорадочно скакали, он даже не успевал ничего подумать, и вообще, мог ли он думать в тот момент? Он все время видел дождь за окном, и хотел, чтобы как-нибудь дождь попал на кухню и сам все погасил… Но дождь шел в  окне совсем рядом, и такой бесполезный…
Тогда он сбегал в ванную, набрал ведро и ливанул прямо на холодильник… Ударил в лицо горячий темный дым. Он еще воды налил, влез на кухонный стол и плесканул прямо на стену. Снова зашипело. С окна упал обгоревший с одного конца деревянный карниз, свалилась вторая шторка. Она задела горшок с цветами, горшок тоже упал за холодильник…
Макс распахнул пузатый железный шкаф, неполная бутылка выкатилась ему под ноги и полыхнул даже весь воздух… Он выскочил и прикрыл дверь, но огонь уже гас, как в кино.
В ванной облил лицо ледяной водой пару раз глубоко и шумно вдохнул – и снова туда.

Надо успокоиться. Надо сбегать к Бабушке,  она стонет.
В холодильнике что-то повалилось, потом посыпалось на пол мелко-мелко…Холодильник горел.
Он всю жизнь морозил, а теперь в нем все перегорело, и он сделался печкой! Все наоборот! Он трещал пластмассовыми стенками, они лопались и талые ледышки высыпались  на пол.
Ледышки крошились и плавились прямо там. Он наставил кран и зажал пальцами, чтоб струя била…
Потом Макс замер, пораженный. На него полетела вьюга, но не мелкой трухой, а крупными рыхлыми хлопьями. Когда хлопья падали на кожу, они обжигали, потому что  из пепла Угар шел такой, что не продохнуть. Это был бунт раба, немого, железного, неподвижного…этого ни в одной компьютерной игре он не видел
В дверь забарабанили. Это была соседка. Она вытаращила глаза, приложила палец к губам и вдруг так визгливо закричала:
- Чего, чего вы там делаете... спалите нас… чего жжете-то? Хулиганы…
Макс стоял перед ней обалдев, не мог ничего даже ответить. На всклокоченных волосах мусор, глаза красные, футболка мокрая… Почему же этой соседке не пришло в голову, что беда? Просто беда! Что помощь нужна человеку в одиннадцать лет в двенадцать часов дня! Сразу – «хулиганы»… Опять Бабушка застонала, так он махнул рукой и захлопнул дверь.
- Сильно горим? – спросила Бабушка из-под полотенца
- Не, Бабушка, уже не горим. Дымим только. Я водой залил, как ты сказала… Чего принести тебе?
- Давай намочи полотенечко…Да окна открой, дым-то повыйдет…Если огонь утих, то можно открывать… Молюсь Николаю Угоднику и всем святым, чтоб спасли раба божия Максима…

И тут заширкал ключ в дверях! Вбежала мама Неда с перекошенным лицом:
-Живы? Все живы?
- Спас меня внучек, - прошептала Бабушка, стягивая полотенечко с мокрого-мокрого лица. – Не он бы,  так ушла бы уж… Навек ушла бы, ведь замучила я всех… -
И Бабушка отвернулась к стенке.
- Бабушка, не пори чепуху. Все будет хорошо! А я на такси ехала, и таксист дым увидал с конца двора… Вон, говорит, дом не твой ли горит… Я чуть с ума не сошла… Ну ладно! Сейчас мы все, все успокоимся…
Так говорила мама Неда, а сама тоже все время бегала по кухне, пиная ногами кастрюли на полу. Дым продолжал плавать по кухне, и от него хотелась кашлять, кашлять…
Пока она бегала и задевала плащом все подряд, она сажала на него новые пятна… а за нею волочился как хвостом пояс от плаща, который она засунула в рукав и не нашла в спешке. Сыну стало вдруг смешно.
- Мам… Погоди, не мотайся…Вон глянь, у тебя хвост  висит…– Чумазый Макс задумчиво вытер нос ладонью в саже и стал окончательно чумазым. – Это самое… Я ведь, наверно, в школу уже опоздал.
- Ааа, да Бог с ней! Какая школа? А? – Мама выключила мотор и сразу притормозила. – А сколько же времени?
Времени было много. Времени было так много, что смысла не было вообще куда-то спешить!. . Но опускать руки нельзя. Они тогда взялись и отвинтили от холодильника дверцу. И все что можно вынесли на помойку. А что нельзя – оставили до папы.
- Это сгорел трансформатор, - сказала мама. - Почему он загорелся? Потом его видно, засыпало землей из горшка, и это было верное решение. Нас учили на Гражданской обороне – если горит, нельзя открывать окна и надо засыпать земле, песком. А окно зачем было открыто?
- Низачем, оно было открыто еще до пожара…
- Ах…До пожара, - сказала мама и остолбенела. И они оба, торопясь, понесли на мусорку всякое горелое, и вдруг поняли, что случилось. – Случилось же, Макс. Взрослых не было. Окно было  открыто. В бутылке была водка, она тоже  горит. Вы по идее могли погибнуть. Но ты спас обоих.  А то все  – боюсь, боюсь… теперь я знаю, что на  тебя можно положиться! Видишь? Можешь ты все, когда  нужно!
Они поставили ведра и обнялись около помойки. А напротив помойки был гараж чужой фирмы. Водители увидели их в раскрытую дверь гаража и все вышли.
- Вы чего обнимаетесь тут? – спросил самый старый водитель в рыжих усах и рыжей кожанке.
- Да вот, пожар у нас случился, - мама махнула рукой на дом.
- Пожарку  вызывали?
- Да нет. . Мальчик уже  сам….все сам  потушил.
- Уу, какой ты. Ну, дай пять.
Макс протянул чумазую ладошку.
- Чего сгорело-то?
- Холодильник сгорел, - сказал Макс, отворачиваясь. Потому что мама смотрела на него с гордостью и слезами. А ему стало стыдно: «А чего, я ничего…»
- Помочь бы! – сказал она. – Конечно, надо нам помочь. Вынести его, а то он дымит как этот. Нам-то тяжело.
Но водители из чужой фирмы не помогли вынести старый холодильник. Им было некогда. ЗИЛ  стоял как корабль после крушения!  Дымил. Его закрыли половиком. Мама вымыла пол и велела идти в душ: «Только не сиди там два часа, дело есть!» Ой, Макс как раз это очень любил. – сидеть по два часа. Сначала делал очень горячую воду, потом попрохладнее, и сильной струей обливался контрастно. А настроение у него явно стало получше, ведь он не шел уже сегодня в школу, это точно. А то школа эта хуже пожара…
Мама Неда тем временем сварила быстрый суп из ничего. Это такой неясный суп из пачки, очень даже  густой, с плавленым  сырком. Сбегала к Бабушке, подняла ее на подушке и дала в чашечке. Потом спросила:
- А что, Бабушка, не дашь ли ты мне денежку взаймы? Хотя бы до вечера?
- Нету, милушка, все отдала. Сама знаешь, мне не надо, а парнек-то у нас сидит в подвале… - «Парнек».Так она называла широкоплечего папу, своего сына.
- Брось, он уже давно не сидит в подвале! Поднялся по лестнице  карьеры.
- Все равно… У нас ведь в деревне в тридцатом году весь порядок выгорел, а мама как вынесла  икону Казанской Божьей Матери на крыльцо, так огонь и остановился. Один наш  дом не тронул. Не  знаете почему?  А мама  знала…
Но мама Неда не могла успокоиться. Она сходила к той соседке, которая обзывалась хулиганом и попросила денежку у нее. И они пообедали быстрым супом из ничего, и  пошли в огромный магазин покупать Максу новую кровать! Наконец-то! Он давно вырос из своей кровати, на который спал лет с четырех. Это оказалась складная кровать с толстым-толстым матрасом. Но она была легкая и влезала в шкаф, если ее сложить.
Макс валялся на ней как на песчаном бережке и задирал ноги выше головы. Мягко! Выгодно героем быть. Все тебя сразу уважают, старые дядьки поздравляют, руку жмут, родители все покупают! Красотень.
- А теперь что? – спросил он. – Пойдешь печатать?
- Пойду, - сказала мама. – Слушай, тут у  меня  в  книжке  про Казанскую есть. Это дедушка твой оставил нашему  папе, дедушка  ведь тоже под Кенисбергом  воевал… Военный с того фронта офицер пишет: «Наши войска уже совсем выдохлись, а немцы были все еще сильны, потери были огромны и чаша весов колебалась, мы могли там потерпеть страшное поражение. Вдруг видим: приехал командующий фронтом, много офицеров и с ними священники с иконой. Многие стали шутить: "Вот попов привезли, сейчас они нам помогут...". Но командующий быстро прекратил всякие шутки, приказал всем построиться, снять головные уборы. Священники отслужили молебен и пошли с иконой к передовой. Мы с недоумением смотрели: куда они идут во весь рост? Их же всех перебьют! От немцев была такая стрельба – огненная стена! Но они спокойно шли в огонь. И вдруг стрельба с немецкой стороны одновременно прекратилась, как оборвалась. Тогда был дан сигнал – и наши войска начали общий штурм Кенигсберга с суши и с моря. Произошло невероятное: немцы гибли тысячами и тысячами сдавались в плен! Как потом в один голос рассказывали пленные: перед самым русским штурмом "в небе появилась Мадонна" (так они называют Богородицу), которая была видна всей немецкой армии, и у всех абсолютно отказало оружие – они не смогли сделать ни одного выстрела. Тогда-то наши войска, преодолев заграждения, легко сломили (рукопашное) сопротивление и взяли город, который до этого был неприступен и мы несли такие потери! Во время этого явления немцы падали на колени, и очень многие поняли, в чем здесь дело и Кто помогает русским!». А мы – про пожар на кухне…
- Неужели правда? – прошептал осипший  Макс.
- Офицер тебе врать будет? Да тут  сказано, что даже  Сталин  тогда  молился…
Макс замер. Его поразила простая вещь… Ведь он жутко боялся, трясло всего даже, он понимал, что от него зависит жизнь смерть и боялся, что  не  сумеет… Но это  если человек  один и на  него падает весь мир. А если не один? Может тогда  не так  плохо? Не так  ужасно? И можно так не  дрожать, если что?
- И еще один пожар я вспомнила! – стрекотала  мама. - Один раз мои родители, которые жили в районе, уехали. Мне дали задание погладить белье и покормить куриц.
- Ты, конечно, ничего не сделала? – перебил Макс, нежась на цветном хрустящем ситце.
- Почему это?
- Вертоголовая потому что, - он подначивал ее, ждал, чтоб вспылила.
- Да что за выражения? – она тут же вспылила и Макс засмеялся. - С  курами просто – насыплешь  зерна и всего делов. Включила утюг, стала гладить, я уже умела, в третьем классе. Приходит соседка, тетя Эля, она татарка была, говорит, вам газ привезли – брать? Я сказала - брать! В этот время цыгане табором пошли. Подружки ко мне прибежали, мы стали вместе смотреть, за ними пошли… Ой, у нас  всегда стояли цыгане в  поселке, каждое лето. Как по улице красиво шли, как в роще за поселком повозку поставили, начали распрягать лошадей. У цыганок такие юбки волнами, знаешь…Дети на ручках, очень у молодых дети… Знаешь, как я засмотрелась! Но в это самое время, как  назло, идет соседка, тетя Эля и зовет – Нетка! Нетка! Это меня. Я подбежала. Она: «Так и знала, что ты цыган пошла смотреть. Беги домой, пожар у вас». Мы прибежали, а дверь-то захлопнута, мне не войти. Тогда тетя Эля в пожарку и позвонила. Машина красная приехала, ревет! Жуть. Дверь была дубовая, не стали ломать дверь. Выбили окно, меня подсадили, и я влезла.
- И что там? – вскрикнул, вскочил Макс.
- Там дым, конечно, не видать ничего. Я открыла дядьке пожарному двери, он вошел и ахнул. Утюг был лицом вниз на одеяле, утюг был включен, одеяло загорелось, и пошли гореть шторы…
- Ну!
-…И когда шторы сгорели, загорелась от них картина большая с фонтаном. Она упала на утюг и все погасло. Утюг тоже перегорел…То есть это называется – само загорелось и  само погасло.
- Это потому, что на картине был фонтан! -  догадался  Макс. – Вообще у тебя в детстве я смотрю, много чего было. Тоже  шухарила  много.
 - Пиротехники! Прямо кружок юного пирохтехника! Да у вас это наследственное, в крови, - зашумел папа, который только что вошел в прихожую. – Как же я, такой мирный человек, связался со страшными  экстремалами? Что тут вообще случилось? Запах невозможный.
- Случилась удивительная вещь, - медленно сказала Неда. – Твой сын спас твою мать.
- Даа, папа, сегодня был дождь, но он не мог залить холодильник, не мог он зайти на кухню. Пришлось тушить.
- Ага, капитан Тушин, вы будете представлены к награде! – зарокотал папа Хоботов, щекоча и обнимая Макса. И они привычно стали  драться в  прихожей, и с вешалки падали куртки.
- Да он уже на ней лежал! На награде. Вы не сломайте друг друга. Пойдем-ка лучше обедать, я дам тебе быстрый суп из ничего, - сказала мама.
Она загремела тарелками, а папа пошел и принес от Бабушки икону. Это оказалась не настоящая икона, а так, картинка, вырезная  из журнала и наклеенная на большой  бархатный картон. На ней  Богоматерь была в темно-красном  уборе, Спаситель маленький, но со взрослым строгим лицом, а  понизу  всякие  ожерелья, ленты. Наверно,  люди, что были в  храме,  принесли  ей  свои дары.