Получив очередное приглашение из Ивано-Франковска, Ури ответил то же, что и всегда: «Я не поеду в город, где убили моих родных». А потом была бессонная ночь, и наутро Ури решил: «Пожалуй, надо ехать. Ведь мне уже за 70, и кто знает, может, это последняя возможность найти их могилы…»
«Я приеду, - сообщил он устроителям кузнечного фестиваля в Ивано-Франковске, - но при одном условии, если вы найдете в вашем городе следы моей семьи. Может быть, есть могилы, если…их хоронили…»
Через некоторое время Ури сообщили, что он может ехать: условие выполнено.
…Родители никогда не говорили ему об этом, но иногда он слышал по ночам как оплакивала своих близких мама…В доме хранились альбомы со снимками ее родителей, братьев и сестер, которые были уничтожены в Станиславе (ныне Ивано-Франковск).
***
В зале было не протолкнуться: местные, украинские мастера, мастера из других стран - все пришли посмотреть на израильтянина, совершившего настоящую революцию в кузнечном деле и имеющего тысячи учеников по всему миру.
- Я Ури Хофи, родился в Израиле, но вся моя семья - из Ивано-Франковска и была уничтожена здесь украинцами по приказу немцев. Так что я приехал сюда не ради фестиваля, а потому, что нашлись следы моей семьи…
Воцарилась гробовая тишина. Ури бросил взгляд в зал и увидел, что многие плачут. Безо всякой паузы он перешел к делам профессиональным. После того, как Ури закончил свое выступление, его окружили, стали обнимать... Один из местных мастеров снял с пальца кольцо и протянул его Ури: «Это тебе. От всего сердца».
- У тебя не было опасений, чтобы люди обидятся на твои слова? - спрашиваю я Ури.
- Нет. Я ведь никого не обвинял, я сказал правду…Немцы устраивали еврейские гетто и концлагеря там, где могли рассчитывать на поддержку местного населения.
- Наверное, это было непросто - перейти от такого резкого заявления к профессиональным вещам…
- Я сказал то, что сказал. А потом – как отрезал, и все, - Ури рубит ладонью воздух.
..На следующий день его попросили провести в парке демонстрацию приемов ковки. Он пришел пораньше. А в парке – тьма народу, музыка, шум, гам...Ури подумал: "Как же я буду выступать в таком балагане?" Но ровно в назначенный час все вдруг стихло, и он начал демонстрацию в полной тишине.
***
В первый же день Ури отправился на улицу, где жила его семья. Все дома сохранились, только в них жили другие люди. Неподалеку возвышалось здание бывшей еврейской больницы, в котором теперь располагалась детская музыкальная школа: там и сям из-под облезшей штукатурки пробивались контуры шестиконечных звезд…
Ему показали место, где было гетто, рассказали, как сюда согнали 50 тысяч евреев – женщин, детей, стариков…перекрыли воду… Все родственники Ури погибли во время первой акции по уничтожению. 12 тысяч узников гетто прогнали через весь город – к еврейскому кладбищу и расстреляли на могилах их предков… потом закапывали в течение нескольких дней.
Ури стоял посреди пустого кладбища и плакал. Все надгробные плиты отсюда давно вывезли: предприимчивые хозяева использовали их при постройке домов. Придя в себя, он заметил невдалеке пожилую женщину, которая положила на землю цветы.
- Ты еврейка? – спросил ее Ури.
- Нет, я украинка, - ответила она. – Но это место для меня более святое, чем наша церковь. Здесь убили очень много невинных людей…
В последний день кузнеца остановил на улице старик, назвавшийся Казимиром. Он родился здесь за несколько лет до войны и хорошо помнил дни, когда его друзей, с которыми он играл на улице, забрали в гетто, а потом расстреляли вместе со взрослыми. Рассказывая Ури об этом, Казимир плакал. Они обнялись и так и стояли, не замечая обступивших их людей из-за застилающих глаза слез. Потом Казимир протянул Ури снимок:
- Я хочу подарить тебе эту фотографию с еврейского кладбища, которую я снял там после войны, когда памятники были еще на месте.
Ури посмотрел на снимок и увидел, как из разбитой могильной плиты прорастает красный мак на высоком стебле. На другой стороне фотографии Казимир написал по-украински: «Сквозь горе проросла надежда».
На этом история не закончилась. Казимир рассказал, что после войны встретил еврейскую девушку – Дору: они стали жить вместе, у них родился Миша. А в 1960-м Дора неожиданно решила уехать в Израиль и забрала с собой сына. Их следы потерялись.
- Помоги мне найти жену и сына, если сможешь, - попросил Казимир. – Надеюсь, они живы. Тогда Миша был маленьким, а сегодня ему уже за пятьдесят…
…В последний день фестиваля Ури получил от организаторов приглашение приехать и на следующий год.
- Я ответил так, - говорит мне Ури, - «Если вам вам удастся найти новые свидетельства о моих близких, которые собирались уехать в Палестину, но не успели, то я приеду сюда вместе со своими внуками». А пока суть да дело, мы с Андреем (Андрей Куманин – известный мастер, в прошлом - ученик Ури – Ш.Ш.)обсуждаем проект памятника погибшим евреям, который собираемся делать в кованом железе. Андрей придумал и выковал фрагмент цепи, в каждом звене которой - имя на иврите. Железные буквы вбиты в основание цепи и выглядят как отпечаток памяти о погибшем.
***
Мы сидим с Ури в его кузне, расположенной в киббуце Эйн-Шемер. На одной из стен висит в рамочке Крест – высший знак отличия, полученный кузнецом из рук президента Германии три года назад.
- Ты сейчас рассказывал, как нелегко было решиться на поездку в Ивано-Франковск, где уничтожили твою семью, - говорю я Ури. Представляю, чего тебе стоило отправиться в Германию: открыть там кузнечную школу и учить немцев…
- Вот именно – учить. В том-то все и дело. Я еду в Германию не для того, чтобы предъявлять немцам счет за прошлое, а чтобы учить их молодежь, поскольку во время этого процесса происходит еще очень много разных вещей…
- Например?
- Я получил свою награду от президента Германии не просто так… В свое время я предложил немцам открыть мою школу в тюрьме, где сидят подростки-убийцы, и в том числе - неонацисты. Мне дали группу из десяти парней, четверо из них оказались неонацистами, а шестеро – обычными убийцами. Помню, что в связи с этим в немецкой прессе было много шума: израильский кузнец открыл школу для убийц-неонацистов. Но не это главное… После окончания моей школы они уже не были неонацистами – ради этого я и поехал в Германию…
- Как они тебя восприняли вначале?
- На первом занятии я им сказал: «Я - Ури Хофи из Израиля, и я буду учить вас кузнечному делу». Они удивились: «Так ты что, еврей?» - «Да». Они не поверили: «Не может быть! Евреи выглядят по-другому». Очевидно, парни представляли себе евреев по описаниям Геббельса - с огромным носом и такими же ушами, - смеется Ури. – Я начал обучать их кузнечному делу, а между делом рассказывал им об Израиле, евреях, нашей истории… В конце курса, когда я услышал от них: «Мы были дураками, делали глупости…», я подумал, что потратил время не зря.
Потом у меня произошла еще одна интересная встреча, уже не в тюрьме, а на обычных курсах в Берлине, которые я проводил для молодых немцев. Один ученик приехал из Бремена. Внешне – чистый ариец. А уроки у меня проходят обычно так – между делом мы с учениками много общаемся и каждый рассказывает свою историю. А этот парень все отмалчивался. И вот курс подходит к концу, последнее занятие…И вдруг я вижу, что «бременец» сидит в стороне и плачет. Я спрашиваю: в чем дело? И он начинает рассказывать нам свою историю: «Я живу в Бремене вместе с родителями и дедушкой. Когда я сказал им, что хочу поехать на курсы кузнецов в Берлин, они спросили: «Почему ты не хочешь учиться в Бремене? Здесь тоже есть хороший мастер». Я ответил: «Хороший, но не лучший. Я хочу учиться у лучшего, о котором много слышал, а сейчас узнал, что он специально приезжает из Израиля, чтобы провести курс в Берлине». И тут они мне заявляют: «Ты собираешься учиться у еврея? В нашей семье этого не будет!» И до меня вдруг дошло, что они остались прежними, продолжают жить тем временем… Я сказал: «ВАШЕЙ Германии уже нет, она никогда не вернется. Забудьте об этом!» В результате мы сильно поссорились, и я все равно уехал в Берлин. А теперь, после того, что я здесь узнал и всего, о чем мы тут говорили, я просто не знаю, как мне возвращаться домой. Я очень люблю своих родителей и дедушку, но как мне принять то, что я тогда про них понял во время нашей ссоры?»
Вот для этого я и основал свою школу в Германии, - повторяет Ури, - при том, что мог бы открыть еще один курс в США, Японии, или Италии…я ведь преподаю кузнечное дело по всему миру.
- Многие израильтяне, пережившие Катастрофу или потерявшие в ней своих близких, вообще не способны ступить на землю Германии…
- Я не из их числа. Нельзя судить целый народ за его прошлое. Сегодняшние немцы не виноваты в том, что делали их деды и отцы. Вся человеческая история полна примеров геноцида. Вспомни, что сделали в свое время американцы с коренными жителями страны…вспомни Югославию, где положили полмиллиона человек…Задумайся об Индии и Пакистане, где все это только начинается. Что же касается неонацистов, то они теперь есть везде, и в том числе - в Израиле…Недавно их обнаружили даже в Монголии (!), где вряд ли найдется хоть один еврей.
***
При том, что Ури освоил профессию кузнеца довольно поздно, в 53 года, у него в одном только Израиле 2 500 учеников, 500 – в США, 500 в Германии, полсотни в Японии. Инструменты и техника, которые он изобрел, постепенно завоевывают мир, вытесняя традиционные.
- В течение дня кузнец поднимает и опускает молоток 25 тысяч раз, и он должен быть максимально удобным, чтобы рука не болела, - объясняет мне Ури. - Я много думал об этом, и в конце концов додумался до того, что изобрел инструменты, дружественные для тела, органичные для руки. Поначалу меня встретили в штыки: «Кто ты такой? Мы о тебе ничего не слышали!» Но через полтора года все вопросы отпали. Я, простой киббуцник, написал шесть книг по кузнечному делу, которые поймет и японец, и русский, потому что там сплошные рисунки и чертежи. Ко мне без конца едут ученики отовсюду. Сейчас у меня в кузне их трое – из Канады, Австралии и Мексики.
…Ури проводил демонстрации своей техники по всему миру (в одной только Америке – в 12 штатах), участвовал в международных соревнованиях, получал призы. Когда его спрашивают: «Как тебе удалось всего за полтора года получить известность и совершить такой переворот в кузнечном деле?», он отвечает: «Наверное, просто правильно выбрал, когда оказался на развилке». Одному журналисту в Германии, который пристал к нему с вопросом: «За что ты любишь свою профессию», Ури со свойственной ему резковатостью ответил: «А ты можешь мне ответить, за что любишь свою жену, когда вокруг полно других женщин?».
- Раньше, когда меня спрашивали: «Какая у тебя профессия?», я отвечал: «Менять профессии», - говорит Ури. - Кем я в своей жизни только не был – механиком машин, садовником, хлопкоробом, путешественником, фабрикантом. Учился работать с глиной, стеклом, камнем, деревом… И только когда попробовал ковать железо, вдруг понял: вот оно, то самое, мое… - и чуть с ума не сошел от радости. На самом деле меня не интересует ни выставки, ни поездки, ни деньги… Я люблю железяки, они для меня – образ жизни - то, что меня увлекает больше всего. И мне всегда хотелось быть не столько мастером, сколько учителем, чтобы мои идеи увлекали других…
- Что ты любишь? Чего не выносишь?
- Люблю творческих людей, которые сумели «выбраться из коробки»: нестандартно мыслят, интересно работают…Вообще люблю творческий процесс в любых проявлениях, даже в изобретении новой метелки. Не выношу глупости и избегаю дураков. Преклоняюсь перед женщинами, они знают много такого, чего не знаем мы, например, как рожать детей. Я как-то попросил жену, чтобы она помогла мне забеременеть, но у нее не получилось, - взрывается смехом.
- А что тебя больше всего раздражает?
- Знаешь, я еще много лет назад решил для себя, что не стану тратить свою энергию по пустякам и поберегу ее для важных дел. Раздражение забирает у человека слишком много энергии. Так что если кто-то пытается вывести меня из себя, я просто гоню его от себя. Защищаюсь таким образом. Но сам при этом никого не сужу. Все мы просто люди и делаем ошибки. Я учу профессии, но не пытаюсь никого воспитывать: каждого принимаю таким, каков он есть, прощаю глупости. За исключением тех, которые человек делает сознательно, причиняя вред другим. С такими у меня разговор короткий: «Иди отсюда, я не хочу тебя здесь больше видеть!» Но если я сам кого-то обидел напрасно, тут же прошу прощения, не жду ни минуты. Есть люди, которые не умеют просить прощения. Я – умею. И способен не только СЛУШАТЬ других, но и СЛЫШАТЬ, что не одно и то же. Многие считают меня сильным, говорят: «Хофи знает, что делает и никогда ни в чем не сомневается». На самом деле это все внешнее, а внутри я другой, вечно сомневаюсь, обдумываю, ничего не решаю мгновенно... Кстати, сомневающиеся люди не причинили миру столько зла, в отличие от тех, кто никогда не испытывал сомнений.
- Какую самую большую глупость ты совершил в жизни?
- Женился! – со смехом выпаливает Ури и тут же добавляет. – Но ты об этом не пиши. У меня красивая жена Ницца, с которой мы живем уже 51 год, трое детей, четверо внуков. Кстати, год назад я предложил Ницце выйти за меня второй раз и отпраздновать «золотую» свадьбу под деревьями вместе с нашими детьми и внуками. Знаешь, что она мне ответила? «Выйти замуж за тебя еще раз? Ни за что!!»» Думаю, что Нице за ее жизнь с таким типом, как я, положены все высокие награды, какие только есть на свете, включая Звезду Героя Советского Союза и Орден Почетного Легиона.
- Какие у тебя отношения с Богом?
- Я в него не верю. Как не верю и в чудеса. Однажды я выжил в аварии, когда машина упала с 60-метровой высоты, два раза чуть не утонул. Но никакого чуда в этом не было: помогли опыт и желание выбраться. Кстати, я правнук известного рава Шнеура Зальмана, меня даже назвали в его честь, это потом уже от имени остались три буквы и я стал Ури. Отец рассказывал мне, что когда ему было десять лет, родители уверяли его, что если он снимет кипу, то бог бросит в него камнем. Мой отец решил это проверить: залез со своим другом Бецалелем на крышу, где они сняли кипы и убедились, что кары не последовало. Так мой отец в десять лет решил, что бога нет. И в синагоге он был всего один раз - в первый - после окончания второй мировой войны - Судный День. Что же касается меня, то я в бога не верю, а верю в то, что все люди чего-то стоят. Даже дурак достоит супа, а некрасивая – любви. Мой отец был рабочим, у нас никогда не было в доме ничего лишнего, так что я еще ребенком понял: надо жить на земле, а не витать в облаках. Я рад, что достиг того уровня свободы, когда могу делать только то, что хочу. Поверь, это стоит любых денег и всего остального.
- Когда ты был самым счастливым?
- Когда женился; когда у меня родилась первая дочь, за ней вторая, потом сын, внуки… Ничто не может сравниться с этим счастьем.
- Тебе важно то, что происходит сейчас в Израиле?
- Я тут родился и люблю эту землю, и знаю все, что здесь было (учил историю в университете, много читаю), все, что происходит сейчас и чувствую, что нас ждет. История еще не закончилась, третья мировая война уже на пороге, и понятно, кого начнут убивать первыми: евреев, - причем, всюду, где они находятся. Но по крайней мере, здесь, в Израиле, у нас есть возможность взять в руки оружие и ответить. Я не говорю, что это хорошо, но это то, что есть…
Когда мне было 17 лет, я был уверен, что смогу изменить мир: он станет справедливее, люди полюбят друг друга и войны закончатся. В 25 лет я понял, что этого не случилось и подумал: "Ну ладно, не сумел спасти мир, так спасу эту страну". В 40 лет я осознал, что страны не спасу и сказал себе: "Попробую спасти хотя бы киббуц". И тут я не преуспел: в киббуце начались большие перемены…Тогда я решил, что буду спасать свою душу. Просто выпью чаю и буду продолжать работу у себя в кузнице, где мне хорошо. А от того, что мне хорошо, я в какой-то степени спасаю и мир, потому что мои двери для всех открыты, и если кто-то захочет, он может сюда прийти… А историю изменить невозможно, даже если ты выйдешь на сотню демонстраций... В истории нет ни справедливости, ни баланса, и когда колесо истории крутится, главное – отскочить в сторону и под него не попасть. Тогда – выживешь. Когда у нас в Израиле идут выборы, я голосую только за тех, кто ведет себя по-человечески по отношению к другим, а не за их идеи.
- Твои родители приехали сюда из Украины. Сам ты родился в Израиле. Работаешь в разных странах. А кем ты сам себя ощущаешь?
- Я израильтянин. Израильтянин, который умеет петь по-русски, - Ури запевает «Очи черн-ы-ые, очи страстны-ы-е…»
- У тебя красивый голос, - делаю я ему комплимент.
- Когда-то был, - парирует Ури. – У меня был такой настоящий бас. Куда там Шаляпину, - смеется.
- Ну и на чем же мы закончим нашу беседу?
Ури улыбается:
- Сегодня мне 74 года, середина жизни, думаю, что лет 70 у меня еще есть. Много чего еще можно сделать...