Татьяна Шмидт
Увядшие розы.
В Кливленд поезд прибыл ночью, и Джон Хаксли решил до утра скоротать время в отеле.
Утром он принял душ, тщательно побрился, машинально съел сандвич, выпил кофе, надел свежую сорочку и долго завязывал галстук, разглядывая своё отражение в зеркале. Да, вид был неважный: лицо осунулось и пожелтело, глубокие складки пролегли на лбу.
Всего несколько дней назад он вышел из госпиталя после тяжёлой болезни печени, теперь он был уволен из родной военно-воздушной армии – комиссия признала его негодным к службе. В этот город он приехал из Буффало к Джулии Нортон – девушке своей мечты.
Джулия - весёлая озорная хохотушка, в которую они были влюблены оба: он и его лучший друг Алан. Алана теперь нет. Военный летчик Алан Моррие погиб в Ираке, но ему, Джону, до сих пор трудно в это поверить… Джулия, получив в наследство после смерти тётушке Элен, вот уже несколько лет жила здесь, в Кливленде.
Джон в последний раз поправил галстук и вышел из отеля, отдав ключ портье. Дом Джулии он нашёл без труда – они с Аланом приезжали к ней однажды вместе. У многоэтажной коробки, в которой жила Джулия, он остановился, запрокинул голову и нашёл окна её квартиры. Они были плотно закрыты портьерами. Трясущимися от волнения руками Джон высек огонь из зажигалки, жадно закурил, затягиваясь. Постоял- постоял, наконец, затоптал каблуком сигарету и зашел в подъезд.
Уже поднимаясь в лифте, ещё раз поправил галстук и в несколько мгновений очутился на лестничной площадке тринадцатого этажа. Джон никак не мог унять волнение – колотилось в груди сердце, стучало в висках. Стараясь, успокоиться, Джон постоял немного перед дверью, затем решительно позвонил. К двери долго не подходили. Наконец за дверью послышались легкие шаги, и голос Джулии устало спросил:
- Вам кого?
- Открой, Джулия, это я Джон, - ему вдруг стало жарко, сердце, казалось, хотело выпрыгнуть из груди, во рту пересохло.
Дверь медленно приоткрылась, и показалось бледное лицо Джулии. Она с удивлением посмотрела на Джона и равнодушно сказала:
- А, это ты, Джон. Входи, пожалуйста, извини, не ждала гостей, - и вяло улыбнулась, откинула прядь волос со лба и жестом пригласила Джона в квартиру.
Там за время его отсутствия, казалось, ничего не изменилось – все вещи находились на своих местах, только какая-то печать запустения царила во всём. Взгляд Джона уловил пыльное зеркало, пятно на скатерти, увядшие красные розы в хрустальном стакане с остатками желтоватой воды, легкий серебристый пепел на ковре, несколько книг и журналов, в беспорядке лежащих на журнальном столике.
Джон пристально посмотрел на Джулию и увидел, что, и сама она резко изменилась, выглядела, как после долгой болезни. Из цветущей хохотушки превратилась в тонкую стройную женщину с печальным взглядом больших черных глаз. Лицо девушки показалось ему усталым, под глазами темнели синеватые круги. Пышные тёмные волосы, всегда уложенные в высокую гладкую причёску, теперь небрежно спускались тяжёлой волной на плечи. На бледном лице выделялись огромные чёрные глаза. Джулия заметно похудела и казалась ещё выше и стройнее. Она была одета в синий длинный махровый халат и чёрные бархатные шлёпанцы на босую ногу.
Девушка усадила гостя в кресло и предложила ему закурить, пододвинув пепельницу в форме морской раковины. Потом тонкими пальцами с длинными розовыми ногтями взяла из коробки сигару, закурила сама. Наступило долгое молчание. Наконец, Джулия встала со словами:
- Посиди, Джон, я пойду, сварю тебе кофе.
- Нет, нет, я уже завтракал. Лучше принеси что-нибудь выпить, - попросил Джон, хотя знал, что лечащий врач категорически запретил ему спиртное.
- Хорошо.
Джулия принесла бокалы, достала начатую бутылку виски, спросила:
- Тебе разбавить?
- Нет.
Выпили. Джон удивился. Джулия раньше совсем не пила виски. Он, весь сжатый в пружину, старался теперь расслабиться, и приготовился к нелегкому разговору, ради которого сюда и приехал:
- Я ведь, собственно, к тебе ненадолго, ты знаешь о…
Тут он запнулся, подбирая слова, ещё раз скользнул взглядом по комнате и вдруг увидел на туалетном столике, в углу комнаты, фотографию Алана в траурной рамке. На этой фотографии Алан был молодым беспечным курсантом в летной форме, с безусым юношеским лицом. Он улыбался… «Она уже знает»,- подумал Джон и умолк. А Джулия, уловив его взгляд, просто сказала:
- Да, я знаю о гибели Алана, мне сообщила об этом его мать. Мы ведь, были помолвлены, и она знала о нашей помолвке, - голос её прерывался и дрожал.
Джулия опять взяла сигару и нервно закурила. В наступившей тишине было слышно, как тикают настенные часы, да с улицы доносился шум большого города.
- Я знала, знала, что он не вернётся оттуда, из Ирака с этой проклятой войны, - с отчаяньем вскричала Джулия. – Когда мы прощались, я ясно почувствовала, что не увижу его больше никогда.
Скупая, светлая слезинка скатилась у неё из-под чёрных длинных ресниц. Джулия отвернулась, подошла к окну и сдвинула тяжёлую штору. В комнату ворвался солнечный свет, заплясал на ковре весёлыми зайчиками.
- Но, Джулия, дорогая, ты же знаешь, как я к тебе всегда относился, с самого детства. Помнишь, когда ты ещё жила с родителями в Буффало, мы все трое крепко дружили, не правда ли? Я люблю тебя, Джулия, знай об этом, и хочу, чтобы ты была счастлива, хочу, чтобы ты стала моей женой, - Джон приблизился к девушке и попытался обнять её за плечи, но Джулия отодвинулась.
Это была та и не та Джулия, девушка, которую он столько лет безнадёжно любил, и которая была невестой его несчастного друга. Сейчас она чем-то походила на раненую птицу: то ли страдальческим выражением лица, то ли резкими порывистыми движениями.
Джону хотелось высказаться до конца, постараться убедить Джулию, что уже ничего не поправишь, и он решился на это:
- Джулия, милая, я понимаю, как тебе сейчас трудно. В конце концов, мы все любили его. Мне тоже трудно потерять такого друга. Алан был отличный парень, но что поделаешь… Ведь жизнь продолжается. И ты ещё такая молодая…
- Но ты вернулся, а он нет! – почти прокричала Джулия, повернувшись к нему лицом.
- Замолчи и уходи, Джон. Боже мой, почему война не пощадила именно его? И запомни, Джон, я никогда не стану твоей женой, не надейся зря. Это как наваждение. Я часто вижу его во сне в горящем самолёте. Это ужасно. Из театра мне пришлось уйти – продюсеру не нравится выражение моего лица – он говорит, что это не лицо, а застывшая маска. Наверно, так оно и есть. Я скоро уеду отсюда домой или к дядюшке Биллу на ферму. Я напишу тебе оттуда или увидимся дома в Буффало. Ты же теперь будешь жить дома – я знаю, мне писала об этом моя мать. А сейчас иди, Джон, иди.
Джон молча поднялся, подошёл к Джулии, поцеловал её холодную руку и почему-то на цыпочках вышел. Шёлкнул замок, и он оказался на лестничной площадке. Не дожидаясь лифта, Джон как во сне спустился по лестнице, пролёт за пролётом, и очутился на залитой солнцем улице. Взял такси и доехал до отеля. Там он зашёл в полупустой бар, выпил две порции виски с содовой, и долго сидел, обхватив голову руками и закрыв глаза. А перед глазами всё ещё стояло печальное лицо Джулии, в душе звучал её нежный голос…С отчаяньем Джон подумал: «Она никогда, никогда меня не полюбит. Будь проклята эта война!». Он вернулся в номер, не раздеваясь, лег в постель и забылся тяжёлым сном. Ему опять снились кошмары. Будто он опять там, в этом пекле и опять задыхается в дыму нефтяных пожарищ, изнывает от жажды, а на зубах от малейшего дуновения ветра скрипит песок. Песок проникает под пропахшую потом, просолённую военную форму и больно режет кожу, его преследует запах пота, и один кошмар сменяется другим. Наконец он стряхивает сон, опять вспоминает Джулию:
- Я не могу без неё, что же делать, что? – Джон достаёт пистолет и подносит к виску, несколько секунд держит его в таком положении.
Смерть холодным дулом пистолета заглядывает Джону в глаза. Но в это время перед ним медленно проплывает лицо матери, она смотрит на него с осуждением и как бы говорит ему: «Не делай этого, сынок. Подумай обо мне и своём старом отце, что будет с нами, с нашей фирмой? Ты наша надежда и опора».
Внезапно Джона озаряет мысль: «А может ещё не всё потеряно для меня? Пройдут годы, и всё постепенно забудется. Ведь время лечит. А жизнь есть жизнь. Как знать, может мы когда-нибудь, будем вместе? Мы обязательно встретимся, это точно, а там будет видно».
Джон заворачивает пистолет в бумагу, и кладёт его в корзину для мусора. Вызывает такси и едет на вокзал, покупать билет домой в Буффало.