Конкурс на тот свет. Главы 1-25

Сергей Бакшеев
Первый роман серии «Опасные тайны»
Издательство "Гелиос", 2007.

Аннотация

«Опасные тайны Тихона Заколова» – это серия детективных романов о советской эпохе, когда не было видеокамер, мобильных телефонов и ДНК-анализа, а преступников побеждали интеллектом, благородством и смелостью.
Каждый том написан в разном жанре: классический, фантастический, криминальный, мистический, любовный и шпионский детективы. И в каждом особая тайна, которую требуется разгадать студенту-математику Тихону Заколову.

«Конкурс на тот свет» – классический детектив. Первый роман серии.
В институте исчезают девушки. Маленький город в панике. Тихон Заколов попадает в число подозреваемых. Иначе откуда у него белье убитой? И почему он знает, где спрятано тело? Тихон понимает, что настоящий убийца рядом с ним. Им может быть даже лучший друг и любимая девушка.

Серия:      «ОПАСНЫЕ ТАЙНЫ»:
1. КОНКУРС  НА  ТОТ  СВЕТ    
2. ОСКОЛОК  В  ГОЛОВЕ    
3. ПРОИГРАВШИЙ  ВЫБИРАЕТ  СМЕРТЬ    
4. ЧЕРЕП  ТИМУРА    
5. ОТРАВЛЕННАЯ  СТРАСТЬ    
6. ШПИОН  ИЗ-ПОД  ВОДЫ    

   
Пролог, похожий на эпилог

Тихон Заколов несется вверх по лестнице. Ладонь рывками хватает перила, ноги перепрыгивают через ступеньки.  На каждом этаже он бросает взгляд в длинный коридор студенческого общежития. Сашки Евтушенко нигде нет. На пятом этаже в потолке зияет черный квадрат, идеальный цвет которого портят лишь блеклые крапинки звезд. По лязгающей железной лесенке Заколов выбирается на крышу. Безлунная ночь смазывает очертания. Где кончается здание и начинается пустота – не разобрать.
Заколов осторожно шагает в темноту. Вздувшийся битум плоской крыши сонно чмокает под ногами.
Питоконда должна быть здесь!
Тихон не замечает, как от вентиляционного короба отделяется черная фигура. Она за спиной. Движется стремительно. Над головой Заколова возносится рука и цепляет за плечо:
– Стой!
Резкое движение и отрывистый шепот заставляет Тихона вздрогнуть, но по блеску очков, выплывающих из темноты, он узнает лицо друга.
– Где? – шепотом спрашивает он Сашу. Напряженные глаза постепенно привыкают к темноте.
– Там, – рука указывает на смутную согнутую фигуру у края крыши. – Отсюда не уйдет, перекроем выход и будем ждать милицию.
– Словно призрак. – Заколов пытается разглядеть убийцу, который всегда был рядом, но много дней его не удавалось вычислить. – Питоконда…
– Да. И теперь все ясно. Хотя…
– То, что произошло сегодня, у меня в голове не укладывается, – Заколов решительно направляется к темному призраку, в его голосе сквозит негодование: – Эй! Где здесь логика?! Зачем потребовалось столько жертв?
Фигура выпрямляется, блестит хищный оскал. Тихон растерян: неужели человек способен так измениться?
– Не подходи! – кричит Сашка, первым заметивший неладное.
Призрак стремглав бросается на Заколова, в поднятой руке кирпич, тишину разрывает злобный крик. В последнее мгновение Тихон успевает упасть в сторону и откатиться. Призрак проскакивает мимо. Низкая решетка ограждения хрустит от врезавшегося тела, где-то внизу раздается стук упавшего кирпича. Темная фигура, охнув, переваливается через край крыши.
Заколов подбегает к сломанной решетке. Человек, в обгоревшей одежде, извивается, пытаясь упереться ногами о гладкую стену. Пятнадцатью метрами ниже ждет равнодушная полоса бетона. Грязные руки судорожно цепляются за согнутые прутья.
Тихон распластывается на животе и хватает убийцу за запястье. Выскакивает еще один прут, кусочки бетона брызжут вниз, решетка держится на одной согнутой арматурине. Тихон изо всех сил тянет руку вверх. Упереться не во что.
– Держи меня за ноги, – кричит он Сашке.
– Это опасно! – Сашка вдавливает ноги друга в битум крыши. – Лучше брось!
Заколов придвигается к самому краю. Дикий взгляд отчаянья и ненависти пожирает его. Ограждение ломается, железки, перевернувшись в воздухе, звякают о бетон. Убийца соскальзывает. Тихон успевает перехватить сорвавшиеся пальцы второй рукой. Он подтягивает тело, обдирая локти.
Еще усилие и призрак ложится грудью на крышу. Сашка помогает втащить убийцу.
Тихон устало поднимается. Руки упираются в колени, грудь вздымается от частых вздохов. Рядом копошится спасенный преступник.
– Зря, – сокрушается Сашка.
Тихон готов объяснить ценность каждой человеческой жизни. Вдруг подлый удар толкает его в спину. Он теряет равновесие, вскидывает руки и летит с крыши.
– Не-ет! – разносится в ночи протяжный крик Сашки.
Он видит, как с пятиэтажного здания падает лучший друг. И ничем не может помочь.     Сзади удаляются торопливые шаги призрака.
Тело Тихона вытягивается над бездной. Несколько секунд падения – и все будет кончено. Говорят, что в эти мгновения перед глазами проносится вся жизнь.

 
ГЛАВА 1
Наташа

Самая яркая вспышка воспоминаний – явление Наташи!
Сначала в темном проеме открытой двери возник размытый силуэт с книгой в руке.
Тихон заворожено наблюдал, как по мере продвижения девушки в светлую комнату проявляются стройные лодыжки, круглые коленки, оборка легкого платья, втянутый живот, небольшая грудь и узкие бретельки на худеньких плечах. Девушка встала. Лицо ее оставалось в тени, а Тихон тупо смотрел на выступающие под тонкой тканью пупырышки сосков. Потом она сделала еще один шаг, и образ завершили локоны светло-соломенных волос, легкими струями спадающие за спину, курносый нос, очки в темной оправе и тяжелая челка, с трудом удерживаемая мощной заколкой.
Аляповатые очки на аккуратном личике выглядели так неестественно, словно были дорисованы дерзкой рукой школьника на фотографии в глянцевом журнале.
– Привет, – бойко произнесло вошедшее явление.
– Привет, – промямлил Тихон. – Ты Света?
– Нет, я Наташа. Света там, в комнате осталась. Я к вам насчет одного примера.
Систему тригонометрических уравнений Заколов осилил быстро, о чем сразу пожалел.
Красивая девушка упорхнула, чтобы показать решение подружке. Но вскоре она примчалась.
– Света пропала! – В глазах то ли страх, то ли озорство.
– Ее украл злой колдун, – мрачным тоном пошутил Тихон. – Но я берусь ее спасти. Идем!
Посредине девичьей комнаты стояли красные туфли на высоких каблуках.
– Это Светины. Она их разнашивает, – пояснила Наташа. – Хочет на первое сентября надеть, когда в институт поступим. Куда она делась?
– Объявим всесоюзный розыск! – улыбнулся Заколов. Его умиляло волнение девушки.
Света исчезла первой из абитуриенток. Тогда никто не знал о Питоконде, и можно было улыбаться. 

А следующая вспышка – долгожданный институт, в котором еще не поселилась пугающая тревога.
Облокотившись о подоконник, Тихон и Саша стояли в холле у открытого окна. Во всю силу припекало распухшее от дурной силы полуденное казахстанское солнце. В грудь толкались жаркие воздушные волны.
– Жара… – тяжело выдохнул Саша, поправив очки на прямом узком носу. Его стройная фигура почти не делала лишних движений, а умный взгляд изучал убогую растительность. 
– Жара прямо давит, – подтвердил Тихон, расстегивая воротник. Легкая рубашка благодарно разъехалась на широкой груди. На висках поблескивали капельки пота.
– Все по закону. Повышается температура – повышается давление газа, – заметил Евтушенко.
– Это справедливо только для замкнутых объемов, – возразил Тихон.
– Наша планета вместе с атмосферой ограничена.
– Логично, я чувствую себя, как в банке – согласился Заколов.
В холле вертелась фигуристая девчушка. Она то и дело что-то поправляла в нехитрой одежде и поглядывала на ребят. Рядом ее мать изучала стенд приемной комиссии. Напряженные глаза переползали с одной бумажки на другую. Распахнулась дверь. Выплыла сонная дама, принимавшая документы.
– Заколов и Евтушенко, – позвала она. – Вот направление в общежитие. Это только на период вступительных экзаменов.
– А потом? – насторожился Заколов.
– Вы сначала поступите. Абитуриентов в этом году хоть отбавляй.
– Ой, а сколько? – живо встрепенулась женщина около стенда.
– С этими, – дама махнула ладошкой в сторону ребят, – триста пятьдесят два человека получается.
В холл бесшумно вошел полнеющий мужчина лет сорока в элегантных дымчатых очках, светлых брюках и в строгой белой рубашке.
– Вот как? – заинтересовался он. – Мы, Люся, перекрыли рекорд прошлого семьдесят шестого года.
– Да, Владлен Валентинович. Конкурс – три человека на место, – вежливо согласилась дама из приемной комиссии.
– Два и восемьсот шестнадцать, – брякнул Тихон.
– Чего, два восемьсот шестнадцать? – Владлен Валентинович строго посмотрел на ребят.
– Триста пятьдесят два кандидата на сто двадцать пять мест – две целых и восемьсот шестнадцать сотых получается, – лениво разъяснил Тихон.
Евтушенко снисходительно улыбнулся. Он-то знал о феноменальном умении Заколова производить в уме гораздо более сложные математические вычисления.   
– Возможно, – скептически согласился Владлен Валентинович. – А в прошлом году, по-моему, было триста двенадцать абитуриентов?
– Значит, конкурс – два четыреста девяносто шесть. Сейчас почти на тринадцать процентов больше.
– Хм-м, – задумчиво вывернул губу Павленко. Создавалось впечатление, что он старался запомнить цифры.
– Ой, как же много! И какие все умные! – изумилась мамаша.
– Больше не будет. Сегодня последний день подачи документов. – Люся блаженно улыбнулась.
– Лизонька, доченька, ты должна быть очень внимательной на экзаменах, – запричитала женщина, ухватив девушку за руку. – Какой огромный конкурс!
Все посмотрели на девушку в джинсовой расклешенной мини юбке и светлой блузке без рукавов. Она равнодушно вертела бежевыми босоножками, не обращая внимания на приставания матери. Владлен Валентинович невольно уткнулся на точеные бедра, притертые друг к другу. Ему нравилась нынешняя мода на мини, когда юбчонка или платьице практически ничего не прикрывают. 
– Ладно, потопали в общагу, – громко обратился Тихон к Сашке.
Эти слова вывели из оцепенения Владлена Валентиновича. Он оторвал застывший взгляд от девичьих прелестей и нудно затараторил:
– Запомните, накануне каждого экзамена, мы даем консультацию по соответствующему предмету. Опытные преподаватели разбирают важные примеры из прошлых лет. Это поможет вам правильно изложить решение во время экзамена. Расписание вывешено на стенде. Желаю успехов!
Владлен Валентинович развернулся и быстро исчез в закоулках института. Шагал он на удивление бесшумно, словно призрак. Наблюдательный Заколов подумал: а ведь преподаватель сюда зачем-то шел, неужели только для того, чтобы повторить информацию со стенда?
– Это ваш директор? – вежливо поинтересовался Тихон у Люси.   
– Владлен Валентинович – зав кафедрой марксизма-ленинизма, доцент. – Уважительно пояснила дама. – В этом году он – председатель приемной комиссии.
– Ой, какой ценный человек! – всплеснула руками мамаша. – Лизонька, запомни его и здоровайся при встрече. Да не смотри ты в пол! Послушай, маму!

 
ГЛАВА 2
Тарантул

Первая консультация по алгебре состоялась следующим утром.
Во второй половине дня, скрываясь от жары, Тихон в шортах безмятежно дремал на кровати в общежитии. Казалось, что в ожидании вечерней прохлады все живое замерло. Но это было не так.
По голому натренированному телу осторожно пробирался большой мохнатый паук. Вот лапки песочного цвета застыли над пупком. Паук опустил голову, изучил ямку щупальцами по краям рта. Ямка показалась маловата, паук засеменил выше. На груди он придирчиво изучил густые волоски. Неплохое место для засады. Преодолев черные заросли, паук оказался на гладкой шее. Восемь лапок почувствовали более теплую и мягкую поверхность. Паук опустил щупальца. Горячее биение и запах белковой пищи возбудили аппетит. Паук раздвинул мощные челюсти-хелицеры с острыми коготками. Ядовитые железы сжались, готовясь выплеснуть порцию яда.
Толкнув дверь, в комнату вошла взволнованная Наташа. Взгляд девушки упал на страшного паука. И без того встревоженное лицо исказилось от ужаса.
– Ааааа! – закричала она.
Заколов приоткрыл один глаз, пальцы мягко схватили паука.
– Что ты кричишь? – Тихон разочарованно смотрел на девушку. – Тротю испугаешь.
– Я… он, – Наташа растерянно тыкала пальцем. – Он ядовитый. Это тарантул!
– Знаю. – Тихон опустил паука в банку.
Сегодня после консультации он вместе с Евтушенко ходил купаться на Сырдарью. На географической карте ее изображали синей жирной линией, как одну из великих рек средней Азии. Когда-то, наверное, так и было, о чем свидетельствовала насыпная дамба, отгораживающая город от реки. Но сейчас от дамбы до воды тянулась добрая сотня шагов. На обратном пути в общежитие Тихон заметил тарантула. Огромный паук караулил добычу в песчаной дамбе. Пройти мимо такого замечательного экземпляра Тихон не мог. Он накрыл его футболкой и взял с собой.
– Это мой друг, Тротя, – пояснил Заколов. – Я хотел, чтобы он запомнил мой запах и больше не боялся.
– Он же мог укусить?
– Это логично. Но его укус далеко не смертелен. Меня уже кусали тарантулы. – Заколов посмотрел на Тротю и широко улыбнулся: – Я люблю пауков.
– Ты любишь пауков? – недоумевала девушка.
– Да. Это сильные индивидуумы. Не то, что муравьи или пчелы, у которых гипертрофированное стадное чувство. – Тихон встал, подошел к раковине. – Сейчас посмотрим, есть ли у нас что-нибудь на обед для Троти.
На краю умывальника лежала бумага, покрытая тонким слоем клея «Момент». Сверху были насыпаны крошки сыра. В одну из крошек вцепился большой рыжий таракан. Он яростно шевелил длинными усами, но лапки насекомого намертво увязли в клее.
– А тебя, прусак, никто в гости не звал. – Тихон оторвал таракана и поднес к пауку. – Милости просим к столу, Тротя.
Таракан шлепнулся на дно банки. Несколько лапок насекомого остались в клее, без них он представлял легкую добычу для тарантула. Паук приподнял головогрудь с четырьмя парами глаз и в мгновение ока настиг жертву. Хелицеры с острыми коготками сомкнулись на брюшке таракана.
– Сейчас Тротя через коготки впрыскивает яд, – пояснил Тихон пораженной Наташе.
– Ужас!
– Это жизнь, – вздохнул Тихон.
Тело таракана перестало дергаться, усики опали. Тарантул разжал хелицеры, ощупал жертву и отошел.
– Он убил его и не съел? – удивилась девушка.
– Пауки гурманы. Вместе с ядом он впрыснул пищеварительные соки. Сначала внутренности и твердый панцирь превратятся в желе. Вот тогда Тротя примется за трапезу.
Паук замер, словно прислушиваясь к разговору людей.
– А он нас слышит? – поинтересовалась Наташа.
– Плохо. Но очень хорошо воспринимает запахи. Поэтому я и пустил его прогуляться по телу. Он запомнил мой запах и этот же запах учуял на таракане. Теперь я его друг, ведь я приношу ему пищу.
– Ты странный. Дружишь с пауками.
«Не только», – хотел добавить Тихон, но заметил в глазах девушки тревогу.
– Боишься экзамена?
– Тихон, я не знаю, что делать. Я вся, как на иголках. – Наташа заметно нервничала. – Света пропала!
– Как пропала? Опять?
– Пошла в туалет и не вернулась.
– Утонула? Надо вызвать сантехника, – рассмеялся Тихон.
Он вспомнил, как вчера с удовольствием помогал девушкам решать задачи. Наташа внимательно слушала объяснения Тихона, заглядывала в глаза, и проявляла детское восхищение его точными быстрыми решениями. Света всем видом выказывала равнодушие, мол, ишь какой умный выискался, мы и без тебя все знаем, не такие дуры! После общения Наташа показалась Тихону потрясающе обаятельной, а Света – неприятной занудой.
– Нет, ты ничего не понял, – на глазах Наташи выступили слезы. – Света пропала еще утром, в институте!
В комнату вошел Сашка Евтушенко. Он вытирал голову после душа.
– Ладно, успокойся, – посерьезнел Заколов. Если Света была ему безразлична, то видеть слезы на милом лице он спокойно не мог. – Сейчас мы оденемся и заглянем к тебе. Расскажешь подробнее.
Через минуту Заколов вместе с Евтушенко был у Наташи. Девушка сидела на кровати, поджав ноги, и тихо вытирала глаза.
– Наташа, не паникуй! Ерунда какая-то, а ты в слезы! – Друзья деловито уселись за стол. Тихон с усилием отводил глаза от круглых девичьих коленок. – Рассказывай, что произошло?
Девушка зажала в кулачке мокрый платочек и с надеждой посмотрела на ребят. Покрасневшие глаза ничуть не портили симпатичное личико.
– После консультации мы задержались, чтобы задать вопросы преподавателю, – заговорила она. – Света сказала, что зайдет в туалет. Я вместе с другими, оставалась в аудитории. Потом, когда все разошлись, я ждала у выхода. Ее все не было и не было! Я осталась совершенно одна. Большой холл, длинный коридор – и никого! Мне стало тревожно. Я заглянула в туалет, а там пусто. – Наташа захныкала. – Я долго бродила по коридорам, но Светки нигде не было! Я подумала, что она ушла в общежитие. Прибежала сюда, но ее здесь тоже нет!
– Откуда ты знаешь, что она не возвращалась? – спросил Тихон и огляделся.
– Ключ от комнаты был у меня. Мы его на вахту утром не сдавали.
– Возможно, она вернулась и сидит у кого-то в гостях, тебя дожидается? – продолжал гнуть свою линию Тихон.
– Всех, с кем мы знакомы, я уже обошла. Нет ее! А к другим она вряд ли пойдет, она не компанейская.
– А в этом городе у нее есть родственники или знакомые? – спросил Сашка.
– Нет! Откуда?
– За этот месяц она с кем-нибудь подружилась?    
– Я же говорю, она замкнутая, все время со мной ходила. Если и знакомилась, то только через меня.
– Надо подождать. Еще не вечер, – спокойно рассудил Сашка.
Тихон листнул тетрадь, лежащую на столе. Внезапно его что-то насторожило.
– Это же примеры, которые нам давали на консультации! А на обложке ее имя!
– Ой! Я совсем забыла! – Наташа вскочила с кровати и подошла к столу. – Я нашла ее тетрадь там, в туалете. Она валялась на подоконнике.
– Это меняет дело, – решил Тихон. – Света психанула, испугалась экзаменов, бросила тетрадь и уехала домой к родителям в чем была. Скорее всего, она сейчас на станции, купила билет и ожидает поезда.
– А документы? Все вещи на месте и документы тоже. Без них она не уедет.
Повисло тягостное молчание.
– Надо ждать, – невозмутимо предложил Саша. – После окончания консультации прошло всего пять часов. Света, взрослая девушка, она может быть где угодно. Я убежден, к ночи она появится.
– Наташ, ну, правда, не паникуй, – согласился Тихон. – Она не ребенок, и скоро все выяснится.
Удрученная девушка хлюпнула носом. Ребята вышли. Когда они оказались в своей комнате, Сашка спросил Тихона:
– Что ты думаешь?
– Два варианта. Света в гостях и ей по фигу экзамен, поэтому и выбросила тетрадку. Или у нее нервный срыв, тогда она себя не контролирует, и вполне могла уехать домой. В любом случае, имеющейся информации для однозначного вывода недостаточно. Мы же ее совсем не знаем. Это как задача, в которой не хватает исходных данных.
Около одиннадцати вечера Заколов бросил тарантулу Троте нового таракана и вновь зашел к Наташе.
– Ну, что? Не появлялась? – спросил он.
– Нет, – грустно ответила Наташа, отложила в сторону учебник и осторожно предложила: – Давай в милицию заявим?
– Да они нас на смех поднимут! Взрослая девица не вернулась домой к одиннадцати. Тем более, без папы и мамы сейчас живет. Подождем до утра. Если с ней все в порядке, то к экзамену Света обязательно придет. А тебе, чтобы голова лучше работала, надо нормально выспаться.      

 
ГЛАВА 3
Первые знакомства

Неизвестно как Наташа, но Тихон в эту ночь спал плохо. Ему хотелось помочь понравившейся девушке. Но как?
Воспоминания прошедшего дня лезли в голову, не давая уснуть. Может, отгадка странного исчезновения Светы кроется там? Ведь один раз Наташа уже поднимала панику.
Накануне рано утром Заколов и Евтушенко сошли с поезда на крохотной станции Тюра-Там, и в город с затертым названием Ленинск добрались на автобусе. Город не был обозначен ни на одной из карт Советского Союза, и не из-за скромных размеров, а потому, что здесь находился закрытый объект – всемирно известный космодром Байконур.
Сразу после приезда ребята сунулись в студенческое общежитие, но без направления туда не селили. Комендант Серафима Михайловна пристально оглядела высокого физически развитого Заколова и изящного, но жилистого Евтушенко. Высокий лоб и спокойный умный взгляд обоих абитуриентов убедили опытную комендантшу, что эти двое наверняка поступят. Она разрешила им оставить чемоданы и подсказала, как лучше пройти к институту.
Когда друзья вернулись с направлением, Серафима Михайловна поправила алый, как флаг СССР, жакет и сквозь изящные очки в позолоченной оправе изучила бумажку. Крепкие пальцы с острыми ногтями подшили документ в папку, строгий голос скомандовал:
– Заколов и Евтушенко, отправляйтесь в двести шестнадцатую комнату. Это на втором этаже. Там уже живет один абитуриент, Махоров из Москвы. И чтоб никаких пьянок-гулянок и нарушений режима! А то, в миг вылетите на улицу! Правила висят на стенде рядом с дежурной. У нее же получите постельное белье. Все, можете идти.
Двести шестнадцатая встретила друзей распахнутой дверью. Оттуда неслись слова битловской песни «Michelle». На железной панцирной кровати, свернув под спину матрац, развалился полураздетый парень с гитарой и чистым голосом довольно хорошо подражал Маккартни. Длинные прямые волосы, небрежно расчесанные на прямой пробор, и нос с горбинкой делали его похожим на Леннона. Для полного сходства не хватало лишь круглых очков.
– Тоже абитура? – закончив куплет, спросил певец. – Располагайтесь, – он дружелюбно кивнул на две незанятые кровати и отставил гитару. Босые ноги шлепнулись на замусоренный пол. – Меня зовут Борис.
– Тихон.
– Саша.
– Откуда вы?
– Из Приозерска, это на Балхаше.
– Местные, значит.
– Какие же мы местные, полтора дня на поезде с пересадкой, – уточнил Саша.
– Все равно – казахстанские! А я из Москвы.
– А чего сюда занесло? – удивился Тихон. – В столице столько институтов.
– Мать так решила. Говорит, в Москве не поступишь, разгильдяй, а в провинции, глядишь, и проскочишь, – безмятежно признался Борис.
– Зачем дверь открыта? – поинтересовался Заколов, отметив, что Борис одет в фирменные джинсы «Levi’s».
У него и Евтушенко таких штанов отродясь не было. Тихон ходил в «техасах» советского производства с вытянутыми коленками, а Сашка – в самострочных бесформенных вельветовых брюках.
– Проветриваю, – Борис кивнул на широко открытое окно.
– Да на улице жарче чем здесь!
– Ничего, ночью холодком потянет.
«Он что, и ночью все держит нараспашку?» – изумился Тихон, а вслух спросил:
– Как здесь живется?
– Нормалёк. Меня сюда Серафима от Бони отселила, чтобы не колобродили вместе.
– Серафима – это комендант общежития? – переспросил во всем любящий точность, Саша.
– А то!
Тихон об очевидном не спрашивал, а вот новая информация его интересовала:
– А Боня, это кто?
– Боня – это такой чувак заводной, – оживился Борис. – У него копна волос на башке, как у негра из «Бони М». Все его Боней зовут. Он тоже абитуриент, только после армии. А вы чего так поздно приехали?
– В каком смысле? – переспросил Саша, уточняя о чем идет речь: о часе дня или о дате в календаре.
– Мы специально прямо к экзаменам, – ответил Тихон, легко поняв простую логику Бориса. – Сегодня последний день подачи документов, так что мы вовремя. 
– А я тут уже месяц торчу. На подготовительные курсы ходил, со всей абитурой перезнакомился. У вас какой средний бал аттестата? В математике сечете?
– У меня четыре семьдесят пять, – Тихон присел на скрипучую кровать. – У Сашки четыре с половиной. Это за счет гуманитарных предметов. А по алгебре и геометрии он на всех олимпиадах первые места занимал. Правда, Сань?
– А ты разве нет? – нехотя ответил Евтушенко, распаковывая чемодан.
– Я – в основном по физике.
– А у меня три с полтиной! – рассмеялся Борис, словно поделился веселой шуткой. – Тут две девчонки задолбали, постоянно над задачками корпят и меня дергают.
Он постучал по стене, потом высунулся в окно и крикнул:
– Эй, Света!
– Чего тебе? – из соседнего окна послышался голос девушки.
– Ко мне два профессора заселились, они задачки как семечки щелкают.
Взгляд Бориса скользнули вдоль улицы.
– Лизка идет! Опять с мамашей. – Борис указал на девушку, которую ребята только что видели в институте. – Моя герла! Ничего фигурка, да? Я с ней кадрюсь по-маленькому.   
– Что значит, по-маленькому? – не понял Саша.
– Пока только целуемся, – объяснил Борис, сунул ноги в кроссовки и уже на ходу зацепил футболку.
Из открытой двери еще доносились шлепки его ног, прыгающих по лестнице, а в проеме появился волнующий силуэт девушки.
Именно тогда Тихон впервые увидел Наташу. А потом сразу же пропала Света!
Но в тот раз все обошлось. Не успел Тихон начать шутливые поиски, как девушка вернулась.
Света оказалась невысокой и полненькой, с короткими темными волосами, вопреки светлому имени, и с мелкими красными прыщиками на щеках. Рядом со стройной Наташей она выглядела дурнушкой. «Почему из двух подружек, одна всегда красивее другой? – думал Тихон. – Красавицы, как однополюсные магниты, отталкиваются? Или все дело в моем индивидуальном восприятии красоты? Надо подкинуть эту мысль Сашке, пусть разработает теорию». Вспомнив о друге, который мог серьезно рассуждать на любую самую неожиданную тему, он с сожалением подумал, что того вряд ли заинтересует Света. А так бы, дружили парами.
– Серафима вызывала, – угрюмо пояснила Света свое исчезновение. – Ей не нравится, что я каблуками по голове топаю. Ее кабинет под нами. А я туфли разнашиваю.
Тихон оставил девушек вдвоем, удивившись серьезности переживаний Наташи. Она действительно думала, что Света пропала или хотела найти повод, чтобы побыть наедине с ним? Тихону больше нравился второй вариант.

В комнату вернулся недовольный Борис.
– Хотел с Лизкой на танцы завалиться, но мамаша ни в какую. «Два дня до экзамена, готовиться надо», – передразнил он гнусным голосом. – Да мы и так уж месяц зубрим! В башку не лезет ни черта! Вся забита! – он постучал для убедительности по лбу. – Ничего, после экзамена, оттопыримся.
Евтушенко, любящий во всем порядок, разложил вещи, запихнул чемодан под койку и вывалил на стол еду, оставшуюся после дороги.
– Поесть надо, – заявил он, усаживаясь за стол.
– Мировое дело, – подхватил Борис, – чем у вас можно поживиться?
Ребята принялись уничтожать остатки огромного запаса продуктов, которым снабдили их в дорогу чересчур заботливые мамы.
– Лучше дверь закрыть, – отрывая зубами кусок холодной курицы, кивнул Борис. – А то Боня припрется. У него нюх на жрачку. Всегда норовит на хвост упасть. Во, опоздали!
В комнату ворвался юркий парень с плотной копной мелко завитых волос. Волосы жестко сидели на голове и напоминали темный ворсистый шлем. Ни на кого не глядя, он прошел к окну, зачем-то посмотрел на улицу, рука выхватила учебник из сваленной на кровати стопки, палец шелестнул страницами. «Так, так…», – зашевелились губы, серьезный взгляд бродил по тексту, а рука невзначай прихватила что-то со стола. Когда рот начал жевать, кучерявый поднял глаза и удивленно воскликнул:
– Новенькие? Откуда?
– Из Приозерска. – Тихон с любопытством рассматривал парня.
– Земляки! – Боня отбросил учебник и по-хозяйски пристроился к столу.
– У тебя все земляки, – заметил Борис.
– Точно говорю! Но вы меня не узнаете, я тогда гладким был. Это после армии волосы прут в разные стороны. – И Боня энергично зачавкал.

Долгий путь в неуютном поезде давал о себе знать. Повалившись на расшатанную скрипучую кровать и закрыв глаза, Тихон сразу ощутил мерное покачивание, словно продолжал путешествие по железной дороге. Сквозь первый сон, он услышал, как звонко стукнуло стекло, и кто-то, шумно дыша, стал влезать в окно.
Тихон вскочил, сгруппировался в боксерской стойке и выставил кулаки, готовясь вступить в схватку с ворами, о которых ему перед отъездом настойчиво твердила мама. Из ее наставления выходило, что поезда кишат ворами, а самое надежное место для хранения денег – это трусы, в которые она вшила специальный карманчик. Тихон в школе занимался боксом, и в запасе у него имелось несколько коронных ударов.
– Ты чего? – уставился спросонья Борис, кровать которого стояла под окном.
Тихон кивнул на темную фигуру, ввалившуюся в комнату. За ней лез второй человек, опираясь на койку Бориса.
– Да это наши… с танцев возвращаются, – зевнул Махоров. – Общагу уже закрыли, поэтому через нас лезут, чтоб дежурную не будить. Мы же над входным козырьком живем. Карен, ты?
– Я, с Гамлетом, – произнесла темная фигура с кавказским акцентом. – Вай! Хорошо у вас окно открыто, стучать не пришлось.
Сашка тоже встал, включил свет и водрузил очки. В комнате находились два кавказца. Один повыше, назвавшийся Кареном, с густыми усами, бакенбардами и волосатыми руками. Другой поменьше, чисто выбритый, с аккуратной прической.
– Народ прибывает, – скривился Карен, глядя на новеньких. – Мы пойдем, ночь уже.
Сашка проводил непрошеных гостей хмурым взглядом. Когда они вышли, Борис пояснил:
– Это армяне. Здесь в стройбате служили. Тоже с подготовительного отделения, как и Боня. В алгебре ни черта не волокут, но стараются. На танцах, наверное, были, потом с телками загуляли. Вырубай свет, – попросил он Сашку и отвернулся. Раздался звучный зевок, а через некоторое время тихое бормотание: – Хотя на танцах я их ни разу не видел.

 
ГЛАВА 4
Женские трусики «Monday»

Перебирая воспоминания прошедших двух дней, Тихон заснул только перед рассветом.
Утро получилось сумбурным. Ребята вскочили, когда времени до экзамена оставалось впритык. Накинув одежду, они со всех ног помчались в институт. На экзамен успели в последнюю минуту. И только прочитав условие первой задачи, Заколов вспомнил о Наташе и Свете. Он огляделся, но девушек не обнаружил. Наверняка они в соседней аудитории, решил он.
После экзамена в холле и дворе института толпилось много абитуриентов. Кого-то страстно допытывали родители, кто-то эмоционально делился впечатлениями. Утомленный, но радостный Тихон оживленно обсуждал с Сашкой и Борисом способы решения каждой из задач. Евтушенко невозмутимо вещал, что ничего экстраординарного не было. Борис грустно признался, что одну из задач, даже и не пытался решать, а в другой серьезно ошибся. Тихон считал, что решил все задачи правильно, но чересчур легкими он бы их не назвал.
Подошли Карен с Гамлетом.
– Как дела, Боря? Первый барьер проскочил? – поинтересовался Карен.
– Надеюсь. Завтра будет видно. А вы?
– Кое-что решили, кое-что списали, – с улыбкой ответил Карен. – Нам лишь бы не два балла.      
В этот момент Заколова кто-то дернул за рукав. Наташа в белой кружевной блузке на выпуск и прямой мышиного цвета юбке до колен подавленно смотрела на него. На ее носу громоздились некрасивые очки, а волосы были собраны в пучок на манер конского хвоста – в целом, типичный прикид скромной школьницы перед экзаменом. Тихон подумал, что так называемая «нарядная» одежда не всегда украшает человека. В видавшем виды простеньком легком платье Наташа ему нравилась больше.
На Наташе не было лица. В ее растерянных глазах стояли крупные слезы, вот-вот готовые пролиться.
– Что с тобой? – встревожился Тихон.
– Света так и не появилась, – всхлипнула Наташа, и по ее щекам поползли широкие струйки, которые она по-детски попыталась вытереть кулачком. 
Тихона неприятно обожгло внутри. Дурное предчувствие опрокинуло приподнятое настроение. Если Света не появилась даже на экзамен, значит, произошло что-то действительно серьезное! Сжатые губы и влажные глаза Наташи покраснели. Она казалась слабой и одинокой. Тихону захотелось обнять плачущую девушку. Чтобы она ткнулась хлюпающим носом в его плечо, как показывают в кино, и пусть ревет, он ее поддержит и успокоит. Но кругом были люди, и обнять девушку он постеснялся.
– Наташа, ты экзамен сдавала? – Тихон испугался, что девушка все это время искала Свету.
– Написала чего-то, – шмыгая носом, ответила Наташа. – А Света не пришла! Ее нет! – с укором произнесла она и вновь разрыдалась.   
– Не переживай. Теперь я займусь ее поисками, – заявил Тихон. Он знал, что в минуту слабости людям очень хочется, чтобы кто-то взял на себя решение их проблем, и для убедительности веско добавил: – Я ее обязательно найду!
Армяне при появлении Наташи странно насупились и, не произнеся ни слова, удалились. Взбалмошный Борис побежал искать Лизу. Тихон был даже рад остаться наедине с девушкой, думая, что, она сможет выговориться и успокоиться.
– Саш, иди в общагу, – он подтолкнул Евтушенко. – Мы скоро придем.
Холл института постепенно опустел. Тихон с Наташей сидели за столом около приемной комиссии, где под стеклом сохранились образцы заявлений.
– Давай, восстановим картину вчерашнего дня, – предложил Заколов, рисуя схему на бумаге. – Итак, ты осталась в аудитории после консультации, а Света вышла в туалет. Сколько человек находилось рядом с тобой к тому времени? Кто еще вышел вместе с ней?
– Нас оставалось немного, человек пять-шесть, – вспоминала Наташа. – Света тянула меня, но я что-то еще хотела спросить у преподавателя. Тогда она отправилась в туалет. Мы договорились встретиться у выхода из института. Я оставалась в аудитории минут пять, а потом ждала ее на крыльце. Ее долго не было. Когда все разошлись, я забежала в туалет, а там никого. Только на подоконнике нашла ее тетрадь. Потом я поднялась на второй этаж, искала ее по коридорам и аудиториям, но никого в институте не было. Мне стало страшно, и я побежала в общежитие.
– Значит, уже через пять минут ты ожидала Свету на выходе. Вот здесь, – Тихон ткнул ручкой в нарисованную схему.
– Наверное, я не засекала. Если бы она вышла раньше, я бы ее увидела во дворе института.
– Выйти другим путем она не могла, – продолжал рассуждать Тихон. – Другого выхода нет. Значит, она пропала именно в этом корпусе. Ладно, приступим к осмотру места происшествия. Ты жди меня здесь и никуда не отходи.
Тихон ободряюще улыбнулся девушке и направился по широкому коридору. Он остановился перед дверью женского туалета. В коридоре было пусто. Тихон приоткрыл дверь и со словами: «Извините, проверка крана», решительно зашел внутрь. К его радости там никого не оказалось.
Первым делом Тихон осмотрел входную дверь. Изнутри она не закрывалась. Под раковиной он обнаружил небольшой обломок круглой палки, видимо от черенка старой швабры. Самой швабры рядом не было, хотя в месте слома топорщились свежие занозы.
Заколов заглянул в каждую кабинку. В одной из них он увидел на полу смятый комочек белой тряпки. Пальцы ухватились за него, развернули. На узком треугольнике женских трусиков наискосок красовалась надпись «Monday». Тихон засунул трусики в карман. Он также осмотрел мусорные ведра, но ничего подозрительного не нашел.
Подойдя к забеленному наполовину окну, он обратил внимание, что обе рамы закрыты только на нижний шпингалет, который легко открывался. В верхнем углу болтались обрывки большой паутины. Но тут же растянулась новая ловчая сеть. Заколов пригляделся. Паутина была свежая. На верхней границе притаился домовой паук на длинных тонких лапках. Судя по всему, его старую паутину не далее, как вчера безнадежно повредили, и бедняге пришлось плести новую сеть.
– Извини, дружище, – обратился Тихон к пауку и распахнул створки. Новая паутина оборвалась в тех же местах, что и прежняя.
Старый деревянный подоконник имел много сколов краски и зазубрин. В одной из них застрял кусочек голубой ткани, который выделялся на пыльном фоне. Пыль между рамами лежала неравномерно: в центре смазанные полоски, а по краям нетронутый пушок.
Тихон выковырнул клочок ткани и взял с собой. Выглянув в окно, он убедился, что до земли чуть выше пояса, и каждый мог легко спрыгнуть вниз или залезть снаружи.
Окно выходило на другую сторону института. Слева располагался большой пустырь, в конце которого виднелся бетонный забор. Справа, в торце здания среди гор песка вырисовывался фундамент будущего институтского спортзала. Тихону уже рассказали, что строительство начали весной, но сейчас временно прекратили, потому что стройбат перебросили на какой-то более важный объект.
В этот момент две девушки вошли в туалет.
– Сантехника вызывали? – широко улыбнулся Тихон.
Дружный девичий визг оглушил парня, и он, не долго думая, выпрыгнул из окна и обежал вокруг здания мимо стройки. Рядом с бетономешалкой дремал солдат без гимнастерки. Его лицо прикрывала военная панама, а худое тело было выставлено под солнечные лучи. Больше на стройке Тихон никого не заметил.
Заколов вернулся в институт через главный вход. Наташа ждала на прежнем месте. Он хотел, было, показать ей свои находки, но в глубине коридора увидел девушек, испугавшихся его в туалете. Они наперебой о чем-то рассказывали председателю приемной комиссии Павленко. Их пальчики дружно тыкали в его сторону.
– Уходим, – шепнул Тихон Наташе, и невозмутимо направился к выходу.            
– Что случилось? – догоняя его, спросила девушка.
– В этом городе детей сантехниками пугают.
Павленко, слащаво улыбаясь, издалека окликнул Заколова. Тихон сделал вид, что ничего не слышит, и быстро вышел на улицу.
– Какими сантехниками, ты можешь объяснить? – Недовольная Наташа семенила рядом с Тихоном. Ей это надоело, и она дернула его за рубашку: – Да стой! От кого мы убегаем?
Тихон извлек из кармана трусы:
– Это, случайно не Светы?
На Наташином лице отразилось неподдельное изумление.
– Ее... Она недавно купила комплект, «Неделька» называется. Откуда у тебя это?
– Из туалета. Валялись под унитазом. Те две девицы меня там застукали, неизвестно чего Павленко наболтали. Теперь не отмоюсь.
– Ты нашел их в туалете? Светкины трусы? Ужас!
– Это еще ни о чем не говорит. Может, она с отклонениями, любит шастать в мини без трусов.
Наташа насупилась:
– Ты за кого нас принимаешь? Света моя подруга, мы с ней пять лет учились в одном классе.  Она… она… С ней случилось что-то ужасное, а ты! – Девушка разревелась, уткнув нос в сжатые кулачки.
Они стояли на открытом месте недалеко от института.
Тихон растерянно думал, сколько слез может уместиться в такой хрупкой девушке?

А в это время из окна четвертого этажа за ними в бинокль наблюдал председатель приемной комиссии Павленко Владлен Валентинович. Сначала он внимательно рассмотрел их лица, словно пытаясь по движению губ понять разговор, а потом опустил мощный бинокль ниже, на маленький комочек ткани в руках абитуриента Заколова. Пальцы подкрутили колесико окуляра, в дрожащем изображении Владлен Валентинович разглядел женские трусики с надписью на английском. Руки с тяжелым биноклем рухнули. Губы сжались. На лбу преподавателя выступила испарина.
Павленко осторожно, словно опасаясь пораниться, опустился в кресло. Пальцы извлекли из кармана бумажку с двумя цифрами. Владлен Валентинович придвинул калькулятор. Набрал 352, разделил на 125. На калькуляторе высветилось 2,816. Эта же цифра была написана на бумаге первой. Вторую зав кафедрой «Политэкономии и Научного Коммунизма» проверять не стал. 
 
ГЛАВА 5
Расследование начинается

– Так! Что мы имеем? – пытался рассуждать Тихон, но расстроенная Наташа его не слушала. – Давай уйдем с этого пекла, – попросила она.
Заколов приобнял хнычущую девушку за плечи и осторожно повел ее, стараясь найти прохладное место. Наконец, они сели на скамейку в тени жилого дома. Наташа сняла угловатые очки, промокнула платком глаза, протерла стекла и водрузила очки на прежнее место. Тихон отметил, что без очков девушка выглядит гораздо симпатичнее.
– Итак, вчера был понедельник, – начал он, – Света одела трусы Monday. Кстати, надо проверить ее одежду. После консультации она зашла в туалет, и там что-то с ней случилось. Что-то такое, отчего она даже любимые трусики потеряла! И конспект! Да, задачка…
Тихон задумался, сунул руку в карман.
– Тут еще вот какое дело. В чем Света была одета?
– В платье, такое простое ситцевое, голубенькое. И в босоножках. Ну, лифчик, конечно, и все. Лето, жарко.
Тихон достал маленький обрывок ткани с торчащими голубыми нитками и протянул Наташе:
– Это от ее платья?
– Похоже... Да, да! От Светкиного платья! Где ты это взял? Тоже в туалете? Ужас!
– На подоконнике зацепилось, – грустно ответил Тихон. – В общем, идем на переговорный пункт, позвонишь ее родителям. Вдруг, она домой приехала. Если нет… Заглянем еще раз в общагу, а потом я позвоню в «скорую помощь» и милицию.
На переговорный пункт им пришлось ходить дважды. Днем на телефонный звонок в Аральск никто не ответил. К вечеру выяснилось: ни дома у родителей, ни в больнице, ни в общежитии Света до сих пор не появлялась. В комплекте ее белья трусы с надписью “Monday” отсутствовали.   
Поздно вечером Тихон и Наташа вышли из отделения милиции. Наташа написала заявление об исчезновении подруги. Милиционеры поострили насчет туалета, трусов и конспекта, нехотя приняли заявление, попросив подождать три дня и принести фотографию пропавшей.

– Такая картина получается. Мысли есть? – спросил Заколов, подробно обрисовав Евтушенко ситуацию, когда вернулся в общежитие.
В комнате они находились вдвоем. Было поздно, Борис после экзамена еще не появлялся. Саша выставил на стол две бутылки пива «Жигулевского».
– Я тебя весь вечер жду. Надо отметить первый экзамен, – предложил он, открыл бутылки одну об другую, глотнул из горлышка и мрачно произнес: – Факты говорят о том, что в институте орудует сексуальный маньяк. Он оглушил девушку, куда-то утащил ее и изнасиловал.
– Почему сразу изнасиловал?
– Ну, а что еще надо маньяку от молоденькой девчонки? Может, он отволок ее в институтский подвал, и она томится там, прикованная наручниками к трубам. А он спускается к ней, когда ему приспичит, и насилует.
– Ну и фантазия у тебя. – Тихон недоверчиво покачал головой и глотнул теплого кисловатого пива. – Хорошо, что Наташа не слышит. А почему наручники?
– Не наручники, так веревка. Разница небольшая.    
– Если так, маньяк должен хорошо знать институт. Более того, он там должен работать, у него должны быть ключи от разных дверей. В институте почти все в отпусках. – Тихон задумался. – Кроме членов приемной комиссии… Ты видел, как Павленко смотрит на девушек?
– Как кот на сметану. Только что не облизывается. По-моему, он себя едва сдерживает. Такой тип вполне может наброситься на юную девушку. 
– Да-а… Только почему он выбрал именно Свету? Ведь в ней нет ничего особенного.
– Это для тебя. А для сорокалетнего старика, она, как конфетка – так и хочется фантик сдернуть. И потом, не всем тощие нравятся. Некоторым – пухленьких подавай.
– Пожалуй так… Завтра я понаблюдаю за Павленко, – решительно заявил Тихон. – Хотя Свету, судя по всему, выволокли через окно.
– Вот именно! Со двора должен быть служебный вход, по которому можно попасть в подвал! Он вытолкнул Свету в окно, потом затащил в подвал, а там – сам понимаешь…
– Я все догадки сообщил милиции. Они обязаны проверить, хотя отнеслись к нам не очень серьезно. Если бы не слезы Наташи, то послали бы нас куда подальше. А так, хоть, выслушали, но ответили, что надо подождать, может, сама объявится. – Он раздраженно стукнул ладонями по столу и повысил голос: – Нет! Ждать не будем! Операцию «Поймай Павленко» начнем завтра сразу после зарядки.
– Зарядки? Думаешь надо?
– Обязательно, а то жиром зарастем.
В комнату, хлопнув дверью, ввалился Борис. Он был взъерошен и радостно улыбался.
– Ну, вооще… Вахтерша дверь уже закрыла, и как собака на привязи слюной брызжет. Только, что матом не кроет. Это Боня ее довел, дурень. Из-за двери огрызался. Ну, я то подход к женщинам знаю. Уломал ласковым словом, пустила. И меня, и его заодно, охламона.
Сашка выудил из-под стола еще одну бутылку пива и протянул Борису:
– За первый экзамен.
Борис мельком прочел маленькую этикетку на горлышке бутылки.
– «Жигулевское», – разочарованно произнес он.
– А ты, какое хотел, чешское? – съехидничал Саша. – Где же его без блата достанешь?
– Чешское и в Москве по блату, – согласился Борис. – Но зато там, знаешь, какой сорт появился? «Ячменный колос»! Хочешь, покупай «Жигулевское», хочешь – «Ячменный колос». Понял, какой выбор в Москве!
– Так то – Москва! Здесь только один сорт, и тот я случайно купил. Боня, пока бегал за деньгами, пиво закончилось.
– Да я знаю. Не первый день здесь живу.
Махоров рывком о край стола открыл пробку и залпом выпил полбутылки. Ладонь медленно прошлась по влажным губам:
– Кайф!
Борис глотнул спокойнее и стал рассказывать:
– С Лизкой гулял. Девчонки местные такие недотроги! В Москве бы уже давно любовью занимались. А тут! Чуть руку под платье запустишь, получай по мордасам! Ну, ничего, закадрю я скоро Лизку по полной. Если б не ее мамаша – цербер... Все время при себе держит! Только сегодня отпустила. В честь сдачи первого экзамена.
Тихон и Саша слушали его молча, у них не было такого опыта общения с девушками.
– Света пока не нашлась, – грустно сообщил Тихон.
– Ну!  Так Наташка, сейчас одна! – радостно взревел Борис. – Надо к ней завалиться! Я пошел. – Борис залпом допил пиво, хитро прищурился и повернулся к выходу.
– Стой! Никуда ты не пойдешь, – остановил его раздраженный Тихон. Ему была неприятна реакция Бориса. – Дело серьезное. Света не просто пропала, возможно, она в руках насильника… А Наташу ты не трогай. Ей не до тебя. Переживает.
Борис с размаху плюхнулся на кровать, металлический панцирь скрипуче спружинил. Он некоторое время покачивался на матрасе, и Тихон сразу представил график затухающих колебаний в виде синусоиды с уменьшающейся амплитудой. Он даже быстро воспроизвел в голове формулу, описывающую эти колебания.
– Да я так, – равнодушно зевнул Борис, доставая из нагрудного кармана пачку болгарских сигарет. – Если ты на Наташку виды имеешь, я мешать не буду. А, что ты там про Свету говорил? Про насильника?
Заколову уже не хотелось все пересказывать, и он коротко сообщил:
– Теперь ее ищет милиция. Наташа заявление на розыск подала.
– А вдруг ее маньяк задушил? Изнасиловал и задушил! В Москве были такие случаи.
– Ты кого-нибудь подозреваешь? – спросил Тихон, пристально вглядываясь в лицо Бориса.
– Я? Нет! – Борис с безразличным видом выпустил в потолок сигаретный дым и покачал головой: – Ну, и дела!
Неожиданно стукнула оконная рама, задребезжало стекло. Окно приоткрылось и из темноты показалось угрюмое лицо Карена.
– Еще не спите? – вежливо поинтересовался он, перелезая через подоконник.
Следом за ним, как и раньше, карабкался невысокий Гамлет. Он молчал и старательно улыбался.
– Откуда прете? – озорно спросил Борис. – По бабам шляетесь?
– Зачем бабы? У земляков были, – хитро ответил Карен. И нельзя было понять, говорит он правду или шутит.

 
ГЛАВА 6
Операция «Поймай маньяка»

На следующее утро Тихон нашел на территории ближайшей школы перекладину и проделал привычный комплекс упражнений: десять выходов в упор силой, десять подъемов переворотом и медленное подтягивание на каждой из рук. Сделав растяжку на все группы мышц, он отработал боксерские удары. Сашка Евтушенко в это время повторил несколько упражнений из йоги, а затем принял позу лотоса и застыл, обдумывая новую теорию пространственно-временного континуума.   
Если Заколов увлекался гимнастикой и боксом, то Евтушенко – йогой и каратэ. Между ними часто возникали споры, кто гибче, гимнаст или йог, и кто сильнее, боксер или каратист? Если требовалось замысловато скрутить тело, то гибче оказывался Сашка, а если манипуляции нужно было совершать в движении, то побеждал Тихон. Выяснять, кто из них сильнее в драке, они не стремились. Тихон отдавал предпочтение классическому боксу, которому обучался в спортивной секции. Сашка увлекался новомодным полулегальным каратэ и разучивал приемы сначала по затертым копиям картинок из заграничной книжки, а затем, у платного тренера в засекреченном подвале, где освоил несколько движений руками и пару ударов ногой с разворота.    
Тихон говорил, что ему для решения возможных конфликтов на темных улицах достаточно иметь хорошую реакцию и уверенно владеть боксерскими ударами. Сашка верил в безоговорочное превосходство каратэ, хотя в их небогатой практике, все обычно решалось простыми кулаками.   
После зарядки, Заколов и Евтушенко направились в институт.
– Как будем действовать? – задумался Сашка.
– Прежде всего, надо следить за Павленко, – решил Тихон. – Если он сексуальный маньяк, то обязательно себя выдаст.
В институтском корпусе было пустынно. Результаты экзамена обещали вывесить только на следующий день. Лишь около двери приемной комиссии бесцельно слонялись несколько мамаш, в надежде получить какую-нибудь информацию.
– Владлен Валентинович здесь? – спросил Тихон.
– Там, – указала в сторону приемной комиссии одна из женщин, и уважительно добавила: – Заседают.
Тихон оттащил Сашку в сторону и зашептал:
– Будем ждать, потом проследим.
– Надо разделиться. Ты посторожи Павленко, а я разведаю, есть ли тут подвал, и где в него вход.
– Может, лучше я пойду, а ты подежуришь? Павленко запомнил меня после вчерашней истории с туалетом.
– А ты не маячь перед глазами. Стой, за окном, и дай мне знать, в случае чего.
– А вдруг ты найдешь Свету?
– Тогда я подниму такой шум, что все услышат!
Евтушенко быстро удалился. Заколов вышел на улицу и пристроился у окна, где они стояли в первый день по приезде в город. Окно опять было приоткрыто, и он мог легко слышать любые звуки, доносившиеся из холла.

Евтушенко в это время искал вход в подвал.
В институте имелась одна широкая центральная лестница и одна маленькая, в торце здания. Выход на нее был отгорожен небольшой дверью. Центральная лестница начиналась на первом этаже и никакого продолжения в подвал не имела. Зато от боковой лестницы несколько ступеней вели вниз и упирались в узкую дверцу, закрытую на внутренний замок. Очевидно, это и был вход в подвальное помещение. Чуть выше его располагалась дверь на другую сторону институтского корпуса. Она тоже была заперта.
Саша приложился ухом к двери в подвал и прислушался.
Зрение у Саши Евтушенко испортилось еще в детстве, как только он научился читать. Открыв для себя удивительный мир книг, он читал их запоем, и маме приходилось силой отрывать сына от очередной книги, чтобы уложить спать. Накрыв одеялом, она выключала свет и удалялась. Как назло, это всегда происходило на самом интересном месте повествования. Тогда Саша придумал хитрость. Он брал с собой в постель фонарик, залезал с головой под одеяло и, направляя желтый свет на желанные страницы.  Может, от этой привычки и еще оттого, что батарейки в фонарике быстро садились, Саша уже в начальных классах ходил в школу в очках. С годами стекла в оправе становились все толще, но слух острее, чем у сверстников. Евтушенко это легко обосновал теорией: «О сверхнормальном развитии параллельных функциональных органов живой особи взамен утраченных или деградировавших».
Саша, прикрыв за ненадобностью глаза и замедлив дыхание, вслушивался в невидимое подвальное пространство. Вот чуткое ухо уловило некий металлический скрип. Затем этот звук повторился, но у него была другая тональность и продолжительность. Потом раздались несколько подобных звуков, плавно сменявших друг друга.
Евтушенко насторожился. Он был уверен – в закрытом подвале кто-то есть!

Тихон первое время неотрывно смотрел на дверь приемной комиссии. Ничего интересного не происходило. Он присел на каменный выступ под окном и стал слушать, когда раздастся звук открывающейся двери. Но кроме приглушенных разговоров собравшихся мамаш, да жужжания назойливой мухи, его уши ничего не улавливали. Вскоре бестолковое ожидание ему надоело.
Он вспомнил, как в первый день секретарь приемной комиссии Люся говорила, что Владлен Валентинович является заведующим кафедрой «Политэкономии и Научного коммунизма». Раз так, у него должен быть личный кабинет. А если побывать там, пока он заседает? Вдруг появится какая-то зацепка. Милиция, судя по всему, ничего серьезного не предпринимает, а искать Свету надо, ведь он обещал Наташе.
Тихон оставил пост и вошел в здание. На первом этаже он уже бывал и названий кафедр там не заметил. Поэтому сразу начал обследование со второго этажа. Нужную дверь с табличкой: «Заведующий кафедрой Павленко В. В.» он нашел на лишь четвертом в самом конце коридора, рядом с выходом на запасную лестницу.
Дверь была закрыта на защелку английского замка. Тихон бросил взгляд в длинный коридор. Никого! Он достал складной нож, который специально прихватил с собой, и длинным стальным лезвием легко отжал язычок замка. Юркнув в кабинет, он прикрыл дверь и огляделся.
Прямо перед ним располагался старый громоздкий письменный стол, на котором возвышалась несовременная настольная лампа с зеленым колпаком, как в фильмах про революцию. Рядом он увидел такой же древний письменный прибор и телефонный аппарат, а на углу столешницы лежала аккуратная стопка деловых папок. За столом на фоне окна с занавесками высилась потертая спинка кожаного кресла. Справа у стены громоздился высокий шкаф с книгами, среди которых выделялось полное собрание сочинений В.И.Ленина, а перед столом около двери стоял ряд стульев и огромный старомодный кожаный диван с цилиндрическими валиками по бокам.
Рука Тихона раздвинула плотные занавески.  Из окна был прекрасно виден главный вход в учебный корпус и дорога, ведущая к институту. Хорошее место для наблюдений за всеми входящими и выходящими, заключил Тихон и повернулся к письменному столу.
Он быстро просматривал содержимое ящиков. Многочисленные папки с бумагами, стопки машинописных страниц и брошюры не привлекли его внимание. Это были различные учебные материалы. Зато в нижнем ящике его ждали сразу три интересные находки.
Во-первых, в глаза бросился глянцевый журнал “Playboy” с полуобнаженной девицей на обложке. Тихон знал, что где-то там, на Западе существует фривольный журнал для мужчин, но видеть его своими глазами ему не доводилось. Наиболее красивые из имевшихся в продаже журналов: «Советский Союз» и «Советский экран», не шли ни в какое сравнение с этим ярким, красивым, приятным на ощупь произведением полиграфического искусства с бесстыжими соблазнительными девахами на тонких глянцевых страницах.
Во-вторых, поверх журнала лежал большой армейский бинокль. Тихон не удержался и ради любопытства посмотрел в окно. В окулярах, как на экране телевизора, он увидел знакомые лица Карена и Гамлета, беззвучно, но очень эмоционально о чем-то спорящих. Он отвел глаза от бинокля и с трудом разглядел мелкие фигурки армян метрах в двухстах от института. Вскоре они свернули в нежилую зону и скрылись за углом бетонного забора.
В-третьих, в этом же ящике валялся широкий кожаный ошейник с длинной витиеватой цепью. Такой ошейник можно использовать для большой сильной собаки или для того чтобы издеваться над жертвой!

Припав ухом к двери, Евтушенко напряженно слушал. Странные звуки, доносящиеся из подвала, напоминали что-то очень знакомое. Саша пытался выудить из глубин памяти подобные звуковые колебания и трансформировать их в четкий зрительный образ. Он, несомненно, где-то это слышал. Скрипучий металлический звук не перемещался, но он был крайне неравномерным и означал присутствие человека. Живого человека в закрытом подвале!
Может, позвать Тихона? Сначала надо разобраться самому.
Все наружное осязание Евтушенко было направлено в незримые лабиринты подвала, а все ресурсы мозга сконцентрированы на поиске в памяти звуковой информации и сравнении ее с услышанным.
Он был так сосредоточен, что не заметил, как сзади тихо открылась дверь, ведущая в коридор, и кто-то стал осторожно спускаться по темной лестнице. Он даже не почувствовал, как человек остановился за его спиной и резко занес руку...
    
Бинокль для слежки, возбуждающий журнал с голыми красотками и суровый ошейник с плетью – эти находки в кабинете Павленко ужаснули Заколова.
Бедная Света! Что с ней сделал этот извращенец?
Додумать тревожную мысль Тихон не успел. Снаружи послышались шаги и скрежет ключа, вставленного в замок. Тихон резко задвинул нижний ящик и спрятался под стол.
В комнату вошли двое – Тихон услышал тихий скрип кожаных туфель и стук каблучков.
– Что вы от меня хотите? – раздался голос Павленко. – Вы бы еще на заседание комиссии ворвались и стали там просить меня за свою дочь. Надо же соображать, что делаете!
– Простите, Владлен Валентинович, простите, – отвечал женский голос. – Я так переживаю за нее. Вы ведь в прошлом году помогли одной моей знакомой. А я заплачу вам больше. Так сказать, с поправкой на инфляцию и возросшие трудности.
– Какая инфляция? – с чувством возмутился Павленко. – Откуда только такие слова берете? Это на загнивающем Западе инфляция, а у нас – плановое поступательное развитие народного хозяйства. Различать надо! А вот насчет возросших трудностей – это да! Половину членов комиссии из Москвы прислали. Почти все незнакомые. Я не могу рисковать своим положением.
– Вы же председатель комиссии. Они вам подчиняются.
– Сегодня подчиняются, а завтра – кляузу в партком. Да не в местный – тут я главный, а на верх в Московский! Риск огромный. Всего можно лишиться.
– Так и деньги немалые, придумайте что-нибудь. Вы такой умный, Владлен Валентинович. Я не переживу, если моя дочь не поступит.
– Первый-то экзамен у нее на троечку, на троечку…
– Да если б она была отличница, Владлен Валентинович, разве я бы вас просила. Вот, это вам.
– И конкурс в этом году наивысший... Тут на стуле оброните...  В этом году все экзамены письменные, любую оценку легко проверить… Не знаю, что и придумать, чтобы вам помочь... Знаете, что, возьмите-ка стержень. И пусть ваша дочь все экзамены только им пишет. И побольше места пустого на страницах оставляет. Чтобы можно было подправить таким же стерженьком.
– Огромное спасибо, Владлен Валентинович.
– И не подходите вы больше ко мне при посторонних.
– Конечно, конечно, Владлен Валентинович. Я буду осторожна. До свиданья.   
Стук каблучков отрезал щелчок дверного замка.
Тихон сидел в нише под столом в очень неудобном положении и надеялся только на то, что Павленко скоро выйдет. Но тот явно не спешил – послышалось шуршание конверта, хруст пересчитываемых купюр. Довольный голос произнес: «Недурно», и председатель приемной комиссии сделал несколько шагов, но не к выходу, как хотелось Тихону, а прямо к столу.
Тихон слышал, как мягкие туфли приближаются к его укрытию. Вот он их уже видит – новые светло-серые с дырочками по бокам. На них небрежно лежат манжеты бежевых брюк, а безупречно отутюженные штанины уходят вверх. Где-то там над крышкой стола они соединяются, и их обладатель сейчас отставит кресло, потом сядет, придвинется поближе и неизбежно натолкнется своими туфлями на Тихона.
Тогда, прости-прощай институт, а глядишь, еще и кражу припишут. «Эх, зачем я ушел с поста?  – мелькнула запоздалая мысль у Тихона. – Как там Сашка? А вдруг, я и его подвел!»

Евтушенко, прижавшийся ухом к двери в подвал, ощутил твердый шлепок по спине. Сашка вздрогнул и оглянулся.
– Милок, ты чего тут с дверью лобзаешься?
Перед ним стояла пожилая женщина в синем халате уборщицы. Не дождавшись ответа, она поинтересовалась:
– Ты часом не тронулся? От нынешних мудреных учебников, можно с ума съехать. Ей Богу! Если сверх меры переусердствовать.
– Я… – хотел оправдаться Сашка, но в это момент его глаза округлились. Он понял, что за звук доносился из подвала! Ничего хорошего для Светы тихий скрежет не предвещал. Нервный озноб прошел по телу.  Сашка нетерпеливо спросил: – Как открыть эту дверь?
– А мне она на что? Я сюда за черенком пришла. Швабру удобную давеча сломали, а еще на ученых учатся! Как мне полы-то теперь мыть?
Саша обратил внимание, что под лестницей лежало несколько веников для уборки улицы, лопаты, грабли и другой инвентарь.
– А ключ от двери у кого?
– Мне эта створка без надобности. Завхоз, Виктор Парамонович в отпуске. Сейчас всем Владлен заправляет, у него надо спрашивать.
– Владлен – это Павленко? – уточнил Саша.
– Владлен – это Владимир Ленин. Теперь так красиво детишек не называют. А вот раньше и Октябринами записывали, и Сталинами… – начала было вспоминать уборщица, но, видя, что парень уходит, затараторила: – Владлен у нас один – Павленко! Ему имя очень правильное дали, он секретарь партийной организации. Я в ней тоже состою, а не в ЖЭКе среди отставников, – гордо добавила она.
Евтушенко вышел во двор и подбежал к окну, где должен был дежурить Заколов. Он распознал звук, доносившийся из подвала, и это полностью доказывало его предположение. Связанная Света находится там. Ее надо срочно спасать!
Однако Тихона на месте не оказалось. Сашка заглянул в распахнутое окно. Из холла все разошлись, а дверь приемной комиссии была приоткрыта. «Павленко вышел, и Тихон за ним следит, – рассуждал Сашка. – Около той двери, где был я, они не появлялись. Значит, Павленко наверху, или есть другой способ попасть в подвал. Если маньяк там, дорога каждая минута!»
Сашка обежал здание. Другого входа в подвал не было, но от институтского корпуса к строящемуся спортзалу вела траншея с трубами. Дыра в цоколе была достаточно большой, и Саша легко протиснулся в черный проем.
Очутившись в темном помещении, он на минуту остановился, чтобы глаза привыкли к густому мраку. Хрупкие очки здесь ему показались явно лишними, он сунул их в карман. Главное – снова услышать этот звук, и определить направление поиска, ведь там пленница!
Саша прислушался. Ничего кроме легкого хруста то ли раздавленных песчинок, то ли шороха задетой рукавом стены. Ему даже показалось, что это он сам переступил с ноги на ногу. Постепенно он стал различать очертания труб, идущих вдоль низкого потолка, хлам на полу и черную арку в правой стене. Он выставил вперед руки, непроизвольно распахнул глаза и двинулся к проему.
Где-то там, в темных глубинах должна быть Света. Сомнений быть не могло! Звук, который он слышал, был металлическим скрипом панцирной кровати, когда на ней кто-то ворочается. Саша представил девушку с кляпом во рту, привязанную к ржавому железному каркасу. Она дергается, пытается выпутаться, но ей не хватает сил, ведь прошло почти двое суток. А вдруг, рядом с ней насильник Павленко. Ведь неспроста Света затихла. Ну что же, он готов к встрече с ним! Именно для этого он и снял очки.
Саша двигался к темному проему, высоко поднимая ноги, чтобы ничего не задеть. Пыль лезла в глаза и предательски щекотала в носу. Саша старался ступать осторожно, чтобы не обнаружить себя раньше времени, но зуд в носоглотке становился все нестерпимее. Когда он подошел к проему и сделал первый шаг внутрь, в носу так засвербило, что он громогласно чихнул, ткнувшись подбородком в грудь.
…И тут же потерял сознание и свалился на бетонный пол.
Он даже не успел понять, что кто-то, спрятавшийся за стеной, ударил его по голове.

Тревожная мысль о Сашке у Тихона не успела оформиться в нечто конкретное. Сидя под столом в кабинете Павленко, он старался не дышать и с ужасом видел, как серые скрипучие туфли остановились прямо перед носом. Сверху раздался звук выдвигаемого ящика. В него, что-то положили, и ящик с тихим визгом задвинулся внутрь.
«Неужели уйдет?»  – мелькнула у Тихона спасительная мысль. Но ненавистные туфли, постояв в раздумье бесконечно долгие секунды, небрежно отодвинули одной штаниной кресло, заставили согнуться колени. Старая кожа скрипнула под тяжестью седока, ноги сдвинулись, и узкие носки туфель безжалостно устремились прямо в лицо Тихона.
В доли секунды он осознал, что сейчас его присутствие будет раскрыто. Тихон сидел под столом в позе бегуна в низком старте. Будь, что будет!
Он всем телом рванулся вперед и опрокинул тяжелое кресло вместе с Павленко. Только каблуки мелькнули перед носом. Ударившись головой о крышку тяжелого стола, да так, что потемнело в глазах, Тихон метнулся к выходу, задевая все на своем пути. Руки на ощупь мгновенно открыли замок, и через секунду он был в коридоре. Сзади слышался звон разбивающейся настольной лампы и душераздирающий вопль перепуганного преподавателя.
Окинув светлеющим взглядом коридор, который к счастью оказался пуст, Тихон юркнул в соседнюю дверь, ведущую на запасную лестницу. Он мчался вниз, перескакивая через ступеньки, в голове пестрым калейдоскопом прокручивались варианты.
Заметил ли его Павленко? Точнее, разобрался ли в том, что выскочивший из-под стола человек – это именно он, Тихон Заколов? Вряд ли. Все произошло слишком быстро, а Павленко упал навзничь. Хорошо, если так.
Виновен ли Павленко, в пропаже Светы? «Плейбой», бинокль, ошейник – все это очень подозрительно для партийного идеолога, но явных улик нет. А может, Тихон их просто не успел обнаружить?
И самое главное, где сейчас Сашка? Друг должен был обследовать подвал, а Тихону нужно было следить за Павленко, чтобы тот не столкнулся с Сашкой. А если их встреча уже состоялась?
С этими мыслями Заколов как камнепад с горы проскочил все четыре этажа и угодил в запертую дверь подвала. Руки с разгону уткнулись в хлипкое препятствие, хрустнула дощечка косяка, кинетическая энергия молодого тела намного превзошла устойчивость двери к сопротивлению.
               
 
ГЛАВА 7
Подвал раскрывает свою тайну

Влетев в раскрывшуюся дверь, Тихон оступился на низком пороге и грохнулся на пыльный бетон. Растопыренные ладони проехали по шершавому полу и содрались в кровь. Тихон оказался лежащим плашмя с вытянутыми руками, будто нырнул в бассейн, да в последний момент вода окаменела.
Только тут он почувствовал, как сильно гудит голова. Пальцы мягко прощупали кожу под волосами – макушка оказалась теплой и влажной. Тихон приблизил руку к глазам. Тусклый свет, падающий сзади из открытой двери, отразился в кровавых каплях. На ладонях кровь сочилась из глубоких царапин, а на кончиках уцелевших пальцев налипли окровавленные волоски.
Да, не хило долбанулся о профессорский стол. Не стол, а дубовая колода!
Заколов привстал, не зная, обо что вытереть руки. Поглядел на порванную вклочья рубашку, без сожаления вытер ладони о чистую с боков ткань и выдул из свежих царапин застрявшие песчинки. На полу он обнаружил ошейник с металлическим поводком из кабинета Павленко, который, оказывается, прихватил с собой. Тихон запихнул его в карман. Потом внимательно осмотрелся и прислушался. Погони не было, это его обрадовало.
Раз он оказался в подвале – надо его обследовать. Именно сюда стремился Сашка. Заколов прикрыл входную дверь, кое-как приставив на место разбитые щепы косяка. Пальцы повернули увиденный на стене выключатель. Под потолком зажглась тусклая лампочка.
Комната, в которой он находился, оказалась довольно большой, но пустой. Широкий проем привел Тихона в следующее помещение. Пальцы покрутили найденный выключатель, однако ни к какому видимому эффекту это не привело. Заколов осторожно двинулся дальше.
Постепенно глаза привыкли к темноте, стали различимы очертания стен и крупных предметов, но черные углы комнат совершенно не просматривались. Эх, если бы у него оказались спички или зажигалка, он смог бы разглядеть все подозрительные уголки – а вдруг там Света! Но ничего подобного у Заколова не было, и он на ощупь шел вдоль основного прохода подвального помещения. 
Неожиданно где-то впереди раздался неясный шорох или шепот. Тихон хотел громко позвать Свету, но воздержался – а что, если рядом с ней насильник! Надо было действовать наверняка.
Заколов ступал тихо, постепенно убеждаясь, что в подвале явно кто-то есть, и этот кто-то двигается, кряхтит, что-то ворочает. Звуки были странными и тревожными. В какой-то момент показалось, что их издает нечеловеческий монстр, способный жить в полной темноте. Сердечко затрепетало перед таинственной неизвестностью, но возбужденное любопытство, помноженное на азарт сыщика, подталкивало вперед. Вскоре Тихон заметил пыльный столп света, наискосок падающий в проход.
Свет немного успокоил. Если монстр и существует, то он тоже нуждается в освещении, а не передвигается в кромешной темноте по запаху, подобно насекомым. Тихон перевел дух и осторожно приблизился к освещенному проему. Тело замерло, вжалось в стену, шея потянулась к выступу. Тихон рассчитывал незаметно выглянуть в таинственное помещение. Сердце стучало в груди как колотушка по большому барабану, но он надеялся, что концертным залом для этого инструмента являлось только его оболочка, и дальше эти стуки не распространялись.      
Едва Тихон подвел краешек глаза к углу стены, как неожиданно услышал гулкий вопрос:
– Ты кто такой?
Заколов отшатнулся. Он не разобрался, откуда прозвучал голос, но не успел очухаться от потрясения, как вопрос повторился:
– Ты кто такой? Что тебе здесь надо?
Тихон непроизвольно сжался, опасаясь нападения неизвестного, и огляделся. Никого не было видно. Это пугало еще больше. Где этот монстр, в каком из темных углов? Тихон стоял, прижавшись спиной к стене, и нервно озирался. Ему вдруг показалось, что в подвале стало жутко холодно, словно он попал в морозильную камеру. Согнутые в боксерской стойке руки тряслись от напряжения. Где противник?
И тут вновь прозвучало:
– Не бойся, я бить не буду.
На этот раз Тихон понял, что голос доносился сзади из освещенной комнаты и отражался эхом от бетонных стен. Но как сквозь стену видит его таинственный монстр?
– Будешь молчать? – спросил голос.
Тихон собрался с духом, чтобы ответить, но голос продолжил:
– Я помогу тебе приподнять голову. – Послышался шорох, и нездоровое хихиканье: – Или придушу.
Заколов догадался, что, обращались совсем ни к нему. Его никто не видит! Он успокоился и осторожно выглянул из-за угла.
В нескольких шагах он заметил спину незнакомца, склонившегося над упавшим человеком. Лица лежащего Тихон не мог разглядеть, но сандалии и ноги, одетые в коричневые вельветовые джинсы, он узнал сразу. Это были ноги Сашки Евтушенко! Его хотели задушить!
Тихон, ни мгновения не колеблясь, с криком ярости набросился на гнусного насильника. Под ногами зазвенели рассыпавшиеся пустые бутылки. Заколов повалил незнакомца лицом на пол и связал вывернутые руки собачьим поводком.
Когда с противником было покончено, он в тревоге наклонился к Сашке. Тот пытался приподняться на локтях, блуждая мутным взором. Он различил Тихона, его взгляд прояснился, и на лице друга появилось подобие кислой улыбки.
– Что случилось? – тревожился Тихон.
– Я чихнул и … – Сашка сморщил лоб, пытаясь хоть что-то выудить из памяти, но безнадежно выдохнул: – Ничего не помню.
Покачиваясь, он сел на пыльном полу и ощупал голову.      
– Кровь, – вяло произнес он, посмотрев на пальцы.
– Все ясно! – нахмурился Тихон. – Этот гад долбанул тебя по башке! Сейчас мы с ним разберемся.
Он подошел к скорчившемуся незнакомцу и перевернул его. На Тихона уставилось радостное лицо молодого казаха с редкой щетиной на щеках. Хотя нос у казаха был разбит в кровь, он широко улыбался, будто встретил старых приятелей.
– Ребята, я не со зла, – заговорил казах. – Я думал это солдат-армянин опять полез за моими консервами. Хотел его проучить.
– Какой армянин? – Раздраженно прервал Тихон. – Лучше скажи, где Света?
– Какая Света? – также недоуменно произнес казах. – Я тут живу, никакой Светы не видел. Я его, – парень указал подбородком на Сашу, – принял в темноте за Ашота со стройки. Ашот у меня продукты ворует.
Саша поднялся, вытащил из кармана очки и приятно удивился их целости. Рука привычным жестом водрузила оправу на нос, ожившие глаза быстро осмотрели комнату. Вот она железная сетка от кровати, скрип которой он слышал. Сетка, покрытая сверху драной тряпкой, стояла на кирпичах у стены.
К разочарованию Евтушенко, связанной Светы не было. В комнате имелось также несколько ящиков, образовывающих подобие тумбочки и стола. В двух углах стояли пустые бутылки. На ящиках кроме миски и кружки, Саша с удивлением разглядел учебники и тетради. На трубе у стены висела какая-то одежда. Под импровизированной кроватью хранились две коробки из-под консервов.
– Ты здесь живешь? – изумился Евтушенко, завершив беглый осмотр.
– Да, живу, – радостно ответил парень, все также неловко лежащий на спине.
– Я сюда шел на скрип этой кровати, – объяснил Саша Тихону, – думал, здесь Света.
Заколов отнесся к этой мысли серьезно, уж слишком подозрительным был казах, напавший на Сашку. Еще неизвестно, чем бы все закончилось, не подоспей он вовремя. Тихон внимательно изучил железную сетку, выискивая малейшие клочки ткани, таким же образом осмотрел помещение и вывернул карманы связанного парня. Поцарапанные руки перебрали находки под светом висящей на потолке лампы.
Разочарованно вздохнув, Тихон обратился к казаху:
– У тебя фонарик или спички имеются? Мне надо подвал осмотреть.
– Зачем фонарик? – с энтузиазмом отозвался парень. – Тут лампы есть, но я их немного выкрутил. Подвинти – и будет свет.
– Посторожи его, – обратился Тихон к Сашке. – Я все тут проверю.
Через несколько минут он вернулся. Казах уже сидел на кровати, но руки его были по-прежнему связаны. Сашка нашел в дальнем конце комнаты кран с водой и промывал рану на голове.
– Ничего подозрительного. Никаких следов пропавшей девушки, – разочарованно сообщил Тихон и тоже постарался привести себя в порядок.
– Где это ты так? – спросил Саша, показывая на разбитую голову.
– У Павленко в кабинете об стол приложился, – улыбнулся Заколов. Потом посерьезнел и хмуро добавил: – Надеюсь, он меня не разглядел.
Тихон подошел к казаху и с сомнением спросил:
– Ты действительно здесь живешь?
– Больше негде, – вздохнул казах. – Я – бомж.
– Не понял, кто?
– Человек Без Определенного Места Жительства, – дружелюбно пояснил парень.
– А разве такие люди бывают?   
– Бывают. Я же вот – есть.
Тихон где-то слышал это слово, но никогда подобных людей не встречал. Он сел на заскрипевшую кровать и спросил:
– А как ты здесь в подвале без определенного места жительства оказался?
– В прошлом году я поступал в институт, – казах бросил взгляд на бетонные плиты потолка. Потом на мгновение умолк и повернулся к Тихону. –  Меня Муратом зовут.
Заколов представился:
– Тихон. А он – Сашка, – но развязывать руки казаху не спешил.
– Саша, ты не обижайся, я не со зла, – вновь извинился Мурат и сочувственно поинтересовался. – Голова не кружится, не тошнит?
– Уже полегчало, – сделал неопределенный знак Евтушенко.
– Это хорошо, значит, сотрясения мозга нет, – убежденно кивнул Мурат и осторожно спросил: – А вы кто?
– Абитуриенты, – ответил Саша.
Он к тому времени пристроился на один из ящиков напротив кровати, и с интересом смотрел на необычного человека.
– Я тоже абитуриентом был, – радостно продолжил рассказ Мурат. – Поступал, но не поступил. Сочинение по Тургеневу «Отцы и дети» на двойку написал. Я по-русски говорю хорошо, а пишу плохо. Нет, пишу тоже хорошо. Как говорю, так и пишу, только ошибок много делаю. Где одно «н» надо писать, а где два, где «а», где «о» – ничего не знаю, а когда думаю, что знаю, оказывается – неправильно. Еще эти запятые. Где их ставить, где – нет! Как вы русские в этом разбираетесь!
– Я – украинец, – сообщил Сашка.
– А ты дома по-украински говоришь? – живо поинтересовался Мурат.
– Нет. Я только отдельные слова знаю.
– Какой же ты украинец? А у нас дома – только по-казахски говорили, мать по-русски, ни бум-бум! Это отец меня заставлял русский учить, говорил, без русского – человеком не станешь. У нас аул большой, рис выращиваем, тут недалеко, около станции Джусалы. Но в ауле живут одни казахи. Еще корейцы есть – и все! Летом отец отправлял меня к родственникам в Целиноград. Там все по-русски говорят, это – настоящий русский город, только, в Казахстане почему-то находится. Говорить я там и научился. А писать – не очень. У нас учительницей русского языка – тоже казашка была. Она мне всегда пятерки ставила, потому что сама не знала, как правильно. Отец у меня самый главный в ауле – председатель колхоза. Остальные учителя мне тоже пятерки ставили, даже медаль хотели дать. Но в области медаль завернули. Наверное, мое сочинение там прочитали, а может, отец мало баранов нужным людям подарил.
Парень рассмеялся и продолжил:   
– Но в аттестате у меня все пятерки были. Раз я такой умный оказался, то отец меня послал сюда учиться. Тут космодром, космонавты, ракеты, современная техника – и от дома недалеко. Я в семье единственный сын, еще пять сестер есть, но сын важнее. Отец меня ценил и хвастался моими успехами. Мои одноклассники или дома остались, или в Кзыл-Орду да Чимкент отправились, в пединститут, да в сельхозтехникум. А я – в Космический институт! Звучит!
Провалился я на проклятом сочинении, оно последним было. И поехал домой. А там меня ждут, как победителя, всем уже сообщили, что я первые экзамены успешно сдал. Приехал к отцу и не смог ему правду сказать, соврал, что поступил. Как он радовался, как все праздновали! Пришлось к первому сентября сюда вернуться. Тут как раз экзамены на вечерний факультет были, и я – поступил. Ура! Там русский устным был. Получается, что родителей я не обманывал – поступил ведь, хоть и на вечерний.
Меня даже в общежитие поселили. Повезло. Но если на вечернем учишься, надо обязательно работать. Я устроился грузчиком в гастроном. Хорошо – и при продуктах состою, и в общежитии живу, и в институте учусь. Вот, как хорошо было. На лекциях я, правда, мало что понимал. Там такие уравнения пошли, дифференциалы, интегралы, производные третьей-четвертой степени. Совсем не то, что в школе. Только с историей КПСС у меня получалось. Когда какой съезд состоялся, что обсудили, что приняли, какая пятилетка – коллективизации, какая – индустриализации, все знал, вплоть до пятилетки эффективности и качества.  В зимнюю сессию историю на пятерку сдал, а матанализ и термех – завалил. Матан потом с третьего раза на трояк пересдал, а термех – никак. Надоело мне все: теоремы, доказательства, задачи – на занятия перестал ходить. Зачем мучиться, если ничего не понимаю. Послал учебу к шайтану. Меня и отчислили.
Домой вернуться стыдно. Отца жалко – он меня ученым стал считать. Я захотел просто пожить, поработать. А тут, весной – повестка в военкомат, в армию забирают. И одновременно меня из общежития выселяют, ведь я уже не студент.
– Так что же ты сейчас не в армии? – удивился Саша.
– Страшно стало. Зашлют куда-нибудь в Сибирь. А я степь люблю, чтобы солнце было и простор. Леса я боюсь, там темно, кусты густые и деревья высокие. Почему так – армян и грузин сюда служить отправляют, вместо них в горы – русских, а нас казахов и узбеков – всегда в Сибирь? Подумал я – и не пошел в военкомат. Меня потом военные в магазине искали. Я там сторожем ночным стал работать, чтобы было, где спать. Убежал вовремя, когда их увидел! Сюда к институту прибился. Тут стройка спортзала началась, стену продолбили, отличный проход сделали.  С тех пор здесь живу, от армии косю.
– Чего от армии? – не понял Тихон.
– Косю, – неуверенно повторил Мурат. – Может, я неправильно говорю по-русски? Я слышал, когда за мной в магазин из военкомата пришли, то офицер спрашивал: где грузчик, который от армии косит?
– Интересный оборот: косить от армии. Никогда не слышал, чтобы кто-то от армии косил, – задумчиво произнес Саша. – Может, у тебя глаза косые? – Сашка стал вглядываться в лицо Мурата.
– Почему так говоришь? – обиделся Мурат. – Глаза обычные, только узкие. Я же не китаец, я казах!   
– Что дальше будешь делать? – спросил Тихон, оглядев унылое помещение.
– Думал снова в институт поступать, – Мурат кивнул на учебники. – Не получилось. Документов нет, их в военкомат забрали.
– А на что же ты живешь? – удивился Сашка.
– Бутылки собираю. 0,5 литра – по двенадцать копеек сдаю, 0,7 и из-под шампанского – по семнадцать. Жить можно, люди много бутылок выбрасывают. – Мурат посмотрел на разваленные в пылу борьбы бутылки, вздохнул: – Порядок нарушили. У меня в каждом углу по тридцать штук стояло.
– Я тебе помогу, – посочувствовал Тихон нелегкой доле казаха и быстро вернул бутылки на прежнее место. Даже проверил – в каждом углу вновь, оказалось, по тридцать бутылок.
– Справа были маленькие, а слева большие. А сейчас перепутались. Надо переставить.
– Это уже делай сам. – Тихон развязал казаху руки.
Мурат встал и задумался, с какой кучи начать?
– Интересно, чего больше: среди больших бутылок маленьких, или среди маленьких больших?
– Одинаково, – не глядя, ответил Тихон.
– Ты успел посчитать?
– В данном случае считать не требуется. Простая логика.
– Несколько больших бутылок откатились к маленьким, – попытался рассуждать Мурат. – Потом столько же, не разбирая, какие именно, ты вернул обратно. Среди больших бутылок оказались маленькие, и их количество равно числу больших бутылок в стане маленьких?
– Да.
– Но ты даже не знаешь, сколько именно бутылок переставил.
– Это логично. Перемещай хоть все, а потом расставь обратно по тридцать. Результат будет тот же.
– Сейчас проверю. – Мурат пересчитал бутылки и воскликнул: – Точно! А если бы маленьких бутылок было больше? Например, сорок?
– Хоть сто сорок. Главное, чтобы после всех перестановок в каждой куче осталось прежнее количество. Тогда число неправильных бутылок в каждой куче будет одинаково.
– Почему? – изумленно спросил Мурат.
– Подумай. Найти решение самому интереснее, чем узнать готовый ответ. – Тихон окинул взглядом безрадостную обстановку и серьезно продолжил: – Надо тебе ехать на БАМ. Поработаешь на ударной комсомольской стройке. К истории приобщишься. Будешь потом внукам говорить: я строил Байкало-Амурскую магистраль!
– У меня же документов нет. И строить я ничего не умею.
– Ерунда, скажешь, что в дороге потерял. – Продолжал советовать Тихон. – А рабочей специальности тебя обучат, было бы желание. Ты пойми, эта знаменитая стройка вот-вот закончится, и ничего более грандиозного у нас в стране уже не будет!
Мурат почесал затылок.
– Между прочим, ты – уникальный человек! – поразмыслив, сообщил Заколов. – И бомж, и без документов, и от армии косишь, и живешь только на сданные бутылки. Таких людей в нашей стране, наверняка, больше и нет. Ты единственный!
– Вот такой я, – тяжко вздохнул Мурат. – Я бы и рад как все жить, но обстоятельства…
– Мурат. – Тихон вспомнил, ради чего оказался в подвале. – Два дня назад ты здесь девушку не видел? Ее вытолкнули из окна туалета с твоей стороны здания.
– Что разбилась? – ахнул Мурат.
В его узких глазах Тихон не увидел никакой иронии или притворства.
– Нет, ее выволокли из окна первого этажа. Или она сама оттуда вылезла. С тех пор она пропала. 
– Девушку я не видел... Я около стены не сижу. Когда вылезаю, то быстро ухожу, чтобы не заметили... Тут солдат из стройбата, Ашот, на стройке торчит, вместо сторожа. Вот кого надо спросить. Только это вы сами, я с ним ругаюсь. Он у меня еду ворует.
– Видел я вчера солдата, – вспомнил Тихон, – дрых на песочке.
Ребята распрощались с Муратом и выбрались из подвала через небольшое отверстие вдоль труб.
После спертого подвального духа хотелось полной грудью вдохнуть свежий воздух.  Но солнце зависло в зените, воздух был раскален, и никакой свежести не ощущалось. Прохлада подвала в эти минуты показалась манящей и комфортной
Заколов и Евтушенко обошли небольшую стройплощадку. Сейчас здесь не было ни одного местечка, где можно было бы укрыться от солнца. И ни одного человека.
Зато за ними следили сразу две пары глаз. Одна задумчивая из подвала, другая туманно-испуганная из-за угла.
 
ГЛАВА 8
Новая версия

Пока друзья возвращались в общежитие, Тихон рассказал о том, что видел и слышал в кабинете Павленко. Общее мнение сформулировали так: заведующий кафедрой марксизма-ленинизма скользкий двуличный тип с сомнительными увлечениями, но для безоговорочной роли маньяка-насильника фактов пока маловато. Надо за ним понаблюдать.
– Смотри! – Тихон остановился и присел на корточки. Под ногами бегали черные муравьи с поднятым вверх брюшком. – Это бегунки! Недавно вылупились, вылезли сдуру на жару, бегают, ищут пищу.   
– А чем они питаются? – спросил Сашка, зная страсть приятеля к насекомым и паукам.
– Мертвечиной всякой. Дохлыми мухами, раздавленными кузнечиками. И от чего покрупнее не откажутся. На Балхаше бегунков не было. Здесь климат жарче.
Над муравьями закружилась стрекоза, спикировала на одного из них, деловито откусила брюшко, а оставшуюся часть бросила. Лапки жертвы еще дернулись раз-другой, а стрекоза уже парила и высматривала новую добычу.
– До сентября доживут не все, – грустно констатировал Тихон. – У них самостоятельная жизнь только начинается, опыта никакого, и вот – первые уроки.
Тихон рассказал, как видел двух армян в бинокль из кабинета Павленко. Они прошли мимо института и скрылись в нежилой части города, где находились солдатские казармы и заброшенные бараки.
– Что их туда тянет? – спросил он.
– Угюмые они. По ночам вечно бродят, – согласился Евтушенко, когда ребята входили в комнату.
На кровати в одних шортах лежал Борис и наигрывал на гитаре знакомую мелодию из репертуара «Beatles».
– Это вы о ком болтаете?
– Об армянах из общежития. Странные они какие-то.
– Да педики обычные. Точно, говорю, голубые! – уверенно заявил Борис.
– Как голубые? – не понял Саша.
– Вот темнота провинциальная! – рассмеялся Борис. – Так мужиков гомосексуалистов называют.  Го-лу-бы-ми!
– Любопытно… – Тихон задумался. – Карен с усами и бакенбардами, говорит грубым голосом и ведет себя, как старший. А Гамлет – стройненький, гладенький и голос у него мягкий, плавный.
– После двух лет в казарме, кто хошь поголубеет, – засмеялся Борис.
– У нас же за это уголовное наказание предусмотрено, – возмутился Саша.
– Вот они и скрываются, – согласился Борис. – На самом деле голубых хватает. У меня в Москве в артистических кругах знакомые есть. Они такое рассказывают!
Борис небрежно отложил гитару и указал на окно, заклеенное фольгой:
– Вот, умные люди подсказали, что сделать.
Фольга затеняла и отражала солнечный свет. После полуденного пекла в комнате показалось комфортно. Тихон стянул грязную порванную рубашку, а Сашка пытался рассмотреть ссадину на голове в небольшом зеркале над раковиной.
– Где это вы угваздались? Ого, кровь, – удивился Борис.
– Было дело под Полтавой. – Тихон посчитал, что не стоит посвящать Бориса в детали расследования. – В темном подвале в прятки играли, и приложились. Дай посмотрю, что у тебя? – Тихон раздвинул густую шевелюру на голове друга. – Шишка приличная, и кожу содрал, но кровь уже запеклась. А у меня глянь.
– Ссадина, – заключил Сашка, рассматривая макушку приятеля. – Надо вокруг волосы срезать и йодом залить. У нас йод есть? – обратился он к Борису.
– У меня только таблетки от поноса и аспирин. От поноса я все извел, пока желудок к столовке привыкал.
– У меня, наверное, йод есть, – подумал Тихон.
Он выдвинул чемодан из-под кровати и извлек оттуда коробочку с бинтами, йодом, пластырем и таблетками. 
– Ого, ты запасливый! Будто на войну собрался, – удивился Борис.
– У меня мама – медсестра. Напихала в дорогу! Мне легче было взять, чем отказаться. Но, видишь – пригодилось.
Ребята обработали раны йодом, кряхтя от щиплющей боли и дуя друг другу на макушки.
– А Павленко, главный марксист, журналом «Плейбой» интересуется. В кабинете у него видел, – сообщил Заколов.
– «Плейбой»! А какой номер? Пятый, за этот год? – заинтересовался Борис.
– Да, пятый, – припомнил Тихон.
– Это же мой журнал! – возмутился Борис. – Я его из Москвы привез! Боня по общаге с ним бегал, пока Серафима не замела. Крик подняла – порнографию распространяете! А сама Павленко отнесла. Вот так всегда – простому народу нельзя, а руководителям можно!

Вечером, после того как ребята полистали учебники по предстоящему экзамену и сходили в столовую поужинать, они заглянули в комнату к Наташе.
– Ты в милицию звонила? Новости о Свете есть? – спросил Тихон.
Грустная Наташа угнездилась на кровати, привычно подобрав голые ноги. По ее отстраненному виду можно было понять, что сидит она так уже долго, и мысли у нее не самые радостные.
– Я звонила, а меня спрашивают: вы кто, родственница? – печально ответила она.
– И что дальше? – встревожился Тихон. Из-за горестного тона девушки, он подумал, что Свету обнаружили мертвой.
– Сказали, что ничего неизвестно... Ждите, говорят, – еще тише произнесла Наташа, не поднимая глаз. 
Тихон не мог смотреть в лицо девушки, будто именно из-за него Света до сих пор не найдена. Он смущенно глядел на девичьи коленки, торчащие из-под короткого халатика, и желал только одного, чтобы у Наташи все было хорошо. Он хотел, чтобы тревоги и страхи ее рассеялись, и она видела в нем не «палочку-выручалочку» для решения математических задач, и даже не отважного помощника в деле розыска одноклассницы, а хорошего парня, с которым можно дружить и делиться самым сокровенным. Но сейчас все мысли Наташи были о подруге. Она пребывала в смятении и выглядела подавленной. Тихон понимал, что чем дольше будет длиться тревожная неизвестность, тем мрачнее будет становиться девушка. А впереди важные экзамены. Сдавать их надо со светлой головой и в хорошем настроении.
Тихон хотел рассказать о сегодняшних поисках, но с грустью осознал, что рассказывать, в общем-то, не о чем. Ну, следили они за Павленко, ну, лазили по подвалу, но ведь ничего не нашли, и к разгадке не приблизились. Только ссадины на макушках получили.
– Мы пойдем. Попытаемся, кое-что разведать, – пообещал Тихон, чувствуя общую неловкость, и утащил за собой Сашку.
Когда приятели вышли в коридор, Тихон поделился только что возникшей мыслью:
– Я хочу проверить комнату армян. Они учатся на подготовительном отделении уже целый год. Все ходы-выходы в институте знают. Может, Света их чем-то обидела или догадалась об их странных отношениях и прямо сказала об этом. Она колючая, постоянно дерзит. А они испугались, что она расскажет в институте, и их, как минимум, просто не примут, а то еще и уголовное дело заведут. Ты не забывай, девчонки здесь живут уже целый месяц. Мало ли что она могла видеть и слышать? 
– Может, спросить об этом Наташу? – предложил Саша.
– Ты же видишь, в каком она состоянии. Все равно толком ничего не вспомнит. Нам надо найти улики против Карена и Гамлета. Мы их предъявим милиции, и те быстро доведут дело до конца.
– Что ты предлагаешь? Следить за ними?
– Я хочу забраться к ним в комнату и произвести обыск. Вдруг что-нибудь найду.
– Как ты туда проникнешь?
– Да брось ты, это плевое дело! Посмотри, здесь все замки однотипные, значит, половина ключей подходит друг к другу. К тому же, по правилам они должны оставлять ключи на стенде рядом с вахтершей. Нужно отвлечь ее и взять ключи. Давай, проверим, здесь армяне или нет?
Летом из-за студенческих каникул пятиэтажное общежитие пустовало. Абитуриентов селили только на первых двух этажах. Карен и Гамлет жили в дальней угловой комнате на втором этаже. Тихон подошел к их двери с номером 228 и постучал. Никто не отозвался. Для верности он подергал за ручку, дверь оказалась запертой.
– Вот видишь, уже вечер и они как всегда куда-то смылись, – убедил Тихон Сашку. – Их долго не будет. Пойдем вниз, посмотрим ключи от комнаты.
В небольшом холле за типовым письменным столом сидела пожилая вахтерша Таисия Ивановна, которую все звали скороговоркой – Таисьвана.  Рядом с ней на стене висел небольшой стенд для ключей от комнат. На гвоздике с цифрой 228 ключа не было.
– Таисьвана, а Карена с Гамлетом не видели? – спросил Тихон.
– Да ушли они кудысь, давно еще,– оторвавшись от чтения газеты «Правда» ответила вахтерша. – А тебе они по что?
– Да так, про Арарат хотел спросить, – ляпнул первое пришедшее в голову Тихон.
– Ереванский «Арарат» – футбольная команда? – Оживилась Таисьвана. – А что про него спрашивать? Продули они. Это тебе не семьдесят третий, когда «Арарат» стал чемпионом СССР. Теперь киевляне опять всех давят.
– Это я знаю. – Тихон удивился осведомленности вахтерши в футбольных делах и продолжил разговор, чтобы не вызвать ненужные подозрения. – Я другой Арарат имел в виду. Горную вершину. О ней в Библии пишут.
– В Библии! – Таисьвана отложила газету и привстала. – Это где ж ты читал эту Библию? У нас Библий не выпускают! Через три месяца будет ровно шестьдесят лет, как никаких Библий в нашей стране не издают. Большой праздник будет – день Великой Октябрьской Социалистической Революции! У нас не загнивающий капитализм, у нас – развитой социализм!
Таисия Ивановна для убедительности ткнула пальцем в крупный заголовок газеты «Правда».
– Это логично, – поспешно согласился с агрессивной вахтершей Тихон. – Я про «Занимательную Библию» говорю, ее один француз написал, там развенчиваются все религиозные мифы и легенды о сотворении мира.
– Француз? – недоверчиво переспросила Таисьвана. – Во Франции сильная коммунистическая партия. А вот в США – слабая! Поэтому Анджелу Дэвис до сих пор в тюрьме держат!
Ребята догадались, что со старушкой лучше не вступать в длительные дискуссии, и вежливо кивая, удалились вверх по лестнице. Между этажами Тихон остановил Сашу и зашептал:
– Ты спускайся вниз и стой на шухере.  Увидишь армян, задержи их, и дай мне знать А я пока попробую в их комнату забраться.
– Как я тебе предупрежу?
– Да они всегда поздно приходят. Успею, – отмахнулся Тихон. – Постой на всякий случай.
Тихон подтолкнул друга вниз, а сам устремился на второй этаж. Первым делом он взял ключ от своей комнаты и, дождавшись, когда в коридоре никого не будет, попытался открыть дверь в комнату армян. В личинку ключ вошел, но все попытки поворота, как влево, так и вправо, ни к чему не приводили. Замок скрежетал, скрипел, но не поддавался, а в коридоре в любой момент мог кто-нибудь появиться.
Тихона заглянул к Наташе и попросил ее ключ. Девушка сидела на кровати в той же задумчивой позе. Сумерки сгустились, но свет она не включала.
– Зачем тебе?
– Чтобы разобраться в исчезновении Светы. Я через полчаса занесу.
– Бери, – равнодушно согласилась Наташа.
Тихон вернулся к нужной двери, но в коридоре появились два парня –  похожие друг на друга, как братья близнецы. Тихон пригляделся к ним – ну точно близнецы! А те оживленно обсуждали задачу по геометрии, и даже когда остановились около своей двери, продолжали бурно спорить и размахивать руками. Прошло минут пять, заходить внутрь они не спешили, пылко повторяя одни и те же аргументы.
Когда терпение Тихона иссякло, он вежливо посоветовал:
– Ребята, попробуйте все это записать на бумаге и проверьте результат. Тогда сразу будет ясно, кто из вас прав.
– Точно! – обрадовались два брата и, толкая друг друга, скрылись за дверью.
Тихон, наконец, смог снова заняться осуществлением дерзкого плана. В этот раз в замке что-то щелкнуло, ключ провернулся, и дверь открылась.

 
ГЛАВА 9
Гора Арарат и бюстгальтер в мужской комнате

Саша Евтушенко спустился в холл при входе в общежитие. Болтать с Таисьваной ему не хотелось. Из-за многолетней вахтерской службы у нее сформировалась агрессивно-наступательная манера вести беседу со студентами. Основными ее словами были: куда и зачем. Она целыми днями читала газету «Правда» от передовицы до новостей спорта, поэтому могла поддержать разговор на любую тему. Свое мнение она высказывала веско и категорично, и оно всегда совпадало с мнением любимой партийной газеты.
Чтобы не маячить у нее на глазах, Саша вышел на крыльцо под большой бетонный козырек. Рядом с входом на первом этаже располагалась комната коменданта общежития Серафимы Михайловны. Ее окно закрывала решетка. Когда в полдвенадцатого вечера общежитие закрывалось, опоздавшие как раз по этой решетке забирались на козырек и проходили через окна на второй этаж.
Солнце уже зашло, и сумерки быстро сгущались. Воздух медленно расставался с каждым градусом накопленной жары. От нагретых каменных стен исходили теплые волны. Армян не было видно, и Саша вернулся в общежитие. 
Таисия Ивановна как всегда хмуро взглянула на вошедшего.
– Зачем туда-сюда шастаешь, двери тревожишь? – спросила она и, не дожидаясь ответа, задала новый вопрос. – А где твой приятель?
«Чего она лезет со своими вопросами, не заподозрила ли чего?», встревожился Саша. Он обратил внимание, что вахтерша дочитывает последнюю страницу газеты и чтобы увести разговор от неудобной темы, задал ей встречный вопрос:
– А что про погоду пишут?
– Да ну ее эту погоду, – живо откликнулась Таисьвана. – Вот давление. Придумали какие-то килопаскали! Раньше как хорошо было, 760 миллиметров ртутного столба – и все понятно. А сейчас – сплошные килопаскали! Даже не знаю, должно у меня спину ломить или нет? Вот горе-то!
– Паскаль – это единица измерения давления в системе СИ, – пояснил Саша. – Все параметры лучше измерять в метрической системе. Это же удобно!
– Ой, не знаю, кому это удобно. Я никак привыкнуть не могу. Может, зря они это затеяли?
– Да вы что! Это же главная партийная газета! – Нашел веский аргумент абитуриент. – В «Правде» зря ничего не придумают.
– Значит так надо, –  обреченно согласилась Таисьвана.
Неожиданно за Сашкиной спиной скрипнула дверная пружина, и он услышал голоса Карена и Гамлета:
– Здрасьте, Таисьвана. Бодрого здоровьица.    
– Привет, – Карен хлопнул по плечу Сашку и, не останавливаясь, устремился к лестнице.
«Ну, все, сейчас они застукают Тихона! Как я его предупрежу?» – с ужасом подумал Саша. 
– Карен! – окликнул он. – А почему у вас в Армении все Араратом называют? Ведь гора Арарат в Турции находится?
Оба армянина тотчас обернулись. Улыбка на их лицах исчезла, смуглые щеки побелели, а в глазах появился холодный блеск.
– Арарат – наша гора! – Веско заявил Карен. – Он тысячи лет был нашим, туркам он принадлежит временно. Ты знаешь, что Еревану исполнилось две тысячи семьсот пятьдесят лет? И это только официально. А на самом деле армяне в наших горах живут уже 4000 лет! А турки там совсем недавно.
Далее Саша узнал от разгоряченного Гамлета, что армяне – древнейшая нация на земле. Что первый человек произошел на территории Армении. Что после всемирного потопа Ноев ковчег нашел спасение на горе Арарат, и оттуда возродилось человечество и все живое на земле. И если бы Сталин не был грузином, а был армянином, то он в сорок пятом ввел войска на территорию Турции и забрал Арарат обратно.
Евтушенко радовался, что задал такой удачный вопрос. Время идет и, возможно, Тихон услышит громкие голоса армян. Даже Таисия Ивановна, всегда вмешивающаяся в чужие разговоры, переводила удивленный взгляд с одного армянина на другого, не успевая вставить ни единого слова.
– А ты знаешь, что ответили армяне туркам, когда они задали такой же вопрос, что и ты? – спросил Гамлет Сашу и хитро прищурился.
– Не знаю.
– Турки спросили, почему гора Арарат нарисована на вашем гербе, когда она стоит у нас? – четко с расстановкой произнес Гамлет, одновременно ввинчивая указательный палец вверх. Он сделал долгую паузу, видимо, означавшую смятение, которое должен был вызвать вопрос у армян.  Затем рука продолжила движение к потолку, и Гамлет гордо произнес: – И армяне ответили туркам вопросом на вопрос. Почему на турецком флаге изображен месяц, хотя он светит на нашем небе и над всем миром?   
Довольные собой армяне замолчали, давая понять, что лучше уже  не скажешь, и с гордым видом пошли наверх. Саша устремился за ними, лихорадочно размышляя, как опередить их и предупредить Тихона?
Армяне быстро проскочили три ступени, отделявшие холл от коридора первого этажа. Саша догнал их, но они уже вступили на узкую лестницу с первого этажа на второй. Опередить двух человек на этой лестнице не было возможности. Вот они прошли первый пролет, повернули и стали подниматься дальше.
Саша быстро просчитывал, где мог сейчас находиться Тихон. Если ему не удалось сразу проникнуть в комнату, то он бы давно спустился. Значит, он в комнату попал! Если он уже все сделал и вышел оттуда, то он бы тоже пришел, чтобы рассказать о результатах. Но его все нет и нет. Значит, он внутри! Оставалась единственная надежда, что Тихон только что покинул комнату армян, и сейчас появится в коридоре.
Лестница закончилась, все трое вступили в коридор второго этажа. Коридор просматривался в обе стороны. Зыбкая надежда рухнула – Тихона не было.
Армяне не спеша, шли к своей комнате, располагавшейся в самом углу. Здесь Саша мог их опередить, но что ему это даст? Если Тихон сейчас выйдет из комнаты, он так и так засыпался!
Армене миновали половину коридора. Все пропало! Как предупредить друга?
Саша остановился у двери в свою комнату, распахнул ее и громко крикнул:
– Тихон, беги новости смотреть! Уже начинаются!
Борис и Боня, сидевшие в комнате, удивленно уставились на него.
– Ты чего орешь? Нет здесь Тихона, – заявил Борис.
– Тихон, беги! Новости начинаются! – упрямо кричал Сашка.
– И где ты новости собрался смотреть? – поинтересовался Боня. – Телевизор до первого сентября убрали. Когда все вернутся – поставят.
А Саша с ужасом смотрел, как армяне подошли к двери. Карен достал ключ и обернулся. Их взгляды встретились.
– Карен, – тихо позвал Евтушенко.
– Что? – армянин смотрел внимательно и недоверчиво.
– Хочешь, задачки вместе порешаем? – предложил первое, что пришло в голову, Сашка.
Карен повертел ключ и нахмурил брови.
– Завтра, – коротко ответил он.
Ключ вошел в замок. У Саши замерло сердце. Карен покрутил рукой и удивленно промолвил:
– Кажется, я дверь забыл закрыть. – Он толкнул ее и пропустил вперед Гамлета: – Заходи.
«Какой сейчас будет скандал! – обреченно подумал Саша. – Тихона примут за вора!»

Когда Заколов вошел в комнату армян, он просто прикрыл за собой дверь, чтобы на обратном пути не мучиться с замком. За окном уже наступил глубокий вечер. Тихон протянул руку к выключателю, но тут же отдернул – свет могли заметить с улицы. Лучше действовать на ощупь.
С чего начать? Первым делом он проверил одежду на вешалке. Кроме письма, написанного по-армянски, в карманах ничего не было. Повертев исписанный тетрадный лист, Тихон решил положить его обратно – к кому обратиться за переводом он не представлял. В стенном шкафу он обнаружил непочатую бутылку коньяка «Арарат» пятилетней выдержки и блок армянских сигарет «Ахтамар». Рядом валялась рубашка с полуоторванным рукавом.
Обе постели в комнате были аккуратно заправлены. Чувствовалась армейская закалка жильцов. Тихон на всякий случай осторожно просунул руку под подушки, но ничего не обнаружил. На столе лежали учебники и тетради. Тихон пролистал несколько тетрадей, мельком вглядываясь в текст, и даже обнаружил ошибку в одном из примеров.  Из учебника по геометрии вывалилась на пол небольшая бумажка. Тихон живо подхватил ее, но бумажка оказалась банальной шпаргалкой-гармошкой.
В комнате имелось две тумбочки, поставленные одна на другую.  В верхней кроме книжек, бритвенных принадлежностей и прочих хозяйственных мелочей ничего интересного не оказалось. А вот в нижней тумбочке Тихон сразу же натолкнулся на женский бюстгальтер. «Вот это да! Чей он? – подумал Тихон. – А вдруг Светин?» Он подошел поближе к окну, откуда струился жидкий свет фонаря, и внимательно рассмотрел находку. Лифчик имел довольно большие чашечки, все крючки на нем были целы и даже не погнуты. Значит, силой его не сдергивали.
Тихон пошуровал рукой в тумбочке и нащупал мягкий комочек странной ткани. Расправив его, он обнаружил, что это колготки. Для полного комплекта только трусиков не хватало. Тихон задумался, что делать с неожиданными находками: забрать или оставить на месте?
Неожиданно из коридора послышался Сашин крик: «Тихон, беги …»! Дальнейших слов он не разобрал, но и так было ясно, что друг предупреждает об опасности. Неужели армяне вернулись?
Тихон швырнул женское белье обратно в тумбочку и подошел к двери. Ладонь легла на ручку, снаружи послышались шаги. Кто-то остановился в коридоре напротив двери. Тихон быстро огляделся – спрятаться в маленькой комнате было совершенно негде. Он бесшумно метнулся к окну. Как и у всех в общежитии, оно не было закрыто. Тихон распахнул оконную раму и взобрался на подоконник.
В замке входной двери послышался скрежет ключа. Окно находилось прямо напротив входа в комнату. Как только откроется дверь, Тихона неизбежно заметят, и тогда... Нет, лучше не думать, о том, что произойдет в этом случае.

Евтушенко стоял в коридоре и с бешено бьющимся сердцем наблюдал, как Гамлет с Кареном вошли в комнату. «Что сейчас будет! – в который раз со страхом думал Саша. Он представил, как разъяренные горячие горцы накинутся на Тихона и, не слушая никаких объяснений, растерзают его. – Лучше честно рассказать им о наших подозрениях, – решил он, – а то нас примут за банальных воров!»
Сашка застыл на месте, ожидая шума драки, словно выстрела стартового пистолета. Он готов был в любую секунду помчаться на выручку друга.
Прошла одна бесконечно долгая минута. Изнывающе медленно потянулась другая. Никакого шума из комнаты армян не раздавалось. От этой пугающей тишины Саше стало жутко. А вдруг армяне действительно виновны в пропаже Светы? Они поняли, что их раскрыли, мгновенно сориентировались, и быстро расправились с Тихоном как с опасным свидетелем.
В подтверждение опасений Сашка услышал какой-то сдавленный крик, доносящийся из конца здания.

Заколов, уцепившись пальцами за выступ на подоконнике, решительно свесился вниз. Его ноги болтались над пустотой. Вдруг, он услышал снизу чей-то вкрадчивый разговор.
– От девушек в общежитии всегда ждешь распущенности, или того хлеще – разврата.
– Такова нынешняя молодежь.
Тихон успел подумать, что эти голоса ему знакомы, от них исходила какая-то неясная тревога, но выбора у него не оставалось. Когда раздался звук открывающейся двери, а затем шаги, он оттолкнулся корпусом от стены и разжал пальцы.
Заколов рухнул и упал навзничь. Раскинутые в полете руки угодили в чьи-то тела. Раздался резкий крик. Когда Тихон вскочил, то увидел, что по бокам у него валяются и испуганно кричат председатель приемной комиссии Владлен Валентинович и комендант общежития Серафима Михайловна. Судя по всему, они не до конца поняли, что произошло. И это к лучшему.
Но что они делают в темноте под светящимся окном чьей-то комнаты?
Тихон перескочил через лежащего Павленко и убежал за угол.
Сверху слышались удивленные возгласы армян, высунувшихся из окна. Они видели только двух перепуганных, солидных студенческих начальников.
    
Саша сделал несколько осторожных шагов по коридору к комнате армян. Приглушенный крик он слышал оттуда, и Тихон до сих пор не появился. Через мгновение Сашка бежал с одной мыслью – только бы спасти друга.
– Эй, ты куда? – резкий оклик из-за спины остановил Евтушенко перед самой дверью армян.
Не веря чутким ушам, Саша оглянулся и с невероятным облегчением увидел высовывающегося из их комнаты Тихона.
– Ты? Но как? – недоуменно воскликнул Саша, топая обратно.
На его лице сияла глупая улыбка, а в глазах навернулись слезы, которые он незаметно смахнул ладонью.
– Там из окна выпрыгнул – тут через окно влез. Во всем надо соблюдать системность, – с хитрой ухмылкой заявил Заколов. – Ты вовремя крикнул, спасибо. А то бы меня застукали.
– Ну, что ты. Ерунда, – смутился Евтушенко.
– Что я у них нашел? – перешел на шепот Заколов. – Очень подозрительные вещи. Пойдем к Наташе, надо ее расспросить об одежде Светы.
Постучав в дверь Наташиной комнаты, и предупредив: «Это мы», Тихон попробовал толкнуть дверь внутрь. На удивление она оказалась запертой. Тихон постучал сильнее. К двери никто не подходил. Вспомнив, что ключ от ее комнаты он брал с собой, Тихон сунул руку в карман. Залез в другой. Торопливо прощупал одежду.
Ключа не было.
Он забыл его в комнате армян! Это провал. На ключе номер комнаты!
Армяне найдут ключ и догадаются, что у них был посторонний. Как незаметно его забрать?
Решение пришло быстро. Тихон метнулся в комнату и тотчас вернулся с тарантулом на раскрытой ладони. Сашка невольно отодвинулся от большого паука.
– Не бойся, Тротя сыт и безопасен, – успокоил Тихон.
– И зачем он тебе?
– Сейчас увидишь.
Заколов подкрался к комнате армян и подпихнул паука под дверь. Затем отошел назад и резко закричал:
– Держи его! Держи!
Он подбежал к двери и забарабанил по ней:
– Откройте! У вас паук! Ядовитый паук!
Дверь раскрылась. Тихон отпихнул удивленного Карена и проскочил внутрь.
– Не двигайтесь! В комнате паук. Только я с ним справлюсь.
Тихон сдвинул тумбочку, незаметно прихватив с нее забытый ключ, и бросился на колени:
– Вот он! Тротя, не надо бегать за добычей. Я тебя сам накормлю. – Тихон любовно охаживал мохнатого паука.
– П-почему он у нас? – глаза Гамлета вылезли из орбит.
– Тарантул голоден. Учуял движущееся животное и устремился на охоту.
– Животное?
– Вы же сейчас по коридору прошли. Наверное, Троте понравился ваш запах.
Широкие ноздри Карена зашевелились.
– Раньше он жил рядом с казармами, – серьезно пояснил Тихон. – Привык к солдатскому запаху. Советую активно пользоваться дезодорантами.
Друзья покинули онемевших армян. Тротя с благодарностью был возвращен в банку.
– Я тебе песочка принесу, чтобы ты мог норку вырыть, – пообещал Заколов пауку.
После удачно проведенной операции по возвращению ключа, Тихон поспешил к Наташе. Постучал, затем попытался открыть дверь. Дверь была закрыта изнутри на шпингалет.
– Наташа, с тобой ничего не случилось? – громко позвал Тихон. – Открой, это я.      
В комнате послышались нерешительные шаги, вжикнула задвижка. В узком проеме показалось испуганное лицо Наташи.
– Я боюсь, и закрылась, – ответила она и распахнула дверь.
– Чего ты боишься? – стараясь приободрить, спросил Тихон. – Мы здесь, рядом с тобой, и скоро во всем разберемся.
– Я всего боюсь. Я слышала какой-то крик с улицы. Шаги прямо под окном. Зачем ты забрал у меня ключ?
Тихон понял, что девушка опасается всех, в том числе и его. Ну да, он же не соизволил ничего объяснить – взял ключ и исчез, а уже ночь на носу. Что беззащитной девушке ждать одной в незапертой комнате после того, как бесследно исчезла подруга?
– Сейчас я тебе все объясню, – как можно спокойнее сказал он, проходя внутрь. – Понимаешь, какое дело, мы заподозрили армян, которые здесь живут. Ты их видела, наверняка. Мне надо было проникнуть в их комнату, а твой ключ, как раз и подошел к их двери. 
– Светы нет уже два дня. Милиция ее не ищет. Я не знаю, что мне думать! Может, с ней случилось что-то ужасное.
– Наташа, я тебе еще раз обещаю, мы в этом обязательно разберемся. Ради Светы я и полез в комнату армян. Карен и Гамлет очень странные и подозрительные люди.
Наташа угрюмо села на кровать и затихла. Тихон и Саша остановились в центре комнаты около стола.
– В их тумбочке я нашел женский лифчик белого цвета. На Свете в тот день, какой был бюстгальтер? – с трудом припомнив последнее слово, спросил Тихон. Ему казалось, что слово «лифчик» слишком вульгарное.
– По-моему, на ней был белый лифчик, –  смутившись, ответила Наташа. Потом встрепенулась, встала с кровати и вытащила чемодан Светы. – Да у нее их всего только два. Оба белые. Какие же еще? Красные что ли?
Она порылась в чемодане, достала бюстгальтер, развернула его и показала смущенным ребятам:
– Вот, почти такой же на ней и был в тот день.
Тихон осторожно взял белье и с сомнением произнес:
– У армян побольше был. Пообъемней. Еще я нашел у них колготки, бежевые.
– Колготок на ней не было. Какие могут быть сейчас колготки – жара. В такую погоду мы их не носим. Не замечал? – уже уверенно и немного усмехаясь, спросила Наташа и выставила вперед голую ногу.
Тихон смущенно отвел глаза.
– Тогда это не ее колготки, – решил он, не зная радоваться или огорчаться. – И бюстгальтер получается тоже не ее.
– Тихон, а помнишь, что говорил про них Борис, – вмешался Евтушенко. – Может, они и правда того…
Саша не решился при девушке назвать возможную сексуальную ориентацию грубым словом и, поэтому просто выразительно повертел руками.
– Все может быть, – согласился Тихон. – Какие-то они все-таки подозрительные эти армяне. – Он задумался, вспомнив, на кого свалился под окном. – Да и некоторые другие уважаемые люди не внушают доверия.

 
ГЛАВА 10
Отец Светы

Рано утром Заколов выскочил из общежития и побежал на школьную спортплощадку.
Солнце выкатилось из-за горизонта и лениво прощупывало остывший за ночь город. Длинные тени еще сохраняли островки относительной прохлады, но чистый небосвод не оставлял им ни малейших шансов в борьбе с набирающим высоту светилом. Небо пока выглядело как линялая голубая тряпка, солнечные лучи пронизывали его под острым углом. Но скоро солнце подкатит к зениту, и будет бить вертикально. Тогда, вспомнил Тихон законы оптики, в ее спектре станет преобладать насыщенный голубой цвет, а тепловые волны, не сдерживаемые отражающим эффектом, безжалостно размоют контрастные температурные границы, и все живое будет с нетерпением ждать, когда же пылающая звезда насытится безграничной властью и свалится на запад, предоставив недолгую ночную передышку.  А перед самым закатом, когда голубая часть спектра отражается вверх, на город упадут красные или даже багряные тона. 
Когда Тихон вернулся в общежитие, ребята сосредоточенно собирались в институт. Сегодня должны были вывесить результаты первого экзамена, и каждый прикидывал, что за оценка его ожидает.  А на вторую половину дня была запланирована консультация по геометрии – следующему из четырех вступительных экзаменов.
Позавтракав чаем с нехитрыми бутербродами, Тихон, Саша и Борис вышли в коридор. Их неожиданно окликнула Наташа:
– Тихон, можно тебя на минутку?
Приятно, когда с самого утра о тебе вспоминает красивая девушка, подумал Тихон и с гордой улыбкой вошел в комнату Наташи. Его глаза сразу же натолкнулись на угрюмого круглоголового мужчину средних лет. Улыбка сползла с лица, губы натужно прошептали:
– Здрасьте.
– Это он. – Наташа обращалась к мужчине, словно продолжала прерванный разговор. Затем обернулась к Тихону. – Это папа Светы, Николай Егорович. Он только что приехал из Аральска.
Николай Егорович смерил Заколова долгим изучающим взглядом и, с трудом выдавливая слова, будто сквозь ком в горле, произнес:
– Пойдем… расскажешь мне... о Свете… – и тут же вышел из комнаты.
Тихон недоуменно последовал за ним. На крыльце общежития поджидал Сашка.
– Я потом подойду, – пообещал Тихон.
Борис курил, не выражая никакого интереса к происходящему.
Николай Егорович тем временем подошел к запыленным красным «Жигулям». Скрежетнул ключ, Николай Егорович плюхнулся за руль и толкнул дверцу напротив.
– Садись! – приказал он Заколову.
Тихон послушно сел. Автомобиль сорвался с места. Заколов ждал, когда отец Светы начнет задавать вопросы. В нагретой машине неприятно пахло бензином, Тихон приоткрыл окно. Свежий воздух ворвался внутрь, дышать стало легче. Тягостное молчание продолжалось. Чтобы прервать неловкость Тихон спросил:
– Николай Егорович, вы не получали известий о Свете?
– Что?!
Автомобиль, клюнув носом, резко затормозил перед очередным перекрестком.  Тихон чуть не ударился о лобовое стекло.
– Да, я получил известие... Очень неприятное известие! Хуже такого известия вряд ли что бывает, – с нескрываемым сарказмом говорил Николай Егорович. Его срывающийся голос звучал все выше, а машина вновь набирала скорость. – Моя дочь пропала! Ее нет! Ты понимаешь это? Исчезла семнадцатилетняя девушка! Где она? – грозно выкрикнул разъяренный папаша, и уставился на парня, забыв о дороге.
– Осторожно! – воскликнул Заколов, показывая на затормозившую впереди машину.
Водитель ударил по тормозам, взвизгнули шины, автомобиль пошел юзом и заглох, чудом избежав столкновения. В этот раз Тихону не удалось удержаться, и он тюкнулся головой о лобовое стекло. Николай Егорович нервно рассмеялся:
– Получил ли я известие? Ты издеваешься? А из-за чего я здесь? Из-за этого проклятого известия!
– Что вам сказали? – оживился Тихон, ожидая услышать новую информацию об исчезнувшей Свете.
– Что?! – у Николая Егоровича от возмущения аж глаза на лоб полезли. – А то ты не знаешь? Ну и наглец!
Тихон действительно ничего не понимал.
– Кто вам звонил?
– А то ты не знаешь?! – со злостью повторил Николай Егорович. – Наташа звонила и все рассказала. Ты же с ней рядом был! Жена как услышала – ума лишилась! Я сутки от нее не отходил, пока она в себя пришла, а потом сюда всю ночь ехал, чтобы дочь найти. Ты это понимаешь?!
Тихон понял другое. Он вряд ли узнает что-нибудь новое от раздраженного отца Светы.
– Я думал, вам звонили похитители дочери.
– Какие похитители? – Николай Егорович, выпучив глаза, надвинулся на Заколова.
Его колючий взгляд дергался по лицу Тихона. Заколов отстранился, упершись спиной в дверцу, и попытался объясниться.
– Я подумал, что Свету похитили. Знаете, как бывает на Западе? Людей похищают с целью выкупа или для выдвижения каких-то требований. Я только предположил, что похитители звонили вам и, изложили условия освобождения.
– Ты издеваешься надо мной?! – Взревел Николай Егорович. – Здесь тебе не Запад! Какие могут быть похитители? У нас такого не бывает!  У нас нет похитителей, зато полно психов и уродов. Девочка пропала. Ее нет уже двое суток! Ты представляешь, что это значит? Она же совсем ребенок. Домой она не вернулась, и я здесь, чтобы найти ее и наказать урода!
Николай Егорович включил зажигание. Ехали недолго. Водитель молчал и угрожающе сопел. Тихон боялся его потревожить. Вскоре машина оказалась между двух длинных рядов однотипных гаражей из силикатного кирпича.
Николай Егорович сбавил скорость, посматривая то влево, то вправо, будто что-то искал. Наконец он остановил машину. Резко хлопнула дверца, Николай Егорович двинулся к гаражу под номером 48.
– Помоги, – позвал он Тихона, когда снял замок и попытался дернуть провисшие гаражные ворота.
Не подозревая подвоха, Тихон подошел и с силой потянул железную створку. Николай Егорович уступил место, сделав шаг за спину. Его глаза сузились, а рука скользнула под куртку.
Внезапно гараж в глазах Тихона резко дернулся, будто подпрыгнул, а затем плавно и бесшумно свалился к ногам. На его месте Тихон увидел небо, пронзительно голубое, уже успевшее стряхнуть утреннюю белизну. Потом со всех сторон на беззащитный небосвод хлынула тьма и жадно поглотила дневной свет.

Саша Евтушенко пришел в институт, когда там толпились сотни абитуриентов и родителей. На их лицах отражался весь спектр возможных эмоций: от безутешного горя с рыданием и подвыванием, до безудержной радости с восторгом и гиканьем.
Саша долго пробивался сквозь гудящую толпу к стенду. Только оказавшись в первом ряду, он смог разглядеть в верхней части списка, среди немногочисленных пятерочников свою фамилию. Пошарив глазами по другим листкам, он разыскал ниже фамилию Заколова. Тихон получил четыре. Значит, неточность, о которой он упомянул, стоила одного балла.
Евтушенко обратил внимание, что список абитуриентов, получивших двойки, занимал более страницы. Это его удивило – если ничего не соображаешь в математике, зачем поступать в технический ВУЗ?
Выбравшись из душного холла во двор института, Саша нашел Бориса Махорова, меланхолически курившего под жидкой дырявой тенью небольшого дерева. Рядом с ним стояла Лиза, из-под тонкой блузки которой выпирала развитая грудь.
– Что получили? – спросил Саша.
– По трояку, – кисло ответил Борис, сплевывая под ноги. –  А ты?
– Я пять, а Тихон – четыре.
– Академики! Но не горюй, Лиз, все еще впереди. Прорвемся! – бодро добавил Махоров, обнимая девушку.
Лиза нехотя прильнула к Борису, потом вдруг резко повела плечами и отстранилась.
– Мама идет, – кивнула она.
Подошла вспотевшая и сосредоточенная мать Лизы.
– Сорок четыре человека, – сказала она, погруженная в раздумья. Видя, что ее не понимают, пояснила: – Сорок четыре человека получили двойки. Выходит, число поступающих уменьшилось на сорок четыре человека.
– На сорок пять. – Сзади подошла понурая Наташа. – Света не сдавала экзамен, ее до сих пор нигде нет.
– Какой кошмар! – покачала головой Лизина мама, неприязненно косясь на Наташу. – Хоть бы о родителях подумали, прежде чем шляться неизвестно где.
– Чего такая кислая? – поинтересовался Саша у грустной Наташи.
– Три балла, – вздохнула девушка. – Чему радоваться?
– Сорок пять, – запоздало согласилась мать Лизы. – Триста пятьдесят два минус сорок пять, это какой теперь конкурс получается?  – уставилась она на Евтушенко.
– Две целых и… – Саша задумался. – Около двух с половиной. Был бы здесь Заколов, вычислил бы точно.
– Много, еще много, – огорчилась женщина. – Лизка, ты хвостом не крути! Сходишь на консультацию – и сразу домой, за учебники. Завтра экзамен.
Дочь покорно кивнула.
– Ну, чего будем делать? – спросил Борис, когда мама Лизы ушла. – Может, пока время есть, смотаемся на речку, окунемся.
– У меня купальника нет, – растягивая слова, вяло произнесла Лиза. Она всегда говорила медленно и лениво.   
– Ну и что! У меня тоже нет! – Радостно сообщил Борис с игривым блеском в глазах. – Знаешь, что такое стиль топлес? Это когда девушки без лифчика купаются. Прямо на пляже! На западе сейчас это очень модно. И никто не стесняется.
– Не…, я не пойду, – замотала головой Лиза. – У них там и эти есть, как их… нудисты. Совсем голые ходят, как психушные, и никто их не лечит.
– Да я не заставляю тебя раздеваться. Можно ведь купаться и в белье. Купальник – это условность.
– А ты сам девушек топлес на пляже видел? – недоверчиво спросил Евтушенко.
– В Москве, к сожалению, пока такое не принято, – расстроился Борис. – Многие дамы готовы, да мужики у нас не образованные, могут не так понять. Сорвутся… А вот в Югославии это сплошь и рядом. Мне один знакомый рассказывал. Там даже конкурс проводится: «Мисс бюст побережья». Эх, Лиза, если бы у нас был такой конкурс, я бы за тебя обеими руками и ногами голосовал.
«И прочими конечностями», чуть было не брякнул Сашка.
Борис откровенно разглядывал обтянутую блузкой грудь девушки.
– Ну что, двигаем на речку? Покажем всем, как купаются в передовой Европ? – бодро предложил он.
Лиза опустила задумчивый взгляд на грудь и юбку, видимо вспоминая, какое на ней белье.
– Не-е…, не пойду, – серьезно сообщила она. – Неприлично.
Слушая их разговор, Саша живо представил, как вечерами Борис уговаривает девушку отбросить глупые условности, а Лиза каждый раз долго думает, хлопает ресницами и, медленно поворачивая голову, протяжно говорит: «Не-е…». Может, из-за такого мычания девчонок и называют тёлками?   
– Я Тихона подожду, – решил Саша. – А ты, Наташ?
За разговором о топлес все забыли о ней. Грудастая Лиза затмила худенькую Наташу.
– Я в общежитие, – сказала девушка, прикрыв тетрадью маленькую грудь. – Вдруг, Света нашлась! Ее отец настроен так решительно. А потом я вернусь на консультацию.

 
ГЛАВА 11
Пленник подземелья

Тихон приоткрыл тяжелые веки и сразу не смог сообразить: где он, что произошло? В голове шумело, со лба стекала вода, а перед ним стоял Николая Егорович с пустой бутылкой в руке.
Тихон с трудом перевел взгляд слева направо и сверху вниз. Тесная низкая комнатушка без окон, без дверей. Под потолком тускло светила запыленная лампочка. Что-то мешало рукам сзади. Он дернулся несколько раз и понял, что крепко связан. Тихон склонил голову и увидел, что стоит на коленях на земляном полу. Он еще раз обвел взглядом пространство и догадался, что находится в маленьком погребе, который обычно делают в гаражах. Вон стоит несколько банок с соленьями, а справа дохлая лесенка ведет вверх к закрытому люку. Руки примотаны сзади к какой-то трубе, а перед ним высился, тяжело дышащий Николай Егорович.
– Ну, что, теперь поговорим? – пихнул он Тихона ногой. – Где Света?
Тихон не сразу въехал, о ком идет речь, а когда понял, то несказанно удивился вопросу, который уже два дня не давал ему покоя.
– Света? – пошевелил он губами, чувствуя нарастающий шум в голове. – Если бы я знал…
– Как не знаешь? Ты последний, кто был с нею!
– Я ее искал, но не нашел.
– Врешь! Ты придуривался! Ты делал вид, что ищешь ее, а сам … – Николай Егорович шумно засопел и размазал кулаком по щекам то ли пот, то ли слезы. – Откуда у тебя ее трусики?
Тихон попытался встать с колен, постепенно осознавая, чего от него добивается разъяренный, нависший над ним человек. Ужасно болела голова, левое плечо ныло, как после вывиха, ноги затекли и не слушались, а руками невозможно было опереться. В конце концов, он с трудом поднялся и почувствовал, как в онемевшие ноги колючей проволокой начала пробиваться кровь.
– Я не знаю, где ваша дочь. Ее трусы я нашел в туалете. Это может подтвердить Наташа.
–  Она сказала, что накануне там ничего не было! А на следующий день, когда ты зашел один, то вдруг сразу нашел!  Откуда у тебя ее белье, сволочь? – крикнул Николай Егорович. – Ты притащил их с собой! Ты снял их со Светы! С моей девочки! Говори, что ты с ней сделал?
Хотя Тихону и удалось встать с колен, он был совершенно беззащитен перед разгневанным человеком. Николай Егорович яростно тыкал донышком пустой бутылки в грудь Заколова. Он придвинулся вплотную, заслонив головой лампочку, и Тихон видел лишь темный силуэт, брызгающий слюной. Что он мог объяснить отчаявшемуся отцу пропавшей девушки?               
– Я ни в чем не виноват, – твердил Тихон. – Я не имею к пропаже вашей дочери никакого отношения. Я так же, как и вы, хочу ее найти.
Николай Егорович с размаха ударил бутылкой Заколову под ребра. Потом отбросил стекляшку, и стал молотить кулаками, а в завершение двинул коленом в пах. От боли Тихон съехал на корточки. Хоть он и успел напрячь тело, и стойко перенес неумелые тычки, но от первого удара бутылкой и последнего пинка ногой он не мог защититься, и именно эти удары причинили сильнейшую боль.
Сидя на корточках, Тихон с трудом приходил в себя, ожидая дальнейших побоев. Он сжался и закрыл глаза, понимая, что самым уязвимым местом осталась незащищенная голова.
Он ждал новых ударов от обезумевшего человека, но неожиданно услышал бурные всхлипывания, переходящие в жуткий вой взрослого мужика. Тихон раскрыл глаза. Перед ним на коленях стоял плачущий Николай Егорович и умолял:
– Ну, скажи, скажи, я тебя прошу, что с ней? Если она жива, я все прощу. Где она? Может, между вами что-то было – такое, взрослое, а она испугалась и уехала? Я пойму. Может, она стыдится этого и прячется? Ты говори, рассказывай, что между вами произошло? Только не молчи.
– Я видел вашу дочь всего два раза. В общежитии, четыре дня назад, и на консультации перед первым экзаменом, – устало ответил Тихон. – Я с ней почти не разговаривал. Об ее исчезновении я узнал от Наташи. Где она, и что с ней, я не знаю.
– А трусы ее у тебя откуда?
– Я уже объяснял.
– Хватит врать! – взвился Николай Егорович. – Ты сам их подбросил в туалет! Ты первым стал болтать про сексуального маньяка, чтобы отвести от себя подозрения!    
Тихон молчал, а Николай Егорович говорил все громче и громче, перешел на ругань, поднялся и со словами: «Сволочь, гад, подонок!» стал методично избивать Тихона. Он долго колошматил руками и ногами, пока не устал. Его рот шумно открывался, голова качалась в такт дыханию. Он пристально посмотрел на Тихона, убедился, что тот его понимает, и четко с расстановкой произнес:
– Если не признаешься, и ничего не расскажешь, я тебя здесь сгною!    
В рот Заколову впихнули противную тряпку. Заскрипела лесенка, хлопнул люк, подвал погрузился в непроглядную тьму.

Евтушенко примостился на каменном парапете у входа в институт. Отсюда он наверняка бы заметил Тихона даже в столь оживленной толпе. Ведь друг обещал, что обязательно придет.
Народ постепенно расходился. Ушли родители, кто радостный, кто не очень. Некоторые из абитуриентов подавали апелляцию, но после ее рассмотрения быстро уходили, еще более угрюмые, чем прежде. Многие разбежались по делам, но кое-кто из абитуриентов резвился во дворе.
Прошло несколько часов. Тихона все не было. К началу консультации все вновь подтянулись в институт.
В аудитории Сашка сидел рядом с вернувшейся Наташей. Ничего нового он для себя не услышал и после окончания собрался быстро уйти, чтобы искать Тихона. 
– Я останусь, спрошу кое-что у преподавателя, – сообщила Наташа.
– Только в туалет не заходи, – пошутил Евтушенко.
В общежитии Тихон не появлялся. Странно, ведь он уехал еще утром. Какие бы ни были у него дела, неужели ему не интересно узнать результат первого экзамена? Вахтерша подтвердила, что в общежитие Заколов не заходил и ключа от комнаты не брал.

Перед уходом из погреба Николай Егорович туго стянул Заколову челюсть грязной тряпкой. Скрученная ткань глубоко врезалась в открытый рот и противно пахла бензином. Густым комом поднялась тошнота, грудь сотрясали рвотные потуги.
Сдерживаться удалось недолго. Вонь душила. Несколькими бурными толчками Тихона стошнило. Тряпка мешала выходить рвоте, слизь скапливалось в горле. Чтобы не задохнуться ему приходилось сглатывать рвотную массу.
И его опять бурно тошнило.
Это продолжалось несколько раз, пока склизкая кашица не вытекла изо рта, и изможденный Тихон не привык к вонючему комку тряпки.
Он распрямил согнутые ноги и блаженно вытянулся на земляном полу. Спина привалилась к железной трубе. Дурманящий запах бензина нещадно бил в нос, от эфирных волн невозможно было увернуться.  Перед глазами колыхнулась темнота. Потом все закружилось и превратилось в безликое мерцающее желтое пятно. Голова безвольно упала на грудь, сознание угасло.

По вечерам абитуриенты обычно ужинали в столовой, которая располагалась между двумя офицерскими общежитиями. Она закрывалась в девять вечера.
Прождав друга в комнате до без пятнадцати девять, проголодавшийся Саша пошел ужинать один. Недавно вернувшийся Борис идти отказался, сказав, что поел в гостях у Лизы. Ее мать к вечеру уже забыла про тройку дочери, оттаяла и оказалась доброй хозяйкой. 
В столовой находились несколько молодых офицеров. После службы они были в форме, но даже если бы на них была гражданская одежда, отличить их от студентов не составляло труда. Короткая стрижка выдавала с головой. Точнее – головой!
«Не везет армейским, – в который раз подумал Саша. – Не разрешают им отрастить модные длинные волосы, как у всей нормальной молодежи. Нам в школе тоже не разрешали. А сейчас, лафа!» Евтушенко пощупал кончики волос, которые уже закрывали уши. К зиме он надеялся отрастить локоны до плеч. 
Когда Саша сел за стол, в столовую вошли Карен и Гамлет. Армяне взяли подносы и с улыбками подошли к раздатчице – румяной дородной девушке в белом коротком халатике с туго затянутым на талии пояском. Умело ушитый халат распирали рвущиеся наружу женские прелести. Если на улице было просто жарко, то в столовой, где весь день работали огромные плиты, стояла невыносимая жара, несмотря на открытые настежь окна. Поэтому под форменными халатиками обливающихся потом сотрудниц опытные мужские взгляды угадывали отсутствие другой одежды.
– Привет, Гала! – обратился Карен к раздатчице. – А где мясо?
– Ничего не осталось. Ты бы еще ночью пришел, закрываемся.
– Ночью? Обязательно приду, – обрадовался Карен, вытянув длинный нос в сторону самой верхней сильно натянутой пуговки халата. – А пустишь?
– Ага! Размечтался! Ты когда мой лифчик отдашь, козлик горный?
– А ты приходи к нам, сама забери. И Аллу с собой захвати. У нас ее колготки. Правда, Гамлет?
– Да, да и Аллу, – кивал Гамлет, слащаво поглядывая на маленькую пухленькую кассиршу.
– Вот, кабельки горские, – переходя на шепот, ругнулась Гала. – Иди, иди, не мешай работать. – Она поправила одежду, приосанилась и с обольстительной улыбкой посмотрела на обернувшихся в ее сторону офицеров.
Армяне сели за стол к Евтушенко.
– Чего это она – про лифчик? – как бы мимоходом спросил он.
– Поварихи перед работой переодеваются. Все с себя снимают. А мы раз с Гамлетом зашли в столовую с заднего входа и стянули из раздевалки Галин лифчик.
–  И колготки кассирши Аллочки, – похвастался Гамлет.
– Чтобы познакомиться, – пояснил Карен. – Гала за нами погнались, даже рубашку мне порвала.
– Интересный способ знакомства, – удивился Саша и подумал: «Вот откуда у них в комнате женское белье».
– Они там все снимают, – словно слыша его мысли, мечтательно повторил Гамлет. – Хорошие девчонки, правда?
– Хорошие, – согласился Саша, хотя мысленно возражал. Какие же это девчонки? Это бабы лет по двадцать, а то и по двадцать два!   
– Они сюда со Львова приехали, по распределению после кулинарного техникума. Хотят выйти замуж за военных. – Рассказывал Карен и тяжело вздыхал. – Все девушки сейчас хотят замуж за военных, у них зарплата большая. А на нас внимания не обращают. Ведь мы даже не студенты.
– Ничего, скоро будете. Как сдали?
– По трояку. Нам главное не завалить.

Когда через долгое время Тихон очнулся, и с трудом восстановил в мутном сознании все события сегодняшнего дня, то с отчаяньем осознал безнадежность своего положения.
Заколов попытался кричать. Но тряпка мешала произнести громко хоть что-нибудь членораздельное. Изо рта раздавалось лишь тихое мычание, а закрытый погреб и добротный кирпичный гараж не оставляли шансов быть услышанным на воле.
Было душно, крупные капли пота медленно стекали по лицу и шее, вызывая жгучую щекотку. Хотелось вытереть лоб и почесать нос, и с каждой минутой это желание возрастало, а зуд раздражал. Тихон пробовал интенсивно мотать головой, ерзать, но от этого лишь уставал. Чаще приходилось дышать через нос, а пот выступал еще сильнее.
Неожиданно вверху скрипнула гаражная дверь. Над головой послышались глухие шаги, и квадратный люк распахнулся. Тихон зажмурил глаза от вспыхнувшей лампочки и сквозь сжатые ресницы с надеждой посмотрел в образовавшийся просвет.
На ступеньках показались внушительные черные ботинки, серые брюки, полный живот и узкие по сравнению с животом плечи. Вслед за ними в погреб опустилась круглая голова, по которой Тихон узнал своего мучителя.
«Может, он успокоился, и все закончится благополучно», – мысленно ободрил себя пленник.
Расставив ноги, Николай Егорович встал перед Тихоном. При виде заблеванной рубашки сжатые губы с удовлетворением растянулись и миролюбиво предложили:
– Ну что, теперь побеседуем?
Тихон помычал сквозь тряпку, мотая головой и показывая, что не может говорить. Николай Егорович развязал тугой узел и брезгливо отбросил дурно пахнущую тряпицу.
Тихон задышал глубоко и часто, с радостью осознавая, как мало человеку надо для счастья. Вот, сейчас этот одумавшийся папаша развяжет ему затекшие руки и он, наконец, будет свободным. Заколов отдышался, но ухмыляющийся Николай Егорович стоял рядом и не двигался с места.
– Развяжите, – попросил Тихон.
Последовало долгое молчание.
– Развяжите же скорей, у меня руки опухли!
– Сначала ты мне расскажешь, что сделал со Светой? – потребовал Николай Егорович. Тупая ухмылка сползла с его лица, губы сжались в узкую полоску.
– Развяжите! Я Свету не трогал.
– Где она? – повышая голос, спросил Николай Егорович. В его глазах стал разгораться прежний сумасшедший блеск. – Я хочу знать, что ты с ней сделал, сопляк?
– Сходите в милицию, спросите у них, – устало, произнес Тихон.
– Я там был. Они не черта не знают! Они вообще не ищут ее! – рявкнул Николай Егорович и отвернулся.
– Так давайте же искать вместе! – воскликнул Тихон.
– Ишь, хитрюга, – Николай Егорович повернулся и зашипел, буравя безумным взглядом. – Хочешь, чтобы я тебя выпустил? Не выйдет! Моя дочь жила тихой скромной жизнью, а когда появился ты – она исчезла. Что ты ей наговорил? Что ты с ней, сволочь, сделал? Пока ты мне все не расскажешь, я тебя отсюда не выпущу. Так и заруби себе на носу! Ты еще не понял, что я готов на крайние меры? Я ни перед чем не остановлюсь! Ну, так что, будешь говорить?
Тихон потерял надежду. Николай Егорович, представший перед ним вменяемым мужчиной, вновь превратился в озлобленного, дышащего яростью зверя.
– Я… – у Тихона снова заныло в боку. Он всем телом ощутил полную беззащитность перед этим разъяренным человеком и лихорадочно думал, как потянуть время. – Я подумаю, – выпалил он, когда Николай Егорович со зловещим оскалом приблизился к нему. – Который сейчас час?
– Девять вечера, – машинально взглянув на часы, ответил отец Светы.
«Какой ужас, я здесь уже целый день!» – подумал Тихон и мгновенно почувствовал страшную жажду.
– Пить! Дайте воды.
Николай Егорович расплылся в довольной улыбке.
– Вот. Ты уже сломался! – Николай Егорович радостно тыкал в Тихона пальцем. – Я тебе не дам воды. Воды ты не дождешься! Я тебя больше не буду бить. Я буду ждать, когда за глоток воды, ты мне маму родную продашь. Ну, так как, расскажешь, что сделал со Светой?.. Молчишь? Ну-ну! Я сейчас.
Николай Егорович поднялся наверх и вернулся с бутылкой минеральной воды «Боржоми».
– Ехал к тебе, дай, думаю, куплю. Парень пить хочет. – Он сдернул пробку о деревянную ступеньку. Раздалось радостное шипение.  Николай Егорович поднес бутылку к губам и звучно глотнул. Кадык на горле дернулся вверх-вниз, отмеривая большой глоток пузырящейся минералки.
Заколов облизнулся, жадно наблюдая, как капелька влаги скользит по подбородку.
– Холодная, в буфете купил, – блаженно объяснил Николай Егорович, вытирая губы. – Хочешь? – И он подставил бутылку под нос Тихону.
Заколов вытянул губы, уже ощущая радостную свежесть воды. Но горлышко бутылки отдалилось.
– Говори, сволочь, где моя дочь? – крикнул Николай Егорович. – Ну! Или сдохнешь здесь!
Тихон отстранился, стукнувшись затылком о трубу.
– У меня завтра экзамен, – желая вызвать сострадание у отца абитуриентки, пересохшим горлом просипел он.
– Что? – взвился Николай Егорович. – У моей Светочки тоже должен был быть экзамен! Но тот, кто глумился над ней, об этом совсем не думал! Он думал только о себе, а не о моей бедной девочке. Где она? Где она, я тебя спрашиваю?
Тихон закрыл глаза и напряг тело, ожидая побоев. Но ударов не последовало.
В мертвой тишине он услышал звонкое бульканье вытекающей воды. Глаза раскрылись и жадно смотрели, как в перевернутой бутылке, которую Николай Егорович держал прямо перед ним, рывками уменьшается водяной конус. Вот, с последним звучным хлюпаньем остатки воды вырвались наружу, увлекая за собой несколько крупных задержавшихся на горлышке капель. Тихону показалось, что извержение манящей пузырящейся водяной струи длилось бесконечно долго.
Николай Егорович демонстративно стряхнул остатки влаги и отбросил бутылку.
– Я подожду до утра. Тогда ты мне и ответишь за все, – бесстрастно сообщил он, поднялся по лестнице и долго заваливал чем-то люк.

 
ГЛАВА 12
Экзамен в погребе

Саше не терпелось поделиться с Тихоном новостью. Армяне никакие не гомики, а обычные бабники. Женское белье в их тумбочке принадлежит поварихам. Подозрения с них можно снимать.
Но время шло, наступила ночь, а Тихон в общежитии не появился. Саша спрашивал ребят, заглянул к Наташе, чтобы узнать, куда отец Светы увез Тихона, но девушка, как и остальные, ничего не знала.

Заколов закрыл глаза, мечтая о воде. Жутко хотелось пить. Чтобы перевести мысли в иное русло, он попытался описать формулами процесс вытекания воды из бутылки.
Что имеем? Жидкость несжимаемая, плотность и объем известны, масса, следовательно, тоже. Диаметр горлышка также считаем заданным. Дальше все просто, расписываем силу тяжести жидкости, еще пара формул, и вот тебе – время и скорость вытекания воды из бутылки. Если подставить данные… Так… Получается около девяти секунд.
Почему же ему показалось, что вода лилась бесконечно долго? Что это – особенности уставшей психики или погрешность расчета? Да, его формулы предполагают поток ламинарным, без трения и перемешивания. На самом деле поток турбулентный, он же видел маленький клокочущий водопад. Но это незначительно увеличивает время.
А как плавно и сладостно отрывались последние капли! Вот вода накапливается на изгибе стекла, и сила поверхностного натяжения становится меньше веса жидкости, скопившейся в капле. В этот момент происходит отрыв. Капля правильным шариком летит вниз… Кстати, вот ее полет, классическими формулами описывается довольно точно.  А турбулентность… Турбулентность будем изучать в институте.
Черт, ведь завтра экзамен!
Тихон открыл глаза. В погребе стояла кромешная темнота. Тихон подождал, но глаза не различали абсолютно ничего. Если завтра он не попадет на экзамен, то – конец всем планам и надеждам! А Николай Егорович обещал прийти только утром. Но уговаривать его бессмысленно. Он зациклился на идее виновности Тихона, и опровергнуть это, сидя связанным в подвале, невозможно!
Надо действовать. Надо вырваться отсюда!         
На этот раз противной повязки во рту у Заколова не было, и он чувствовал себя гораздо лучше.
Тихон пошевелил пальцами рук, пытаясь освободиться от веревки. Но путы, впившиеся в распухшие запястья, не ослабились. Он дернул руками трубу – стоит мертво. Что это за труба, зачем она здесь? Тихон приподнялся, ощупывая ладонями холодную металлическую поверхность. Так и есть, в ней просверлены крупные дырки. Значит, это воздуховод для вентиляции погреба. Он должен торчать над крышей гаража. Вряд ли воздуховод закрепляют намертво.
Тихон провернулся вокруг трубы и уперся коленями в стену погреба. Он давил спиной на трубу, отталкиваясь ногами от стены. Труба стала поддаваться, причем сдвигалась ее нижняя часть. Видимо, труба нижним концом была просто вкопана в землю. Тихон долго расшатывал ее, дырка в полу вокруг трубы становилась больше.
Тихона осенило – а если трубу приподнять и вытащить из лунки?
Он присел и попытался встать вместе с ней. Труба приподнялась, но до конца не вышла из земли.
Уставший Заколов рухнул на пол. Ему страшно хотелось пить. Во рту было абсолютно сухо, обильный пот каплями стекал по лицу. Откуда только пот берется, если весь день организм не принимал влаги?
Тихон прижал трубу, и снова попробовал встать. Труба поддавалась. Он много раз приседал, пытаясь обхватить трубу пониже. Наконец, он привстал на изнеможенных ногах и почувствовал, что конец трубы вышел из лунки. Тихон резко сдвинул ее в сторону. Вверху что-то треснуло, труба отклонилась, и Заколов бухнул нижний торец трубы на пол.
Он плюхнулся на земляной пол, совершенно обессиливший. И еще долго приходил в себя, восстанавливая силы. Когда отдышался, стал отклонять трубу все дальше и дальше в бок, изгибаясь скрюченным телом. Наконец удалось сдернуть с трубы связанные руки.
Ура! Теперь он может передвигаться!
Тело освободилось, но руки оставались крепко связанными за спиной. Пленник нащупал ногой валявшуюся бутылку и резко пнул ее. Склянка чпокнула о каменную стенку, раздался звон падающих осколков. Поковыряв ногой, Тихон отделил самый крупный. Он привалился спиной к стене и подхватил острую стекляшку. Затекшие кисти рук слушались плохо, и он поранил пальцы. Теперь предстояло с помощью кривого осколка перерезать проклятые путы.
Этот процесс занял долгое время. Держать стекло надо было вывернутой ладонью, постоянно делая мелкие вертикальные движения. Стекло соскальзывало, его острые края резали пальцы. Веревка, которая оказалась толстой капроновой стропой, поддавалась с трудом.
Изрядно намучавшись, не обращая внимания на боль, Тихон перерезал последнюю нить и смог освободить уставшие руки. 
Он осторожно размял липкие от крови ладони, восстанавливая забытые ощущения в измученных руках. Подул на пальцы. Кровь сохла плохо, глубокие порезы кровоточили. Но ждать было нельзя. Он все еще оставался в запертой темнице.
Заколов привстал, нащупал в темноте хлипкую лестницу. Под ногами скрипнули две нижние ступени. Тихон надавил руками на крышку люка, толстые занозистые доски почти не приподнимались. Тихон уперся в крышку спиной. Нехотя вжикнули ржавые петли. Крышка, заваленная сверху чем-то очень тяжелым, поддалась.
От напряжения под ногами с хрустом обломилась ступенька. Тихон свалился на пол, сразу припомнив третий закон Ньютона. Чем сильнее он давил на люк, тем больше трещала ступенька под ногами.
От обиды Тихон стукнул кулаками по полу и вновь ощутил голод и безумную жажду. Он вспомнил, что видел в углу погреба какие-то банки. Нащупав одну из них, примерился в темноте и с силой ударил локтем по крышке. Крышка прогнулась и открылась.
В банке оказались соленые огурцы. Тихон доставал их по одному и ел, заглушая голод. Рассол щипал порезы на пальцах, а жажда только усилилась. Тихон вскрыл оставшиеся банки – те же самые огурцы.
Ну почему хозяйка погреба не заготовила компоты?

Всю ночь Сашка прислушивался к звукам из открытого окна, ожидая, что Тихон вот-вот влезет в комнату. Но кровать друга так и осталась нерасплавленной.
Не появился Заколов и утром. А ведь надо идти на экзамен! Про экзамен то он не мог забыть!
Впервые, за время отсутствия друга Сашка серьезно встревожился. Тихон исчез, как незадолго до этого Света.
Евтушенко медленно брел в институт и постоянно оглядывался в надежде увидеть пропавшего друга. Он до последнего момента ждал его перед аудиторией, все отчетливее понимая, что рушится их общая мечта – вместе поступить в институт и учиться в одной группе.
    
Заколов устало привалился к стене, сомкнул веки и почувствовал, как мягкой периной неумолимо наваливается сон. Спать, спать…
Но что это? Тихон открыл глаза и встряхнулся. Он различает в темноте очертания трубы. Робкий свет проникает в потолок, в том месте, где труба сдвинута. Нет, спать сейчас нельзя!
Тихон встал и поднес руку с часами к жидкому просвету в потолке. На циферблате он разглядел стрелки – восемь тридцать пять.
Уже утро! Через двадцать пять минут начинается экзамен!
Злость придала сил. Использую трубу, как рычаг, Тихон двигал ее во все стороны, расширяя дырку в потолке. Сверху что-то сыпалось и обрушалось. Когда дыра стала достаточно большой, Тихон, подтянувшись на руках, попытался вылезти наверх. В какой-то момент он застрял, но, сильно выдохнув и задержав дыхание, сумел протиснуть похудевшее тело в гараж. 
Без пяти девять – показывали стрелки испачканных часов. Экзамен вот-вот начнется. Он уже опаздывает!
Железные двери пустого гаража были закрыты снаружи. Тихон, недолго думая, той же трубой разворотил шифер в потолке и отбил одну из досок перекрытия. На шум он не обращал внимания. Быстрее бы вырваться из заточения.
В крыше образовалась дырка, сквозь которую виднелось чистое утреннее небо. Ура! Там свобода!
Заколов ухватился руками за продольную балку, подтянулся, намереваясь выбраться на крышу гаража. Когда его голова уже полностью выглянула наружу, внизу раздался лязг металлической двери. «Быстрее, – приказал Тихон. – Я должен обязательно попасть на экзамен».
Он успел выбраться почти по пояс, как его кто-то сильно дернул за ноги.
Заколов не удержался и рухнул вниз.

Мрачный Евтушенко услышал, как прозвенел последний звонок, возвещающий начало экзамена. Тихон не пришел, а значит – его теперь в любом случае не примут в институт. 
Саша получил экзаменационные листы и тупо смотрел на колонку текста и на рисунки с условиями задач. Мысли его были далеко. Раз Тихон не появился, значит, с ним произошло что-то очень серьезное. А он даже не обратил внимания на номер машины, на которой вчера увезли Тихона. Только помнит, что это были «Жигули» красного цвета.
Сидеть и бездействовать стало невыносимо. Рука отшвырнула листы, Евтушенко выбежал из аудитории. Он остановился на крыльце института, вытянулся и с надеждой вглядывался вдаль – может, друг где-то рядом и ждет помощи?
За Сашей выбежала дама из приемной комиссии, которую Павленко называл Люся.
– Евтушенко! Ты почему ушел? Нельзя выходить без разрешения!
– Я не буду сдавать.
– Как? Ты же один из десяти абитуриентов, кто получил пятерку на первом экзамене!
– Я друга жду. Без него я сдавать не буду.
– Друга? Причем здесь друг, когда речь идет о твоей личной судьбе?! Ты понимаешь, какую чушь несешь? – искренне недоумевала Люся. Но, увидев непреклонность в глазах молодого человека, раздраженно пробурчала: – Ну, как знаешь. Совсем с ума посходили…
Она удалилась в темные глубины института, а Сашка остался ждать.

Тихон свалился внутрь гаража. Левую ступню пронзила резкая боль. Подвернул!
– Ах ты, гаденыш! Удрать решил! Вовремя я вернулся, – крикнул Николай Егорович и пнул лежащего Заколова.
Он замахнулся, чтобы нанести новый удар острым ботинком, но руки Тихона на этот раз были свободны. Заколов перехватил летящую ступню, вывернул ее, и Николай Егорович со стоном свалился набок. Тихон тут же вскочил на корточки и уже отвел правый кулак, намереваясь жестко двинуть противника в висок, но беспомощный вид пожилого человека заставил его остановиться.
«Лежачего не бьют», – вспомнил Тихон основное правило благородных детских драк.   
Николай Егорович беззвучно плакал. По осунувшемуся лицу текли слезы. Заколову стало жаль беспомощного отца пропавшей девушки.
– Я не трогал вашу дочь. Поверьте! – в сердцах крикнул Тихон. Потом тихо спросил: – Она не нашлась?
– Нет, – уже не сдерживая рыдания, сообщил отец Светы.
– Я сделаю все, чтобы ее найти. Клянусь, – пообещал Тихон всхлипывающему Николаю Егоровичу. – А сейчас я должен идти. Извините.
Заколов вышел из открытого гаража и поковылял к выезду на дорогу.
На часах было уже девять пятнадцать, а до института еще – топать и топать. Пустят ли его на начавшийся экзамен? И как хочется пить!
Под лучами солнца жажда с удвоенной силой вцепилась в него. Тихон попытался бежать, но пересохшее горло, уставшее тело и вывихнутая ступня отказывались подчиняться. Он хромал, непослушные ноги поднимались невпопад и цеплялись за землю.
Сзади раздался звук движущегося автомобиля. Из гаражей выехал голубой «Москвич». Заколов обернулся, в глазах затлела последняя надежда, но он забыл даже поднять руку.
Автомобиль приближался, а Тихон глядел с мольбой в глазах в лобовое стекло, не подавая никаких знаков. Машина поравнялась, обдала дорожной пылью и, не снижая скорости, покатила дальше. Тихон смотрел, как удаляется его единственный шанс успеть на экзамен. Самостоятельно он не сможет быстро доковылять до института.
Вдруг «Москвич» остановился. Завороженный Тихон, прихрамывая, засеменил. За рулем сидела женщина, что удивило его. Где-то он ее уже встречал. Ах, да! Это мама той девушки Лизы, которую он видел в первый день в институте. С ее дочерью дружит Борис Махоров.
Женщина смотрела с не меньшим удивлением. Она, видимо, его тоже узнала.
– Что ты здесь делаешь? В такое время, да еще в таком… странном виде? – спросила она, выйдя из машины.
Тихон тупо оглядел свои грязную порванную одежду и исцарапанные руки.
– Мне надо на экзамен. Подвезите, – попросил он.
– Экзамен уже д начался. Я проводила дочь, а сейчас пришла за машиной. Пока брат в отпуске, потренируюсь, ведь у мужиков не допросишься. А ты, как здесь оказался?
– Нет времени. Помогите! Если не вы – я пропал.
– Садись, – после некоторого раздумья согласилась женщина. – Но езжу я медленно, только учусь.

К зданию института Тихон подъехал без двадцати минут десять. От входа к нему спешил обрадованный Сашка Евтушенко.
– Ты здесь? Почему не на экзамене? – удивился Тихон, не сумев подавить улыбку при виде друга.
– Тебя жду.
– Спасибо, – стесняясь простого слова, произнес Заколов.
Друзья обнялись.
– Что с тобой произошло? – тревожно спросил Сашка, осмотрев странный вид Тихона.
– Потом, потом. А сейчас на экзамен.
– Думаешь, нас пустят?
– Я всегда верю только в хорошее.
Заколов понимал, что надо как можно быстрее прийти в аудиторию, но ноги сами собой привели к туалету. Он долго, с наслаждением пил воду из крана, подставив лицо под холодную струю. Потом умылся, попытался привести себя в порядок и обнаружил, что находится в женском туалете. Том самом, где когда-то проводил обследование.
И зачем он тогда сюда приперся? Что он знает о пропавшей Светке? Может, она вырвалась из-под опеки полоумного папаши, ушла в отрыв с каким-нибудь приятелем и веселится сейчас, наплевав на все! А он из-за нее должен рисковать поступлением в институт и попадать в какие-то дурацкие ситуации, из которых можно и живым не выбраться. Нет, хватит приключений! Сейчас надо думать только об экзаменах.
Эти мысли промелькнули у него в одно мгновение. Но их тут же заменил образ беззащитной перепуганной Наташи, и лицо Николая Егоровича, на котором застыло немое отчаяние. Он обещал им найти Свету. Он поклялся. И он обязательно это сделает.
Сашка поджидал Тихона около аудитории, где шел экзамен. Только друзья открыли дверь, как проход им сразу же перегородила женщина-преподаватель и зашикала, оттесняя мощным корпусом в коридор.
– Мы – абитуриенты, нам надо на экзамен.
– Ничего не знаю, идите отсюда, не мешайте работать, – твердила она.
– Но мы же есть в списках!
– Опоздавших не пускаем. Такие правила. Уходите сами, а то вызову милицию.
Все надежды рушились. Было ясно, что даму не переспорить. Они не попадают на экзамен, а значит и в институт!
В коридоре Тихон заметил спешащего на шум сурового Павленко. Внезапно Тихона осенила смелая мысль, и он ринулся навстречу председателю приемной комиссии.
– Что здесь такое? Что за вид у вас? – отчитал ребят Павленко. – А ну марш отсюда! Не мешайте проводить экзамен.
– Владлен Валентинович, вы успокойтесь, – вкрадчиво произнес Тихон, наклонившись к Павленко. – Если нас с другом не пустят на экзамен, я всем расскажу о тех стержнях, которые вы раздаете в своем кабинете. И о деньгах, которые получаете за это.
Владлен Валентинович мгновенно переменился в лице. Огонек ненависти вспыхнул в глазах, ужалил Заколова, но разом остыл и притаился за привычным благородным выражением лица.
– Выдайте им задание, – сквозь зубы приказал Павленко, подоспевшей женщине.
– А также ручку. Я так спешил сюда, что растерял по дороге все. И заметьте – мне подойдет любой стержень.
Последнюю фразу Заколов произнес тише и адресовал ее только Павленко.

 
ГЛАВА 13
Ужасная находка

После экзамена возбужденные абитуриенты высыпали из аудиторий. Всюду стоял гул голосов, все живо обменивались впечатлениями. Саша сразу же потянул Тихона в сторону от шумной толпы:
– Теперь ты расскажешь, где пропадал?
Друзья вышли на воздух, и направились к углу здания, где никто не мешал. Тихон коротко сообщил о расстроенных нервах Николая Егоровича, его неадекватном поступке и своем глупом подвальном заточении. В его спокойном изложении опасная для жизни история выглядела как пересказ интересного психологического фильма с абстрактным героем.
Закончив рассказ, Тихон впервые за прошедшие сутки широко улыбнулся:
– Эх, если бы ты знал, как я хочу есть и пить!
– Да и одежду тебе надо поменять, – напомнил Саша.
– Если так и дальше пойдет, мне не в чем будет выходить на улицу, – пошутил Тихон.
Заколов, наряду с феноменальной концентрацией во время сложнейших расчетов, зачастую был рассеян в бытовых мелочах. Он мог изо дня в день ходить в одной и той же рубашке или не удосужиться расчесать скомканные после сна волосы. Однажды он забыл принести в школу, написанное дома сочинение. За две перемены он быстро написал новое, а на вопрос Сашки: «Как ему это удалось?», Тихон удивленно ответил: «Я забыл тетрадь, но текст-то я помню».
Внезапно с противоположной стороны института раздались истошные девичьи крики. Из-за угла выбежали две перепуганные девушки-абитуриентки. Тихон ринулся им навстречу, преградив путь распахнутыми руками.
– Что случилось, девчонки? – с улыбкой поинтересовался он.
– Там… там… – девушки ничего не могли выговорить и только показывали пальцем за угол.
– Что там? – хорошенько встряхнув одну из девушек, спросил Заколов. От их, по-настоящему испуганных лиц, он и сам не на шутку встревожился.
– Там… там… Белова лежит… Она вчера пропала, после консультации... Мы туда покурить пошли, чтобы знакомые не видели, а там Белова… в песке… мертвая.
Девушки заголосили и уткнулись в широкую грудь Заколова.
– Ступайте в институт, найдите телефон и позвоните в милицию! – скомандовал Тихон. Он был убежден, что четкие инструкции лучше помогают человеку в стрессовой ситуации, чем бесконечные попытки мягко и нежно успокоить.      
Девчонки покорно кивнули и бросились бежать. Заколов и Евтушенко направились вдоль стен института туда, где, по словам девушек, лежала мертвая абитуриентка Белова.
Они прошли мимо знакомого окна в женский туалет, которое, как отметил Тихон, вновь было приоткрыто. Его рука машинально захлопнула раму, а еще через пятнадцать-двадцать шагов ребята остановились около траншеи, ведущей к строящемуся спортзалу.
Их лица окаменели. 
В траншее, рядом с фундаментом спортзала, виднелось присыпанное песком тело девушки. Из песка выступало посиневшее лицо, неестественно развернутое в профиль, и длинная голая нога.
Сзади подходили люди. Кто-то молча останавливался, кто-то с криком убегал.
– Перед первым экзаменом тоже одна пропала, – тихо обсуждали рядом.
– Значит это уже вторая?
– Да.
– А что с первой?
– Еще не нашли.
– Может, жива.
– Какой ужас!
Кто-то тронул Тихона за руку и сжал тонкими пальцами ладонь. Он обернулся. Рядом стояла Наташа. Она совсем не плакала, бледно-матовое лицо застыло, а округлившиеся глаза, не мигая, смотрели в яму.
– Вот также и со Светой, – вымолвила она.
– Пока неизвестно, – не очень убедительно возразил Тихон. Он наклонился, стараясь внимательно осмотреть место рядом с трупом.
Вскоре появились преподаватели, подъехала милицейская машина и «скорая помощь». Посторонних оттеснили. Только Владлен Валентинович Павленко нервно сновал между милиционерами, громко сокрушался и приставал с расспросами. Он с ужасом осознал, какая неприятность свалилась на институт, а значит, и на него лично. После утренней истории с наглым абитуриентом это был второй удар по хлопотному, но размеренному миру Павленко.
В какой-то момент лицо Владлена Валентиновича нахмурилось, он сосредоточился и отозвал в сторону старшего по званию – майора милиции. Преподаватель долго и настойчиво что-то твердил и один раз украдкой показал на стоящего неподалеку Заколова.
Для начальника городского отдела милиции майора Петелина Виктора Петровича вызов на это чрезвычайное происшествие был крайне неприятен. Во-первых, ничего подобного в тихом городе давно уже не случалось, и в первые минуты он просто растерялся, не зная, что предпринять.
Во-вторых, в тот момент, когда его застал телефонный звонок с сообщением дежурного о найденном трупе, он думал о предстоящем через два дня, отпуске и размышлял, как проставиться перед сотрудниками в честь приятного события.
В-третьих, майор сам имел взрослую дочь-старшеклассницу, достаточно оформившуюся во всех смыслах. Он порой брезгливо представлял, как какой-нибудь прыщавый волосатик будет целовать ее слюнявыми ртом и нагло тискать за все интимные прелести. От дальнейшей перспективы майор лишь нервно содрогался.
А тут, увидев труп юной девушки в разорванной одежде на грязном песке, он с ужасом осознал, что кроме неопытных волосатиков существуют отпетые подонки и насильники. И рядом с такими уродами вынуждена жить его беззащитная дочь!
С этой мыслью майор и посмотрел на высокого парня в грязной порванной одежде с заросшей головой, на которого ему указал преподаватель института. И в таком виде нынешнее поколение ходит на экзамены? Совсем обнаглели пошлые волосатики!
Некоторое время Петелин исподтишка поглядывал за абитуриентом, отметив повышенное любопытство парня к происходящему, его независимый вид, казавшийся наглым и вызывающим.
Когда тело девушки увезли, Виктор Петрович решительно направился к Заколову. Он неприязненно с головы до ног оглядел парня и сурово произнес:
– Заколов? Проедемте со мной.
– Зачем? – хором удивились Тихон и Саша.
– Проедемте. У нас к вам есть вопросы. – Майор жестко ухватил Тихона под локоть и повел к милицейскому «уазику».
Все расступились и в полной тишине проводили тревожно-любопытными взглядами подозрительного неряшливого парня.

Городское отделение милиции находилось на полпути от института к общежитию. Помня жест Павленко в его сторону, Тихон не очень удивился такому обращению и чувствовал себя совершенно спокойно. Он даже весело подумал: вот хорошо, заодно к общаге подвезут, ведь вывихнутая нога по-прежнему ныла.
Тихон сильно устал после всех волнений и бессонной ночи в роли узника подземелья. Остаток энергии он израсходовал во время экзамена, и сейчас, когда все испытания были позади, он разом внутренне обмяк и хотел только одного: поесть и поспать.
– Вылезай, приехали, – от грубого возгласа Тихон вздрогнул и открыл глаза. Всего за несколько минут поездки он, оказывается, успел задремать.
Перед открытой дверцей стоял суровый усатый сержант милиции и хмуро смотрел на пассажира. 
– Ну! Хватит дрыхнуть. Пошли! – Сержант выдернул Тихона из ««уазика» и подтолкнул.
Такая манера общения Тихона озадачила. Еще меньше ему понравилось, когда с него сняли отпечатки пальцев и со словами:
– А теперь посиди тут! – запихнули в зарешеченный отсек рядом дежурным.
И надолго забыли.
– Вы хотели со мной поговорить, – увидев проходившего майора, крикнул Тихон.
– Вызовем! – отрезал майор и скрылся в кабинете.      
Тихон пристроился на деревянной лавке около стены. Голова отказывалась что-либо соображать и требовала покоя. Из двух прежних желаний: поесть и поспать, осталось только второе, разрослось, как тесто на дрожжах, и безраздельно овладело уставшим телом.
«А зачем, собственно, сопротивляться желаниям организма? Лучшая еда – это сон!» – решил Тихон, сладко зевнул и блаженно вытянулся на жесткой неудобной лавке.
Он спал, а рядом полным ходом работала система по сбору доказательств виновности подозреваемого Заколова в жестоком убийстве юной девушки. 

 
ГЛАВА 14
Допрос

– Подъем! Подъем!
Заколов приоткрыл глаза и увидел мятые давно не глаженные милицейские брюки и сильно поношенные запыленные башмаки.
– Подъем! Здесь тебе не гостиница! – горланил обладатель синих форменных брюк и настойчиво тряс Тихона за плечо.
Заколов присел на лавке, протер глаза, потряс головой, прогоняя остатки тяжелого сна. Глаза тупо уставились на сержанта милиции. Где-то он его уже видел. Ну, точно! Этот сержант грубо вытолкнул его из машины.
Тихон смачно зевнул и огляделся. Его сандалии стояли рядом со скамейкой, а он и не помнит, чтобы их снимал. Наверное, действовал на автопилоте, хотел, чтобы ноги лучше отдохнули. Неужели он все еще в отделении милиции за решеткой? Он посмотрел на часы. Восемь сорок вечера! Ничего себе поспал!
– Идем за мной! – гаркнул сержант и потянул Тихона, ухватившись за рубашку.
– Куда? – Тихон уже не удивлялся местному гостеприимству и покорно поднялся, стараясь избавить потрепанную рубашку от новых повреждений.
– К начальнику, на допрос!
«Допрос!» – Тихона неприятно резануло официальное слово. Он мгновенно вспомнил лежащий в песчаной траншее труп молодой девушки, и остатки сна смыло, как после ледяного душа.
В кабинете, куда его привели, за столом сидел майор Петелин, обещавший еще днем о чем-то поговорить. Майор жевал спичку, периодически гоняя ее из одного угла рта в другой. Оторвавшись от бумаг, он хмуро взглянул на вошедшего и указал на стул перед собой:
– Садись.
Тихон присел, увидел на столе графин с водой. Руки сами собой потянулись к стакану.
– Можно? – прохрипел он пересохшим горлом.
– Валяй, – поразмыслив, согласился начальник.
Виктор Петрович смотрел, как парень жадно пил теплую позавчерашнюю воду, и думал, как к нему подступиться: сурово или по-дружески? Странный он какой-то этот парень, точнее сказать –  подозрительный. Рубашка порвана, одежда грязная, на брюках и обуви песок, на руках свежие ссадины и порезы – разве в таком виде ходят на экзамен? А тут труп девушки-абитуриентки! Вот и в институте на него дали показания, что он несколько дней назад прятался в женском туалете и пугал девушек, а сегодня опоздал на экзамен, явился взвинченный и как будто не в себе.   
Майор Петелин, не мудрствуя лукаво, забрал парня с места происшествия потому, что понимал, нужно незамедлительно действовать, проявить власть, показать всем, что он не растерян, а собран, и у него есть четкий план действий. И в этой ситуации ему указали на подозрительного абитуриента Тихона Заколова. Как не допросить такого колоритного субъекта?
Майор поначалу не очень верил в его причастность к убийству и хотел, как полагается, провести беседу, выяснить личность и отпустить.  Но сразу по приезде в отделении пришлось отвечать на многочисленные звонки городских начальников – все были потрясены страшной находкой. Потом майор с удивлением обнаружил, что задержанный абитуриент безмятежно спит в тесном «обезьяннике». Это его озадачило.
Среди бела дня спокойно заснуть за решеткой в отделении милиции! Так, по мнению майора, могли себя вести либо очень опытные зэки, не раз бывавшие под арестом, либо совершенные придурки, которые не отдают себе отчета, где оказались. И в том, и в другом случае подобный тип мог пойти на убийство.
Майор Петелин служил в этом городе уже восемнадцать лет. Служба была легкой и скучной. В закрытом военном городке что-то серьезное случалось крайне редко, и если это было хоть как-то связано с военнослужащими, то дело сразу забирала под свое крылышко военная прокуратура. Милиции доставались уличные драки между подростками и немногочисленные кражи личного имущества.
Но насколько медленно тянулась служба, настолько долго приходилось ждать очередного звания. Если военные офицеры исправно получали очередные звездочки за выслугу лет, в милиции для этого требовалось, чтобы освободилась соответствующая должность. Майор нынешней весной расстался с осточертевшими капитанскими погонами и до сих пор, даже в жару, гордо одевал новую форму, хотя имел право ходить в гражданской.
Растерянность первых минут после неприятной процедуры осмотра найденного тела давно испарилась, и майор Петелин сумел организовать розыскные мероприятия, которые добавили ему много интересной информации. Абитуриент Тихон Заколов из случайно задержанного превратился в подозреваемого номер один.
Эх, расколоть бы паренька, заставить признаться убийстве – и можно в отпуск с легким сердцем!
Майор дождался, когда парень напьется воды, и решил начать допрос на дружеской ноте:
– Меня зовут Петелин Владимир Петрович, я начальник городского отделения милиции, и хотел бы с тобой побеседовать. Тебя зовут…? – майор выжидательно посмотрел на задержанного.
– Тихон Заколов, – спокойно ответил парень.
– Правильно, – подтвердил майор. Дружеский тон предполагал в беседе похвалу. – А скажи-ка, Тихон, где ты был вчера днем и вечером?
Заколов задумался, говорить ему про Николая Егоровича или нет. Все-таки, связав и заперев его в подвале, тот совершил противоправные действия и, может за это пострадать. С другой стороны, по-человечески его понять можно – бесследно пропала дочь, тут на кого угодно наскочишь. И потом, эта неприятная история уже позади. На экзамен Тихон успел. Лучше, конечно, приходить туда сытым и выспавшимся, но никакой обиды сейчас на отца Светы он не держал.
– Я с одним человеком встречался. Катались на машине, разговаривали, – неопределенно ответил Заколов.
– Каким человеком? Как его зовут?      
– Он отец одной абитуриентки из другого города. А зовут его Николай Егорович.
– Его фамилия?
– Фамилия, к сожалению, мне неизвестна, – задумался Тихон, вспоминая, что знал Свету только по имени. –  У него дочь пропала. Мы сообщали. Ее Светой зовут. А в заявлении Наташа должна была написать ее фамилию.
– К этому вопросу мы еще вернемся. А сейчас ответь прямо и четко, где и с кем ты провел вчерашний день?
Заколов обалдел. Он только что ответил на этот вопрос и, на тебе, опять! Может, в милиции так предписывают инструкции по ведению допросов.
– Я провел вчера весь день с Николаем Егоровичем, – терпеливо повторил Тихон.
– Весь день?
– Да.
– Хорошо, – согласился Виктор Петрович и откинулся на спинку стула. Его пальцы долго и однообразно стучали по столу. Вдруг он резко наклонился к Тихону: – А что ты скажешь на то, что Николай Егорович Воробьев был вчера здесь, в отделении милиции, и провел более двух часов, а тебя с ним в это время не было?
– Я ждал его в гараже, – Тихон вздохнул и отвел взгляд в сторону, врать было неприятно.
– В эти часы в институте проходила консультация. Ты там был?
– Нет.
– Хорошо, на консультацию ты не пошел, но в институте был?
– Нет, в институт я вчера не ходил. – На этот раз Тихон говорил правду и открыто посмотрел в глаза майора.
– Ты хочешь сказать, что в день, когда вывесили результаты первого экзамена, ты совсем не появлялся в институте? Тебе что, неинтересно было узнать свою оценку?
Тихон вспомнил, что до сих пор не знает оценки за первый экзамен! Как же он забыл спросить об этом у Сашки?  Тихон даже расстроился и надолго замолчал.
– Так ты был вчера около института? – продолжал давить майор, по-своему истолковав гримасу сожаления на лице парня.
– Нет, я не был там, – равнодушно ответил Тихон, думая об оценке.
– Хватит врать! – взвился майор и вскочил со стула. Вежливым ему быть надоело. – Ты вчера в институте был! – крикнул он, расхаживая по кабинету. – Мы нашли твои отпечатки пальцев в женском туалете. Свежие отпечатки! Ты, видимо, там частый гость. Мы обнаружили твои отпечатки и на оконной раме этого туалета. Мы нашли твои следы на песке рядом с траншеей, где была закопана девушка. Не сегодняшние, заметь, следы, а сделанные раньше. И после этого ты будешь утверждать, что вчера в институте не появлялся?
Разъяренный потный майор навис над Заколовым, стремясь подавить его суровым взглядом.  Ошеломленный Тихон понял, к чему весь этот разговор. Его подозревают в убийстве!
В убийстве, найденной сегодня девушки!
Ему вдруг стало холодно, будто откуда-то потянуло ледяной пронизывающей сыростью. Мышцы непроизвольно сжались, по коже побежали мелкие мурашки. Он почувствовал, как дрожь охватывает скованные мышцы.  Напряженное тело не слушалось. Он, будто очутился в чужой оболочке, которая стремилась все вдавить внутрь и тряслась мелкой дрожью. Даже дышать стало трудно. Воздух, казалось, не хотел проникать дальше гортани. 
А возбудившегося майора Петелина охватывал жар. Его тело, и без того липкое и просолившееся в течение напряженного дня, мгновенно вспотело, и пот густо заструился по груди и под мышками. «Сейчас я его дожму! – подбадривал себя майор. – Во, как задрожал! Надо было сразу начать агрессивно и с угрозами. Такие ублюдки нормального обращения не понимают».
Заколов взглянул на промокшую рубашку майора и с удивлением понял, что сейчас душный летний вечер, и должно быть жарко, а не холодно. Жарко, а не холодно, убедил он себя. Тихон закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться, распрямил спину, глубоко-глубоко вздохнул, затем медленно выпустил воздух и ощутил, как приятное тепло охватывает успокоившееся тело. Он сделал еще один глубокий вдох, прямо посмотрел в суженные глаза майора и спокойно заявил:
– Я не был вчера в институте. Я не мог там быть. Я все время торчал в гараже! Это может подтвердить Николай Егорович Воробьев, который был вчера у вас.
– Кончай врать! – бухнул кулаком по столу майор. – Я тебе расскажу, как это было. Ты пробрался в женский туалет через окно с улицы. Летом оно всегда открыто. Ты спрятался в туалете в одной из кабинок, дождался, когда там окажется только одна девушка, оглушил ее, вытолкнул в окно, оттащил в канаву на стройку и изнасиловал! А потом ты ее задушил и присыпал песком!
– Я там не был. Я этого не делал, – пытался возразить Тихон.
– Она сопротивлялась, – исступленно продолжал майор. – Поэтому у тебя порвана рубашка и руки в царапинах! Когда ты ее задушил, ты испугался. Ты страшно испугался содеянного! Присыпал тело песком и убежал, куда глаза глядят. Ты не пришел в общежитие, ты переночевал в другом месте – может быть, и в гараже – а утром ты очнулся, вспомнил про экзамен, вспомнил, что приехал поступать в институт, и пришел туда. Ты даже не переоделся. Когда после экзамена прибежали испуганные девушки, ты первый подошел к трупу, подошел безошибочно, потому что знал, где он лежит! Ты уже успокоился, и тебе было интересно посмотреть еще раз. Ты не испугался трупа, как другие. Ты внимательно смотрел, не осталось ли каких-то улик на месте преступления. – Майор перевел дух и вытер рукавом потный лоб. – И мы докажем это!
Тихон слушал майора и понимал, что тот, скорее всего, прав. Кто-то именно так все и сделал. Он живо представил себе эту картину и вспомнил про Свету. Ее тоже оглушили в туалете и выволокли через окно. А если… Тихону неожиданно пришла в голову страшная догадка.
– Вы как следует все проверили? – прервав монолог майора, спросил он.
– Что? – опешил Петелин.
– Вы обыскали стройку всю?
– Зачем?
– Где-то там может быть закопана Света Воробьева.
Майор застыл и уставился на парня испуганно-удивленными глазами. Медленно вернулся за стол, не спуская с Тихона взгляда, и нервно крутанул диск телефона:
– Мартынов. Быстро наряд на стройку! На ту, на ту самую стройку! Сегодняшнюю!  Все там перерыть и прощупать. Не только в траншее! Везде! Искать второй труп... Да, да, не ослышался! Второй труп! Тоже девушка.
Майор бросил трубку, перевел дыхание, дрожащие руки налили воды из графина, губы, чмокая, припали к стакану. Очередная спичка закачалась во рту, Петелин пожевал, успокоился и внимательно посмотрел на парня:
– Заколов, в чем еще хочешь признаться? Не стесняйся, тебе нет восемнадцати. Максимум что светит – десятка. А если во всем добровольно сознаешься, – майор придвинулся к Тихону и вкрадчиво произнес: – то будет большое снисхождение. У нас законы гуманные.
Тихон отшатнулся:
– Вы меня не так поняли. В женском туалете я был сегодня утром. Случайно попал, чтобы умыться. – Поняв, что говорит не убедительно, Тихон чертыхнулся: – Вот, черт! Я не это имел в виду. Просто, то что случилось с этой девушкой… А как ее зовут?
– А ты не знаешь? Ну да, тебе было все равно кого насиловать.
– Девушки говорили Белова. А имя?
– Нина! Твоя ровесница, тоже в этом году закончила школу и хотела поступить в институт.
– Нина… Я ее видел, она вопросы задавала на первой консультации… Красивая… Но я не про это хотел сказать! Тот, кто проделал это с Ниной, скорее всего, то же самое сделал и со Светой. Она тоже пропала в туалете. Там я нашел ее трусы, а на подоконнике – клочок платья. Мы же все рассказали, когда писали заявление! Но нас не слушали, все только острили. Если бы вы тогда начали поиски, то с Ниной бы ничего не случилось!
– Ну да, тебя с этими трусами надо было сразу арестовать и как следует допросить! Тогда точно ничего нового не случилось бы. Слишком мягкотелыми мы стали. А сейчас, знаешь, какие слухи по городу ходят? Страшный маньяк убивает и насилует молоденьких девушек! Причем, сначала убивает, а потом насилует! – Петелин вспомнил о своей дочери. – А до твоего приезда, заметь, ничего такого у нас не было. Но мы от этой гадости город избавим!  – веско добавил он, взял ручку, несколько листов бумаги и протянул Тихону: – Пиши все, как было. Оформим тебе явку с повинной. Я сегодня добрый.
Заколов склонился над чистым листом, молчал и думал, но думал не о том, что написать, он мучительно вспоминал, что же проглядел раньше в этом деле. Ему казалось, что была какая-то зацепка, а он ее не заметил, или заметил, но не придал должного значения. И вот сейчас, сначала Николой Егорович, а теперь и милиция обвиняют во всем именно его. А настоящий преступник где-то рядом. 
Майор Петелин смотрел на парня и нервно жевал новую спичку. Так вот до чего доходит эта патлатая молодежь! Курят, пьют, песни под гитары орут, джинсы американские носят! Отсюда и хулиганство, отсюда и преступления. Развелось волосатиков! Нет, его поколение было не таким! Вот если бы запретили сейчас парням длинные волосы, заставили бы молодежь стричься коротко. И чтобы не пили бормотуху, а спортом занимались, мускулатуру наращивали. Вот жизнь бы началась.
Майор представил стриженных, физически крепких парней, уверенно шагающих по улицам города, и сердце его наполнилось умилением. Совсем другая была бы статистика хулиганства и преступности! Что не говори, а длинные волосы подталкивают молодежь к расхлябанности и вседозволенности.  От них до преступления один чих.
Тишину не разорвал телефонный звонок.
– Да, я слушаю. Что? Нашли! Как я и сказал? Выезжаю! Смотайся за кем-нибудь для опознания. – Майор бросил трубку и озверевшим взглядом посмотрел на Заколова. – Дай бумагу!
Он выхватил листок из-под руки Тихона, прочел всего одну фразу – «Я не виновен» – и отбросил бумажку в сторону.
– Не хочешь по-хорошему, мразь? Ты этого и не стоишь! – Он нажал кнопку под крышкой стола, в комнате появился сержант. – Одеть задержанному наручники, и в машину. Поедет с нами!

 
ГЛАВА 15
Когда логика бессильна

Сашка вернулся в общежитие из института с невеселыми мыслями. Про нервное ожидание друга перед экзаменом, и про то, как долго потом не мог сконцентрироваться на решении задач, он уже не вспоминал. Убийство девушки отдалило утренние хлопоты куда-то в прошлое.
Все обсуждали страшную находку, вспоминали, как еще недавно разговаривали с Ниной – озорной хохотуньей. Вот тут – она сидела, об этом – она рассказывала, над этим – она смеялась. Боня, который успел познакомиться со всеми симпатичными абитуриентками, и который считал, что проявление назойливой заботы импонирует девушкам, вспоминал, как Нина натерла ногу новыми туфлями, он сорвал подорожник, смачно послюнявил его и почти силой налепил зеленый листок на девичью пятку. Борис вспомнил ее белое платье, которое совершенно потрясающе просвечивало. Нина знала об этом, не стеснялась и даже кокетничала.
Евтушенко не знал девушку живой. Перед его глазами стояла неестественно повернутая голова, смятые волосы и маленькое ухо, засыпанные песком. Когда он разглядел эти детали, то снял очки, сжал челюсти и больше не всматривался в то, что откапывали в траншее.
Прошло пару часов. Заколов не появлялся. Сашка решил, что это становится дурной традицией: он ходит пешком, а Заколова увозят на машине. И после таких поездок Тихон долго не возвращается.
И как только он об этом подумал, к общежитию, громко тарахтя не отрегулированным двигателем, подрулил милицейский «уазик».  «Ну вот, Тишку вернули», – улыбнулся Сашка.
Но вместо друга в комнате появился лейтенант милиции и стал приставать: кто, когда и где видел вчера Тихона Заколова? Лейтенант не ограничился одной комнатой, расспрашивал многих жильцов общежития, но получалось так, что со вчерашнего утра и до сегодняшнего экзамена, никто Заколова не встречал.   
Саша прождал Тихона в комнате почти до девяти вечера. Безрезультатно. Вместо ужина он решительно направился в отделение милиции. Там, из обрывчатых фраз дежурного он понял, что Заколов арестован, и его подозревают в убийстве девушки Нины Беловой. Эта дикая несправедливость настолько ошеломила парня, что он словно робот вернулся к общежитию и только тут задумался, как помочь другу?
Подавив волнение, Саша призвал на помощь логику.
Если убийство произошло вчера после консультации рядом с институтом, то следует доказать, что Тихон не мог быть там в это время.
Итак, условие задачи имеется.
Далее строим логическую цепочку. Тихон не был там, потому что все это время находился в гараже. Он был связан и заперт, поэтому ни при каких обстоятельствах не мог отлучиться и вернуться обратно. Подтвердить место заточения Тихона и время пребывания в гараже может только один человек, тот, кто его туда упек. Известно, что этот человек Николай Егорович – отец пропавшей Светы. Следовательно, надо найти Николая Егоровича и убедить рассказать о вчерашних событиях. Тем самым, будет доказано алиби Тихона. 
Ну что же, последовательность действий ясна, осталось ответить на промежуточный вопрос, – где найти Николая Егоровича?
В решении этого вопроса, предположил Сашка, ему должна помочь Наташа. Он подошел к ее комнате и постучал. За дверью сравнительно долго было тихо. Молодой человек постучал еще раз. Послышался испуганный голос:
– Кто там?
– Это я, Саша, из соседней комнаты.
– Ты один? – насторожилась Наташа.
– Да.
– А где Тихон?
– Он в милиции. Его задержали.
– Как задержали? – Щелкнул замок, удивленные глаза девушки показались в проеме.
– Ты же видела! Его менты увезли от института и до сих пор не выпустили. Подозревают в убийстве сегодняшней девушки.
– Нины?
– Ну, а кого же еще?
– Я ее знала, встречала на подготовительных занятиях, – глядя в пол, произнесла Наташа. – Она веселая была. Живая такая, часто шутила. 
Наташа сделала шаг в сторону, и Сашка прошел внутрь. Сзади закрылась дверь, два раза провернулся ключ в замке. Комнату наполнял душный спертый воздух, а окно, тем не менее, было полностью закрыто.
– Давай проветрим, – предложил Сашка, намереваясь открыть окно – на улице уже прохладно.
– Нет, я боюсь!
– Чего ты боишься?
– В окно могут залезть. Тебе хорошо, убивают только девушек.
– Почему во множественном числе?
– А Света?
– С чего ты взяла, что Свету тоже убили? Это не доказано.
– Если бы она была жива, давно бы появилась!
– Это не доказательство. Насчет Светы ничего не ясно, – возразил Сашка. – Так вот, сейчас надо выручать Тихона. Я вообще-то зашел, чтобы спросить, где можно найти отца Светы?
– Зачем он тебе?
– Ах, да! Ты ничего не знаешь. Он вчера в подвале какого-то гаража запер Тихона, связал его и выпытывал, куда делась Света?
– Он тоже его подозревает?
– Что значит – тоже? – возмутился Сашка. – А кто еще?
– Ну, милиция…
– Это бред! После первой консультации Тихон был все время со мной, а вчера весь день провел в гараже! И ночь, кстати, тоже. Чуть на экзамен не опоздал. Это может подтвердить только Николай Егорович.
– Со Светой странно получилось, – замялась Наташа. – Эти трусы, которые оказались у него… Я там была накануне и никаких трусов не видела! Ты веришь ему?
– И ты туда же? Я тебе говорю, это бред! Давай откроем окно, душно. – Саша взялся за раму.
– Нет! – вскрикнула Наташа и попятилась к двери.
– Я смотрю, ты совсем перепугана. – Евтушенко решил подойти к ней, чтобы успокоить.
– Не подходи! – девушка выставила вперед руки, будто хотела защититься.
– Да успокойся, хватит комедию ломать! – повысил голос Сашка. Для его уравновешенного характера, это было равносильно крику негодования. Ему казалось, что Наташа ведет себя неестественно.
В этот момент в дверь резко постучали. Наташа вздрогнула, словно от удара током, и отпрыгнула, остановившись посередине между дверью и Сашкой.
– Кто это? – испуганно спросила она, обращаясь к Сашке.
– Сейчас выясним. – Евтушенко двинулся к двери.
– Нет! – вновь вскрикнула Наташа и уперлась кулаками в грудь парня.
– Как знаешь. – Сашка плюхнулся на кровать. Дерганное поведение девушки ему порядком надоело.
В дверь опять постучали. Наташа на цыпочках подошла и дрожащим голосом спросила:
– Кто там?
– Я, я! Наталья, открой! – это был требовательный голос Николая Егоровича.
– Сейчас-сейчас, – Наташа долго не могла попасть ключом в замочную скважину.
Николай Егорович сразу прошел на средину комнаты, увидел на кровати молодого человека, скривился в брезгливой улыбке и кинул пренебрежительный взгляд на девушку.
– Ты не одна?
– Это Александр, абитуриент. Он из соседней комнаты. Друг Тихона, – неловко, будто оправдываясь, произнесла Наташа.
– Ага, друг! Ты то мне и нужен, – возбудился Николай Егорович.
– Вы мне тоже нужны, – холодно ответил Евтушенко и поднялся.
– Что ты говоришь? Ну, так пойдем?
– Куда? В погреб? Место освободилось? – глядя в глаза мужчине, спросил Саша. – Или вы что-то новенькое придумали?
– Ишь ты какой! – процедил сквозь зубы Николай Егорович. – Поймали твоего дружка! Все! Сидит. Теперь не отвертится!
Сашке не понравился такой тон в отношении лучшего школьного друга.
– Поймите, вы на ложном пути, – попытался объяснить он. – Вы зря его обвиняете, Тихон ни при чем.
– Что? Ни при чем? У меня пропала дочь, ты понимаешь? А этот ублюдок демонстрирует всем ее трусы! Трусы невинной девочки! И он, гад, не говорит, что с ней сделал? Он врет, изворачивается, пытается вывернуться!
– Тем не менее, вы должны понять, Тихон невиновен. – Сашка старался говорить спокойно. – Он хотел найти Свету, поэтому и вел розыск. А подозревают его сейчас в убийстве девушки Нины. Но вы-то знаете, что он не мог это сделать!
– Я ничего не знаю! Я знаю только, что моя дочь пропала, а на других мне наплевать! Если с ней… если с ней, как с этой… Я убью подонка!
– Поймите, пока милиция занимается Заколовым, она теряет время. Милиционеры не ищут настоящего преступника, не занимаются розыском вашей дочери. Вы должны пойти и заявить, что Тихон вчера не мог совершить это убийство. Вы же знаете, где он был. Его надо выпустить и заняться настоящими поисками.
Николай Егорович задумался. Что-то было правильным в словах парня, но что-то и не так.
– А вдруг вы с ним заодно! – вновь взвился Николай Егорович. – Вчерашнее убийство мог совершить ты, чтобы выгородить приятеля. Ведь так?
– Что вы несете? Это чушь! – Сашка не мог понять, как взрослый человек не понимает элементарных логических выкладок. – Вчера я еще не знал, где был Тихон. Этого никто не знал, кроме вас. Я ждал, что он вот-вот придет. Его не надо было выгораживать! Вчера его никто не подозревал.   
– А я? Я его подозревал! И ты совершил убийство, чтобы отвести эти подозрения.
– О! Ну, как вам объяснить? В тот момент я не знал, что вы его подозреваете? Вы увезли его, ничего не сказав. Как еще вам растолковать столь очевидные факты?
Николай Егорович сел за стол и безвольно сложил голову на руки.
– Наталья, – обратился он, не поднимая лица. – Я пришел спросить, был ли у Светы парень? Встречалась она здесь с кем-нибудь? Ну… ты понимаешь, что я имею в виду.
– Нет, – кротко ответила Наташа, стоявшая у двери.
– Сейчас ты можешь говорить правду. Мне уже все равно. Вы тут жили целый месяц, без родительского пригляда. Может, она подружилась с кем-нибудь, или еще чего?
– Нет, мы с парнями не встречались. Мы готовились. Я не обманываю. Света очень хотела поступить в институт. Она задачи решала.      
– Почему ты о ней говоришь в прошедшем времени! – Николай Егорович нервно дернул рукой, столкнув со стола учебники, и поднял голову. В его красных уставших глазах стояли слезы, готовые сорваться на небритые щеки. – Почему все о ней говорят, как о неживой? Где она? Я просто хочу знать: где моя дочь?! Кто-нибудь может ответить!
В комнате повисла тишина. Николай Егорович переводил умоляющий взгляд с парня на девушку. Саша боялся шевельнуться. Наташа застыла, потупив глаза.
В этот момент неестественно громко раздался скрип широко открываемой двери. В комнату деловито вошел все тот же лейтенант милиции, который приезжал сюда днем.
– Першина Наталья? – Лейтенант вопросительно посмотрел на девушку, та молча кивнула. – Вы подруга пропавшей Воробьевой Светланы?
– Да, – еле слышно ответила Наташа.
– Проедемте со мной на опознание, – мрачно изрек милиционер.

 
Глава 16
Опознание

– Что?! – Николай Егорович вскочил, услышав имя дочери. – Что вы сказали? Какое опознание? Что с ней?! Вы ее нашли?
– А вы кто? – лейтенант с подозрением посмотрел на небритого пожилого человека.
– Я ее отец! Воробьев Николай Егорович.
– А документы у вас имеются?
– Конечно, – Николай Егорович судорожно вытащил паспорт.
– Тогда, – лейтенант вернул документ, замялся и отвел взгляд, – тогда лучше поедете вы.
– А я? Я нужна? – робко поинтересовалась Наташа.
– Оставайтесь здесь. Если понадобитесь, вас вызовут.
Лейтенант с Николаем Егоровичем вышли из комнаты.
– Где она? Что с ней? – на ходу задавал бесконечные вопросы отец Светы, стараясь заглянуть в лицо лейтенанту. – Я на своей машине…
– Машину оставьте, мы вас подвезем… – отвечал лейтенант, спускаясь по лестнице. Вскоре их голоса нельзя было разобрать.
Наташа открыла окно. Теплый воздух из комнаты стал давить ей в спину, огибал волнами, перекатывался через подоконник и тянулся вверх, в темноту наступившей ночи. Вверху под лампой фонарного столба мельтешили большие мошки, отбрасывая тусклые блуждающие тени. Внизу под деревьями исступленно стрекотали сверчки. Наташа дождалась, когда нагретая кубатура выдохнула излишки тепла, и в душную комнату стал проникать прохладный воздух с улицы.
Она повернулась к Саше и медленно, словно вслушиваясь в слово, произнесла:
– О-по-зна-ни-е, о-по-знание … Что он имел в виду?
Евтушенко перебрал в уме возможные ответы и остановился на единственном печальном варианте: «Опознание тела». Однако в слух он сказал:
– Уже поздно. Завтра все узнаем.
– Но, вдруг это…, – Наталья стушевалась.
Саша вернулся в свою комнату. Там уже был Борис, переполненный новостями.
– Представляешь, что в городе творится. Чума! Все только об убийстве и говорят. На улице друг от друга шарахаются, девчонок из дома не выпускают, всюду патрули! Но наша мамахен – железная баба. Лизку отпустила, как и обещала, экзамен все-таки сдали. Она мне доверяет, как настоящему мужику. Я был Лизкиным телохранителем. Она трусила и ко мне сама жалась. Ух, как я охранял ее тело! Мне такая работа понравилась. А всюду слухи, слухи… Одни говорят, что это солдаты орудуют, другие, что сексуальный маньяк в приемной комиссии работает. Из Москвы приехал. Раньше ведь здесь такого не было. А кто-то говорит, что уже поймали этого маньяка. Студентом оказался.
– Это они про Тихона, – перебил Евтушенко. – Заколова арестовали.
– Ну и дела! – удивился Борис.
– Это ошибка.
– Конечно… А еще все про Светку вспомнили. Ведь ее так и не нашли.
– Может, уже и нашли, – грустно заметил Сашка.
– Где?
– Ее отца недавно милиционер увез. На опознание.
– Трупа?
– Опознают обычно мертвых, – согласился Евтушенко. – Но вдруг обнаружили девушку в бессознательном состоянии? Поместили в больницу, и надо опознать ее личность. Может, такое быть?
– Во, блин! Да тут может быть все, что хочешь, – согласился Борис.
Тем временем наступила ночь. Ребята легли, но долго не засыпали. Борис, то курил, выпуская дым в открытое окно, то ходил обливаться холодной водой. Сашка ворочался на скрипучей койке, размышлял о сегодняшних событиях и почему-то не снимал очки. 
– Где сейчас Тихон? – тихо спросил он сам себя вслух. – Неужели, в камере, на нарах? Как там?
– Известное дело – хреново, – отозвался Борис.
В этот момент раздались быстрые шаги на козырьке, и кто-то подошел к окну.
– Тихон, ты? – обрадовался Сашка.
На подоконнике появилась темная фигура, перевалилась в комнату и тревожно спросила:
– Мужики, спите?
Это оказался Карен. За ним, как всегда, лез Гамлет.
– Что мы сейчас видели! – возбужденно заговорил Карен. – Заколов сбежал от ментов! Прямо в наручниках. По нему стреляли!

 
ГЛАВА 17
Ночной выстрел

Сержант милиции Федорчук присел на фундамент спортзала спиной к откопанной девушке, достал мятую пачку «Примы». Пальцы торопливо выковырнули последнюю сигарету. Сержант затянулся. Настроение было препаршивое. Лейтенант с водителем укатил, оставив его в кромешной темноте караулить только что найденный труп.
Ну, что за дежурство сегодня выдалось: днем один труп, сейчас – другой, и все в его смену! И девушку эту угораздило найти именно ему. Тыкал, тыкал в песок металлический прут, как приказал лейтенант, и тут – на тебе! И надо же, дурень, не поверил сначала, и еще раз ткнул со всей силы. Второй раз туго пошло.
Когда откопали девушку, сразу увидел две дырки: одна в животе, другая в груди. Наверное, по ребрам прут скользнул, потому и тормознулся маленько. Ну, что за день, а? И хруст этот тихий, но мерзкий, до сих пор в ушах стоит! Он тогда и понять не успел, что это? Так хрустнуло, будто куриные косточки ломаешь. Гадко!
Лейтенант, конечно, хорошо устроился, размышлял Федорчук. Только со стороны командовал, а ему с водителем пришлось девчонку откапывать и руками расчищать. А девчонка молоденькая, полненькая. Сержанту такие пампушечки всегда нравились. Должно быть, симпатичная. Но в темноте и в яме лицо не разглядишь, да и глаза слезятся, сами в сторону уходят. Девчонка не первый день лежит, дух уже пошел. И муравьи, черненькие гады, пищу учуяли, дорожку протоптали. Ужас!
Теперь, вот, один среди ночи. Сиди рядом с трупом, охраняй! А зачем? Уволокут что ль?
Надо подальше отсесть, дух тяжелый. Или это уже от рук?
Черт, и сигарета последняя! Табачок из нее высыпался – быстро скурилась, чуть усы не опалил. Когда же наши подъедут? Тревожно тут как-то, муторно. Нехорошо.
Кто-то идет? Неужели приехали, а вроде, машины не слышал…
Сержант Федорчук обернулся на звук тихих шагов, краем глаза заметил что-то мелькнувшее над головой и в следующее мгновение, охнув, свалился калачиком к стенке фундамента.

Майор Петелин грубо впихнул Тихона Заколова на заднее сиденье «уазика» между двух оперативников. Сам сел вперед.
«Что за тип Заколов?» – думал он. Со всех сторон замазан, а ведет себя спокойно, будто ни при чем. Ну, ничего, сейчас посмотрим, как он ночью на месте убийства у найденного тела запоет. Должен дрогнуть! В таких случаях и тертые калачи скисают. Там я его и дожму. Он у меня признается. Должен признаться! Черт, что за гнусная работа! Сейчас бы водочки засадить два стакана, да на боковую. Жена убьет, если я отпуск сорву. Третье лето здесь на жаре безвыездно сидим.
Тем временем машина подъехала к темному зданию института и остановилась около забора.
– Объезжай кругом и прямо к стройке подкатывай. – Приказал майор водителю.
Вскоре в прыгающем свете фар показались чуть выступающий над землей фундамент, остов недостроенной стены и торчащие вверх бетонные столбы. Машина остановилась. Рядом не было видно ни одной живой души. 
– А где Федорчук? – недоуменно спросил майор, не выходя из машины. Круглая голова вертелась до хруста позвонков. – Его лейтенант Мартынов здесь дежурным оставил.
Майор, как бы раздумывая, медленно открыл дверцу и осторожно вышел. Вслед за ним последовали два оперативника, сидевшие по бокам от Заколова. Тихон тоже решил выбраться на волю. Ему в этом не препятствовали, в наручниках все-таки.
Свет фар выхватывал лишь угол строящегося здания, все остальное тонуло в кромешной темноте.
– Федорчук, ты где? Сержант?! – позвал майор. Не дождавшись ответа, он приказал милиционерам. – Ну-ка, осмотреть тут все! Один слева, другой справа.
Оперативники осторожно двинулись вдоль фундамента и быстро растворились в темноте.
Водитель «уазика», припав к рулю, старался прощупать темноту через лобовое стекло. Майор застыл на месте и напряженно вглядывался в сторону стройки. Что-то ему не нравилось.
Заколов в наручниках стоял около открытой дверцы машины. Он никогда не был здесь ночью, и на какое-то время все происходящее представилось ему нереальной картинкой из жуткого кинофильма. Черная коробка института, торчащие из земли столбы, отвалы песка, врезавшийся в плотную темноту пучок света, наручники на запястьях – все это создавало впечатление чего-то киношного, будто смотришь фильм на большом экране. Действие замерло, но оцепеневшие зрители чувствуют, вот сейчас что-то должно произойти. Страшное и ужасное.
– Вот он! Лежит!– раздался из темноты громкий голос оперативника. – Товарищ майор, нашел!
– Что? Кого? – майор поспешил на крик.
Водитель «уазика» еще ближе припал к лобовому стеклу.
Тихон остался без присмотра и мог спокойно сделать несколько шагов в сторону и исчезнуть в темноте. Но такая мысль его даже не посетила. Застывшая картина пришла в движение, кино обернулось реальностью, проснувшееся любопытство властно потянуло на крик, и он рванулся за майором.
– Что с тобой? Кто это сделал? – Петелин тряс лежащего сержанта, но тот лишь глухо стонал, держась рукой за голову.
– Его ударили! Вот, – оперативник поднял лежащий рядом черенок от лопаты. – Наверное, этим.
– Что ты все руками цепляешь, как бабу за титьки? А отпечатки?  – ругнулся майор и снова обратился к лежащему сержанту. – Где труп, Федорчук?
Сержант вяло махнул рукой за небольшую стенку, около которой лежал. Тихон посмотрел туда. Среди песчаной кучи было вырыто небольшое продолговатое углубление. Тихон наклонился, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в темноте, но там было пусто. Майор в раздражении обошел яму и вернулся к сержанту.
– Там ничего нет. Где тело девушки?
Сержант тупо и испуганно смотрел на майора, и трудно было понять, чего он испугался – крика начальника, или сообщения об исчезнувшем трупе.
– Ну, кто мне все это объяснит? –  зло крикнул майор, зыркая на оперативников. – Что здесь, черт возьми, происходит?! Где труп?!
Оперативники недоуменно пожимали плечами.
Послышался шум приближающейся машины, и к стройке подкатил второй милицейский «уазик». Из него вышли лейтенант Мартынов и Николай Егорович Воробьев.
– Останьтесь пока здесь, – приказал лейтенант Николаю Егоровичу, а сам направился к майору. – Мне надо доложить.
Но отец Светы, ничего не слушая, упорно топал за ним.
– Что здесь происходит? – майор повторил вопрос персонально для лейтенанта.
Мартынов посмотрел на лежащего сержанта, на пустую яму, потом еще несколько раз повертел головой туда–обратно и тихо спросил:
– А где труп?
– Это я тебя спрашиваю, где?! – рявкнул майор. – А был ли он вообще?
– Когда уезжал, был, – растерянно подтвердил лейтенант. – Вот здесь лежал.
– Меня кто-то по голове… – заговорил наконец сержант. – Я тут сидел, курил, и не заметил …
– Да ясно, что по башке получил! – прервал Петелин. – Но от кого?
– Не могу знать, товарищ майор. Сзади… темно…
Сержант, облокотившись на фундамент, непонимающе глядел в развороченную песочную яму.
– Совсем нюх потеряли, – махнул рукой майор. – Как себя чувствуешь, Федорчук? Мутит? Отвезите его в госпиталь, пусть посмотрят.
Два оперативника охотно подхватили сержанта под руки и повели к машине.
– Что за труп? Опиши! – обратился Петелин к лейтенанту.
– Девушка. В платье… – лейтенант замялся, не зная, что еще добавить.
– Девушка? Какая? Как она выглядела? – накинулся на него Николай Егорович. – Как?
– Я не разглядел, темно… Сержант лучше опишет, или водитель, – и он с надеждой посмотрел туда, где стояли автомобили.
– Водителя сюда, – приказал Петелин.
В этот момент машина с раненным отъехала, а двое оперативников вернулись обратно.
– Вы на кой ляд так быстро загрузили? Надо было водителя сперва выслушать! – раздраженно обратился к ним майор. Все шло наперекосяк. Петелин плюнул и от души выругался. – …Искать, черт возьми! Трупы сами не ходят.
– Что за чушь! Что за город! Люди пропадают, трупы пропадают, – закрыв глаза, почти стонал Николай Егорович. – Где моя девочка?
Пока шли разговоры, Заколов огляделся. Какое-то смутное воспоминание не давало ему покоя. Днем здесь все выглядело по-другому.
Ну да, точно! Вот здесь около этой стены сидел солдат. А тень была с противоположной стороны! Чего это он загорать на такой жарище вздумал? Про него еще Мурат в подвале говорил. Как он его называл? Ашот? Точно, Ашот – армянин из стройбата. Он сидел здесь на следующий день после пропажи Светы. Здесь! Около песчаной кучи, где сейчас вырыта яма!
Тихон огляделся.
Вон там, неподалеку, окно в злополучный туалет, которое никогда не запирается. Все сходится! Это он! Как же мы сразу не обратили на него внимание! Надо искать именно его! Ашота!
Тихон решил поделиться догадкой с майором, но тот, вспомнив о главном подозреваемом, сам приблизился к Заколову и рявкнул:
– Ты хотел нам показать это место? Это? – майор тыкал пальцем в яму. – Ты зарыл ее сюда? Признавайся!
– Я ни при чем. Я только предположил, что со Светой могли сделать то же самое, что и с Ниной. – Тихон старался говорить тихо, оглядываясь на Николая Егоровича. Но тот услышал родное имя и вклинился в разговор.
– Что ты говоришь про Свету? Ты все-таки знаешь, что с ней? Скажите мне про нее хоть что-нибудь! – Николай Егорович переводил измученный взгляд с Заколова на Петелина.
– Подтвердите товарищу майору, что я вчера был у вас весь день и не мог появиться днем в институте, – попросил Тихон.
– Вчера... вчера да, был у меня, – растерянно подтвердил Николай Егорович. – Но меня не интересует, что было вчера. Меня интересует моя дочь!
– Тот, кто сделал это вчера с Ниной, – осторожно подбирая слова, говорил Тихон, – мог сделать то же самое и раньше. Но меня вчера здесь точно не было, вы это знаете! А я, тем не менее, арестован. – Тихон показал наручники.
– Разберемся, – грубо прервал его майор. – Может, у тебя есть сообщник!
Майор отошел к машине, оперативники осторожно рыскали по стройке, Николай Егорович растерянно смотрел на яму в песке. Тихон присел на корточки и стал рассматривать натоптанные вокруг следы.
Следов было много, но в мягком сухом песке они имели нечеткие очертания с осыпавшимися краями и отличались в основном размером и глубиной. Тихон обратил внимание на небольшой, но глубокий след на краю ямы. Получается, что человек маленький, но тяжелый. Или держит что-то тяжелое!
Рядом был такой же след, в стороне – еще один.  Потом следы переходили на более твердый грунт и становились менее заметными. Вскоре их совсем нельзя было разглядеть, но появилась небольшая гладкая полоса, будто по земле волокли мешок.
А если незнакомцу стало тяжело, он опустил ношу и дальше волок ее по земле? 
Тихон посмотрел, куда ведет примятая полоса, и с удивлением вышел к знакомой траншее, где днем был обнаружен труп девушки. Он с возрастающим ужасом заметил, что след теряется, а траншея наспех забросана песком. Тихон смотрел на песок, и, казалось, видел под ним распластанное тело девушки. Заколов усилием воли оторвал взгляд от неприятного видения. Траншея упиралась в здание института, где был проем с трубами, ведущими в подвал. Ему показалось, что в кромешной темноте около стены, что-то зашевелилось. Однородная темнота, словно изменила свою плотность и сгустилась.
Тихон пригляделся.
Вот что-то еле заметно блеснуло – неужели чьи-то глаза? – и комок более плотной темноты стал осторожно перемещаться вдоль стены.
Это убийца! Уйдет!
Тихон, что есть мочи, крикнул милиционерам:
– Ищите в траншее! – а сам побежал на перехват подозрительного темного пятна.
– Стой! Куда? – раздался голос майора.
Тихон заметил, что плотная тень остановилась, быстро прошмыгнула назад к траншее и скрылась в подвале. Заколов так же резко изменил направление бега и спрыгнул в траншею.
Сзади опять раздался окрик майора:
– Стой! – Петелин нервно дергал жесткую кожу редко открываемой кобуры. Сегодня после долгого перерыва он взял заряженный пистолет из сейфа. – Стой! Стрелять буду!
Майор, наконец, выхватил пистолет. Вытянутая рука взметнулась вверх. Последовал выстрел. Заколов рухнул. Его тело поглотила траншея.
«Попал», – ужаснулся майор.
   
 
ГЛАВА 18
Дембельский гнев

Карен и Гамлет в этот вечер зашли в часть, где недавно служили, чтобы похвастаться перед земляками, что сдали второй экзамен, а значит, скоро поступят в институт и в будущем станут инженерами по космическим ракетам. Казармы строительной части располагались рядом с институтом за бетонным забором.
Там они узнали, что всех удивил и рассмешил Ашот, заявив, что у него есть невеста.
Ашот был солдатом тихим и скромным. Еще в начале службы ему на голову уронили кирпич. Врачей вызывать не стали, а разрешили пострадавшему пару дней отлежаться в казарме. Парень и так слыл неловким и туповатым, а с тех пор у него начались проблемы с головой. Командиры давно привыкли, что в стройбат брали всех, не вникая, здоров человек или болен, главное, чтобы руки–ноги были целы.  Автомата им все равно не видать, к военной технике не допустят, а таскать кирпичи каждый сможет. Но даже по меркам стройбата Ашот был недоразвитым, а после того случая, его все считали придурком.
В последние недели солдаты ездили работать на отдаленную площадку. Там, как всегда аврально, готовили к сдаче ответственный объект. Ашота отрядили сторожить несколько бетонных плит и стопку кирпичей на временно приостановленной стройке.
Солдаты возвращались поздно. Карен и Гамлет это знали и пришли в часть, когда стемнело. Там со смехом обсуждали любовные похождения Ашота. Ему никто не верил, все требовали живописного рассказа, но Ашот упорно твердил, что красивая девушка сама пришла к нему на стройку, а потом не хотела уходить.
Карен и Гамлет, перебивая друг друга, поведали о страшной находке на этой самой стройке. Пока они рассказывали, лицо Ашота хмурилось, он незаметно пятился, а к моменту окончания и вовсе исчез.
После сообщения о трупе девушки «похождение» Ашота стало восприниматься совсем иначе. Многие вспомнили, что он обмолвился, будто девушка теперь будет ждать его всегда. Всем стало не до смеха.
Карен и Гамлет в очередной раз подробно описывали, как нашли убитую девушку, как ее откапывали милиционеры и с каким страхом остальные абитуриентки реагировали на это. Особенно всех возмутило, что, по слухам, девушка сначала была задушена, а уже потом изнасилована.  Некоторые говорили, что Ашот в последние дни, стал сам не свой. Постепенно армяне разгорячились, заговорили резко, вспыльчиво, совершенно не слушая друг друга, пока кто-то не предложил, найти Ашота и допросить его. 
Все с шумом бросились искать Ашота. Обыскали всю часть, все потайные места и закоулки, но Ашота нигде не было. Это окончательно убедило всех, что Ашот – убийца и насильник.
Дембеля были вне себя от злости. Солдату-армянину да еще из стройбата трудно познакомиться с русской девушкой, а что будет сейчас, когда откроется, что жестокое убийство совершил именно армянин. Да от них все будут шарахаться! Им запретят увольнительные, и это в лучшем случае. Нет, этого нельзя так оставить, надо найти Ашота и самим его наказать!
Кто-то предположил, что Ашот ушел на стройку. Человек пятнадцать дембелей, а с ними и Карен с Гамлетом, несмотря на объявленный отбой, в грозном возбуждении двинулись к институту. Дневальные на проходной остановить их не решились. Когда угрюмые дембеля вышли на пустырь, то сразу услышали крик и последовавший за ним выстрел. Хлопок выстрела на мгновение их остановил и озадачил.
– Убили, – шепнул кто-то.
Это предположение подхлестнул всех, словно кнут. Солдаты плотной толпой ринулись в темноту.

Майор Петелин после выстрела немного оглох, ему давно не приходилось стрелять. «Ранил или убил?» – испуганно гадал он. Когда слух восстановился, Петелин с недоумением расслышал приближающийся тяжелый топот. Из темноты на опешившего майора выскочила толпа солдат-кавказцев с лицами, не обещавшими ничего хорошего.
– Лейтенант, ко мне! – крикнул майор, не зная, чего ждать от непрошенных гостей.
Солдаты полукругом обступили майора. Один из них спросил:
– Где он?
– Кто? – не понял Петелин.
– Этот дебил! Вы в него стреляли?
– Я стрелял в воздух, – стараясь быть спокойным, слукавил майор, однако пистолет держал наготове. – Сбежал подозреваемый Заколов. Я имел право, – пояснил начальник милиции, с досадой прикидывая, сколько бумаг теперь придется исписать.
– Заколов? – из толпы солдат выступил Карен. – Тихон Заколов? Абитуриент?
– Подозреваемый! В тяжком преступлении! – твердо поправил майор и, почувствовав поддержку подоспевших сослуживцев, строго спросил: – А вы здесь по какому делу?
– Ашота ищем, – ответили сразу несколько голосов. – Он девушку убил.
– Откуда у вас такие сведения? – опешил майор. – И кто такой Ашот?
– Наш Ашот. Из стройбата.
– Он убийца?
– Мы так думаем.
– Думать – мало, надо – доказать.
– Мы найдем Ашота, и он сам все расскажет, – уверенно заверил самый мощный из дембелей.
Майор, глядя на орлиные профили и злые глаза, окаймленные густыми бровями, не сомневался, что такая орава заставит говорить кого угодно и что угодно.
– Без вас разберемся. Возвращайтесь в казарму!  – скомандовал Петелин.
Ему не нравилось присутствие среди ночи на месте преступления такого количества неорганизованных солдат. Майор, стараясь быть равнодушным, шепнул лейтенанту:
– Сбегай. Посмотри там, что с Заколовым?
Мартынов понимающе кивнул. Через минуту он возвратился:      
– Товарищ майор, в траншее пусто.
– А где же преступник?
– Видимо, скрылся в подвале.
– Знаю! – рявкнул начальник милиции. Он вновь обрел уверенность. – Обыскать подвал и достать его!
– Он что-то кричал про траншею, – припомнил один из оперативников.
– Для отвода глаз, чтобы нас сбить с толку, – заявил майор.
Солдаты не спешили расходиться.  Они переговаривались между собой.
– Ашот тоже может быть в подвале, – предположил один из них.
– Надо проверить, – согласился другой и двинулся к лазу вслед за милиционерами.
Карен с Гамлетом поспешили в общежитие. Абитуриентам ночные приключения были ни к чему. 
Когда лейтенант Мартынов и наиболее ретивые солдаты подошли к черной дыре над трубами и осторожно примеривались, как туда проникнуть, из глубины подвала раздался совершенно жуткий протяжный крик. Даже толстые стены не могли его заглушить.
Каждый из собравшихся тревожно замер, боясь сунуться первым в пугающую неизвестность.

 
ГЛАВА 19
Кровавая развязка

Тихон Заколов бросился в узкий проем над трубами в тот момент, когда прозвучал пистолетный выстрел. Поначалу он не сообразил, что это был выстрел. Только потом, сопоставив услышанные слова: «Стой! Стрелять буду!», и последовавший звонкий хлопок, он понял, что майор действительно нажал на курок.
«Неужели он целился в меня?» – подумал Тихон, ощущая неприятный холодок в груди. Подгоняемый столь невеселой мыслью, Заколов мгновенно вполз в подвал. Здесь он чувствовал себя в большей безопасности, чем снаружи.
В подвале было темно, но Тихона это не пугало. Он помнил, что многие лампочки просто вывинчены.  Прислушался – тишина. Но ведь именно сюда юркнула черная фигура неизвестного. Как его обнаружить?
Тихон, делая осторожные шаги, прошел к центру комнаты. Он поднял сцепленные наручниками руки и стал искать лампочку. Найти не удавалось. Вдруг, кто-то с сиплым рычанием бросился на него. Тихон дернулся, но увернуться не смог. Последовал сильный удар в плечо. Заколова развернуло, он упал, сбитый с ног. В кромешной темноте большая часть удара пришлась в пустоту. Нападавший, не удержав равновесия, тоже рухнул.
Тихон вскочил, выставил вперед кулаки и машинально попытался принять стойку боксера, готовясь отразить новое нападение. Наручники сильно ограничивали его возможности. Он с тревогой ждал нового нападения. Но противник, взвизгнув, как кошка, потопал вглубь подвала, постепенно набирая скорость.
– Стой! – крикнул Заколов и устремился на звук удаляющихся шагов.
Но шаги становились все быстрее и быстрее, и вскоре перешли в топот убегающего человека. «Как он разбирает дорогу в этой темноте?» – только и успел подумать Тихон, как вдруг своды подвала разорвал жуткий нечеловеческий крик. Такого крика Тихон не слышал даже в фильмах про войну. Он замер, усмиряя мурашки страха.
Шаги смолкли, затухающее эхо нервно дробилось о стены, послышался звук упавшего тела.

Поборов первую волну животного ужаса, Тихон продолжил движение. Он шел, ощупывая вытянутыми темноту. Вдруг лоб натолкнулся на что-то твердое, но легкое. Над головой заскрипела железка. Это оказался плафон из толстого стекла с лампочкой внутри. Тихон наощупь отклонил плафон, завинтил лампочку, отдернул обжегшуюся руку. Глаза зажмурились от яркой вспышки.
Когда он медленно приоткрыл ресницы, то увидел сбоку лежащего навзничь солдата. Вместо правого глаза у него на лице зияло пузырящаяся кроваво-белая дыра, а рот был перекошен в немом крике… 
Тихон посмотрел выше. Из горизонтальной трубы на уровне головы торчал длинный штырь кран-буксы без вентиля, с которого капали густые кровавые кляксы. На этот штырь со всего разбегу и налетел метнувшийся в сторону солдат. Наверное, он хотел затаиться в углу комнаты.
Через некоторое время сзади послышался топот нескольких пар ног. Заколов обернулся. Сначала появились двое солдат стройбата, а затем испуганный лейтенант милиции с пистолетом в руке. Тихон отошел в сторону.
Солдаты, словно натолкнувшись на преграду, неловко остановились, увидев лежащего человека с выбитым глазом. Кровавая пена закрывала половину лица.
– Ашот, – тихо позвал один из них, когда пришел в себя, потом шагнул вперед, боязливо наклонился, пальцы легли на шею. – Он мертв, – прохрипел солдат, отдернув руку.
Все настороженно посмотрели на Тихона.
Заколов попятился, уперся спиной в стену, сполз по ней вниз. Рубашка задралась, голова уткнулась в колени. Он сидел с закрытыми глазами, желая отгородиться от ужасной картины. Но лицо погибшего с омерзительной раной вместо глаза все равно маячило перед ним.
Его окликнули.
Заколов поднял голову и увидел ствол пистолета. Насмерть перепуганный лейтенант уже осмотрел тело, и стоял перед Тихоном. В глазах милиционера отчетливо блуждал страх.
– Заколов, отвечайте немедленно, что тут произошло? – дрожащим голосом спросил лейтенант Мартынов. В его вопросе было больше паники, чем уверенности.
– Он убегал… бежал быстро … и наткнулся… в темноте. Свет я потом включил.
Тихон вдруг ясно осознал, что и этот дикий случай опять могут свалить на него, и принялся сбивчиво объяснять:
– Он напал на меня около входа, сбил с ног и побежал. Я за ним. Я шел медленно, ничего не было видно, а он бежал... Потом я услышал крик, а потом, ввинтил лапочку …
Тихон неожиданно вспомнил, из-за чего сунулся в подвал, и почему преследовал Ашота. Он поднялся, игнорируя пистолет, стряхнул нервозность и заговорил спокойно:
– Этот солдат работал на стройке. Его зовут Ашот. В последние дни здесь был только он. Именно он мог убить и закопать девушек. Обеих. Вы проверили траншею?
– Что? – не понял лейтенант.   
– Он перепрятал труп, перетащил и закопал его на том же месте, где нашли первый. Точнее, где нашли вторую жертву, – поправился Тихон и, видя округлившиеся глаза милиционера, добавил: – Это логично. Я видел след, мою версию надо проверить.   
В подвале появились ощерившиеся стволами оперативники и еще несколько любопытных солдат. Заколов подумал, что майор сюда не пролезет из-за толстого животика, да и погибшего Ашота, хочешь не хочешь, а выносить придется. 
– Основной выход там, – показал Тихон в темный проем. – Только дверь, наверное, закрыта. Надо взломать ее или вызвать Павленко из института. Он знает, где ключи. А лампочки попробуйте подвинтить.
– Все-то ты знаешь, – недоверчиво покосился на Заколова пришедший в себя лейтенант.

Через полчаса в том месте, про которое сказал Тихон, и где только утром нашли убитую Нину, откопали едва забросанный песком труп девушки.
Незримо повзрослевший Заколов, за бесконечно долгие сутки уже привыкший к виду трупов, с неведомым до этого спокойствием и хладнокровием, граничащим с черствостью, внимательно осмотрел безжизненное лицо и первым уверенно подтвердил – это Светлана Воробьева.
Николай Егорович Воробьев, еще час назад шумевший и возмущавшийся бездействием милиции, злившийся на всех на свете, на этот раз окаменело стоял в двух шагах от ямы. Ему задавали вопросы, просили подойти ближе, опознать тело или сесть в машину, но он ни на что не реагировал и неподвижно смотрел на тело в песчаной траншее. Ничто не менялось в его фигуре, только взгляд, сначала живой и сильный постепенно затухал, терял энергию, а потом безвольно погас. Пустые открытые глаза ничего не видели, будто повернулись внутрь. Возможно, он задавал себе вопросы и мучительно искал трудные ответы. Но правильных ответов не существовало. Его тело надломилось и осело на землю.
Заколов услышал беспомощный плач взрослого мужика.

 
ГЛАВА 20
Встреча в камере

Стояла глубокая ночь, когда Заколова запихнули в машину и отвезли в отделение милиции. Его провели по коридору первого этажа, остановили около железной двери с окошком и только тут сняли изрядно натершие запястья наручники. Лязгнула дверь. В камере, куда его втолкнули, лампочка горела ярче, чем в коридоре.
Тихон огляделся, кроме пары двухъярусных нар, деревенского умывальника на стене и ведра с крышкой в углу в камере ничего не было. На нижних нарах кто-то лежал, закрыв лицо одеждой. Дверь с грохотом захлопнулась. Человек приподнялся, сдернул с лица рубашку и посмотрел на вошедшего.
Настороженный взгляд Тихона столкнулся с не менее настороженным взглядом узких казахских глаз. Когда лицо проснувшегося парня выплыло из тени верхней полки, Тихон воскликнул:
– Ты как здесь оказался? – он узнал Мурата, бомжа из институтского подвала.
– Известное дело как, – успокоился Мурат. – Я – человек без документов. А тебя сюда почему затолкали?
– Любят они меня, – пошутил Заколов, подходя к нарам. – Считают, что я к убийствам причастен. Завтра обещали военной прокуратуре передать.
– Ух, ты! – присвистнул Мурат. – Убийства! Я всего полдня на нарах загораю, а в городе такие новости! Что произошло? Кого убили?
Тихону пришлось рассказать о долгом сегодняшнем дне, о найденных телах девушек и о жуткой смерти Ашота.
– Вот такие дела, – Тихон сам удивился, сколько событий произошло с того момента, как он утром с трудом выбрался из гаража.
– Жуть! – покачал головой Мурат. – Три трупа за день! И все хотят повесить на тебя?
– Думаю, разберутся, не дураки же в милиции работают? – с некоторым сомнением произнес Тихон. – Для меня очевидно, что девушек убил Ашот. Сослуживцы подтвердили, что у него крыша давно поехала.
– Крыша? – удивился Мурат.
– Так про голову говорят.
– Куда она поехала? Это же голова!
– Вот с головой у него и не в порядке.
– Ашот мог это сделать, – согласился Мурат. – Я еще тогда вам говорил, чтобы к нему присмотрелись. Видит Аллах, хорошо, что меня Павленко еще утром ментам сдал, а то застукали бы в подвале ночью – не отмажешься.
– Павленко! – удивился Тихон. – Он что, тебя в подвале нашел?
– Не совсем, – поморщился Мурат, вспоминая неприятное. – Я сам сплоховал. Вылез утром на волю и поводок с ошейником с собой прихватил, тот, что вы у меня оставили. Помнишь? Подумал, продам кому-нибудь из собачников. Поводок хороший, крепкий, денег стоит. Как раз экзамен идет, мамаши-папаши около крыльца переживают. Я к ним подхожу, поводок предлагаю, всего за пять рублей. Уже деловой торг начал вести, а тут Павленко из дверей выскакивает, злой такой, взвинченный.  Кто-то его допек, из себя вывел. Кстати, вроде ты перед этим в институт забежал?
– Да. Опоздал я немного. И с Павленко разговор получился неприятный, – припомнил Тихон яростное лицо Владлена Валентиновича около аудитории.
– Вот, этот разъяренный Павленко увидел поводок, впился в него глазами, подбежал, схватил и отнять хочет. Я держу, а он на меня пялится и спрашивает: откуда? Я сразу не допер, ругаться пытался, а потом вспомнил! У него же дог был. Необычный такой, пятнистый, то ли мраморный называется, то ли еще как. Молодая еще псина была, бестолковая, но шустрая и большая. Он его страшно любил, даже в институт приводил. А в самом начале лета этого дога прямо напротив института военный «Урал» задавил. Как Павленко переживал!  Собачка первые минуты еще жива была и так скулила! От этого крика, знаешь, как сердце сжималось? Павленко ее на руках нес, представляешь? И глаза у него безумные были, такие же, как сегодня, когда он у меня поводок выхватывал. Тут я и допер, чей это ошейник. Короче, Павленко меня тоже признал, под локоток в институт затащил и в милицию позвонил. Я объяснить пытался, куда там! Милиция приехала, я – немытый, небритый, без документов. Меня и забрали. Завтра в военкомат отвезут. Выясняли, что меня давно разыскивают. 
– Так это поводок его собаки? – поразился Тихон, вспомнив свои подозрения о садистских наклонностях Павленко.
– Ну да, он ее страшно любил. Наверное, оставил на память. А ты его откуда взял?
– В его кабинете, – думая о своем, ответил Заколов. – Так ты говоришь, что у него взгляд безумный был?
– Ну да. Совершенно безумный. И сегодня, когда меня за руку схватил, и тогда, когда собачка погибла.
– Безумный… Может, у него сдвиг с тех пор произошел. И бывают моменты, когда он себя не контролирует.
– У всех такие моменты бывают.
– У всех? Не скажи…
Уставший Заколов понуро сидел на жестких нарах и смутно вспомнил, точнее ощутил пустым втянутым животом, что последний раз ел пару бутербродов давно-давно, еще вчера утром. С тех пор, кроме соленых огурцов в подвале, да простой воды из-под крана, ничего в рот не брал.
– А как здесь с едой? – поинтересовался Тихон.
– Плохо. Меня сюда утром привезли. Днем ничего не давали, не успели бумаги оформить. А вечером – макароны, хлеб и чай. В умывальнике немного воды есть, – подсказал Мурат.
Тихон подошел к умывальнику, подставил ладони ковшиком и жадно выпил из немытых рук, пока вода не закончилась. Он заглянул внутрь. Большие чешуйки ржавчины сиротливо лежали на дне умывальника.
Заколов примостился на жестких нарах. Что за неудачный день, даже поесть не удалось! И Тротя в общаге не кормленный. Может, Сашка додумается ему таракана подкинуть. С другой стороны, вчерашний день – был еще хуже. Что ни говори, а эта камера гораздо удобнее мрачного погреба. Подумаешь, свет не выключают, зато можно вытянуться, полежать, и во рту, опять же, нет противной тряпки. Да здесь просто санаторий!
– Тихон, – позвал Мурат, – подскажи решение задачи про бутылки.
– Бутылки?
– Ну, помнишь, у меня в подвале. Имеются две произвольные кучи бутылок – больших и маленьких. Из больших к маленьким переставляют некоторое количество бутылок, а потом столько же возвращают обратно. Причем возвращают совершенно произвольные бутылки. Спрашивается: чего теперь больше, среди больших бутылок маленьких или среди маленьких – больших?
– Грамотно сформулировал.
– А ответ? Ты сказал, что одинаково.
– Да.
– А почему?
– Подумай сам. Даю подсказку в виде еще одной задачи. Есть два стакана: один с пивом, другой с водой. Зачерпнули ложку пива и плеснули в воду. Перемешали и вернули ложку воды в пиво. Чего теперь больше: пива в воде или воды в пиве?
– А перемешивали тщательно?
– Не важно, можно вообще не перемешивать. И даже перелить из стакана в стакан несколько раз.
– Странно. А пива и воды в стаканах было поровну?
– Тоже не важно. Главное, чтобы после всех манипуляций количество жидкости в каждом стакане равнялось первоначальному.
– Вот так задачка. Она на пропорции?
– Можно, конечно, ее решить с помощью формул, – Тихон смачно зевнул, – но проще с помощью элементарной логики.
Эх, если бы жизнь подкидывала только такие простые задачки, подумал Заколов и мгновенно заснул.

 
ГЛАВА 21
Что такое наука?

Следующее утро для Заколова началось с допроса в знакомом кабинете майора Петелина. Но в этот раз вместо милиционера, его допрашивали следователи военной прокуратуры.
Петелин находился рядом, но после нервотрепки прошедшего дня и бессонной ночи, в течение которой он регулярно подбадривал организм порциями водки, майор ощущал себя физически совершенно разбитым, однако очень счастливым. А как же иначе? Он за одни сутки нашел серийного убийцу! Пусть даже мертвым. Тот оказался солдатом, и, следовательно, теперь это дело военных. И пусть сейчас они во всем разбираются и составляют бесконечные бумаги. А ему пора с женой и дочерью ехать в отпуск, в деревню, где есть зеленая трава, дойные коровы, самогон, лес и грибы, а не эта пыльная жаркая пустыня.
Начальник милиции дышал в сторону от военных и благостно думал, как сегодня вечером проставит отходную перед сослуживцами. А ночью – в поезд! Там и отоспится.

В середине дня, после однообразных бесконечных вопросов, Тихона выпустили. Около здания милиции его поджидал Евтушенко.
– Ну, наконец, – обрадовался друг. – Ты случайно не ранен? А то армяне говорят, что в тебя стреляли.
Расплывшись в глупой счастливой улыбке, Тихон замотал головой. Сашка недоверчиво осмотрел его грязную одежду и предложил:
– Тебе надо помыться и переодеться.
– Нет, – возразил Тихон. – Сначала надо пожрать. Если бы ты знал, как я хочу есть. Столовка сейчас работает?
– Как раз обед, – ответил Сашка, посмотрев на часы.
– Ну и отлично!
В душной, словно сауна, столовой, Тихон хлебал кислые щи, глотал слипшиеся макароны с котлетой, пил теплый компот, вылавливая кусочки непонятных сухофруктов, и думал, как же все вкусно! А еще два дня назад местная еда ему казалось ужасной. Как он заблуждался! Главное не вкус пищи, а аппетит едока.
А потом был душ с холодной водой и едким шампунем. И сладкая дрема на железной кровати, такой мягкой, такой удобной. Тихон слушал, как Борис подстраивает струны и подбирает песню, пробуя разный тембр голоса. И каждый раз у него получается все лучше и лучше. Нет, в общаге все-таки здорово!
Тихон открыл глаза от непонятного удара. Сашка бухнул на стол трехлитровую банку разливного пива.
– Больше часа отстоял. Все без очереди прут! Никакого порядка, одна ругань. Но я купил, – похвастался Евтушенко.
– Отлично! – встрепенулся Борис. – Поставь под кран, пусть охладится. Я сейчас воблу стрельну. Тут близнецы живут, они запасливые.
– Нет, я ждать не хочу, – возразил Сашка. – Когда в очереди стоишь, желание, знаешь, как усиливается?
– Это интересный вопрос, – приподнялся на кровати Тихон. – Какова функциональная зависимость желания от времени? Сначала желание растет, в какой-то момент наступает насыщение, точнее, изнеможение организма от желания. Скорость роста замедляется, производная функции стремится к нулю и тут должна быть точка перегиба: от роста функции – к падению. Согласен?
– Ты знаешь, у меня желание только росло, – признался Сашка. – И чем ближе к окошку, тем заметнее. Так что речь нужно вести о двух переменных: времени и расстояния до точки исполнения желания.   
– Это логично, – согласился Тихон. – Но, если скорость движения очереди постоянна, то расстояние до окошка зависит только от времени, и в этом случае, функцию опять можно свести к одной переменной. Вот смотри, – он вскочил и быстро набросал на тетрадном листке предполагаемый график желания от времени.
– А можно еще вот так, – вмешался Сашка, выхватил у Тихона ручку и стал писать на другом листочке. – Если ожидание затягивается, то после роста следует спад функции с отрицательным коэффициентом.
– Точно! И этот коэффициент зависит от индивидуальных особенностей человека, как плотность у металлов.
– Согласен. Надо придумать коэффициенту название.
– Коэффициент терпения.
– Или раздражения.
– Мужики, вы чего? – встрял Борис, ошарашенный научной беседой. – Мы же собрались пить пиво? А вы – закономерность, коэффициент – и графики с формулами.
– Одно другому не мешает. Для чего люди вместе за столом собираются? Не только для того чтобы пиво пить, а чтобы делиться умными мыслями.  – Тихон расчистил место на столе. – Понимаешь, любой процесс или явление можно описать математически. Математика – это язык всех наук.
– Отсюда следует, – подхватил Сашка, – если где-то не применяют математику, то это не является наукой. Возьмем, к примеру, медицину, которую некоторые ошибочно считают наукой. А это всего лишь многовековой опыт лечения. Попробовали так – не помогает, попробовали по-другому – помер! Ну, извините, в следующий раз еще что-нибудь придумаем.
– А фармацевтика? – возразил Тихон. – Там есть формулы.
– Ну, фармацевтика – это скорее раздел химии, а не медицины.  Или, например, история. Это наука, или нет?
– История – это совокупность фактов, которые каждое общество интерпретирует, как ему выгодно. Кроме дат, там других цифр нет.
Ребята разлили пиво по стаканам, сделали по глотку и только принялись чистить воблу, как в комнату ворвался Боня.
– Вот вам еще одно неисследованное явление, – кивнул Борис. – Как только у нас что-то вкусненькое – он тут как тут.
– Привет, – поздоровался Боня, не обращая внимания на слова Бориса. – У вас стакан еще есть?
– Это называется – нюх! – предположил Тихон, наблюдая за Боней. – У него, наверное, чрезвычайно развито обоняние.
Боня тем временем нашел кружку и уселся вместе с ребятами.
– Я только пришел в общагу, – сообщил он, отламывая рыбный хвостик. – В кино ходил. Все так рады, что маньяка поймали. Девчонки опять гуляют. Только о маньяке и говорят. Каждая рассуждает, как бы она от него отбивалась. Рыбка хорошая, – похвалил он, мусоля хвостик во рту. –  А еще, девчонки возмущаются, ну ладно бы изнасиловал, а зачем душить? А я им говорю, вы армян не знаете, тем более – стройбатовцев. Там не один такой. А они – да ты что, откуда знаешь? А я говорю – вот увидите! Будут еще трупы!
– Что ты такое знаешь? – недоверчиво поинтересовался Сашка.
– Ну, ты, как девчонка! – засмеялся Боня. – Я просто так трепался. Пугал. Случаи всякие стал рассказывать, насочинял…  С девчонками всегда так надо. Учитесь, пока я жив! Когда они боятся, то больше тебя ценят. Ты для них – защитник. Под ручку берут и бочком прижимаются. Я с двух сторон был облеплен.
– Народ хоть успокоился? Чего болтают про маньяка? – спросил Борис.
– Многое болтают. И девчонки, и мамаши с папашами. Говорят, что сами армяне-дембеля его и растерзали. Глаза выкололи, мужское хозяйство отрезали и собакам скормили. А другие уверены, что его менты порешили. У них тоже дочери есть. А некоторые жалеют, что его убили. Говорят, лучше бы сначала был суд. На убийцу бы посмотрели, ему все равно бы расстрел впаяли. Закурить есть? – обратился Боня к Борису.
У Бориса водились американские сигареты, которые доставала мать-переводчица, работавшая на «Мосфильме». Многие стремились их попробовать, и даже пустые пачки просили не выбрасывать. В некоторых комнатах общаги в качестве изысканных элементов дизайна висели на стенах пачки «Мальборо», «Кемел», «Винстон», «Ротманс» и других сигарет, которые в магазинах не продавались.
– «Ява», – протянул Борис пачку.
– Явская? – переспросил Боня, выуживая сигарету.
– А то! Московская, – подтвердил Борис.
– Хорошо живете. – Боня выдыхал сигаретный дым прямо на стол.
– Отойди к окну, – попросил Тихон.
Ни он, ни Сашка не курили. В школе они пробовали, но потом сделали вывод, что курение – совершенно неестественно для человека. В природе ничего подобного нет. Ни одно животное дым сознательно не глотает. А раз так – это абсолютно тупиковое занятие в процессе эволюции человечества. Курение появилось всего несколько веков назад, и в скором времени, несомненно, исчезнет. Разумная часть человечества от него обязательно откажется. А таких людей, согласно выведенным друзьями законам эволюции, с каждым десятилетием должно становиться все больше и больше. 
В комнату вошли явно озабоченные Карен и Гамлет. На этот раз они появились не как обычно – через окно, а как нормальные люди – через дверь.
– В части были, у земляков, – начал рассказывать Карен. – Туда не пускают. Все командиры в казармах, начальство прикатило, всем втык делают, а следователи шмон устроили. И все из-за Ашота.  Расскажи, кто его укокошил? – обратился он к Заколову. – Ведь ты там был. 
– Он сам, – нехотя ответил Тихон. Ему неприятно было вспоминать события вчерашнего дня. Он выговорился с Сашкой, и как будто закрыл прочитанную книгу с отталкивающими картинками, не желая к ней возвращаться. – В его смерти никто не виноват. Он сам по-глупому погиб.
– А что со вторым трупом? – не унимался Карен. – Мы там были, когда милиционер в тебя стрелял, но сразу же ушли. Там всех могли замести. Говорят, вторую девушку откопали в том же самом месте?
– Да. Ее Ашот туда перетащил, – подтвердил Тихон.
– Обалдеть! – воскликнул Боня, выпучив глаза. – Настоящий маньяк!
– Что дурачок – это правда, – в раздумье произнес Карен, – а вот, что сексуальный маньяк…
– Тихий он был, всех боялся, – добавил Гамлет.
– В тихом омуте – черти водятся! – назидательно сказал Борис.
– Девушек он стороной обходил, понимал, что неинтересен для них. И слабый он был.
– А что, много сил надо, чтобы девчонку задушить? Чик – и все!
– Больной он был, – согласился Карен. – Неизвестно, что у него в голове творилось.
– Но умудрился как-то девок укокошить, – Боня не забывал пить пиво. – Псих – одно слово! Его бы сейчас сюда! Придушил бы гада собственными руками. Такие девчонки были! Такие девчонки!
– Разливай на всех, – Борис показал Боне на банку с остатками пива, – у тебя глаз – алмаз!
– Нет-нет, нам не надо. Мы пойдем, – заторопились армяне.
– Своего выгораживают, – сказал Боня, когда армяне вышли. – Что мне нравится у кавказцев, они за земляка горой стоят. Не важно: плохой он или хороший. Даже когда уже доказано, что именно он – убийца.
– Доказано, не доказано… – задумался Тихон, и, возвращаясь к предыдущей теме, спросил Сашку: – А криминалистика – это наука?
– Мудреное слово, – с важным выражением лица отозвался Борис, потягивая пиво.
– Криминалистика – исследование криминала … –  стал размышлять Сашка. – Наверное, статистические методы там применяют.
– Да одни у них методы! – возмутился Боня. – Первого попавшегося хватают, в камере маринуют и прессуют. На тебя убийство повесить хотели? – посмотрел он на Тихона.
– Майор сначала хотел, – согласился Тихон. – Но один факт – не показатель. Статистика оперирует абстрактными средними значениями, а каждый человек индивидуален. Тут нужны точные факты.
– А факты добывают следователи, – подхватил мысль друга Сашка. – Интересно, следователь – это от слова «следить», следовать по следам, или от слова «следовательно»? То есть, человек, делающий выводы?
– Хороший следователь, скорее всего и то, и другое, – убежденно произнес Тихон. – Нам надо эту мысль взять на вооружение. Ты правильно вопрос сформулировал. Грамотно поставленный вопрос наполовину решает задачу. Как ты сказал? Следовать по следам и делать выводы… 

 
ГЛАВА 22
Не пейте в жару лимонад

После двух ужасных ночей в подвале гаража и на нарах в милиции Заколов был уверен, что проспит до середины дня. Но ранним утром он, как ни в чем не бывало, проснулся и собрался, было, идти на привычную зарядку, однако, поиграв мышцами, решил дать организму возможность отдохнуть и набраться сил. К тому же, надо было настроиться на предстоящий экзамен по физике.
Предыдущий экзамен по геометрии он сдавал во взвинченном состоянии и прекрасно понимал, что больше четверки не получит, а значит, с мечтой о досрочном поступлении в институт можно распрощаться. Это не беда. Главное, чтобы Павленко не вздумал мстить за вынужденный наглый шантаж, тогда об объективных оценках можно и не мечтать. Владлен Валентинович, как председатель приемной комиссии, наверняка, обладает большими возможностями.
Ну что ж, сегодня объявят результаты, и многое прояснится.
В институте опять было многолюдно, но в целом без суеты и истерики. Все больше обсуждали зверские убийства, чем полученные оценки.
Заколов не стал заходить внутрь, а остался ждать Сашку на ступеньках при входе. Многие косились на него и перешептывались. Неподалеку судачили Лиза и ее мама, та самая женщина на «Москвиче», которая так вовремя подвезла Тихона на второй экзамен. Видимо, сегодня они приехали раньше и уже знали результаты.
– Ну вот, опять трояк схватила, – укоряла она дочь. 
– Мам, ну я старалась, – оправдывалась Лиза. – Все же три балла, это не двойка. Ты погляди, сколько человек двойки получили!
– Я видела. Всего восемнадцать. Прошлый раз больше было. Дураков уж видно не осталось.
– Вот, я выходит лучше их! А то ты так говоришь, будто я самая большая дура. – Лиза надула губы.
– Да уж, умная, вижу! – Женщина отстала от девушки и тихо затараторила под нос, – Восемнадцать, восемнадцать…
Тихон решил подойти и поблагодарить за ту поездку, но со стыдом осознал, что даже не знает имя женщины.
Из дверей института вышли Евтушенко и Махоров. Тихон молча устремил вопросительный взгляд на друга.
– Четверка, – сказал Сашка и для ясности добавил, – и у тебя, и у меня.
У Тихона, как груз с плеч свалился. В глубине души он опасался несправедливых действий Павленко.
Борис в развалку подошел к Лизе и ее маме.
– Ну, ухажер. Что у тебя? – деловито поинтересовалась женщина.
– Три, Валентина Герасимовна, – с небрежной улыбкой ответил Борис.
– Ну, вот, два сапога – пара, – озабоченно покачала головой мать Лизы.
Тихон, услышав имя женщины, которая ему помогла, подошел и искренне поблагодарил:
– Еще раз спасибо, Валентина Герасимовна. Вы меня выручили, когда подвезли на экзамен. Я бы не успел.
– Что отхватил, в итоге? – с интересом посмотрела на него Валентина Герасимовна.
– Четверку.
– Умеют же некоторые, а ведь был сам не свой. Разодранный весь, всклокоченный.
– Это мой сосед – Тихон, – вставил слово Борис. – А это Сашка.
– Помню я его. За первый экзамен пятерку получил. У меня память на лица хорошая, – кивнула Валентина Герасимовна и повернулась к дочери. – Вот с кого надо пример брать, Лиза. – Она нахмурилась и сурово отчеканила: – Чтобы к шести часам дома была, как штык! Пока отдохни, проветрись, а вечером за учебники, и завтра безвылазно весь день готовиться будешь! Только на консультацию в институт и обратно. Я тебя сама подвезу и заберу, чтобы время зря не теряла. Все, я пошла.
– Да, мам, – пискнула Лиза.
– Строгая, – посочувствовал Сашка, когда Валентина Герасимовна удалилась на значительное расстояние.
– Это разве строгая! – возразил Борис. – Гулять со мной отпускает, даже по вечерам. Другие мамаши, вообще, своих чад на коротком поводке держат, тем более сейчас, когда в городе такое. А эта, ничего, рассудительная баба, говорит, маньяк, только на дур кидается, а моя доченька – не дура, ее на мякине не проведешь. Правда, Лиз? – и Борис с лукавым видом приобнял подругу.
– Света тоже не была дурой, – вмешалась в разговор, незаметно подошедшая Наташа. – Она от каждого парня шарахалась, в разговоры не вступала.
Ребята умолкли.
– Да, я понимаю, – растягивая слова, произнес Сашка только для того, чтобы заполнить неловкую паузу.
Наташа стояла на высоком крыльце института, а Заколов расположился прямо под ним. Тихон с умилением смотрел на девушку. Такую стройную, воздушную, словно парящую. Короткое легкое платье прикрывало бедра лишь наполовину. Снизу загорелые ноги виднелись почти полностью, и Тихон с трудом отвел взгляд от колышущегося края. Он посмотрел девушке в лицо. Наташа сменила грубые очки с диоптриями на дымчатые в тонкой оправе. Светлый локон волос, освобожденный от заколки, изящной рассыпчатой дугой прикрывал часть лица, отчего взгляд девушки казался загадочным и таинственным. 
– Как успехи? – спросил он, удивляясь, насколько сильно одежда и детали прически меняют внешность девушек. 
– Трояк! – отрезала Наташа, ничего не добавив и не оправдываясь.
– Ладно, еще два экзамена впереди. Хочешь, к физике вместе готовиться будем? – предложил Тихон.
– Помоги спрыгнуть.
Ладошки девушки легли на плечи Тихону. Ему пришлось поддержать Наташу за талию. Она прижалась, обожгла мимолетным прикосновением щек и соскользнула на землю. У Тихона перехватило дыхание, и легкий пожар смущения заалел на лице. Оправив платье, Наташа скромно встала рядом, слегка касаясь открытым плечом мускулистой руки парня. Ее глаза с вызовом смотрели на Лизу.
– Ну что, смотаемся в кино? – предложил Борис, лениво обнимая Лизу, но в то же время, с интересом поглядывая на стройную Наташу. – Там прохладно и темно, – продолжил он, и первым рассмеялся получившейся рифме.
– Точно, в кино! – поддержала его Лиза.
– Нет, – возразила Наташа и выразительно посмотрела на Тихона. – Я буду заниматься. Поможешь?
– Ноу проблем! Всегда к твоим услугам, – бодро ответил Тихон, почувствовав инстинктивное соперничество между девушками.
Ему больше нравилась худенькая живая и трепетная, всегда разная Наташа, чем фигуристая, но холодная и не эмоциональная Лиза. Ему захотелось морально поддержать Наташу, он вспомнил ее недавние страхи и крепче прислонился к ней, но обнять рукой, как Борис свою девушку, не решился.
Борис в обнимку с Лизой потопал к кинотеатру. Им было все равно, какой будет фильм. Тихон, Наташа и Сашка проводили взглядами их слившиеся фигуры и направились в общежитие.
Когда они проходили мимо киоска, где продавали газированную воду, Наташа предложила:
– Давайте попьем, мне так жарко.
Подобных киосков в городе было немало. Здесь продавали холодный лимонад в маленьких стеклянных кружках – по пять копеек, и в больших пол литровых – по десять. В первые дни после приезда из-за непривычной жары Тихон и Саша, как одержимые покупали газировку в каждом киоске. Холодная пузырящаяся жидкость приятно заполняла рот, охлаждала зубы, пружинистыми рывками стекала по горячему горлу и на мгновение дарила желанную прохладу. Но как только губы отрывались от кружки, и остатки газа ударяли в нос, все блаженство заканчивалось. Снова становилось жарко, и вдобавок, по всему телу обильно выступал пот, будто неведомая сила выдавливала изнутри только что выпитую воду. Тело становилось влажным, липким, и снова чудовищно хотелось пить. Ноги сами несли к следующему киоску, а там все повторялось.
Ребята быстро уяснили, что в разгар жары лучше перебороть первое желание и пройти мимо манящей воды. Тогда организм оставался сухим и бодрым и с каждым днем все лучше приспосабливался к сухому воздуху. Только, когда с приходом вечера исчезал палящий зной, можно было пить холодную воду действительно в удовольствие, без липкого обильного пота.
Но все это не хотелось сейчас объяснять Наташе, и Тихон купил каждому по маленькой кружке лимонада. 
Как только Заколов допил воду, за его спиной, раздражающе визжа тормозами, остановилась машина. Тихон тут же узнал характерный звук милицейского «уазика».   
– Заколов! – требовательно позвали из машины.
«Опять! – мгновенно огорчившись, подумал Тихон, – Ну, что им еще надо?»

 
ГЛАВА 23
Новые вопросы

Заколов грустно переглянулся с Евтушенко и направился к милицейской машине. В руке болталась пустая кружка. Все боковые стекла в «уазике» были сняты. На переднем сиденье вытирал пот знакомый лейтенант милиции. Поправив фуражку на влажных волосах, он кивнул на заднее сиденье:
– Садись, поболтаем.
Из киоска закричала продавщица:
– Эгей! Ты куда? Кружку верни!
Тихон отдал кружку, но садиться в дышащую жаром машину не захотел. Рядом в напряженном ожидании стояли хмурый Саша и растерянная Наталья. 
– У вас в машине жарко, – пояснил Тихон и без энтузиазма поинтересовался: – Опять к себе повезете?
– Нет-нет, – торопливо заверил лейтенант, вышел из машины и одернул прилипшую к спине рубашку. Под мышками у него красовались влажные разводы с побелевшей кромкой. – Я случайно тебя увидел. Остановился. Решил просто кое о чем поговорить. Погоди, я тоже воды попью.
Он купил большую кружку, жадно выпил половину и прислонился к стенке киоска с теневой стороны.
– Тут вот какое дело, – хмурый лейтенант оглядел расположившихся рядом ребят. – Вы, подруга погибшей? – обратился он к Наталье и, не дожидаясь ответа, перевел взгляд на Сашу: – А вы, одноклассник Заколова, из общежития? Ну, тогда вы тоже в курсе событий.  Я вот о чем думал все это время. Прокуратура дело скоро закроет, все трупы на рядового Еризяна повесят. Благо, он тоже погиб, хотя при странных обстоятельствах и, главное, абсолютно вовремя.
Лейтенант пристально посмотрел на Заколова, словно чего-то ожидая. Тихон с холодным равнодушием молчал. До сих пор встречи с милиционерами ничего хорошего ему не приносили.
– Но я не об этом, – спохватился лейтенант. – Я вот чего хотел спросить. А кто там жил, в подвале под институтом? Там явные следы пребывания человека.
Тихон молчал. Лейтенант глотнул лимонад и хитро прищурился:
– А ты, Заколов, ориентируешься в институтском подвале слишком хорошо. Ты раньше там бывал?
– Залезал, – после некоторого раздумья подтвердил Тихон, – когда Свету Воробьеву искал. Мы вдвоем с Сашкой были, но никого там не видели. А вы думаете, что солдат Ашот ни при чем?
– Факты против него. Он сержанта ударил черенком лопаты – остались его отпечатки пальцев. Труп Воробьевой перепрятал. Есть неопровержимые улики. Более того, на одежде убитой Нины Беловой обнаружены частички его стройбатовской формы. И многие свидетели подтверждают, что он был душевно больным человеком с неадекватной реакцией. Но некоторые, хорошо знавшие Ашота, говорят, что это был тихий спокойный солдат. Как говорится: мухи не обидит.
– Но ведь он девочек изнасиловал, – нахмурилась Наташа.
– Нет! – отрезал лейтенант. – В том то и дело, что нет! Светлана Воробьева, как установили эксперты, не была изнасилована, она осталась девственницей.
– Да?! – воскликнула Наташа.
– Да, – подтвердил милиционер. – Ее ударили по голове и задушили. И со второй жертвой – Ниной Беловой, поступили также. Жертва она вторая, но нашли ее первой. Она не была девственницей, поэтому и подумали сначала об изнасиловании. Когда при подобных обстоятельствах погибает красивая молодая девушка – это всегда первая версия. Но уже потом точно установили, что в день смерти никакого проникновения внутрь ее органов не было, – тщательно подбирая слова, сказал лейтенант и раздраженно допил воду из кружки. – Так все-таки, знаете, кто проживал в подвале?
– Нет, не знаем, – ответил Тихон, глядя на Евтушенко. – Может, Ашот туда лазил.
– Может, Ашот. Может, еще кто, – неопределенно согласился лейтенант, поглядывая на Заколова. – Ну ладно, если что-то вспомните, звоните. Моя фамилия, Мартынов.
Лейтенант отнес кружку продавщице. Та, испуганно открыв рот, пялилась во все глаза куда-то в область кокарды.
– Товарищ, Мартынов, – обратился Тихон к лейтенанту, когда тот садился в машину. – А парень, казах, с которым я сидел в камере, он, где сейчас?
– Хулиган? Федорчук, ты задержанного в военкомат отвез? – спросил лейтенант водителя машины.
– Отвез, – подтвердил сержант, поправив повязку из бинта под милицейской фуражкой. – Передал все чин чином, под подпись. Только он шустрый оказался, убег оттуда. Служить не хочет.
– Ишь, ты! – присвистнул лейтенант, и машина тронулась.
Ребята стояли молча, осмысливая услышанное.
– Погодите, – раздался голос из киоска. Упитанная продавщица насколько могла, высунулась из окошка, круглое лицо выражало недоумение: – Я не понимаю. Если девушек не насиловали, то зачем же их убивали?
Тихон припомнил, что из-за жары, заднюю дверь в киосках держали открытой. Продавщица слышала, о чем говорил лейтенант. Ответить Тихону было нечего. Прямой вопрос его самого поставил в тупик.
Наташа после разговора расстроилась. На ее глазах появились слезы, которые не просыхали всю оставшуюся дорогу до общежития.
– Мне опять страшно, – расплакалась она и заперлась в своей комнате.
 
– Ты, почему про Мурата не стал рассказывать? – поинтересовался недовольный Сашка у Тихона, когда они остались одни.
– Сначала я сам не понял, почему умолчал про него. Спонтанно получилось. – Тихон мерил шагами комнату, сцепляя и расцепляя пальцы рук. – А сейчас начинаю понимать, что это из-за того, что я сам был на месте обвиняемого. А доказывать, что ты не верблюд – очень тяжкое занятие. Менты какие-то упертые, не верят ничему, не понимают элементарной логики.  Ты виноват – и все! Признавайся! Не хочу, чтобы кого-нибудь еще незаслуженно обвинили в этих убийствах.
– Но разобрались все-таки, отпустили тебя. Может, лучше было сказать правду? – продолжал настаивать Сашка.    
– Меня отпустили, теперь другого на мое место найдут. Не доверяю я милиции.
– А вдруг, Мурат виновен? Вдруг, он использовал Ашота в своих целях. Мы про Ашота знаем только с его слов, он мог очернить его.
– Но есть же доказательства. Отпечатки. Частицы одежды. Лейтенант ведь говорил об этом.  Да я же в ту ночь там был! Я убежден, что Ашот перепрятал труп Светы. А потом и на меня, кстати, напал.
– А на меня напал Мурат, – заметил Сашка. – Ведь теоретически он мог это проделать с девушками. Так?
– То-то и оно, что у него, скорее всего, нет алиби, и ему трудно будет доказать свою невиновность. Мне кажется, он ни при чем. Ты же его видел. Да и с какой целью он это делал?  Должен же быть какой-то смысл в этих убийствах? –  Тихон поежился, словно от мороза. Как легко он произносит в последние дни это мерзкое слово – убийство.
– Мотивы могут быть разные, – рассуждал Саша. – Например, Мурат разозлился на то, что его выгнали из института и не разрешили поступать вновь. А эти беззаботные благоустроенные девушки на его глазах сдают экзамены, и скоро станут студентками. Месть, разве не повод?
– В этом случае, он должен был мстить преподавателям! Тому же Павленко, например. Мурата отчислили давно, он уже перегорел и смирился. И ты знаешь, я не верю, что человек, увлеченный решением логической задачи, способен на убийства.
– Ты о чем?
– Помнишь, я бутылки в подвале переставил? Мурат до сих пор разбирается с перемешиванием бутылок и жидкостей. Мы об этом в камере говорили.   
– Ну, тогда… Э-э! Чего тут рассуждать, – махнул рукой Сашка. – Чужая душа – потемки. Все уверены, что убийца Ашот – пусть так и будет. А сделал он это потому, что сумасшедший! Тут и объяснять ничего не надо, какой спрос с психа? Тем более, что он сам себя вынес смертный приговор.
Тихону не понравилась скрытая ирония друга.    
– Хорошо, если так, – без былой уверенности согласился он. – Хорошо, если убийца мертв.

 
ГЛАВА 24
Ответный выстрел Заколова

Продавщица лимонада, видимо, оказалась разговорчивой, и наверняка в этот день у нее было много покупателей. Вечером уже весь город знал, что девушек убили просто так, не изнасиловав. Почему-то эта новость вызвала еще больший ужас, чем раньше, когда все были уверены, что действует сексуальный маньяк. То, что не находило разумных объяснений, еще сильнее пугало людей своей неопределенностью. Все это породило новый слух, что солдат-армянин совсем не главный преступник, а лишь бездумное орудие в руках таинственного злодея.
Боня, без устали и стеснения ходивший в гости к многочисленным знакомым и малознакомым людям, в перерыве между визитами забежал к ребятам, плюхнулся на кровать, и в сотый раз за сегодняшний день выпалили:
– Нет, что за козел этот армяшка? Задушил таких девчонок, таких девчонок! Конфетки! И впустую! Не воспользовался! Ну ладно еще Света, но Нинка? Ведь Нинка – красотка! На такую взглянешь – и все у тебя о-го-го… Ну, он точно – полный кретин!
– А может, это и не он, – зевнул Борис, с которым ребята давно обсудили все версии.
– Может, и не он, – сразу согласился Боня. – Теперь говорят, что там целая банда действовала: армяне, казахи… Но все равно, ни фига не ясно! Нет, я могу понять: напал человек на красивую девчонку, изнасиловал, испугался, что она заложит и задушил! Из-за чего еще могут убить? Ну, из-за денег или по хулиганке. А тут, ничего похожего! У девчонок и брать было нечего, кроме этого... ну, тела… Народ и возмущается!
– А что, было бы лучше, если бы их перед убийством зверски изнасиловали?  – хмуро спросил Сашка.
– Ну, при чем тут зверски! Скажешь тоже! Я ведь не про то, и не мои это слова – народ болтает, – оправдывался Боня.
– Давайте закроем тему, – предложил Тихон. – Все позади, прокуратура разобралась, незачем мусолить пустые догадки. Ведь новых фактов нет. Лучше учебник по физике почитаем.
– Ну, ты даешь, – удивился Боня. – Какая тут физика!
И правда, сосредоточиться на задачах никому не удавалось. Заколов хмуро пролистал учебник, потом сходил к Наташе и пытался быстро разложить ей по полочкам тему «электричество». Но у девушки был такой отстраненный вид, что он прекратил усилия, да и сам заметил, что мысли часто возвращали его в ту ночь к злополучной траншее с двумя трупами и в подвал с мертвым Ашотом.
Он вспоминал и Мурата. Странный все-таки тип! Мелькнула мысль, раз Мурат имел зуб на Ашота, то мог подстроить его гибель, а потом незаметно исчезнуть. Но, поразмыслив, Тихон откинул эту версию как невозможную. Мурат в тот вечер уже сидел под арестом в милиции.

На следующий день в институте была консультация по физике. Прошла она быстро и как-то вяло. Памятуя о прошлом, после консультации все сразу разошлись, никто не стал задерживаться и задавать дополнительных вопросов. Все старались поскорее покинуть угрюмое и пустое задание. Никто не уходил один, шли либо парами, либо целыми компаниями. Многие абитуриенты приходили и уходили в сопровождении родителей. Получалось, что хотя официально преступник обезврежен, в городе сохранялось нервозное напряжение. Некоторые были уверены, что нападения повторятся.
Заколов и Евтушенко поджидали Наташу около дверей института. Она вышла одной из последних. Тихон радостно улыбнулся и пожурил:
– Наташ, почему так долго?
– Шпаргалки прятала, – довольная проделанной работой ответила Наталья. – Я их снизу к крышке стола кнопками приколола. Сразу в двух аудиториях! Неизвестно ведь, куда завтра направят. Столы запомнила и постараюсь за них сесть. У меня все формулы в голове перемешались! Без шпор не сдам.
– Ловко! – удивился Тихон. – Но лучше бы выучила, не так это сложно. 
При выходе с территории института, около злополучной стройки к ним присоединился Борис.
– Лизку мамахен на машине увезла, – объяснил он. – Не хочет, чтобы та время на дорогу теряла. Зубрить заставляет, бедную девочку.            
Около общежития к ним откуда-то со стороны, как вихрь, примчался Боня.
– На похороны идете? – деловито поинтересовался он.
– Похороны? Когда?
– Сейчас. Нину Белову будут хоронить. У госпиталя все собираются, тут недалеко, – спокойно объяснял Боня. – После похорон – поминки. Можно будет выпить, закусить. Кто со мной?
– Нет, только не я, – испуганно затрясла головой Наташа.
– Мне чего-то тоже не климатит, – неуверенно отказался Борис.
– А мы, пожалуй, сходим, – задумчиво, но твердо произнес Тихон.
Сашку удивили слова друга. Нина не была близкой знакомой, а ради любопытства идти на похороны убитой молодой девушки – мероприятие не из приятных.
– Чего это ты? – поинтересовался он у Заколова.
– Я вот что подумал, – увлекая Сашку в сторону, шептал Тихон. – Я где-то читал, что преступников всегда тянет на место преступления или на похороны своей жертвы. Помнишь, в «Преступлении и наказании» Раскольников, не отдавая себе отчета, пришел на квартиру старухи, и все дергал и дергал колокольчик. Может, и тут будет что-то подобное?
– То в романе, да еще Достоевского, у него все на психологии замешано. А тут – жизнь! И это будет не место преступления, а похороны.
– Все равно. Надо посмотреть. Мало ли что?
– Ладно, – согласился Сашка.
Тихон обернулся и громко крикнул:
– Боня, мы идем с тобой.
– Ништяк! Вместе веселее будет, пойдем быстрее. – Неунывающий Боня по-армейски развернулся и быстро зашагал через дорогу туда, где за типичными для военного города бетонными заборами и жидкими кронами редких деревьев виднелись белые корпуса гарнизонного госпиталя.
– Ненормальные, – обиделась Наташа в ответ на прощальный извиняющийся жест Тихона. – Вы чего там про «Преступление и наказание» шепчетесь? Завтра физика, а не сочинение.
– Потом объясню! – крикнул на ходу Заколов.

У входа на территорию госпиталя находилась проходная, и в обычные дни просто так туда не пускали, но сегодня дежурный солдат никому не перегораживал дорогу и не задавал вопросов. Если кто-то из входящих останавливался и спрашивал: «А где тут?» – не решаясь произнести слово «морг», дежурный догадливо объяснял:
– Вон там за длинным корпусом, в самой глубине. Лучше слева обойдите.
В молодом городе, основанном двадцать два года назад, практически не было пенсионеров, и похороны проходили очень редко. Не считая двух страшных катастроф на стартовой площадке космодрома в начале шестидесятых, которые воспринимались как неизбежные дань землян за право покорения космоса, нынешняя смерть юных девушек всколыхнула и взбудоражила весь город. Здесь многие были знакомы, и на прощание с погибшей Ниной приходили большими группами.
В толпе перед маленькой пристройкой к больничному корпусу больше всего было женщин. Они тоже имели детей, почти таких же, как Нина. И эта оглушающая новость, что своего ребенка, еще такого маленького и неокрепшего, можно безвозвратно потерять, как гром поразила их. По сравнению с этой бедой, все остальное превратилось в ничтожные неприятности.
Были здесь и мужчины, кто в форме, отпросившись со службы, кто – в легкой гражданской одежде. Их суровые лица хранили молчание.
Абитуриенты и одноклассники Нины толпились обособленно, тихо переговариваясь между собой. Иногда, то одна, то другая женщина судорожно выискивала среди молодежи свою дочь, подходила и нервно обнимала. Материнская ладонь дергано гладила по голове, губы что-то приговаривали, и лишь когда, упирающаяся покрасневшая девушка, вырывалась из объятий матери, та грустно возвращалась в свой круг.
Тихон и Саша стояли вместе с институтскими приятелями, но не вступали в  общие разговоры. Тихон, увлеченный гипотезой, что убийца обязательно здесь объявится, внимательно присматривался к окружающим. Его поразила гнетущая концентрация горя, витавшая над людьми, которая незаметно, но весомо усиливалась с каждой минутой ожидания. Если около института, когда нашли и откопали Нину, царили страх и любопытство, то здесь, где даже не вынесли тело, довлело невидимое, но осязаемое облако горя.
Суетились только организаторы похорон. Они то исчезали в пристройке, то появлялись с озабоченными лицами. Наверное, сначала прощание хотели организовать внутри помещения, но, увидев, сколько народу пришло проводить Нину, что-то быстро меняли.
Наконец, из пристройки вынесли металлический стол и покрыли его алой тканью. Все мгновенно затихли. Затем из дверей показалась согбенная женщина, одетая в траур. Ее поддерживал подполковник в военной форме, но без фуражки. Те офицеры, кто еще был в головных уборах, как по команде их сняли. В проеме показался гроб, и сразу же, сначала тихо, а потом громче и надрывнее, заголосило несколько женщин.
Гроб с телом Нины установили на стол. Все сгрудились, пытаясь увидеть покойницу.
Тихон наблюдал издали. В тот день, когда нашли Нину, он был гораздо ближе к траншее, и тогда мертвое тело выглядело неопрятно. Сейчас Нина лежала одетая в белое нарядное платье, какие шьют на выпускной вечер в школе. Она казалась вчерашней ученицей, уснувшей от усталости после шумного выпускного бала. Только лицо хранило бледность, несмотря на яркий макияж, и Тихону даже подумалось, что ее специально вынесли на солнце, чтобы она загорела.
Но надо было следить за толпой.
Вон Павленко. Расположился в самом центре. До этого Владлен Валентинович размеренно переминался с ноги на ногу и тихо успокаивал женщин, а сейчас замер и впился неподвижным удивленным взглядом в лицо умершей, глубоко задумавшись, будто вспоминал или сожалел о чем-то.
Армяне – Карен и Гамлет появились недавно. Поначалу они держались обособлено в тени здания, а сейчас подошли ближе, чего-то высматривают, то на гроб посмотрят, то на родителей убитой, и осторожно, чтобы не слышали другие, переговариваются на армянском.
Боня ни секунды не мог стоять на месте, влезал во все разговоры и даже пытался рассказывать анекдоты с черным юмором, а когда вынесли гроб, настойчиво пробился в самую гущу народа и вскоре уже стоял рядом с родственниками и деловито поправлял обивку гроба.
Даже Борис Махоров неожиданно объявился в последний момент вместе с комендантом общежития Серафимой Михайловной. Он бегло объяснил ребятам: «В общаге пусто, тоскливо. Играть на гитаре не смог, а тут Серафима попросила проводить ее на похороны». Борис остался стоять в стороне с тонкой брезгливой улыбкой, наблюдая за происходящим, а комендантша протиснулась к гробу и встала рядом с Павленко.
Подавленные девушки подносили цветы, клали их к ногам Нины и быстро отходили. Женщины, не сдерживаясь, громко плакали. Сначала один из офицеров, а потом и Павленко пытались сказать траурную речь. Но офицер с большим трудом выталкивал слова, нервно двигая сжатым кулаком, потом на полуслове склонил голову, рука дернулась в последний раз, он закашлялся и смущенно отошел. Павленко начал говорить громко, но как-то быстро смутился от обращенных на него выплаканных женских глаз, скомкал речь и замолчал в нерешительности.
Кто-то подал рукой команду, и в стороне заиграл маленький оркестр из четырех солдат, появившийся из небольшого автобуса.
Сашка вытянул шею и резко пихнул Тихона локтем в бок:
– Смотри!
Заколов оглянулся. Вдоль стены больничного корпуса в их сторону шел Мурат. Он двигался осторожно, словно хотел остаться незамеченным, а на его лице читалось недоумение и любопытство: «Чего это вас так много собралось?».
Тихон с Сашкой переглянулись, молча поняли друг друга и двинулись навстречу Мурату, осторожно протискиваясь сквозь сгрудившуюся толпу. После беседы с лейтенантом Мартыновым им хотелось вновь переговорить с таинственным жителем подвала.
Мурат заметил ребят, на плоском лице появилась приветливая улыбка. Но когда до него осталось не более десяти шагов, казах вдруг бросил тревожный взгляд через плечо Тихона, быстро развернулся и пустился наутек.
Заколов оглянулся. Из толпы яростно вырывался одетый в гражданское лейтенант милиции Мартынов.
– Подожди! – крикнул Тихон Мурату и побежал за ним.   
– Я его догоню! – выпалил Сашка и тоже бросился в погоню.
– Стой! – раздался сзади грозный крик лейтенанта.
Четыре человека неслись вдоль длинного здания, а толпа собравшихся недоуменно пялилась на них. Тихон понял, что Мурат убегает именно от милиционера. Это его удивило. Он хотел догнать беглеца, чтобы разобраться в мотивах его бегства. Разве невинный человек будет скрываться от милиции? Сашка был уверен, что подтвердились слова Заколова – преступник явился, чтобы еще раз увидеть жертву. Лейтенант ни о чем не думал, он специально маскировался и ждал именно этого человека, и теперь был совершенно счастлив – раз убегает, значит, виновен, и надо ловить! Чего тут думать!
Тихон на бегу бросил взгляд назад. Быстроногий Сашка уже поравнялся с ним, а отстававший на несколько метров лейтенант, вытащил пистолет, и по возбужденному блеску глаз стало ясно – он собирается стрелять. Хорошо, если в воздух.
Спина Мурата маячила совсем близко. Еще рывок, протягивай руку и хватай! Но тогда Мурат наверняка окажется во власти Мартынова. И что из этого выйдет? Поговорить с ним точно не удастся. Лучше дать ему уйти.
Добежав до конца здания, Мурат юркнул за угол. Тихон, затормозив рукой о стену, последовал за ним. Но, оказавшись за углом, он тут же остановился и обернулся. Сашка с разбегу врезался в объятия друга. Тихон еще пытался удержать равновесие, но через мгновение на них всей массой налетел лейтенант Мартынов. Рука с пистолетом была на уровне пояса. Палец на курке дрогнул, раздался оглушительный выстрел, и они втроем повалились на землю.
Мурат, тем временем, подбежал к бетонному забору. Подстегнутый звуком выстрела, он как ошпаренный, перемахнул через него.
– Черт! – выругался Мартынов, поднимаясь с двух распластанных тел.
Лейтенант суетливо подобрал отлетевший в сторону пистолет и испуганно посмотрел на лежащих парней, лихорадочно соображая, куда же попала шальная пуля.
Евтушенко медленно поднялся, потирая ушибленный локоть. Заколов оставался лежать с закрытыми глазами, безвольно раскинув руки.
Сашка осмотрелся, Мурата нигде не было. Рядом стоял растерянный лейтенант с вытянутым от удивления лицом и выпученными глазами. Сжимая в руке пистолет, он смотрел на неподвижного Тихона.  Вспомнив про выстрел, Сашка ужаснулся.
Тихон лежал, не подавая признаков жизни.
Неужели случилось непоправимое?
Из-за угла появилось несколько возбужденных офицеров, прибежавших на выстрел. Они сначала увидели ошарашенного человека с пистолетом в руке, а потом перевели взгляд на лежащего без движения паренька. Мгновенно, по-своему оценив обстановку, один из офицеров резким ударом ноги выбил пистолет из руки Мартынова. В момент удара вновь прогремел выстрел. В следующую секунду лейтенант милиции лежал носом в землю со скрученными руками.
Пистолет, описав в воздухе большую дугу, шлепнулся на живот Заколова. Тот ойкнул от боли и открыл глаза.  Перед ним из тумана выплыло сияющее лицо Сашки в запыленных очках.
Очнулся, значит, живой, обрадовался Евтушенко.
Тихон подтянул руку к ушибленному животу и, ничего еще толком не соображая, цепко схватил подвернувшийся пистолет. Он поднес качающуюся руку с оружием к мутным глазам, стараясь понять, что же произошло? От блуждающего ствола все в испуге отшатывались.
Рядом послышался хриплый голос:
– Я лейтенант милиции, отпустите... Моя фамилия Мартынов.
Офицер, державший лейтенанта, ослабил хватку.
Заколов повернулся в сторону хрипа, где ворочалось чье-то тело. Он оперся на локоть и напрягся, чтобы приподняться. В руке дрожал пистолет. Голова кружилась, пальцы сжались, громыхнул выстрел.
Тихон дернулся, пистолет выпал из ладони.
Лейтенант истерично взвизгнул и умолк. На его светлой рубашке выступила алая кровь.
 
ГЛАВА 25
Зловещее прощание

А следом произошло нечто жуткое, о чем все присутствующие у морга потом рассказывали с большой неохотой, и целый город погрузился во мглу липкого страха и необъяснимой тревоги.
Женщины на панихиде испуганно прислушивались к раздававшимся из-за угла выстрелам. Когда вслед за третьим выстрелом донесся ужасный крик, они в панике сгрудились около гроба, то ли охраняя его, то ли сами, ища защиты. Стол зашатался под их напором, гроб покачнулся и с грохотом рухнул на землю. Тело Нины в нарядном платье, как большая кукла, выкатилось под ноги. Все шарахнулись, сбивая друг друга и падая. Отовсюду раздались насмерть перепуганные крики.
Люди, стоявшие только что в чинном унынии, превратились в свалку дикарей, пытавшихся вырваться подальше из этого кошмара. Абитуриенты отхлынули и прижались к стене госпиталя. Женщины падали друг на друга и отползали подальше. Обезумевшая мать Нины, кричала и пыталась защитить дочь от ног перепуганных людей, потерявших контроль.
Сколько продолжалась паника: десять секунд или десять минут, никто не смог бы точно сказать. Когда народ отринул, потирая ушибы и прикрываясь оторванными кусками одежды, все посмотрели на перевернутый гроб.
Отец Нины скорбно держал дочь на вытянутых руках. В его глазах набухли слезы отчаяния, и он с немой болью глядел на расступившихся людей. Мать на коленях собирала рассыпавшиеся похоронные украшения. Ее плечи сотрясались от тихих рыданий, черная юбка была втоптана в пыльную землю, из-под сбившегося платка паклей торчали седые волосы.
Отец растерянно повернулся к толпе. Голова девушки безвольно свесилась вниз, на тонкой шее виднелся темный след от веревки. Белое выпускное платье было безнадежно испачкано, а на свисающем подоле, четко отпечатался чей-то грязный след.
В дернувшихся руках музыканта звякнули медные тарелки. Все вздрогнули и затихли.
Среди мертвой тишины несколько женщин торопливо установили стол, помогли привести в порядок гроб и жестами показывали, чтобы отец положил тело. Он долго не мог понять, что от него хотят, и растерянно топтался, не отпуская дочь. Потом он все-таки бережно уложил тело в наспех подготовленный гроб.
Женщины бросились собирать сломанные цветы и прикрывать ими испачканное платье покойницы. Никто не смотрел в глаза друг другу, все делали молча и только в случае крайней необходимости изъяснялись шепотом. Каждый стыдился недавней паники и желал, чтобы поскорее все закончилось, и можно было бы уйти, нет, убежать из этого проклятого места.
Гроб с телом быстро погрузили в автобус. Второй автобус, не считая солдат-музыкантов, оставался пустым. Шофер терпеливо ждал, но желающих ехать на кладбище не нашлось.
И в тот момент, когда собравшиеся, всеми силами сдерживая себя, чтобы соблюсти приличие, медленно потянулись к выходу, навстречу им появилась запыхавшаяся женщина с тревожным ищущим взглядом.
Она вклинилась в толпу абитуриентов, нервными рывками останавливала всех подряд и спрашивала:
– Лена, Лена! Где моя Лена?
Она хватала за плечи каждую девушку, с мольбой смотрела в глаза и задавала один и тот же вопрос:
– Лена! Ты не видела Лену?
Девушки шарахались и испуганно качали головой.
К женщине подошел кто-то из знакомых, затормошил, пытаясь расспросить, что произошло? Из сбивчивых слов выяснилось, что домой после консультации не вернулась ее дочь Лена. Она должна была, нигде не задерживаясь, прийти из института и сразу позвонить матери на работу. Не дождавшись звонка, мать бросилась на поиски. Перепуганная женщина побывала уже дома, в институте и вот пришла сюда.
Дочери нигде не было.
Кто-то припомнил, что, Лена была на консультации, а потом вышла вместе со всеми. Женщина с надеждой бросалась к каждому, кто хоть что-то пытался вспомнить, но ничего нового ей узнать не удалось. Несмотря на это, мать как одержимая металась среди испуганных людей, и уже никому не веря, продолжала искать своего ребенка, пристально заглядывая в лицо каждой девушке. Она даже поднялась в автобус и долго разглядывала мертвую Нину.
В тот день как обычно было жарко, но события последнего получаса навеяли такой холод, что многие девушки в легких платьях сжимали на груди озябшие руки. Некоторых колотил озноб. Они тряслись и клацали зубами. Вместе с холодом в сердце собравшихся вползал ледяной ужас. Все поняли, что со смертью Светы и Нины, и того полоумного солдатика-армянина ничего не закончилось. Страх вновь овладевал городом. Люди отводили глаза и боялись признаться, что в душе уже не надеются увидеть пропавшую Лену целой и невредимой.   
Из-за угла больничного корпуса появилось двое угрюмых вспотевших офицеров. Они несли носилки с лежащим на них человеком. Кого они несут? И куда? В морг?!
– Убили, убили… – послышался тревожный шепот.
За офицерами с носилками следовала процессия в составе врача, медсестры и тех, кто убежал на звук выстрелов. Они двигались в скорбном молчании. И без того тревожное напряжение возросло до небывалой звенящей высоты.
Вскоре процессия подошла к моргу. Все расступились. Офицеры с носилками остановились, и один из них спросил у врача:
– Куда его?
На носилках вперед ногами лежал лейтенант милиции Мартынов. Его живот был перебинтован, а на разорванной рубашке сочилось огромное кровавое пятно. Одна из рук лейтенанта была зачем-то примотана к телу, будто без этого она могла отвалиться.
Сзади носилок стояли Заколов и Евтушенко. Сашка пытливо осматривался вокруг, вглядывался в изменившиеся лица людей и пытался понять, что же произошло за последние время. Тихон потирал ушибленный затылок. Его лицо кривилось от тупой боли, глаза искали, куда бы отойти в случае чего. За спиной, словно конвоиры, сопели суровые офицеры.
– Куда его? – поглядывая на вход в морг, еще раз нетерпеливо спросил один из тех, кто держал носилки.
Лейтенант Мартынов медленно приподнял ресницы, увидел дверь в морг, глаза его в панике расширились, и он неожиданно легко соскочил с носилок.
– Нет, только не туда! – воскликнул он, схватившись за живот. – Я домой. Мне надо на работу.
– Лучше домой, – согласился врач. – Отлежитесь, а завтра на перевязочку. Или можете сами перебинтовать царапину. Мы все обработали, беспокоиться не стоит. И с рукой пока поосторожнее.
(Продолжение следует)