В нашем квартале раньше молоко продавали для кошек. «Любительское» называлось.
Моя серая кошка еще с вечера деньги клянчить начинала: «Дай три рубля!».
Я в ответ: «Нет денег!»
А она: «Ты же вчера зарплату получила»
Ничего не оставалось делать, как три рубля ей каждый день давать.
Бывало, время пять утра, а она скребет когтями по дверной клеенке, просит, чтоб я ее во двор выпустила. Выгляну в окно: она идет на задних лапах, с бидончиком трехлитровым на плече.
Около бочки с молоком уже кошки обычно стоят — с ночи очередь занимают, соседки со второго этажа , рыжая и полосатая. Вчера на весь подъезд фыркали, хвосты друг на друга пушили, жильцы грозились милицию вызвать, а сегодня в очереди стоят и усом друг на друга не ведут; потом черная кошка с баночкой литровой, потом две белых с ведерками, потом пятнистых десять. Очередь быстро идет. Вот уже вижу: моя кошка возвращается, бидон в зубах несет, чтобы об асфальт не задеть. На цыпочках идет. Спина прямая, хоть и тяжело. Правильно говорят: своя ноша не тянет.
И так каждое утро, пока не случилось вот что: очередь разношерстная выстроилась, а тут кто-то собаку выпустил погулять ни свет ни заря. Собака молодая, неопытная, подошла сзади и тихонечко спрашивает: «Гав? Гав? Что, мол, дают и почем?». Кошки так и порскнули в разные стороны. Бидоны побросали, бочку перевернули. Кто на дерево, кто в подъезд, а моя по водосточной трубе на пятый этаж и так своим жестяным бидоном по крыше железной прогрохотала, что все жильцы проснулись и подумали : гроза
С тех пор молоко больше не продают кошкам. И моя серая со мной молоко пьет, которое я в бутылках покупаю в магазине. Я иногда посылаю ее посуду пустую сдавать. Да она, между нами говоря, не очень честная. Не все деньги мне отдает. Впрочем, я у нее и сама не всегда требую. Пусть мелочь себе оставляет — на карманные расходы.