Проигравший выбирает смерть. Главы 1-47

Сергей Бакшеев
Третий роман из серии "Опасные тайны Тихона Заколова"
Издан АСТ, 2008.

Наиболее полный текст романа лучше приобрести здесь:
http://www.amazon.com/dp/B007KIUQQS/
Читать можно на любом электронном устройстве.
Стоимость 0,99$.

Глава 1

     …А поезд приближался с неумолимостью водопада. Ничто не могло остановить его. Нина стояла посередине рельсов, тело беспомощно дергалось, но сдвинуться она не могла. Что-то держало ее, и разобраться в причине, не было возможности. Глаза с ужасом смотрели на выпуклую морду мчащегося локомотива. Вместе с ним накатывался стальной грохот. Обезумевшая Нина кричала, но не слышала себя. Чугунный клык сцепки, торчащий из пасти железного монстра метил прямо в грудь. Еще мгновение и последует смертельный удар!
     Нина Брагина подпрыгнула в постели, как от разряда тока. Руки сжимали одеяло, разинутый рот застыл в немом крике, потные волосы тонкими сосульками свешивались на глаза. Девушка тяжело задышала, испуганный взор уперся в предрассветную хмарь за окном.
     Это всего лишь сон, через несколько секунд сообразила она. Тело безвольно откинулось на подушку, в висках бумкали маленькие барабаны, окаменевшие пальцы с трудом освободили смятый пододеяльник.
     Это всего лишь сон, мысленно повторила она. Но что он означает? Ведь бывают сны вещие! Сегодня ей предстоит поездка, но она же будет ВНУТРИ состава! И с ней едет Тихон Заколов.
     При этом имени губы девушки несмело вытянулись. Ей надо подготовиться, одеться так, чтобы он наконец обратил на нее внимание. Им предстоят целых две ночи вместе! А что делать, если он полезет целоваться? Ну да, дождешься от него. Сначала надо, чтобы он взглянул на нее, как на выросшую девушку.
     Нина быстро погрузилась в сладкую негу девичьих грез и прикрыла глаза, но надвигающийся поезд вновь ворвался в ее сознание, оглушив грохотом колес. Ей даже почудился прогорклый металлический запах железной дороги.
     Все будет хорошо, отгоняя тревожные мысли, попыталась убедить себя Нина Брагина.

Глава 2

     - Повезло тебе, Есенин, под праздник выходишь.      
     Дежурный офицер внутренних войск громыхнул связкой ключей. Замок в заветной двери на свободу трижды отчетливо щелкнул. Владимир Есенин, двадцать минут назад получивший справку об освобождении, профессионально отметил, замок сувальдный с пятью ригелями, по виду внушительный, но слишком прост для специалиста. Через огромную личинку разве что ногтем ковырять нельзя.
     Тяжелая дверь распахнулась с приглушенным приятным металлическим скрипом. Есенину такой звук нравился, напоминал долгожданное вскрытие солидного сейфа. Ворвавшийся поток света прорезал пыльную кубатуру и отсек ноги выше колен. Владимир невольно взглянул на скукоженные голенища старых сапог, другой обуви у него не было. 
     Офицер привычно осклабился:
     - Не забывай нас, Есенин. Долго на воле не задерживайся. До новой встречи.
     Владимир равнодушно покосился на довольное лицо офицера, ухмыляющегося заезженной шутке, и шагнул на свободу. Из хмурой тени в яркий свет. За спиной гулко захлопнулась дверь колонии, где он ел баланду почти пять лет, с осени семьдесят четвертого года.
     Владимир стянул черную кепку. Примятый ежик поседевших волос распрямился, зажмуренные глаза ловили забытое тепло утренних лучей солнца. Казалось, на свободе и солнце светит по-особому.
     Есенин оправдывал знаменитую поэтическую фамилию и время от времени по настроению выдавал злые рифмованные строки. Поэтому и клички как таковой не имел. Все звали опытного медвежатника – Есенин. Кто близко не был знаком, думал, что это и есть воровская кликуха.
     В свои тридцать три года сухощавый Владимир выглядел старше, и не только из-за глубоких морщин, уверенно пробороздивших лоб, но и из-за тусклого уставшего взгляда узко посаженных маленьких глаз. Да и воровская специальность предполагала некий многолетний опыт. Впрочем, вскрывать любые замки подручными средствами толковый слесарь Вовка Есенин научился быстро и самостоятельно. Потом нужные люди свели со знающим человеком. Несколько уроков, и хитроумные сейфы стряхнули перед Владимиром магию неприступности, обнажив простую механическую сущность, прикрытую внушительной стальной броней.
     За уроки пришлось выложить приличные деньги. Их можно было взять только в серьезном деле. Несколько дерзких ограблений прошли как по маслу. Птица счастья мельтешила пестрым хвостом, щекотала и раззадоривала, устилая вольную жизнь красивыми мягкими перышками. Но однажды вертихвостка удача отвернулась, райская птичка обернулась когтистым коршуном - опера взяли Есенина с поличным. Пять лет за решеткой состарили Владимира. Из молодого самоуверенного парня, он превратился в осторожного вора неопределенного возраста.
      Шум подъехавшей машины заставил Есенина открыть глаза. К воротам лихо подкатила желтая «Волга» - такси. Мелкая казахстанская пыль уныло оседала на стеклах и капоте машины.
     Передняя пассажирская дверца распахнулась, молодой смазливый парень азиатского типа с длинными черными волосами на прямой пробор суетливо подскочил к Есенину. Брюки широченными клешами скребли по земле.   
     - Привет, Есенин! Я за тобой, - парень растопырил руки, демонстрируя желание обнять вора.
     Есенину приезжий был не знаком. Он окинул хмурым взглядом тощую фигуру и покосился на «Волгу» - нет ли там еще кого-нибудь? Но кроме любопытного таксиста в салоне автомобиля никого не наблюдалось.
     - Ты кто? – холодно спросил Есенин.
     - Я от Бека. Он меня к тебе послал.
     - Как звать?
     - Каныш Хамбиев. Бек Нышем  кличет. Он приказал встретить и привезти к нему.
     Молодой Хамбиев час держал таксиста в сотне метров от входа в колонию, наблюдая за воротами. Он хотел на скорости с эффектным разворотом подать машину и сейчас ожидал от известного вора благосклонного одобрения. Но Есенина не покидала присущая ему осторожность:   
     - К Беку? Зачем?
     - Дело он наметил. Крупняк! - Каныш перешел на шепот, пугливо посмотрел на ощетинившуюся колючей проволокой стену колонии и скривился. – Поехали. Место тут гнусное…
     Есенин оглянулся, ему показалось, что в амбразуре железной двери притаился хмурый, режущий холодом взгляд. Как достали его подобные созерцатели! И правда, подальше отсюда. Насиделся! Владимир влез на заднее сиденье «Волги», давно он не ездил в приличных автомобилях. Каныш развалился впереди.
     - Шеф, трогай, - барским жестом приказал Хамбиев, развернулся, иронично оглядел старомодную одежду вора. – А я тебя видел, Есенин. Давно, вместе с Беком. Я тогда пацаном еще был, а вы уже дела крутили...
     - За дорогой смотри, - грубо прервал парня Есенин. Не хватало, чтобы сопляк при таксисте трепался.
     Каныш обиженно сжал губы, уткнулся в окно. Дальше ехали молча. Есенин ловил в зеркале заднего вида настороженные глаза водителя. Изредка вор оглядывался назад – все чисто. Но смутная тревога не покидала его.
     Выйдя на свободу, Есенин первым делом собирался ехать к родителям. Они знают, что у него сегодня срок закончился. Ждут, не дождутся, небось. Завтра 1 мая – праздник. Он как раз к середине дня домой доберется. Мать стол накроет, принарядится, плакать будет. Отец в орденах выйдет. Как выпьет, начнет жизни учить. Вот, в войну люди за Родину гибли, а сейчас молодежь совсем совесть потеряла, родителей забыла, из-за денег на преступления идет. И так далее в том же духе. Репертуар отца – ветерана войны, вечного борца за справедливость, был неизменным. 
     Но на предков Есенину посмотреть хотелось. Старенькие они. Надо уважить, пару недель дома поваландать, пока в милиции паспорт выправят. С тех пор как он сел, говорят, какой-то новый паспорт завели, один - на всю жизнь. Верилось в это с трудом. Чтобы чиновники лишили себя удовольствия созерцать очередь перед кабинетом? Да ни в жизнь! Выдача бумажек – первейшая власть бюрократа.      
     Вдоль дороги замелькали одноэтажные домишки железнодорожного поселка, проскочила покосившаяся вывеска «Магазин», довольная тетка перла по улице две полные авоськи.
     По делу, надо бы к родителям с гостинцами приехать, подумал Есенин. Но что купишь на жалкие крохи, полученные в колонии при освобождении? Разве что, у Бека бабки одолжить.
     Такси подкатило к вытянутому кирпичному зданию железнодорожной станции. Массивные подоконники и карнизы изрядно подрастеряли былые кирпичи, разинутые рты тусклых окон щербато пялились на замусоренную площадь. 
     - Прибыли! – бодро крикнул Каныш.
- Курить дай, - хмуро попросил Есенин, когда выбрался из машины.
     Хамбиев суетливо порылся в карманах, достал мятую коробочку:
     - Я насвай кидаю. – Каныш отсыпал несколько зеленых шариков, осторожно положил под нижнюю губу. – Хочешь?
     - Мне твое узбекское дерьмо не в кайф, - скривился Есенин.
     Темные глаза Каныша резко сузились, но он молча проглотил оскорбление.
     - Сейчас стрельну, - пообещал парень и вскоре вернулся, протягивая беломорину: – Вот!
     Есенин брезгливо отвернулся, прошел к киоску, купил самые дорогие сигареты. Пальцы в наколках грубо вскрыли пачку. Целлофановый комочек шлепнулся под ноги на утрамбованную землю. Каныш с кислой миной топтался рядом, поминутно сплевывая зеленую слюну.
     - Я еще травку тяну, а сигареты – нет, - тихо оправдывался он.
     Есенин отстраненно покуривал. Потом устало произнес, не глядя на Ныша:
     - Дай мне денег. Беку передашь, что дней через десять загляну. Там и сочтемся.
     - Какие десять дней! Нельзя ждать! Бек велел, чтобы прямо к нему рулили. Дело на мази, только тебя ждем.
     - Пять лет ждали, еще подождете.
     - Есенин, - Каныш заискивающе взял вора под локоть и даже выплюнул шарики насвая, которые мешали ему говорить. – Там легкие бабки лежат. Много! Четвертого мая их не будет. Твоя задача - сейф разбрюхатить. Остальное - мы подготовили.
     Владимир стряхнул руку парня, глубоко затянулся, глаза зажмурились от сизого дымка. Белый огонек уперся в фильтр, пальцы ловко отщелкнули окурок.
     - Денег дай, - повторил Есенин.
     Каныш побледнел, взгляд опустился на запыленные штанины, ногти нервно скребанули по бедру:
     - Тут такая херня получилась. В поезде меня в карты развели. Обчистили полностью. Представляешь, меня! - и в карты обули.   
     На лице Есенина выступила брезгливая гримаса.
     - Нет, ты послушай, - оправдывался парень. – Я думал лохи. Хотел в легкую бабла срубить. А тут – такой облом. Я пустой вышел. Тебя надо встречать, а я без копья. С таксистом часами расплатился.   
     Есенин молча двинулся к входу на станцию. Каныш трусил сзади, норовя то слева, то справа заглянуть в суровое лицо вора: 
     - С кем не бывает? Ну, что теперь, под поезд прыгать? Сумма не большая. Фигня, а не деньги! Бек и не вспомнит о них. Мне надо, чтобы ты к Беку приехал. Побазаришь с ним. Это же твой кореш. Если не хочешь идти в дело, сам ему скажешь. Вы поймете друг друга. А так, если ты не приедешь – я крайним буду. Тогда Бек на мне отыграется. Выручи, Есенин.
     Вор невозмутимо шагал прямо. Каныш отстал и зло выкрикнул в спину:
     - Да если бы Халву не замели, Бек бы о тебе и не вспомнил!
     Есенин остановился, плечи медленно развернулись.
     - Халва? Бек с ним работал?
     - Последнее время с ним, - осторожно сообщил Ныш.
     - Так Халва же кроме платяного шкафа ничего вскрывать не умеет.
     - Подучился, говорят.
     Эта новость Есенину была неприятна. До отсидки у него не было достойных конкурентов в регионе. А тут, выходит, толстогубый пухлячок Халва заменил его – уважаемого вора!
     - На чем Халва спалился? – поинтересовался Есенин.
     - По пьяне в кабаке подрался и на мента попал. Тот тюремщиком оказался. Сейчас, говорят, над Халвой лично измывается.
     - Козырным королем себя почувствовал, - усмехнулся Есенин, хотел добавить: «Туда ему и дорога», но это было бы не по понятиям. – И что Бек?
     - А с кем ему работать, если ты в отсидке? Он всегда тебя в пример ставил. И встречу бы при любом раскладе организовал. А тут все разом сошлось – и дело, и твоя свобода. Он тебя, в натуре, ждет не дождется.
     Есенин огляделся. Около станции было оживленно. Люди вроде бы шли по своим делам, топтались в ожидании поездов, но вора не покидало чувство, что за ним кто-то следит. Словно чей-то жгучий взгляд дырявил спину. Есенин резко обернулся – обычные лица, никакого любопытства в глазах.
     Не обращая внимания на Хамбиева, Владимир вошел на станцию.
     - Есенин, ну как? – с надеждой спрашивал семенящий рядом Каныш. 
     Владимир, посмотрев короткое расписание поездов, заглянул в окошко кассы:
     - На 921-й билеты есть?
     Кассирша кивнула. Есенин достал свернутые вчетверо мелкие купюры.
     - Есенин, возьми с собой. Выручи. Поехали к Беку. Век не забуду, - канючил Каныш.
     Есенин мельком взглянул на жалкое испуганное лицо парня.
     - На 921-й, - он протянул кассирше деньги. – Два билета до Туркестана. – Он назвал станцию, где жили родители.
     На лице Хамбиева появилась осторожная улыбка. Есенин взял билеты и, не глядя на попутчика, прошел сквозь здание на платформу. В стороне женщина вырывала бутылку из рук хлипкого мужичка и отчитывала бедолагу. На пьяном мужском лице блуждала улыбка чрезвычайно довольного человека. Вор ему позавидовал, под ложечкой призывно засосало. Когда же он сам пил в последний раз? А ведь сегодня у него праздник! Не каждый день на свободу выходят. 
     Есенин лениво обернулся:
     - Как там тебя? Ныш? Сбегай за портвейном, Ныш. Я вон там на лавочке посижу.
     - Я мигом, - радостно согласился Хамбиев, осторожно беря протянутую купюру. – До Арыся надо было билеты брать. Бек ждет нас там.
     «Не забыл Бек, однако. Как приперло, не смог без меня обойтись», - гордо подумал Есенин, присаживаясь на лавку. «Без Есенина ты – ноль, а с Есениным – король»! В предвкушении скорой выпивки вор закурил, размышляя, что дела у Бека и правда бывают верные.   

Глава 3

     - Тихон, тебя внизу Нинка Брагина ждет, -  с ехидной ухмылкой сообщил Александр Евтушенко, войдя в комнату. – Ради тебя, она даже принарядилась в дорогу.
     Тихон Заколов недовольно отложил учебник по «Теории вероятностей» и взглянул на часы.
     - Зачем она так рано? До поезда больше двух часов. Да еще обязательно опоздает. Сам знаешь.
     - Я то знаю, но…
     Евтушенко оперся кулаками о стол и склонил голову, как декан во время лекции. Его взгляд уткнулся в извечный бардак студенческого общежития. На столе вперемежку валялись конспекты, учебники и остатки пищи. Тихон наблюдал лишь вихрастую макушку друга и знал, что в прикрытых ею клеточках мозга сейчас рождаются новые философские формулировки.
     Так и вышло. Евтушенко вздернул подбородок и продолжил:
     - Но ты рассуждаешь как разумное существо, умеющее мыслить последовательно. Ты знаешь, что если хочешь увидеть рассвет, следует сначала дождаться заката, и, даже в этом случае, совсем ни к чему пялиться в небо, начиная с полуночи. Но к юным девушкам это не относится. Женская логика – это отсутствие всякой логики! Их подстегивают эмоции. Для Нины, страх опоздать на поезд выше всех твоих логических рассуждений. 
     - Я ей на пальцах объясню, что у нас уйма времени. – Тихон решительно встал. Ему не терпелось дочитать интересную главу из учебника.
     - Она уже пришла. Ты хочешь провести остаток времени в обществе нервной издерганной девушки? - остановил друга Александр.
     - Нет. – Тихон плюхнулся обратно на стул. – Пожалуй, ты прав. - Через секунду рука Заколова потянулась за дорожной сумкой. Вжикнула широкая молния, учебник захлопнулся, толстая книга примяла одежду. – Ладно, я отчаливаю. Счастливо тебе слетать в Москву.
     Друзья хлопнули друг друга раскрытыми ладонями.
     Как обычно на майские праздники Тихон собирался съездить в Приозерск к родителям. Дорога предстояла дальняя с пересадкой. Был вечер 30 апреля. Только 2 мая ранним утром он должен прибыть домой, а после Дня победы предстояло вернуться в институт. В этот раз неразлучный друг Сашка Евтушенко летел в Москву. Он там ни разу не был.
     В попутчицы к Тихону напросилась Нина Брагина, учащаяся местного техникума. Она тоже была из Приозерска, но на два года младше ребят. Ей едва исполнилось семнадцать, и ездить в поезде одной, она опасалась. 
     Закинув сумку на плечо, Тихон бодро сбежал по ступенькам в холл общежития. Потрепанные кроссовки пружинили беззвучно, серые штаны-техасы отечественного покроя сморщились под коленями, на широкой спине раздувалась легкая спортивная куртка.
     Навстречу поднялась Нина в узких туфлях на низком каблуке, в короткой клетчатой юбке в круговую складку и зеленой трикотажной кофточке с вышитой на груди огромной ромашкой. Тонкая рука девушки с готовностью вцепилась в тряпичный чемодан, тело изогнулось.
     - Пора? – глядя снизу вверх, спросила она.
     Застенчивая улыбка прорезала мягкой дугой широкое лицо девушки, на щеках четче проявились редкие точки красных прыщиков. Короткие каштановые волосы шарообразно обнимали скулы, загибаясь острыми клиньями под подбородком. От этого голова Нины казалась еще больше, словно она одела шлем. Но неудачную прическу компенсировала стройная фигурка девушки. Там, где положено было выступать и торчать, все выступало и торчало как надо, соблюдая завлекательные пропорции.
     - Пора, - согласился Тихон, скептически оглядев непрактичную одежду девушки, и подхватил ее чемодан.

     Все поезда на станции Тюра-там были проходящими, и билеты на них заранее не продавались. Многочисленный опыт поездок говорил Заколову, что даже когда подходило законное время продажи, всегда выяснялось, что билетов нет или их отпускают только по брони для полковников и генералов. Вот и в этот раз билетов ни на Алма-Атинский, ни на Фрунзенский поезда с удобной пересадкой в Чу не было. Оставался еще вариант с Ташкентским поездом с пересадкой в Арысе, но он приходил гораздо позже, и ждать его наверняка не имело смысла. Тем более в предпраздничный день.
     Но Тихона это ничуть не печалило. Он знал, что всегда можно договориться с проводниками. Они охотно брали неприхотливых студентов, которых можно было и на третью полку определить, и, в случае чего, в тамбуре подержать несколько часов. Иногда таким способом даже удавалось прокатиться по-королевски, в индивидуальном купе. Поэтому Заколов и к кассам-то не совался, а спокойно ждал прибытия скорого поезда Москва-Алма-Ата.
     Но Нина не разделяла его железной выдержки. Она постоянно курсировала от кассы к скамье, где примостился Заколов.
     - Тихон, как ты можешь сидеть и читать учебник? Ведь надо же что-то делать! Смотри, все около кассы толпятся.
     - Ну и что? Там же написано: «Билетов нет». Незачем зря стоять, - не отрываясь от книги ответил Заколов.
     - Нет. Я видела, один офицер брал билеты!
     - Это логично.
     - Почему?
     - Потому что он полковник. Это по брони. Нам не дадут. – Тихон прикрыл учебник и по-отечески взглянул на непонятливую девушку. – Нин, не суетись. Вероятность покупки нами билетов близка к нулю. Это же очевидно. Подойдет поезд, я договорюсь с проводником.
     - А вдруг проводник нас не возьмет. – Девушка нервно порхала около невозмутимого Заколова. – Ну не будет у них ни одного свободного местечка! Что тогда?
     - В плацкартный на третью полку пристроимся.
     - На третью?! Это же для чемоданов. Как я туда залезу?
     - Нин, я помогу, - улыбнулся Тихон.
     - Я боюсь спать на третьей, оттуда упасть можно, - округлив глаза, испугалась Нина. Она мужественно переварила новость, ее глаза деловито прищурились: - А скидку по студенческим билетам проводник дает?
      - Нин, ну не будь ребенком.   
      Девушка горько вздохнула и удрученно присела рядом с Тихоном. Ее острые локти уткнулись в голые коленки.
     Станционный диктор объявил о прибытии поезда № 921 до Арыся.
     - А это что за поезд? – встрепенулась Нина.
     - Судя по номеру – почтово-багажный, - пояснил Заколов. Он посмотрел в окно. По платформе медленно прополз и замер состав из зеленых вагонов без окон. – Видишь, только первый вагон пассажирский.
     - Пассажирский?!
     Нина резво вскочила и подбежала к кассе. Ее стройная фигурка юрко протиснулась сквозь вялую толпу пассажиров-оптимистов, ожидающих билетов. Заколов видел, как шарообразная головка  уткнулась в стекло, а затем так резко развернулась, что кончики метнувшихся волос угодили в рот и прилипли к девичьим губам.
     - Тихон! – радостно крикнула Нина. – На 921-й билеты есть!
     Заколов, не спеша, подошел к кассе, чтобы образумить неопытную девушку.
     - Этот поезд идет в два раза медленнее скорого, - пояснил он.
     - Ну и что!
     - На любом полустанке останавливается и стоит по двадцать минут, пока почту не загрузят.
     - Ну и что! Зато мне не надо будет спать на третьей полке. Поехали на нем.
     Тихон смотрел в радостные глаза девчушки. А почему бы и нет, раз она так счастлива?
     - Будете брать? – приподняла густые брови упитанная кассирша.
     - Два. До Арыся, - согласился Тихон и протянул деньги.
     Через минуту они спешили вдоль перрона к единственному пассажирскому вагону во главе состава. Нина бойко припрыгивала впереди, стуча каблучками, и подзадоривала Тихона. Клетки на юбке дружно вздрагивали и наползали друг на друга, шустрые бедра мелькали белизной на фоне серых плит.
     Заколов с большой сумкой и неудобным чемоданом шел быстро, но расчетливо. Он видел, что разгрузка багажного вагона еще не закончена.
 
     Суетливый экспедитор оторвался от накладных и проводил бегущую девушку долгим сальным взглядом. Помимо него из темноты раскрытого вагона осторожно высунулся человек в милицейской форме. Его тяжелый взор прожигал пустую платформу, концентрируясь перед входом в пассажирский вагон.
     Возможно от этого, поднимаясь по ступеням, Заколов почувствовал себя особенно неуютно. Он оглянулся. Голова незнакомца исчезла. Тихон досадливо поморщился и поспешил вслед за Ниной. 
     Но как только он отвернулся, мрачные зрачки появились вновь.

Глава 4
   
     - Лиза, ну я тебе говорил, говорил?
     Седой сухощавый старик наседал на маленькую, тревожно задумавшуюся старушку. Они стояли около железнодорожной станции в том самом месте, где утром топтались Есенин с Хамбиевым. Линялую ткань бесформенного пиджака мужчины оттягивала гроздь медалей. На худом горле криво топорщились уголки воротника светлой рубашки, застегнутой на все пуговицы. Старик не унимался:   
     – Я тебе говорил или нет, что незачем сюда ехать?
     - Вася, я же хотела Вову встретить, - оправдывалась старушка, промокая набухшие уголки глаз кончиком пестрого платка, крепко стянутого под подбородком. - Он ить пять лет дома не был. Знаешь, как бы он обрадовался, если бы вышел из треклятой колонии, а тут мы - родные люди.
     - Нет, ты мне ответь, я тебе говорил или нет?
     - Ну, говорил, - старушка всплеснула руками и насупилась. – Я те талдычу, что по Вовке соскучилась. Я же не знала, что их спозаранку выпускают, а тут еще поезд опоздал. Чем зудеть, сидел бы дома. Я и одна могла съездить.
     - Ну да, одна! Расхрабрилась! Куда ты одна? Тебя одну отпусти! Пропала бы. – Старик уверенно тряхнул головой, медали на груди отозвались тихим перезвоном. - И билета не смогла бы купить. Кто б тебе дал в праздник? Мне как ветерану, все равно бесплатный проезд полагается. А куда я езжу? Уж сколько лет в хате углы меряю.
     - Вась, а поезд наш только вечером?
     - А то ты не знаешь! – Старик умерил пыл и огляделся. -  Пойдем где-нибудь присядем, а то что-то сердце…
     - А ну, как Вовка домой раньше нас приедет? А у него даже ключа нет.
     - Ключа! – старик горько скривил губы, - Нужен ему твой ключ. Ты что забыла, за что он сидел?
     - И поесть ему никто не даст. Он ведь есть, наверное, страсть как хочет. Их же там в колониях не кормят поди.
     - А за что их кормить? За то, что народное добро разворовывают?
     - Так бы я споро на стол сметала, - не слушая мужа, продолжала рассуждать старушка. – У меня все по кастрюлькам приготовлено, только разогреть осталось. Эх, когда ж наш поезд-то?
     - Сиди и жди. Не скоро еще.
     Василий Николаевич и Лизавета Кондратьевна Есенины сели на скамью с облупившейся краской в тени старого тополя. Старушка по-хозяйски заворошила свертки в большой дерматиновой сумке с ручками, обмотанными изолентой.
     - Тебе, Вась, чего? Картошечки или яичко? Я ить столько продуктов прихватила. Все для Вовки, окаянного. А вот пирожки. Он их так любил. Помнишь, как после уроков в школе набрасывался? Придет, и сразу на кухню…
     - Лиза, где мои таблетки? – Побледневший старик растерянно хлопал по карманам.   
     Желтые пальцы женщины с распухшими суставами проворно обшарили карманы пиджака и извлекли маленький пузырек.
     - Вот, Вася, вот.
     Старик сунул в рот две таблетки, закрыл глаза и прижал ладонь к сердцу.
     - Ну как, отпустило? – участливо вглядывалась в его лицо жена.
     - Вроде. – Василий Николаевич медленно поднял веки и трагически прошептал: – Скоро совсем отпустит.
     - Тьфу, тьфу! Типун тебе на язык. Внуков бы нам дождаться, вынянчить, а тады уже можно. – Старушка задумалась, держа в руке картофелину в мундире. – Была бы Маруся жива, она бы нам нарожала. Ты Марусю, Вась, вспоминаешь?
     - Я же ее не видел. На фронт ушел, ты еще не родила.
     - Да, верно. А я ее часто вижу. Во сне. Особенно, как Ваську посадили.
     Лизавета Кондратьевна вспомнила тощенькие ручонки маленькой Маруси, цепляющиеся за пустую грудь. Когда пришел немец, голодно совсем стало. Девочка заболела, лекарств не было, она и зачахла. Увяла без крика, как цветочек без воды. Из всех слов только тоненькое «мама» научилась говорить. Завернула тогда Лиза крохотное тельце в белый рушничок, да схоронила под яблонькой. С тех пор невмоготу в родной деревне жить стало. Как из дома выйдешь, все на яблоньку косишься. Глаза туманятся слезами и руки опускаются.
     Когда Василий с войны живой пришел, слава тебе Господи, переехали сюда в Казахстан. Василий на железной дороге пристроился. А там вскорости Вовка родился. Не жизнь – а счастье.

Глава 5

     Смурной изрядно захмелевший Есенин сидел на боковом месте плацкартного вагона. Он всегда предпочитал именно боковые места. Отсюда вагон хорошо просматривался, и к неприятным неожиданностям можно успеть подготовиться. Сейчас ему опасаться было совершенно нечего - за все старое отсидел сполна, но привычка контролировать ситуацию осталась.
     Время от времени он окидывал пьяным взором проход и переводил взгляд в окно – на волю, без решеток и конвоиров. Однообразная лента пустынной степи через каждый час-другой прерывалась несколькими неказистыми домишками, состав тормозил, сонный экспедитор багажного вагона, не спеша, вываливал мешок с письмами и газетами и кидал в вагон обратную корреспонденцию. На крупных станциях мешков было несколько. Вот и все разнообразие.
     Почтово-багажным поездом пользовались редкие местные жители в основном для поездок за покупками на станции покрупнее, где имелись хоть какие-нибудь магазины. Кулеобразные тетки, обвешанные мешками и сумками, кряхтя, влезали в вагон, шлепались на лавки, клевали носами, цепко раскинув руки на багаже, и через одну-две остановки вываливались на очередном неприметном полустанке.             
     На крупных станциях Есенин гонял Ныша за вином. Начав пить с утра, он уже не мог остановиться. Ныш скатывался с верхней полки, брал деньги и вскоре возвращался с бутылкой портвейна. Быстро распив ее на двоих из горлышка, Ныш заваливался наверх, а Есенин стойко водил осоловелый взгляд вдоль вагона.
     Иногда компанию им составлял проводник Гриша, лысеющий мужчина средних лет, старательно зачесывающий длинные сальные волосы на большую проплешину на макушке. Тот всю дорогу сокрушался и твердил, что незачем было покупать билеты. Он бы за полцены посадил таких хороших людей.
     И впрямь, многочисленные тетки перли в вагон безо всяких билетов. Гриша собирал с них при входе трешки и пятерки, на этом свои функции он считал исчерпанными. По вагону катались пустые бутылки, многие пассажиры курили, не выходя в тамбур, мусор в углах скапливался в мохнатые горки. Одно из окон было разбито. Оттуда врывался прогорклый воздух, густо перемешанный с грохотом колес. 
    Тетки сторонились Есенина. Если кто-то садился в купе напротив, Есенин с угрюмым взором декламировал стихи. Он явно нуждался в слушателях. Стихи в основном были блатные, некоторые, со странными призывами к революции, и почти все с матом. Проводник по-бабьи хихикал, испуганные тетки, похватав узлы, отсаживались от греха подальше.
     Под вечер Есенин опьянел окончательно. Голова дергалась, выскальзывала из ослабленных рук и билась о столик. После очередного такого удара Есенин вздрогнул и уставился в окно. Поезд вяло тормозил у станции с названием Тюра-там. Если имеется крупная вывеска, значит станция большая, решил Есенин.
     - Ныш! Ныш! – заорал он и стукнул кулаком в верхнюю полку. – Слезай! Вали за пузырем. 
     Заспанный Ныш с красной отлежанной щекой скатился вниз, грохнувшись коленями о пол. Широкие штанины елозили в пыли, пока он поднимался.
     - Щас, щас, - твердил парень, неуклюже двигаясь по проходу. На полпути он вернулся. – Деньги давай.
     Ныш протянул ладонь. Есенин покопался в карманах и выгреб несколько мятых рублей с мелочью. Часть денег просыпалась мимо качающейся ладони Ныша, монетки зазвенели, раскатываясь по полу. Ныш ринулся собирать. Он ползал на коленях, сопел и громко дул на найденные монетки.
     - Все в ажуре! Щас будет! – Довольный собой, Ныш пофланировал к выходу.   
     Есенин тупо пялился в пыльное окошко. К вагону подбежала девушка, за ней широко шагал парень с чемоданом и сумкой. Парень помог девушке подняться на крутые ступеньки и легко запрыгнул сам с неудобной ношей.
     Из тамбура послышался грубый голос проводника:
     - Чего суешь? На хрена мне твои билеты. Деньги давай! Эти бумажки здесь не действительны. Куда прешь?!
     Послышалась возня, словно кто-то кого-то толкал. Дверь из тамбура открылась, стукнувшись о стенку, и препирающиеся голоса двинулись в вагон. Проводник отступал под напором парня с багажом, потом невнятно выругался, дверь в купе проводника с шумом захлопнулась. По проходу пробирался высокий крепкий молодой человек и не понятно чему улыбался. Около Есенина он остановился, увидел напротив пустые места и обернулся к девушке:
     - Нина, приземляемся сюда.
     Мускулистая рука закинула чемодан на верхнюю полку, парень с девушкой сели друг напротив друга. Молодой человек протер ладонью лоб и обратился к спутнице:
     - Я тебе объяснял, что здесь билеты совсем не нужны. Здесь другие порядки!
     - Здесь порядок простой, если ты удалец, первым бей между ног, а иначе – капец! – продекламировал Есенин, вглядываясь в новых попутчиков.
      После невыразительных бесформенных теток ему бросились в глаза белые ляжки девицы, та даже юбку одернула под тяжелым взглядом. Молодая прыщавая дура, но уже в соку, подумал свысока Есенин. Парнишка чуть постарше, но тоже еще сопляк, имеется особая примета – маленький шрам над губой слева.
     - Вот, видишь, меня поддерживают, - парень повернулся и вежливо кивнул Есенину.
     - Проводник нас не хотел пускать, - пояснила девушка, разгладив кофту с большой ромашкой на груди. Видно было, что столь «радушный» прием ее испугал. – Мы студенты, на праздники едем.   
     Нине Брагиной нравилось при случае называть себя студенткой, хотя официально она являлась учащейся техникума. 
     В вагон с бутылкой в руке ввалился Ныш. Он шел, задевая все косяки. Один раз завалился на визгливую тетку.
     - Вот! – Ныш бухнул на откидной стол пузырь. Осоловелый взгляд ощупал новых пассажиров. Глаза уперлись в изображение ромашки на кофточке девушки. Под желтым кружком топорщилась грудь, белые лепестки простирались от ворота до живота. Ныш осклабился: – Клеевая телка. Эй, Ромашка! Садись к нам.
     Девушка обиженно отвернулась к окну, так, чтобы не было видно цветка на кофте.
     - У-у, ты кака-ая! - вытянул губы в трубочку Ныш.
     - Открывай! – приказал Есенин.
     Каныш щелкнул ножом, выкидное лезвие тускло блеснуло, срезанная пластиковая пробка запрыгала по полу. Вагон дернулся, вино плеснулось рубиновой кляксой на пластик стола. Под полом, набирая ход, застучали колеса. Есенин глотнул из горлышка, встряхнув головой, подавил бурную отрыжку и протянул бутылку парню.
     - Студент, будешь?
     Тихон Заколов мягко заслонился раскрытой ладонью.
     - Спасибо, спасибо, не хочу.
     - Брезгуешь? – насупился Есенин и протянул бутылку девушке. – А мамзель?
     Нина Брагина испуганно покосилась на неприятных попутчиков и тревожно напряглась. Глазами она искала поддержки у Тихона.
     - Нам не надо, - вежливо отказался парень и даже улыбнулся, но тут же отвернулся, считая разговор оконченным.
     - Есенин, дай мне! – Каныш нетерпеливо ухватился за вино.
     - Ты, фраер мелкий! – Есенин неожиданно выдернул бутылку и, набычившись, обжог Ныша злым взглядом. – Ты чё в разговор встреваешь? Ну! Ты как должен был меня встретить? Ну! Морду не вороти! Отвечай, когда тебя спрашивают!
     - Есенин, ты пойми. Пролет получился. И на старуху бывает проруха, - Каныш натужно засмеялся. 
     - Как тебе велели меня встретить?! – Есенин жахнул свободным кулаком по столу.
     - По высшему разряду, - засуетился Каныш. – Такси. Купе. Вагон-ресторан, выпивка первосортная и это… И бабу на ночь.
     - Вот! – Есенин буравил попутчика огненным взглядом, скрюченный палец вора назидательно  тыкал в испуганное лицо собутыльника. – А ты чё устроил? Едешь за мой счет. Вино жрешь за мой счет, а ночью ты чё, мне свою задницу будешь подставлять?
     Каныш побледнел, его длинные волосы тряслись от качки разогнавшегося состава, прикрывая потупившийся взор.
     - Есенин, я все для тебя сделаю! Я покажу, кто такой Ныш. Ты не думай, что я фраер. Я настоящий блатной. Все тебе обеспечу. Вот увидишь!
     - Посмотрим, - смилостивился вор и отдал бутылку. 
     Хамбиев сложил нож, который все еще держал в руке. И сразу же нервно нажал кнопку, лезвие послушно выскочило. Он проделал так несколько раз, зло озираясь по сторонам. Девчонка в короткой юбке, прижавшаяся к окну, все больше привлекала его внимание.
     Ныш залпом влил в горло полбутылки вина, мутный взгляд вновь уперся в девушку.  Вот бы ее подложить под Есенина! Другой был бы коленкор.
     Пьяный Ныш не стал залезать наверх и плюхнулся за стол напротив Есенина. Вор допил вино и брезгливо отвернулся от Хамбиева.
     Обида, как брызги кипятка, обожгла Ныша. Он вытряхнул в дрожащую ладонь несколько шариков насвая, положил под язык и блаженно закрыл глаза. Привычное жжение маленьким пожаром охватило рот, голова как цистерна цементовоза при погрузке стала наливаться тяжестью, на этот раз необычайно стремительно. По пьяне насвай он еще не кидал. Но сегодня все не так, как раньше. На кону – его репутация. Пока ехал на встречу с Есениным – опарафинился как последний лох, а ведь мог круто поднять свой авторитет. Сейчас надо сделать что-то такое, чтобы и вор его зауважал, и перед Беком можно было похвалиться.
     Слюна густо заполняла рот. Каныш привычно сплюнул – глотать нельзя, такая фигня в желудке начнется. Сплюнул еще. Зеленоватая слюна горкой тряслась на грязном полу. Каныш придавил пятно ногой. Стук колес через ступню проникал в тело и нещадно бил в голову. Сквозь занавес опущенных волос Каныш смотрел на белые ноги девушки. Край короткой юбки наискось делил ногу на светлую мякоть и темную ткань.
     Аппетитный контраст притягивал. Каныш упорно смотрел на границу темного и светлого. В глазах раздувались кровавые капилляры, нос хищно сопел.
     Ночью эту телку я подарю Есенину, твердо решил Хамбиев.    
    
Глава 6

     Сумерки стремительно сгущались. Тихон Заколов попытался читать учебник. Тусклый свет в проходе вагона годился лишь для того, чтобы разглядеть контуры выступающих перегородок. Нина прильнула к окну. Кроме белых палок километровых столбов, мелькающих в темноте, смотреть было не на что. Густая синева уходящего вечера набухала чернотой ночи.
     Девушка взглянула на Тихона, пытавшегося поймать раскрытыми страницами блеклый свет приглушенной лампы.
     - А постель здесь дают? – спросила Нина.
     - Нет. Это же почтово-багажный, - Тихон оторвался от книги и протер уставшие глаза. – Сумку под голову, ножки калачиком, вот и все удобства. Завтра доберемся до Арыся, сделаем пересадку. Там я тебя уже слушать не буду. Куда скажу, на тот поезд и сядем.
     Тихон посмотрел на неприятных попутчиков. Распили бутылку и вроде затихли. Тот, что постарше, с седым ежиком волос, прикрыл глаза и шевелил губами. Чернявый опустил голову и бесконечно плевал на пол. Куда только проводник смотрит?   
     Словно услышав немой вопрос, из служебного купе вышел Гриша, и нетвердо прошел по вагону. На пухлых чавкающих губах прилипло несколько крошек. Около Ныша он задержался. Но смотрел не на его плевки, а на Тихона и Нину. Смотрел угрюмо, лицо сморщилось, как при зубной боли.
     Будто ребенок дуется, подумал Заколов, вспомнив их встречу в тамбуре, и попытался миролюбиво улыбнуться. Не помогло. Судя по выражению лица проводника, зубная боль  у него только усилилась.
     За спиной проводника активно зашевелился седой попутчик:
     - Слушай сюда, Гриша, мать твою! – Он дернул проводника за синий форменный китель и величаво задекламировал: - Красная площадь лежит предо мной, я патриот, я горжусь страной! Здесь величайший лежит человек, он изменил целый Мир на век. Сзади за ним вырастает стена. Что, от кого закрывает она? Подлая кучка за этой стеной, грабит, владеет огромной страной. Встань смелый Вождь, пробудись ото сна! Снова России свобода нужна!
     - Молодец, Есенин! – поднял голову Ныш и пьяно стукнул по столу. – Так им!
     Проводник тупо хлопал глазами. Высунулась любопытная женщина, но, дослушав до конца, испуганно спряталась за перегородку. Нина оторвала взор от темного окна и удивленно смотрела на человека, которого назвали Есениным.
     Состав визгливо затормозил. Оставшиеся тетки с баулами дружно толкаясь покинули вагон. Новых пассажиров не было. Местные жители по ночам почтово-багажным не пользовались.
        - Ныш! Дуй за шампанским, – седой поэт ткнул попутчика-азиата и подмигнул Нине:- Бабе веселое вино надо подать, с пузырьками!
     Заколов кинул тревожный взгляд вдоль темного вагона. Кроме Нины представителей женского пола в поезде не осталось. Вот глупая! И зачем она вызывающую юбчонку в дорогу напялила? Не пересесть ли в другое место?
     Ныш резво встал, опрокинув ногой пустую бутылку под скамьей. На лице заиграла похабная гримаса, сальный взгляд облизывал Нину:
     - У-у, Ромашка! – Он обернулся к Есенину: - Давай деньги. В момент шипучку принесу.
     Есенин сунул руки в карманы. Рылся долго, досадливо морщился. Потом лицо исказилось:
     - Где бабки? Где бабки, я тебя спрашиваю?
     - Не знаю, Есенин. У тебя же были. Я пустой.
     - Все выжрал! День не прошел, все выжрал!
     - Есенин, мы же вместе бухали.
     - Ты мне еще перечить будешь?! Ну-ка, тяни сапог! – Есенин выставил в проход ногу. – Там заначка.
     Каныш шлепнулся на колени и обеими руками дернул пыльный сапог.
     - Давай! Тяни, тяни. – Есенин упирался руками. Каныш дернул в очередной раз и рухнул вместе с сапогом. К запаху разлитого вина и табака, добавился жестокий аромат немытых ног. – Где деньги? Ищи деньги!
     Каныш заелозил руками по темному полу.
     - Нету.
     - Ищи! В портянке посмотри!
     - Нету.
     - Тяни другой сапог!
     Каныш дернул.
     - И здесь пусто.
     - Проверь!
     - Пусто, гадом буду!
     - Украли, суки! – взревел Есенин. – Украли! Кто?!
     Каныш и Есенин одновременно посмотрели на Заколова. Проводник, до этого стоявший рядом, осторожно попятился.
     - Он, не иначе! – Ныш ткнул пальцем в Заколова. – Пока он не пришел – деньги были!
     - Убью, крысу! – рявкнул Есенин. 
     - Дядя, я не при чем. Сидите спокойно, - Тихон пытался говорить вежливо.
     - Сидеть?! Мне? – На лице поэта отразилось нешуточное возмущение. - Я уже свое отсидел, сопляк!
     Ныш щелкнул ножом, блеснуло выскочившее лезвие.
     - Где бабки, фраер? Ну-ка, вывороти карманы!
     Ныш навис над Тихоном, держась рукой за верхнюю полку.
     Нина бочком заскользила вдоль сиденья к проходу, рука тянула чемодан.
     - Пойдем, Тиша. Пойдем отсюда, - мягко скулила она. 
     Тихон взял сумку и попытался встать. 
     - Сядь, сука! – Ныш толкнул Заколова. Рука с ножом плавно двигалась из стороны в сторону, словно примериваясь для удара. Стальной клинок зловеще блестел перед лицом Тихона.
     Нина добралась до края сиденья и соскользнула в проход.
     - Куда, красотка? – проводник за перегородкой обхватил Нину и плюхнул ее на сиденье. – Попалась! Дай ромашку потрогать. За желтенькое!
     - Отпустите! Уберите руки! – слышал Тихон испуганный голос Нины. 
    Но эти просьбы лишь раззадорили проводника. Возня с глухими толчками и визгом девушки нарастала. Проводник похабно гоготал, слетевший с лысины чуб трясся перед масляными глазками. Ныш, слушая эти звуки, довольно улыбался.
     - Тиша! Тихон… – отчаянный крик Нины захлебнулся. Ладонь проводника смяла рот девушки.
     - Отпустите ее. Что вам надо? – Заколов уставился на чернявого парня. Он старался не обращать внимания на нож и держаться уверенно. Но телу стало зябко, по коже поползли мурашки, словно от стального лезвия исходил ледяной холод.
     - Бабки, бабки, гони! – наливающиеся злостью глаза Ныша мерцали сквозь трясущиеся пряди сальных волос
     Тихон торопливо залез в карман, пальцы нащупали несколько купюр, он сунул их бандиту. Надо скорее откупиться и спасти Нину, решил он.
     - Вот так, хорошо себя ведешь. Есенин, я должен был тебе обеспечить бабу! – крикнул за спину Ныш. - Бери Ромашку! Я пока фраерка покараулю.
     Сзади встал и засопел Есенин, все это время одевавший сапоги. Он нашел, выпавший из них четвертной, но Ныша не останавливал.
     - Постойте! Я же отдал вам деньги, отпустите ее. – Тихон привстал, но его голос звучал неуверенно.
     - Не рыпайся! – Хамбиев легко ткнул острием Заколову в плечо. Тихон шлепнулся на сиденье. Бандит сунул нож прямо к лицу Заколова, острый кончик переходил от одного глаза к другому. – Сиди смирно! Дернешься - укокошу!
     Есенин прошаркал за перегородку. Нина жалобно завизжала, проводник сдерживал ее и хихикал.
     Тихон попытался подняться. Сидя под низкой полкой, он чувствовал себя совершенно беспомощным. Ныш резко выдохнул «Гы!» и сделал короткое движение ножом, будто колет. Тихон отшатнулся, затылок уперся в стенку. Глаза затравлено следили за острием блеснувшего клинка. За ним мерцал безумный взгляд бандита. Тело Заколова парализовал липкий страх. Ноги сделались ватными, обессиленные руки боялись подняться. Он не слышал затравленных криков о помощи, вся панорама мира с изображением и звуком сконцентрировалась в острие ножа, маячившего перед глазами. Стальной клинок заслонял все!
     Поезд неспешно тронулся, качнувшийся нож кольнул щеку. 
     - Может этого за борт, а? И я присоединись? – произнесла фигура с ножом и загоготала.
     Тихон даже не понимал, что говорят про него. Все, что располагалось дальше клинка, тонуло в вязком тумане.
     Вдали стукнула дверь, послышался топот. Нож неожиданно схлопнулся и исчез, но испуганные зрачки Тихона продолжали искать острую стальную точку. Поезд, дернувшись, притормозил. Заколов растерянно водил глазами, стремясь найти жуткую утрату, мгновение назад составлявшую для него весь мир.
     Из тумана выплыло лицо в армейской фуражке:
     - Парень, ты цел? 
     Тихон очнулся, словно стряхнул сон. Над ним склонился офицер в полевой форме. Сзади сгрудилось несколько солдат.
     - А где …? - Тихон беспомощно огляделся.   
     - Мы их выкинули из поезда. Пусть пешком топают. Девушка с тобой?
     - Да. – Тихон встал и протиснулся к Нине.
     - Мы здесь до утра. В случае чего, обращайтесь, - офицер улыбнулся и скомандовал солдатам: – Объявляю отбой!
     Военные двинулись в дальнее купе. Состав вновь тронулся.
     Бледная взлохмаченная Нина растирала слезы и поправляла нехитрую одежду.
     - Ты как? – Тихон отвел глаза. Стыд за былой страх и беспомощность залил пурпуром лицо. Даже ушам стало жарко.
     - Не успели, - хмуро ответила девушка и ощупала кровоточащую губу. – Где зеркальце? Где мой чемодан?
     Тихон высунулся в проход. Откинутый кем-то чемодан валялся в нескольких метрах в стороне. Рядом с ним из-за перегородки осторожно высунулось злое лицо проводника.
     - Ну уж с этим я сам разберусь, - Тихону не терпелось оправдаться перед Ниной и  он ринулся к проводнику.
     Гриша вскочил, зачем-то подхватил чемодан и затрусил с ним к тамбуру. Около открытой вагонной двери Тихон его нагнал.
     - Выметайтесь тоже! – крикнул проводник и кинул чемодан в ночной поток воздуха.
     - Сволочь! – ругнулся Тихон, оттолкнул проводника и высунулся из вагона.
     Поезд набирал ход, но шел еще достаточно медленно. В тамбур вбежала встревоженная Нина.
     - Там подарки сестре и маме, - захныкала она.
     - Успею! – крикнул Заколов и выскочил из вагона.
     Тело еще в полете мгновенно охватывает ночная прохлада. Приземление. Ему удалось удержаться на ногах. Он бежит назад, подхватывает чемодан и мчится обратно. Нина свесилась на поручнях и кричит «Тиша-а!». Заколова от нее отделяет уже несколько вагонов. Все они багажные, зацепиться не за что. Ну хоть бы один пассажирский с поручнями!
     Тихон бежит быстрее состава, он сокращает расстояние до заветных ступенек. Крупные камни насыпи больно ударяют в ступню, гарь из труб тепловоза вонючими комьями шибает в лицо, зажатый в руках чемодан бьется в грудь.
     Он надрывается, но нагоняет вагон! Вот между ним и Ниной лишь несколько метров. Последний рывок – он напротив двери! Тихон протягивает ей чемодан, рука хватается за поручень, нога встает на нижнюю ступеньку. Все! Успел!
     И вдруг Нина, ойкнув, валится на него. За ее спиной мелькает злорадная улыбка проводника. Тихон и Нина скатываются по острым закопченным камням. Стальные колеса отстукивают, как спаренные молоты по наковальне, дробную мелодию. Тяжелый поезд будто прокатывается сверху. Удары совсем близко, каждый отдается в голове звонким молотком.
         
Глава 7

     - Вась, ты чего? – Елизавета Кондратьевна толкнула локтем мужа. – Никак наш поезд объявили.
     Василий Николаевич с трудом разлепил веки. Холод наступающей ночи и кусачие комары разом вернули его из дремы. Поезд! – сверкнуло в голове. Он резко встал с привокзальной скамьи и выкрикнул:
     - Чего сидишь, шалопутная? – В груди кольнуло, голос сорвался и перешел в недовольный хрип: - По-езд!
     - Так я же тебя бужу! – Старушка одной рукой подхватила сумку, другой поддержала мужа: - Пойдем, Вася.
     - Иду, - хрипел недовольный старик. – Вагон какой?   
     - Одиннадцатый.
     - Сам знаю! – грубо огорошил Василий Николаевич.
     Елизавета Кондратьевна промолчала. За долгие годы она успела усвоить: когда мужу плохо, он волнуется и кипятится больше обычного. Надо стерпеть.
     На перрон, устало постукивая колесами, выкатывалась зеленая вереница вагонов с тусклым светом в окнах. Колесные тележки звучно вжикнули, кулаки сцепок звякнули, ткнувшись друг в друга, поезд сжался и остановился.
     - Вот наш вагон, - старик семенил к раскрытой двери, где грозно возвышался проводник. – Лиз, доставай билеты.
     - Чего? – проводник ковырнул ногтем меж зубами, посмотрел на палец и звучно сплюнул.
     - У нас билеты в ваш вагон.
     - Какие, к чертям, билеты! Мест нет, все занято! Вали отсюда, - повышая голос, гудел проводник.
     Снизу старику казалось, что пухлые щеки проводника торчат сразу над большим животом.
     - Вот, посмотрите! – Василий Николаевич тыкал пальцем в розовые полоски билетов.
     - Ничего не знаю! Мест нет, иди разбирайся в кассу. Что они там, с ума посходили? Иди, иди!
     Проводник повернулся, намереваясь прикрыть дверь. За спиной в тамбуре курил пассажир в костюме.
     - Вы бы хоть в вагон их пустили, - прищурившись, сказал пассажир. - Люди пожилые.
     - Еще мне указывать! Раскурились тут, - умерил пыл проводник, оценивая солидный вид пассажира. Обернулся, посмотрел на кольчугу из медалей на груди старика и протянул руку: - Чего там у тебя?
     Василий Николаевич с готовностью подал билеты.
     - Им бумажку напечатать, пара пустяков. Бумажка не диван, на ней не выспишься! Мой вагон вписали. Он что, безразмерный? - бурчал проводник, разглядывая билеты. – Проходите, но предупреждаю, мест нет! Будете всю дорогу в коридоре куковать!
     Елизавета Кондратьевна, пугливо рассыпаясь в благодарностях, полезла в вагон. Василий Николаевич, с выхваченной у жены сумкой поднимался тяжело. Плюхнувшись на откидное сиденье в узком коридоре, он дрожащей рукой вынул две таблетки и положил под язык. Седая голова с закрытыми глазами запрокинулась на стенку тронувшегося вагона.
     - Надо было в плацкартный брать, - тихо говорила старушка. – Там мест больше и люди добрее.
     - Ничего, Лизонька, ничего. – Старик приоткрыл глаза, но его лицо еще сохраняло матовую бледность. - Сейчас я пойду к бригадиру поезда и все улажу. Если здесь мест нет, пусть в другом вагоне дают. Обязаны.
     Он встал и постучал в дверь к проводнику. Тот приоткрыл. Жующая физиономия пыталась заслонить столик с бутылкой.
     - Чего еще? До Кзыл-Орды мест не будет!
     - В каком вагоне у вас находится бригадир? – сухо поинтересовался Василий Николаевич.
     - Не поможет тебе никакой бригадир. Не знаю, где он! – отрезал проводник, и дверь с шумом захлопнулась.   
     Лицо старика вспыхнуло, будто после сильной пощечины. Он хотел было вновь постучать, но передумал и, держась за стенку, двинулся в соседний вагон. Там с ним тоже не стали разговаривать. На вопрос о бригадире, взлохмаченная проводница лишь махнула рукой: «Дальше, дальше».
     Но следующим оказался вагон-ресторан. Дверь в него была закрыта, а за мутным стеклом уборщица мыла пол. Старик постучал. Уборщица, словно видела его в десятый раз, устало вздохнула и без умолку затараторила:
     - Закрыто уже все, закрыто! Нет никакой водки. Иди спать. Голова седая, а все туда же. Сил на вас нет, алкоголики несчастные! Иди, все равно ничего не дождешься. В конец меня измучили, подтирай тут за вами! И медали твои не помогут, не тряси! Чего стучишь? Ну чё колошматишь?  Щас вот как дам шваброй, отстучишься.
     - Да вы… Да вы хоть послушайте, - старался вставить слово Василий Николаевич. Ему приходилась кричать, неприкрытый грохот колес рвался из-под ног. – Мне к бригадиру пройти!
     - И слухать не буду! Знаю я вас, алкоголиков. И не таких видала. Брехать вы умеете. Ты что, не набрался еще? Или хочешь, все деньги разом спустить. Вон, на ногах уж не стоишь, качаешься.
     - Мне к бригадиру, поверьте. С местами разобраться, - Василий Николаевич потряс перед стеклом билетами.
     - Спят давно уж все, - устало ответила уборщица. – Тебе откроешь – все попрут. Утром приходи.
     Она подхватила ведро и швабру. Согбенная фигура в синем халате скрылась за второй дверью.
     Старик стоял на трясущихся железках между вагонами. Холодный ветер под аккомпанемент грохочущего металла врывался в лязгающие щели. Привычный запах железной дороги отдавал во рту неприятной кислинкой. Казалось, что под язык набилась толченая ржавчина.
     Василий Николаевич неуклюже развернулся на стыке вагонов. Внезапно глаза затуманились, к горлу подступила противная тошнота, кадык дернулся, пытаясь вытолкнуть гадкую ржавчину. Внутри на мгновение все похолодело, а затем резкая режущая боль пронзила сердце. Оно сжалось и не хотело разжиматься.
     Старик пошатнулся, руки скользнули по закопченной стенке, из раскрывшихся заскорузлых пальцев выскользнули листочки проездных билетов. На секунду они залепили чавкающую щель между вагонами, затем поток воздуха, причмокнув, утянул их под колеса. Старик рухнул, зацепив головой дверную ручку. Дверца распахнулась, седая голова вывалилась на замусоренный пол. В белых волосах проступила красная маслянистая влага.
     В полутемном тамбуре скрипящая дверца равномерно билась о плечо лежащего ничком старика. На смявшемся пиджаке в такт вагонным колесам испуганно вздрагивали медали.   
    
Глава 8

     В спину давит булыжник, будто им кто-то тычет, от локтя расползается ноющая боль, нога распластана по земле коленом внутрь, тело чем-то придавлено. Но живой и, похоже, целый.
     Заколов открыл глаза. Каштановые волосы Нины в ночной темноте выглядят черными. Круглый шарик ее головы прямо у него под подбородком. Аромат цветочных духов вытеснил вонь железной дороги. Девушка лежит сверху. Ее дыхание влажным теплом согревает грудь Тихона, рубашка у него порвана.
     Нина зашевелилась, подняла лицо. Кроме отблеска мокрых глаз ничего не видно.
     - А у тебя волосы, - говорит она.
     - Что?
     - У тебя волосы на груди. Они мягкие. Щекотят.
     - Что щекотят?
     - Губы.
     - Это логично.
     Тихон не видит ее лицо, но чувствует, что она улыбается. И еще он чувствует, как грудь девушки теплыми комочками мягко давит на живот. Оба дышат в такт. И в момент взаимного вдоха упругая теплота давит сильнее. Ну да, женщины дышат грудью, а мужчины животом. А когда оба выдыхают, контакт ослабевает и почему-то становится щекотно. И хочется, чтобы этот цикл приятных ощущений повторялся.
     А еще ниже в ее живот упирается его… 
     Тихона бросает в жар. Хорошо, что в темноте не видно, как краснеют щеки. Он ворочается и приподнимается. Нина садится рядом.
     - Вот это мы скатились! Как ты? – спрашивает Тихон, отводя глаза.
     - Ничего. Коленку, по-моему, расшибла. – Она слюнявит пальцы и трет коленку.
     - Дай посмотрю.
     Тихон склоняется над темной ссадиной. Видно плохо, надо щупать. Пальцы ложатся на круглую коленку. Кожа прохладная, на месте ранки – теплее. Он делает круговое движение рукой - легкая царапина немного кровоточит.
     - Ерунда, - говорит Тихон. – Прижми платок на пару минут. Даже перевязывать не надо. На воздухе быстрее заживет.
     Его пальцы еще на девичьей ноге. Кожа гладкая, особенно внутри и выше. Тихон невольно смотрит на белизну над коленкой. Нога расширяется и уходит под юбку, глаза тоже тянутся туда. И рука. Клетчатая ткань юбки смялась, задралась и почти ничего не прикрывает. Тихон отдергивает руку. От пальцев исходит дурманящий запах девушки. 
     - У тебя юбка, - Тихон с трудом отводит взгляд, - испачкалась. Зря ты ее одела. В поезде лучше в брюках. 
     - Тебе не нравится?
     - Причем тут я? Ты же видела, какие ублюдки в поездах встречаются. Лучше не давать повод!
     Последние слова Тихон произнес громко.
     Нина встала, оправила складки на юбке, разгладила ромашку на кофте. В лунном свете хорошо виднелся белый ареол лепестков вокруг желтого круга.
     Рядом криво раззявил пасть чемодан. От удара он раскрылся. Из рассыпавшихся вещей торчала мордочка плюшевого медвежонка. Жалобно блестел черный пластмассовый нос, стеклянные глазки испуганно таращились в звездное небо.
     Девушка жадно выхватила игрушку, нежно прижала мягкого мохнатика к щеке:
     - Это для сестры, - пояснила она. – Я назвала его Нюся.
     - Почему Нюся? – удивился Тихон.
     - Потому что он хороший! – Девушка посмотрела на добродушную мордочку и засюсюкала как с ребенком: - Ты не ударился, Нюся? Не испугался? Я тоже испугалась. Но ничего, сейчас я тебя уложу, тебе хорошо будет.
     Она безуспешно попыталась примять рассыпавшиеся вещи и прикрыть крышкой. Молния на матерчатом чемодане разорвалась.
     Тихон присел рядом:
     - Порвано капитально, не восстановишь. – Он вновь близко увидел ее ноги. - Ты бы лучше джинсы одела. Холодно.
     После этих слов Нине и впрямь как-то сразу стало прохладно.
     - Холодно… Как же мы теперь без поезда? – спросила она и поежилась.
     - Одевай джинсы, пойдем на станцию. Тут недалеко должна быть. Поезд совсем недавно останавливался.
     Нина скинула туфли, расправила джинсы, кокетливо покосилась на Тихона:
     - Отвернись.
     - И обувь лучше другую, мягкую, - посоветовал Заколов и отвернулся.
     Вдалеке неприметным огоньком светилось окошко станционной постройки. От уставших натруженных рельс исходил въедливый запах гари.
     - Ну и черт с ним, с этим почтово-багажным, - тихо произнес Заколов.
     - Что?
     - Я говорю, - Тихон невольно обернулся и замолк на полуслове.
     Нина интенсивно двигала попкой, влезая в тесные джинсы. Белый треугольник трусов колыхался, пока нижний уголок не затянулся занавесом брюк. Нина дернула джинсы вверх, повернулась и вжикнула молнией.
     - Что? – еще раз спросила она, застегивая ремень.
     - Я говорю, если на скорый пересядем, то ничего не потеряем. – Он все еще смотрел на то место, где под молнией скрылись белые трусики. Потом перевел смущенный взгляд вниз. – Это правильно, что ты обула кроссовки. По щебню на каблуках неудобно.
     - Так лучше? - Нина пригладила джинсы на бедрах, пытаясь перехватить взгляд Тихона. – Или в юбке?
     - Юбка – это для другого случая.    
     Они направились к станции. Заколов тащил под рукой чемодан, перевязанный колготками. Нина несла медвежонка.
     - А моя сумка в поезде осталась, - вспомнил Тихон.
     - Как же ты теперь?
     - Да ладно, обойдусь. – Тихон мельком взглянул на Нину. В темноте она казалась интереснее. Или он просто раньше к ней не приглядывался. – Знаешь, Нин. Там в поезде, он с ножом на меня пер. Прямо в лицо тыкал. Я все ждал момента… чтобы тебе помочь.
     - Я знаю, ты сильный.
     - Правда, Нин, не смейся.
     - Я серьезно!
      - Понимаешь, я только сначала растерялся, а потом уже почти собрался… Но… Хорошо, что военные подоспели.
     - А я видела, как ты в городских соревнованиях по боксу выступал, - неожиданно сказала Нина. – Ты в десятом классе учился, а я в восьмом. Ты еще всех побеждал.
     - Не всех, - честно признался Тихон. – В финале Прохорову проиграл. Он КМС – кандидат в мастера спорта, а у меня только первый разряд.
     - А мне казалось, что ты лучше всех был. Я видела, как ты на перекладине в школе солнышко крутил.
     - А я тебя по школе не помню, - честно признался Тихон.
     - Конечно, ты выпускник был, а я кто? Даже лифчик еще не носила. Помню, мама мне его уже купила, и я, как помоюсь, в ванной примеряла. А он все большой и большой.
     Нина рассмеялась. Тихон улыбнулся, вспомнив, что взрослость отмерял пушком над губами, и очень гордился, когда впервые побрился.   
     - Колено не болит? – поинтересовался Тихон.
     - Нет, нисколечко. – Нина бодро пнула камешек. – Вот приедем домой и будем вспоминать, в какое приключение мы попали. Да?
     - Особенно этого, со стихами. Есенина.
     - А второй все за бутылками бегал. На ногах не стоит, а все за вином!
     - А проводник-то какой пьяный!
     - И пускать нас не хотел. Даже по билетам.
     - Это он тебя толкнул. Я уже поезд догнал, на ступеньках был.
     - А здорово мы скатились! Я и испугаться не успела.
     Нина искренне смеялась. Тихон, обхватив чемодан, дурашливо показывал, как они падали. Теперь невольное приключение представлялось веселым и совсем неопасным.
     Железная дорога вывела к небольшой станционной постройке. Мелкие буквы названия ютились на небольшой табличке в углу здания. В темноте надпись не читалась. Вместо платформы вдоль путей лежало несколько бетонных плит.
     - Боюсь, что здесь скорые поезда не останавливаются, - Тихон кисло огляделся. – Пойдем, узнаем.
     Он направился к коричневой двустворчатой двери в центре здания, справа от которой бледно светилось единственное окно. Сзади послышался нарастающий шум приближающегося поезда. Тихон и Нина обернулись.
     Мощный луч света бодро прорезал темноту, за ним устало гнался насупленный локомотив и никак не мог догнать. Поравнявшись со станцией, локомотив окончательно сдох, испустил пар, железные колеса отказались нестись дальше, визгливо и упрямо потребовали передышки. Мимо станции, теряя скорость катились платформы, нагруженные разномастными железными конструкциями. Состав остановился.
     - Товарняк, - разочарованно изрек Заколов. – Пойдем, поищем расписание.
     Он потянул подпружиненную дверь. За ней открылся маленький проходной холл с двумя скамейками. Противоположная дверь пугливо скрипнула и зашаталась приоткрытая. Скомканная газета на скамье шевельнулась под сквозняком и скатилась на кафельный пол неопределенного грязного цвета. Под потолком щелкала и мерцала одинокая трубка люминесцентной лампы. Единственным ярким пятном в помещении был новый кроваво-красный плакат, где на фоне алого стяга злой боец со штыком наперевес устремлялся как на врага на каждого вошедшего. «1941-1945» поясняла надпись. 
     - Пусто, - оглядел помещение Заколов.
     Они вошли внутрь. Дверь хлопнула. Снаружи недовольно закаркали встревоженные вороны.
     - И мрачно, - добавила Нина, прижимаясь к Тихону. Почему-то здесь в помещении ей было неуютнее, чем в открытом пространстве ночной степи. 
     Заколов подошел к закрытому окошку кассы, пошарил взглядом по наклеенным бумажкам.
     - Да где у них тут расписание? – Он придвинулся к стеклу, пытаясь протиснуться взглядом в щели зашторенного окошка. – По-моему, там кто-то есть. Эй! Откройте! – Он постучал. Внутри явно виднелась склоненное на стол плечо. – Спит, что ли?
     Тихон шагнул к двери сбоку от окошка и толкнул ее. Дверь поддалась. За столиком, уткнувшись головой в бумаги, лежал человек в железнодорожной форме.
     - Ну, точно спит! – Заколов вошел внутрь. – Эй, уважаемый. Нам бы узнать, когда ближайший поезд в южном направлении?
     Студент потряс плечо спящего. Человек не реагировал.
     - Да что он, напился что ли?
     Заколов потряс сильнее и попытался повернуть кассира, чтобы разбудить.    
     - Тихон! – Нина стояла в дверях и испуганно показывала вниз.
     На пол из-под груди уснувшего человека капало что-то красное. Тихон потянул за плечо, тело кассира стало валиться со стула. Тихон подхватил его под руки, не давая упасть, прижал к себе. Что-то уперлось ему в грудь. Он дернул рукой.
     Ладонь обхватила липкую удобную рукоять. Липкость была неприятной. Тихон отпрянул, поднес ладонь к глазам. По пальцам сочилась густая темная кровь.
     Стул с грохотом перевернулся. Мимо лица Заколова проплыли холодные остекленевшие глаза, искаженный рот, застывший в немом крике. Тело кассира рухнуло на пол. Из груди торчала окровавленная ручка ножа. 
     Нина закричала и выбежала прочь. Тихон нервно протер руки об какие-то бумаги и только тут заметил, что ящики стола выдвинуты, на полу валяется ворох документов. Он бросился за кричащей девушкой.
     Нина выскочила к поезду. Он подбежал к ней. Девушка метала взгляд вдоль состава. Тихон обхватил ее за плечи.
     - Уедем, уедем отсюда, - твердила она, - быстрее!
     Со стороны локомотива раздался длинный гудок.
     - Давай, сюда! - Тихон, стал подсаживать девушку на платформу поезда.
     Когда он залез вслед за ней, громоздкие сцепки последовательно вздрогнули. Поезд трогался, экономя силы, сдергивая вагон за вагоном, и вскоре дружно застучал сотнями колес. Тихон и Нина примостились в конце платформы на квадратный металлический кожух. Высокая стена прямоугольной конструкции защищала их от ветра.
     Нина плакала, по-детски уткнувшись в мохнатого медвежонка. Тихон пытался ее успокоить, но мешала тревожная мысль. На окровавленной рукоятке ножа в груди убитого кассира остались его отпечатки пальцев.
     О том, куда мог скрыться настоящий убийца, Заколов в тот момент совершенно не думал. Тем более он не заметил, что на ночном товарняке они оказались не одни.          

Глава 9

     На соседней платформе состава внутри большой П-образной конструкции нервно вышагивал Ныш. Периодически он бил кулаком в ладонь и, оскалив желтозубый рот,  с силой сдавливал руки.
     - Как я его? Как? – шептал он.
     Остановившись напротив большого круглого отверстия, Ныш удивленно воскликнул:
     - Есенин, ты погляди, опять они.
     - Кто? – вор сосредоточенно курил частыми затяжками, прикрыв сигарету ладонью.
     - Студент с девкой. Те, из поезда. На соседнюю платформу залезли.
     - Сядь, козел!
     - Ты это…, блин, Есенин, поосторожней с базаром.
     Окурок врезался в грудь Ныша и осыпался мелкими искрами. Есенин схватил Ныша за воротник и, злобно пожирая глазами, зашипел:
     - Сядь, паскуда! Увидят. – Он пихнул парня, тот шлепнулся на гремучую жестянку. Поезд дернулся и заглушил металлическим лязгом шум падения. Состав с гулом набирал ход. – Ты на хрена, кассира пырнул?
     - Я его не колол. Только припугнул.
     - А где нож?
     Ныш шлепнул себя по карманам, изобразил на лице удивление:
     - На столе забыл. Точно, на столе! Когда деньги выгребал.
     - Врешь! А кровь на руке?
     - Так это я руку ободрал, когда сюда залезал. Вот, посмотри!
     - Мог бы без ножа обойтись!
     - Так он бабки не давал! Пер на меня.
     - Все бы он выложил! Он поди и сообразить не успел, что от него требуется.
     - Ты чего, Есенин, в натуре? Я ради нас старался, а ты пустой базар разводишь.
     - Срисовал он тебя, дурня. Кто так работает? И наследил как медведь в посудной лавке. 
     Есенин сел и сжал виски ладонями. Голова тупо гудела от выпитого за день, не давая привести мысли в порядок. Нажрался на радостях капитально, корил себя вор. Ни черта не соображал, когда позволил Нышу кассира грабануть. Все с наскоку получилось, без должной подготовки. Есенин так дела не привык делать. Сам он остался снаружи и только слышал испуганный возглас кассира и пьяные угрозы Ныша. А тот, видимо, перестарался. Хорошо, что быстро ушли. Может и обойдется.
     Хотя тревожное чувство, что из темноты давил все тот же тяжелый взгляд, как из окошка колонии, у вора осталось. 
     - Моих пальчиков еще нет в картотеке, я не успел засветиться, - похвалился Ныш. – И финку я в платочке держал.
     - Молокосос! Эх... Сколько хоть бабок срубил? – спросил Есенин. Профессиональный интерес постепенно брал свое.
     Ныш пересчитал купюры.
     - Полторы сотни! И у студента в вагоне сороковник снял, - гордо улыбнулся Ныш и протянул деньги Есенину: - Держи. Я должен был тебя бабками обеспечить.
     - Оставь себе. – Держать в кармане лишнюю улику, когда еще толком от станции не отъехали, опытный вор не хотел. - Бля, из-за этой фигни опять на зону!
     - Нас же никто не видел.
     - А эти двое? Студенты?
     - Ерунда! Ничего они не видели. Это сопляки, их припугнуть – в штаны наложат. Откуда они взялись здесь? Их что, тоже вояки из вагона выперли? – Ныш зарыл пальцы в ворох волос, осторожно потряс головой, прислушиваясь к ощущениям. – Ты бы знал, Есенин, как насвай с портвейном башку срывает.
     Он дрожащей рукой достал несколько горошин, сунул под язык. Под ноги периодически зашлепали жирные плевки.
     - Есенин, девку-то пощупать успел? Ляжки у Ромашки молочные.
     Вор брезгливо отвернулся от плюющей рожи. Холодный ночной ветер немного отрезвил его. До дома не доехал, а денег уже нет. На девку, как последняя сука, позарился, и в историю с кассиром вляпался, подводил он итоги. Может и впрямь сначала к Беку смотаться, узнать, что за дело. Бек человек серьезный, фуфло предлагать не будет. И насчет Ныша вместе решим. Пусть, в случае чего, этот молодой урод берет все на себя.
     Так будет по понятиям.   
      
Глава 10

     Елизавета Кондратьевна елозила на откидном неудобном стульчике, вжимаясь в стенку, и заметно волновалась. Прошло больше часа, как муж ушел искать бригадира. Проводник пару раз высовывался в коридор и бросал на старушку презрительный высокомерный взгляд воспаленных глаз.
     Потом началась еле заметная суета. Кто-то увел проводника, в его глазах появился испуг. Потом пришли и за Елизаветой Кондратьевной. Она шла через дергающие сцепки вагонов и понимала, что произошло что-то неприятное, и это неприятное связано с ней. Наверное, неугомонный муж опять повздорил с каким-нибудь начальником.
     Она увидела Васю лежащим на полу в тамбуре. «Испачкает пиджак!», - мелькнула первая мысль и сразу беспомощно задрожали руки. Пальцы разжались, и сумка, которую она не выпускала всю дорогу, шмякнулась на пол.
     В тамбуре и рядом толпились несколько человек.
     - Да нет у них билетов, нет! - кричал знакомый проводник. – Ну где они? Смотрите, смотрите!
     Он бесцеремонно копался в карманах Василия Трофимовича. Когда зашла Елизавета Кондратьевна, все посмотрели на нее.
     - Где ваши билеты? – накинулся на старушку с вопросом бригадир поезда.
     Елизавета Кондратьевна сжалась и не понимала, что от нее хотят, и все глядела на бледное лицо лежащего мужа. Да ему же плохо! Почему ему никто не помогает? Она грохнулась на колени. Неприятный холод скованных рук мужа напугал ее.
     - Что, что с ним? – шептала она, боясь думать о самом страшном. – Помогите. Ему нужны таблетки. Врача!
     Ее оттащили. Как сквозь покрывало слышались голоса:
     - Успокойтесь, женщина. Помер он.
     - Все там будем.
     - Сжалился, помочь захотел. Зря пустил, дурак, - ругался проводник, - теперь отвечать придется за свою доброту.
     - Перекройте тамбур. Никого не пускать. В Кзыл-Орде высадите ее.
     - Вызвать труповозку?
     - Конечно. Эх, вечные проблемы с этими стариками. Тебя что, учить надо, кого лучше подсаживать?
     Ранним утром в туманной дымке двое небритых санитаров выволокли тело Василия Трофимовича Есенина и впихнули в машину. Неприметный автомобиль без окошек подогнали прямо на перрон, чтобы не тревожить пассажиров. В морге у Елизаветы Кондратьевны забрали документы на мужа и настойчиво спрашивали: когда она заберет тело. Старушка просила, чтобы мужа перевезли на станцию Туркестан. Она там живет, и там его похоронит. Но ей твердили, что этим они не занимаются, нужно самостоятельно договариваться с водителем. В морге тоже требовали деньги, так как труп не имеет городской прописки.
     Старушка растерянно пересчитала купюры в кошельке – ни на что не хватало. «Вот теперь и понадобятся отложенные на похороны деньги», - успокоившись, подумала она.   

Глава 11

     Поезд мчался сквозь ночь. Встречный поток вихрился за стенкой укрытия, где сидели Нина Брагина и Тихон Заколов. Ветер свистел в щелях конструкции и холодил металл. Когда состав на поворотах дугообразно изгибался, к свисту добавлялся визгливый писк колес, трущихся о рельсы, и кислый запах искрящего железа. А ветер, пользуясь случаем, нагло забирался под одежду.      
     Плечи девушки вздрагивали. Грохот колес заглушал звуки рыданий. Плюшевая шкурка медвежонка послушно поглощала влагу девичьих слезинок. Черные стекляшки игрушечных глаз участливо смотрели на Нину.
     Девушка подняла покрасневшее заплаканное лицо.
     - Холодно! - поежилась она. Говорить приходилось громко.
     Тихон придвинулся и осторожно обнял девушку:
     - Так лучше?
     Нина кивнула, шмыгнула носом и уставилась пустым взором на дрыгающийся край следующей платформы. 
     - Что мы теперь будем делать? – через некоторое время спросила она.
     - На ближайшей крупной станции сойдем и обратимся в милицию. Там все расскажем.
     - А нам поверят?
     - Ну конечно, мы же ни в чем не виноваты!
     - И нам ничего не будет? – по-детски поинтересовалась она.
     - Нет. - На этот раз Тихон ответил не так уверенно.
     Они убежали, не оказав никакой помощи кассиру. Хотя чем можно помочь мертвому? А если он был еще жив? Нет, вряд ли. Стеклянный остывший взгляд ни с чем невозможно спутать.
     Кто же его так, задумался Заколов? Те двое попутчиков из почтово-багажного? И финка у азиата была. Если ее вынуть из тела, Тихон бы узнал. Слишком хорошо он запомнил клинок перед глазами.
     - Там остался мой чемодан, - горестно вздохнула Нина, прервав размышления Заколова.
     - Налегке путешествовать лучше, - попытался пошутить Тихон.
     Девушка благодарно прижалась к Заколову.
     - Попробуй заснуть, - посоветовал он.
     Нина улыбнулась. Ее голова склонилась на широкое плечо парня, поддуваемые ветром волосы девушки иногда гладили его щеку. От них по-прежнему исходил легкий цветочный запах. Уткнуть туда нос и медленно втягивать воздух было приятно.   
     Нина заснула. Тихон дремал, поддерживая ее и защищая от ветра.
     Через какое-то время поезд сбавил ход и остановился. Заколов привстал, руки заботливо прислонили спящую девушку к стенке. Тихон огляделся. Опять маленький полустанок. В ночной тишине мирно спали несколько домишек.
     Тихону захотелось в туалет, и он решил спрыгнуть на насыпь. Руки уже взялись за край платформы, как раздался испуганный голос Нины:
     - Ты меня бросаешь? – Девушка стояла и растерянно глядела на него.
     - Нина, ты что? Я…, - Тихон замялся. – Мне на минутку, по нужде.
     - Ты меня правда не бросишь? – Девушка подошла ближе.
     - Нет, конечно, - Тихон взял ее маленькую ладошку в свои руки.
     На соседней платформе громыхнул железный лист. Пальцы девушки вцепились в ладонь Заколова.
     - Там кто-то есть! – испуганно прошептала Нина.
     - Откуда? Это жесть распрямилась. Под давлением встречного потока она деформировалась, а сейчас восстановила форму.
     Девушка по-прежнему боялась отпустить Заколова.
     - Нина, я на минутку.
     - Пообещай не бросать меня? – в девичьих глазах читалась мольба.
     - Нина, я обещаю всегда быть с тобою рядом, пока мы не закончим наше путешествие, - серьезно объявил Тихон.
     - Спасибо, - шепнула девушка. Ее руки крепко обняли медвежонка. Она тактично отвернулась.
     Тихон спрыгнул на землю и отбежал в кусты.

     Каныш Хамбиев, замерший в полуприсяде  под злобным взглядом Есенина, смог наконец распрямиться. Жестянка, на которой он сидел всю дорогу, предательски щелкнула в тот момент, когда он вставал.

Глава 12
    
     - Есенин, Ромашка одна осталась. Хочешь цветочек понюхать, лепесточки свеженькие оборвать? Я же должен тебе бабу предоставить! – Ныш осторожно высматривал, куда ушел студент.
     - Мне малолетка ни к чему.
     Есенин протер слипающиеся глаза, вспоминая, как по дурости навалился в вагоне на девку. Ох, и пьяным был! Ночная поездка на открытой платформе хмель изрядно выветрила.
     - Какая она малолетка? У нее титьки, как у меня кулаки.
     - А где студент? – заинтересовался Есенин.
     - Смылся куда-то.
     - И чего они за нами увязались?
     - Не парься, Есенин. Они сами по себе. На праздники едут, как все. Вояки их без разбору вслед за нами выкинули. Ты же знаешь, у кого сила – тот и прав.
     - Давай, к ней дуй, - решительно приказал вор. - Пока тихо держи, чтобы не голосила. А как тронемся, узнай, что она видела? Если тебя с кассиром засекла, шею набок и под колеса.
     - Ты чего?
     - А ты что думал? Сумел дерьма глотнуть, теперь нажрешься по полной! Мокрухой больше, мокрухой меньше…, - Есенин был уверен, что Ныш пырнул кассира.
     - Да я же… - Ныш попытался возразить, но потом задумался: - А если студент вернется?
     - Студент? – Есенин усмехнулся. – Ты говоришь, он трус. Студента я припугну. Давай, ты первый. Как девку утихомиришь, я перелезу.
     - Все сделаю, Есенин. Будет девка нашей, - осклабился Ныш и крадучись направился к краю платформы. 
   
Глава 13

     Заколов вышел из кустов. Товарный состав продолжал стоять.
     В стороне рядом с приземистым зданием боролся с мраком одинокий фонарный столб. Тихон решил посмотреть название станции. Неожиданно дверь в доме приоткрылась, из светлого прямоугольника в сумерки вывалилась покачивающаяся фигура в форме.
     Человек был одет в мятый милицейский китель, под которым виднелась расстегнутая рубашка и болтающийся на голой шее галстук. Он увидел прямо перед собой Заколова, икнул от удивления, и с видимым усилием, придавая лицу строгость, спросил:
     - Ты кто такой?
     - Я – студент. А вы? – не веря, что перед ним работник милиции, поинтересовался Заколов.
     - Ты откуда?
     На Тихона пахнуло крепкое облачко из смеси водочных паров и табака.
     - Я с поезда.
     Милиционер недоверчиво посмотрел на товарняк.
     - Доку… документы! – потребовал он.
     Тихон протянул студенческий билет. Милиционер сделал шаг к фонарному столбу, раскрыл синие корочки и уставился на школьное фото Заколова. Он смотрел долго, поворачивая голову то под одним углом, то под другим, и морщил лоб, словно разглядывал позабытые китайские иероглифы. Заколов решал, рассказать ли ему про труп кассира, и как это лучше преподнести.
     Милиционер захлопнул студенческий билет и сунул в нагрудный карман.
     - А вы – милиционер? – решившись все рассказать, спросил Заколов.
     - Железно… дорожная милиция, - представился человек и махнул согнутым пальцем в сторону поезда. – Вот это… охраняем.
     - Хорошо, что вы из милиции. Тут на соседней станции… - Тихон не знал с чего начать. Навстречу товарняку приближался стук колес другого состава. – Мы отстали от поезда. Подошли к зданию станции…
     - Придется задержать!
     - Что? – не понял Тихон.
     Грохот встречного нарастал. 
     - Тебя! – Милиционер ткнул пальцем в Заколова. - Воруют. Особенно ночью. Пошел вперед!
     - Куда? Да вы ничего не поняли. Я говорю, мы зашли, а там кассир мертвый...
     Последние слова потонули в грохоте встречного состава, выскочившего к полустанку. Колеса длинного товарняка грузно стучали на стыках. Звук дробился стоящими платформами и эхом отскакивал от здания. Лампа на столбе покачивалась и мерцала. Рука милиционера настойчиво пихала Заколова к открытой двери. Тихон пытался что-то объяснить, но милиционер не слушал, да и не мог слышать студента.   
    Наконец, промелькнул последний вагон, но еще не затих стук колес, как дружно дернулись платформы поезда, на котором прибыл Тихон. Он оглянулся, железные конструкции плавно катились мимо. Смутная тень колыхнулась на одной из платформ.
     «Нина»! – сверкнуло в голове у Тихона. – «Она подумает, что я ее бросил».
     И тут он услышал отчаянный крик:
     - Тиша-а!
     Второй раз подвести девушку Заколов не мог. Пьяный милиционер цеплялся за спортивную куртку. Тихон резким ударом стряхнул руку, сунул пальцы в карман кителя опешившего милиционера, выудил студенческий билет и помчался за уходящим поездом.
     Тяжелый состав медленно набирал ход. Заколов догнал свою платформу, руки вцепились в выступ бортика. Он крикнул:
     - Нина, я здесь! - и подтянулся.
     Сверху мелькнула темная фигура. «Это не Нина!», - успел удивиться Тихон. Что-то лязгнуло, створка бортика, за которую держался Заколов, откинулась наружу. Пальцы соскользнули, Тихон шлепнулся вниз и кубарем покатился по насыпи.
     Сверху снова крик, на этот раз безнадежный:
     - Тиша-а!
     И чей-то чужой, но очень знакомый, неприятный гогот.

     За падением Заколова наблюдали еще две пары глаз. Одна с радостью, другая равнодушно. Обе принадлежали людям в милицейской форме.

Глава 14

     - Ну, все! Мы от него отделались! – Есенин бросил прощальный взгляд на кувыркающегося по насыпи студента и повернулся к Нышу, удерживающему Нину. – Ты что ей пасть заткнуть не в силах?
     - Кусается, стерва! – Ныш, оправдываясь, показал руку. – Но теперь пусть орет. Кто ее услышит!
     Есенин присел на корточки перед хнычущей девушкой, подал ей упавшего медвежонка и ласково спросил:
     - Девочка, мы скоро сойдем и тебя оставим в покое. Ты нам не нужна. Ты лучше скажи, как ты оказалась здесь на неуютном товарняке?
     - Нас проводник столкнул, - сквозь слезы объясняла Нина.
     - Проводник? Гриша? Значит, вояки вас не защитили. Ну, а потом ты с дружком что делала?
     - Мы вернулись к платформе, увидели этот поезд, и Тихон сказал, что поедем на нем.
     Нина с надеждой смотрела в маленькие бесцветные глазки Есенина. Еще совсем недавно он наседал на нее в вагоне, запуская руки под юбку. Но молодой азиат с дурно пахнущим ртом и злющими глазами казался ей еще страшнее. А теперь, когда рядом нет Тихона, она верила, что ей может помочь только этот взрослый мужчина.
     - Но почему вы на таком неудобном решились ехать? – Есенин постучал по железкам. - Попробовали бы купить билет на пассажирский поезд.
     Нина замялась, спешно придумывая нужные слова. Внутренний страх ей подсказывал, что про кассира говорить не следует.
     - Тихон сказал, что там ни один нормальный поезд не останавливается. Предложил на этом подъехать до крупной станции.
     - Тихон так решил, видимо, спешил. – Есенин улыбнулся и подмигнул: - Ну, а погреться-то куда-нибудь заходили? Замерзли небось?
     - Не успели. Этот поезд сразу пришел.
     «Не совсем», - отметил про себя Есенин. Кое-кто успел таких дров наломать!
     Но вслух он произнес:
     - А я три или четыре сигареты извел, дожидаясь поезда. И ты знаешь, курил не спеша. Где же ты была все это время? Ведь ночью холодно!
     - Я… Мы…, - девушка переводила растерянный взгляд с Есенина на Ныша. – Мне было не холодно! Я джинсы одела. И… я же была не одна.
     - Целовались?
     - Угу, - кивнула смущенная Нина.
     Есенин задумался. Похоже на правду. В поезде девка была в юбке. А молодежь нынче такая бесстыжая, им хоть всемирный потоп, все равно будут обжиматься.
     Но ведь скрипнула же дверка на станцию, когда он Ныша, ошалевшего от легкой наживы, на поезд заталкивал! Кто-то туда вошел? Может допросить девку с пристрастием, вдруг она юлит?
     Так и впрямь будет лучше. А потом под колеса! Ныш сделает, куда ему теперь деваться.
     А Есенин, как честный вор, ручек марать не будет. Отойдет в сторонку. Покурить.

Глава 15
    
     Падение на насыпь с движущегося поезда для Заколова оказывается удачным. Он приземляется на ноги, успевает сгруппироваться и несколько раз кувыркается вперед. Боли и ушибов нет.
     Но когда он встает, мимо проезжает последняя платформа!
     Все решают секунды!
     Тихон стремглав выскакивает на рельсы. Сзади, совсем рядом, бежит и чем-то угрожающе размахивает кричащий милиционер. Впереди набирает скорость состав, увозящий Нину, попавшую в беду.
     Тихон давно так не бегал! А скорее всего - никогда.
     Тут нельзя экономить силы - нужен спринтерский рывок по шпалам.
     Он мчится, высоко взметая колени, молотя локтями воздух, и видит перед собой лишь коричневый борт последней платформы. Сначала он быстро сокращает расстояние. Но поезд непрерывно ускоряется, а человеческие силы тают. Последние метры сжимаются со стойким упорством, будто между ним и платформой воздух становится вязким и плотным. И чем ближе он подбирается к заветной цели, тем сильнее возрастает сопротивление. Каждый сантиметр теперь отвоевывается с великим трудом. Воздух жжет разинутое горло, глаза застилает едкий пот.
     Когда остается последний метр, он отталкивается от шпалы и прыгает. Тело вытягивается в струнку. Если не достанет, то плашмя грохнется на жесткие шпалы. Тут уже не сгруппируешься.
     Он дотягивается!
     Но за бортик платформы цепляется только правая ладонь. Левая беспомощно скребет холодный металл кончиками пальцев. Тело качнулось маятником и ударилось о выступающую сцепку. Тихону удается опереться на нее и перекинуть кисть вверх.
     Теперь он уверенно висит на двух руках. Подтягивание, выход в упор. Хоть и трудно, но привычно, почти как на перекладине. Уставшее тело переваливается внутрь платформы.
     Он лежит, закрыв глаза. Грудь вздымается и опадает так часто, словно он собрался прокачать через легкие воздушный океан. Разгоряченные ноги кажутся неуклюжими огненными колбами. Сердце стучит везде – в голове, груди, в кончике каждого пальца.         
     Тихон открывает глаза и видит звезды. Они висят неподвижно. А холодная Луна ухитрилась прицепиться к поезду, мчится с такой же скоростью и с любопытством заглядывает сверху.
     - Как там Нина? – спрашивает Тихон у Луны.
     Луна таинственно молчит. А ведь все видит, проклятая!
     Ждать нельзя. Заколов встает, топает вперед. Встречный поток приятно холодит лицо и грудь. Он стоит у следующего борта платформы. Внизу угрожающе лязгает сцепка. Впереди грохочут и трясутся неугомонные вагоны. На них равнодушно дремлют и позвякивают во сне громоздкие железяки.   
     Его путь лежит туда. Там Нина. Она в опасности.
     Только бы успеть!

Глава 16
         
     Когда студент вырвался и побежал к двинувшемуся товарняку лейтенант транспортной милиции по охране железной дороги Сергей Тадеев проводил его вялым взглядом. Убежал так убежал, хлопот меньше.
     Тадеев с вечера тяжело и бесхитростно напивался с железнодорожным мастером, отмечая наступление Первомая. Что еще делать в этой глуши во время дежурства? Суточная смена скоро закончится, можно будет отоспаться, а вечерком, как все нормальные люди продолжить гуляние.
     Тадеев сладко зевнул и направился к двери. Проветрился, можно и возвращаться. Собутыльник ждет. Лейтенант машинально сунул руку в нагрудный карман, где хранил удостоверение, пальцы вытащили синюю корочку. Что за ерунда? Ведь должна быть красная! Студенческий билет! Ах ты! Студент, подлец, по ошибке выхватил удостоверение сотрудника милиции!
     Хмель как ветром сдуло. Лейтенант Сергей Тадеев бежал за составом, размахивая студенческим билетом и задыхаясь от крика. Но студент бежал еще быстрее и все-таки залез на уходящий поезд.
     Милиционер бессильно опустил руки. Тяжелая хмельная одышка мешала дышать. Рука сдернула противный галстук, непослушные пальцы пытались расстегнуть оставшиеся пуговицы на рубашке. Стук уходящего поезда раскалывал черепушку.
     Потеря служебного удостоверения – это ЧП! Надо писать рапорт.
     Лейтенант с трудом собирал мысли в кучку. Происшествие необходимо представить в нужном свете!
     Итак, что получается? Ночью обнаружил подозрительную личность, проявил бдительность, потребовал документы. Все по закону! А дальше что придумать? Преступник неожиданно напал, оглушил и завладел служебным удостоверением. В борьбе с ним удалось получить важную улику – студенческий билет.
     Кто же этот голубчик?
     Тадеев вынул документ и раскрыл корочки.
     Заколов Тихон Петрович. Студент.
     Не долго тебе осталось гулять, дерзкий сопляк!
   
Глава 17

     Следователя по особо важным делам областной прокуратуры Руслана Ахметовича Колубаева телефонный звонок разбудил глубокой ночью. Тридцатилетний Руслан молча выслушал сообщение, хрипло гукнул: «Угу» и стал собираться. Экстренные ночные звонки были редкостью в его практике, и никакой системы оперативного сбора он не выработал. Первым под руку попался праздничный костюм, который планировал одеть утром на демонстрацию. Была у Руслана тайная надежда, что областной прокурор может мимоходом пригласить его на банкет в обком партии, а там лучше выглядеть соответствующе.
     В кровати зашевелилась сонная супруга.
     - Ты куда? – протирая глаза, спросила она.
     - Вызывают. Особо тяжкое на одной из станций, - тихо ответил Руслан. Подробнее объяснять не хотелось.
     Жена села на кровати, дернула за веревочный выключатель торшера, растопыренные пальцы лениво въехали в густые черные волосы и откинули с лица тяжелую прядь.
     - Ты сына обещал на демонстрацию сводить, - заспанным голосом напомнила жена. Как и все женщины, семейные дела она ставила выше служебных.
     Руслан привычным движением затянул галстук, посмотрелся в зеркальную створку шкафа. Непокорная челка коротко остриженных волос придавала лицу моложавость, а густые брови и прямые узкие губы – суровость, необходимую его должности.
     Руслан Колубаев себе понравился. Вот только животик начал расти, но если подтянуть ремень, то под костюмом не видно. Он провел рукой по скулам - бриться некогда. Щетина на щеках, как и у всех казахов, была у него редкой, но тщательно бриться каждое утро он считал делом обязательным.
     Застегнув пиджак на все пуговицы, Руслан присел на краешек кровати:
     - Сходи вместе с ним сама. Я боюсь, не успею.
     - Вот так всегда, - жена безвольно стукнула кулачками по одеялу.
     - Ну, не куксись. – Руслан ткнулся губами в теплое женское плечо, выступающее из-под ночной рубашки. Пьянящий запах наполнял голову сладкой мутью. Он резко встал. – Ты же понимаешь… Служба.
     - Может, успеешь? – крикнула вдогонку жена и грустно прослушала, как тихо захлопнулась входная дверь, и щелкнул замок.
     У подъезда солидно урчала служебная «Волга». Сизые выхлопы осязаемо портили ночную свежесть, отзывались противным урчанием в пустом желудке.
     - Привет, - кивнул следователь водителю Мише и эксперту Семену Григорьевичу Гурскому, примостившемуся с чемоданчиком на заднем сиденье.
     Молодой сосредоточенный Миша еле слышно ответил на приветствие. Семен Григорьевич, пожилой еврей с седой гривой волос, больше присущей музыкантам или художникам, не смотря на предпенсионный возраст, как всегда держался бодро и был разговорчив:
     - Видишь, Русланчик, шеф нам свою персональную машину пожаловал. Как короли домчимся. И то сказать, сегодня большой праздник, а тут такая неприятность.
     Машина тронулась, Колубаев закурил, приоткрыв окошко. Ночная мгла жадно проглатывала табачный дым. Развешанные на столбах алые флаги зябко дрожали.
     - Что там, Семен Григорьевич? – спросил Колубаев после нескольких затяжек.
     - Жена не дождалась мужа-кассира с работы, - охотно заговорил Гурский, - издергалась бедная, изревновалась, пришла на станцию, а ненаглядный лежит один одинешенек с ножичком в груди.
     - Раздетый?
     - Почему раздетый? – удивился Гурский.
     - Вы про ревность упомянули. Убитый изменял жене?
     - Про адюльтер я не говорил. Домыслил психологическое состояние женщины.
     - Что тогда? Ограбление?
     - Очень может быть. Но деньги в кассе обычно небольшие. Станция малюсенькая. В предпраздничный день, конечно, доход побольше. Но все равно не понятно, кто на такую глупость решился?
     - Это все?
     - Остальное, Русланчик, выясним на месте. Кстати, анекдотец вспомнился…
     Семен Григорьевич с жаром принялся рассказывать анекдот про мужа, который постоянно, якобы, задерживался на работе. Колубаев слушал через слово. Его слегка коробило детское обращение: Русланчик, да еще при водителе. Хоть и был Семен Григорьевич почти вдвое старше, но служба есть служба, официальность не помешает. Тем более, именно Колубаев сейчас главный в группе.
     - … я на партсобрании. У нее и заночую, - закончил анекдот Гурский.
     Водитель громко рассмеялся, Колубаев вежливо улыбнулся, выбросил окурок и прикрыл глаза. Вздремнуть не помешает.
     Доехали сравнительно быстро, Михаил уверенно и с удовольствием вел новую «Волгу». Около здания станции стоял бежевый УАЗик-«буханка» районной скорой помощи. Колубаев стряхнул дремоту, оправил костюм и, стараясь быть бодрым, вышел навстречу торопливо подбежавшему человеку в железнодорожной форме.
     - Я - начальник местной станции, - представился железнодорожник, нервно пригладил ладонью влажные волосы и одел фуражку. Гладкая кожа лоснилась от обильного пота, глазки смотрели испуганно.
     - Мы из прокуратуры, - сообщил Руслан.
     Рука привычно потянулась за удостоверением, но начальник станции, не глядя на красную корочку, по-мальчишески дернул за рукав:
     - Пойдемте, это здесь.
     В маленькой комнатушке, раскинув руки, лежал на полу пожилой кассир. На лице застыло удивление, из груди торчал нож. Вокруг темнело бурое пятно, слипшаяся одежда присохла к телу. Руслан Колубаев, еще не привыкший к виду трупов, близко не подошел, остановился в дверях. Поморщившись, он внимательно оглядел место преступления. Семен Григорьевич, напротив, с живейшим интересом склонился над телом, что-то рассматривал, копошился, казалось, что даже внюхивался.
     Руслан отошел к хмурому врачу в несвежем белом халате. Тот суетливо притушил сигарету, не зная куда бросить окурок, и с готовностью заговорил:
     - Мы около часа назад прибыли. Но бесполезно, - медик развел руки. – Удар прямо в сердце. Помощь потребовалась только жене. Шок. Мы отвезли ее домой, сейчас там наша медсестра.
     - Когда наступила смерть?
     - Судя по окоченению, я думаю, между двенадцатью и часом ночи. Товарищ не мучился, умер сразу.
     Следователь осмотрел маленький зал ожидания перед кассой. Его взгляд привлек матерчатый чемодан, валяющийся около скамьи.
     - Это чей? – спросил он начальника станции.
     - Не знаю. Я как ночью пришел, он здесь и лежал. Мы оставили все как есть. Ничего не трогали. 
     - Интересно, - Колубаев склонился над испачканным мятым чемоданом, развязал опоясывающий жгут из колготок. Из беспорядочного вороха женской одежды, он выудил две общие тетради. Шелестящие страницы мелькнули формулами и графиками – похоже на конспекты лекций. – Нина Брагина, группа 1-3, - прочел он надпись на обложке. – Студентка. Откуда она может быть? Либо из нашего областного центра. Либо… - Руслан задумчиво посмотрел на начальника станции: - У вас тут что, институт имеется?
     - У нас? Откуда?
     - Какие поезда останавливались сегодня поздно вечером и ночью?
     - Да нашу станцию почти все без остановок проходят. Только один пассажирский из Москвы на две минуты тормозит, но он был еще днем. А в районе полуночи проходит почтово-багажный, - припомнил железнодорожник.
     - Вы когда ушли со станции?
     - В девять вечера.
     - Чемоданчик этот видели?
     - Нет.
     - А почтово-багажный шел из Кзыл-Орды?
     - Нет, наоборот. Он с севера.
     - А там по пути у нас институтов рядом нет, - задумчиво сказал Колубаев.
     - Почему? А на Байконуре? Тут ведь недалеко. На праздники многие студенты по домам разъезжаются.
     - Байконур. Интересно. – Руслан прикрыл чемодан, нашел глазами своего водителя: - Это мы забираем. Миша, отнеси в машину.
     Из помещения кассы вальяжной походкой вышел Гурский. Он был чрезвычайно доволен:
     - Какие пальчики, я вам скажу, Русланчик, какие пальчики. – Гурский возбужденно сжимал ладони. Колубаев вновь поморщился, мог бы хоть при посторонних называть полным именем. – Прямо на ручке ножа, с кровушкой. И на листочках хороший мазок. Все просто замечательно. Я несколько экземплярчиков снял. По картотеке проверим, и хоть сейчас в розыск подавай.
     - Где у вас телефон? – обратился к начальнику станции Руслан.
     - Пройдемте
     В кабинете начальника Руслан Колубаев связался с областным центром:
     - У нас есть отпечатки рук убийцы, нужно срочно проверить по картотеке.
     - Присылайте. Сделаем оперативно, - пообещал дежурный. – Да еще. Поступило сообщение. На разъезде в тридцати километрах от вас произошло нападение на сотрудника транспортной милиции. Нападавший скрылся, но личность его установлена. Некто Заколов Тихон Петрович – студент с Байконура, неполных девятнадцати лет.
     - Опять Байконур, - задумчиво произнес следователь.
     - Что?
     - Так, ничего. Я спрашиваю, что с милиционером?
     - С ним все в порядке. А нападавший скрылся на товарном составе. При этом потерял свой студенческий билет.
     - Два нападения на одном участке. Срочно передайте ориентировку студента всем близлежащим станциям. При обнаружении - немедленно задержать.
     - Слушаюсь!
     - Так… Вот, что мы еще сделаем. Отпечатки пальцев с места преступления, я пошлю коллегам в Байконур. Отправлю ближайшим поездом. Свяжитесь с ними. Пусть срочно едут на станцию. Нужно оперативно проверить и сообщить результаты. – Колубаев задумался. – Да. И вам тоже поездом пошлю. А мы пока проедем на станцию, где произошло нападение на милиционера.
     - Не беспокойтесь, все сделаем оперативно.
     Следователь положил трубку и обратился к стоящему рядом начальнику станции:
     - Вы поезд остановить можете?
     - Ну, вообще… если экстренный случай.
     - Сейчас как раз такой. С ближайшими поездами передадите пакеты от нашего эксперта на Байконур и в Кзыл-Орду. Как отправите, сообщите номер поезда нашему дежурному вот по этому телефону.
     Рядом с телефонами и бумагами в тиши кабинета Руслан излучал уверенность и деловитость. Возможно дело окажется легким, подумал он. Если удастся раскрыть его к середине дня, то можно будет удачно позвонить прокурору области, когда он будет на банкете у первого секретаря обкома.

Глава 18
          
     Тихон Заколов спустился на сцепное устройство между вагонами, ладони тут же приросли к грубому металлу борта. Дрожание сцепки под ногами, зловещий лязг стали, бесконечная лестница мелькающих шпал, до которых одно неверное движение, агрессивный все перемалывающий перестук колес – все это, заставляло руки вцепиться мертвой хваткой за край платформы. Пальцы каменели и не могли оторваться, чтобы метнуться к следующему вагону. Страх упасть в гремящий поток парализовал тело. Многотонная махина размочалит в одно мгновение и даже не вздрогнет.
     Но через минуту тело привыкло к лязгающей тряске. Глаза сосредоточились на бортике следующей платформы, который вот он - совсем рядом. Руки метнулись крыльями и уверенно приземлились на выступе. Страх исчез, уступив место азарту крадущегося воина.
     Вагонов было много. Заколов научился ловко перелезать с одной платформы на другую, небрежно стряхивая шелуху ржавчины, впившуюся в ладони.
     Скоро он доберется до Нины. Только бы с ней ничего не случилось!
     Но тут перед ним возникла черная колба железнодорожной цистерны. Она равнодушно пялилась выпуклой стеной, гулко дрожала. Тихон растерянно смотрел на неожиданную преграду. Высоченная – метра три! Круглая. Зацепиться совершенно не за что! С низкой платформы не запрыгнешь, сбоку не обогнешь.
     Он свесился, чтобы посмотреть вперед. Цистерна всего одна. За ней опять платформы. Отравленный гарью воздух принес обрывок грубого смеха и сдавленный женский писк.
     Там Нина! Она совсем рядом в руках бандитов. Что с ней? Он захотел крикнуть угрожающе и зло. Но что наглым преступникам его крик, они не мальчишки. Лучше попытаться застать их врасплох.   
     Тихон хмуро смотрел в холодный мрак ночи. Ну как он может помочь в подобной ситуации?
     Проплыл километровый столб. Заколов инстинктивно взглянул на часы, в поездках он любил засекать скорость движения. Следующий столб появился через две минуты. Скорость – тридцать километров в час. Не спешно едем, отметил Тихон, и тут же его охватила нервная дрожь. А что если обогнать цистерну?
     Мозг быстро произвел нужный расчет. Тридцать километров в час – это получается немного больше восьми метров в секунду. Так. А его лучшие результаты в беге на стометровку – двенадцать с половиной секунд. Выходит, он способен бежать со скоростью восемь метров в секунду. Нет, так не обгонишь. И здесь каменная насыпь, а не гладкая дорожка стадиона.
     Между тем промелькнул следующий столб. Две с половиной минуты! Это шесть и шесть десятых метров в секунду. Скорость замедлилась. Теперь можно и потягаться. Сколько длина цистерны? Метров пятнадцать-шестнадцать. За десять секунд бега, он сможет обойти цистерну.
     Еще одно контрольное измерение. Следующий столб появился через сто шестьдесят секунд. Поезд идет еще медленнее. Неужели он тормозит?
     Тихон выглянул вперед. Ни светофоров, ни огней станции не видно. Вагоны раскачиваются и гремят больше обычного. Плохой участок с поворотом – вот машинист и сбавил ход. Но скоро он может закончиться, и тогда – никаких шансов. Надо решаться!
     Тихон свешивается на согнутых руках справа по ходу поезда. Дожидается удобного момента и прыгает. Кувырок через голову – и он вновь на ногах и несется вперед, как на школьных соревнованиях, когда все девчонки смотрят, кто будет победителем. Цистерна уже сбоку, при желании можно потрогать ее масляный бок. Он бежит быстрее состава! Вот он обгоняет цистерну и забегает между ней и следующей платформой. Еще немного и он дотянется до края платформы.
     Тихон бросает руку вперед. Расставленные пальцы рассекают воздух. Не достал! Он бежит со скоростью поезда, а нужно быстрее. Необходимо последнее сверхусилие.
     Но тут цистерна начинает напирать и легко ударяет в спину. Состав прибавил скорость. Тихон устоял, но силы уже заканчиваются. Дотянуться до платформы невозможно! Внизу с тяжелым уханьем колесные пары гнут стальные рельсы.
     Еще один толчок в спину многотонной громадины. Ноги спотыкаются, Тихон заваливается вбок, но в последний момент бросается животом на сцепку. Стальные клешни раскачиваются и чавкают с металлическим хрустом. Что-то попало им в пасть.
     Когда Заколов смог забраться на платформу, то увидел смятую в лепешку металлическую пряжку ремня. Тихон похолодел, представив, чтобы бы случилось, если сцепка сдавила чуть ниже.
     Но жалеть себя было некогда. Крик девушки заставил его рвануть дальше.

     С одной из задних платформ высунулся человек и внимательно смотрел на мелькающие шпалы. В руке он сжимал милицейскую фуражку. Человек всматривался, не мелькнет ли под колесами или на обочине раздавленное тело. Но поезд набирал ход, а никаких признаков трагедии не появлялось. Значит паренек, бежавший вдоль состава, сумел зацепиться.
     Равнодушный ранее человек призадумался. Непонятный студент его удивлял все больше. Но пока не мешал.
 
Глава 19

     Девчонка-Ромашка яростно отбивалась и бегала по платформе. Это веселило Каныша. Подбежит, дуреха, посмотрит за борт несущегося поезда, будто там мягкая перина подстелена, и назад. А с другой стороны то же самое. И некуда ей укрыться. В глазах страх, слезинки блещут, медвежонком защищается. Ну, полный цирк!
     Есенин разрешил Канышу с девчонкой порезвиться. Поручил выпытать, видела она его в кабинете кассира или нет? И что она вообще видела на станции? Вдруг она – опасный свидетель.
     Сам вор устранился. Забился в закуток, где ветра поменьше, покуривает.
     Каныша забавляло хватать девчонку за разные места. Он и под кофту ей залезал, и грудь помял, и за ноги хватал. Жаль, что в штанах она сейчас, а не в той юбчонке, где все напоказ. Ну, ничего, и в штаны пробьемся. Пусть пока побегает. Подвижные попки всегда Канышу больше нравились, чем сонные крали. 
     План у Каныша был прост. Замучить девчонку угрозой насилия, одежонку на ней порвать, а когда она поймет, что нет ей спасения, то пообещать отпустить и пальцем больше не тронуть, если, как на духу все выложит. Тут-то она обязательно разнюнится и расскажет, что на том полустанке успела увидеть. Ну а потом можно будет и поиметь ее. А там – и под колеса. Так спокойнее, зачем на зону идти из-за свидетеля. Поезд примнет, разметелит на куски – разбирайтесь потом товарищи следователи.
     Каныш схватил пищащую Нину, сунул руку ей под кофту. Ладонь скользнула по нежной коже, пальцы ухватились за лифчик. Каныш дернул атласную полоску, ткань хрустнула, под кофтой обмякло, руке разом стало теплее и приятнее. Каныш осклабился, притиснул девку, но в ту же секунду острая боль пронзила другую ладонь. Девчонка умудрилась цапнуть зубами.
     - Стерва! – Каныш отпихнул и ударил Нину. Девушка упала. Каныш лизнул ладонь. – До крови прокусила! Ну, все, игры закончились. Сейчас я тебя разложу здесь. А взбрыкнешь – убью!
     Нина в страхе смотрела, как приближается озлобленный бандит. Она отползала спиной назад, не в силах подняться, пока не уперлась в стенку железной конструкции. Панический ужас исказил ее лицо.
     Вроде дозрела девчонка, решил Каныш:
     - Выкладывай, что ты видела на том полустанке? Тогда отпущу!
     - Правда, отпустите?
     - О чем базар! Не люблю я сопливок. Баклань быстрее, а то под поезд сброшу.
     - Мы билеты хотели купить, а там кассир не отвечал… Тихон его поднял, а у него нож торчит. Кассир упал, Тихон в крови испачкался, а мы убежали.
     - Где нож торчит? – опешил Ныш.
     - У кассира вот здесь, - Нина показала на грудь.
     У Ныша опустились руки. До сих пор он думал, что ножом только угрожал, а кассира лишь толкнул. Когда мужик свалился, он схапал деньги и смылся. А нож забыл на столе. Такая получалась картина. Но он был тогда сильно бухой, на взводе, злой на весь свет из-за вояк, и толком себя не контролировал. А вдруг он и впрямь пырнул кассира ножом?
     Ныш облизал пересохшие губы и испуганно спросил:
     - И что кассир?
     - Он упал, мы убежали, - повторила Нина.
     - Как он упал?! – накинулся Ныш на девушку.
     - Как мертвый, - прошептала Нина.
     В глазах Хамбиева сверкнула злость.
     - А меня ты видела?
     - Где?
     - Там, на станции!
     - Не-ет, - едва слышно шепнула девушка.    
     Нышу ответ показался неискренним. Девчонка его враг, решил он. Ее слов будет достаточно, чтобы повесить на него труп кассира. Есенин был прав, ее надо кончать. Но прежде приступим к десерту, рука еще помнила мягкую теплоту груди девчонки. Пожалуй, надо долбануть ей по башке, чтобы не рыпалась.
     Он двинулся к беззащитной жертве. Что-то, видимо, изменилось в его лице. Девушка это почувствовала, она словно умылась страхом. Удав и кролик. Такой расклад Канышу нравился. Он – повелитель, она – покорная рабыня.
     И вдруг он заметил, что ее глаза ушли в сторону. Лицо разгладилось, ледяной ужас растаял и бесследно испарился. Удивленный Каныш даже успел повернуться вслед за ее взглядом.
     Кулак, летящий в глаз, встряхнул поезд под ногами и разом погасил звездное небо.

Глава 20

     Есенин услышал грохот упавшего тела и забеспокоился. Тяжело как-то грохнуло, бабы мягче падают. Он вышел из уютного закутка и в первый миг обомлел.
     На платформе стоял студент! Тот самый студент, которого он давно стряхнул с двигающегося поезда. Растрепанная девчонка жалась к нему. Бесчувственный Ныш валялся навзничь, из разбитого носа нащупывал дорожку бурый кровяной червяк.
     - Назад, Нина, - приказал студент и заслонил девушку  корпусом.
     - Куда?
     - Перелезай на другую платформу, - студент напряженно следил за Есениным.
     Вор с трудом преодолевал растерянность. Он не понимал, как этот пацан сумел вновь оказаться на поезде?
     - Я не могу! Как? – пищала девица, не в силах отпустить руки от парня.
     - Спускайся на сцепку, хватайся за соседний вагон – и туда!
     Зашевелился Ныш. Девушка уже стояла за бортиком и смотрела под ноги.
     - Я боюсь! – кричала она.
     Самое время от них избавиться, подумал Есенин. Немножко толкнуть, остальное доделают стальные колеса. Но сам марать руки, он не собирался.
     - Ныш! Вставай, скотина! – крикнул Есенин.
     Хамбиев пьяно приподнимался с колен. Студент отступил к бортику:
     - Давай, Нина, давай! Смелее! – торопил он девушку.
     - Боюсь! – кричала она, сквозь грохот колес. Скованное лицо смотрело вниз.
     - Не гляди ты туда! Смотри на другой вагон. Он совсем рядом!
     Ныш поднялся, провел рукой по лицу. Ладонь обильно заблестела.
     - Ну, падла! Ты – труп! – Ныш шагнул к Тихону.
     - Нина, быстрее!
     Девушка оглянулась, увидела набыченное лицо Ныша. Длинные волосы симметричным занавесом покачивались над злыми глазами, размазанная на подбородке кровь в темноте отливала сталью, оскаленный рот изрыгал ругательства. Больше девушку уговаривать не пришлось. Она быстро шагнула вперед, уцепилась за бортик и перелезла на следующую платформу.
     Ныш со злобным криком рассек кулаком воздух. Заколов легко уклонился. Бить надо молча, криком ты только предупреждаешь соперника. Тихон отпихнул, завалившегося всем телом, Ныша. Если бы он этого не сделал, тот мог запросто свалиться под колеса.
     - Нюся! – крикнула Нина, когда Заколов намеревался покинуть платформу. – Тиша, возьми Нюсю! 
     В ее крике была нешуточная боль. Тихон поискал глазами игрушку. Медвежонок лежал рядом с ногами Есенина. Вор все это время стоял в стороне и не встревал в борьбу. Он проследил за взглядом студента и удивленно уставился на игрушку.
     Заколов сделал шаг к медвежонку. Ныш опять кряхтел на полу и пока не представлял опасности. Но что ждать от Есенина? С виду он спокоен и равнодушен. Тихон сделал еще три шага и встал лицом к лицу с Есениным. Теперь предстояло нагнуться и забрать Нюсю. Маленькие глазки вора изучающее покалывали, но расслабленные  руки не таили никакой агрессии.
     Бить первым седеющего человека? Нет, на это Заколов не был способен.
     Тихон медленно потянулся за медвежонком, прекрасно понимая, если сейчас Есенин ударит, он не сможет среагировать. Он наклонялся, глаза следили за сжатым ледяным лицом вора. Сзади шумно вставал Ныш, Тихон его уже не видел.
     Пальцы Заколова коснулись мягкого плющевого брюшка. Есенин, не отводя глаз, подленько дернул ногой. Выбитая игрушка ускользнула. Две пары глаз взаимно жгли друг друга.
     Тихон молча распрямился. Эмоции могут только помешать.
     Медвежонок висел в руках у злобно улыбающегося Ныша. Бандит успел подняться и перегородить путь к Нине. Заколов стоял между Нышом и Есениным. И каждый мог дотянуться до него. Хуже позицию не придумаешь.
     И вдруг раздался короткий резкий гудок, а вслед за ним налетела лавина грохота. Встречный поезд мелькнул прожектором, стук колес стал вчетверо громче, вихри воздуха испуганно заметались и взвыли от боли взаимных ударов.
     Ныш обернулся на встречный. Даже не обернулся, а лишь на мгновение скосил глаза. Но этого было достаточно.
     Тихон очередным ударом сваливает Ныша и выхватывает медвежонка. Игрушка летит к Нине. Ноги и лапы медвежонка крутятся пропеллером. Тихон перемахивает через борт платформы и прыгает на сцепку. Вагоны лихорадочно трясутся словно их кто-то раскачивает. Подскакивает Есенин. Его глаз не видно – темные дыры. Он вверху, Заколов внизу. Драться невозможно. Тихон поворачивается спиной к противнику и шагает к Нине. Ноги дергаются совершенно невпопад.
     «Столкну, столкну, столкну…», - злорадно кричат колеса. Но этим Заколова уже не испугаешь. Он посередине сцепки. Руки летят к платформе, где ждут испуганные глаза девушки.
     И тут – подлый толчок в спину. Тело теряет равновесие, ноги соскальзывают.
     «Не-ет!», - накрывает истошный крик Нины. Она видит, как исчезает между вагонами фигура Тихона.
     Встречный промчался и уносит с собой грохот колес, словно стягивает с вагонов звенящую шкуру. Как же бывает тихо!
     Шторка из слез застилает глаза девушки. Все пропало! Тихона нет, она одна. В размытом пятне всплывает злобное лицо Ныша. Взгляд девушки опускается вниз. На железный бортик платформы цепко шлепаются ладони. Между ними поднимается шевелюра, глаза и улыбка Заколова.
     Тихон забирается внутрь. Нина бросается к нему.
     - Все в порядке. Подожди, - говорит Заколов и отстранят девушку.
     Сзади Есенин кричит на Ныша. Ныш собирается перелезать вслед за студентами. 
     Заколов бегло осматривается и ударяет ногой в стенку конструкции. Широкая полоса железа срывается с болтов. Тихон выдергивает полутораметровую железяку и машет ею как косой над краем платформы.
     Железо изгибается и протяжно ухает. Испуганный Ныш шарахается назад. 

     Товарный поезд с открытыми платформами беспечно мчался навстречу рассвету. В центре состава, скукожившись от ветра, бьющего в лицо, сидели парень и девушка. Они прижимались друг к другу и напряженно смотрели вперед. Между ними плющился мохнатый медвежонок. От изгиба его мордашка улыбалась. Наверное, ему было теплее всех.
     Под рукой у парня лежала громоздкая железная полоска. В нескольких метрах перед ними на передней платформе сидел и курил в кулак худощавый седой мужик в старомодной одежде. Молодой чернявый хлыщ нервно метался рядом, замахивался железным прутом и что-то постоянно выкрикивал.
     Медвежонку казалось, что угрожают именно ему.

Глава 21

     Руслан Колубаев нашел лейтенанта транспортной милиции Сергея Тадеева спящим в маленьком кабинете. Голова милиционера покоилась на сомкнутых руках посередине стола, хранившего следы недавней бестолковой пьянки. Руслан недовольно поморщился и толкнул спящего. Вялая шея приподняла тяжелую голову, красные слипшиеся глаза уткнулись в раскрытое рукой следователя удостоверение. Через несколько секунд милиционер вскочил, опрокинул стул, кинулся за фуражкой, со стола веером слетела стопка бумаг вместе со стоящей на них банкой из-под килек. 
     - Дежурство, понимаете. Суточное, - оправдывался Тадеев, собирая рассыпавшиеся листки и пихая масляную банку под стол.
     - Я тоже не на курорте, - отрезал Колубаев. – Встаньте!
     Тадеев, напялив фуражку, вытянулся по стойке смирно. На следователя испуганно смотрело рыхлое лицо с белыми вмятинами от пальцев, галстук болтался под грудью на булавке, голая шея выглядывала из широко распахнутой рубашки. «Боятся, значит, уважают», - удовлетворенно подумал Колубаев, сдержанно улыбнулся и отвел нос в сторону. Запах перегара тяжелой волной колыхался в комнате.
     - Давайте выйдем, - спокойно предложил следователь. – Расскажете, как все произошло.
     На воздухе Тадеев заметно взбодрился, застегнул рубашку, непослушные пальцы криво затянули галстук.
     - Бросьте. Не надо, - остановил Колубаев. – Ваше дежурство закончилось. Лучше расскажите, как на вас напали?
     - Вот здесь все и было. Я вышел… курнуть, - милиционер выудил из кармана сигарету, но прикурить не решился. Следователь с ухмылкой вспомнил пропахшее табаком помещение. - А он из кустов. Ну, вот отсюда. Я решил проверить документы. Ночь все-таки, а тут народно-хозяйственные грузы. А он оказал сопротивление. Наглое сопротивление. Но я его все-таки скрутил, на станцию повел.  Потом товарняк тронулся. Он вырвался и за поездом. Я тоже побежал, но он успел запрыгнуть в последний вагон.
     - Как он выглядел?
     - Так это… сейчас покажу. – Милиционер с готовностью достал студенческий билет. – Вот его фотография. Его документик у меня остался. А свое удостоверение я, к сожалению, в борьбе потерял. Возможно, им завладел преступник. Рапорт я написал. Как положено.
     Руслан Колубаев взял студенческий билет. С маленькой фотографии на него смотрел юный парень с широким лбом и умными въедливыми глазами.
     - Так это же совсем пацан, - удивился Руслан.
     - Нет. Он здоровый малый, - попытался оправдаться милиционер.
     - Шея крепкая, - пригляделся следователь и прочитал: - Выдан в семьдесят седьмом году. Два года прошло. Вероятно, возмужал. В чем одет был?
     - Курточка легкая, ну, от спортивного костюма. Внизу джинсы и кроссовки. Джинсы простые, тряпичные. Так, вроде.
     - Вроде, - передразнил Колубаев. - Все ясно. Удостоверение я забираю. Пройдемте, мне надо позвонить. Телефон имеется?
     - А как же.
     Тадеев провел следователя к аппарату.
     - Какие новости по нашему делу? – прорываясь сквозь хрипы телефонной связи, спросил Руслан дежурного.
     - Хорошо, что вы…
     - Что?
     - Я говорю, хорошо, что вы позвонили. Я только что получил сообщение из Байконура. – Дежурный говорил взволнованно и сбивчиво. – Там все проверили. Пальчики идентифицированы. Это – Заколов Тихон Петрович. Студент института.
     - Так. Интересно. Откуда он в картотеке?
     - В семьдесят седьмом году он проходил свидетелем по делу о серийных убийствах девушек.
     - Убийствах?!
     - Да. Заколов некоторое время даже был подозреваемым, но потом обвинение сняли.
     - Интересно.
     Сообщение взволновано следователя. Дело движется к развязке, скрывая радость, решил он. Пожалуй, можно рапортовать о раскрытии убийства. Преступник известен, улики налицо. Руслан задумчиво посмотрел на маленькое фото в студенческом билете. Хорошо бы Заколова арестовать самому. Ведь это дело и до столицы дойти может.
     Тадеев решительно приказал:
     - Вот что. Пусть срочно выделят в мою группу сотрудника из Байконурского горотдела милиции, который помнит старое дело и хорошо знает внешность Заколова. Так, чтобы и со спины в толпе мог разглядеть. Звони туда. Пусть срочно выезжает в Кзыл-орду и ждет меня на железнодорожном вокзале в отделении милиции.
     Руслан Колубаев положил трубку, вытер испарину на лбу. На него тревожно смотрел Сергей Тадеев.
     - Повезло тебе, лейтенант, - игриво сказал Руслан. – Легко отделался. С хищной птицей повстречался. На нем жестокое убийство висит. А может, и не одно.
     Проводив следователя, потрясенный Тадеев направился на поиски водки.

Глава 22

     Тепловоз выкатился на сетку переплетающихся путей, вильнул вправо, влево, под колесами щелкали стрелки, выбрал приглянувшуюся колею и, не спешно, затормозил. По обеим сторонам дремали пыльные составы.
     От тишины Нина Брагина вздрогнула и проснулась.
     - Холодно, - пробормотала она, прижимаясь к Заколову.
     - Ничего, уже утро, скоро потеплеет, - серьезно заверил Тихон.
     - Мы так и спали? – мягко улыбнувшись, спросила она.
     - Как?
     - Ну, вот так, - Нина двумя ладошками обхватила руку парня, лежащую на ее плече, и сильнее затянула кольцо объятия.
     - По-разному, - ответил Тихон. Под другой его рукой лежала железная полоска для обороны. Он не мог позволить себе заснуть.
     Заколов смотрел на противоположную платформу, где встали угрюмые попутчики. Есенин что-то шепнул Нышу. Оба слезли и юркнули под соседний состав.
     - Ну вот, теперь можем вздохнуть спокойно. – Тихон приподнялся, попрыгал на носочках, руки сделали энергичные движения. Он всю ночь не смыкал глаз, следя за бандитами, и теперь пытался взбодриться. – Кажется, это большая станция. Сейчас пойдем в милицию, все им расскажем, а дальше – домой на цивильном поезде. Представляешь, растянешься на мягком матрасике, там тихо, ветер не дует… - Он потянулся и смачно зевнул: - О-ох! Как спать хочется.
     Заколов помог девушке спуститься с платформы. Лезть под колесами Нина категорически отказалась. Они обошли длинный состав и выбрались к станционным постройкам. Сверху соплообразный динамик отдавал отрывистые невнятные команды.
     - Холодно, никак не могу согреться, - ежилась Нина.
     - Потерпи. Вот уже вокзал. Сейчас попьем горячего чая.
     С торца здания Тихон увидел дверь отдела милиции. Рядом стоял автомобиль с милицейской символикой.
     - Теперь мы в безопасности. Ты иди на вокзал. Там должен быть буфет. Попьешь чай, перекусишь, и жди меня. А я пока милиционерам все расскажу.
     Лицо девушки исказило тревожное воспоминание.
     - Кто его убил? – тихо спросила она.
     - Наверное, эти двое.
     - Ужас! Они и на меня напали.
     - Ты вся дрожишь. Иди в буфет, согрейся. А я в милицию.   
     - Ты быстро?
     - Конечно, - заверил Тихон. – Расскажу, что мы видели, и к тебе. Иди, ты совсем замерзла.
     Девушка прижала медвежонка к груди и пошла вдоль платформы к центральному входу. По пути она оглянулась. Тихон улыбнулся и помахал рукой.
     Когда девушка скрылась в здании вокзала, Заколов открыл дверь отдела милиции и шагнул внутрь. Пройдя короткий коридорчик, он оказался в небольшой комнате. Перед зарешеченным стеклом склонился милиционер. Он о чем-то оживленно болтал с коллегой, сидевшим в глубине за стойкой. Услышав шаги вошедшего, они оглянулись.
     - Здравствуйте, - произнес Тихон. – Моя фамилия Заколов. Я пришел сообщить, что ночью на одном из полустанков видел убитого человека.
     Сидящий за стойкой офицер опустил глаза на текст недавно полученной телефонограммы.
     - Это тот, который в розыске, - шепнул он сержанту.
     Лица обоих напряглись, офицер вышел из-за стойки:
     - Студент, говоришь?
     - Да, - подтвердил Тихон, и тут же сообразил, что ничего подобного не успел сказать. – Там человека убили. Кассира.
     Офицер, странно улыбаясь, медленно обошел Заколова. Тихон проводил его взглядом, не зная, к кому обращаться. Спереди стоял один милиционер, сзади другой. И тут резкая боль в заломленной руке заставила Тихона согнуться.
     - Открывай камеру! - кричал сзади офицер и жестко толкал Тихона. – Живей!
     Лязгнул металл. Заколов видел лишь протертый линолеум на полу и свои замызганные кроссовки. Сильный толчок в спину – и он рухнул на грязный пол. Еле лицо успел отвести, чтобы не скребануть носом. Сзади грохнула металлом тяжелая дверь. Удар тугим гулом отозвался в пустой камере.
     - Закрывай! – приказал тот же голос.
     Хрустнуло чрево замка. Заколов приподнялся и обернулся. В маленьком окошке железной двери сияло потное возбужденное лицо милиционера.
     - Все, парень, твоя песенка спета, - произнес офицер. Он был явно доволен проделанной работой.
     - За что? – недоумевал Тихон. – Я же сам к вам пришел, чтобы все рассказать.
     - Разберемся! – Офицер удалился. Послышался стрекот телефонного диска. – Докладывает старший лейтенант Парамонов. Мною только что арестован подозреваемый Заколов... Да! Тот самый... На вокзале прихватили. У нас сидит! Уже дает показания, но косит под дурачка… Хорошо. Ждем.
     - Я ни в чем не виновен! – крикнул Тихон в открытое окошко. – Я случайно оказался на той станции и увидел убитого. 
     - Все так говорят. – Офицер с сержантом дружно закурили, поглядывая на Заколова. – Ловко мы его, - разгоняя клубы дыма, похвастался офицер.
     - Да я же…, - продолжал оправдываться Тихон.
     Офицер внезапно налился злостью и крикнул:
     - Сидеть! Руки от двери! Следователю будешь песни петь. А сейчас – чтобы молчал у меня! Насмотрелись мы тут на таких ублюдков. Все вы на словах ангелы. А кто людей грабит и убивает? Кто?
     Заколов понял, что разговор бесполезен и тихо спросил:
     - Скоро?
     - Что?
     - Скоро следователь приедет?
     - Не беспокойся, для встречи с тобой он поторопится.
     Заколов устало присел на деревянный помост. Этим тупым солдафонам и правда и ничего не растолкуешь. Лучше дождаться следователя, может он человек разумный – гомо сапиенс. Тело расслабилось, спина откинулась на помост. А здесь тепло, не то что на открытой платформе. И совсем не жестко. Дерево все-таки, не железо. А шум железнодорожный где-то далеко-далеко, за толстой стеной...
      Заколов прикрыл глаза. Ритмичный перестук колес наползал и уплывал. Голова покачивалась, словно от дрожания движущегося вагона, нос сопел звучно и ровно.

     Вскоре в помещение отдела зашел человек в милицейской форме.
     - Здравия желаю, коллеги, - скромно приветствовал он и натужно улыбнулся. – Что-то у вас поезда опаздывают, и билетов нет.
     - В праздники всегда так, - буркнул Парамонов, присматриваясь к погонам незнакомца. «Капитан, но не из наших, - отметил он и с тоской подумал: - Сейчас будет просить, чтобы билеты ему по блату взяли. А с ними в праздничные дни – беда. Да ну его – не велика шишка», - решил заранее отказать милиционер.   
     Но незнакомец прошел мимо камеры, невзначай заглянул в открытое окошко.
     - Кого это вы схомутали?
     Вот на этот вопрос Парамонов ответил обстоятельно с ленивым налетом гордости. Знай наших! Мы здесь не только бабушек с семечками гоняем.

Глава 23

     Нина Брагина допила стакан кофе, сильно разбавленный молоком. Вкус ее не интересовал. Главное, что напиток был теплым и сладким. Бутерброд с загнутыми ломтиками сыра остался почти цел. Сейчас придет Тихон, думала девушка, тогда и позавтракаем вместе.
     Но Заколова все не было. Девушка встревожено огляделась. В пустом гулком помещении, где на лавках сидели лишь несколько сонных фигур, ей было неуютно.   
     Нина вышла на перрон и зашагала к отделу милиции, где рассталась с Заколовым.

     В сотне метров впереди из-за громоздкого штабеля шпал за ней наблюдали темные азиатские глаза.
     - Ты гляди, Есенин. Наша краля, кажись,  в ментовскую побежала. - Ныш жадно глотнул вина из бутылки, обтер губы рукавом. – Заложит, как думаешь?
     Есенин ни о чем не мог думать. Он выхватил бутылку и в очередной раз приложился к горлышку. Тяжкое похмелье постепенно отпускало. Организм, за несколько лет позабывший алкоголь, переваривал его туго.
     - Заложит, наверняка заложит! – Ныш выругался, поправил железяку, заткнутую сбоку за пояс. Он выломал ее еще на товарняке. Пальцы ловко обмотали вокруг правой ладони платок. Ныш скользнул вдоль стопок шпал и бесшумно побежал навстречу девушке.
     Есенин опустил пустую бутылку на край шпалы. Как только дрожащая рука отцепилась от горлышка, стекляшка звонко чпокнулась о бетон. Есенин вздрогнул, нога ударила по откатившемуся донышку, в голове мгновенно просветлело. «Опять молокосос дров наломает! – разозлился вор. - И зачем с ним связался! А теперь и бросить здесь нельзя. Паровозом по делу пойду. Надо до Бека мальца довезти. Пусть сам с ним решает».
     Есенин выглянул из-за укрытия, огляделся. В ранний час на задворках станции было пустынно. Вор припустился за Нышем.
    
     Когда Нина подошла к входу в отделение милиции, она заметила подбегающего Ныша. Его взгляд был дик, рот оскален. Девушка вскрикнула, по-детски попыталась заслониться медвежонком, не зная, куда метнуться.
     Неожиданно дверь в отделение распахнулась. На пороге появился удивленный сержант милиции. Ныш на ходу выхватил железку и с разбегу нанес ею удар по голове милиционера. Тело в форме обмякло и свалилось в проходе.
     Нина, выпучив глаза, пятилась вдоль стены. Первые мгновения она была в шоке. Как только она попыталась закричать, ее рот прихлопнула ладонь Есенина.
     - Идиот! – шипел вор, съедая разъяренным взглядом Хамбиева.
     Тот заворожено разглядывал прилипшие к железке окровавленные волоски и глупо улыбался. Инстинктивно сжавшийся в момент удара милиционер так и лежал: скрючившийся и жалкий. Ныш обалдел от собственной силы и значимости. Грохнуть мента оказалось так просто!
     Он аккуратно опустил железку. Рука, обмотанная платком, так и не коснулась поверхности металла, как и ножа в кабинете кассира. Ныш был доволен. Разгоряченный взгляд уткнулся в кобуру на поясе милиционера. Он ловко выдернул пистолет, самодовольно взвесил в руке и пихнул за пояс.
     В глубине коридора зазвучали голоса. Ныш быстро прикрыл дверь.
     - Смываемся, козел! – прохрипел Есенин, удерживая девушку. – Давай в машину.
     Вор кивнул на милицейские «Жигули», здраво рассудив, что по-другому им не уйти. Обижаться на ругань вора было некогда, Ныш метнулся к машине, дверь оказалась открытой. «Менты угонщиков не опасаются, придурки непуганные», - усмехнулся он про себя. Руки привычным движением закоротили нужные провода замка зажигания, двигатель под капотом послушно заурчал.
     Есенин тем временем запихнул в рот Нине оторванную лапу медвежонка и толкнул девушку на заднее сиденье. Сам завалился рядом. Под ногами валялась игрушка, ставшая инвалидом. Машина лихо развернулась задним ходом и с визгом сорвалась с места.
     - Быстрее прем из города, - подгонял Есенин. – Туда рули!
     Сонная одинокая дворняга метнулась наперерез машине, облаивая ненавистное колесо, но тут же отстала. Без зрителей - нет куража.
     Вор пугливо оглядывался на дверь отделения милиции. Она так и осталась закрытой, пока угол забора не загородил ее.
     - Успели, - облегченно вздохнул Есенин.
 
     Но благодарить ему надо было не свою расторопность.
     Когда от входа в отделение милиции раздался непонятный шум, Парамонов прервал разговор с незнакомым капитаном и окликнул сержанта:
     - Алимов, что у тебя там?
     Никто не отозвался.
     - Алимов, ты оглох? Почему не отвечаешь? – вновь громко спросил Парамонов и вышел из-за стола.
     Капитан, стоявший ближе к выходу, мельком взглянул в коридор и отпрянул к стене. Он успел заметить в открытом проеме фигуру с железкой в руке.
     - Что там за шум? – раздраженно спросил Парамонов.
     Капитан неопределенно махнул рукой. Парамонов шагнул в коридор. Дверь уже была закрыта, в неосвещенном тамбуре около входа на полу виднелось что-то темное. Парамонов осторожно прошел вперед, наклонился:
     - Алимов, что с тобой? Ты меня слышишь? – он затряс сержанта за плечи и только тут разглядел рану на голове: - Алимов, кто тебя так?
     Парамонов был совершенно растерян. Капитан, стоявший сзади, разбитую голову увидел раньше. Его взгляд вмиг похолодел, скулы на щеках напряглись, руки неспешно натянули тонкие черные перчатки. В следующее мгновение он одной рукой ловко выхватил у Парамонова пистолет из кобуры, а другой поднял лежавшую рядом железку. 
     - Что? Что такое? – спросил недоумевающий Парамонов, обернувшись к капитану.
     Но на него смотрело совсем другое лицо – жесткое, колючее и равнодушное. Застывший капитан с оружием в руке перегораживал коридор.
     - Вы это чего? Отдайте мой пистолет, - Парамонов растерянно потянулся за оружием.
     Хлесткий удар в лицо опрокинул дежурного на пол. Капитан переступил через него и встал у двери. Парамонов приподнялся и пугливо попятился. Капитан шагнул за ним, на застывшем лице не отражалось ни капли эмоций, фуражка на голове сидела безукоризненно по центру.
     Дежурного охватил страх. Он неловко отступил, упал, вскочил и побежал в глубь помещения. Капитан широкими размеренными шагами следовал за ним.
     Парамонов добрался до рабочего места, схватился за телефонную трубку и судорожно крутил диск, набирая номер дежурного по городу. Он плюхнулся на стул и смотрел только на цифры, боясь промахнуться. Он уже прижимал трубку к уху, ожидая, как ему казалось, спасительного ответа. Но ответный сигнал не поступал.
     Взгляд Парамонова ушел вбок и упал на пыльные форменные ботинки, остановившиеся рядом. «Почему туфли такие грязные, - подумал милиционер, - и брюки совсем мятые».
     Он скользил взором вдоль форменных брюк, когда на его голову обрушился железный прут. Череп вязко хрустнул. Взгляд потух, добравшись до полы кителя. Рубиновые брызги шлепнулись на стеклянную перегородку. Парамонов ткнулся носом в стол.
     Пыльные ботинки скрипнули и повернулись. Палец в черной перчатке придавил блестящий штырек в ложбинке для телефонной трубки. Рука подхватила связку ключей. Фуражка уверенно развернулась, козырек глядел на камеру, где спал Заколов. Капитанские погоны, мерно покачиваясь на плечах, двинулись туда.   
     В тишине кабинета слышался частый ускользающий телефонный гудок. Он словно пытался убежать по проводу из этого страшного места, но рука Парамонова мертвой хваткой удерживала трубку, и испуганный писк никак не мог оторваться от нее.
    
Глава 24

     Тихон Заколов проснулся от щелчков открываемого замка. За дверью что-то звякнуло, в открытом окошке мелькнула милицейская форма, одинокие шаги удалились. Тихон недовольно протер глаза, как же быстро его здесь сморило.
     - Следователь скоро приедет? – вежливо поинтересовался он.
     Невидимый дежурный за перегородкой хранил молчание. Заколов раздраженно подошел к двери и застучал по ней. Если не понимают нормальных вопросов, придется скандалить:
     - Долго еще мне здесь… 
     Дверь от удара неожиданно приоткрылась. Заколов осекся. Никто из милиционеров на шум не вышел.
     - Это что, игра в прятки? – Тихон разглядел спрятавшуюся за перегородкой макушку милиционера. – Слушайте, я ваших правил не знаю. Давайте скорее следователя или выпускайте. Меня девушка ждет.
     Никто не отвечал. Тихон вышел, демонстративно хлопнув дверью. От удара из нее вывалились ключи. Он шагнул к дежурному:
     - Знаете что, мне такое отношение совершенно не нра…
     Заколов сглотнул слово как нечто осязаемое. Фраза застряла в горле так, что невозможно было вдохнуть или выдохнуть. Он стоял у стола дежурного. Взгляд приклеился к затылку милиционера. В голове дежурного зияла продольная вмятина, липкие волосы сгибались внутрь канавки и не могли распрямиться, кровь расплывалась по бумагам.
     Заколов качнулся назад, словно от удара. На полу звякнула железка, запуталась в ногах. Он свалился, испуганно вскочил и опрометью бросился к выходу. Ноги тут же налетели на препятствие. Тихон шлепнулся на что-то мягкое, рука угодила в кровавое месиво. Он поднялся. Под ногами распростерлось тело второго милиционера. Тихон зажмурившись переступил через него, толкнул влажной рукой дверь.
     Комната давила в спину жутким ужасом. Тихон, сломя голову, выскочил на свободу.
     Ноги понесли его по пустынной улочке, уши выхватили из пространства привычный перестук колес, глаза увидели, как в проходе между станционными постройками неспешно набирает ход товарный состав. Тело рванулось за уползающим спасением, руки зацепились за узкую лесенку.
     Заколов вскарабкался вверх и плюхнулся внутрь высокого вагона кузовного типа. Стенки вагона, до середины заполненного железными чушками, разом отгородили Тихона от сжимающегося вихря паники.
     Поезд набирал ход. Заколов прислонился к дрожащей стенке. Под ногами гулко двигались тяжелые железяки, глаза смотрели вверх. Сизый прямоугольник неба пах тепловозным дымом. Наплывающие облака лениво заглядывали в вагон и равнодушно исчезали за спиной. Казалось, они спешат туда, где осталась беззащитная Нина Брагина и таинственный убийца.
    
Глава 25

     «Волга» со следственной бригадой въехала в областной центр.
     - Ну, что, Русланчик, мне можно и домой? – сладко потянувшись, спросил Семен Григорьевич. - Преступник уже известен, теперь дело за оперативниками. Ты смело к начальству на доклад. Похвалят, похвалят, я уверен… А я завезу в контору вещьдоки, оприходую и - баиньки. 
     - К начальству еще рано, - серьезно возразил Колубаев, - сейчас заглянем по пути к коллегам на вокзал. Может, они заметили что-нибудь подозрительное. – Следователь развернул студенческий билет. – И фотографию надо срочно увеличить. Ну что по такой маленькой определишь? Каждый третий будет похож. – Он бросил взгляд в окно. Мимо мелькали обшарпанные стены пристанционных построек. Навстречу быстро пробежал взъерошенный парень. – Вот, хотя бы этот. Правда, Семен Григорьевич?
     Гурский лениво взглянул в окно:
     - Да все они сейчас одинаковые.
     - И одежда сходится, и рост, - следя за парнем, выворотил шею Колубаев. - Может проверить?
     Но машина уже свернула за угол и притормозила у двери отдела милиции при железнодорожной станции. Руслан вышел, взглянул на часы. Если сейчас рвануть прямо домой, то еще и на праздничную демонстрацию с сыном можно успеть. А что если доложить прокурору о раскрытии убийства около трибуны в присутствии секретаря обкома? Такую оперативность не смогут не отметить.
     Так и поступлю. Только новости узнаю, - решил Колубаев.
     В благодушном настроении следователь потянул входную дверь.
     Через секунду его рука замерла, фигура застыла, мечтательная улыбка сползла с лица. В проходе лежало тело милиционера, из проломленной головы растеклось жирное кровавое пятно.
     - Гурский! – хотел крикнуть Колубаев, но дрогнувший голос издал предательский сип. – Сюда!
     - Батюшки! Ну и дела! Что же это такое? – завздыхал сзади старый эксперт. – Аккуратнее! Следы не затопчите.
     Колубаев осторожно на цыпочках перешагнул через тело и, прижимаясь к стене, прошел по коридору. В комнате за столом тоже с развороченной головой лежал второй милиционер. Кровь густой лужицей впитывалась в толстый прошитый журнал дежурств. Рука убитого сжимала телефонную трубку.
     Руслану стало муторно, кислая волна поднялась из желудка. Он с усилием сглотнул, поборол тошноту и порадовался, что не успел позавтракать. Стараясь не глядеть на проломленную голову, Руслан разжал еще не закоченевшие пальцы убитого и поднял трубку. Приставил к уху. От холодного прикосновения тяжелой трубки и длинного заунывного гудка он невольно вздрогнул.
     Рука слушалась плохо, диск несколько раз срывался, пока Колубаеву удалось набрать номер дежурного в областном управлении. Не успел он представиться, как дежурный радостно перебил:
     - Все! Поймали вашего убийцу.
     - Кого? – не сразу понял следователь.
     - Заколова! Сидит уже, гад.
     - Когда? Где?
     - Так на вокзале его наши сотрудники задержали. Говорят, он сам пришел каяться.
     - Куда он пришел?
     - В отдел милиции при железнодорожном вокзале.
     - Подожди…
     У Колубаева закружилась голова. Может это дурной сон? Он отвел согнутую руку. На разбитой макушке погибшего милиционера копошилась жирная муха. Следователь огляделся и только тут заметил, что железная дверь в камеру была распахнута. Он быстро прошел к ней, глаза многократно обшарили пустую кубатуру.
     Руслан вернулся к телефону и раздраженно крикнул в трубку:
     - Я здесь. Я звоню тебе из этого чертова отдела!
     - А-а, так вы уже все знаете, - разочарованно протянул дежурный. – А я хотел вас обрадовать.
     - Что? Обрадовать?! Здесь два трупа милиционеров и никакого Заколова!
     В трубке повисла угрюмая тишина, потом раздался шепот:
     - Они десять минут назад звонили.
     - Срочно гони сюда всех! И скорую вызови!
     Колубаев хлопнул трубкой. Он вдруг вспомнил странного парня, которого видел только что около вокзала. «Это он, Заколов!» - обожгла догадка. Следователь выскочил на улицу, чуть не перепрыгнув через копошащегося в коридоре эксперта. Он бросился бежать вдоль узкой дороги. Справа постукивал колесами поезд. Слева тянулся забор промышленного предприятия. Руслан нырнул в проход между сарайчиками к железной дороге и уперся в нагромождение товарных вагонов. Он метнул взгляд влево-вправо, наклонился, посмотрел под составом. Парня нигде не было, только слышался удаляющийся перестук колес.
     Расстроенный следователь вернулся к вокзалу.
     Около входа в отдел топтался милиционер.
     - Вы сотрудник местного отдела? – спросил Колубаев. – Что вам известно о произошедшем?   
     Милиционер оценивающе посмотрел на Колубаева, признал в нем начальника и доложил:
     - Старший сержант Федорчук. Прибыл из Байконура в распоряжение следователя областной прокуратуры Колубаева.
     - Уже? – удивился Руслан. – Колубаев это я.
     - Так это, наши генералы космонавта вам на демонстрацию привезли. На вертолете. Мой начальник подсуетился и меня впихнул на вертушку.
     - Хорошо, - сказал Руслан и осекся. Дела сегодня обстояли хуже некуда. Он открыл дверь в отдел. Труп милиционера все также перегораживал проход.
     - Я тут, Русланчик, - крикнул из глубины помещения Гурский. – Какой у нас праздничек выдался!  Давно такого не было.
     Колубаев раздраженно захлопнул дверь. Возвращаться к окровавленным трупам не хотелось. Следователь взглянул на Федорчука. Старший сержант из Байконура был спокоен и невозмутим. Колубаеву даже показалось, что тот ничего не заметил.
     - Вы видели? – спросил Руслан, показывая на дверь.
     - Заметил. Голова разбита тупым тяжелым предметом, и кобура, по-моему, пустая.
     - Кобура? – Колубаева немного заело, что он до сих пор не обратил на это внимание.
     - Вы меня по делу кассира вызвали, а тут опять убийство, - посочувствовал сержант.
     - Двойное, Федорчук, двойное! Убиты двое сотрудников милиции! И, судя по всему, тут опять не обошлось без вашего Заколова. - Колубаев огляделся. Пристанционная площадь оживала людьми. – Федорчук! Стойте здесь и никого не пускайте. До приезда начальства. Чтобы никакой утечки информации!
     Он дернулся куда-то идти. Остановился, вернулся. Руки вытащили сигарету, но спички ломались и никак не хотели зажигаться. Рядом спокойно закурил Федорчук. Следователь нервно бросил спички, взял сигарету у сержанта и прикурил от нее.
     - Что вы знаете о Заколове? – после нескольких глубоких затяжек спросил Руслан.
     - Нормальный парень, - сержант пожал плечами. – Шебутной немножко.
     - Что значит шебутной?
     - Активный. Лезет везде. Порой, туда, куда не надо.
     - Поменьше бы нам таких активных. А у вас в картотеке он как засветился?
     - Было дело. Девушки из института пропадали. Потом тела находили.
     - Вспоминаю, рассказывали. А Заколов свидетелем по делу проходил?
     - Сначала даже подозреваемым.
     - Так. Уже интереснее.
     Федорчук задумался, подождал пока стихнет перестук колес уходящего состава.
     - Есть у Заколова необъяснимая особенность – первым рядом с трупом оказываться. Я бы даже сказал, чутье у него какое-то на трупы. 
     - Это что за чутье такое? Уж не водил ли он вас за нос? Вы его хватаете на месте преступления, а он объясняет, что его чутье сюда привело.
     - Нет. Мы же в итоге убийцу нашли. Правда, в предсмертном состоянии.
     - Ага! И Заколов был рядом?
     Федорчук напряг память:
     - Ну, вроде того.
     - Черт! Похоже вы взрастили убийцу! Серийного! Безнаказанность порождает самоуверенность. Преступник наглеет и идет на особо дерзкие преступления. У нас уже три трупа на нем! Вы со всеми такие добренькие, или не за что было привлечь парня?
     - Да был один случай. – Федорчук вспомнил, как Заколов отнял у него пистолет. – Захват оружия у сотрудника милиции. Понуждение под угрозой.
     - Ничего себе! Это что, мало для того, чтобы срок припаять?
     - Обстоятельства были такие. Парень за друга переживал.
     - Развели богадельню! А нам теперь – пожинать плоды вашей доброты и сюсюканья. По первому разу посидел бы парень пару лет на зоне, перевоспитался.
     Федорчук отвернулся, разгладил усы и даже раздраженно куснул себя за палец. Оправдываться ему надоело:
     - Перевоспитание! Сами знаете, какими оттуда выходят. Вычеркнутыми из нашей жизни, зато с кучей дружков-уголовников.
     - Слушай ты, старший сержант! У меня труп кассира висит с пальчиками твоего Заколова. А здесь еще двое убитых наших товарищей. Десять минут они арестовали Заколова.  А сейчас … Полюбуйся!
     Он распахнул дверь. Окровавленная голова милиционера лежала почти на пороге. Федорчук с любопытством заглянул в коридор. Его лицо мгновенно посерело, морщины обострились, он показал Колубаеву:
     - Кобура и правда пустая. Украли пистолетик. Кто бы это ни был, но теперь преступник вооружен.
     Из глубины помещения показался невозмутимый эксперт Гурский:
     - У второго убитого пистолет тоже забрали.
     - А чем их, Семен Григорьевич? – спросил Колубаев.
     - Орудие убийства я нашел – железный прут, но пальчиков на нем нет. Если это тот же субъект, то он стал умнее. – Гурский остановился напротив выхода, его внимание привлек кровавый мазок на двери. – Ух ты, а это что такое? Похоже на след от ладони. У убитого руки чистые. Так, так…
     Семен Григорьевич открыл портфельчик.
     - Я дверь прикрою, - предупредил Колубаев и повернулся к Федорчуку и оторопевшему водителю Мише, который только что выбрался из машины: - Чтобы никаких разговоров! Никакой утечки информации! Не хватало нам еще портить людям праздничное настроение.
     Милиционеры понимающе кивнули.
     Через несколько минут вышел Гурский. Лицо было задумчиво и сосредоточено.
     - Руслан Ахметович, а пальчики-то совпадают с теми, что были на рукоятке ножа в груди кассира.
     - Точно?
     - В таких вещах Гурский не ошибается.
     - Значит, опять Заколов.
     - Вне всяких сомнений.
    
Глава 26

     Когда угнанный милицейский «Жигуленок» вырвался из города, Есенин приказал Нышу свернуть с бетонки на проселочную дорогу:
     - Сюда сворачивай! На шоссе нас в миг заметут, когда сообразят, что тачку угнали. А здесь еще покатаемся.
     Ныш гнал машину по узкой едва накатанной колее, тянущейся вдоль железной дороги.  Клокочущий энтузиазм переполнял его через край. Он все делал резко – тормозил, поворачивал, набирал скорость. И даже когда ехал по прямой, все равно елозил задом, вертелся, словно сидел на иголках и никак не мог принять удобное положение. Машину трясло и подбрасывало. 
     - Теперь можешь не гнать, - поглядывая назад, решил Есенин. За оседающим пыльным следом степная дорога просматривалась далеко. – Никто не гонится.
     Ныш иногда опускал руку и трогал холодную сталь пистолета за поясом. Восторг переполнял его. Не имея другого выхода для эмоций, он продолжал давить на педаль газа. Подпрыгнув до потолка на очередной кочке, Есенин ругнулся:
     - Да не гони ты, чурек узбекский!
     Ныш сверкнул глазами и вытащил пистолет.
     - Не играйся, - спокойно осадил вор.
     - Хочешь подержать? – Ныш протянул пистолет назад Есенину.
     - Мне ствол ни к чему. Я – честный вор.
     - Ишь, как у вас заведено, - Ныш поморщился. - Может мигалку врубить? Как начальники промчимся. Где тут она включается?
     - Не трожь ничего! На хрен нам лишнее внимание. И так уже отличился.
     - Теперь знаешь, на что Ныш способен. То-то! А как встретил вначале, а?
     - Да заткнись ты!
     Есенин с раздражением смотрел на беспрестанно дергающуюся фигуру Ныша. И довелось же связаться с таким отморозком! Только освободился после пяти лет отсидки, и сразу в дерьмо вляпался! Ведь хотел же пару-тройку недель в тишине у стариков отлежаться. Потом можно было бы с нужными людьми встретиться, не спеша поговорить, понять ситуацию, обмозговать возможные дела. А тут с первого дня так завертело, в такой оборот кинуло – сущее торнадо. Как в этом вихре удержаться, не гробануться вновь на нары? Да, удружил Бек попутчиком! И одного теперь Ныша не оставишь. В момент спалится, бестолочь, и Есенина сдаст за компанию.
     Вор перевел взгляд на девушку. Соплячка еще совсем, хоть и сиськи торчат. Куда теперь ее? И знает много. Пусть Бек решает. Есенин, как честный вор, марать рук не будет. 
     Машина зачавкала, задергалась, чихнула напоследок и заглохла.
     - Вот засада! – Ныш хлопнул руками о руль. – У ментов бензина, считай что не было. На сто километров всего хватило.   
     - Куда ты раньше смотрел? – проворчал Есенин, оглядываясь. Вокруг простиралась пустая степь, где совершенно негде спрятаться.
     - Да не смотрел я на приборы! А что ты хотел, чтобы я от ментовской сразу на заправку рулил? Да еще с таким грузом! – Ныш обернулся и облизал глазами Нину. – Аппетитно ротик открываешь, Ромашка.
     Девушка переводила испуганный взгляд от одного бандита к другому. Торчащая во рту лапка от плюшевого медвежонка набухла слюной.
      - Так, сваливаем, - скомандовал Есенин. - Все равно тачка паленая. Уже, наверное, ориентировку на нее передали.
     - Куда сваливаем? – уныло посмотрел по сторонам Ныш. – Здесь до вечера ни один козел не проедет. Черт, и дождь еще начинается.
     - Чугунку видишь? - Есенин показал в сторону железной дороги. – Попросим машиниста, подбросит.
     - Ты чего, издеваешься! Жди, подбросит он тебя. Ты что, на путях собираешься голосовать?
     Есенин выдернул у Нины изо рта кляп и подтолкнул:
     - Вылезай!
     - Зачем? - скривился Ныш. – Сейчас заорет. Не люблю я этого.
     - Пусть орет. Это нам сейчас и надо, – спокойно ответил Есенин. – Ты лучше веревочку или тросик поищи.

Глава 27
    
     Машинист товарного состава Егор Кузьмич Ширшов привычно смотрел в окно движущегося тепловоза. Однообразный степной пейзаж расслаблял. До следующего разъезда с рукастым семафором еще далеко, и в голове назойливо шебуршились недовольные мысли. Опять на праздничный день его смена выпала. Так и седьмого ноября было, и восьмого марта. Хорошо, что в новогоднюю ночь обошлось. Все равно надо будет поднять вопрос перед начальством, чтобы график во время праздников по справедливости корректировали. А то - кому-то пусто, а кому-то густо. Надо равномерно распределять.
     Машинист посмотрел на молодого помощника Карима, которого всего пару месяцев назад определили после училища к нему в напарники. Вот молодежь пошла, ничем не интересуется. Он в его годы жадный до техники был. Все сам хотел попробовать, к старшему машинисту с расспросами приставал, за пульт управления просился. А этот напевает под нос чего-то и ждет, когда смена закончится. 
     Народ сейчас праздничную демонстрацию с Красной площади смотрит, вспомнил Егор Кузьмич. И не сказать, что это очень интересное зрелище, но настроение поднимает. Задает бравый ритм на весь день. Потом мужики, не таясь от жен, по первой стопке примут. А там пошло-поехало, праздник все-таки! А ему еще пилить и пилить до Арыся. Только там следующая бригада заступает. Хотя, если не будут мариновать на разъездах, пропуская пассажирские, быстро домчимся. Вон скорость – под восемьдесят. Можно и прибавить, да состав тяжел, и дождик мелкий рельсы умаслил.
     Поток воздуха смывал расплющенные капли с плоских окон тепловоза. Егор Кузьмич включил стеклоочистители. По большому счету можно и без них обойтись, не тот дождь, но пусть стеклышки от пыли пооботрутся, на солнышке потом блестеть будут.
     Карим отвлекся от назойливого мотивчика, проследил за движением щеток. Потом глаза его прищурились, а лицо вытянулось:
     - Кто это там?
     Машинист тоже заметил вдалеке на пути неясную фигуру. Может, мальчишки играются? Бывают шалопаи таким образом храбрость свою испытывают. Вон стоит, даже руки слегка расставил, словно поезд собрался поймать.
     Опытный машинист с улыбкой дал протяжный гудок. Обычно после такого звука, пацанов, как ветром сдувает. Но на этот раз фигура осталась на месте.
     Да здесь рядом и поселка никакого нет, встревожился Егор Кузьмич, откуда пацанам взяться. Он сбросил обороты двигателя, рука сжала рычаг тормоза.
     Новый гудок, протяжней и звонче предыдущего.
     Фигура задергалась. И тут Егор Кузьмич  с ужасом разглядел, что обе руки у стоящего посредине пути человека привязаны к рельсам!
     - Ух ты…, - машинист в сердцах ругнулся.
     Полный сброс оборотов, экстренное торможение! Пронзительный свист в колесах. Тело вдавливает в пульт управления. Карим припечатывается лбом к стеклу, что-то срывается и брякает по полу. Тысячетонная стальная гусеница, сжавшись в сцепках, несется по мокрым рельсам. Пар из-под колес, похожий на дым. От разогретого металла с шипением испаряются дождевые капли.
     А фигура приближается! Это девчушка! Ее рот разорван криком, глаза объяты ужасом.
     - А-а, - слышен блеющий писк. Это заголосил Карим.   
     Скорость падает, но расстояние слишком мало. Пучеглазая махина тепловоза равнодушно отстукивает последние стыки до жертвы. Егор Кузьмич закрывает глаза. Его мышцы зашлись в оцепенении, давя на тормоз, словно от этого еще что-то зависит. 
     Он разлепил веки, когда состав остановился, и все стихло. Впереди – пустая дорога.   
     Беда!
     Карим, сидя на полу, испуганно смотрит на машиниста. Егор Кузьмич устало прислонился к стеклу, опустил взгляд. Что это?
     Перед тепловозом на коленях девушка. Она беззвучно рыдает, сил на крик не осталось.
     Машинист торопливо спустился на насыпь.
     - Что ты удумала? Разве так можно? – причитал он, развязывая веревки. – Тебе еще жить да жить. Цела? Ну, вставай, дочка. Моли бога, что жива осталась. Это чудо.
     Девушка поднялась. Пустые глаза сочились слезами. Она уткнулась в плечо машинисту. Побитые дождем волосы девушки намочили Кузьмичу подбородок.
     - Не плачь, дочка, не плачь, все позади. В рубашке родилась. – Егор Кузьмич хмурил лицо и смахивал навернувшиеся слезы.
     - Хорош, папаша, болтать! Ишь, дочурку нашел!
     Машинист удивленно обернулся. За плечо дергал черноволосый парень. В его руке чернел пистолет. Рядом хмуро озирался худой мужчина с седым ежиком волос.
     - Быстро в кабину! - приказал седой.
     Сверху свешивался любопытный Карим.
     - Я первый! – крикнул парень с пистолетом и полез в кабину. – Земляк, принимай гостей.
     Карим отодвинулся:
     - Вы из милиции?
     Каныш рассмеялся:
     - Ну конечно, родимый! У нас опасное задание. Ну-ка, руки покажи! – Хамбиев ловко накинул веревку на вытянутые ладони и потянул за собой Карима. – Куда тебя определить? Да хотя бы сюда. – Он привязал помощника машиниста к двери в другом тамбуре.
     В кабину поднялся озадаченный Егор Кузьмич, за ним безвольная опустошенная Нина Брагина. Последним забрался и прикрыл дверь Есенин.
     - Ну у тебя и голова! -  Ныш похвалил Есенина. – Это надо же допереть – поезд тормознуть! Я думал - не выгорит. Думал, кранты Ромашке. 
     - Хорош бакланить, - осадил молодого попутчика вор и обратился к машинисту. – Трогай! И без дураков. Следуй как обычно. На связь не выходить, на запросы не отвечать.
     - Куда едем? – хмуро спросил Егор Кузьмич.
     - В Турцию! - усмехнулся Ныш. – Рули папаша и не вякай. Тут одна дорога.

Глава 28

     Когда поезд резко затормозил, груда железок под Заколовым  сдвинулась, прищемив ягодицу. Он вскочил, навязчивая картина разбитой головы милиционера рассыпалась, уступив место новой реальности.
     Тихон осторожно высунулся наружу. Заметив Ныша с Есениным около локомотива, он оторопел. Опять их пути пересеклись! А потом он увидел Нину. Понурую, словно заледеневшую. Она двигалась, как во сне. Девушка, которая, возможно, влюблена в него и которую он обещал защищать, была в руках бандитов! Ее грубо запихнули в кабину тепловоза.
     Поезд тронулся. Тихон сжался на корточках, уткнувшись в кулаки. Мелки капли дождя набухали в волосах. Глаза смотрели на мокрые коленки. Темные пятна на джинсах разрастались, от ног зябкая дрожь переползала на живот и грудь.
     Как же так получилось, что безоглядно удирая он совсем забыл о Нине? Теперь он здесь, в относительной безопасности, а она во власти полоумного неврастеника. И что она думает сейчас о нем, о Тихоне Заколове, которому доверилась, как сильному мужчине? 
     Тихон встал. От локомотива его отделяло более десятка крытых товарных вагонов. Подрагивающие выпуклые крыши блестели мокрым железом. Встречный поток сметал брызги в глаза, приходилось морщиться. Но вновь сгибаться и прятаться от ветра не хотелось.
     Руки ухватились за мокрую стенку вагона, он перелез на ухающую сцепку.
     Труднее всего было забраться на первую крышу, на торцевой стенке вагона имелись лишь маленькие ребра жесткости. А дальше он бежал в полный рост, прыгая с одного вагона на другой. Поезд набирал ход. Ветер раздраженно хлестал иголками дождинок, норовя сдуть неожиданную помеху. Раскачивающиеся скользкие вагоны тоже были не прочь стряхнуть прыгающие ноги.
     Двойная сцепка тепловозов встретила Тихона выступающим глазом прожектора. Он остановился. Прыгнуть по центру через прожектор было невозможно. Дождь усилился. Узкие полоски крыши по краям прожектора лоснились мокрыми скатами. Казалось, что тепловоз раскачивается из стороны в сторону. Внизу особенно гулко ухала сцепка. Метровая щель между вагоном и прожектором дышала тревогой и дизельной гарью, у закругленных боков тепловоза щель раздвигалась и обрывалась набегающей пропастью. Смотреть туда было неприятно.
     Заколов протер лицо, холодная влага застилала глаза, волосы сочились дождевыми ручейками. Вода зябкими щупальцами ползла по спине. Тихон отмерил несколько метров назад. Теперь было видно как дрожит и дергается кромка вагона на фоне черной крыши локомотива. Напряженные ноги гасили колебания.
     Короткий разбег, толчок правой ногой, суженные глаза ловят хлесткие капли. Левая ступня приземляется на покатый бок и съезжает по маслянистой поверхности к краю. Правая нога шлепается на колено, тело валится на бок и скользит вниз. Сильный поток воздуха подталкивает.
     Руки Заколова обхватывают прожектор в тот момент, когда ноги свисают над стенкой локомотива. Тихон подтягивает тело по мокрой крыше. Руки дрожат, встать во весь рост страшно. Дальше он двигается на четвереньках.
     Вот и голова состава. Тепловоз разрезает железным лбом косую пелену дождя. Заколов ложится на черную крышу с правого края. Прямо под ним вход в кабину машиниста, он видел, как там исчезла Нина. Сейчас она в полной власти бандитов. А на что они способны – лучше не вспоминать.
     Сложнее всего решиться на первое движение. Тихон поворачивается поперек потока. Ноги плавными рывками спускают вниз с покатого края. Внизу ветер и пустота. Руки еще цепляются за выступ в центре крыши. Тело вытягивается, вдавленный живот намок, брючины трепет поток воздуха, кроссовки слепо пытаются нащупать точку опоры. Здесь должны быть концы высоких поручней! Где они?
     Правая стопа во что-то уперлась. Нога сгибается в колене, пальцы отпускают надежную зацепку, тело перемещается ниже. Растопыренные ладони скользят по влажному скату. Под животом выступает гладкий шов между черной крышей и зеленой стеной тепловоза. Но удастся ли за него зацепиться? А потом предстоит самое сложное - перекинуть руки на поручни. Только бы их достать!
     Левая нога тянется вниз и никак не может найти опору. Зыбкое равновесие распластанного тела на боку мчащегося локомотива. Скоростной поток мокрого воздуха  раздраженно вихрится и хочет слизнуть ненужную преграду. Пальцы цепляются за шов и соскакивают. Нога летит вниз и ударяет по дверной ручке. Дверь распахивается внутрь. Руки в падении цепляются за сталь поручней. Тело, качнувшись, вваливается внутрь тепловоза. Под ногами спасительный пол.
     Теперь главное – быстро встать и сориентироваться. Где-то рядом бандиты.
     Тихон распрямляется. Как резко он это делает! Оказывается, что здесь очень низко. Удар головой! Мрак. Похоже, что сверху - бетонная плита.
     Тихон шлепается мокрой щекой на грязные туфли Ныша. Но этого он уже не чувствует.
             
Глава 29

     - Нет, ты погляди, в натуре. Откуда взялся этот фраер?
     Заколов открыл глаза. Нет ветра и дождя. Затихший стук колес где-то внизу под спиной. Над ним стоит Ныш и продолжает возбужденно орать:
     - Мы его с поезда долой – он тут как тут! Менты по полной загребли, в кутузку посадили – опять целехонький нарисовался. Ты что, паря, - парашютист, с неба свалился? А может у тебя крылышки есть?
     Ныш заржал, выставив напоказ желтые от насвая зубы. Тихон дернулся, чтобы двинуть по противной роже. Лежащие на животе руки оказались связанными. В голове невидимый кузнец застучал маленьким молоточком. Тихон сел, потрогал ссадину на голове.
     - Где Нина? – попытался крикнуть он, но звук получился хриплым и невнятным. Он набрал воздуха и зло выдохнул: – Ну-у!
     Лицо скривилось от боли. Под черепушкой опять застучал неутомимый кузнец.
     - Ты глянь, он еще огрызается. Есенин, у меня больше веревок нет, чтобы парашютистов вязать. Может его сразу пинком под зад? Пусть летит дальше.
     Из светлого проема кабины в узкий коридорчик высунулось тревожное лицо Нины.
     - Тиша! – девушка подбежала и наклонилась. Ее бледное лицо порозовело и расслабилось.
     Заколов угрюмо встал. Сидя на полу, он чувствовал себя беспомощным.
     - Если ты ее тронешь – убью! – Тихон нахмурил брови и грозно взглянул на Ныша. 
     - Ой, ой, ой! Не, ну вооще, меня тут за чукчу держат.
     Лицо Ныша сжалось, кулак пружинисто выстрелил в живот Тихону. Заколов успел напрячь пресс и хотел ответить ногой, но в руке Ныша сверкнула черная сталь пистолета.
     - Без шуток, студент. Сиди и не рыпайся, - темные глаза блестели возбужденным безумием. Хамбиев мягко взвел курок.
     Черная дырка ствола медленно опустилась со лба вниз живота. У Заколова разом все обмякло, будто надломился внутренний стержень. Вновь всплыло перед глазами кровавое месиво на голове милиционера. Кто его так? Если это сотворил Ныш, то с Тихоном он точно церемониться не будут. 
     - Нет! – Нина вцепилась в руку Ныша.
     - Отстань, дура! – стряхнул ее бандит и показал Тихону на кабину: - Туда. И без фокусов. 

     Есенин глядел в окно пустыми глазами. Вчерашний хмель, взбудораженный утренним портвейном, постепенно сминался тяжелыми мыслями. Осадок был неприятен.
     То, что натворил Ныш, тянуло уже на вышак. Убийство своих коллег - менты не прощают. И он – правильный расчетливый вор Есенин – оказался крепко повязанным с бестолковым Нышем. 
     В безликой рябой полосе шпал, стелящейся под колеса, проявились четкие перекладинки. Поезд замедлил ход.
     - Ты что? – Есенин метнул взгляд на машиниста.
     - Семафор, - указал вперед Егор Кузьмич, - Здесь разъезд. Нужно встречный пропустить.
     Состав остановился, стряхнув с колес навязчивый перестук. Тепловоз утомленно вздыхал. В сгустившейся тишине Есенину стало неуютно. Он новым взглядом осмотрел разношерстную компанию скопившуюся в тесной кабине. Слишком много лишних свидетелей появилось в его жизни за последний день. Этот вопрос надо решать. Пора рубить хвосты.
     Послышался нарастающий грохот встречного.
     - Всем пригнуться! – скомандовал Есенин. Он сам присел и посмотрел на ухмыляющегося сверху Ныша: - И тебе тоже.
     Слова были произнесены медленно, с расстановкой, ледяным тоном уверенного в себе начальника. Ныш, нехотя, подчинился. 
     Стук колес пронесся гремучей змейкой и стих. Есенин распрямился:
     - Ну, поехали, - торопил он машиниста.
     - Вот, теперь можно, - дождавшись зеленого света, согласился Егор Кузьмич.
     Поезд тронулся. Есенин следил за действиями машиниста и отметил, каким рычагом набирается ход.
     Серая хмарь на небе рассеивалась. Безбрежная степь легко впитывала влагу, не оставляя луж. Вор закурил.
     - Туркестан скоро? – равнодушно спросил он машиниста.
     - Минут через сорок будем.
     Егор Кузьмич подозрительно покосился на старшего из бандитов, захвативших поезд. Он до сих пор не мог отойти от стресса – вида привязанной к рельсам девчушки. Кто она – сообщница или жертва?
     Есенин отошел к Нышу и что-то шепнул.
     - Лучше сразу до Арыся доехать, - возразил Ныш.
     - Мне все равно домой надо. Старуху повидать и инструмент взять, - тихо сказал Есенин. – Старуха меня ждет. Не приеду – в ментовку сдуру может сунуться с расспросами, - объяснил он ухмыляющемуся напарнику и громко скомандовал: - Я знаю, что лучше! Вяжи их! К креслу крути!
    Ныш усадил безропотного Карима в левое кресло, обхватил веревкой, затянул узел на спинке. Заколова он веско предупредил пистолетом, пихнул животом к спинке кресла и обвязал веревкой две фигуры сразу. Затем он подошел к машинисту:
     - Руки в брюки!
     - Что? – не понял Егор Кузьмич.
     - Бросай рулить! Руки в штаны, живо! – Он жестко пихнул машиниста в глубь кресла и, корчась от напряжения, старательно привязал его.
     Поезд мчался вперед, осиротевшие ручки пульта управления подрагивали на стыках, стеклоочиститель исправно размазывал капли на правом стекле машиниста.
     - Скоро станция. Мы ее не проскочим. Надо следить за семафорами, - испуганно предупредил Егор Кузьмич.
     - Заткнись! – прервал Есенин и повернулся к Хамбиеву. – Вяжи девчонку!
     - Веревки нет, - развел руками Ныш.
     - Придумай что-нибудь.
     - Она фартовая. Мне с ней везет. Возьму ее с собой.
     - Совсем сбрендил! Нам линять надо.
     Ныш осклабился и высокомерно посмотрел на вора:
     - Девка мне в кайф.
     Нина испуганно переводила взгляд с одного бандита на другого. Решалась ее судьба, а какой вариант лучше, она не могла понять. Шок с трудом отпускал ее. Она очнулась и смогла понять, где она и что с ней, только при появлении Заколова. И сейчас хотела быть рядом с ним. Впрочем, как и всегда. Это не важно, что он связан и беспомощен. От него исходила уверенность, рядом с ним было теплее.
     Есенин сжал губы и посмотрел в окно. В пустынном пейзаже замелькали разрозненные следы присутствия человека. Времени до того, когда поезд ворвется на оживленную станцию, оставалось мало.
     - Прыгай! Пора, - приказал он.
     Ныш поволок упирающуюся Нину. Тихон слышал, как в открывшуюся дверь ворвался звонкий перестук колес и свист ветра. Этот шум заглотил друг за дружкой испуганный крик девушки «Тиша-а…» и удалой возглас Ныша. Словно огромную иглу воткнули под ребра Заколову. Он до скрипа сжал зубы. Девушка исчезала, и он опять не в силах ей помочь.
     - Теперь следи за своими светофорами, как хотел, - снисходительно улыбнулся Есенин машинисту и дал полный ход.
     Веревки на спине Заколова впились в кожу. Вор метнул угрюмый прощальный взгляд на троих связанных и тут же скрылся в коридоре.
     Грузовой состав, лишенный управления, мчался навстречу оживленной станции. Трое привязанных к креслам людей беспомощно смотрели вперед. 

Глава 30
    
     - Руслан Ахметович!
     Колубаев сразу узнал в телефонной трубке голос областного прокурора Туранова. Судя по тону, он был взбешен:
     - Какого черта ты протираешь штаны в кабинете?
     - Я? – следователь на мгновение растерялся. – Глеб Николаевич, я привожу в порядок документы. По сегодняшним делам.
     - Какие к черту документы! Ты хоть знаешь, что в области творится?
     Колубаев два часа назад доложил Туранову о том, что по обоим преступлениям удалось собрать веские улики на основного подозреваемого Тихона Заколова. Но победной реляции не получилось. Убийство двух сотрудников милиции – это ЧП республиканского масштаба, о котором будет доложено самому министру. Теперь требовалось не только изобличить, но поймать и покарать преступника, и этим занимались милиционеры по всей железной дороге. От следователя прокуратуры пока ничего не зависело.
     Но чем же недоволен Туранов сейчас? Колубаев получал регулярные сообщения от дежурного по всем криминальным происшествиям. Он лихорадочно соображал, что он упустил или сделал не так.
     - Столкновение поездов! – прокричал начальник. – С человеческими жертвами! Я звоню из обкома. Здесь все руководство области, банкет после демонстрации. И какие новости я имею? – Прокурор перешел на тревожный шепот. – Сначала убийство кассира. Потом полный кошмар – зверское убийство двух сотрудников милиции в самом центре области. А теперь – крушение поезда. Это в кои-то веки на нас такое дерьмо сваливается. Да еще в праздник! Вот-вот из столицы могут позвонить! С самого верха! Что я отвечу?
     - Глеб Николаевич, я знаю про столкновение поездов. Транспортная милиция и наши сотрудники уже выехали туда. А я работаю по умышленным убийствам.
     - По убийствам он работает, а остальные, получается, отдыхают,  - съязвил Туранов. – Ты хоть знаешь, что угнанная от вокзала милицейская машина обнаружена пустой рядом с железной дорогой? И как раз в том направлении, где произошло крушение!
     - Глеб Николаевич, вы думаете, что мое дело и крушение поезда связаны? – Руслан был в явном недоумении.
     - Я думаю, ты напрасно рисуешь бумаги. Сегодня мне они на фиг не нужны! Опасный преступник разгуливает на свободе. Личность его установлена. Теперь он уже вооружен! Что еще нам ждать от такого? Я хочу видеть его в камере! Я тебе для чего дал свою персоналку? Дуй на место крушения и разбирайся! Рой там носом! Докладывать регулярно! Все!
    
Глава 31

     Неуправляемый железнодорожный состав бойко катился вперед по единственной колее. В открытую дверцу врывался озорной перестук глупых колес. Скорость возрастала.
     - Что делать? – крикнул Заколов машинисту.
     Егор Кузьмич испуганно смотрел в окно.
     - Скоро разъезд. Если горит красный и мы не затормозим, то вылетим на встречный.
     Связанными руками Тихон нащупал узел натянутой веревки, которой был обмотан Карим. 
     - Сожмись и не дыши! – приказал он помощнику машиниста.
     Карим выдохнул, кося испуганным взглядом за плечо на невесть откуда взявшегося странного попутчика. Узел ослаб. Тихон потянул за петлю. Веревка поддавалась. 
     - Все! Я распустил твой узел. Вылезай! – скомандовал Тихон.
     - Как? – Карим мог шевелить руками, но оставалась еще вторая веревка, обхватывающая оба тела.
     - Так! Сейчас я резко выдохну. Ты тоже. Путы ослабнут. И ты выскальзывай вниз. Ну, давай!
     Тихон набрал побольше воздуха. Веревка напряглась, впившись в тело. Он выдохнул все до упора. Петля ослабла. Карим заерзал в кресле, пытаясь выскользнуть на пол. В голове у Заколова помутнело, но он боялся вздохнуть и помешать Кариму.
     А поезд набирал ход.
     - Красный! – выкрикнул машинист. – Сейчас по расписанию скорый на Москву. Мы должны пропустить!
     Вдали показался красный сигнал семафора. Перед ним дорога раздваивалась. Поезд выскочил на правую колею и должен был остановиться перед поднятой рукой семафора, чтобы переждать встречный. Но состав безостановочно мчался навстречу стрелке, за которой дорога опять сливалась в единую колею.
     Карим выскользнул из-под веревок и свалился на пол. Тихон тяжело задышал, прикрыв глаза и навалившись грудью на кресло. Успели!
     Сейчас помощник машиниста остановит состав. Потом развяжет остальных. Ватные ноги и мутная голова Заколова постепенно приходили в норму.
     Но поезд не сбавлял ход!
     Тихон открыл глаза. Карим все также лежал на полу.
     - Ты что? Тормози!
     - Карим! – выкрикнул старший машинист.
     Но обезумевший помощник испуганно забился под пульт управления. Он напоминал ребенка, прикрывшегося ладошками перед лицом опасности.
     Егор Кузьмич, широко раскрыв глаза, смотрел как состав пронесся мимо семафора, взрезал стрелку и выскочил на главный путь. Вдали неприметно блеснула стеклами маковка встречного локомотива.
     Заколов вылез из-под осевшей веревки и кинулся к машинисту:
     - Как тормозить?
     - Вот это!
     Заколов рванул связанными руками тормоз. Состав истошно завизжал. Тихон вдавился в пульт. Скорость упала, но громадный груженый состав продолжал мчаться вперед.
     - Не успеем. Дождь, и дорога под уклон, - необычайно спокойно объяснил Егор Кузьмич. – Прыгайте!
     Тихон кинулся, развязывать веревки, спутывающие машиниста. Узел был крепкий, пальцы не слушались, глаза ежесекундно метали взгляд в окно. Встречный состав был уже хорошо виден.
     - Нож есть? – спросил Тихон.
     - Нет.
     - Я развяжу и выпрыгнем.
     Но проклятый узел не поддавался.
     - Не успеешь! Хватай Карима и беги! – крикнул Егор Кузьмич. – Быстро!
     Заколов встал во весь рост. В кабине встречного видны были две фигуры. Протяжный гудок разрезал пространство. Поезда замедляли ход, но расстояние между ними стремительно сокращалось.
     - Прыгайте! Вы молодые! – вновь крикнул Егор Кузьмич.
     Заколов схватил Карима. Силой вытащил перепуганного упирающегося парня и поволок к двери. На ступеньках Карим застыл, вцепившись в поручни.
     - Спускайся на нижнюю и прыгай! – кричал ему в ухо Тихон. – Не забудь сгруппироваться! Прыгай!
     Но Карим держался мертвой хваткой.
     Порывы ветра резали нутро истошным гудком встречного. Звук становился ближе и нестерпимее. Ждать больше нельзя. Заколов прикинул, что скорость не намного больше той, когда он прыгал нынешней ночью с товарняка, насыпь почти без подъема. Он ударил Карима по обеим рукам и толкнул в спину. Вскрик парня утонул в перестуке вагонов.
     Заколов тут же спустился на нижнюю ступеньку и прыгнул навстречу движению. Коснувшись земли, он привычно сгруппировался. Но под спиной на сей раз были не гимнастические маты. Тело крутануло несколько раз и шлепнуло плашмя на твердую почву.
     Надрывный рев тепловозного гудка прервался оглушительным металлическим ударом, в первое мгновение похожим на взрыв. Грохот, скрежет и камнепад стуков обрушились звуковым градом на Заколова. Он сжался, ожидая вслед за звуками вполне осязаемых обломков. Рядом что-то ухнуло, земля отдалась неприятным толчком в грудь.
     Тихон поднял голову, перед ним лежал на боку торец товарного вагона с вывороченным кулаком сцепки. Странное поскрипывание слева заставило посмотреть туда. На погнутом рельсе, накренившись, балансировал следующий вагон. Качнувшись еще разок, коричневая громадина пошла заваливаться прямо на Заколова.
     Как он успел откатиться, Тихон не понял. Только слышал со стороны отчаянный крик. Обнаружив себя с широко открытым ртом, он удивленно догадался, что этот крик принадлежал ему. Волна мокрых песчинок, поднятая упавшим вагоном, мелкой дробью шарахнула в лицо. Он встал, чихая и отплевываясь. Грязные пальцы связанных рук пытались прочистить глаза. Когда это удалось, перед Тихоном предстала страшная картина.
     Впереди помятыми коробочками валялись разбитые вагоны. Остальной состав местами вздыбился, сорвавшиеся колесные пары сбились в кучу, наседая друг на друга, как взвинченные домохозяйки в дурной очереди за дефицитом.
     Заколов прошел к месту столкновения двух тепловозов. Смятые кабины сцепились разорванными внутренностями и неуклюже лежали рядом. Уцелеть в них было невозможно. Над искореженными боками тепловозов поднимался черный дымок. Встречный поезд тоже оказался товарным составом.
     Тихон перерезал веревку на руках об острый край разорванного металла, вспомнил о Кариме и побежал назад. Помощника машиниста он нашел за последним вагоном. Неестественно вывернутая голова смотрела на рельсы. Среди тонких волосиков юношеских усов застряло несколько дождевых капель. Карим был мертв.
     Заколов шлепнулся на колени, руки растирали по увлажняющимся щекам грязный песок. Он помнил, как толкнул парня на землю, и беззвучно плакал. Маленьким платком, обнаруженным в заднем кармане джинсов, Тихон тщательно вытер лицо Карима и вернул голову парня в нормальное положение. Тонкая шея крутилась послушно, как у куклы.

Глава 32
      
     Светлая служебная «Волга» прокурора области с тремя нулями в номере мчалась по шоссе, не обращая внимания на ограничения и сходу обгоняя редкие машины. Водитель Миша бросал снисходительные взгляды на шоферов попуток, уплывающих назад. В такие моменты он получал особое наслаждение от своего привилегированного положения.
     Сзади сидели притихший Гурский и сосредоточенный Федорчук. На переднем сиденье Колубаев угрюмо глядел на ленту потрескавшегося асфальта, съедаемую капотом автомобиля. Редкие мошки оставляли желтоватый кляксы на лобовом стекле.
     Что-то не вязалось с фактами. Подробно расспросив Федорчука, следователь сделал вывод, что парень, которого он заметил рядом со станцией,  был, скорее всего, тем самым зловещим студентом Заколовым. Но милицейской машины рядом с отделением в тот момент уже не было! Выходит, ее угнали раньше. И это был не Заколов.
     А студент, если это был он, убегал на своих двоих и мог прицепиться к товарняку. Тем более, как известно, такой маневр он уже проделывал. Дополнительно следователь установил, что поезд попавший в аварию, отошел от станции как раз в тот момент, когда они обнаружили трупы в отделении милиции. Совпадение действительно тревожное. Есть вероятность, что убийства и крушение поездов связаны.
     Но если преступник скрылся на товарняке, тогда кто угнал машину?
     Через сорок километров Колубаев улыбнулся. Он разгадал эту сложную загадку!
     Если машину угнал кто-то другой, значит, у Заколова есть сообщник! Или сообщница?
     Руслан припомнил брошенный на станции чемодан и надпись на тетради.
     Нина Брагина – вот имя сообщницы!   

Глава 33

     Обстановка на месте крушения поездов была гнетущей. Несколько милиционеров топталось у двух смятых локомотивов, превратившихся в бесформенные расколотые железные бочки. По обеим сторонам дороги, громоздясь друг на друга, лежали мятые товарные вагоны.
     Следователь областной прокуратуры Руслан Ахмедович Колубаев подошел к старшему по званию милиционеру, представился и неловко спросил:
     - Ну, как тут? – он мучительно решал, какие следственные действия предпринять в подобной обстановке. Это же не маленькая комната с трупом.
     - Следующим из Туркестана должен был отправиться пассажирский на Москву, - капитан милиции курил и морщился, будто этот процесс для него был крайне болезненным. – Можно сказать повезло.
     - Погибшие есть? – вырвалось у Колубаева. Он понял, что сморозил глупость и прикусил губу.
     - Только машинисты. Экспедиторов в вагонах не было, - спокойно пояснил капитан. - Тела уже увезли. Ну, сами понимаете… То, что осталось.
     - Что ж они так? Напились в честь праздника?
     - Медэксперт установит. Предварительно картина такая. Товарный, который шел со стороны Кзал-Орды, выехал на красный. Сшиб стрелку. Несся как угорелый, а тормозить стал лишь в последнюю минуту.
     - Странно.
     - То-то и оно. Машинист опытный, я справлялся на работе. Может, техника подвела?
     - Наша техника не подводит. Ее люди делают, а не бездушные роботы, как в Японии.
     - Согласен. Наши люди, и все такое. Кстати, с машинистом должен быть помощник, но в кабине его не оказалось.
     - Интересно, - следователь произнес коронное слово и огляделся, словно ища этому объяснение.
     - И еще. На машинисте веревку нашли. Может случайно оказалось. А может… С узлом веревка.
     Следователь молчал. Милиционер куснул ноготь и тихо спросил:
     - А что, правду говорят, что двоих наших сегодня убили?
     Колубаев огляделся. Он получил четкий приказ, информацию даже для сотрудников органов пока строго дозировать.
     - Плохо день начался, - уклончиво ответил Руслан. – Очень плохо. Мы выслали всем ориентировку на студента Тихона Заколова. Он очень опасен, а теперь еще и вооружен. Если при задержании окажет сопротивление, действовать на поражение.
     - Ясно, - капитан пнул камешек. – У нас всех сотрудников на дежурство вызвали. Спроста так не бывает.   
     Прыгая на кочках, подъехал милицейский УАЗик. Выскочивший милиционер на бегу сообщил:
     - Сзади на насыпи обнаружено мертвое тело. По документам - помощник машиниста.
     - Интересно, - оживился следователь и скомандовал: - Отвезите меня на место.
     Подъехали быстро. У тела Карима, выпучив глаза, дежурил молодой сотрудник милиции в новенькой форме.
     - Ничего не трогали? – спросил Колубаев.
     - Никак нет, - вытянулся милиционер.
     - Из армии? – смерил взглядом младшего сержанта следователь.
     - Так точно. В апреле демобилизовался.
     «В армии погибших не доводилось видеть, - оценил состояние милиционера Колубаев. – Хорошо, что наша страна мирная и ни с кем ни воюет».
     Федорчук тем временем деловито осматривал погибшего.
     - Что скажете? – спросил Колубаев. 
     - Из поезда выпрыгнул. Очень неудачно. Вон как его прокатило. Шею свернул. И руки переломал. А лежит, как ни странно, аккуратно.
     - Может еще есть шанс спасти? – спросил следователь и сам понял что опять сглупил. Что-то у него сегодня язык поперед мысли выпрыгивает.
     - Нет. Уже охладел, - серьезно ответил Федорчук.
     Назад возвращались пешком. С крыши одного из устоявших вагонов спускался по ступенькам-скобкам эксперт Гурский.
     - Семен Григорьевич, что вы там делаете? – искренне удивился Руслан.
     - Руслан Ахметович, помоги лучше слезть. Чемоданчик подержи.
     Эксперт мягко шлепнулся на землю, усердно отряхнул сильно испачканный пиджак.
     - Нет, так никаких денег на костюмы не хватит. В мои-то годы и по вагонам прыгать.
     - Пыльно тут у нас. Не городская площадь, - согласился капитан милиции, взглянув на свои грязные ботинки.
     - Зачем вы туда залезли? – недоумевал Колубаев.
     - Вон там вагончики лежат, - Семен Григорьевич показал во главу состава. – На крышах въевшаяся пыль, а сегодня мелкий дождик был, и там четкие следы наблюдаются. Будто кто-то вдоль состава бежал, прямехонько к локомотиву. Аккурат во время дождя. Пришлось проверить, откуда эти ножки бег начинают.
     - Вот это да! Ну и наблюдательность!
     - Так сколько лет, Русланчик, Семен Григорьевич эту лямку тянет, - завздыхал пожилой эксперт. - У меня уже нюх, как у старой дворняги на тухлую колбаску. Вот в шестьдесят первом, когда брали шайку Сивого. Помнишь такого? Да куда тебе. По квартирам они промышляли. Все его подельники уже в камерах, показания дают, а самого Сивого никак найти не можем. И тут я замечаю…
     - Семен Григорьевич, что вы про следы хотели сказать?
     - А следы... Ну да... Тут в этом корыте с железками они заканчиваются, а точнее начинаются. И обрати внимание, - эксперт подвел следователя к лесенке сбоку вагона. – Вот видишь?
     Семен Григорьевич показывал на ржавые скобы с темными пятнами.
     - Вот, смотри. Как думаешь. Что это за пятнышко?
     - Измазано в чем-то.
     - Не в чем-то, а в кровушке. Сдается мне, что это кровушка – наша, милицейская. Я сейчас пробу возьму, а потом мы эту версию аккуратненько в лаборатории проверим.
     Семен Григорьевич артистично проделал нужные манипуляции и спрятал улику в чемоданчик. 
     - А теперь я хотел бы осмотреть угнанный служебный автомобильчик, - протирая платочком руки, сообщил он и уперся взглядом в капитана милиции. – Где преступник бросил транспортное средство?
     - Так это, - капитан немного растерялся. – Автомобиль гаишники первыми нашли и к себе перегнали.
     - Как? – густые брови Гурского поползли вверх. – Без осмотра и экспертизы?
     - Тут столько навалилось! – милиционер хотел было показать на раскуроченные вагоны, но опустил руку. – Сами видите. Нам только сообщили, что машина пуста, брошена в степи около железной дороги. Про остальное надо в ГАИ спросить.
     - Вот в каких условиях приходится работать. Не осталось в органах настоящих профессионалов, - картинно закатил глаза Семен Григорьевич. – Все равно, Руслан Ахметович, осмотреть автомобильчик не помешает.

Глава 34

     Тихон Заколов добрел до первых одноэтажных домишек железнодорожной станции. Оставаться около разбитых составов он не желал. Оба свидетеля его невиновности – и машинист, и помощник – погибли. Идти в милицию и доказывать, что он не преступник, а сам чуть не стал жертвой бандитского умысла ему не хотелось. Предыдущий опыт общения с милиционерами закончился заточением в камере и обвинением в убийстве кассира. Теперь на него наверняка повесят и два трупа милиционеров. Единственный человек, который сможет подтвердить его непричастность, по крайней мере к убийству кассира и крушению поезда, это Нина.
     Тихон резко остановился и нервно взъерошил волосы.
     Он только сейчас понял, почему дверь в его камеру оказалось открытой. Тот, кто убил милиционеров, хотел, чтобы в убийстве обвинили именно его – Тихона Заколова! Кому он так насолил? Только тем двоим – Есенину и Нышу.
     У Ныша появился пистолет! Раньше у него оружия не было, на  платформе товарняка он пытался просто драться. Пистолет он мог взять у убитого сотрудника милиции. Выходит, Ныш и Есенин - убийцы!
     И Нина все еще с ними! Спасти ее может только он. Милиция его и слушать не будет.
     Дождь давно закончился. Тихон тщательно отряхнул подсохшие красные песчинки с одежды, поправил взлохмаченные волосы. Узкая канавистая улочка встретила Заколова тонким блеяньем козы из-за шаткого плетеного забора. Животное просительно скалило зубы, пихнув серую мордочку в ромбовидную ячейку. Обращалась она, по всей видимости, к большому черному козлу с седой бородкой, который равнодушно обгладывал на улице неказистый кустик. Козел скосил глаза на пришельца и даже перестал жевать. Коза тоже замолкла, но пасть оставила открытой, может от удивления.
     Заколов сорвал ветку и пихнул ее в пасть козы. Та принялась споро уминать листочки. Недовольный козел тряхнул куст и наклонил голову, показывая обломанный рог. Заколов поспешил пройти мимо.   
     Как понял Тихон из обрывочных фраз в кабине тепловоза, Есенин направился к своим родителям, которые проживают где-то здесь. Но как их найти?
     В стороне погромыхивала вагонами железнодорожная станция. Там центр поселка, путь надо держать туда.
     Песчаная площадь с узкой полоской асфальта перед типичным вытянутым зданием вокзала с островерхой серединой галдела разношерстными группками. Все шумно что-то обсуждали. Красные флаги, гроздьями торчащие со стены, дружно вздрагивали то ли от ветра, то ли от невнятных выкриков станционных динамиков. В обе стороны за вокзалом тянулась длинная шеренга зеленых вагонов. Вдоль них бестолково бродили пассажиры.
     Тихон подошел к одному из кружков. Несколько мужиков яростно спорили:
     - Я те говорю – московский шел! Там несколько вагонов завалило. Машины в область штабелями трупы увозят.
     - Московскому завсегда зеленую дорогу стелют, а тот на красный шел!
     - То-то! Он не сразу и сообразил, что ему по тормозам надо давать!
     - А чья бригада-то ехала?
     - То с Арыся смена. Наших, вроде, не было.
     - Все равно люди. Помянуть бы…
     - И то дело. Чего тут якшаться?
     Мужики организовали несколько бутылок и направились к кучке тополей, выстроившихся двойным рядком с краю площади. Деревья прижимали ветки к стволу, почти не создавая тени. Но было не жарко. Под одним из тополей сидел Заколов, лениво жуя сухую травинку. Он заранее догадался, куда придут мужики и расположился в самом лучшем месте. Мужики остановились, с подозрением глядя на незнакомца.    
     - Располагайтесь, чувствуйте себя как дома, - хозяйским тоном предложил Тихон.
     - Шел бы ты, паря, - один из мужиков с уже залитыми глазами выступил вперед и даже попробовал подпихнуть ногой Тихона. 
     Заколов резко схватил ногу, вывернул ступню, мужик грузно ухнул на землю. Тихон вскочил и предупредил остальных:
     - Спокойно! Не рыпаться.
     Мужики хмурились, но не встревали. Тихон присел к упавшему:
     - Местный?
     - Ну, - мужик ощупывал ногу и пялил на Заколова испуганный взгляд.
     - Мне тут весточку передать надо, да адресок забыл, - Тихон небрежно сплюнул сквозь щель между зубами.
     - Кому? – мужик тревожно косился на лихого парня.
     - Поэт один своей старухе привет шлет. Он на зоне срок мотает, а у него тут предки. Знаешь такого?
     - Есенина? – обрадовался мужик.
     - Он самый! – поддакнул Тихон, до сих пор не разобравшись, фамилия это или кличка. – Где его старуха костями гремит?
     - Так это, - мужик оживился и поднялся. Крутанув головой, он выбрал направление и показал: - Вон магазин на углу видишь? Хозяйственный. – Заколов разглядел одноэтажную постройку с двумя зарешетчатыми окнами на фасаде. – Справа обойдешь, и вдоль улицы. Как сеялку рыжую увидишь без колес, еще раз направо возьмешь, и до упору топай. А там спроси бабу Лизу.
     Мужик улыбнулся, чрезвычайно довольный своим объяснением.
     - А если не спрашивать?
     - Чего?
     - Как дом выглядит?
     - Так это? – мужик задумался. Потом его лицо осветилось радостью: - Второй с краю по левой руке. Зеленого цвета раньше был.
     Заколов покровительственно похлопал мужика по плечу. Тот зарделся.
     - Хозяйственный работает? – спросил Заколов.
     - Какой там! Праздник!
     Тихон посмотрел на широкий нож, которым мужики нарубили толстые ломти черного хлеба, и требовательно попросил:
     - Продай.
     Мужик задумался. Тихон достал пятерку и решительно обменял ее на нож.
     -  Ну, ладно, - согласился мужик, торопливо сминая в кулаке бумажку, и заискивающе предложил, показывая на бутылки: - Может с нами дерябнешь?
     - В следующий раз, - пообещал Заколов и пошел  вразвалочку, цепляя подошвами землю, через замусоренную площадь. Наверное так должны ходить местные блатные, решил он.       

Глава 35
 
     Есенин с неожиданным для себя трепетом постучал в родной дом. Никто не отозвался. В горло накатил большой ком. Он постучал в окошко. Тишина. Странно, неужели мать его не ждет, ведь столько раз писала об этом дне. Пришлось открыть замок подручными средствами, не маячить же на пороге.
     Вор огляделся и сделал знак Нышу. Хамбиев вышел из-за сарая, придерживая Нину, и быстро прошмыгнул с ней в открытую дверь.
     В доме все было чисто и опрятно, но свежие запахи пищи не витали в комнатах, как было принято в праздничные дни. Где же мать, не слегла ли в больницу, думал Есенин, оглядывая давно забытые вещицы? Но может и хорошо, что ее пока нет, а то с таким довеском долго объяснять, что к чему. Особенно папаше. Старикан с годами стал занудливым.
     Ныш уже по-хозяйски шуровал на кухне, выбрасывая из маленького холодильника на стол, все, что там имелось. Девчонку он держал рядом.
     - Слышь, Есенин. Да к твоему приезду бабка готовилась. Смотри, сколько жратвы припасла! Давай, Ромашка, налягай, а то мягкость потеряешь. А баба без сала, это все равно что доска.
     Неожиданно раздался стук в дверь. Ныш отшатнулся, уронив табуретку. Рука потянулась за пистолетом.
     - Не смей! – остановил его Есенин. – Сиди тихо. В случае чего, ты - мой гость, а она – твоя подружка. Я с вами в поезде познакомился.
     Он сквозь занавеску выглянул в окошко. Сердечко стучало колко. Тюрьма – не санаторий, нервишки уже ни к черту, устало подумал вор. На пороге разглядел женскую фигуру. Больше вроде никого.
     Он открыл дверь.
     - Володя! – расплылось в улыбке пожилое женское лицо.– Вернулся?
     Есенин признал соседку.
     - Да, - крякнул он в кулак, настороженный взгляд ощупал дворик.
     - А я смотрю, свет вроде мелькнул. Думаю, ну вот, Лиза с Васей вернулись. Решила зайти по-соседски.
     - А где они? – спросил Есенин про родителей, стойко загораживая порог.
     - Как? А ты с ними не встретился? Они же тебя поехали встречать! Вдвоем. Неужели разминулись? - всплеснула руками соседка. – Вот, незадача.
     - Бывает, - недовольно пробурчал Есенин. – Скоро, значит, будут.
     - Ой! А на дороге-то составы, говорят, столкнулись.
     - Пассажирские? – напрягся Есенин.
     - Не, два товарняка. Спьяну, наверное. Но пока разгребут завал, да рельсы починят… Хорошо, что ты успел проскочить. На каком приехал?
     - Да, хорошо, - согласился Есенин, игнорируя вопрос. Ему действительно стало спокойнее, что не пострадал пассажирский поезд. – Я здесь поживу несколько дней, - Есенин мучительно вспоминал имя-отчество соседки, но никак не мог вспомнить. – Отдохнуть надо после всего, отлежаться. Может, и выходить никуда не буду. Понимаете?
     - Понимаю, Володя, понимаю. Исхудал, не с курорта, чай, - соседка осеклась. – Ну, ты, Володя, отдыхай. Я пойду, более тревожить не буду.
     Есенин дождался, когда соседка прикроет калитку, и вернулся на кухню. Ныш невозмутимо жрал все подряд и пил водку, найденную в шкафчике. Осунувшаяся, внутренне потухшая Нина, прижав грязного медвежонка с оторванной лапой, тускло и неподвижно глядела на еду. После прыжка с поезда, она слышала ужасающий грохот столкнувшихся составов. Где-то там среди обломков ей мерещилось растерзанное тело любимого Тихона. Остальное она воспринимала, как в тумане, и делала все машинально.
     - Садись, Есенин, - Ныш плеснул водку в стаканы. – И ты давай! – Ныш придвинул водку девушке. – Это для аппетита – первое дело.
     Нина безропотно взяла, глотнула, поперхнулась, а когда прокашлялась, накинулась на еду.
     - Вот так, Ромашка. Молодец! – подбадривал развеселившийся Ныш.
     - Сидеть тихо! Свет не включать! – хмуро скомандовал Есенин. – Вас не должны здесь заметить. Утром сваливаем.
     Он выпил, закусил и вышел в комнату родителей. Есенину нужны были деньги. Зависеть в этом вопросе от Ныша было унизительно. Он знал, где мать хранит сбережения. «Гробовые, - говорила она, пряча целлофановый пакетик под матрас. – Помрет кто из нас, тебе Вова тратиться не придется». Есенин нашел пакет, отсчитал несколько купюр и решил написать записку, чтобы мать не думала, что ее обокрали.
     Отвыкшая рука с трудом выводила слова: «Мать, это я взял. Не переживай! Через неделю верну с лихвой».  Он подумал и подписался: «Твой, Вовка». Свернутый тетрадный листок вместе с деньгами вернулся на место под матрас.
     В дверях он столкнулся с Нышем.
     - Не колобродь, следи за девчонкой, раз взял ее с собой, - рявкнул Есенин.
     - А я местечко приглядываю, где ее завалить.
     - Сюда не суйся.
     Они вернулись на кухню. Ели молча. Ныш напивался и багровыми глазами из-под колышущихся сальных волос смотрел на Нину. Та нашла где-то нитку с иголкой и старательно пришивала медвежонку оторванную лапу. Губы девушки осторожно улыбались.
     Вечерело. Сумерки закрасили светло-серой мутью квадратики оконных стекол. Есенин скрипнул расшатанным стулом и встал:
     - Я за инструментом.
     Он вышел во двор и отпер дверь в сарай, где в тайнике хранился полный комплект отмычек.

     Этого момента уже давно ждал Заколов.
     Тихон притаился под окном дома Есенина и напряженно вслушивался в неясные звуки за стеклом. Он уже заглядывал внутрь и видел Нину. Потерянный вид девушки вселял тревогу, но главное, что она жива и невредима. В этот раз безрассудно врываться в дом, как в кабину локомотива, Тихон не решался. Бандитов двое, у одного из них пистолет, ножом его не испугаешь. Да и пускать в ход холодное оружие в планы Заколова не входило. Он ждал подходящего момента для атаки.
     Вот внутри послышались шаги, за углом скрипнула дверь. Заколов юркнул за смородиновый куст и затаился. Есенин пересек дворик, обернулся из-за плеча и вошел в небольшой сарай.
     Вот и наступил тот самый момент. Бандиты разделились. Дверь в дом открыта. С кого начать?
     Тихон переместился к входу в сарай, приложил ухо к шершавым доскам. В руке он сжимал большой нож.   

Глава 36

     Как только Есенин покинул дом, Хамбиев мягко прошел в спальню.
     - Чем это тут хрустел старый ворюга? – бурчал под нос Ныш, доставая пакетик из-под перины. – Ух ты! Деньги сами к рукам липнут. – Он просмотрел записку и слезливо передразнил: - Слышь, Ромашка, чего поэт накарябал. Мамочка, я все верну с лихвой. Ой, какие нежности!
     Ныш сунул все купюры в карман, а пустой пакет с запиской положил на место. В коридорчике метнулась девичья фигура. Нина стремилась к двери.
     - Ты куда? – Ныш бросился наперерез и обхватил девушку за талию у самого выхода.
     Боль пронзила локоть. Он отдернул руку. Из сустава торчал кончик стальной иголки с ниткой.
     - Ну, сука! Пожалеешь! – Ныш выдернул иглу и наотмашь ударил Нину.
     Девушка упала. Ныш поволок ее в спальню.
     - Ну, все! Церемонии кончились. Сейчас ты у меня за все отработаешь, сучка.

     Заколов услышал из дома сдавленный крик девушки. Бежать туда? Но здесь в сарае остается главный бандит, который в любой момент может вернуться. Сердце рвалось на куски и толкало в дом на помощь Нине, рука сжимала нож, но разум заставлял ждать около сарая.
     Скрипуче открылась деревянная дверца. Появился Есенин с котомкой в руке. Заколов, не давая вору опомниться, заломил его руку за спину, приставил острие ножа в бок под ребра.
     - Быстро в дом! – тихо скомандовал он.
     Вор от неожиданности замер и крутил зрачками.
     - Ты?! – маленькие удивленные глаза косили на Тихона.
     - Двигай, двигай, - Заколов для убедительности надавил на нож, вор изогнулся.
     - А разве поезд не…, - Есенин явно растерялся.
     - Тихо идем к дому, - подтолкнул вора Заколов.
     - Инструмент, - вор потянулся за упавшей котомкой.
     - Вперед! Не стоять! – Тихон понимал, что нужно было действовать пока бандит растерян.
     Перед дверью Заколов придержал Есенина и зашептал:
     - Мне нужна только девушка. На вас мне наплевать. Отдаете Нину и я тебя отпускаю. Усек?
     Вор понимающе кивнул.
     - Прикажешь своему придурку отпустить девушку, - сказал Тихон. – Открывай дверь.
     Они вошли и остановились у порога. Из глубины помещения слышались звуки борьбы, вскрики девушки и гогот Ныша.
     - Ныш! – громко позвал Есенин. – Ныш!
     - Чего тебе?
     Звуки борьбы не прекращались. Тихон нервно давил ножом на бандита.
     - Отпусти девчонку! – приказал Есенин.
     - Отстань, старый пень! У нас дело молодое, - огрызнулся Ныш.
     - Веди ее сюда! – злился вор, и тихо добавил: - У нас гость.
     Растрепанная физиономия молодого бандита с горящими глазами показалась в проеме двери. Лицо тут же вытянулось, он застыл, опираясь на косяк.
     - Нина! – крикнул Тихон. – Нина, иди скорей ко мне!
     Девушка выскочила из-за спины Ныша. Ворот ее кофты был разорван, на лице краснел кровоподтек.
     - Тиша! Ты жив! – Нина кинулась к Заколову. Робкая улыбка радости слизнула горькое отчаяние с ее лица. По щекам обильно расплывались слезы. Влажный нос девушки уткнулся Заколову в шею.
     Тихон отодвинул Есенина и освободил дверь.
     - Выходи и беги по улице направо к станции, - кивнул он Нине. - Я тебя догоню.
     Краем глаза он заметил, что Ныш воспользовался моментом и скрылся в комнате.
     - Я сейчас, - сказала ожившая Нина и побежала на кухню. - Я только Нюсю возьму! – звенел ее радостный голос. – Я ему лапку пришила!
     - Нельзя! – запоздало крикнул Тихон.
     Когда Нина вновь появилась, Ныш метнулся к ней и цепко обхватил рукой. Он загородился девушкой и приставил пистолет к ее виску. Нина беспомощно стискивала мягкую игрушку. Медвежонок как всегда мило улыбался.   
     - Брось нож, студент! – Ныш говорил жестко. Сузившиеся глаза обжигали злостью.
     - Отпусти Нину! – Тихон в свою очередь заслонялся Есениным. Рука пихнула нож в бок бандита. – Прикажите ему отпустить девушку!
     - Бросай нож! А то я ее убью! – кричал Ныш.
     - Не кричите, услышат соседи, - подал голос Есенин.
     - А тебя не спрашивают, - огрызнулся Ныш. – Облажался как сопляк – молчи!
     - Отпустите Нину! Или я его, - Тихон не мог сказать слово «убью». Оно прозвучало бы неубедительно в его устах. Он лишь демонстративно оттопырил руку и вновь надавил на нож. 
     Ныш усмехнулся и взвел курок. Теперь любое неосторожное движение пальца могло привести к выстрелу.
     - Студент, я устал ждать. Сейчас замочу ее, а потом и вас обоих положу.
     У Заколова вспотела ладонь. Пластиковая ручка ножа скользила, хотелось вытереть руку об одежду.
     - Давайте так, - предложил он, стараясь держаться хладнокровно: - Вы отпускаете Нину, а я отпускаю вашего друга.
     Ныш передернулся, схватил Нину за волосы, пригнул ее, рука с дрожащим пистолетом тыкалась в голову девушки, а с губ бандита вместе со слюной слетали яростные слова:
     - Наплевать мне на нее, наплевать на тебя, наплевать на всех! Еще секунда – и я стреляю! Считаю до трех! Раз! Два!
     - Успокойтесь! – Тихон испугался за Нину и отпустил Есенина. Вор мгновенно отошел в сторону, ощупывая поцарапанный бок. Заколов нагнулся: - Я бросаю нож и ухожу.
     Железное лезвие звякнуло о деревянный пол. Тихон попятился к двери.
     - Куда? – Ныш отшвырнул девушку и широкими прыжками приблизился к Заколову. – Стой! Ляг на пол. Мордой вниз! Лежать! Вот так.
     Бандит навел пистолет на голову Тихона. Тело Ныша колотилось от внутреннего возбуждения, на лице расплывалась безумная улыбка.
     - Стой! – К Нышу подбежал Есенин. – Не здесь.
     - Этот гад замочить тебя хотел, - шипел Ныш. – Отдай ему должок.
     - Не здесь! Услышат, - решительно заявил вор и надавил коленом в спину Заколова. – Руки за спину, парень.
     Он скрутил ремнем запястья Тихона и отволок его в комнату.
     - Садись на пол, спиной к кровати!
     Есенин примотал руки Тихона к металлической ножке широкой кровати.
     - И девку сюда волоки, - крикнул вор Нышу.
     - У меня на ее счет другие планы, - огрызнулся Ныш.
     - Волоки, я сказал!
     Ныш привел упирающуюся Нину.
     - Посидите вдвоем, касатики, - Есенин привязал Нину аналогичным образом к другой ножке. – Сидите тихо, тогда будете жить. Чтобы было нескучно, я телевизор вам врублю.
     Он откинул с экрана край большой вязаной салфетки. После щелчка в центре выпуклого кинескопа вспыхнула точка и расползлась серой картинкой в темные углы. По мере прогревания ламп внутри деревянного корпуса, картинка наливалась сочностью, спрятавшийся поначалу звук выползал из электронных глубин. На экране один за другим сменялись репортажи о праздничных демонстрациях из разных столиц союзных республик.
     Есенин мягко вытолкал Ныша в коридор.
     - Здесь нам трупы не нужны, - объяснил он. – Я не могу подставлять предков. Тут рядом есть страшное место, куда даже менты не отваживаются соваться. Там с ними и расстанемся. Ни одна живая душа не найдет.
     - Что за место такое? – внешне успокоившийся Ныш поигрывал пистолетом.   
     - Ты пушку-то убери. А место потом увидишь. Гиптильником называется.
     - Гиптильник? Хреновое названьице.
     - А место еще хуже. Но первым делом надо тачку достать. Сходи в поселок, угони какую-нибудь неприметную. Сначала наших гостей туда отвезем, а потом мотнем на ней в Арысь.
     - Тачку? – Ныш задумался. – И то дело. Эти поезда гребаные, вот где сидят!
     - Давай, прямо сейчас действуй, - Есенин подтолкнул Ныша к выходу.
     - Бек уже заждался, - обернулся Ныш с порога и юркнул в сторону кустов. 
      
Глава 37

     - Здравствуйте. – Руслан Колубаев вошел в маленькое помещение отделения Госавтоинспекции. – Я…
     - Сегодня не работаем, - не поднимая головы, прервал на полуслове дежурный. – После праздников приходи.
     Толстомордый сержант-казах лузгал тыквенные семечки и рассматривал картинки в журнале «За рулем». Колубаев, сдерживая раздражение, молча сунул под нос дежурного удостоверение. Мясистые веки сержанта попытались раздвинуть щелочки глаз, губы зашевелились, словно милиционер читал по слогам.
     - Следователь по особо важным делам областной прокуратуры Колубаев, - помог ему Руслан и захлопнул удостоверение.
     - Здрасте, - сержант приподнялся, суетливо уронив на пол горку шелухи. – Из-за аварии поездов к нам, да?
     - Нет! – резко ответил Руслан, глядя на живот милиционера, распирающий голубую рубашку. Ему не нравились рыхлые мужские тела в форменной одежде. – Авария, если есть человеческие жертвы, называется катастрофой! Но к вам я не по этому вопросу. Кто обнаружил угнанный автомобиль сотрудников милиции первым?
     - Это, который из области угнали?
     - А у вас, что, есть и другие?
     - Нет, только этот.
     - Так зачем же переспрашиваете?! Кто обнаружил?
     - Наш начальник. Капитан Сигалиев, - сержант старательно пытался вытянуться. В уголке влажных губ прилипла крошка от семечки, под мышками расплывались потные круги.
     - Как его найти? – Руслан отвел взгляд от толстых щек.
     - Уехал он. По делам.
     - Где угнанный автомобиль?
     - Тут, во дворе.
     - Наш эксперт его осмотрит. 
     Колубаев сделал знак рукой и невозмутимый Гурский появился из-за плеча.
     - Сюда. Я покажу, - засуетился гаишник, и, обдав терпким запахом пота, грузно протиснулся между двумя посетителями к выходу. Со двора послышался облегченный возглас: – А вот и мой начальник!
     К зданию подкатили новенькие оранжевые «Жигули» с трубкой мигалок на крыше и символикой ГАИ на дверцах. Сержант подбежал к машине и, наклонившись к открытому стеклу, что-то зашептал водителю. Толстый палец с обгрызенным ногтем показывал на приезжих. Из автомобиля, хлопнув дверцей, вышел подтянутый милиционер с озабоченным лицом. По пути он поправил волосы и одел фуражку.
     - Капитан Сигалиев, - представился начальник ГАИ. – Извините, заехал на минутку домой – поесть и переодеться. С утра на колесах. Запылился, запарился.
     Следователь с удовлетворением отметил свежий вид и подтянутую фигуру капитана. Всем бы гаишникам так выглядеть.
     - В каком месте и при каких обстоятельствах вы обнаружили угнанный автомобиль сотрудников милиции? – без всяких предисловий спросил Колубаев.
     - С утра я был в областном центре. Сегодня у меня выходной, - пояснил капитан, проходя во двор к угнанному автомобилю. – Там узнал про бандитское нападение на отдел милиции. Ужасное происшествие… Возвращался по степи, вдоль железной дороги. Так короче. И тут вижу, стоит тот самый автомобиль, что угнали. Дверца открыта, внутри и рядом – никого. В салоне, на первый взгляд, ничего криминального. Только провода из зажигания вырваны и напрямую соединены. Я через попутного водителя сообщил нам сюда. А тут уже аврал – катастрофа на ЖД. Все службы задействованы. Приехали только мои сотрудники. Мы бензинчик подлили – я к тому времени успел разобраться, что машину бросили, потому что бензин кончился – и я лично ее сюда перегнал. И сразу в область сообщил, как положено.
     Гурский во время разговора внимательно осматривал салон.
     - Чистенько, как в аптеке. Все протерли, Гурский в этом не ошибается, - слышался изнутри его голос. – А это что? А на руле то пальчики остались! Дайте-ка проверю.
     Он открыл чемоданчик, зашуршал специальной бумагой.
     - А рядом ничего подозрительного не видели? Куда мог деться угонщик? – продолжал расспрос следователь.
     - Я не специалист. Но никого рядом не было. Может на попутке уехал, а может к шоссе вышел. Там недалеко.
     - А железной дорогой мог воспользоваться?
     - Как? – капитан сильно удивился. – Разъезда там нет, поезда ходят без остановки на большой скорости. На ходу не запрыгнешь.
     - Да, не запрыгнешь, - задумался Колубаев.
     Подошел Гурский с прозрачной пленкой в руках.
     - Можно, я посмотрю, - обратился он к капитану ГАИ.
     - Что? – не понял Сигалиев.
     - Вы свои пальчики покажите, - Семен Григорьевич поднес к лицу ладонь капитана, вертел ее, смотрел на свет кальку. – Так я и думал. – Он в сердцах бросил руку капитана. – Кроме его пальчиков ни черта нет! Вытерли за собой.
     - Опытный преступник наверняка так и сделал, - убежденно произнес Колубаев.
     - Так ведь пацана ищем, - возразил Гурский.
     - Ничего себе пацан! За ним уже три трупа.
     - Почему три? Какой пацан? – не понял капитан ГАИ.
     Следователь раздраженно махнул рукой. В это время Федорчук тоже сунулся в салон и что-то внимательно там осматривал. Он обошел машину кругом и подключился к общему разговору:
     - Товарищ капитан, вы сказали, что дверца была открыта. А какая дверца? Со стороны водителя?
     - Дверца? Ну да, была. Нет, не водительская. Задняя, вот эта, - Сигалиев потянулся к двери автомобиля.
     - Не трогайте! – остановил Федорчук. – Семен Григорьевич, проверьте, пожалуйста.
     Гурский склонился над внешней стороной двери:
     - Так! Я, кажется, вас понял, голубчик.    
     Федорчук любезно отвел удивленного гаишника в сторону.
     - Не будем ему мешать, - объяснил он. – А мусор какой-нибудь рядом с автомобилем вы видели?
     - Нет. Обычная степная дорога.
     - Хорошо, - прервал расспросы Колубаев. Ему не нравилось, что старший сержант милиции при нем вмешивается в следственный процесс. – Возвращайтесь в машину, Федорчук. Сейчас поедем в местный отдел милиции. Мне надо доложить областному прокурору. А вы расскажете здешним сотрудникам о приметах разыскиваемого Заколова.
     Как только старший сержант отошел, следователь поинтересовался у эксперта, чьи пальчики он ищет на внешней стороне дверцы?   
       
Глава 38

     Есенин развалился в единственном кресле в комнате вместе с пленниками. С одной стороны, и за ними пригляд нужен, особенно за этим шустрым студентом, который уже несколько раз каким-то чудом выкручивался из гиблых ситуаций. С другой стороны, в тюрьме и потом на зоне Владимир ни разу не смотрел телевизор. Сейчас он жадно глотал любую информацию и искренне возмущался проискам американских империалистов, притеснением рабочих в Европе, негров в южной Африке, арабов в Палестине, и даже смутный прогноз о глобальном потеплении климата его сильно расстроил. Где как, а здесь в Казахстане летом и так жара лютует! А что будет после потепления?    
     Владимир вспомнил, что в этом кресле обычно вяжет и следит за событиями на экране мать. Смотреть телевизор без дела, просто так, ей почему-то всегда было совестно. «Вот проверну с Беком дело и одарю старушку кучей денег, - подумал Есенин, - пусть купит себе цветной телевизор. В магазине таких нет, но у барыг достать можно. А лучше пусть отца заставит бирюльками фронтовыми позвенеть. Ему, как ветерану, талон на покупку выдадут».   
     Раздался условный стук в окошко. Есенин приоткрыл дверь, непривычно улыбчивая физиономия Ныша юркнула под рукой. Вор на всякий случай кольнул взглядом окрестности и тихо закрыл замок.
     - Чего лыбишься? – спросил он Ныша. – Тачку достал?
     - А то! Меня Бек для этого и держит.
     - Куда поставил?
     - Через дом. Под кусточком на развилке.
     - Правильно.
     - Ныш соображает. Я «Волгу» взял. Нравится мне она, барская машина.
     - Зачем «Волгу»? Слишком заметная тачка.
     - Зато быстрая. Я еще номера с нее свинтил, да на какую-то служебную «Волгу» присобачил. А нам их циферки позаимствовал. Уж больно мне понравились: 0005.
     - Лихачишь! Ну, черт с тобой, на один денек тачка. Сейчас будем собираться, парня с девкой паковать.
     Есенин обернулся, собравшись идти в комнату, но Ныш его одернул:
     - Погоди. Я что еще узнал пока у станции мотался. Студента нашего все менты в округе разыскивают. У них его полные приметы. Говорят, что это он кассира замочил.
     Ныш глубокомысленно замолчал.
     - Он? Не ты? – удивился Есенин.
     - На него вешают, - уклончиво ответил Ныш. Темные глаза наэлектризовано засверкали, он придвинулся и зашептал: – И еще. Убийство мента на вокзале и поезд раздолбанный тоже ему приписывают.
     - Да ты чего мелешь?
     - Верняк говорю. От мента слышал. Прикинь, мы с тобой ни причем получаемся! Здорово, а?       
     - Я и так ни причем, - Есенин отдернул назойливую руку и отодвинулся от Ныша.
     - Ага, особенно с поездом, - съехидничал Ныш. – Только я не врублюсь, там про двух убитых ментов слухи ходят. Для страха наверное приврали.
     Ныш улыбался, и было в его улыбке что-то детское и озорное, словно нашкодил в школе, а учительница заподозрила другого. Есенин задумался. В груди мягко расплывалось блаженное тепло. Громадная ледышка неприятностей таяла, тяжесть, давившая последние сутки, плавно отпускала. Такой фарт грех не использовать.
     - Студент должен пропасть, - возбужденно зашептал он. – А еще лучше, покончить жизнь самоубийством, будто раскаялся. Так, так, так… - Он заходил из угла в угол, делая по два коротких шага и резко разворачиваясь. – Что-нибудь придумаем. Ты говорил, что в карты шаришь?
     - А то!
     - Возьми там на комоде колоду, подготовь. Может понадобится. Как стемнеет – выезжаем.   
     Возбуждение не покидало Есенина. Оно требовало выхода. В нем вновь зашевелился поэт. Есенин еще несколько раз отмерил шагами диагональ прихожей и вернулся в комнату к пленникам. Для поэта нужны слушатели. По телевизору закончились новости и начался праздничный концерт.
     Есенин приглушил звук и обернулся:
     - Слушай, студент, что я придумал.
     Заколов грустно смотрел на вора и корил себя. Опять он сплоховал и теперь, его судьба зависит от этого жесткого человека с седым ежиком волос и наколками на руках. Сейчас он предложит нечто унизительное и непотребное. И придется выбирать между плохим и очень плохим.
     Но Есенин заговорил стихами:
     - Катаклизмы сжимают Европу, Ястребы крылья расправили в Штатах. Предлагаю по-пролетарски плюнуть в рожу господам республиканцам, а заодно и демократам. И пока они вооружаются, милитаризуются без всякой меры, надо нашей стране Советов принять срочные и экстренные меры. И хоть будет и нам в обиду – мы растопим к чертям Антарктиду. Будут плавать они и кричать: СОС, спасите, мол, наши души. Мы их палками будем бить. Раньше надо было нас слушать. И настанет день, я уверен, возведем мы их всех на плаху. Я писать стихи не умею, и по-русски пошлю их … к черту.
     - С последней рифмой что-то не так, - выслушав бурную речь с отрывистыми ударами кулака по воздуху, заметил Тихон.
     - Девушка…, - Есенин покосился на Нину и, как показалось Тихону, даже покраснел.
     «Бывают же порывы чувств у человека», - удивился Заколов и вслух похвалил:
     - Хорошо получилось. Прямо вот так с ходу и на злобу дня. Да вам надо в газетах публиковаться!
     Есенин заинтересованно нависал сверху и скромно молчал. Чувствовалось, что похвала ему нравилась. Тихон подергал связанные руки.
     - Может, хотя бы девушку развяжете?
     - Скоро развяжем. Обоих, - заверил Есенин и посмотрел в окно, где сгущались сумерки.
     Заколову ответ не понравился и он решил покритиковать поэта:
     - Только, если растает Антарктида, и нашей стране не поздоровится. Ленинград уйдет под воду, и друзей кубинцев смоет.
     Есенин на некоторое время ушел в себя. Вид у него был озабоченный. Вскоре он встрепенулся:
     - Там надо добавить следующее: А Москва же стоять будет вечно, в Ленинграде плотину построим, а кубинцев мы переселим на Камчатку – там тоже море. – Он скромно выждал и спросил: - Ну как?
     - Похоже на программу партии и правительства по борьбе с мировым империализмом.
     В комнату вошел Ныш. Пережевывая пищу, он деловито спросил:
     - Чем этим гаврикам будем затыкать рты? Может по кумполу для верности долбануть?
    Морщины на лице вора прорезались отчетливее, глаза словно погрузились в тень. Он шевельнул пальцами и вяло произнес:    
     - Тряпку с кухни возьми. А потом подгоняй машину. Пора. 
    
Глава 39
 
     Руслан Колубаев сидел в кабинете начальника Туркестанского отделения милиции и угрюмо пил очередную чашку зеленого чая. Он уже несколько часов торчал на этой станции. Осмотрел с Гурским угнанный милицейский автомобиль, два раза звонил в область с докладом, бродил около вокзала, вглядываясь в озабоченные лица застрявших из-за аварии пассажиров. Голод заставил съесть два сомнительных пирожка с рисом и крошками мяса в пристанционном буфете. Теперь его мучила изжога. Чай не помогал. После каждого глотка следователь косился на массивную трубку телефонного аппарата, с надеждой ожидая сообщения о задержании Заколова. Тогда с чистой совестью можно будет отправиться домой и как следует выспаться.
     - Ну, может по маленькой накатим? Праздник все-таки, – в очередной раз предложил начальник отделения капитан Кусыев. Именно с ним Колубаев встретился на месте крушения поезда.
     - Какой тут праздник, - Руслан устало покосился на теплую давно открытую бутылку водки, прислушался к жжению в пищеводе. Тоскливое нетерпение в глазах капитана кололо неприязненными льдинками, и следователь сдался: – Наливайте.
     Капитан живо плеснул водку по стаканам и скороговоркой выпалил:
     - За светлый праздник всех трудящихся, и чтобы вы быстрее поймали этого гада, - он махнул рукой, крякнул и потянулся за бутербродом с вареной колбасой: - Закусывайте, Руслан Ахметович, закусывайте.
     Руслан тоже глотнул водку, поморщился и запил остывшим чаем.
     - Это вы, милиция, должны преступника поймать. Мое дело изобличить его, представить доказательства и довести до суда.
     - Конечно, а как же, - торопливо согласился Кусыев, после выпитого его щеки порозовели, а взгляд стал мягким. – Мы обязательно поймаем. Все силы, так сказать, на это брошены. Все мои сотрудник на службе, никто не отдыхает.
     - Затаился студент.
     - Не иначе, - согласился капитан и снова налил водку. – Будь он у нас, давно бы поймали. У нас поселок маленький, все на виду. – Милиционер, не дожидаясь следователя, торопливо выпил, обтер губы и пошуровал в ящике стола. – А вот еще банка килечки завалялась. Сейчас открою.
     Робко скрипнула дверь, в кабинет вошел Гурский.
     - Разрешите? – покосившись на капитана милиции спросил эксперт.
     - Входите, Семен Григорьевич, - поспешил ответить Колубаев, отодвигая стакан с остатками водки. – Не стойте в дверях. Что у нас новенького?
    Следователь всем видом показывал, что он, как областной чиновник, здесь главный.
     - Вот какое дело, Руслан Ахметович, - Гурский по-хозяйски расположился за столом и разложил бумаги. – Машину мы с вами вместе осмотрели. Внутри все чистенько, как я и говорил, будто протерли. Только на руле отпечатки сотрудника ГАИ, который перегонял машину сюда. Это вы знаете. Но я и снаружи осмотрел, по совету Федорчука. - Гурский потянулся за бутербродом. – Можно? А то все домашнее, что с собой прихватил, уже съел давно.
     - Конечно, угощайтесь, - начальник отделения милиции придвинул тарелку. – А если желаете, можно пять грамм для аппетита.
     Он выудил откуда-то снизу еще один  стакан и приподнял бутылку.
     - Нет-нет, - остановил его эксперт. – Устал я, боюсь, сразу в сон потянет. – Он аккуратно откусил колбасу, причмокнул: - Неплохая. Сейчас бы лучше сырокопченую, что в предпраздничном наборе нам дали. Да, Руслан Ахметович?
     - Вы о чем-то хотели доложить, Семен Григорьевич? – прервал коллегу следователь. Изжога постепенно стала отпускать, но глотнуть очередную порцию водки при эксперте, он стеснялся.
     - Ах, да! – Гурский быстро дожевал бутерброд и отряхнул руки. - На правой задней дверце я обнаружил пальчики. Снял на всякий случай. Конечно, может и случайные, думаю, но свежие, хорошо видны. Местные товарищи с картотекой поработали и что выяснили?
     Гурский замолчал и обвел присутствующих многозначительным взглядом.
     - Да не томите вы! – поторопил Колубаев. 
     - А пальчики эти принадлежат гражданину Есенину Владимиру Васильевичу – вору-медвежатнику.
     - Нашему местному? – встрепенулся начальник милиции.
     - Вашему! Потому мы и нашли их в картотеке.
     - Так он же срок отбывает?
     - Отзвонил я уже. Поинтересовался. Гурский, как говорится, не первый год замужем. Вышел ваш поэт вчера. На свободу с чистой совестью, как пишут журналисты.
     - Интересно! – Следователь задумался. – Что получается? Есенин либо закрывал дверцу, либо случайно к ней прикоснулся. Может, еще на вокзале в Кзыл-Орде. Допустим, при проверке документов.
     - Может и так. Хотя по расположению пальчиков – будто прикрывал дверцу.
     - Ладно. Пока считаем его вероятным свидетелем. Надо с ним потолковать. – Следователь перевел взгляд на капитана милиции: - Выясните, где он проживает? 
     - А что выяснять. Пять лет назад я не раз около его дома в засаде дежурил. Работал-то он все больше по крупным городам, а взяли его мы! У него здесь отец с матерью проживает.
     Стремглав распахнув дверь, в кабинет вошел Федорчук и с порога ошарашил известием:
     - Руслан Ахметович, Заколова видели на привокзальной площади!
     - Что?!
     - Я описал его внешний вид, один из сотрудников сказал, что видел незнакомого парня, подходящего под описание. Я провел работу с людьми на площади - и точно, все приметы сходятся. Один из свидетелей даже шрам над верхней губой разглядел.
     - Значит, Заколов был здесь! Совсем рядом. И мы его упустили! Это что же за бардак такой! Ведь выслали ориентировку! – Колубаев вскочил и нервно заходил по кабинету. Около окна он остановился и рубанул вниз растопыренной ладонью:  – Где он теперь может быть? Ведь поезда не ходят.
     - Свидетели говорят, что он выпытывал адрес некого Есенина.
     - Что?! – следователь замер от удивления.
     - Есенина, - развел руки Федорчук, словно оправдываясь. – Так свидетели говорят.
     - Ничего себе совпаденьице, - крякнул капитан Кусыев.
     Колубаев подошел к столу, резко опрокинул в рот остатки водки и по-армейски развернулся:
     - По коням! Надо срочно навестить вашего местного поэта.

Глава 40
 
     - Студента в багажник. Девчонка со мной на заднем сиденье, - командовал Есенин, выводя из дома Нину.
     Сзади Ныш под дулом пистолета вел Заколова.
     - Тут места много, по-королевски поедешь, - Ныш хихикнул, грубо толкнул Тихона в багажник и захлопнул крышку.
     Заколов недовольно стукнул изнутри.
     - Будешь выделываться, пристрелю тебя и твою сучку, - прошипел Ныш, склонившись над крышкой багажника.
     - Давай быстрее, - торопил Есенин.
     Он уже сидел на заднем сиденье и крепко держал связанную Нину. Из тишины неосвещенных улиц доносился подозрительный шум быстро приближающихся автомобилей. Есенин точно знал, что на их захудалой улочке вряд ли кто-нибудь имел машину.
     - Рви когти! – толкнул он Ныша в спину, как только тот уселся в водительское кресло.    
    Светлая «Волга» сорвалась с места, не включая огней. Тьма быстро поглотила тусклый отблеск заднего стекла.
     - Все в порядке. Клеевая тачка! – Ныш приоткрыл окошко и включил музыку.
     В зеркале заднего вида появились и уперлись в глаза круглые фары с дальним светом.
     - За нами, - проскрипел зубами Есенин, обернувшись назад. – Выруби музыку.
     - Оторвемся! – пообещал Ныш, но музыку выключать не стал.
     Он круто вывернул руль, Есенин свалился на Нину. Машина свернула в проулок, заднее крыло задело козла, по-хозяйски торчавшего на притихшей улочке. Животное откатилось в кусты. Ныш прибавил скорость, самодовольно поглядывая в зеркало. Огни фар сзади не появлялись.       

     Выскочив на маленькую песчаную улочку, милицейский УАЗик пошел на разгон и неожиданно затормозил, перегородив дорогу. Прокурорская «Волга», шедшая сзади, в последний момент вильнула вправо, царапнула крылом забор и остановилась впереди УАЗа.
     - Ты что творишь? – водитель Миша выскочил из «Волги» и кинулся к УАЗу.
     Капитан Кусыев, выпрыгнувший из милицейской машины, игнорируя недовольный возглас водителя, обратился к Колубаеву:
     - Прибыли! Вот это – дом родителей Есенина.
     Темные окна и пустой дворик безмолвно взирали на суету на тихой улочке. В доме напротив зажглись огни.
     - Мне показалось, отсюда только что отъехала машина? – спросил Руслан.
     - Быстро сорвалась. И без фар, - подтвердил Гурский.
     - Глеб Николаевич мне за это башку оторвет, - вздыхал Миша, осматривая царапины на «Волге» областного прокурора.
     - Так, вы осмотрите дом, - командовал следователь, обращаясь к Кусыеву, - Гурский, остаетесь с ними. А мы преследуем скрывшийся автомобиль. Михаил, за руль!
    Миша зло газанул и, смяв одинокий кустик, выбрался на центр улочки.
     - Вот менты провинциальные, даже машину водить не умеют, - тихо ругался он.
     - Ты видел, куда скрылся подозрительный автомобиль? – спросил следователь.
     - Вот сюда, налево, - подсказал Федорчук.
     «Волга» послушно нырнула в проулок и через мгновение выскочила на параллельную улицу.
     - Куда? – остановив машину на перекресте, растерянно спросил Миша.
     - Глуши двигатель, - приказал Федорчук и высунулся наружу. Он прислушался.
     В этот момент козел, затаивший обиду на четырехколесного зверя, выбежал из-за куста и с разбега боднул раскрытую дверцу.
     - О, черт! – ругнулся старший сержант. – Козел!
     - Что это? – Миша выбрался из машины и растерянно смотрел на помятую дверцу. – Ну, теперь мне точно несдобровать! Что скажет Туранов?
     Удовлетворенный козел резво скрылся в проломе забора.
     - За руль! И дуй направо! – уверенно приказал Федорчук, расслышавший звук удаляющейся машины.
    Михаил лихо гнал «Волгу» по ухабистой улице, срывая злость на невидимом беглеце. Домишки закончились. Неподалеку, на фоне серого небосвода показался силуэт мчащегося автомобиля.
     - Вон он! – крикнул Миша. – Теперь достанем!
     Автомобиль взревел стосильным движком, набирая бешеную скорость. В свете прыгающих фар мелькала асфальтовая дорога с темными выбоинами. Изредка луч задевал темный капот впереди идущей «Волги». Расстояние сокращалось.
     - Достану! – кричал разгоряченный Михаил и бросил взгляд на Колубаева: – А стрелять будем?   
     В этот момент с жезлом наперерез на дорогу выскочила фигура в милицейской форме. Миша ударил по тормозам. Колеса заклинило, неуправляемая машина, свистя покрышками, неслась на стоящего посредине дороги человека. Тот и не думал сдвигаться. В последний момент «Волгу» занесло и она плюхнулась задними колесами в кювет.
     Миша оторопело перевел дух.
     - Сидеть! Не двигаться! Документы! – над окошком уже кричал милиционер, остановивший машину.
     - Сколько здесь козлов! – в сердцах вскричал водитель. – Это прокурорская машина!
     - Документы! – милиционер был непоколебим. В руке появился пистолет.
     - Ты на номер посмотри!
     - На него и смотрю.
     Из машины выбрался Колубаев.
     - Товарищ, мы из областной прокуратуры. Преследуем подозреваемых. – Он потянулся за удостоверением.
     - Руки! – предупредил милиционер и перевел оружие на следователя.
     - Сигалиев! Вы? – следователь узнал в милиционере начальника отделения ГАИ. – Мы же с вами встречались днем.
     - Покажите документы, - милиционер перешел на вежливую тон, но продолжал вести себя осторожно. Он пробежал глазами служебное удостоверение и вернул Колубаеву. – Днем я поверил вам на слово, - объяснил он и спрятал пистолет. – Как вы объясните, Руслан Ахметович, что ездите на угнанной машине?
     - Что!?
     - От директора птицефермы поступило заявление об угоне светлой «Волги». Государственный номер совпадает с вашим.
     - Миша, в чем дело? – Колбаев вместе с водителем уже стояли перед капотом и разглядывали номерной знак. – Где прокурорский номер с нулями?!
     - Не знаю, Руслан Ахметович.
     - Ты от машины отходил?
     - Перекусить, в туалет, в отделении посидел, - растерянно перечислял водитель.
     - Получается, что номера нам подменили, - повернулся к гаишнику следователь.
     - Что ж вы так? Номерки придется вернуть. Снимайте, - обратился Сигалиев к водителю.
     - Товарищ капитан, вы не разглядели, кто проехал перед нами? – вмешался в разговор Федорчук.
     - Темная машина со спецзнаком. Без света ехала. Я подумал, значит так надо. Внутри две-три фигуры.
     - А куда они могли направляться? – ревниво перехватил инициативу в расспросах Колубаев.
     - Если бы на трассу хотели выскочить, в другую сторону бы выезжали. – Капитан задумался и почесал нос. Глаза с сомнением прощупали темноту, где скрылась машина. - Есть тут одно гиблое место – Гиптильник называется. Туда давно никто не суется. Боятся. У этого места свои законы.
     - Что за Гиптильник?
     - Там поселок раньше был. А в шестидесятых туда какая-то экспериментальная ракета с ядовитым топливом гробанулась – с гиптилом. Многие тогда бесследно погибли, в эпицентре даже кирпичи испарились. Военные сразу все огородили, объявили поселок зараженной местностью. Тех, кто в живых остался, увезли куда-то, но назад никто не вернулся. Из местных со станции одно время туда повадились мародеры и любопытные. Но потом с ними стали приключаться странные болезни. Сначала волосы выпадали, потом язвы в горле и по всему телу, человек скрючивался, высыхал и умирал. Лечить таких не брались, только колючку вокруг Гиптильника увеличили. С тех пор туда наши не лезут.
     - Интересно, - Колубаев задумался. - А эти, выходит, смелые?
     - Или глупые. В Гиптильник, поговаривают, одно время химические отходы свозили, но потом все забросили. Хотя с тех пор много времени прошло.
     - Миша, едем туда, - уверенно приказал следователь, направившись к машине.
     Сигалиев с сомнением посмотрел на них.
     - Машину помогите вытолкнуть, - тихо попросил водитель.
     Гаишник, милиционер и следователь, уперлись в задний бампер. «Волга» газанула, обдала Колубаева снопом песка и выкатилась на дорогу.
     - Вот черт! Точно говорил Гурский, никой зарплаты на одежду не хватит, - Руслан ожесточенно отряхивал брюки. – Ладно, помчались!
     Хлопнули дверцы машины, дальний свет фар задрыгался в черной мгле.
     - Погодите, я забыл вас предупредить, что…, - капитан ГАИ бросился было за «Волгой», но быстро передумал. – Раз такие шустрые, тогда сами разберетесь.      

Глава 41

     - Есенин, куда мы прем? Ни хрена не видно! – Ныш, вцепившись в руль, склонился к лобовому стеклу. Ближний свет фар не успевал прощупывать стремительно стелящуюся под колеса каменистую степь.
     - Держи прямо! Дальний не врубай! – приказал Есенин.
     Жалкое подобие дороги давно закончилось. «Волга» подпрыгивала на ухабах, ухала амортизаторами, по днищу били мелкие камешки, одинокие колючки стегали по колесам. В багажнике громыхнуло.
     - А каково нашему фраеру? – заржал Хамбиев, клацнув в очередной раз зубами на кочке. – Как килька в банке мотыляется!
     Ныш неожиданно прервал смех и вытянул шею над рулем:
     - Что там? Заграждение!
     Впереди ровную степь перегораживала густая проволочная лента. По центру на двух покосившихся столбах накренились высокие створки сеточных ворот. 
     - Дави на газ! Бей по воротам! – крикнул Есенин и обхватил Нину. – Дави!
     Ныш откинулся на сиденье, уперся руками в руль, нога вжала в пол педаль акселератора. «Волга» ударила в центр ворот, поддела их. Створки сорвало с петель, они громыхнули по крыше, подпрыгнули на багажнике, вспороли землю позади автомобиля. Облачко пыли заволокло образовавшийся в ограждении проем.
     - Вырубай свет! – крикнул Есенин. – Полностью!
     Ныш послушно повиновался.
     - Теперь тормози! Яма! – последовала новая команда.
     «Волга», сделав крутой вираж, остановилась на краю большого черного углубления. Камешки из-под визжащих шин волной брызнули вниз и поскакали по твердой корке ямы. Где-то в глубине они плюхнулись в невидимую жидкость.
     Ныш испуганно озирался:
     - Где мы?   
     Справа темнела огромная конусообразная яма. Слева торчали мрачные зазубрины остатков разрушенных строений.
     - Пред тобою, Ныш, Гиптильник, - мрачно произнес Есенин. – Превратим его в могильник. В этой яме яд витает, все бесследно растворяет.
     - Ух, ты! Опять стихи! – присвистнул Ныш.
     - Где дышит смерть, рождается вдохновение. – Есенин глубоко вздохнул и, не выражая никаких эмоций, потянул за волосы испуганную сжавшуюся Нину. – Ныш, вытаскивай нашего приятеля.   
     Хамбиев открыл дверцу и выскочил из машины. Под ногами что-то захрустело, Ныш с трудом удержал равновесие.
     - Черт! Что это? – Он наклонился, разглядывая валяющиеся на земле белые кости. – Здесь кто-то сожрал сайгака или барана.
     - Ракете все равно – человек ты или скотина. В Гиптильнике все сдохли одинаково, - философски изрек Есенин.
     - Нет, этого сожрали недавно. Запах еще остался. А как косточки обглодали!
     - Говорят, здесь крысы-мутанты водятся.
     - Ну местечко! Валить надо быстрее отсюда! - Возбужденный, весь как на иголках, Ныш открыл багажник. - Вылезай, шустрик. Отпрыгался.
     Скрюченный Заколов, прищурившись, посмотрел вверх и неловко выбрался наружу. Первым делом он с удовольствием распрямился, прижимая связанные руки к животу.    
     - Хозяйство не отшиб по дороге? – хихикнул Ныш. – Но тебе все равно теперь ни чё не понадобится.
     - Здесь полдня подышишь, и тебе тоже будет все равно, - мрачно сообщил Есенин. – Все лишнее обвиснет и отвалится.
     - Чего? – тревожно переспросил Ныш.
     - То самое, что слышал.
     Хамбиев сплюнул и зло пробурчал:
     - Гиптильник – могильник. Давай быстрее с ними разделаемся!
     - Куда вы меня привезли? – подал голос Заколов. Он слышал разговор бандитов в машине, но стремился выиграть время, чтобы оглядеться.
     - Ишь ты, любопытный! Веди его сюда, - равнодушно сказал Есенин.   
     Он вместе с Ниной Брагиной стоял у покатого края ямы. Девушка испуганно смотрела в черную глубину.
     - Двигай! – Хамбиев пихнул Заколова в спину и достал пистолет. – Это, чтобы ты не рыпался.
     Тихон встал рядом с Ниной лицом к бандитам. В руках он прятал отвертку, найденную в багажнике. Веревку по дороге он тоже успел развязать, и сейчас она опутывала руки только декоративно. Он ждал удобного момента, чтобы избавится от бандитов и убежать вместе с Ниной. Еще лучше – отнять у них машину. Ночная темнота и отсутствие малейшего освещения были его союзниками.
     В стороне среди развалин что-то зашуршало. Тихий звук исходил не из одного какого-то места, а стелился широким фронтом. Шуршание приближалось.
     - Крысы-мутанты? – тревожно предположил Хамбиев.
     Нина испуганно прижалась к Заколову.
     - Почему вы думаете, что крысы-мутанты должны быть большими и страшными? – Тихон говорил больше не для бандитов, а чтобы успокоить дрожащую девушку. – Мутация – это прежде всего деградация. Скорее они стали маленькими и беззубыми.
     - Заткнись, философ! – огрызнулся Ныш. – А кто сайгака сожрал?
     Из темноты выплыла разнородная серая масса и сгрудилась в кучу шириной метров пятнадцать. Шуршание прекратилось. Тихон пригляделся. Напротив них блестели десятками глаз маленькие коротконогие похожие на такс собачки с удлиненными мордочками.
     - Ну вот, видите, я был прав, - сказал Заколов. – Никакие это не крысы, а деградировшие дворняги. В процессе мутации они стали меньше, а не крупнее.
     - Зато очень похожими на здоровых крыс, - тем же назидательным тоном закончил мысль Есенин, а затем резко выпалил: – Все! Пора кончать! Ныш, пихай их в яму, а эти твари нас не тронут. Они нападают только на одиночек или… - Он осекся на полуслове, а после паузы тихо продолжил. – Люди всегда страшнее любой твари.
     - Что там? – тихо спросила Нина, показывая в темный провал.
     - А черт его знает, - спокойно произнес Есенин. – Воронка образовалась после падения ракеты. А потом здесь  еще всякое дерьмо сливали. Оттуда еще никто не выбирался.
     Хамбиев боком двинулся к Заколову, косо поглядывая на стаю собак. Есенин схватил за плечо Нину, рука в наколках напряглась, склоняя девушку в яму. Тихон быстро пытался решить. Он может напасть на Хамбиева и выбить у него пистолет, но одно движение Есенина рукой - и Нина летит в адскую яму. Если сначала вырвать из рук бандита девушку и отпихнуть ее в сторону, то элемент неожиданности будет утерян и он окажется перед дулом пистолета. Что же делать?
     Хамбиев подошел вплотную, переложил оружие в левую руку, намереваясь толкнуть Заколова.
     - Стойте! Я сам! – остановил его Тихон.
     - Так-то лучше, - согласился Хамбиев. – Прыгай, поплавай.
     Есенин с интересом посмотрел на парня. Тихон повернулся к яме. Твердая конусная поверхность уходила вглубь. Слева скат казался более пологим, но все равно удержаться на нем было бы достаточно проблематично. Любое неосторожное движение – и ты катишься вниз. Да и сверху в любой момент с радостью подпихнут. Стоп! А почему надо делать осторожные движения?
     Заколов вспомнил аттракцион с мотоциклистом, поразивший его в детстве. Спортсмен на мотоцикле катался по вертикальной стене внутри цилиндрической арены. Тогда Тихон еще не знал всех законов физики, позволяющих это делать, но понимал, что мотоциклист держится на стенке за счет скорости. Что же, сейчас у него нет мотоцикла, но и стенка здесь отнюдь не вертикальная. Если побежать достаточно быстро, можно удержать равновесие и выскочить по дуге на противоположный край. Нина тогда воспользуется переполохом среди бандитов и тоже скроется.
     Заколов мгновенно произвел расчет нужной скорости, и выходило, что шанс у него есть.
     Пора действовать, приказал себе Заколов, стряхнул веревку и резким движением ударил Хамбиева отверткой по руке с пистолетом.
     - Нина, беги назад! – перекрывая вопль Ныша, крикнул Тихон, а сам устремился в яму.            
     Тело стремглав неслось наискосок и вглубь, ноги ступали перпендикулярно твердой поверхности, справа дышала химией черная яма, слева заглядывал полукруг звездного неба. Тихон не оглядывался и не видел, что Нина, как и двое бандитов, замерев смотрели за его бегом. Удалившись на достаточное расстояние, Тихон направил тело вверх. До заветной края котлована осталось совсем немного, но противные химические испарения сковывали горло, дыхание останавливалось, слезы жгли глаза.
     Тихон упал, распластавшись на поверхности. В нескольких метрах выше виднелась спасительная кромка. Он пополз вверх, с трудом цепляясь за гладкую корку ямы. И вот – совсем рядом край. Остался один взмах рукой - и он в безопасности!
     Но Заколов не видел, что когда он упал, стая собак дружно сорвалась с места и побежала единым комком к точке, где он должен был вылезти.
     В это время очухался и Ныш.
     - Сейчас я его достану! - зло крикнул он, поднял здоровой рукой упавший пистолет и прицелился.
     Тихон забросил руку на горизонтальную поверхность, подтянулся из последних сил, мутная голова высунулась из зловонной ямы. Но первое, что он увидел, были злые глазки и раскрытые зубастые пасти своры маленьких собак.
     Он перевалился наружу, пытаясь отдышаться. На передних собак напирали задние, и оскаленные пасти брызгали слюной в нескольких сантиметрах от лица Тихона. Он видел жадные пасти и острые зубки. В любую секунду каждая из них могла сомкнуться на его лице.
     Спасения не было. Впереди - алчная стая, позади ядовитая яма.
     В этот момент из-за спины раздались два выстрела.   

Глава 42
 
     - Николай, ты с космодрома, - обратился Колубаев к Федорчуку, - И часто у вас подобные аварии с ракетами бывают?
     - У военных, знаете как – все всегда засекречено. Были, конечно, неудачи. Особенно в начале шестидесятых. Но о них даже у нас не распространяются.
     - Дороги уже никакой нет. – Миша бережно вел машину по ночной степи. – Куда править-то?
     Федорчук неожиданно замер и поднял вверх указательный палец.
     - Слышали? – шепотом спросил он.
     - Что? – обернулся с переднего сиденья следователь.
     - Вроде хлопки были… или выстрелы, - он повернул голову налево и уверенно указал: - Оттуда.
     - Останови! – приказал Колубаев.
     Следователь вышел из машины и огляделся. Безразличная темнота скрывала все вокруг. С минуту, поколебавшись, Руслан показал водителю в то же направление, что и Федорчук:
     - Едем туда. Как что увидишь, гаси свет и приближайся осторожно. – Колубаев проверил наплечную кобуру. - Федорчук, у вас пистолет с собой?
     - Так точно.
     - Держите наготове.

     Сразу вслед за выстрелами над ухом Заколова дважды вжикнуло. Пули вспороли землю. Взвизгнули и упали несколько собак. Их собратья, почуяв запах крови, набросились на раненых. Пока шла ожесточенная грызня, Тихон сумел подняться и побежал в направлении развалин.
     Ныш еще пытался поймать беглеца в мушку прицела.
     - Не трать патроны! За ним! – скомандовал Есенин и потащил за собой плачущую Нину.
     Надышавшийся зловонными парами Заколов бежал тяжело, каждый глубокий вздох отдавал резью в груди. Заметив дверной проем, он скрылся за стеной небольшого разрушенного строения. Три стены сохранились почти полностью, вместо четвертой, обращенной к котловану, лежала груда кирпичей. Крыши над головой не было, между целыми стенами сохранилась лишь одна поперечная балка.   
     Заколов привалился к холодной стене. Сердце колотилось неровно, в голове тяжело оседал мутный туман, ослабевшие ноги подрагивали. Тело с трудом приходило в норму. Издалека как шум прибоя наползала волна шороха. Тихон открыл глаза. На груду кирпичей выползли и замерли десятки светящихся глаз. Тихон метнулся к куче обломков, рука нащупала и вытянула из-под хлама толстую квадратную палку – кусок оконной рамы. Он шарахнул ею по стене, собачки вздрогнули от гулкого эха и выжидающе притаились. Теперь Заколов чувствовал себя в безопасности. В крайнем случае, он справится с этими маленькими жертвами мутации. Только бы набраться сил.
     Но зыбкое спокойствие тут же рассыпалось.
     - Слышь, Есенин, он здесь! – раздался за стеной радостный крик Ныша. – Сейчас я его прикончу.
     «Еще посмотрим, кто кого?» - зло подумал Заколов и притаился у единственного дверного проема в стене. Когда совсем рядом послышались осторожные шаги, он угрожающе махнул на звук палкой. Ныш шарахнулся назад и упал на спину.
     - Огрызается, - просипел он, обходя развалины. – Сейчас с другой стороны достану.
     Он подошел к обрушенной стене. Собаки дружно повернулись к нему.
     - Вот твари зубастые, - ругнулся Ныш, бессильно опуская руку с пистолетом.
     Продираться сквозь кишащую массу агрессивных зверьков он не решился. Бандит вернулся к напарнику. За стеной послышался их шепот.
     - Эй, студент! – раздался через некоторое время голос Ныша. – У нас твоя девчонка! Ромашка, подай голос. Ну!
     По сдавленному вскрику Тихон понял, что девушке причинили боль.
     - Тиша, - Нина прерывисто всхлипывала. – Я не смогла убежать.
     - Отпустите ее! – потребовал Заколов. – Немедленно! Иначе…
     Что будет иначе, Тихон и сам не мог объяснить.
     - Ишь ты! Есенин, ну ты видел где-нибудь еще такого наглеца. Мы его, можно сказать, в кулаке держим, а он нами командовать пытается.
     Тихон прикинул, что с помощью палки он наверняка сможет пробиться сквозь стаю собак и скрыться от бандитов. Но как при этом освободить Нину?
     - Если вы ее не отпустите, я убегу и сразу же сообщу о вас в милицию! – крикнул он.
     - Ишь ты! Тебе понравилось сидеть за решеткой. Иди, иди, они тебя там ждут не дождутся. В розыск объявили. За убитого кассира ответишь и за ментов на вокзале. Там, говорят, ты сразу двух уложил?
     Ныш рассмеялся. Тихон зло сжал зубы. В чем-то бандит был прав – в милицию обращаться не хотелось.
     - Отпустите ее, – уже дружелюбнее предложил Тихон. – Мы уйдем и ничего про вас не скажем.
     - А вот это ближе к делу, - прохрипел Есенин. – Но просто так отпускать девку нам не с руки. Да и ты студент, хоть и шустрый, но пока, считай, в клетке сидишь.
     - Что вы предлагаете?
     - Есть один вариант.
     Есенин замолчал. Тихон напрягся в нетерпении:
     - Какой?
     - Пусть все решит случай. Кинем кости. Кто выиграет, тот победитель и забирает все!
     - Какие еще кости? Игральные кубики?
     - Ты прав, костей нет. Но есть карты. Ныш, колода у тебя с собой?
     - Имеется.
     - Ну и лады. Сыграешь с ним в очко. Если победишь – берешь девчонку и уходишь. Проиграешь – девчонка остается с нами, а ты…
     Молчание продолжалось слишком долго.
     - Что я? – не вытерпел Тихон.
     - Ты, студент, кончаешь жизнь самоубийством. А перед этим пишешь прощальную записочку.   
     - Что за бред вы несете?
     - Игра будет честной, студент.
     Тихон задумался.
     - Если я проиграю, что будет с Ниной? – тихо спросил он.
     - Она останется с нами.
     - А потом?
     - Не хочу тебя обнадеживать, но лишние свидетели нам не нужны.
     - Так не пойдет, - слова давались Заколову с трудом. – Прежде чем я выполню ваше требование, девушку вы отпустите.
     - Нет. Играем по принципу – победитель получает все! – жестко сказал Есенин и улыбнулся. – А проигравший выбирает смерть.
     - Тиша, беги! – заливаясь слезами, крикнула Нина.
     Заколов медленно осел, скользя спиной по стене. Глаза закрылись, челюсти сжались, лоб уткнулся в обломок рамы с облупившейся краской. Мысли мельтешили, сумбурно просчитывая варианты. Он может убежать отсюда, пробиться через мерзких собачек и, пользуясь темнотой, скрыться. Но тогда Нина останется с бандитами. До Тихона доносился ее бессильный плач. Нет, этого он себе никогда не простит.
     Что остается? Напасть на бандитов? Но это опасно, их двое и они вооружены. Шанс с неожиданным нападением он уже упустил. В новой открытой схватке с большей вероятностью победят они.
     А какова вероятность удачи при игре в очко? Похоже, что пятьдесят на пятьдесят. Что ж, можно и рискнуть. Другого выбора у него не остается.
     Заколов подавленно открыл глаза, тяжело встал. Нет, с таким настроением успеха не добьешься! Он сконцентрировался, тело приняло привычную боксерскую стойку, ноги пружинили, кулаки, разрезая воздух, нанесли несколько стремительных ударов. В душе воцарилась прежняя уверенность в своих силах.   
     - Хорошо, пусть будет по-вашему. Я согласен! – четко произнес Заколов.
     - Другой базар! Это по нашему, – живо отозвался Есенин.
     Тихон вновь подобрал палку и осторожно высунулся из дверного проема:
     -  Но пистолет на время игры передайте Нине.
     - Чего? – возмутился Ныш. – Ты что не веришь мне?
     - Так будет лучше. Это мое условие.
     - Ладно, - отрезал Есенин. – Вынь обойму, а пушку отдай ей.
     - Как знаешь, - пробурчал Ныш и нехотя подчинился.
     Заколов вышел из укрытия. Нина с пистолетом подбежала к нему, теплое дыхание девушки уткнулось в грудь. Тихон обнял ее одной рукой, а другой продолжал сжимать обломок рамы.
     - Тиша, мне так страшно здесь, - шептала девушка.
     - Скоро мы уйдем отсюда, не беспокойся, - утешал Заколов.
     - Палочку-то брось, - вежливо напомнил Есенин.
     Тихон махнул рукой, палка звучно плюхнулась на землю. Ныш достал карты и ловко стал тасовать их.
     - Играем в очко. Колода на 36 листов. Правила знаешь? – спросил он. – Я раздаю по две карты. Валет, дама, король тянут на два, три, четыре очка. Туз – одиннадцать. Шестерки-десятки идут по номиналу. Если не хватает, заказываешь еще карту. Игра до двадцати одного очка. Перебор – все сгорает. У кого больше – побеждает. Ясно?
     - Что уж тут неясного. – Тихон огляделся. – Где расположимся?
     - Зайдем внутрь, - решил Есенин, показывая на развалины, из которых вышел Заколов.
     Когда все вошли Есенин занял стратегическое место у выхода. Он курил, зачем-то тщательно пряча огонек сигареты в кулаке. Заколов понял, что путь к отступлению отрезан, и теперь он очень уязвим. Одно утешало – пистолет был у Нины.
     Возбужденный Ныш присел на корточки, попытался соорудить из осколков кирпичей ровную поверхность. Получалось неуклюже.
     - Столика нет. С хорошим сукном, чтобы не скользило, - искренне пожалел он и посмотрел на кучу рухляди. – Что это там?
     Он поднял небольшой стол со сломанной ножкой. Прислонил к стене, сдул пыль. 
     - Неплохо, да? Сейчас бы еще выпивку и живые деньги перед глазами. Тогда азарт идет, кураж.
     - Тут ставка побольше, чем грязные бабки, - Есенин пытливо смотрел на студента и осторожно  курил. – На живую душу играем.
     - На две, - поправил Ныш, посмотрев на прижавшуюся парочку. В голосе чувствовалось нарастающее возбуждение.  – Такой ставки у меня еще не было.
     - Покажи колоду, - потребовал Тихон, встав с Ниной по другую сторону стола.
     - Да на! Она не меченная! Старье. Я ее только сегодня у дедов взял.
     Заколов просмотрел колоду, потрепанные разбухшие карты шуршали в руках. Карты как карты, в полумраке при свете звезд с изнанки они все одинаковы. Ну что ж, доверимся судьбе. Заколов вернул колоду. Ныш тасовал долго, пальцы летали в темноте.
     - Готов, студент? Не обмочишься? – хихикнул он.
     Лицо Заколова вспыхнуло, он действительно волновался, но заставил себя сдержаться и медленно с расстановкой произнес:
     - Сначала сыграем на мою жизнь. – Тихон в упор смотрел на соперника. - А когда я выиграю - на твою. Идет?
     - Все уже заметано, условия оговорены, - скороговоркой выпалил Ныш, не поднимая глаз.
     - Стоп! – Тихон прикрыл ладонью суетливые пальцы Ныша, тасующие колоду. – Ты мне не ответил.
     - Ты чё, фраер, совсем обурел? – Ныш тщетно попытался выдернуть руки.
     - Студент прав. Так будет по справедливости, - подал голос Есенин. – Придется принять его условия.
     Ныш метнул злой взгляд на вора, губы что-то беззвучно прошептали. Но вслух он сказал:
     - Хорошо, хорошо. Сначала выиграй.
     Тихону показалось, что по губам Ныша скользнула злая ухмылка.
     - Вот так-то, - удовлетворенно крякнул Есенин, и аккуратно притушил окурок о стену. – Позабавьте старичка.
     Собаки смирно сидели на кирпичах, переводя оскаленные мордочки с одного говорившего на другого, словно следили за беседой. 
     Ныш метнул на стол по одной карте. Вторую он клал медленно со значением.
     Тихон приобнял Нину. Девушка дрожала.
     - Все будет нормально, - заверил он и посмотрел ей в лицо.
     Та преданность, которую он прочитал в глазах Нины, привела его в замешательство. Девушка беспредельно верила ему. Такой груз ответственности за чужую жизнь Тихон еще никогда не испытывал. Он перевел взгляд на карты и пожалел, что не следил за руками соперника. Ныш уже был бодр и спокоен.
     - Бери, студент, не тяни резину, - торопил он Заколова.
     Пальцы Тихона прикоснулись к мягким потрепанным уголкам карт и развернули их перед глазами. Семерка и шестерка - тринадцать очков.
     - Еще? – нетерпеливо спросил Ныш.
     Тихон пытался считать варианты. Этот процесс успокаивал. Следующая карта не должна быть больше восьми очков. Девятки, десятки, тузы отпадают. Оставшихся вариантов в два раза больше. Итоговая вероятность получить благоприятную карту – шестьдесят шесть процентов. Неплохо.
     - Еще, - решил он.
     Ныш снял верхнюю карту. Дама – три очка. В сумме пока шестнадцать. Теперь нужна карта не больше пяти очков. Таких вариантов - три против шести, прикинул Тихон. Можно рисковать.
     - Еще, - попросил он.
     Ныш молча снял очередную карту. Тихон вскрывал ее медленно. Опять дама! Итого – девятнадцать очков. Хороший результат. Может остановиться? Тихон посмотрел на соперника. Ныш напряженно улыбался, но в позе ощущалась скрытая уверенность в успехе. Надо рисковать, решил Тихон. Теперь ему подходят только вальты. Всего четыре карты из тридцати оставшихся. Четыре из тридцати! Это максимум, на что он может рассчитывать. Если хоть один валет попал к Нышу, то вероятность еще меньше.
     - Еще, - прошептал Тихон.   
     Ныш удивленно кинул карту. Заколов быстро открыл ее, томиться ожиданием не было никаких сил. В первое миг от волнения на затертой карте он разглядел лишь изображение мужчины в красном камзоле. Король! – сердце ухнуло в пропасть.
     - Что, перебор? – радостно спросил Ныш.
     Заколов безвольно опустил руку. Все пропало, он подвел Нину! В лунном свете на карте мелькнули тонкие черные усики. Тихон резко поднял карту, вгляделся.
     Валет! Двадцать одно очко!
     Тихон радостно обнял Нину.
     - Мы победили, - шепнул он ей, бросил веером карты перед Нышем и устало выдохнул: - Очко!
     Заколов отшатнулся от стола в сторону выхода, рука поддерживала беззвучно плачущую Нину. Он обратился к Есенину:
     - Мы можем быть свободными?
     Ныш растерянно разглядывал карты на столе.
     - Подожди! – резко крикнул он. – Теперь моя очередь.

Глава 43
      
     Есенин с любопытством смотрел на улыбающегося парня.
     - Ты набрал очко. Повезло, - рассудил он. – Но теперь очередь твоего соперника. Ты поспешил. Вскрываться надо вместе.
     - Да, студент, не гони понты! – Ныш с деланным равнодушием вскрыл по одной свои карты и указал: - У меня тоже очко.
     Напротив россыпи карт Тихона сиротливо лежали две карты Ныша – десятка и туз.
     - Ничья получается, - Ныш широко осклабился, в углу рта тускло мелькнула золотая фикса. – Надо продолжить.
     - Опять играть на нашу жизнь? – растерянно спросила Нина.
     - Все нормально, - успокоил ее Тихон. – Все будет хорошо.
     - Да? – влажные глаза Нины блестели из ночного полумрака и казались прекрасными.
     - Я обязательно выиграю, - твердо заверил Тихон.
     - Ну, ну, - саркастически отозвался Ныш.
     Тихон присел на корточки рядом с Нышем и отобрал у него карты:
     - Теперь я раздавать буду!
     Ныш недовольно поморщился:
     - Как знаешь, мне все равно.
     Заколов перетасовал колоду и сдал по две карты. Ныш медленно посмотрел свои, старательно прикрыв их ладонями. Тихон следил за ним. Заметив какое-то движение, он потребовал:
     - Рукава закатай!
     - Чего ты лезешь?
     - Если вздумаешь мухлевать, игру прекращаем, и я с Ниной ухожу!
     - Я играю честно! – взвился Ныш.
     - Тогда закатай рукава.
     - А ты? Почем я знаю, может ты шулер! Ишь как ловко очко набрал.
     - Учти, я слежу!
     - Я тоже за тобой приглядывать буду. – Ныш взглянул на карты и потребовал: - Дай еще!
     - Держи! И помни, если я выигрываю, мы сыграем на твою жизнь!
     Ныш осторожно вскрыл карту и заметно напрягся. Самодовольная ухмылка давно сползла с его лица.
     - Будешь брать?
     - Не торопи! – огрызнулся Ныш. Он не смотрел в карты, а следил за Тихоном.
     - Будешь или нет?
     - Я пас! Теперь ты! – Ныш сложил карты и оставил их в руке.
     - Тогда положи карты на кирпич! – потребовал Заколов.
     - Что?
     - Положи, чтобы я их видел. Это логично.
     - Это не по правилам! – возмутился Ныш.
     - Положи изнанкой вверх. Вскроем потом вместе!
     - Давай, Ныш, давай, - подал голос Есенин. Он подошел ближе и с любопытством смотрел сверху.
     - Ты на чьей стороне? – огрызнулся Ныш.
     - Клади карты. У нас игра честная, - спокойно ответил вор.
     Ныш раздраженно кинул карты.
     - В следующий раз сдаю я! – предупредил он.
     - Когда будем играть на твою жизнь, - спокойно ответил Тихон.
     Он положил колоду и взглянул в свои карты. Взял третью. Получилось девятнадцать очков. Рискнуть или нет? В прошлый раз повезло, а как будет сейчас? Он огляделся. Ныш смотрел напряженно, в уголках глаз прятался нешуточный испуг. Есенин снисходительно глядел сверху. Казалось, ему все равно. Нина словно окаменела, в ее безвольной руке болтался пистолет. Даже стая собак замерла, как зрители в театре перед ключевой сценой.
     Заколов положил карты.
     - Мне достаточно. Вскрываем?
     Ныш нервно облизнул губы и, не в силах произнести слов, кивнул.
     Пальцы игроков медленно по очереди переворачивали карты. Каждый следил за руками соперника. Когда карты были вскрыты, Тихон сразу все понял. Ныш некоторое время тупо глядел на расклад, а потом радостно почти по-женски взвизгнул. У него было двадцать очков.
     - Все, студент, хана! Отыгрался! – Ныш вскочил. Под его дерганными шагами хрустели осколки кирпичей. – Игрок называется. У-у, сволочь! Меня чуть кондрашка не хватила. Я думал, и правда, он – игрок! А он – студент.
     Ныш нервно рассмеялся. Так продолжалось довольно долго. Когда смех стих, он устало сказал:
     - Выбирай смерть, как договаривались. Советую, прыгай в котлован, быстро отмучишься.
     Тут деловито вмешался Есенин.
     - Нет. Там его никто никогда не найдет.
     - Пусть стреляется, - согласился Ныш.
     - Еще чего! Дать ему пистолет с патронами!
     - Верно. Обойдется. – Ныш подскочил к Нине и вырвал у нее пистолет. – Так как же он себя прикончит? Тут и домов нет, с которых можно спрыгнуть. Может харакири себе сделает? 
     - Повесится. Это лучший способ. – Есенин извлек откуда-то веревку и посмотрел на Заколова. – Пиши записку.
     - Какую? – не поднимая глаз, спросил Тихон.
     - Пиши. Как договаривались. - Вор не хотел произносить слова «предсмертную».
     - Нет! – крикнула Нина, переводя испуганный взгляд то на Заколова, то на Есенина. – Нет! Так нельзя! Мы ни в чем не виноваты. Отпустите его!
     Она рванулась к Тихону. Ныш перехватил ее:
     - Но, но! Тише, Ромашка.
     Заколов понуро сидел на корточках, склонив голову. Внутри царило опустошение. Он проиграл. Проиграл свою жизнь. А умирать не хотелось. Он так молод, ему нет еще и девятнадцати, а предстоит умирать. Еще день назад он считал, что впереди вся жизнь, а сейчас в одно мгновение все оборвалось, и впереди нет ничего, кроме петли на шее. А ведь он ничего не успел в своей жизни. Великих теорем не доказал, гениальных открытий не сделал. У него даже любимой девушки не было. Через полчаса его не станет, и скоро о нем все забудут. Он прошел по жизни, не оставив следа. И Нину он не смог спасти.
     Смотреть на безвинную девушку не позволяла совесть. Он жалел, что не набросился на бандитов еще в тот момент, когда стоял с палкой за стеной. Лучше было погибнуть в открытой схватке, чем умереть безвольно, как ему предстоит сейчас. А может кинуться на них с кулаками?
     Нет. Сейчас это невозможно. Он дал слово, а слово надо держать.
     Тихон поднялся, глаза уткнулись в ствол пистолета в руке Ныша.
     - Это чтобы ты не вздумал взбрыкивать, - пояснил бандит.
     Предусмотрительный Есенин протянул бумагу и ручку:
     - Пиши!
     - Что?
     Есенин наморщил лоб и продиктовал:
     - В последние дни я сделал много ошибок. Я не могу простить их себе. Я запутался и не хочу больше жить. Я ухожу в мир иной. – Есенин подождал, пока Заколов карябал шариковой ручкой. – Написал? Подпишись! Давай сюда! - Он посмотрел на бумагу, скривился: – Сойдет. Ручку брось под ноги.
     Есенин закинул веревку через балку, затянул узел, сделал петлю.
     - Выдержит, - сделал он вывод, подергав веревку. И подмигнул Заколову: - Ног не сломаешь.      

Глава 44

     Водитель прокурорской «Волги» Миша поймал светом фар опоры покосившейся вышки, машина выехала на старую накатанную дорогу и пропылила вдоль густого проволочного заграждения. Около выбитых сетчатых ворот «Волга» остановилась.
     - Руслан Ахметович, сюда? – боязливо спросил Миша.
     - Похоже на то. Как думаете, Федорчук? – следователь тоже говорил тихо, почти шепотом.
     Старший сержант напряженно вглядывался в темный провал в ограждении. Вспотевшая рука потянулась за пистолетом.
     - Следы-то свежие, - указал на дорогу Николай. – Ворота сегодня снесли. Не иначе – наши беглецы. Давай гаси свет и потихоньку катись по следам.
     Водитель перевел вопросительный взгляд на Колубаева.
     - Действуй! – подтвердил приказ следователь. Когда машина тронулась, он тихо добавил: - Будь осторожен.
     - Будешь тут, - пробурчал под нос Миша, стараясь хоть что-нибудь разглядеть на пути.
     Машина неспешно выкатилась к огромной темной яме. Все настороженно озирались.
     - Смотрите! – Миша указал на силуэт автомобиля неподалеку. – «Волга»!
     - Езжай к ней, - приказал Колубаев и тоже достал табельное оружие.
     Вскоре прокурорская машина приблизилась вплотную к неизвестной «Волге».
     - Руслан Ахметович! А номерок то наш! – Миша говорил тихо, но возмущенно тыкал пальцем в окно. – Вот сволочи!
     - Внутри никого, - присмотрелся Федорчук.
     - Вокруг тоже, - оглядевшись по сторонам, добавил Колубаев. – Выходим по одному. Федорчук, ты первый.
     Николай вышел, не хлопая дверцей, и мягко обошел вокруг подозрительной машины. Ладонь легла на капот, голова склонилась к окну. Обшарив все взглядом, Федорчук вернулся к Колубаеву, который уже выбрался из «Волги» и с тревогой всматривался в зловещий пейзаж.
     - В машине чисто, - доложил старший сержант. – Но двигатель еще теплый.
     - Куда они могли деться? Не в яму же сиганули, - следователь покосился в темный провал, но сколько не вглядывался, ничего не мог разглядеть.
     Федорчук подобрал камень и швырнул в темную дыру. Через несколько секунд послышался шлепок во что-то вязкое. Колубаев сделал осторожный шаг в сторону и осмотрелся. Зловещий пейзаж украшали разрозненные остовы разрушенных строений. Вдруг дуновение ветерка донесло обрывки чьих то слов.
     - Это оттуда, - показал рукой Федорчук. – Предлагаю нам идти пешком, а водитель пусть осторожно едет сзади.
     - Услышат!
     - А зачем нам таиться. Мы же власть.
     - И то верно. Но старайся ехать тихо и фар не включай, - обратился следователь к Михаилу, который, вцепившись в открытую дверцу, не отходил от машины.
 
     - Что ж, сегодня тебе не повезло, - назидательно провозгласил Есенин, пытливо вглядываясь в лицо Заколова.
     «Как будто у меня будет завтра», - обречено подумал Тихон. Он все время ощущал на себе горестный взгляд Нины.
     - Давай столик подставим, чтобы тебе было удобно.
     Есенин приподнял стол с одной стороны, показывая Заколову глазами на противоположную половину. Тихон безразлично вцепился в сломанную крышку стола и сразу же отдернул руку. Из поврежденного пальца капала кровь. Собаки дружной гурьбой осторожно двинулись вглубь комнаты. Их ноздри алчно раздувались, в глазах разгорался хищный блеск.
     - Становись на стол, - подтолкнул Заколова Есенин. – Это они твою кровь учуяли.
     Стол уже размещался под балкой, на которой висела веревка. Есенин подставил сломанную ножку, придержал шаткую поверхность пока Тихон залезал на нее. Внизу, почуяв скорую добычу, повсюду копошились мерзкие собаки.
     - Ты на меня кровью не капай! – Есенин отошел к Нышу, который сдерживал Нину.
     Девушка толкалась и пыталась броситься к столу.
     - Тиша! – кричала она. – Тиша!
     Заколов старался не оборачиваться в ее сторону. Он дал слово. Теперь ничего не изменишь. Он должен выполнить обещание. Тихон накинул петлю на шею и держался руками за балку. Несколько собак забрались по разрушенному краю на стену и с двух сторон двинулись по балке к центру. Тихон убрал порезанную руку. Две собаки вцепились зубами в веревку. Остальные хищной сворой сгрудились внизу. Живая серая масса клацала зубами и потявкивала. Они ждали свою жертву.
     - Во картинка! Как крысы ползают, - Ныш улыбался. – А эти твари на нас не кинутся?
     Есенин молчаливо наблюдал. Ныш держал плачущую Нину. Все трое прижимались к стене, сторонясь кишащей массы злых собак.
     - Тиша, Тиша! – бесконечно причитала Нина.
     - Уведите ее, - попросил Заколов, с трудом балансируя на столе.
     Есенин с нескрываемым любопытством следил за ним. Он был поражен, что парнишка держит взятое слово и не пытается улизнуть. Стол зашатался под напором алчных собак. Подставленная ножка отлетела, столешница ухнула вниз. Две придавленные собаки визгливо, почти по-женски, заскулили. Над ними болтались ноги Заколова. Все замерли. 
     И вдруг снаружи раздался громогласный возглас:
     - Заколов! Вы окружены! Сдавайтесь!
     Нина от растерянности замолчала. Ныш напряженно покосился на Есенина. Тот сохранял спокойствие и смотрел как Заколов, вцепившись руками в петлю, отчаянно  борется за жизнь.
     - Заколов! Говорит следователь прокуратуры Колубаев. Со мной милиция. Вы обвиняетесь в убийствах. Будьте благоразумны, сдавайтесь! 
     Руслан склонился к Федорчуку и шепнул: «По-моему, он хочет избавиться от девушки. Ее жизнь в опасности». Оба стояли по бокам «Волги» с пистолетами наготове.         
     - Менты! Обложили! – испуганно шипел Ныш, озираясь по сторонам. – Что будем делать?
     - Уйдем. Не вопи, - на удивление спокойно отвечал Есенин.
     Он смотрел на хрипящего в петле Заколова. Тот успел схватиться за веревку, но силы явно покидали парня. Снизу в кроссовки вцепилась самая щустрая собака. Вверху на балке две псины продолжали грызть веревку. Остальные, задрав алчные морды, истекали слюной.
     - Заколов! Выходите с поднятыми руками. У вас – десять секунд! Иначе, мы применим оружие.
     Надгрызенная веревка лопнула. Заколов шлепнулся в кишащую массу злобных тварей. Нина отчаянно крикнула и зажмурила глаза.
     Услышав крик девушки, Колубаев приказал:
     - Миша, врубай свет! Слепи их! Федорчук, за мной!
     Следователь выстрелил в воздух и рванулся к развалинам. Лучи фар яркими конусами прорезали ночную тьму. В этот момент собаки, накинувшиеся на Заколова, разом отпрянули. Их морды поворотились к свету, в сузившихся глазах вспыхнула безумная ярость. Вся стая сорвалась с места и в едином порыве бросилась на свет автомобильных фар.
     Есенин рывком поднял Заколова и сильно встряхнул его. Бесцветные глаза вора пристально смотрели в посиневшее лицо парня:
     - Очухался?
     Тихон стаскивал петлю и растирал рубец на шее.
     - Да-а, - прохрипел он тихим осипшим голосом.
     - Тиша, - причитала рядом Нина
     - Есенин! Менты! Что делать? – пугливо метался Ныш.
.    - Теперь им не до нас. Смываемся! – скомандовал вор. – Бери девчонку и к машине.
     Они выбежали через дверной проем. Ныш тянул Нину, Есенин помогал Заколову.
     Около «Волги» с зажженными фарами отчаянно отбивались от обезумевших собак Колубаев и Федорчук. Следователь топтался на капоте и отстреливался от наседавшего зверья. Милиционер стоял на крыше машины и сначала пытался только пинать лающие морды, но потом тоже взялся за пистолет. 
 
Глава 45
 
     - Что это было? Мутанты взбесились? – возбужденный Ныш лихорадочно крутил баранку, выезжая с территории Гиптильника.
     - Я слышал, что у этих тварей по ночам от яркого света крыша едет. Но не представлял, что так, - Есенин часто и глубоко затягивался, звучно выпуская табачный дым. - Днем они где-то прячутся, а выползают только ночью.
     - Вы не могли бы курить в окно? – попросил Заколов.
     Есенин удивленно обернулся назад, где обнявшись сидели Тихон и Нина:
     - Дым ему не нравится, во дает! Ты помнишь, что пять минут назад еще в петле болтался? – Есенин все же приоткрыл окошко и пару раз шевельнул ладонью, выпроваживая сизые клубы. - Слушай, студент, ты зачем мента уложил? Видишь, за тобой теперь какая охота. И меня могли за компанию замести.
     - Я никого не убивал, - огрызнулся Тихон.
     - Ты не убивал, Ныш его пальцем не трогал. Кто же тогда? – Есенин стрельнул пальцами и проводил взглядом летящий огонек. – Но мне до фени. Я честный вор. Только знай, менты за своих люто мстят. Если при аресте не грохнут, то потом в СИЗО тупого урку натравят. Придушит во сне, а врач напишет, что сердцу кирдык.
     Заколов уже пришел в себя и понимал всю тяжесть ситуации. Милиция сидит у него на хвосте и считает убийцей. Все улики против него. Как из этого выпутаться? Ни одна мысль не лезла в отяжелевшую голову. Шея еще саднила от веревки, а ноги помнили дрожь шаткого стола.
     - А ты пацан – ничего! Крепкий! – Губы вора чуть-чуть одобрительно растянулись, по-другому улыбаться он не умел. – Я тут вот чего решил. Девчонку твою мы тебе отдадим. И тебя отпустим. Но… сначала тебе надо отработать. Пойдешь с нами на дело.
     - Ты чего, Есенин? – возмутился Ныш. – Он фраер не проверенный.
     - Он наш должник. Мы сегодня ему жизнь подарили. Пусть отработает и расстанемся, как в море корабли. 
     - Да он скиснет в самый ответственный момент!
     - Этот? Нет, парень крутого замеса.
     - А что надо делать? – подал голос Заколов.
     - Потом объясню. Через два дня будешь свободен.
     - Нину надо отпустить сегодня! – твердо заявил Тихон.
     - Нет, так не пойдет. Она девица плаксивая, раньше времени расколется. Вот сделаем дело – и валите оба куда хотите! – Есенин посмотрел на прижавшуюся к парню Нину и добавил: - Никто ее не тронет. Я тебе обещаю. Мое слово тоже многого стоит.
     - С Беком будешь сам разбираться, - недовольно стрельнул глазами Ныш. Ему не нравилась перемена отношения к пленникам.
     - С ним я договорюсь. Не твоего ума дела. Дорогу до Арыся найдешь?
     - Разберусь! – отрезал Ныш и сильнее надавил педаль газа.
     Он включил фары и ехал вдоль забора из колючей проволоки. Там, где колючка сворачивала за угол в бок машины ударил яркий свет другого автомобиля. Ныш от неожиданности дернул рулем и съехал со старой укатанной дороги в голую степь. Под колесами захрустели колючки. Притаившаяся машина сорвалась с места и устремилась за «Волгой» Ныша.
     - Черт! – крикнул Ныш, ловя в зеркалах яркие отблески дальнего света фар. – За нами погоня! Кажется менты!
     - Опять? Этого еще не хватало, - Есенин с тревогой взглянул назад. – Гони! Посмотрим на что ты способен.
     «Волга» неслась сквозь ночную степь, ухала на кочках, как живая, по днищу барабанили камешки, двигатель натужно гудел. Машина сзади не отставала. Дрыгающийся свет ее фар временами выхватывал фигуры беглецов, от этого всем в «Волге» становилось неуютно. Ныш попытался маневрировать. «Волга» виляла, поднимала клубы пыли при резких поворотах, но когда пыль оседала, сзади опять назойливо тыркались в стекло два пучка света. Всех мотало по салону из стороны в сторону. Только Ныш, вцепившийся в руль, оскалив зубы метал взор между стелящимися впереди ухабами степи и зеркалом заднего вида.
     На одном из ухабов машина подскочила особенно высоко и грохнулась о землю, звучно громыхнув сначала передним, а потом и задним мостом. Из-под днища, вспарывая песок, вырвался отвалившийся глушитель.
     «Волга» взревела, как ракета, и помчалась быстрее, словно сбросила ненужный балласт. Сзади на обломки громоздкого глушителя напоролась машина преследователей. Металлический хруст и скрежет на миг прорвался в салон «Волги».
     - Так вам, козлы! – вскричал Ныш, с восторгом глядя на отстающую машину, закопавшуюся в вихре песка.
     Он запальчиво давил на газ, автомобиль безудержно мчался прямо, и в какой-то момент все ощутили, что неровности под колесами разом исчезли. Ныш испуганно повернул голову вперед. Свет фар выхватывал пустоту.
     Машина летела с двухметрового песчаного уступа. Неистово ревел двигатель, освободившаяся мощность бешено вращала задние колеса, застрявшие песчинки веером вылетали из пазов протектора.
     Когда через пару секунд «Волга» грохнулась в яму, ее черные шины были идеально чисты.  Вскрикнуть от страха никто из пассажиров не успел.
      
Глава 46

     Прокурорская «Волга» медленно возвращалась на станцию. Глаза водителя Миши застилали слезы настоящего горя.
     - Что скажет Глеб Николаевич, - гнусил Миша. – Он меня убьет!
     Миша тоскливо смотрел на измятый ногами капот, хлюпающий как никчемная жестянка. Потом он перевел взгляд вверх. Продавленная крыша выпирала под лопнувшей обшивкой. Лобовое стекло избороздили трещины.
     - А еще козел, - вспомнил Миша поцарапанный бок автомобиля. – Начальник меня точно убьет. Эту «Волгу» ему выделили только год назад. Еще новенькая… была.
     - Хватит ныть! - грубо прервал Колубаев. – Без тебя тошно.
     Он морщился, глядя на разорванные в клочья штанины, из-под которых виднелись кровавые следы укусов. Полы пиджака тоже были надорваны.
     - Коль, а с тобой что? Покусали? – спросил следователь.
     - Брюки на выброс, - вздохнул с заднего сиденья Федорчук. – Ботинки превратились в летний вариант – с дырочками. Местами прокусили до крови.
     - Хорошо, что отбились.
     - Я на этих тварей все патроны извел.
     - Я тоже. – Руслан дотронулся до мягкого сгустка крови на ноге и вяло приказал: - Давай, Миш, в больницу гони.
     - Теперь мне не до гонок, - горько промолвил водитель.
     Капот на скорости отчаянно дребезжал, мятая крыша пощелкивала на ухабах, Мишино сердце сжималось от боли. 

     Белая дверь медицинского кабинета резко распахнулась и на пороге появился начальник отделения милиции Кусыев.
     - Так вот вы где! – воскликнул он, с улыбкой рассматривая раздетых до трусов Колубаева и Федорчука. – В Гиптильник, значит, заехали.
     - Сюда нельзя! – встрепенулась молодая медсестра. Она уже обработала и забинтовала укусы, а сейчас держала в руках солидный шприц.
     - Мне можно, - добродушно возразил Кусыев и шагнул внутрь. - Забыл вас предупредить, что ночью туда соваться смертельно опасно. Да и днем тоже.
     Из-за его спины показалось усталое лицо эксперта Гурского.
     - Ай, ай, ай! – закачал головой он. – Как же вас угораздило? 
     - Больные, вы должны пройти сеанс уколов от бешенства, - заявила медсестра, приблизившись к следователю. Она старалась говорить строго и не обращать внимания на посторонних.
     Тонкие пальчики влажной ваткой протерли Руслану живот и резким толчком вогнали уголку шприца. Помещение наполнил запах спирта.
     - Им бы, девушка, внутрь надо принять, - назидательно заметил Кусыев.
     - Я здесь серьезные вещи делаю, а не играюсь, - фыркнула медсестра и перешла к Федорчуку.
     Старший сержант деловито штопал разорванные штаны.
     - Больно то как, - растирая живот, сморщился Руслан.
     - И таких уколов надо сделать сорок, - обернулась к нему медсестра.
     - Ого! Утешили! – тяжко вздохнул Колубаев. Он грустно рассматривал праздничный костюм, пришедший в негодность. – Вот жена обрадуется.
     Федорчук приподнял вверх руки, не выпуская иголку, дождался пока сестра завершила укол и невозмутимо продолжил штопку.
     - Ему что, другое лекарство вкололи? – глядя на совершенно спокойного сержанта, поинтересовался Колубаев.
     - Всем одинаковое, - сестра демонстративно отвернулась от раздетых мужчин. - И помните, завтра укол надо обязательно повторить.
     - Руслан Ахметович, - нетерпеливо суетился около следователя Гурский. – Я любопытную вещицу нашел.
     - Что там еще? – Колубаев, морщась, растирал ладонью место укола.
     - Вот смотрите, у сарая во дворе обнаружил. – Семен Григорьевич потряс целлофановым пакетом, в котором брякали две отмычки. – Свеженькие, не ржавые. Только сегодня уронили.
     - А в доме у поэта-медвежатника что нашли?
     - В доме пусто, - вмешался в разговор начальник милиции. – Имеются следы принятия пищи. Больше ничего.
     - Пожрали и свалили, - брякнул Федорчук, перекусывая нитку.
     - Интересно, - задумался следователь. – Есенина нам брать пока не за что. Он только освободился. Вряд ли решится сразу взяться за старое.
     - А отмычки? – Гурский приподнял пакет. – Он их явно выронил впопыхах. Возможно, Есенин прихватил свой воровской инструмент.
     - А Заколов там каким боком оказался? Какая у него связь с Есениным? И с девушкой этой ничего не ясно. – Колубаев потер усталое лицо. Потом обратился к Кусыеву: - Мне бы одежонку какую-нибудь найти. Временно.
     - Сделаем! – бодро ответил начальник милиции. – Предлагаю перебазироваться ко мне. А утром я отправлю своих сотрудников в Гиптильник, чтобы там порыскали: что, чего?
     - Уже утро, - Колубаев смотрел в окошко поверх белых занавесок.
     Темные ветки одинокого деревца отчетливо проступали на фоне светлеющего неба. 

Глава 47

     Есенин толкнул дверцу и вывалился из разбитой машины. Первый взгляд – назад. На кромке песчаной горки пусто. Оторвались! Хоть в этом повезло. Следующий взгляд - внутрь машины. Девица кричит, студент дергает за ручки обеих задних дверей – заклинило. Ныш кряхтит, навалившись на руль.
     Вор встал, прислушиваясь к ощущениям, - вроде цел. Осмотрел автомобиль. Нос «Волги» задран вверх, из-под капота противный коричневый дымок. Похоже – приехали, взгрустнул Есенин.
     Ныш тем временем выбрался наружу. Лицо искажено болью, одной рукой он держится за машину, другая прижата к груди.
     - В чем дело? – равнодушно спросил Есенин.
     - В груди жжет, вздохнуть не могу.
     - Ребра сломал. Бывает, - на лице вора никакого сочувствия. – Посмотри, что с тачкой.
     Ныш метнул злой взгляд на Есенина, натолкнулся на ледяную холодность и покорно перевел потускневшие глаза на машину. Внутри Заколов продолжал толкать дверь. Из-под капота хлопком ударило пламя. Огонь сразу же охватил половину машины, пробился в салон. Нина отчаянно закричала.
     - Может рвануть, - произнес Есенин и широким шагом отошел в сторону.
     Ныш пугливо пятился от огня, упал, охнул от боли. Руки захлопали по песку, Ныш по-собачьи отползал вслед за Есениным.
     Как только вспыхнул огонь, Заколов выдернул подголовник переднего сиденья и полез вперед.
     - За мной, живо! – крикнул он Нине. – Там дверь открыта!
     - Не могу! Нога застряла!
     Тихон наклонился к девушке. Ступня Нины въехала под переднее сиденье. Он дернул за ногу, девушка резко вскрикнула. Тихону не понравилось вывернутое положение ее ноги. Возможен перелом.
     Заколов торопливо огляделся. Передняя панель коробилась под огнем, едкий дым наполнял салон. Тихон откинулся на сиденье и резким ударом двумя ногами сшиб переднее кресло. Нина освободила ногу.
     - Я не могу на нее встать! – заливаясь слезами, крикнула она.
     Разросшийся огонь отрезал путь вперед. Тихон посмотрел на заднее стекло. Ударил локтем – стекло устояло. Придется опять ногами.
     Он извернулся, уперся ногами в стекло, а руками уцепился в оставшееся переднее сиденье. Рядом кричала Нина, пламя полыхало из-под торпеды, обжигая руки, огонь гудел, продираясь по салону. Тихон напрягся, спинка сиденья изогнулась, обшивку кресла съедал огонь.
     Сзади раздался долгожданный хлопок. Стекло вывалилось, звякнув о капот багажника. Не теряя ни секунды, Заколов, как был, выполз вперед ногами. Руками он ухватил Нину и вытащил вслед за собой. Молодые люди шлепнулись на землю позади машины.
     - Как нога? – Тихон ощупал ступню Нины. Девушка вскрикивала от прикосновений. – Точно, перелом!
     Языки пламени под воздействием сквозняка жадно вырывались из салона, облизывали багажник автомобиля, подбирались к бензобаку.
     - Уходим! – Тихон подхватил девушку на руки и побежал прочь от охваченной пламенем машины.
     Сзади глухо бухнуло. Теплая волна подтолкнула Тихона в спину. Он упал, накрыв собой Нину. Песок щедрым дождем полоснул сверху.
     Тихон открыл глаза. Рядом шея девушки с прилипшими песчинками. Он дунул. Песчинки нехотя, цепляясь друг за друга, слетели вниз. Оставшиеся он стер пальцем. Нина бесшумно хлопала ресницами, ее серые глаза ласково смотрели на Тихона.
     - Цела? – спросил Заколов, приподнимаясь на руках.
     - Нога болит, - мужественно ответила девушка, но чувствовалось, что дается ей это нелегко.
     - Я знаю. А еще?
     Нина перевела взгляд на грудь и смутилась:
     - У меня лифчик опять расстегнулся. Его, правда, раньше порвали.
     Тихон впопыхах хотел предложить помощь. Рука потянулась к кофте с ромашкой, пальцы коснулись шерстяных ворсинок и застыли, на щеки наполз румянец.   
     - Везет тебе, студент! – раздался сверху хриплый голос. – Опять целехонек выбрался!
     Над упавшими молодыми людьми стоял Есенин. Заколов торопливо поднялся, заслоняя Нину.
     - Это не он, а девка фартовая. Я же говорил, - рядом появился Ныш, прижимая руки к груди. Он слащаво осмотрел лежащую девушку. – Будешь моей кралей?
     Заколов помог Нине подняться и поддерживал ее со стороны сломанной ноги.
     - Мы же договорились, - обратился он к Есенину. – Девушку не трогаем.
     - Пока трогаешь ее только ты, студент, - осклабился Ныш.
     Есенин озабоченно окинул взглядом окрестности.
     - Надо отсюда линять, - решил он, посмотрел на поджатую ногу девушки и, холодно спросил: - Что у нее?      
     - Перелом, - ответил Тихон. – Ей надо в больницу.
     - В больничку потом, а пока, - Есенин указал глазами: - Иди туда.
     - Ей надо к врачу! – настойчиво повторил Тихон.
     - Будет ей врач. Двигай, куда сказал. У нас нет времени.
     Ныш демонстративно вытащил пистолет. Заколов посмотрел по направлению, указанному Есениным. В серой дымке рассвета виднелась лишь ровная степь.
     - Тут недалеко, - успокоил вор.

     Через час они вышли к линии электропередач. Уставшая Нина, всю дорогу топавшая на одной ноге, безвольно висела на Заколове. Они шли, тесно прижавшись. Правой рукой Тихон поддерживал девушку за талию. Иногда пальцы проскальзывали под задравшуюся кофту и касались обнаженной кожи. Тихон вздрагивал, как от электрического удара, и старался поправить одежду.
     Есенин остановился у растопыренных лап железной опоры и громко объявил:
     - Привал.
     Заколов усадил Нину спиной к опоре, закатал ей штанину. Ступня распухла, в подъеме проступило кроваво-синее пятно.
     - Ты как? – спросил он, осторожно притрагиваясь пальцем к ноге.
     - Болит, но уже привыкла, - покорно ответила девушка и попыталась улыбнуться.
     Она смотрела на Тихона, и в ее взгляде одновременно отражались глубокая благодарность и робкое извинение. Заколов глядел в ее лицо и не узнавал прежней дурнушки Нины. Она неровно дышала, приоткрыв припухшие искусанные губы, ее глаза блестели от былых слез, налившись чувственностью, волосы потеряли шарообразную пышность, тонкие влажные пряди игриво спутались, щеки слегка впали и побледнели.
     - Ну, как я выгляжу? – с обиженной ухмылкой поинтересовалась Нина.
     - Ты красивая, - еле слышно ответил Тихон.
     - Не обманывай, - она ткнула кулачком в грудь парня и отвела взгляд. Стало видно, как на тонкой шее пульсирует маленькая жилка.
     - Ты самая красивая, Нин, - повторил Тихон, совершенно не лукавя. – Ты…
     Но договорить он не успел. Подошедший сзади Ныш, как молотком, с размаху шлепнул по голове рукоятью пистолета. Мгновенно обожгла боль, глаза разорвала колючая вспышка, сквозь которую толчками протискивался крик. Откуда он, изнутри, снаружи?
     Но тут же все стихло и придавило темнотой.