Ирина сходила за ключом и повела ребят.
–– Вас как зовут, молодёжь?
–– Меня Игорем, а её Варей.
–– Варвара-краса, длинная коса? Давно постригли? А коса действительно должна была быть хорошей –– волосы густые.
–– Нас всех стригли чуть не под нулёвку. –– Игорь шёл впереди, то поворачиваясь к ним, а то шагая задом наперёд. Голос его повеселел, улыбка не сходила с лица, отчего его курносый нос озорно поднимался вверх.
–– Варвара, а ты разговаривать умеешь? Почему он за тебя отвечает? –– Ирина и сама развеселилась, расслабилась рядом с ребятами.
–– У –– у, она у нас такая боевая, это она сейчас скисла, –– опять за неё ответил Игорь.
–– Да вижу, почему она киснет. Ты давно заквасилась, красавица?
–– Ещё до экзаменов, –– Варя засмущалась, лицо с характерными пигментными пятнами порозовело, полные пунцовые губы стали почти вишнёвыми. Она с досады сжала кулачки и побежала за Игорем, а он, хохоча, от неё.
–– Вы далеко не убегайте, мы уже пришли, –– крикнула Ирина. Когда они подошли, взявшись за руки, строго сказала:
–– Вы учтите одно, ребята, что с вами нас теперь семь взрослых людей. Мы живём по разным избам, а как одна семья. Иначе выжить нельзя.
Она открыла замок, впустила в избу ребят.
–– Пыли тут много, но глаза боятся, а руки делают. Посуда вся есть. Постель тоже. Осматривайтесь, приводите всё в порядок и живите. Ко всем вещам относитесь бережно: если сейчас что не нужно, то в дальнейшем может пригодиться, своего-то у вас ничего нет. Вода в колодце через два дома, огород за избой. Всё, что там растёт, будет вашим. Уберёте всё –– зиму продержитесь. Что не знаете, приходите, подскажем.
Ирина вернулась к дому, где Вера Васильевна продолжала сидеть на скамейке.
–– Вы не смотрели, как там детишки?
–– Они прижались друг к дружке и спят. А я вот наблюдаю: пока ты шла, парень второй раз по два ведра воду таскает. Чего они там делают?
–– Да там столько пыли, паутины, а это всё создаёт грязь. Наверное, всё отмывают.
–– Вот тебе и детдомовские, а работящие какие. Уж порадовалась бы Анисья, что в её избе рачительные хозяева объявились. А то перед концом тужила, переживала, что всё пропадёт и вся её бережливость пойдёт прахом. А тут молодым пригодятся вещи, их сиротскую душу согреют.
Не успели молодые обустроиться, как к ним нагрянули гости из города. Первым делом они набросились на молодую картошку с огурцами –– наголодались в городе. Работали на стройке, а Трестстрой закрыли: невыгодно стало строить, не было денег на зарплату. И общежитие продали: кое-кто выкупили комнаты, остались жить там, а остальных попросили освободить помещение. Да и на что там было жить без зарплаты? Вот и подались в село, тем более слух о Варваре с Игорем разнёсся по округе. И застучали топоры да молотки на посёлке: сразу три избы-развалюхи стали восстанавливать. Ирина сходила на центральную усадьбу совхоза, договорилась с кровельщиком и плотником, чтобы помогли, подсказали, как починить крыши, да и по плотницкому делу тоже. Решили восстанавливать по очереди: сначала одну, потом вторую. А в третьей, где и крыши почти не было, набилось шесть человек: четыре девчонки и два парня. Ребята спали на улице в шалаше. Как будто специально для них осень стояла золотая, было тепло, сухо. Но вот-вот пойдут дожди, а там и морозы не за горами. Что тогда делать им? Одним гуртом спать?
Старушки посовещались между собой, и пришли к Ирине. Начала разговор самая старшая –– Ефимовна.
–– Веснянка, а мы к тебе с поклоном пожаловали: выручай, становись во главе всей этой ватаги, а то беда будет. Это сейчас они так спокойны, пока работают до седьмого пота, а что будет зимой, когда делать нечего и еды не будет? Они же у Вари последнюю картошку докапывают. На что они собираются жить? На наши пенсии? А ведь могут и отбирать её. И взять, спросить с них нечего –– бесхозный народ, –– Ефимовна с надеждой смотрела на Ирину. –– А ты, дочка, молодая, умная, сможешь с ними справиться. Она и Васильевна моложе нас, можно было бы и на неё взвалить эту обузу, но у неё сердечко пошаливает. Это она сейчас перед тобой да перед внуками хорохорится. А как свалится, то беспомощней меня становится.
–– Да я думала об этом, бабушка Ефимовна, –– лицо у Веснянки было серьёзным, заботливым. –– Только будут ли они слушаться? И чем их занять?
–– Давай вместе соображать, дочка. Может быть, нам с тобой в район съездить, посоветоваться? Нельзя же их бросать на произвол, они и так обижены судьбой. –– Вера Васильевна посмотрела в угол на своих внуков, глубоко вздохнула. –– Может и у тех бедолаг где-нибудь отцы-матери по городам живут, а они выросли сиротами. Надо же, взъерошенная какая-то жизнь пошла, всё перевернулось вверх дном. А ведь это давно началось, с тех пор, когда в детдомах появились дети, у которых родители живы были. Вот когда надо было в набат бить, во весь голос кричать, что безнравственность появилась. А она же, как ржа, быстро распространяется и разъедает всё вокруг.
–– Ваша правда, –– Ирина вздохнула. –– А мы старались не замечать этого, спокойно разъезжали по курортам, по туристическим путёвкам, дикарями, хвалились, кто, где побывал. А то, что гибнущие рядом и нас втаскивали в этот омут, мы не замечали. –– Ирина смотрела на измождённые, рано состарившиеся лица женщин и ей было жаль их.
–– Ты в одном неправа, Веснянка: это вы в городах разъезжали по курортам, а в деревнях один-два человека в год. А так только начальство да их родственники катались.
А простые колхозники с зари до зари в землице –– матушке копались. А когда не было работы –– пили до одури. И с каждым годом пьющих становилось больше и больше. Строгости, дисциплины не стало, а без них нельзя. Вот и сейчас. Если пустить на самотёк, то беда будет и нам спокойно умереть не дадут. Так что ты уж запрягайся и тащи этот воз. Видно, по судьбе тебе выпало воспитывать чужих детей, –– Вера Васильевна вновь глубоко вздохнула, поправила седые волосы. За эти три месяца, что Ирина жила у неё, она старела на глазах: не только появившаяся седина старила, но сеть мелких и крупных морщинок по всему лицу, угрюмость взгляда. Её глаза оживали только в те минуты, когда она забавлялась с внуками: откуда-то из самой глубины появлялся свет и озарял всё лицо, и оно становилось добрым, ласковым, и намного лет моложе, совсем таким, каким и должно быть в её пятьдесят шесть лет.
–– Хорошо, я съезжу в район, –– согласилась Ирина. –– Но только попозже, когда вот эти избы покроют соломой, а то вдруг запретят занимать их? А когда подвели под крышу, то уже не выгонят. Надо поговорить с ребятами, может, что вместе придумаем.
Вечером Ирина с двумя бидонами молока пошла к дому Вари. Все ребята собрались во дворе возле летней плиты, на которой стоял большой котёл с кипящей картошкой. Загоревшие до черноты, уставшие, они сидели, вытянув ноги и опустив безвольно руки, о чём-то тихо переговариваясь.
–– Ребята, кто из вас резвее всех? Сбегайте к Вере Васильевне за хлебом.
Ирина ещё не успела поставить молоко на стол, как Стригунок уже бежала по дороге. Кличку такую ей дали старушки. И не только за короткую стрижку, а за то, что своей худобой, маленьким ростом походила на жеребёночка-однолетка, вприпрыжку бегающего за матерью. А ребята звали её Стрижом. И не смотря на её маленький рост, ребята прислушивались к ней и подчинялись безоговорочно. Почему это так, Ирина ещё не поняла, но такое обстоятельство решила использовать в нужном направлении.
Когда ребята поужинали, отдохнули малость, повеселели, стали шутить, она обвела всех взглядом, спросила:
–– Ну что, молодёжь, как жить думаете? Чем заниматься, чем питаться? На те крохи, что приносят старушки, вы не проживёте. Надо искать другой выход.
–– Да вот Стриж договаривается со старушками убрать им огороды, а они расплатятся овощами. –– Игорь посмотрел на Стригунка, присевшую рядом с Ириной.
–– А ребята могут и огороды вскопать. Нам бы только быстрее избы отремонтировать. У печей трубы развалились, а ребята не знают, как класть. Дядя Серёжа плотник говорит, что печник нужен, там особая кладка, –– грустно произнесла Стригунок.
–– Я спрошу старушек, где можно найти печника.
–– Ему надо платить деньгами. И плотнику тоже. А у нас ни копейки. Двое наших ушли работать в совхоз. Если им заплатят, то только через месяц. –– Стриж говорила с расстановкой, как бы обдумывая, проживая каждое слово. Она смотрела на Ирину своими угольными глазищами и та поразилась сходству с взглядом Веры Васильевны –– в нём было столько же тоски и страдания.. Что так угнетало, о чём была печаль её?
–– С плотником я уже рассчиталась, а печника ещё найти надо,–– Ирина задумалась на минуту, затем посмотрела на соседку с нетерпением и надеждой смотревшую на неё. –– Вот что, Стриж, ты завтра помоги Вере Васильевне присмотреть за детишками, а я съезжу в город по делам.
Ирина встала из-за стола и направилась домой. Не отставала от неё и Стригунок. Сначала шла молча, а потом нерешительно спросила:
–– А вы в Сосновск поедете?
–– Да, а что?
–– А вы не сможете зайти в колонию? Там братишка сидит. Записку ему надо передать, сообщить, где я нахожусь. А то ещё сбежит, искать меня будет. –– Стриж говорила угрюмо, низко опустив голову.
Ирина остановилась. Ей стал понятен и объясним вес того груза, повисшего на её худеньких плечах.
––Вы вдвоём были в детдоме?
–– Нет, там ещё двое младших осталось. –– Стригунок с ещё большей надеждой смотрела на Ирину.–– Если бы Колюшка был тут, мы могли отдельный домик отремонтировать и мальчишек к себе взять. А Колюшка всё-всё умеет делать, он очень способный и талантливый –– один раз посмотрит и сразу всему научится. –– У неё столько было гордости за брата, что лицо сразу просветлело и стало ещё более беззащитным: это выдавал и дрожащий от волнения голос.
–– А сколько же ему осталось сидеть?
–– Ещё полгода. Ему два года дали. А он и не виноват вовсе: городские ребята разбили витрину в частном магазине, а он из любопытства стоял, варежку раззявил, дурак. Вот их двоих и взяли, но тому отец адвоката нанял, а на кого-то надо было повесить всё, чтобы дело закрыть, нашего и выбрали козлом отпущения. Вот он и парится за других, –– голос Стрижа был сердитым и злым от обиды за несправедливость.
–– Не переживай, Стриж, скоро всё закончится. Как его фамилия и отчество?
–– Стрижков Николай Васильевич. Он с 1975 года. Так вы зайдёте к нему? –– неуверенно, но с большой надеждой смотрела девчонка, как будто пыталась добраться до самого сердца Ирины. Та не выдержала такого взгляда, положила руку на её плечо:
–– Успокойся, малыш, я обязательно зайду и разыщу его. Пиши письмо и приноси. А бумага есть у тебя.
–– Нет.
–– Пойдём, я дам. А сколько же тебе лет?
–– Девятнадцать.
–– Как ––девятнадцать? Тебе и четырнадцати не дашь.
–– Я же школу закончила, да ещё два года скиталась по городам.
–– А зовут тебя как?
–– Соня.
–– Имя-то какое прекрасное, прямо из святцев. Не зря ребята тебя слушаются, потому как ты Мать их София. Уразумела, Стрижонок?
–– Уразумела, –– Соня тихо и смущённо рассмеялась.
Через час она принесла письмо и небольшой свёрток.
–– Что это у тебя там? Я должна знать, в колонии спросят.
–– Это оладьи. Бабушка Ефимовна принесла, мы оставили их на завтрак. А ребята как узнали, что вы зайдёте к Колюшке, так всё и отдали.
Слушавшая их Вера Васильевна положила свёрток в ладони Соне.
–– Ты вот что, Стригунок, забери это обратно, не отнимай у ребят. Вы и так не доедаете, а вам расти надо, а Варваре ещё и дитя в утробе кормить. На вас глядеть –– слёзы одни. А мы с Веснянкой соберём передачу твоему брату, не сомневайся.
Соня ушла, а Вера Васильевна стала сеять муку.
–– Давай поставим тесто на пирожки. Надо побаловать парня, чтобы он почувствовал домашний запах, и его потянуло сюда. Курочку надо зарезать, яички сварить, молочка утром нальёшь. У меня кусочек ветчины есть. Да, дочка, надо бы сходить в совхоз, купить поросят: нам одного и пару ребятам.
–– А чем они кормить их будут? У них же у самих всё идёт подчистую, ни крошки не остаётся. Картошка с огорода скоро закончится,–– Ирина, как и ребята, была огорчена таким известием.
–– А что они сами думают? Как зимовать будут? Или всё на «авось» надеются?
–– Похоже, что нет. Ищут пути, где можно что-нибудь достать. Серьёзные ребята. Стриж договорилась с нашими бабульками, что огороды уберут за овощи.
–– Если берутся за работу, то это хорошо, не пропадут с голоду. Подсказать надо, что на соседнем посёлке два дома осиротели. А избы там бесхозные и неплохие, занять можно. Пойдём, дочка, поймаем курочку, ты её ощиплешь и спать ложись, а то рано вставать утром.
Всю ночь Вера Васильевна копошилась у плиты, а утром целое ведро пирожков стояло на лавке у стола. Поднялась и Ирина чуть свет: упаковала сумку, села на велосипед и отправилась на разъезд за пять километров от них. Оставив велосипед у обходчика, она на притормозившем пригородном поезде оказалась в Сосновске.