Ничего не изменилось со времен Щедрина

Артур Смольников
Относительно недавно я прочитал интересную статью в «Огоньке» о творчестве Салтыкова-Щедрина («Огонек» сентябрь 2002 г. №30 Дмитрий Быков «История одного одиночества») и статья эта, возбудила во мне опре-деленные мысли  и чувства, с которыми и хотелось бы поделиться. Они мо-гут показаться немного пафосными, но именно такие чувства и мысли меня обуревали после ознакомления со статьей. Конспект самой статьи, если кому станет интересно, я привожу на своем сайте в разделе «Статьи».

   Статья (в «Огоньке») вся написана в обличительном тоне самого Щедрина, за единственным исключением, что нигде не хочется смеяться, а совсем даже наоборот. Становится нестерпимо грустно, что не только семь-десят лет советской власти выкинуто из духовного наследия, а гораздо боль-ше. Ведь ничего не изменилось со времен Щедрина. По-прежнему даже не с кем говорить о страшной пустоте в головах России, не то, что предпринимать какие-то реальные шаги для выхода из создавшегося очередного кризиса страны.
Вся российская интеллигенция обмельчала, превратившись в статистов и комментаторов сиюминутных политических моментов. Все жаждут сказать сейчас, ежемоментно оценивая день сегодняшний. Во многом это от того, что те, кто могут высказаться по большей части журналисты, имеющий доступ к распространению информации. Но журналист в отличие от писателя всегда в погоне за рейтингом своего голоса. А так теперь модно обличать всех и вся с апломбом оракула, и учить неразумных жить, повышая свой авторитет, ста-новясь неким подобием пророка. А что же писатели? Те, кто могут сказать, тем не дают голоса; а те, кто говорят, опять же говорят на потребу толпе о дне сегодняшнем, распиная день вчерашний и ни слова о дне завтрашнем, если не только в самых негативных тонах, без всякой надежды на освобож-дение от скверны и морока.
Грустно, грустно становится, видя все это. Да мир перешел на более высокие скорости нежели при Щедрине. Раньше шедевры создавались года-ми, обдумывались, рождались, порождая за собой ответную реакцию; сейчас все быстро. Зачем прорисовывать все, достаточно показать только контур, быстрее надо рисовать, быстрее, а то отстанешь от жизни, тогда совсем хана. Но дело в том, что так рождается ширпотреб, без которого достаточно тяже-ло уже жить, поскольку к нему все привыкли. А для настоящего шедевра на-до отойти не много в сторону, чтобы охватить всю перспективу. Только тогда возможно увидеть всю композицию и изъяны картины. Но нет, мы все в стремительном ритме рисуем контуры, не успев заполнить пустоту, прини-маемся за новые, и новые и так до смерти.
Щедрин, в его время еще можно было отойти для осмотра всей компо-зиции, несомненно, тот художник который видел все, и это все, слабое серд-це человеческое не может выдержать. Куда как сейчас безопасней ковырять-ся не видя всего, не переживая за все. Хотя некоторые пытаются переживать не за все сразу, а по частям, вызывая и у зрителей, и у слушателей, и у чита-телей только обывательские одномоментные ахи-вздохи. Чуть только за по-рог, у каждого свои проблемы, в которых общие растворяются и не волнуют вовсе.
Со времен щедринских можно смело продолжать летопись города Глу-пова. В сегодняшнем разрезе наряду с кровопусканием широко с размахом применяется шоковая терапия. Ничего не изменилось. Нам казалось, что Ок-тябрьская революция с ужасной кровью, беспределом это и есть  то, ОНО что стерло все, и наступил конец, апокалипсис. Однако нет. История на этом не заканчивается. Она перешла лишь в другое русло, но, по сути, осталось та-ким же коловращением. И вот снова разверзлась воронка, обнажив пустоту всего, и, прежде всего, людей. То, что раньше делалось по глупости и скудо-умию, теперь со злой выгодой, на поверку выходящей еще большим злом для всех. Как никогда важно звучит тема об отсутствии общественной мысли, ко-торая назвала бы вещи своими именами. Но это уже спасти не может. Уже не достаточно просто выявить болезнь и назвать диагноз, надо немедленно при-ступать к лечению, а мы так до сих пор и не знаем своей болезни.
Разобщенность в делах, в мыслях, сплошное лицемерие, ложь, стяжа-тельство, воровство, леность приводит к главному – к равнодушию ко всему и вся, акромя своего живота. Ущемляют этот живот, а мы терпим, тихо воз-мущаясь, но ничего не делая, и терпим до последнего, и уже на столе очеред-ного хирурга понимаем, что из этой операции не выйдет ничего путного, по-скольку доктор собирается вырезать гланды, как мешающие нормальному пищеварению. Но живот, то от этого болеть не перестает. А мы терпим, тер-пим и молчим, стойко смиряясь со всем что твориться во круг. Еще бы мне никакого и дела нет, что происходит, покуда мой собственный желудок мол-чит и доволен, и даже если в нем легкое наблюдается расстройство.  Не да-ром все великие революции начинались с голодных бунтов, а сейчас каждый сам по себе тихо стонет, грызя подушку, кляня весь белый свет, но упаси бо-же начать лечиться.
За десять с небольшим лет мы так привыкли к  своему болезненному состоянию, что уже и к нему относимся с равнодушием, а на стороне не-сколько гордимся своей стойкости. Но эта гордость вызывает лишь усмешку у окружающих, которым, впрочем, даже выгодна такая наша позиция, и затя-нувшаяся болезнь. Пускай будет дурак слабым, иначе сильный слишком ужасен, и превращается в империю зла. А дурак воспринимает все за чистую монету, и любую усмешку толкует как дружескую улыбку. А как относятся к идиотам? Снисходительно жалея, при этом думая, что хорошо бы их и вовсе не было. Когда идиот изолирован еще можно мириться с его существовани-ем, даже если он и силен. Но вырвавшись наружу он никому не нужен, не то что сильный, но даже слабый тем более. Однако дурак-то в своем дурдоме время не терял, накапливал богатства колоссальные своим немыслимым тру-дом, а теперь продает за фантики всю психушку, отыскивая при этом не за-валялось ли чего еще, чтоб можно было продать за интересные фантики, лю-бимую игрушку идиотов. И очень доволен когда получается это. А если при этом кто-то гибнет, какое идиоту до всего этого дело. Он равнодушен ко все-му, кроме своей любимой игрушки. Отнимите у него эту игрушку  - он с не-вероятной силой и жестокостью будет требовать ее обратно, и лишь тонкому психиатру удастся отвлечь его внимание на что-то другое.
Обидно становится, видя на все это, понимая и ощущая, чувствуя так. Наверно, также было больно Щедрину глядя на свое время. Приятно было увидеть в этой статье именно такое отношение к писателю, притчами и сказ-ками раскрывающего лицемерного и равнодушного дурака-идиота, которого бесконечно все равно любишь и от этого еще тяжелее и горше.
Последний абзац статьи делает вывод не только по творчеству велико-го писателя, но является отражением сегодняшней жизни, потому как живут и здравствуют именно те, которые говорят о любви и патриотизме к Родине, а сами терзают ее будто злейшего своего врага. А говорить об этом почему-то тактично не принято. Лучше использовать отборный мат, и рисовать как все живут, весело играя в фантики, и как грустно тем, кому их не досталось.
К сожалению, Россия так и не отрезвела, не пробудилась с пьяного уга-ра, находясь в наркотическом сне, только сон не райский, единственно что огорчает. Но все живут будто жизнь дурной этот зловещий сон, и ждут когда же, когда он закончится, этот кошмар, и наступят наконец-то райские виде-ния. Завидно становится, ведь другие живут этими райским видениями всю жизнь, и мы хотим, а у нас одни ужасы показывают. Но сон этот лишь отра-жение реального быта, который если скинуть пелену сна, еще ужасней и не-лепей, от чего действительно мозги могут закипеть. Не дай бог разбудить всю нацию! Ты что! Разве можно!? Это ж бунт против фантиков, бунт против дурмана, в котором только вот сейчас стало почему-то горько, а до этого бы-ло все радужно. И все хотят, чтоб было снова все радужно, пусть хоть во сне, потому как наяву жить не возможно