Предисловие. Вспомним те годы.
В благодатную эпоху трехкопеечных трамваев (которые, впрочем, в нашем городе никогда не ходили) и дефицита колбасы (которой у нас попросту не было) – то есть довольно-таки давно, но не настолько, чтобы об этом могли забыть люди, находящиеся ныне в самом расцвете сил – существовала в Восточной Европе любопытная организация: Совет экономической взаимопомощи, сокращенно СЭВ. Кстати, кто не в курсе – именно его тридцатиэтажный офис-книжку на Новом Арбате занимает ныне московская мэрия, и я до сих пор недоумеваю, на кой черт городской управе вдруг потребовался этот небоскреб, если из здания Моссовета на Тверской их выселять и так никто не собирался? Но это к слову.
Входили в СЭВ страны, которые волею судьбы и товарища Сталина после Второй Мировой войны ближе прочих приняли к сердцу левые идеи и с тех пор без малого полвека с разной степенью добровольности двигались в кильватере политики Советского Союза и генеральной линии КПСС. Надо сказать, что идея «социалистической интеграции» была не самой плохой выдумкой наших тогдашних руководителей, поскольку худо-бедно обеспечивала в СССР и странах Восточной Европы хоть какое-то разнообразие товаров и уровень жизни, пусть и не дотягивавший до западных стандартов, но неизмеримо более высокий, чем в странах третьего мира. Чехи обеспечивали страны СЭВ бижутерией и локомотивами, венгры – плодоовощными консервами «Глобус» и автобусами «Икарус», СССР строил грузовики, самолеты, метро и АЭС, болгары оказались большими доками по части массового производства вина, восточные немцы проявили незаурядный талант в области изготовления пассажирских вагонов, товаров бытовой химии, мебели и фильмов про индейцев. Кое-какую пользу приносили даже поляки с румынами, хотя сейчас убей бог, не припомню – какую именно…
По-простому все это называлось – социалистический лагерь. Самым веселым «бараком» этого лагеря по праву считалась Венгрия.
И то сказать! Весь мир самозабвенно крутил изобретенный венгром Эрне Рубиком разноцветный кубик. А кто из наших парней и девушек в начале восьмидесятых не зажигал тогда под композиции гремевшего по всему Союзу ансамбля «Неотон» и его потрясающие, умопомрачительные «Ketszazhusz felett» («Двести двадцать вольт»)? Если таковые и имеются, то они многое потеряли – это было действительно нечто. «Ласло Пастер – суперстар!» - хочется мне крикнуть и сегодня.
Но это было уже на излете нашей совместной жизни. А вот автобус «Икарус» я впервые увидел, когда еще учился в третьем классе, в середине семидесятых, и был буквально потрясен его навороченностью и стильностью по сравнению с нашими убогими ЛиАЗами. Примерно в ту же пору довелось мне испытать на себе еще один венгерский брэнд под названием «Balaton salat» (помнится, для особо тупых на этикетке приписывалось по-русски «Салат балатонский»). Вот тут уже впечатление было далеко не столь однозначным – поскольку водку я о ту пору по понятным причинам не пил, а в остальном вещь была сильно на любителя… Термоядрёная, прямо скажем, вещь. Естественно, меня сразу заинтересовало, что же дало имя этому экзотическому продукту. С тех самых пор Венгрия, озеро Балатон и вкус зеленых помидоров в уксусе слились в моей голове в единый неразрывный конгломерат.
Через каких-нибудь тридцать лет я впервые самолично ступил на землю этой страны, будучи в служебной командировке. Правда, окучивать в тот раз пришлось исключительно венгерский «дальний восток», так что ни столицы – Будапешта, ни, тем более, Балатона, я так и не увидел. Что только распалило мое любопытство. Знаете, одного только зоопарка в Ньиредьхазе и «жаркого по-цыгански» мне хватило, чтобы понять, что страна эта заслуживает более пристального рассмотрения. И вот через два года балатонская тема снова замаячила на горизонте – уже как потенциальное место летнего отдыха сезона-2008. В финале конкурса претендентов ей противостояло другое озеро, Иссык-Куль, но выдвинувшая эту кандидатуру Наталья как-то сразу неправильно повела его предвыборную компанию. Добил меня ее рассказ о том, как местное население ничтоже сумняшеся испражняется прямо на городских улицах. Такое она лично наблюдала во время поездки туда в детстве с родителями, и, похоже, была не прочь повторить опыт, но ее призыв разделить с ней радость подобного зрелища ответного отклика во мне не нашел. Да и один из моих бородатых друзей, бывавший в тех краях во время альпинистских мероприятий, вынес из общения с киргизами не так уж много хорошего, а над идеей ехать туда на отдых вообще лишь недоуменно жал плечами. В итоге самобытная, но цивилизованная Венгрия вынесла экзотическую, но диковатую Киргизию в одну калитку.
- Эх, Наталья! Ты у меня там один балатонский салат жрать будешь! – ехидничал я.
- Убью! Покалечу! Это же в рот взять невозможно! - скрипела зубами супруга.
Она тоже не понаслышке была знакома с этим фирменным яством. В студенческие годы ей с подружками приходилось закусывать сей кислятиной даже сухое вино. И, судя по ее реакции, это было действительно суровое испытание…
Первое пришествие
С некоторых пор я разлюбил летать на самолете. Нет, я не боюсь, что он вдруг упадет, и плохо в полете мне никогда не бывает. Собственно, причины этой внезапно развившейся идеосинкразии лежат на грешной земле и носят комплексный характер. Тут можно долго рассказывать про цены, уровень сервиса, задержки рейсов и т. п. Но такие же претензии можно предъявить и к железной дороге. Дело, скорее, в другом – в отношении к пассажирам. А на авиатранспорте это отношение за последние годы упало ниже плинтуса. Наш багаж беззастенчиво потрошат и теряют, прозрачно намекая, что так будет со всеми, кто откажется от недешевых услуг мафии упаковщиков. Нас, словно арестантов, заставляют снимать брючные ремни и обувь. Мы, как жертвы нацистских гетто, понуро бредем босиком, прижимая к груди нелепые тазики, наполненными пиджаками, ботинками, мобильниками, часами, очками, ключами и мелочью. И не дай бог, кто-то проявит неповиновение! Однажды во Внуково наш рейс, и без того вылетавший с задержкой, в полном составе высадили из самолета и заставили проходить спецконтроль заново только потому, что кто-то один забыл расстегнуть на штанах ремень. И это еще не верх маразма, хотя Внуково не зря считается самым отстойным из московских аэропортов. В Праге я видел, как через рамку металлоискателя прогоняли… экипаж самолета (очевидно, кто-то допускал мысль, что пилоты могут захватить и угнать сами себя)! А отобранные маникюрные ножнички? А изъятые флаконы с шампунем? И ведь что обидно – все это списывают на происки злых бородатых дяденек, которые в свое время пообещали по семьдесят девственниц каким-то недоумкам!
Полагаю, недоумки были очень разочарованы по прибытии на конечный пункт, но зато злые дяденьки в конечном итоге добились даже большего, чем хотели. Дело даже не в башнях-близнецах и синхронно упавших в русских полях по милости «баб-кенгуру» двух наших «Туполевых». Гораздо важнее, что параноидальные меры безопасности (большей частью абсолютно бессмысленные), введенные вслед за этим на авиатранспорте, всерьез и надолго отравили существование всей западной цивилизации, не мыслящей себя без полетов. Глядя на то, как теперь над нами измываются за наши же деньги, злые бородатые дяденьки наверняка довольно потирают руки…
А тут еще мой железный сустав, который звенит в рамке, даже если я голый! То есть опять кто-то будет меня ощупывать и требовать доказательств, что я не верблюд… Нет уж, заявил я. Коль скоро Венгрия – не остров, и туда ходят поезда, то поездом мы и поедем. И унижений меньше, и интереснее на порядок. Супруга особенно возражать не стала, а сына мы и вовсе не спрашивали – он в то время еще наслаждался в компании бабушки прелестями воронежского Черноземья.
Но впервые мне было суждено попасть в Венгрию именно на самолете. Шел 2006 год, и, как я уже говорил, мне предстояла очередная загранкомандировка. Маршрут ее был довольно заковыристый. На повестке дня стояли сразу две страны. Сначала мы должны были потолковать с нашими венгерскими партнерами в городе Ньиредьхазе, потом нас ждали дела в итальянском Милане. Наиболее предсказуемым образом был преодолен отрезок от родного города до столицы нашей родины Москвы. Дальше все пошло куда веселее.
Взглянем на карту Европы. Как бы маршрутом вы воспользовались бы на нашем месте, продвигаясь на запад? Полагаю, кратчайшим: Москва – Будапешт – Милан. Но это если бы вы ехали на машине или на поезде. А в авиации свои резоны. Так что из Москвы у нас были прямые билеты не в Будапешт (что было бы в высшей степени логично), а в… Милан, лежащий в полутора часах лета западнее. Затем из Милана нам предстояло через пару часов вылететь обратно на Будапешт, а через пару дней снова возвращаться оттуда все в тот же Милан! Этот хитрый противолодочный зигзаг мы вынуждены были заложить потому, что только так можно было взять билеты туда и обратно на самолеты одной авиакомпании – в данном случае итальянской «Алиталии». Тогда вступает в действие система скидок, и билеты в бизнес-класс обходятся практически по цене экономического. Но «Алиталия» из Москвы в Будапешт, понятное дело, не летает, вот и образовалась та самая загогулина в две тысячи километров. Мы, конечно, теряли из-за нее несколько часов времени, но это было еще терпимо. Смущало другое. Что делать, если мы, на ночь глядя, не успеем на стык в Милане?
Надо ли говорить, что так оно и произошло! Началось с того, что самолет «Алиталии» Москву прибыл с опозданием на два часа. И с вылетом он тоже задержался на те самые два злополучных часа.
При других обстоятельствах, оказавшись в миланском аэропорту «Мальпенса», я бы кинулся предаваться воспоминаниям – как же, это ведь мой первый заграничный аэропорт, я тут 15 лет не был! Но настроение было явно неподходящим. Во-первых, будапештский рейс десять минут назад благополучно упорхнул без нас. Во-вторых, хотя билеты нам на утро и переоформили, выяснилось, что выйти «в город» на предмет где-нибудь переночевать и чего-нибудь скушать мы не можем, потому что наши итальянские визы открываются только через два дня. По идее, на этот случай существуют транзитные суточные визы, но попробуй их получить! – вечер, воскресенье, начальство неизвестно где, а мелкие сошки решать ничего не хотят. Ну, и самое мучительное для некоторых: зверски хочется курить, а в аэропортах цивилизованной Европы, оказывается, этого делать больше не разрешают. Нигде, даже в туалетах! То есть, если хочешь, кури – но штраф 500 евро. Тут уж один из моих попутчиков, хорошо говорящий по-английски, совсем взвился: «Как это так! В Лондоне транзитную визу дают, в Амстердаме – дают, а у вас, видите ли, выходной! Мы пассажиры бизнес-класса! Мы опоздали на коннект по вине авиакомпании! Нам обязаны предоставить бесплатный отель! Где у вас тут офис «Алиталии»?!» На что ему с наглой рожей сообщили: «А в «Мальпенса» офиса «Алиталии» вообще нету!»
Принимать все на веру в нынешней объединенной Европе – это себя не уважать. Так что прошли мы с горя спецконтроль и, не пересекая таможенной границы, отправились прочесывать нейтральную зону аэропорта. И что вы думаете? Нашелся офис, как миленький! За стойкой две симпатичные синьорины. Тут, надо сказать, от хорошего английского моего попутчика толку было уже больше, чем от моего плохого итальянского. Когда я впервые побывал в Италии (это еще до развала СССР было), ситуация была совершенно другая. По-английски аборигены тогда практически не говорили (а если и говорили, то с жутким акцентом), так что волей-неволей пришлось совершенствовать свой итальянский, благо провел я там целый месяц. Теперь времена другие, итальянцы – кому надо – здорово подтянули свой разговорный английский. Вернее, их тоже жизнь заставила.
Так вот, изложили мы свои проблемы, и закрутилось дело! Девчата минут двадцать, наверное, с телефонов не слазили. Ну, а мы тем временем выпили халявного виски (имели полное право, как пассажиры бизнес-класса) и даже договорились, чтобы нам разрешили втихаря подымить в ихнем служебном сортире. А там, глядишь, и проблема рассосалась. Все нам дали итальянские канальи – и транзитную визу, и номера в отеле (все бесплатно, естественно). Причем, самая хохма была в том, что еще час назад нас уверяли, что получить визу ну никак невозможно по целой куче причин, а когда эту самую визу выдали, то в ней стояло буквально следующее: «Мачулин + 3» То есть виза на меня и еще трех хренов с бугра, без разницы кого именно. Этот внезапный переход от непробиваемой бюрократии к такому откровенному раздолбайству нас просто потряс. Я еще потом шутил: «Надо было вместо вас провести через границу каких-нибудь трех лишенцев из Анголы, а вас в аэропорту бросить!»
В общем, вместо роскошной ночевки в центре Будапешта на улице Ваци (где нам забронировали номера мадьяры) пришлось довольствоваться бесплатной гостиницей в пригородах Милана. Набралось таких товарищей по несчастью полный автобус – и это только с вечерних рейсов. На что один из нас злорадно заметил, что теперь, кажется, понимает, почему «Алиталия» несет хронические убытки и вообще будет вскорости кем-нибудь поглощена.
Не стал бы вообще педалировать итальянскую тему, но Венгрия теперь тоже в Евросоюзе, и они со старой Европой вроде как должны быть одним миром мазаны. Отнюдь – там в аэропортах курить пока еще можно. Не везде, конечно, но – можно. И от этого ощущение «евромаразма» немного отступает. Но это опять что-то вроде анонса.
Наутро вылетели в Будапешт. Видел из окна Альпы. Красивые горы. В аэропорту «Ферихедь-2» сели почти по расписанию. Начался венгерский этап нашей одиссеи.
- Йо напот киванок, Мадьярорсаг! – прочувствованно произнес я, ступая на неизведанную землю Паннонии .
Признаться, было немного волнительно. Какими они окажутся, эти загадочные мадьяры, с которыми мы воевали обе последние мировые войны, а потом сорок лет с переменным успехом пытались дружить? На этот счет у меня с детства имелся некий подспудный стереотип, вскормленный опереттами Имре Кальмана, согласно которым истинный венгр должен быть импозантен, певуч, черноволос и вообще немного смахивать на цыгана. Вот и тут я, грешным делом, ожидал увидеть среди толпы встречающих статного усатого гусара, гонведа или как там еще называют местных добрых молодцев.
Навстречу нам вышел белобрысый щуплый мужичок с настолько простецким лицом, что я подумал, что мы перепутали страну.
Дальше путь наш лежал через всю Венгрию в город Ньиредьхазу. Добрались мы до нее на машине часа за четыре. Ньиредьхаза оказалась симпатичным промышленным городком без особенных претензий, по населению вроде нашей Ухты, но, конечно, гораздо цивильнее. Зоопарк там вообще суперский, однозначно круче московского. В смысле, людей там было мало, а зверей много, а не наоборот, как в Москве. И гуляли все эти африканские слоны, пантеры, павианы, лемуры и носороги чуть ли не на свободе – огромные загоны и вольеры в которых они обитали, порой создавали именно такое впечатление. И это, заметьте, в конце ноября и под открытым небом!
Запомнилась оригинальная национальная еда, в частности упомянутое уже «жаркое по-цыгански» (роскошно приготовленная жареная свинина с перцем и чесноком), а также «бифштекс по-татарски» (сырой мясной фарш, перемешанный с сырым яйцом и кучей специй). Из местных напитков запал в душу крепкий ликер «Уникум» (я бы назвал его венгерским вариантом знаменитой чешской «Бехеровки»). А вот настоящее токайское вино удалось купить только в «дьюти-фри» будапештского аэропорта – воистину странно, поскольку город Токай расположен буквально под боком у той же Ньиредьхазы. В общем, местная кухня и выпивка также впоследствии сыграли свою роль в моем стремлении продолжить знакомство с Венгрией.
Памятник Лайошу Кошуту и мемориальная доска в честь Имре Надя в центре города напомнили мне о собственной юности. В частности, о том, как в начале 80-х в руки мне с подачи ныне покойного старшего брата попалась изданная во времена хрущевской оттепели книга о венгерских событиях 1956 года . Книга сия так перепахала мое мировоззрение и настолько потрясла неокрепший юношеский разум, что мы с одним моим другом (также прочитавшим эту книгу) стали называться в личном общении венгерскими именами, и продолжалось это довольно долго. Именно там я впервые прочел, что творилось в застенках госбезопасности этой «образцовой» социалистической страны. Впрочем, куда большее впечатление оставило описание реальных фактов трагических событий, что разыгрались в «братской» Венгрии сразу после того, как XX съезд КПСС дал странам народной демократии отмашку к отходу от сталинских методов. Детали того, как был открыт ящик Пандоры, выпущен из бутылки такой кровавый джинн, что я до сих пор удивляюсь, как его тогда удалось загнать на место…
Что сейчас известно о тех горячих днях? Ничего. Даже в самой Венгрии вам в лучшем случае заученно ответят, что коммунистические власти расстреляли тогда демонстрацию молодежи, а потом всех, кто уцелел, додавили русские танки. Вряд ли вам скажут, что русские танки, наоборот, были выведены из Будапешта в самом начале той двухнедельной заварухи. Едва ли вспомнят, как «национальные гвардейцы» (которых, кстати, поддержал и вновь назначенный премьер-министр, и командующий будапештским гарнизоном – ничего себе, антиправительственное выступление!) после вывода наших войск несколько дней безнаказанно вешали на фонарях, рубили головы, затыкали рты партбилетами, приколачивали ножами к стволам деревьев и наслаждались агонией своих истекающих кровью политических оппонентов, среди которых, кстати, были не только мужчины. Как озверевшие от крови и палинки «байтарши» демонстративно жгли трупы убитых на кострах из неправильной, с их точки зрения, прессы. Как наряжали витринные манекены в окровавленную форму советских солдат. Как бросали гранаты в окна госпиталей. Как устраивали знаменитые «русские тройки», когда пойманных сотрудников госбезопасности (или тех, кого повстанцы к таковым причисляли) привязывали по трое за ноги к бамперам машин и возили так по асфальту, пока от лиц ничего не оставалось? Нет, вам этого, конечно, не скажут.
Кстати, уличные бои в Будапеште велись с таким размахом, что после них многоэтажные дома шли под снос. Город действительно захлебнулся в крови! И ладно бы шла война, как в сорок пятом – тогда по пояс в этой жидкости стояло пол-Европы, а оружие было на руках почти у каждого мальчишки. Главный ужас ситуации заключался в том, что все это творились в мирное время, в одном из культурнейших городов Европы, и при этом недостатка в оружии у пьяных от крови «национальных гвардейцев» не было! Так что наивно представлять все случившееся этаким спонтанным выступлением безоружной молодежи против ненавистных угнетателей. Не будем божьими коровами, ЦРУ там тоже поработало на славу, и тому имеется море доказательств. Так что вопрос, кто открыл стрельбу с крыш домов по демонстрантам в тот черный день 23 октября 1956 года, лично для меня так и остается открытым…
После той книги я, не побоюсь этого слова, стал другим человеком. А словосочетания вроде «в крови захлебнулся Будапешт», «Большой Имре», «Свободное радио Кошута» и «панический голос Ньиредьхазы» прочно впечатались в мое сознание. Конечно, те времена в Венгрии прошли, и пятна крови давно смыло с мостовых Будапешта. Но страна эта навсегда приобрела для меня особенный, немного жуткий и немного романтический, ореол. И я, конечно, мечтал увидеть ее своими глазами – еще и поэтому.
О, времена! О, нравы!
«Писай в урны, мучай кошек,
Грабь по пятницам сберкассы!»
(В. Шендерович)
Но прежде чем вернуться к венгерской теме, хочу немного поговорить о России и россиянах. А также об общечеловеческих ценностях – моральных и материальных. Когда в конце 80-х - начале 90-х годов нашей общественной морали усиленно ломали хребет об американское колено, я не испытывал особенного сожаления, поскольку был молод, циничен и безответственен. Так что момент, когда в массовом сознании нашего народа желание честно заработать сменилось тупым стремлением «срубить бабок», я бездарно прозевал. И очень удивлялся потом людям, которые, не особенно даже стесняясь, с легкостью ставили под сомнение свою репутацию честного человека ради сиюминутной (порой копеечной) выгоды. Кстати, я был неправ. Они все, за редким исключением, неплохо поднялись. А репутация у них теперь… о, только тронь!
Однако речь в данном случае не об акулах бизнеса или коррумпированных ментах. Есть специфические категории граждан, которых принципиально не интересует в посторонних людях ничего, кроме их кошельков. Первая – это уличные попрошайки. Вторая – ворье. Третья – таксисты. Четвертые – страховые агенты. Последние особенно гадки, так как усиленно косят под порядочных.
Но есть и еще одна категория. Это приемщики камер хранения на Киевском вокзале. Они придумали такое, на фоне чего идея Остапа Бендера продавать билеты туда, куда их сроду не требовали, уже не кажется особенным мошенничеством. В конце концов, великий комбинатор брал более чем скромно…
Итак, что придумали эти доблестные стражи чемоданов? Ни много, ни мало, как шантажировать пассажиров угрозой безопасности их багажа! А как еще можно было расценить навязчивые понуждения приемщиков страховать сдаваемые на хранение вещи, как будто той суммы, что я должен заплатить по тарифу, и так недостаточно, чтобы я со спокойной душой мог идти осматривать достопримечательности столицы?! Официальный тариф – от 54 до 89 рублей на место. Но за эти деньги вы багаж, как я уже говорил, в камеру не сдадите. Во сколько же вам обойдется дополнительная страховка? В пять процентов от заявленной страховой суммы. Теперь – внимание! – простая арифметика. Допустим, вы оценили ваш кофр с ноутбуком, дорогими рубашками и бутылкой коньяка в скромные тридцать тысяч. Стало быть, 54 рубля автоматически превращаются в 1554 рублей в сутки! Давит жаба? Минимальная страховая сумма, на которую соглашается приемщик, две тысячи рублей с чемодана – стало быть, при таком раскладе он положит себе в карман всего один стольник. Но тогда уж не удивляйтесь, если ему вдруг приспичит покопаться в вашем багаже или присвоить его. В любом случае он просто вернет вам те самые две штуки и попросит больше его по этому вопросу не беспокоить. И сильно сомневаюсь, что в наваре останетесь вы, а не он.
Кстати, никакого упоминания о принудительности взымания такого рода страховки (если она вообще была законным делом) в вывешенных рядом правилах ничего сказано не было. Но… Вы когда-нибудь пробовали договориться с кровососущим насекомым? Его можно либо убить, либо дать насосаться твоей крови. Убить приемщика я не мог…
Тут же, прямо возле камер хранения, Огромный ухитрился жестоко облиться горячим шоколадом из автомата. А всю одежду мы уже сдали в багаж. Но это так, к слову.
Запомните – Киевский вокзал. На Ярославском работают более приличные люди.
Незалежная Украина
«Семен Васильевич Петлюра! -
Кричат хохлы, махая салом…»
(А. Лаэртский, «Петлюра в Киеве»)
Рискуя нарваться на неприятности, сразу скажу, что до сих пор воспринимаю в душе независимость Украины как некий исторический нонсенс, более того – отношусь к этому с изрядной долей юмора. Такое же убийственно-несерьезное отношение наблюдается у меня и к украинскому языку. Да простят такие речи хохлы и хохлушки всех степеней «щирости», но иначе у меня просто не получается. Во-первых, я сам родился на Украине, о чем имеется соответствующая запись в паспорте, да и потом бывал в тех краях – так вот, авторитетно заявляю, что «украинские» харьковчане говорят по-русски чище, чем их соседи с исконно русской белгородчины. Во-вторых, в детстве я неоднократно гостил у родни по материнской линии на не менее русском Ставрополье, и именно там мне впервые пришлось ломать голову на предмет разгадки тайны разницы слов «хай» и «нехай». Ибо все тамошние хуторские бабульки изъяснялись промеж собой на диалекте, до боли напоминающим язык Тараса Шевченко и Леси Украинки – кстати, при этом они были свято уверены, что говорят именно по-русски. Смачные фразочки типа «що цэ такэ», «ось вона як» и «хучь гирше, да иньше» я впитал с молоком матери. Отец мой, коренной русак-курянин, тоже немилосердно «ш;кал» в разговоре. И вы знаете – все это был великий и могучий русский язык, абсолютно органичный и большей частью абсолютно понятный. А что в таком посконном варианте – ну так деревня же! Поэтому меня, честное слово, бесит, когда на телевидении забивают ненужным переводом выступления украинских политиков, не давая в полной мере насладиться их умилительным деревенским выговором южнорусской глубинки, столь забавно звучащим из уст серьезных с виду городских людей.
При этом, как человек законопослушный и, смею надеяться, образованный, я прекрасно отдаю себе отчет в нынешних реалиях. Есть такая страна – Украина. У нее есть свое правительство, свои деньги, свои законы и свои песни. Более того, по своему населению и промышленному потенциалу Украина накрывает ту же Польшу, как бык овцу (на Украине пять городов-миллионеров, в Польше – всего один!), хотя исторически всегда считалась у последней на подхвате. Но вот хоть убей, не могу я воспринимать всерьез «жовто-блакитную» государственность, и все тут! И, боюсь, это чувство останется со мной уже навсегда… Кстати, интересно – разрешают ли продавать на Украине сыр «Хохланд» под оригинальным названием?
Ранним утром прибыли в Конотоп. Пустая платформа была заранее оцеплена стоящими с десятиметровым интервалом украинскими погранцами – до невозможности серьезными ребятами в фуражках и девчатами в беретках. Враг не пройдет! Ни грамма сала москальским упырям! Обхохочешься.
Стук в дверь купе. На пороге – молодой человек в форме.
- Доброе утро, паспортный контроль! Куда едете?
Странно, даже без акцента. А я-то надеялся – сейчас как завернет на «ридной мове»! А я ему – в ответ! Но, видать, не судьба…
- Вот и вот, - протягиваю я ему наши заранее приготовленные корочки с вложенными внутрь миграционными картами.
- Та-а-к, - с любопытством вертит он в руках наши паспорта, - Юрьевна?
- Юрьевна, - киваю я на протирающую глаза Наталью, - Жена.
- Понятно. Хм, Юрьевна… Можно лицо ребенка посмотреть?
Пытаюсь растолкать лежащего на средней полке Огромного и повернуть его физиономией к нам. Наталья недовольно ворчит.
- Юрьевна! – ухмыляясь, как собственной куме, цыкнул на Наталью погранец, - Какие проблемы, Юрьевна?
Фотография Огромного, вклеенная в натальин загранпаспорт, имела безусловное сходство с заспанным оригиналом. Украсив наши паспорта штампами конотопского погранпоста, привратник украинских нив заученно откозырял и переместился в соседнее купе. Вот и все. Что же касается таможенного контроля, то никакого интереса к нашим вещам никто так и не проявил.
Освещаемый утренним солнышком, поезд резво мчался средь зеленых украинских весей. Особой разницы с покинутой нами Россией пока не ощущалось. Ридна ненька Украина внешне выглядела примерно так же.
- Меняю рубли на деньги! – раздался вдруг из коридора зычный голос подсевшего в Конотопе торговца местной валютой, - Рубли – на деньги!
Гривны на дорожный прокорм я купил еще в Москве, но сама постановка фразы и ее патриотическая отточенность привели меня в восторг. Ай да хохлы!
- Интересно, кильки хохлобаксив трэба, щоб куповаты тута який-нить харч? – спросил я сам себя, начиная подумывать о завтраке.
Вообще, идея называть украинскую валюту «хохлобаксами» не моя, повелось это еще с первых украинских денег-купонов, пришедших на смену советским рублям. Нынче бал на Украине правит гривна, с рублями ее даже чисто внешне не спутаешь. Один гетман Мазепа на десятигривенной купюре чего стоит! Для нас – изменник и предатель, для них – национальный герой. А что присягу нарушил, так он, может, пальцы крестиком держал. Опять же, надурить москальского царя – святое дело.
Не только по Мазепе у нас разногласия. Самый вопиющий случай (после воровства газа, конечно) – Степан Бандера. Этот мало того, что против своих воевал, так еще и союзничка выбрал самого неподходящего – Адольфа Гитлера. За такое в приличном обществе с тобой в одном поле никто чай пить не сядет. Тем не менее, в «западенском» Тернополе в честь Бандеры назвали центральный проспект города, самолично вывеску видел. Ну, вот не нашлось на тернопольщине более достойной кандидатуры! Так, глядишь, и в честь Петлюры что-нибудь назовут… С Севастополем тоже какая-то ерунда вышла. Ведь не относился он никогда к Украинской ССР, всегда был закрытым городом союзного подчинения. Как он в один прекрасный день оказался в составе незалежной Украины, до сих пор никому непонятно.
Ну, а за исключением этих досадных казусов все говорит о русско-украинском родстве душ. Даже километраж на украинской «зализнице» до сих пор ведется от Москвы.
Киев встретил нас новостройками левобережной Дарницы, ядовито-зелеными разводами на зеркале практически стоячего Днепра и расставленными вдоль трасс плакатами с изображениями Ющенко в компании вселенского патриарха Варфаломея. В целом же столица Украины показалась мне вполне цивилизованным и динамично развивающимся городом. Во всяком случае, вокзал там после реконструкции выглядит более чем солидно. Стекло, отделка, переходы, в холле чуть ли не пальмы растут. Дубляж объявлений, опять же: прибыл поезд из Варшавы – по-польски, из Москвы или на Москву – по-русски. А уж бутерброд с салом, который я купил там же на обратном пути… о, это было действительно нечто. Вот после таких гастрономических откровений и укрепляется взаимопонимание между народами! Лично я, отведав тот волшебный бутерброд, был готов запросто простить хохлам даже Мазепу на купюре, которой я за него расплатился
А потом потянулась Правобережная Украина. Там тоже ничего не напоминало заграницу. Те же машины, те же стандарты. На переезде через сонный зеленый Южный Буг с любопытством лицезрел симпатичную дивчину в аппетитных черных стрингах, как ни в чем ни бывало купающую в реке собаку – здравствуй, попа, новый год. На станции Гречаны, сразу за Хмельницким, купил у бабульки по сходной цене штук двадцать вкуснейших вареников с картошкой. Переехали речку Збруч – внимание, мы уже на территории довоенной Польши. А вот и Львов. Да, ближе к его центру уже чувствуется, что это не вполне наша земля. Но – опять же, при чем тут Украина? Вот эти обшарпанные кварталы, явно оставшиеся еще со времен Австро-Венгерского владычества? Воистину – где хохол прошел, там еврей заплакал… ну, или поляк.
В этом городе я впервые побывал, когда еще был жив Брежнев, двадцать семь лет назад, и уже тогда он поразил меня какой-то непривычной «заграничностью». Непохожая на нашу архитектура, брусчатка вместо асфальта, суженная колея трамваев, костелы с объявлениями по-польски и польскими флагами внутри, нищие в подземном переходе… да-да, впервые человека с протянутой рукой в СССР я увидел именно там. Кстати, судя по внешности, этот человек тоже был явным поляком. Такая вот Украина.
Но вокзал во Львове действительно знатный, аж с двумя дебаркадерами над путями! Недаром две мировые войны пережил. Хотя след от одной из них до сих пор красуется на клепаной стальной опоре, которая когда-то была пробита навылет через все слои не то малокалиберным бронебойным снарядом, не то пулей от противотанкового ружья.
Ночью переезжали Карпаты. Это было поистине феерическое зрелище. Поезд, прихотливо изгибаясь и скрежеща от натуги, упорно карабкался в горы. В окно вагона поочередно виднелись то глубокие долины с огоньками домов, то поросшие лесом склоны. Яркая, как фонарь, полная луна металась из окна в окно, появлялось то справа, то слева, то и вовсе исчезала напрочь, когда мы въезжали в очередной туннель.
Я был настолько заворожен всем этим, что когда поезд, выбравшись из гор, остановился в каком-то закарпатском городке, искренне позавидовал одинокой молодой парочке, невесть зачем околачивавшейся на пустынной ночной станции. Не знаю, как при свете дня, но неверном лунном сиянии все вокруг выглядело просто идиллически. Хотя и совершенно не по-украински – опять-таки, в моем понимании этого слова.
А потом был Чоп.
Тут последует еще одно лирическое отступление.
«Тисса» над Тиссой
«Средь размытых берегов река
Катится прозрачна, широка…»
(Шандор Петефи, «Тисса»)
Дальше будут необъятные степи Украины, бескрайние равнины средней полосы, величественная сибирская тайга и берег Тихого Океана. Но сначала будет Чоп. Так, или примерно так, написал не то Песков, не то Чивилихин, в одной давно прочитанной мной книге.
Чем же заслужила такую честь эта средних размеров железнодорожная станция? Тем, что являлась одним из главных западных пограничных форпостов великого Советского Союза. Всего их было – по пальцам одной руки пересчитать. Самый известный – это, конечно, Брест. Брест вообще был неким символом. Брестская крепость, Западный Буг, страшный рассвет 22 июня 1941 года… О закарпатском Чопе, стоящем над Тиссой, известно меньше, но в послевоенные годы он играл не менее значительную роль в жизни советских людей. Да, за него не велись кровопролитные бои, и крепостей вокруг тоже не видно, но зато отсюда пути из СССР шли сразу в две сопредельные страны: Чехословакию и Венгрию. А что значило в советские времена сакральное слово «граница» люди моего поколения прекрасно помнят.
Поездка за границу для подавляющей части советских людей была несбыточной мечтой, потому что нельзя было просто так взять и поехать. Ну, разве что на танке. А так, чтобы высунуть нос за пределы родной страны, надо было пройти жесткий отбор по месту работы и собрать кучу справок разного рода инстанций и вообще всячески доказать свою лояльность – все это, повторяю, еще только ради получения загранпаспорта и ВЫЕЗДНОЙ визы. Словом, поездки «туда» были уделом немногих. Потом правила стали на глазах упрощаться, причем иногда до такой степени, что я сам диву давался. Если перед отправкой в Италию в марте 1991 года меня заставили получить визу, пройти медицинское обследование и вылечить зубы, то уже в августе того же года я с шумной толпой ошалевшей от запаха свободы молодежи пересекал польскую границу в Бресте по внутреннему советскому паспорту! Правда, это была разовая акция (польские власти вскоре одумались), и все вернулось на круги своя, но разрешения на выезд из России больше не требовалось. Захлебнувшаяся в потоках челноков граница тут же лишилась львиной доли своей сакральности, но едва ли кто-то об этом хоть раз пожалел.
Тем не менее, здесь по-прежнему сходятся два мира – наш и не наш. За спиной родное постсоветское пространство, впереди – объединенная Европа. Серьезное место! И пусть неприступная граница Советского Союза превратилась на этом отрезке в маловразумительный украинский «кордон», в отличие от Конотопа, в Чопе она отнюдь не бутафорская. Все-таки Евросоюз на том берегу. Шенгенская зона. НАТО. Оттого и б;льшая солидность в действиях и поведении тех же пограничников. Притеснений пассажирам не чинили, но паспорта забрали на проверку. Хотя симптоматично, что опять никто не произнес ни слова на державной мове.
Для замены колесных тележек наш поезд отогнали на пару километров назад. Завертелись домкраты, под полом послышались глухие удары, и продолжалось это почти час. Когда поезд уже по европейской колее снова подкатил к вокзалу, нам вернули паспорта, но на перрон больше не выпустили – формально мы уже покинули украинскую территорию.
От Чопа до границы три километра. Контактной сети на этом участке нет, путь одноколейный. Запряженные в маневровый тепловоз, медленно продвигаемся вперед. Видно, как вправо отворачивает ход на Словакию. А вот и мост через Тиссу – воспетую венгерскими поэтами реку, давшую название нашему фирменному поезду №15. Ненадолго притормаживаем перед ним – и вперед, на ту сторону. В предрассветном мраке мерно бухают стальные фермы. Река оказывается не слишком широкой. Несколько секунд – и мы в Венгрии.
Снова скрипят тормоза.
- Водка? Сигареты?
Это уже Захонь, венгерский визави Чопа. Тычу пальцем в заранее выложенный на полку початый блок «Честерфилда».
- Блок?
- Два! – честно растопыриваю я пальцы вилочкой.
- О’кей!
Вот и весь таможенный досмотр. Ай, люблю тебя, Европа!
Пока стояли, окончательно рассвело. Когда через час тронулись, спать уже не хотелось. И то сказать, за окном вагона было на что посмотреть. Надписи на латинице, маленькие, словно игрушечные, локомотивы, красные черепичные крыши. Вот это, я понимаю, заграница! Притормозили в знакомой мне Ньиредьхазе – Иштван, Янош, как вы тут? Довольно долго стояли в Дебрецене, втором по величине городе Венгрии. Перед Сольноком снова переехали Тиссу. Она и тут не впечатляла своими размерами, да еще и цвет у нее был, как у кофе с молоком – этакая Сетунь-переросток (последняя ремарка для особо продвинутых москвичей).
- Вот, Наталья, смотри – великая венгерская река!
- Что-то она какая-то грязная, - скептически хмыкнула супруга.
- Уж какая есть…
До Будапешта оставалось ехать чуть больше часа.
Очарования и разочарования
«А мечта, не снижая полета,
До заветной до цели достала.
И, достав, воплотилась во что-то,
Но мечтой уже быть перестала…»
(А. Макаревич, «Три сестры»)
Оказаться в современной Европе – это как послушать Иосифа Бродского в исполнении автора. Вроде как и красиво, но тоска обуревает. Гундервассер не спасает. Он, если бы видел одну из дач под Ухтой, кирпичную снизу, бревенчатую в середине и дощатую сверху, удавился бы от зависти. Впрочем, о Гундервассере чуть позже.
А пока хочу сказать вот о чем. Пожалуй, главное чувство, которое я обычно испытываю, посещая намоленные туристами места – это неизбежное разочарование. Участи этой избежала лишь Италия образца 1991 года – настоящая, еще не изуродованная глобалистской унификацией и не наводненная иностранцами. А потом пошло-поехало: южный берег Крыма зарос колючками и татарами; абхазское вино – вообще не вино; турки любезны и обходительны только с женщинами; знаменитая греческая фава – просто гороховая каша (у нас такой солдат кормили), а лабиринт Минотавра – никакой не лабиринт… Даже на Канарах у меня редко когда отвисала челюсть от восторга, ибо там полно приезжих жуликов, холодная вода в океане и в нем нет ракушек.
Я далек от мысли критиковать страны, которые посетил. В конце концов, они не обязаны соответствовать моим представлениям о них. И мне, по большому счету, было там хорошо. Но почему-то всюду у меня возникало ощущение, будто я ждал чего-то большего.
Говорят, самое большое разочарование у туристов вызывает Эйфелева башня. Такова плата за расставание с мечтой о чем-то великом.
На этом фоне особенно начинаешь ценить скромное обаяние улочек Праги и Хельсинки, в которые влюбляешься сразу и бесповоротно. Потому что не ждешь от них ничего особенного, а в результате – именно что челюсть отвисает. Кто хоть раз поднимался вечером на пражские Градчаны или потрясенно замирал ночью у подножия памятника Александру Второму на Сенатской площади финской столицы, легко меня поймет. Рискую прослыть избалованным снобом, но еще раз повторю – не ищите ярких ощущений там, где до вас бродили толпы. В них не будет абсолютно никакой приватности. Если хотите знать, то самое острое чувство «географического» кайфа я ощутил, сидя в гордом одиночестве на берегу Енисея. Вот этого я точно никогда не забуду.
Так что неудивительно, что во второй раз та же Италия вызвала у меня больше скепсиса, чем восторга. Во многом потому, что некогда я имел неосторожность искренне влюбиться в эту страну и жил под этим впечатлением все последующие годы. Увы, с тех пор пылкий влюбленный превратился в разборчивого привереду, а годы разлуки отнюдь не сделали мою пассию привлекательнее…
От Венгрии я, напротив, не ждал никаких откровений. Среди мотивов моего второго здесь появления не фигурировали ни синее море, ни снежные горы, ни всемирно известные музеи, ни античные развалины – да, собственно, ничего этого в Венгрии и нет. Поэтому отсутствие высоких платформ на вокзале Будапешт-Келети (Восточный) и слегка обшарпанные дома на главной улице Ракоци меня ничуть не удивили.
Встречавший нас на вокзале водитель-мадьяр с совершенно непроизносимым именем не говорил ни по-русски, ни по-английски. Вот это было действительно странно.
Тем не менее первая наша экскурсия по Будапешту удалась. Путь наш лежал через всю венгерскую столицу, с востока на запад. В руках у меня была карта города, полученная в качестве утешения в вокзальном обменнике – после того как там мне по совершенно грабительскому курсу поменяли на форинты сотню евро. Посильную помощь оказывал и водила, которому предстояло везти нас аж до самого Балатона – в конце концов, большинство топонимов одинаково звучат на всех языках. Я сижу справа от него и с любопытством пялюсь через лобовое стекло.
Поминутно застревая в пробках, едем по Пешту. Улица Ракоци, знакомое название.
- Астория! – с гордостью указал водила на знаменитую будапештскую гостиницу.
Так вот где жил в 1956 году автор «Черных колоколов»? Поистине историческое место.
- Эржебет хид!
Впереди действительно маячит огромная белая рама одного из двух пилонов моста Эржебет. Ого, стало быть, подъезжаем к Дунаю! Вот, наконец, я его и увижу вблизи. А то все с самолета…
- Д;на!
Да понимаю я, господин хороший! Дунай оказывается белесой многоводной рекой шириной метров четыреста. К набережным кое-где пришвартованы небольшие прогулочные суда. Ничего похожего на четырехпалубные волжские красавцы не наблюдается, но для Европы реки такого масштаба редкость, и тут венграм определенно есть чем гордиться. Прямо впереди, сразу за Дунаем, высится большой зеленый холм – гора Геллерт. На вершине ее виднеется прекрасно знакомая мне по фотографиям эффектная статуя девушки с пальмовой ветвью – монумент Свободы. Жадно кручу головой по сторонам, стараясь ничего не пропустить – ведь ни до, ни после этих секунд таких роскошных видов не было и не предвидится. Ага, вот справа Цепной мост, дальше виден остров Маргит. А слева?
- Сабадшаг хид! – чуть шепеляво и немного растянуто (ох уж эти братья угро-финны!) подсказывает водила.
Правильно, это мост Свободы. Мост Петефи дальше, его отсюда не видно. Наконец, Дунай пересечен. За спиной остается равнинный Пешт, впереди – горная Буда. Именно горная, потому что назвать зеленые кручи будапештского правобережья холмами было бы как-то несолидно. Уходим от моста Эржебет резко вправо, огибая гору Геллерт с севера. Последней из достопримечательностей видны тылы комплекса бывшего королевского дворца – и все, историческая часть города заканчивается. А вскоре иссякает и сам Будапешт.
Мы еще неоднократно будем сюда возвращаться. Но то первое появление в венгерской столице запомнилось особенно. Без восторженных речей экскурсоводов; без рекламы местных чудес света; без поучений, куда лучше пойти и что лучше купить; вообще без ничего. Вот он я, вот он Будапешт, и вот несколько минут, чтобы завязать знакомство. И вы знаете – мы друг другу понравились. Ну, может быть он мне немножко больше, чем я ему. Так что денег в вокзальных обменниках я от греха подальше больше не менял…
Мы мчимся к Балатону. Карту Будапешта на моих коленях давно сменила всевенгерская четырехкилометровка. Огромного клонит в сон, жена тоже клюет носом, но я не могу, да и не хочу позволить себе такую роскошь. Несмотря ни на что, вокруг есть много интересного. Мне вообще интересно все, что «не как у нас».
- Гляди, Наталья! Вот про эти шарики на ЛЭП я тебе и рассказывал!
Речь о непонятных оранжевых шарах, нанизанных на провода высоковольтных линий, столь удививших меня еще два года назад. Наши энергетики обходятся без этих странных прибамбасов.
А вот шоссе огибает Секешфехервар (язык не сломали?), который с детства был известен мне лишь как место, где выпускают автобусы «Икарус». Но, как выяснилось, это еще и один из старейших мадьярских городов, город первых королей Венгрии в те времена, когда ни Буды, ни Пешта в помине не было.
Веспрем, центр одноименного медье (области), в котором, кстати, находится и конечный пункт нашей поездки, равно как и весь северный берег Балатона. Довольно большой по здешним меркам город, хотя внешне таковым не выглядящий. Отсюда до «венгерского моря» уже рукой подать.
Дорога в обрамлении красивых пушистых сосен ощутимо шла под гору. У поселка Чопак между домами и деревьями впервые показалось ровное молочно-белое пространство с почти неуловимым малахитовым оттенком.
- Балатон! – торжественно объявил венгр.
Впереди показался большой зеленый холм, глубоко вдающийся в озеро. Минут через двадцать мы финишировали у подъезда отеля «Тихань Клаб».
Серебряное море Венгрии
«Кому и кобыла невеста!»
(И. Ильф, Е. Петров «Двенадцать стульев»)
Венгрия не имеет выхода к морю. Этот неоспоримый, хотя и по-своему печальный факт не смог опровергнуть даже адмирал Миклош Хорти, стоявший у штурвала этой страны добрые четверть века.
Однако, если нельзя, но очень хочется… Словом, здесь озеро Балатон пришлось венграм весьма кстати – благо, в густом тумане и сильном подпитии его действительно можно спутать с морем. Но, увы, туманы здесь большая редкость, а на трезвую голову принять Балатон за море все-таки трудно. Да, он немаленький (77 км в длину и до 14 км в ширину), но противоположный берег видно отовсюду. Вода сугубо пресная, а, главное, настолько мутная, что растопыренная пятерня теряется в ней уже через двадцать сантиметров. Эта несусветная муть и дает в итоге тот самый молочный колер, так озадачивший меня в первые мгновения знакомства с Балатоном и из-за которого «венгерское море» получило поэтическое наименование «серебряного». Оно, может, по-своему красиво, но то, что маску и трубку я притащил сюда зря, было понятно даже без захода в воду.
Да и сколько ее, той воды? Конечно, нам осторожно намекали, что глубины на Балатоне не впечатляют, но кто ж знал, что до такой степени… До сих пор со смехом вспоминаю местных «купальщиков», бредущих по пояс в неаппетитных серо-бурых волнах в полукилометре от берега – это я лично наблюдал в окрестностях «южнобережного» города Шиофока, где дно озера отличается особенной отлогостью. Конечно, единожды побывав на Адриатике, человек в здравом уме на такое, с позволение сказать, купание нипочем не подпишется, но что взять с тех мадьяров, которые там не бывали? Впрочем, сами венгры относятся к особенностям своего «серебряного моря» с известной долей юмора. Чего стоит хотя бы веселый плакат на одном из пляжей, смысл которого сводился к фразе «нырнешь – станешь льготником»!
Отсюда и периодически попадающиеся камышовые плавни вдоль берегов, столь нехарактерные для морей и столь типичные для болота, от какового слова, говорят, Балатон и получил свое название.
В Балатоне водится рыба, но за право посидеть с удочкой на берегу надо платить, то бишь покупать разрешение. Словно зная об этом, в последний день нашего пребывания прямо возле отеля нагло плескалась рыбина длиною, наверное, в метр. А еще здесь жила чета белых лебедей с подросшими уже лебедятами, которые порой заставляли давать задний ход даже курсирующие через озеро паромы, потому что плавали они, где хотели.
Да, несмотря ни на что, на Балатоне существует интенсивное судоходство! Как все эти прогулочные теплоходы и паромы не садятся на мель, для меня остается загадкой. Во всяком случае, никаких бакенов и прочих знаков судовой обстановки я здесь не видел. Но будем справедливы – Балатон не настолько безнадежно мелок, как порой может показаться. Судя по карте, наибольшая его глубина (этакая местная Марианская впадина) доходит аж до одиннадцати метров! И даже я сам однажды ухитрился заплыть в такое место, где не смог донырнуть до дна. Впрочем, нырять в такой мути куда-то в неизвестность – удовольствие ниже среднего, и я не особенно старался…
Итак, в один прекрасный день венгры решили превратить единственный в стране приличный водоем в некое подобие морского курорта. Они вытравили дустом комаров и выкосили большую часть камыша. Понастроили гостиниц и коттеджных поселков. В каждом прибрежном городе появились яхт-клубы; количество яхт на Балатоне ныне просто неимоверное, настоящее море обзавидуется. При Яноше Кадаре здесь организовали даже что-то вроде «венгерского Артека» – труба пониже, дым пожиже, и до пляжа далековато, но все-таки. Кстати, пляжи на Балатоне не имеют ничего общего ни с песчаным раздольем Анапы, ни с галечниковыми россыпями Сочи. Как правило, это просто некий гибрид бетонной набережной с зеленой лужайкой, вход в воду откуда осуществляется строго с мостков. И если вам будут говорить, что у какого-то отеля имеется песчаный пляж, имейте в виду – речь идет о песке на дне (ходить по озеру действительно удобно), но на самом берегу вы этот песок, скорее всего, не увидите.
Словом, жизнь в этих местах наладилась и начала бить ключом. Застройка побережья стала носить практически сплошной характер, прибрежные города и поселки слились практически в единое целое. Валом повалили туристы. А тут и мы подоспели.
Тихое местечко
Полуостров Тихань, зеленая крутобокая горка с одноименным городком на загривке, вдается в Балатон так глубоко, что почти перекрывает его, оставляя в самом узком месте пролив шириной отсилы в полтора километра. Этакий местный Гибралтар. Вот на самой крайней точке этого зеленого мыса нам и предстояло провести ближайшие две недели.
Хотя вообще-то люди жили в этих краях и до нас. Причем не только мадьяры. Киевская княжна Ольга (дочь Ярослава Мудрого), выйдя замуж за молодого венгерского короля Андраша , поселилась с мужем не в шумном Будапеште (которого в XI веке попросту не было), а именно здесь. И, говорят, даже внесла неоценимый вклад в мадьярскую топонимику.
- Ой, как здесь тихо! – сказала новоиспеченная королева – и стало место называться Тихань.
- Ну и болото! – фыркнула она, продираясь сквозь прибрежные камыши – и стали озеро называть Балатоном.
Этим, впрочем, все и ограничилось. Король Андраш, когда пришел срок, был с почестями похоронен в подвале (пардон, крипте) костела Тиханьского аббатства – туда теперь водят туристов поглазеть на его могилу. Королева Ольга тоже приказала долго жить отнюдь не на исторической родине. И все было бы шито-крыто, если бы не вездесущие украинцы, в очередной раз полезшие с суконным рылом в калашный европейский ряд. Поставив возле аббатства памятник знатной чете – между нами, довольно страшненький – они ничтоже сумняшеся обозвали на нем Ольгу «украинской княгиней». Забавляет в этой надписи даже столько не перевранный титул (княгиней могла быть разве что матушка Ольги, то есть жена князя Ярослава Мудрого), сколько «пятый пункт» княжны. Получилось что-то вроде новоявленного мальчика из пещеры Тешик-Таш, попавшего в свое время в учебники истории СССР лишь на том основании, что родился и вскорости помер где-то на задворках будущего лоскутного государства со столицей в не существовавшей тогда еще Москве. Бьюсь об заклад, что сама Ольга Ярославна тоже знать не знала ни про какую Украину, ибо само это понятие («окраина» русского государства) возникло лишь несколько веков спустя. Да и ее мудрый папа наверняка полагал, что живет и правит на Руси. Причем в самом ее центре.
Вид на Балатон с высоты Тиханьского аббатства поистине роскошный. Есть вещи, которые лучше всего разглядывать на расстоянии. Уверяю, стоя на берегу вы таких ощущений нипочем не получите. Ну, плещется у ваших ног что-то мутное. А тут… Эх, ширь необъятная, дальний берег еле просматривается! Еще бы, ведь здесь смотришь не столько поперек, сколько вдоль озера. Вот слева, как на ладони, лежит город Балатонфюред – столица северного берега. Вот справа, на той стороне, призывно зеленеет берег южный. А какое буйство красок! Хотя на самом деле это всего лишь тени от облаков гуляют по бирюзовой глади, но все равно есть отчего разинуть рот. Ну, и конечно яхты. Клянусь, что такого изобилия парусов, как на Балатоне, не видел нигде. В хорошую погоду озеро здесь буквально усеяно белокрылыми посудинами всех мыслимых калибров и фасонов – настолько плотно, что единовременно в поле зрения могла попасть добрая их сотня! Должно быть, так венгры утоляют свою неизбывную тоску о море.
- Па-ап, а можно в бинокль посмотреть?
Огромному шикарного общего вида было мало. Пришлось опустить монетку в прорезь одного из стационарных платных биноклей, установленных на смотровой площадке. Увы, в бинокле по-прежнему не было видно ни зги. Зато что-то забормотало по-английски, начав расписывать не то местную историю, не то местные красоты. Мысленно отругав себя за поспешность и неумение читать венгерские пояснительные надписи, я отыскал на корпусе аппарата еще одну прорезь и попытался реабилитироваться. Коварная подзорная труба с аппетитом сожрала еще сто форинтов, но снова показала лишь мощный кукиш и даже от разговоров в этот раз воздержалась. Что лишний раз подтвердило тезис «лучшее – враг хорошего»…
В целом же Тихань оказалась местечком достаточно приятным и действительно не шумным. Этакий пряничный городок с красивыми цветничками и домиками, украшенными связками темно-красной паприки, каковые порой просто-таки загораживали фасады. Красный перец вообще в большом почете у мадьяр, поскольку они едят с ним практически все. А сами домики в Тихани тоже ни с чем не спутаешь, ибо крыты они в своей массе даже не черепицей, а толстыми матами из камыша, который в изобилии поставляет местным жителям Балатон. Лавочки с безделушками, ресторанчики и бегающие по улочкам экскурсионные паровозики картины тоже не портили. Ибо люди должны что-то кушать, что-то привозить в подарок ахающим родственникам и на чем-то кататься. Что же до перепадов высот, то это не особенно напрягало, зато резко усиливало живописность. Аббатство, главная достопримечательность Тихани, эффектно смотрится даже с противоположного берега озера. Это самое старое из сохранившихся зданий Венгрии – его нижний ярус восходит аж к десятому веку, то есть практически к времени основания венгерского государства! С учетом того, что после этого страну последовательно перепахивали монголо-татары, турки и Вторая мировая война, в результате чего древностей в Венгрии осталось – кот наплакал, это очень большая для венгров ценность. Про могилу короля Андраша в подвале и говорить нечего. Однако в целом аббатство (вернее, его надземная часть) представляет собой относительный новодел восемнадцатого века и выстроено в традиционной для венгерских храмов манере с двумя симметричными башнями и синхронно (уж не знаю, каким образом) идущими курантами. Но лично на меня большее впечатление произвела внутренняя отделка храма, в частности, деревянные детали, выполненные так мастерски, что дерево легко было спутать с мрамором. Есть здесь и довольно любопытная музейная экспозиция – преимущественно историко-краеведческого направления, плюс выставка работ какого-нибудь венгерского художника. Как и положено серьезному католическому культовому сооружению, в костеле аббатства имеется орган, и даже иногда устраиваются концерты органной музыки. К сожалению, мы так и не сподобились на них побывать – поздно спохватились, а вообще желание такое было.
Оставшись без духовного окормления (томик «Holy Bible» в гостинице не в счет), мы не могли не кормиться физически. В ходе первого своего визита в Тихань мы по совету экскурсовода сели обедать в чарде на главной улице, соблазнившись тем, что там было меню на русском языке.
Здесь последует ремарка – я очень люблю и ценю венгерскую кухню. Если угодно, она была одной из причин нашего здесь появления. А теперь продолжим описание трапезы.
Итак, первое, что удивило – отсутствие на столах хлеба. Как нам потом объяснили, обедать без хлеба является мадьярской национальной традицией. Допустим. Но когда принесли заказ, выяснилось, это была, пожалуй, единственная кулинарная традиция, которая здесь неукоснительно соблюдалась. Так называемое «фирменное блюдо для детей» неожиданно оказалось безвкусной смесью омлета с макаронами, жареный угорь был явно пересушен, а потом Наталья и вовсе выудила из него… волос. Потом второй. Когда дошло до третьего, я демонстративно выложил его на салфетку и подозвал официанта.
- Ай-яй-яй! – попенял я ему пальцем на недостатки сервиса и многозначительно показал на извлеченный артефакт.
То, что произошло дальше, достойно войти в анналы истории. Официант молча забрал салфетку с волосом и через минуту принес нам… точно такую же, но чистую. Все, инцидент с его точки зрения был исчерпан. Я не знаю, что это было – идиотизм или тонкий закос под оный, но ржали мы с Натальей долго и искренне.
- Представляю, что он о нас подумал: «И чего эти русские так раскипятились из-за какого-то волоска на салфетке?» - прыскал я в бокал, лакируя эпизод красным балатонским вином, - Вот из-за таких, как этот, и думают, что в Восточной Европе живут одни придурки.
В следующий раз мы пошли в Тихань из отеля пешком. Путь довольно необременительно шел в гору по живописной дороге, где каждый фонарный столб был украшен кашпо со здоровущей шапкой каких-то красных цветов. Очень не по-нашему и очень красиво. Домики вдоль дороги были в большинстве своем снабжены табличками «El;do». По аналогии с теми же Гаграми я долгое время думал, что это означает «сдается», но нет! Дома были выставлены на продажу – спекуляция недвижимостью буквально захлестнула побережье Балатона. И то сказать, приличный домик в такой «деревне» стоит сейчас на наши деньги миллионов пять, а то ли еще будет!
Кресты аббатства возникли впереди на удивление быстро. Но погружаться в цивилизацию массового туризма пока не хотелось. И мы свернули на первую тропинку, ведущую в лес.
- Ты только посмотри! – заохала Наталья, - А у нас плющ таких денег стоит!
Да уж, здесь плющ на стволах роскошных широколиственных деревьев рос совершенно бесплатно. И вообще, в лесу было очень уютно – не то, что в наших чавкающих таежных топях. Если бы не пересеченный рельеф, этот лес вообще можно было бы принять за парк. Здесь не было аллей, зато была засыпанная прошлогодним опадом тропа, которая упрямо лезла куда-то наверх. Вскоре сквозь ветки начала проглядывать гладь озера. Соблазн вновь увидеть его с высоты птичьего полета был велик, и, сойдя с тропы, я рванул по склону кратчайшим путем. Продравшись сквозь ветки и слегка запыхавшись, я выбрался на открытое место и разинул рот. О, это точно был не парк. Это был Саут-Парк! Место, где стоило задержаться, говоря языком непосвященных…
Крупные камни на сером скальном основании. Крытая красной черепицей беседка. Кривые, словно изломанные вечными ветрами, стволы темно-зеленых пиний. Завораживающая даже в пасмурную погоду мутно-белесая панорама Балатона. Все вместе словно сошло с картины Хокусая. Раздумья жителя Хоккайдо на берегу пролива Цугару. Япона мама, подумал я, и рука моя сама потянулась к банке с пивом.
Мы и потом приходили на это место, и каждый раз лики его бывали на удивление разными. То не всегда был суровый остров Хоккайдо с его камнями и кривыми соснами! Стоило выглянуть солнцу, как глаз начинал вдруг замечать похожие на кипарисы пирамидальные тополя, озерная гладь приобретала нежный лазоревый отлив, и все вокруг начинало походить, скорее, на черноморское побережье Кавказа. Конечно, не одни мы оценили прелести этого волшебного места. Приходили сюда и другие туристы, жаждущие уединения – к счастью, изредка и понемногу. А вот чего вокруг было пруд пруди, так это здоровенных, выбеленных солнцем и дождями раковин улиток. Причем только раковин, и ни одной живой улитки! Возможно, это было величайшее кладбище улиток со времен мелового периода – все окрестные заросли были просто засыпаны их останками. Что за драма разыгралась здесь когда-то среди брюхоногих моллюсков, мы не знаем, но одно предположение есть. Сдается мне, когда на Балатоне травили дустом комаров, досталось не одним только комарам…
Спустились мы в Тихань с грузом раковин и острым желанием где-нибудь перекусить. Вариант давешней чарды на улице Кошута отпадал автоматически – ешьте сами с волосами! Проигнорировали мы и прелюбопытную Какаш-чарду (Kakas Cs;rda) в центре городка. Не из-за названия (оно-то, скорее, интриговало), просто с некоторых пор я понял, что питаться за границей лучше всего в некотором удалении от проторенных туристических троп. Пусть на сотню метров – но в сторонке. А в идеале там, где питаются местные. Это правило универсально и действует безотказно. Я нигде за границей не ел так сытно, вкусно и недорого, как в заведениях «для своих». Согласитесь, там, где столуется начальник полиции или уважаемый директор школы, меньше шансов нарваться на горелую пиццу или волосы в рыбе. Офисную столовую в одной уважаемой финской фирме я до сих пор вспоминаю как образец в плане качества блюд. Да чего там – даже в нашей заводской столовке одна моя практикантка-француженка наворачивала так, что за ушами пищало, ибо там действительно все очень вкусно. А горелую пиццу туристу могут ныне подсунуть за бешеные деньги хоть в центре Рима. Турист-то что – пришел, ушел, через час выплюнул и забыл…Этим Европа, кстати, резко отличается от России, где еще с советских времен все усилия общепита были брошены на обслуживание именно иностранцев – вспомним, что подавали в наших столовках и чем потчевали интуристов. Вообще, это было форменное свинство, ставить народ великой супердержавы ниже какого-нибудь заезжего папуаса, но такое было у нас представление о гостеприимстве.
Как бы то ни было, в одном неприметном проулке близ улицы Арпада, куда большинству туристов заглянуть было попросту в лом, мы без особых усилий раскопали райское местечко с замечательной кухней и красивым видом на внутреннее озеро Белшо-То. Цены здесь были примерно на треть ниже, но при этом, как в приличном заведении, меню было дублировано на русский язык. Ну, или почти на русский.
- Что такое «гирос с укрупным югуртным соусом»?
- Ты еще спроси, что такое «свимая морское рбибное филе с майонез»!
- Ну, это-то понятно!
- Что понятно?! Это свинина или рыба?
- Хм, действительно… Слабо заказать?
- Тогда уж лучше гирос… О! Жаркое по-цыгански! – словно старому другу обрадовался я, увидев вдруг в меню знакомое название, - Ты не представляешь, какая это вкуснятина!
Так уж получилось, что к этому моменту из настоящих венгерских блюд нам здесь удалось попробовать только гуляш. От привычного нам блюда с аналогичным названием он отличался несколько «разжиженной» консистенцией, в силу чего считается у мадьяр не вторым, а первым блюдом. Этакий суп-гуляш с картошкой, луком и щедро приправленный перцем. Что, конечно, придавало ему некоторую этническую «изюминку», но все равно было недостаточно, чтобы всецело проникнуться духом национальной кулинарии. А в гостиничном ресторане этот дух и вовсе был вытравлен каленым железом – утром здесь давали банальные омлет с сосиской, на ужин выбор был, конечно, побогаче, но все тоже какое-то глубоко интернациональное… Впрочем, давно замечено, что в большинстве отелей для интуристов на кухнях несть ни эллина, ни иудея. Но я-то приехал сюда конкретно за местными, венгерскими блюдами! И вот, кажется, нашел.
- Девушка, а принесите-ка нам вот этого, и этого, и этого, и вот этого… так, и еще бутылочку красного балатонского… и сорок грамм «Уникума», пожалуйста!
Эх, гуляш, так гуляш! В смысле, гулять, так гулять! Единственно, что могло внушать некоторые опасения – наша способность чисто физически поглотить все заказанное нами же великолепие. Гуляш, балатонский рыбный суп, жаркое по-цыгански, сладкие блинчики, причем порции довольно большие, как это принято в Европе, а мы в последнее время стали какими-то малоежками. Но, товарищи, едва я только потянул носом… Короче, вся снедь со стола была сметена подчистую. Даром что загадочный «гирос» оказался всего лишь сухим пресным блином с сырой овощной начинкой, слопали и его. Сказать, что тот обед меня порадовал, значит не сказать ничего. Об одном жалею – «свимой морской рбибы» мы так и не отведали. Так я до сих пор и не знаю, морская свинина это или все-таки свиная рыба…
Что важно – дурацкий обычай не выдавать на обед хлеба в нашем любимом заведении не соблюдался. А в качестве приправы на столе здесь стояла адская смесь на основе жгучего красного перца и соли под звучным названием «Er;s Pista». О! Вот уж чего было много не скушать! И, тем не менее, увидев потом эту «пишту» (именно так читается по-мадьярски) в соседней лавочке, мы не удержались от соблазна купить одну баночку домой. Еще бы, такая память о Венгрии! Кроме шуток, это очень вкусно – если соблюдать дозировку. Подкладывать же такое на стол ничего не подозревающим друзьям вообще форменный аттракцион. Штука в том, что в отличие от нашего хрена или аджики, которые загодя предупреждают о своем буйном нраве выедающим глаза ароматом, коварная «пишта» не выдает себя запахом никак. И лишь оказавшись во рту, выдает на-гор; всю гамму непередаваемых вкусовых ощущений. Ну, а если вы по неопытности хватанете сразу эдак с чайную ложку этого термояда, ваш рот немедленно превращается в действующую модель реактивного двигателя. В той же лавке нам намекали, что «эрёш пишта» еще не самый крутая ее вариация и предлагали кое-что покрепче, но мы не задавались целью превращать каждое застолье в залп гвардейских минометов…
Уроки венгерского
Румыны считают себя потомками древних римлян и жутко гордятся. Норвежцы считают себя потомками викингов и тоже гордятся. Немцы в моменты подъема национального самосознания (обычно перед началом очередной мировой войны) тоже начинали что-то бормотать про арийцев и нибелунгов. И только венгры долгое время считались абсолютной европейской безотцовщиной. Язык мадьяр настолько непохож на языки их соседей, что светила лингвистики долгое время разводили руками. Пользуясь этой неразберихой, сами венгры вознамерились было вести свою родословную аж от гуннов (неспроста Аттила – до сих пор одно из самых распространенных мадьярских имен), но в конце концов наука грубо опустила их с неба на землю. Оказалось, что в те времена, когда гунны опустошали Европу, предки нынешних мадьяр преспокойно ловили рыбу где-то на берегах Иртыша. И что ближайшими родичами бравых венгерских гусар являются вовсе не свирепые всадники Аттилы, а скромные и неказистые манси из замшелых дебрей зауральской тайги. Понятное дело, что от таких родственников несчастные венгры шарахаются, как черт от ладана, но факт остается фактом – не надоумь вовремя какая-то светлая голова свалить часть ханты-мансийцев с Иртыша на Дунай, не было бы потом в Европе ни Листа, ни Кальмана, ни Ференца Пушкаша сотоварищи…
Если описывать венгерский язык в двух словах, то вот они – полная мешанина. Для него, как и для финно-угорских языков вообще, характерно отсутствие акцентированного ударения, из-за чего речь венгра кажется слегка «размазанной». Абсолютно самобытная лексика, дико сложная грамматика (одних только падежей больше двадцати!), обилие диакритических знаков в письменных текстах. При этом сами венгры, в отличие от их мансийских предков, совершенно европейского вида люди без признаков какой-либо азиатчины. Но вот есть у них пунктик – не мешаться с окружением. Конечно, совсем избежать языковых заимствований (прежде всего, славянских) им не удалось, но поражает, насколько этих заимствований мало. Да, шапка по-мадьярски будет – «шапка» (sapka), капуста – «к;поста» (kaposzta), улица – «утца» (utca), а король – «кираль» (kir;ly) . Француз и англичанин услышат родное в слове «sent» (святой). Возможно, что-то обломится и туркам, все-таки не зря они тут 150 лет проторчали. Но в остальном, прекрасная маркиза… Все, что можно (и даже нельзя), венгры называют сугубо по-своему. Они обходятся даже без такого расхожего и всем понятного слова, как «компьютер», назло остальному миру выдумав аналогичный термин на родном языке – увы, я его не запомнил. Очаровательная манера переиначивать все на свой лад коснулась и таких обычно непереводимых вещей, как иностранные топонимы – по большей части они звучат здесь так, что, извиняюсь, хрен догадаешься, о какой стране речь. Венгры вообще чемпионы мира по переводу «Блюхера с английского». Знаете, какое словечко они припасли для столицы своей бывшей метрополии, Вены? Ни за что не догадаетесь – Бейч (B;cs)! Да, вот так: веками жили с австрийцами бок о бок, вместе ходили под Габсбургами, да и вообще от Будапешта до Вены рукой подать, и все равно – не Vienna, не Wien, а B;cs ! Но при этом – Moszkva. Ей богу, я этим немного горжусь. Ведь все переделали, шельмы! И только Москву тронуть не посмели. Да, и еще, почему-то – Грузию. Ее мы тронули сами .
Но бог с ними, с географическими названиями. В конце концов, каждый пишет, как он дышит. Поговорим об именах человеческих. Тут нас подстерегает очередная лингвистическая засада. Относительно традиционно для европейского уха звучат лишь венгерские женские имена. А вот когда речь заходит об именах мужских… О, скажи мне твое имя, парень, и я скажу, мадьяр ты или нет! Как вам такая, ни с чем не сравнимая, подборочка: Арпад, Бела, Габор, Геза, Дь;рдь, Дьюла, Золтан, Имре, Иштван, Карой, Лайош, Ласло, Миклош, Пал, Тибор, Шандор… Плюс уже упомянутый мною Аттила. Вот в честь каких таких христианских святых (а Венгрия страна, безусловно, христианская) всех их назвали? Ну, положим, Дьёрдь – это Георгий, а Иштван – Стефан. Но остальные-то?!
Словом, если хотите узнать рецепт, как сохранить самобытность в окружении чужих народов, но при этом органично вписаться в их культурную среду – поезжайте в Венгрию! Там его определенно знают.
Оглядываясь по сторонам
«Членистоногих много
На суше и в воде…»
(из скабрезной детской песенки)
До этого момента я принципиально ничего не писал про наш здешний быт. В частности, о том, как мы устроились в отеле, как нам там понравилось, и что там было интересного. Откровенно говоря, я бы эту тему и дальше не развивал – хорош путешественник, который вместо красот и чудес страны пребывания скурпулезно расписывает устройство своего походного шалаша! – но у меня есть определенные обязанности перед читателем. И поэтому, исключительно с целью оказаться максимально полезным тем, кто последует по нашим стопам, я перехожу к описанию шалаша, который приютил нас на эти две недели.
Я почти не лукавлю, ибо в «Тихань клаб» мы впервые в своей практике решили поселиться не в обычном гостиничном номере, а в отдельном деревянном домике-бунгало. Вообще, сама возможность жить как бы сепаратно, но в то же время пользоваться всеми благами гостиничной инфраструктуры (ресторан, бассейн, сауна и т. п.), сразу показалась мне привлекательной. Моему воображению рисовался непритязательный, практически светящийся насквозь и, возможно, даже плетеный, шалашик – лишь бы со своей кухней (это важно в условиях полупансиона!) и возможностью в любой момент покайфовать на свежем воздухе. Елки-палки, что еще нужно непритязательному северянину на отдыхе!
Снаружи все примерно так и выглядело. Этакий сужающийся кверху коричневый деревянный шатер – правда, изрядных размеров и без видимых щелей. Но вот зато внутри… Здесь меня ждал маленький приятный шок. Скажу больше – никогда мы еще не проводили свой летний отдых в таком уюте и комфорте! Своеобразное ощущение «домика в деревне», только со всеми удобствами. Наверное, так же чувствуют себя счастливые владельцы жилых коттеджей, впервые избавившиеся от самого понятия «сосед за стенкой». Наверное, поэтому у выходцев из многодетных семей обычно так мало детей…
Вот и мне хотелось просто верещать от восторга, хотя это уединение было сугубо относительным – ведь буквально в нескольких метрах от нас стояли еще несколько таких же коричневых «атриумов», а проходящие по дорожке граждане могли при желании заглянуть тебе в сортир. Но это ж все за забором. За персональным забором, вне твоей территории!
Как уже упоминалось, мы не были оригинальны в своем стремлении поселиться в «частном секторе». На территории отеля «Тихань Клаб» имелся целый поселок (вернее, даже два) из аналогичных деревянных строений. По цене размещение здесь стоило немного дороже, чем номер в главном корпусе, но эта переплата с лихвой окупалась. Во-первых, все бунгало были двухуровневыми, что уже само по себе смотрелось шикарно. Во-вторых, в каждом из них действительно имелась кухня, да какая – с могучей электрической плитой (настолько могучей, что вода закипала за минуту!), вытяжным зонтом, микроволновкой, холодильником, кофеваркой, электрочайником, тостером, ну и, само собой разумеется, с мойкой и полным набором утвари. А теперь добавьте к этому – остекленный фасад, отделку из натурального дерева, просторную гостиную с креслами и диваном, уютную детскую с двумя кроватями (вторая оказалась даже лишней), мощный кондиционер, телевизор с русским каналом, столик под пляжным зонтиком во дворе и ведущую наверх винтовую лестницу, поднявшись по которой вы попадали в просторную, с огромной кроватью-«чилдренмейкером», спальню для взрослых… ну как, впечатляет? Словом, это был редкий случай, когда хоть что-то превзошло мои ожидания.
Теперь немного о схеме кормежки и по;жки. Я всегда подозревал, что система «полупансион» (она же – «завтрак-ужин») в отличие от бесхитростной «все включено» была придумана некими последователями иезуитов. Да, по идее, она должна обходиться дешевле и не привязывает вас к отелю, ибо обедать вы вольны где угодно (за свой счет, естественно). Но не обольщайтесь и насчет остального. Бесплатно поить и кормить в отеле вас будут фактически только на завтрак, когда у большинства народа и аппетита-то особого нет (особенно, если вечер удался на славу). Когда дело дойдет до обеда, запросто может оказаться, что вблизи отеля не окажется никаких приличных точек общепита, и вы опять неминуемо попадете в объятья гостиничных баров и ресторанов с их кусачими ценами. Но главный аттракцион – ужин. Согласно подписанного договора, накормят вас опять-таки бесплатно. А вот за напитки (следите за рукой!) коварно сдерут по полной программе. За любые, хоть безобидный томатный сок для вашего ребенка. Поскольку давиться всухомятку в ресторане «не комильфо», да и вообще хочется пить, волей-неволей приходится раскошеливаться. Хотя и диковато было выкладывать тысячи форинтов за то, что утром бесплатно плескалось на каждом столе. О, Игнатий Лойола! Впрочем, такое «раздельное питание» не было для нас в новинку, и мы довольно быстро сообразили вместо платных напитков брать бесплатные арбузы. Этим полет нашей фантазии не ограничивался. Несмотря на запрет, мы ежедневно таскали с завтрака и ужина сыр, ветчину и фрукты (операция «Спержень»). Запасались продуктами в окрестных магазинах. Там же приобретали вино – оно в Венгрии относительно недорогое даже в курортной зоне, в силу чего «токай» у нас только что из ушей не капал. Из всех этих припасов с помощью нашей чудо-кухни и натальиного кулинарного таланта формировался вполне полноценный обед – такой, что после него было впору не ходить в гостиницу на ужин.
Тем более что ничего такого, из-за чего действительно хотелось бы проглотить язык, в ресторане нашего отеля не предлагалось. Голимый шведский стол, символ кулинарной глобализации! На завтрак неизменные омлет с сосисками, от коей комбинации под конец уже слегка воротило с души. На ужин два-три вида по-европейски протертого первого в горячих «супостатах», макароны типа спагетти, жареная рыба, несколько разновидностей мяса, сыр, ветчина, фрукты, сладости… вроде и съедобно, и разнообразно, но как-то без искры божией и почти без национального колорита. Не было даже пресловутого балатонского салата – так, максимум фаршированный перец и капуста в уксусе! А чего ради, спрашивается, мы сюда ехали?!
Зато потом, сидя в своем уютном атриуме, мы с Натальей оттягивались не по-детски. В смысле, куда было гоняться за современными детишками! Как вполне взрослые люди, вечерами мы обычно степенно смаковали изысканное токайское под «сперженные» из ресторана груши и бананы, параллельно просматривая по ноутбуку что-нибудь интересненькое и веселенькое. А однажды устроили тематический музыкальный вечер, в ходе которого под лучшее венгерское вино расслабленно внимали звукам несомненно лучшей венгерской группы всех времен и чуть не сказал – народов. Вот это был реальный концепт! Жмурясь от удовольствия, мы пили золотистый «Tokaji Szamorodni», а из динамиков ноутбука неслись неотоновские «Ki szol?», «Nem szallunk ki a hajobol» и бессмертные, повергающие в ностальгический трепет, «Ketszazhusz felett»… И все это происходило не где-нибудь – в сердце Венгрии! Мечтал ли я о таком в студенческие годы? Ну, разве что – мечтал.
Позабавила тутошняя мелкая живность. По утрам дворик атриума неизменно украшался огромными колесами паутины, которые с завидным упорством плели местные членистоногие твари. Их настойчивости и неутомимости можно было позавидовать – сами по себе очень небольшие (крупные особи оккупировали фонарные столбы, где шансы поймать летящих на свет насекомых были значительно выше), паучки каждый день по вине рачительной гостиничной обслуги были вынуждены начинать свой титанический труд с самого начала. Потом на Балатоне начался массовый сезонный вылет каких-то зеленых и, к счастью, некусачих, комариков, которые на несколько дней буквально заполонили всю округу, а само озеро покрылось ошметками мириадов личиночных шкурок, отчего стало выглядеть весьма неаппетитно. О, эти существа были повсюду, в совершенно кошмарных количествах! Полагаю, что местные паучки отъелись тогда на целый год. А затем комарики внезапно, как по мановению волшебной палочки, куда-то сгинули, как будто их и не бывало. Вот уж воистину чудо природы.
Чем еще порадовал наш отель? Прежде всего, сауной и бассейном – бесплатными и вполне доступными. Детским клубом, который находился в двух шагах от нашего жилища. Пляжем с водяной горкой – он поначалу, может, и не шибко впечатлял, но покрутившись вокруг Балатона, я понял, что нам, вообще говоря, еще повезло. А однажды ребята из анимации развернули на пляже скалодром (вертикальную деревянную стенку высотой метров шесть с крошечными керамическими «хапалками», на которые ни ногой толком встать, ни рукой ухватиться); так вот, Огромный – естественно, в страховочной системе, но совершенно самостоятельно – резво вскарабкался на самый ее верх. Действовал он бескорыстно, думая, что папочка с мамочкой в это время греют пузо на травке и в его сторону не смотрят – но я все-таки в последний момент успел заметить этот героический маневр. Так или иначе, но мной было заявлено, что сам бы я так не сумел, а поверивший в себя Димка выразил желание по приезду домой записаться в секцию скалолазания. И ведь записался!
Короля, как известно, играет свита. Если считать «королем» окрестностей отель «Tihany Club», то его свитой был весь Тиханьский полуостров. Постояльцы его разбредались по нему, как по своей законной вотчине, несмотря на заповедный статус. Дальше простирались владения некоронованной столицы северного Прибалатонья, города Балатонфюред. Вообще, давно было пора туда наведаться. И не только туда.
Самой заметной достопримечательностью, видимой прямо с пляжа, был огромный автомобильный мост – не через озеро, конечно, а через вполне сухопутную долину на том берегу Балатона. Информация на стенде в отеле гласила, что этот мост является крупнейшим подобного рода сооружением в Европе. По моим сведениям, это не совсем соответствовало действительности (во Франции, в Центральном массиве, имеется мост и побольше), но все равно масштабы его были таковы, что, впервые увидев его, я сказал: «Ого!» Длина в два километра и высота опор в восемьдесят восемь метров (как двадцатипятиэтажный дом!) – это, знаете ли, впечатляет даже с приличной дистанции. Большое вообще эффектнее всего смотрится на расстоянии, это еще Есенин заметил.
Мосты и небоскребы я люблю с детства. В этом плане мне вообще лучше всего было бы жить где-нибудь в Нью-Йорке или Сан-Франциско. Но Венгрию я полюбил не за это. И после недолгого семейного совета мы решили размяться на артефактах Средневековья. Для этого требовалось отправиться в небольшой городок Шюмег, славящийся взаправдашней крепостью тринадцатого века и красочными костюмированными представлениями на соответствующую тему.
- Огромный! Ты же любишь рыцарей?
- Угу.
Это незатейливое «угу» из уст нашего юного скептика значило многое. Ведь год назад он самолично изучил жизнеописания всех самых знаменитых рыцарей Европы и теперь разбирался в этом вопросе почти профессионально. Он определенно заслужил такой подарок.
Шоссе шло вдоль Балатона, сверкающего слева в лучах утреннего солнца, как разлитая на сковородке ртуть. Один за другим мелькали курортные поселки. Впереди маячил характерный горб горы Бадачонь (436 м над уровнем моря) и еще несколько аналогичных гор. Они не образовывали единого хребта и по своему виду явно носили древнее вулканическое происхождение, чем-то напоминая известную многим гору Аю-даг, высящуюся над Артеком.
Отъехав от побережья на пятнадцать километров, наш автобус примерно на полчаса задержались в городке Тапольце. Если угодно, это было наше первое знакомство с нормальным городским бытом здешних мест. Ибо здесь, на подступах к Баконьскому плоскогорью, народ уже конкретно живет, а не просто квартируется, как в той же Тихани. И как живет! Давно замечено, что в Европе даже небольшие города кажутся нам солиднее и больше, чем они есть на самом деле. Поскольку мы в своей необъятной России парадоксальным образом привыкли к тому, что население небольшого городка можно с легкостью втиснуть в десяток панельных пятиэтажек, которые реально обойти за четверть часа. Пресловутые девять квадратов на человека… А вот «тесная» Европа ужиматься подобным образом почему-то не захотела. Так что квартиры здесь в плечах никому не жмут, и города растут вширь без всякого стеснения. Но, главное, чувствуется, что европейский люд обихаживает свои города давно и с любовью. Не так, как у нас – где многие так и норовят нагадить в собственном гнезде. Конечно, сделаем скидку на то, что Тапольца тоже является курортным местом (город знаменит своими минеральными источниками и карстовыми пещерами), и это служит дополнительным стимулом для поддержания его в надлежащем состоянии, но все же... Возьмите любой российский городишко с населением в двадцать тысяч человек, пусть даже самый преуспевающий и курортный, и сравните его с той же Тапольцей – ох, боюсь, не в пользу первого будет это сравнение! Императорских карпов из отделанных камнем прудов с фонтанами и кристально чистой речки у нас сразу выловили бы и съели бомжи (если бы дело вообще дошло до фонтанов и карпов). Саму речку владельцы подержанных «Жигулей» и «Запорожцев» непременно завалили бы железным хламом и покрышками под обрез набережной, так что подойти было бы противно. Отделку растащили бы по окрестным дачам, и потом очень удивлялись бы, отчего рушатся берега. Парк был бы сплошь усеян битыми бутылками, окурками и собачьим дерьмом. А уж что нарисовали бы упившиеся пивом провинциальные детишки на постаменте скульптурной группы «Четыре времени года», мне даже страшно себе представить…
Да, Тапольца городок небольшой. А Шюмег и того меньше. Но именно здесь у Натальи вырвалось: «Хочу здесь жить!» Впрочем, обо всем по порядку.
Стояла бы крепость в Шюмеге на ровном месте, я бы, пожалуй, про нее и не вспомнил – мало ли такого добра в Европе. Но цитадель сия столь эффектно оседлала макушку единственного на всю округу, торчащего, как пупырь, холма, что действительно было впору разинуть рот.
- Вот не лень же им было туда каменюки таскать! – сочувственно пробормотал я, хорошо знающий, что значит с тяжелым грузом карабкаться по горным склонам.
Тем не менее, путь наверх по опоясывающей холм мощеной дороге мы одолели отсилы за четверть часа. Самые ленивые из туристов за несколько евро проделали этот путь на маршрутках, но, право, потратились они зря – подъем бы ничуть не утомительным, даже для моего десятилетнего сына. Внутри треугольной в плане крепости располагалось небольшое ристалище с лавками для зрителей, в башнях разместился музей с холодным оружием, доспехами и табличками, не переведенными даже на английский. Вид сверху был поистине завораживающим – весь город и предместья, как на ладони. Вот эта россыпь аккуратных черепичных крыш на фоне предзакатного солнца и позволила вырваться из Натальиной груди той самой сакраментальной фразе насчет стремления навек здесь поселиться.
- Оно бы хорошо, да только кем я здесь буду работать? – вздохнул я, - Что-то я не вижу тут ни заводов, ни лабораторий.
- И слава богу!
С Натальей трудно было не согласиться. Ректификационные колонны и факела этой местности были явно противопоказаны.
Основное действо должно было состояться чуть погодя внизу, у подножия холма, но и наверху скучать не давали. Группа облаченных в средневековые костюмы стройных юношей и девушек (подрабатывающие летом школьники из Веспрема) развлекали публику сценками из жизни средневекового рыцарского замка. Особенно умиляли наряженные дамами четырнадцатилетние малолетки… впрочем, вспомним бессмертное шекспировское «…тебя я и моложе родила!», да уж, времена тогда были по этой части лихие. Сражаться за расположение столь прекрасных нимф определенно хотелось, но по-венгерски я не понимал ни слова. Так что метать в сделанную из круглого спила дерева мишень остро заточенными железными крестовинами вызвались другие. Как ни странно, кое-кто даже попал в цель. В перерыве две нимфы в одеждах попроще церемониальным шагом прошли вдоль передних рядов, держа на руках ручных животных – кролика (его охотно гладили все, включая меня) и хорька (желающих погладить не нашлось).
Слегка расшевеленные увиденным, мы через пару часов спустились вниз, где нас ждало главное блюдо – рыцарский турнир. Проходил он на просторной арене с вместительной дощатой трибуной и видом на увенчанный крепостью холм. «Привет участникам городских игрищ!» - по-венгерски и по-немецки гласил натянутый на крепостной стене плакат. Народу набилось под завязку – несколько сотен человек, а то и добрая тысяча. Все жаждали зрелищ.
Зрелище не заставило себя долго ждать. Сначала публику минут двадцать разогревала симпатичная жонглерка-эквилибристка, которая продемонстрировала довольно заковыристые для провинции трюки и даже провела короткий мастер-класс с рискнувшими выйти на арену детишками. Затем появились старшеклассницы в костюмах одалисок – видать, турки здесь конкретно всех прополоскали – и прихотливо изобразили под музыку некое подобие танца живота. Потом на возвышение в торце ристалища торжественно взошла прекрасная дама в средневековом платье – до нее было далековато, но, сдается мне, и она была несовершеннолетней. И уж после всего этого на арену вступили конные рыцари. Каждый из них сделал круг по стадиону (можно, я буду пользоваться этим термином?), а глашатай громко, по-мадьярски и по-немецки, выкрикивал его титул. Причем, насколько я мог разобрать, в этой процедуре сквозили нотки ностальгии по великому венгерскому прошлому. Ну, что-то типа «граф Трансильванский» или «барон из Нови-Сада» . Жалко было только, что организаторы поскупились на доспехи, отчего бравые шевалье не слишком отличались от своих пеших оруженосцев. Особенно запомнился один из «рыцарей» – он был вылитый Леонид Якубович из «Поля чудес». Как выяснилось в дальнейшем, «Якубович» и в ратном деле был зело хорош; во всяком случае, он один не притормаживал коня перед мишенью, отчего наносимые им удары пикой и палицей смотрелись не в пример эффектнее, чем у остальных. Ему, в конце концов, и достался главный приз, но он, несколько минут попозировав верхом на коне с двумя столь же колоритными собратьями, отбыл домой – очевидно, к законной жене. А до того они еще всем скопом популяли из луков, да так метко, что деревянные мишени вмиг превращались в ежей. Ей богу, это смотрелось и впрямь здорово. Расстояние-то было приличное. Ну, и оруженосцы тоже зажгли напоследок. Одному даже начисто снесли голову – бутафорскую, разумеется. Хотя кто-то из детишек мог и испугаться…
Шоу закончилось уже в сумерках, и аппетит лично у меня к этому времени был зверский. Напоследок облизнувшись на юных одалисок, мы с толпой зрителей покинули «стадион» и организованно переместились к месту вечерней трапезы. Как и шоу, она входила в стоимость экскурсии, а проходить должна была в подвальных интерьерах «а ля Средневековье» массивного каменного здания чарды. Очередь сотен жаждущих к ведущей вниз лестнице (туалет налево, ресторан направо) продвигалась довольно неторопливо, и чтобы оживить ее, какой-то мадьяр со скрипкой непрерывно и в диком темпе наяривал чардаш. Внизу, в длинном сводчатом коридоре, девушки в народных костюмах предлагали посетителям сполоснуть руки в деревянной бадейке с плавающими в ней дольками лимонов – надо полагать, это был некий элемент средневекового антуража. Далее по ходу еще более гостеприимные девушки предлагали мужчинам в качестве аперитива махануть местной водки «палинки», рюмки с которой соблазнительно мерцали сразу на нескольких подносах. Я с благодарностью оценил эту затею, и в пиршественную залу входил уже в слегка приподнятом настроении.
Заставленное грубыми деревянными столами подземелье имело сложную конфигурацию и было таких размеров, что легко вмещало несколько сот человек. На его главном перекрестке трудился оркестр венгерских народных музыкантов, исправно поддерживавших в зале непрерывный средневековый шум. То ли акустика в зале была ни к черту, то ли квалификация исполнителей сильно не дотягивала до консерваторской, но разобрать, что они играли, было решительно невозможно. Лично меня это не расстраивало (главное – антураж, подумал я), но Наталья поминутно морщилась. А не кончай музыкальных школ!
Что мне понравилось сразу – так это то, что вино, хоть белое, хоть красное, здесь можно было поглощать в неограниченном количестве и без дополнительной платы. На первое подали средневековый гороховый суп. Это было единственное блюдо, к чему прилагался такой современный столовый прибор, как ложка – все остальное полагалось, как встарь, есть руками. Ни вилок, ни даже ножей. Впрочем, вкус средневековых жареных на вертеле гусей от этого ничуть не пострадал, и пальчики я облизывал неоднократно. К средневековой кровяной колбасе публика отнеслась более настороженно, но лично мне она тоже понравилась.
Как сказала впоследствии Наталья, суть средневековой венгерской кухни заключается в том, чтобы есть руками и, главное, без хлеба. И не забыть положить побольше перца, добавлю я от себя.
О наскальной живописи
Самая короткая глава. Почти во всех европейских городах, где мне пришлось побывать, я наблюдал на стенах и заборах немало вызывающих и достаточно неполиткорректных граффити. По ним было впору изучать историю. Так, север Италии в начале 90-х был разукрашен черными свастиками, расистскими лозунгами (в ту пору страна еще только привыкала к наплыву разного рода негров), чем-то там хвалебным про дуче и надписями «Gorbaciov – assasino!» . Сицилия, в пику зажравшемуся буржуазному Северу, по-левацки ощетинивалась красными серпами и молотами. В центре богобоязненной польской Ченстоховы на опоре моста какие-то мерзавцы намалевали подвешенную на виселице звезду Давида с красноречивым напоминанием: «Auschwitz» . Даже на безмятежном Тенерифе нас поджидали фрондерские призывы к независимости Канарских островов. И только в Венгрии я ничего подобного не видел. Ну, и еще в Финляндии. Неужели не пачкать стены – это общая черта финно-угорских народов?
Будапешт
«Аквиникум – красивый город. Ну, не самый красивый из тех, что доводилось видеть, но все-таки шарм в нем был…»
(С. Лукьяненко, «Близится утро»)
Когда отведаешь чего-нибудь и получишь от этого удовольствие, всегда тянет на что-то большее. А что в Венгрии может быть больше, чем ее столица! Венгрия, по сути дела, страна одного города, и имя этому городу Будапешт. У нас ведь как – есть Москва, но есть и Питер. Здесь все по-другому. Никаких питеров. Зато в более чем двухмиллионном Будапеште живет ныне каждый четвертый венгр; стоящий на втором месте Дебрецен уступает ему по населению раз этак в десять, а уж по влиянию – неизвестно во сколько. Такой огромный разрыв, такая концентрация всего и всея (политики, промышленности, культуры, образования, спорта) в одном-единственном городе в целом нетипичны для Европы, где на любой «Реал» найдется своя «Барселона», а на любую «Рому» - свой «Милан». Но тут уместно вспомнить, что нынешняя Венгрия представляет собой лишь один из осколков бывшей Австро-Венгерской империи, и это многое объясняет. Ведь именно «королевский» Будапешт в свое время был главным конкурентом «имперской» Вены, причем до такой степени, что даже метро здесь построили лет на восемьдесят раньше. Ну, а после обретения Венгрией независимости Будапешт (так же, как и Вена в соседней Австрии) оказался практически единственным крупным городом новоиспеченного государства. При этом нельзя сказать, что Будапешт высасывает из своей страны соки, в чем волей-неволей начинаешь подозревать родимую Москву. Во всяком случае, он не кичится роскошью элитных высотных новоделов и местными аналогами «рублевок». Он, как бы это сказать, притягивает, но не дразнит. И оттого венгры из провинции не комплексуют перед своей столицей, а столичные жители не бьют себя пяткой в грудь на периферии. Ибо народ здесь везде живет вполне по-человечески. Вот так-то.
А еще Будапешт с детства нравится мне за свое название. Есть в этом слове что-то изысканное, эстетское. Красивее звучит разве что Бухарест, но это не настоящее название города . А Будапешт – настоящее, причем очень стильное, почти как Амстердам. Его хочется выкрикнуть, стоя на чем-нибудь высоком, горделиво раскинув руки. Куда там до этого фонетического шедевра уныло-колокольному Лондону, невразумительному Берлину или легкомысленным Хельсинкам (право слово, Гельсингфорс внушал большее уважение). Что тебе в имени моем, спросите вы? Не скажите… Правы, трижды правы были венгры, когда объединили не только Буду и Пешт, но и их названия – по отдельности они звучали просто ужасно. А вот что двигало норвежцами, когда они в 1925 году переименовывали свою столицу Христианию в Осло, я до сих пор понять не могу. Одна шестая часть земли тогда, наверное, долго надрывала животики…
Будапешт мы уже краем глаза повидали. Желание познакомиться с ним поближе от этого только усилилось.
Чтобы нанести столице Венгрии более основательный визит, мы оплатили однодневную экскурсию и втроем поехали туда вместе с другими русскоязычными постояльцами отелей со всего балатонского побережья. Последняя остановка автобуса – неподалеку от небольшого, но живописного озера Веленсеи, протянувшемуся вдоль автострады Е-71, ведущей на Будапешт с юго-запада. Погода обещает быть хорошей. Что ж, а другой мы в Венгрии и не видели!
Будапешт – опять-таки, не в пример Москве – не утомляет растянувшимися на многие километры пригородами. Раз, - и мы уже в Буде. Ну, Буда, как Буда. Ничего особенного поначалу. Но когда автобус въехал на гору Геллерт и поднялся к Цитадели… Я всегда подозревал, что Будапешт город интересный и даже красивый, но чтобы до такой степени! Когда я вышел к смотровой площадке, чтобы узреть, в общем-то, с детства знакомый по фотографиям пейзаж, то на секунду почувствовал, что мне немножко не хватает воздуха.
Я видел с самолета и Варшаву, и Братиславу, и Флоренцию. Но с самолета – это все-таки не то. Чтобы полностью оценить прелести вида сверху, надо спуститься на высоту так называемого птичьего полета, метров на двести. В этом плане гора Геллерт для обозревания красот Будапешта подходит как нельзя более. Правда, со смотровой площадки было видать только то, что лежало вверх по Дунаю, но и это было зрелище из тех, что запоминаешь на всю жизнь. Куда там панораме с Ленинских (пардон, Воробьевых) гор, безбожно изуродованной трубами ТЭЦ на Бережковской набережной.
Ну, а если и вы захотите взглянуть на Будапешт промышленный – перемещайтесь чуть дальше, к самому подножию монумента Свободы (Szabatsag). Отсюда вы сможете вдосталь наладиться видом находящегося ниже по течению острова Чепель, где и расположены основные предприятия столицы Венгрии. Впрочем, днем вам будет это мешать сделать легкая дымка и бьющее в глаза солнце. Но не расстраивайтесь, в этом секторе кроме моста Сабадшаг (по преданиям, излюбленное место для местных самоубийц) и моста Петефи – ничего примечательного. Зато выше по Дунаю…
О, вот есть куда положить глаз! Тут вам и бывший королевский замок (ныне – Национальная галерея) в Буде, и потрясающее здание венгерского Парламента в Пеште, и старейший в городе Цепной мост, и остров Маргит – также с одноименным мостом, и много чего еще. Хотя где-то в Обуде присутствовала и кирпичная дымовая труба – ну, а что же, не отапливаться вовсе?
Ах!
Впрочем, и сама гора Геллерт достойна отдельного разговора. Цитадель (крепость) на ее вершине считается одной из главных достопримечательностью города – несмотря на то, что она является, скорее, символом австрийского имперского владычества. Тут надо отметить, что сами венгры всегда относились к этому иностранному «примату» с известной долей иронии, ибо влияние Венгрии в Австро-Венгрерской империи было велико. Ну, и что, что император был австриец из династии Габсбургов? Зато никто не смел здесь, в отличии от Богемии (Чехии), насаждать немецкий язык (о! попробовали бы только!), да и на права венгерских королей особо не посягали. Однако диктат со стороны Австрии все-таки имел место, и в 1848 году венгры, наслушавшись стихов Шандора Петефи и речей Лайоша Кошута, не выдержали и восстали. Восстание через год подавили (не без помощи русских войск), а чтобы мадьярам впредь неповадно было бунтовать, в 1849 году господствующую над тогдашней Будой вершину оседлала та самая Цитадель. Это был кнут, но были и пряники. Именно с подачи императора Франца-Иосифа в Будапеште было проложено первое на европейском континенте метро (этакий дар народу, который даже столицу империи нормально называть отказывался!). Да, да, еще в 1896 году, вперед Парижа и Берлина, и, что характерно, задолго до самой Вены! Кстати, вполне нормальное метро – но об этом, как водится, чуть позже. Сама же Цитадель неприступной скалой встала на пути советских солдат, окруживших Будапешт в декабре 1944 года, и взявших его окончательно лишь в феврале 1945-го. Видать, поэтому, наряду с советскими пушками в оружейной экспозиции крепости как бы случайно затесалась немецкая противотанковая пушка…
Сам монумент Свободы – это стоящая на высоком пьедестале бронзовая девушка (по версии мадьяр – мать-Венгрия) с пальмовой ветвью на поднятых руках. Выше нее здесь только небо, поэтому она словно парит над городом. К подножию главного монумента ступенькой прилепился еще один пьедестал, поменьше. Ныне он пуст, а раньше на нем стояла статуя советского солдата в длиннополой шинели, шапке-ушанке и с ППШ на груди – именно в таком обличие явилось сюда освобождение (а кое для кого – и возмездие) зимой 1945 года. Ростом солдат был не чета берлинскому собрату в Трептов-парке и на фоне величественной матери-Венгрии (которую, по идее, он должен был защищать) откровенно терялся. В результате композиция вышла по большому счету так себе, а защищать все больше приходилось самого солдата-освободителя. В первый раз «благодарные» венгры снесли его во время разборок 1956 года, но вскоре вынуждены были вернуть на место. После этого боец с ППШ еще сорок с лишним лет украшал пейзаж горы Геллерт, пока в начале 90-х его окончательно не попросили на выход. К тому времени заступиться за него было некому – Варшавский договор рухнул, Южная группа советских войск покинула Венгрию. На этот раз обошлись без взрывчатки. Солдат мирно переехал в менее престижный район, а опустевший пьедестал-ступенька остается вакантным и по сей день. Возможно, его берегут для кого-то из современных героев. Взять хоть Рональда Рейгана – чем плох? Да и Билл Клинтон ничуть не хуже смотрелся в пору, когда наши бывшие сателлиты дружно вступили в НАТО.
Бронзовый советский солдат был не единственным, кто охранял спокойствие венгерской статуи Свободы. Имеются у монумента матери-Венгрии и другие бронзовые защитники – правда, автоматов у них нет, равно как и одежды. Особенно запомнился мускулистый обнаженный хлопец, который так зверски замахнулся кулаком на несчастного фашистского дракончика, что трехголового невольно становилось жалко.
А вообще тема обращения венгров с историческим наследием времен социализма заслуживает особого разговора. Отчасти их можно понять – спасенный всегда испытывает некий комплекс по отношению к спасителю и потому спустя некоторое время начинают тайно его ненавидеть. Тут все зависит от срока и степени вины спасенного народа. Если сравнивать с немцами, то срок у них с венграми один. Но вина немцев за совершенные во время Второй мировой войны злодеяния несравненно выше. И потому если немцы дисциплинированно восприняли советский диктат как должное (раз проиграли, так тому и быть), то их бывшие союзники-мадьяры частенько задавались вопросом – а нас-то за что маринуют в этом совке? События 1956 года лишнее тому подтверждение. И вот теперь в Будапеште организован специальный парк, куда стащили все памятники, мало-мальски связанные с «позорным» прошлым, когда Венгрия дружила с Москвой. Сам я там не был, зато видел рекламный проспект, обещающий публике захватывающее зрелище реликтовых «коммунистических» статуй Ленина, Маркса и Энгельса, Димитрова, Остапенко, Белы Куна (вот, даже своих не пожалели!), знаменитые бронзовые сапоги Сталина с площади Героев – и даже гэдээровский автомобиль «Трабант». Минуточку, подумал я, а какого ляда делает в этой компании капитан Илья Остапенко, парламентер, предательски убитый здесь фашистами в 1945-м? Он что, осточертевший партийный деятель или пластмассовый «Трабант», над которым смеялась вся Европа?! Его-то, мученика и героя Второй мировой – за что?!! В общем, у меня создалось впечатление, что венгры сами не поняли, кого они сгоряча вынесли на помойку…
Следующим пунктом на будайской стороне была Крепостная гора, осмотр достопримечательностей которой мы начали с так называемого Рыбацкого бастиона. Свое название это своеобразное сооружение с занятными конусообразными башенками получило от средневекового рыбацкого цеха, члены которого некогда защищали эту часть крепостной стены от врагов. К бастиону вела широкая каменная лестница, наверху которой, при входе во двор, расположилась группа уличных музыкантов, довольно халтурно наяривавших нечто в национальном стиле. И снова музыкальное образование сыграло с моей Натальей злую шутку…
- Боже, как они фальшивят! Это что – чардаш?!!
Когда-то Наталья назвала меня чемпионом мира по закатыванию глаз. Видела бы она себя в этот момент!
Вид на Дунай и отсюда был шикарный. Неудивительно, ведь на Рыбацкий бастион через реку смотрит венгерский Парламент – на мой взгляд, самое красивое здание в Европе. Было на что поглазеть и развернувшись на сто восемьдесят градусов. Во дворе бастиона стоит конная статуя первого венгерского короля Иштвана I, а над всем этим эффектно возвышается готическая церковь Святого Матиаша, построенная в XIII-XV и перестроенная в конце XIX века на прежнем средневековом основании. Рядом, на площади Сентхаромшаг (Святой троицы), установлена такая популярная в Европе штука, как Чумной столб – украшенная скульптурами и аллегорическими барельефами колонна в память о счастливом (для тех, кто выжил) избавлении от какой-нибудь особенно свирепой эпидемии.
Прогуливаясь по старинной улице Тарнок наблюдал любопытную сцену. Оказывается, для предохранения мостовых от «противопехотных мин» под хвостами лошадей прогулочных фиакров здесь натягивают специальную сетку, и когда масса навоза на ней превышала критическую, кучер промывал ее из шланга, припарковавшись над канализационной решеткой. Остроумное решение.
Но удивляться по-настоящему пришлось дальше. Дело в том, что Буда оказалась на редкость дырявой. Ну, представьте себе, идете вы по мощеной улице. Вот музыкальный театр, где наездами дирижировал сам Бетховен, вот резиденция президента Венгрии с двумя скучающими охранниками – у нас иные загородные дачи лучше охраняют, но тем не менее. Словом, типичный, казалось бы, центр старого города. В Москве вокруг подобного рода районов простираются десятки километров плотной застройки. Но здесь… стоит развернуться на сто восемьдесят градусом, и взгляд улетает куда-то вдаль. Ибо по другую сторону престижной улицы зияет огромный, на многие гектары, пустырь без признаков хозяйственной деятельности. Пожалуй, все это можно принять за грандиозных масштабов археологические раскопки, если бы среди разрушенных подвалов на пустыре копошился хотя бы один завалящий археолог. Но огороженный пустырь абсолютно безлюден. Почему прямо в центре города, под боком у роскошного дворцового комплекса, царит эта непонятная мерзость запустения, я так и не понял. Возможно, это следы Второй мировой. Еще более вероятно – событий 1956 года. Где-то в этом районе находились казармы Килиана, оплот мятежников под командованием генерала Пала Малетера. Бои здесь были особенно жестокими. Вполне могли снести весь район подчистую, да так и оставить в назидание потомкам. Но вот почему эти гектары не застроили в наше время – ума не приложу! Неужели так подскочили цены на землю?!
Внизу виден Цепной мост, самый старый и, пожалуй, самый красивый из мостов Будапешта. Что характерно, за Дунаем никаких прогалин в застройке не видно. Неудивительно, деловой Пешт такой роскоши себе позволить не может.
Еще одна достопримечательность исторической Буды – фуникулер. Когда-то его построили для удобства государственных чиновников, ежедневно поднимавшихся на работу в Королевский дворец. Теперь фуникулер катает туристов. Маршрут его короткий, но довольно крутой, уклон градусов сорок. Поэтому его старинные вагоны имеют форму ступенек.
Входя на территорию Королевского дворца, я невольно обратил внимание на массивный столп у парадных ворот, над верхушкой которого распластал покрытые зеленой патиной крылья бронзовый стервятник. Что-то до боли знакомое, где-то я про него читал… Ну, конечно, это же турул! Турул модар, мифологическая птица, красовавшаяся на боевых знаменах древних мадьярских племен. Символ тысячелетней истории Венгрии. Символ ее этнической чистоты. А вы говорите – австрийское владычество…
Величественный Королевский дворец теперь уже никогда не дождется хозяев голубых кровей. Венгрия девяносто лет как республика. Но герб ее по-прежнему украшает корона, причем такая, что не спутаешь ни с какой другой. Вопрос о том, почему увенчивающий ее крестик не торчит горделиво вверх, а странным образом перекошен, не задает себе здесь только ленивый турист. На этот счет у венгров имеется легенда, и она весьма похожа на правду. Потому что если в благородство и бескорыстие людей всегда верится с трудом, то в чью-то халатность и разгильдяйство – легко и сразу. А у венгров драгоценная корона именно что свалилась с телеги, когда ее второпях спасали от очередного узурпатора. Вот и покривился крестик.
Залы Королевского дворца теперь занимают музей и Национальная галерея. Внутри мы не были, но снаружи побродили. Особенно запомнились унизанный бронзовыми изваяниями фонтан Матиаша и скульптурная композиция «Конюх, тормозящий лошадь». Вообще-то памятник смахивающему на сельского батюшку мужичку в широкополой шляпе, ведущему под уздцы довольно норовистого коня, как пить дать назывался иначе, но именно так обозвала его наша слегка подзабывшая русский язык гидесса. А вообще странно, что изваяли в бронзе и водрузили на пьедестал перед Королевским дворцом не историческую личность или героя, а какого-то конюха. Ну и ставили бы его где-нибудь на Цепном мосту.
Коли так, поговорим немного о том самом мосте. Как я уже упомянул, он в городе самый старый и самый красивый. Его строили семь лет и открыли в судьбоносном для Венгрии 1849 году. Напомним, что тогда еще и Будапешта-то как такового не было. Длина моста без малого четыреста метров, примерно такой же длины туннель ведет к нему сквозь холм с будайской стороны. В общем, строительство было масштабное, а по тем временам – так просто грандиозное. Автор проекта, англичанин Уильям Кларк, был большим умницей.
Как водится, у Цепного моста есть своя легенда. Касается она украшающих его чугунных львов. Мол, во время церемонии открытия моста один ученик сапожника заметил, что скульптор забыл сделать им языки. Казалось бы, ну и что? А скульптор взял и сиганул со стыда в воду. Впрочем, по другим сведениям, скульптор преспокойно дожил до седых волос. А утопился кто-то другой и по совершенно иной причине.
Второй мировой войны Цепной мост не перенес. Его рухнувшие в Дунай пролеты пришлось разобрать, но спустя некоторое время мост горделиво восстал из праха. При этом восстанавливали его скурпулезно, по старым чертежам, хотя не могли не понимать, что в своем прежнем виде, всего-то с двумя полосами движения, он вряд ли сможет выполнять роль главной транспортной артерии столицы. Но уж больно красивым было детище инженера Кларка, чтобы что-то в нем менять…
Вот по такому историческому мосту мы и пересекли Дунай, чтобы оказаться в Пеште. По правую руку от нас красовался массивный стеклянно-бетонный корпус отеля «Мариотт». Это тоже местная достопримечательность, с легким смущением пояснила наша гидесса. Что ж, иные времена, иные ценности. И в Москве одно время дивились «Макдональдсу» на Пушкинской площади.
Кафедральный собор святого Иштвана особенно потряс в тот момент, когда скрытый от наших глаз маэстро вдруг решил размять пальцы, и под сводами величественного купола базилики зазвучали мощные аккорды органа. Как по заказу, полумрак собора озарили пробившиеся сквозь витражи солнечные лучи, что придало происходящему еще большую весомость. Поскольку музицируют тут не так часто, да еще и со светом так удачно совпало, можно сказать, нам реально повезло. Но везло здесь не всем и не всегда. Например, тот самый купол, под которым мы наслаждались чарующими звуками, уже разок обрушивался – еще на стадии строительства собора. Говорят, для Будапешта это было круче, чем падение башен-близнецов в Нью-Йорке. Весь город натурально лежал в пыли. Так что легкая нервозность австро-венгерского императора во время церемонии открытия собора была вполне объяснима.
Главная святыня собора святого Иштвана – это, конечно, святая десница того самого святого Иштвана. Вообще, разбирать хороших людей после смерти на мелкие части и выставлять их напоказ – это старая христианская традиция, но лично меня от нее коробит. В Черногории, например, я имел счастье лицезреть правую руку Иоанна Крестителя, ту самую, которая, по идее, крестила самого Христа! Так вот, на ней не хватает двух пальцев. Спрашиваю, куда подевались? Оказывается, один пальчик за какие-то заслуги подарили еще одному хорошему человеку, а другой палец заныкал в качестве сувенира какой-то турецкий султан (на фига мусульманскому попу такая гармонь?! а вот притырил пару фаланг!). Нет, не понимаю я этого. По мне, так поклонятся полуистлевшей расчлененке ничуть не лучше, чем держать Ленина в мавзолее. Так Ильич хоть выглядит более-менее эстетично…
Но вернемся к святому Иштвану. Латинский эквивалент этого имени – Стефан, но его не следует путать с другим святым Стефаном, собор в честь которого высится в центре Вены. Тот был совершенно другой святой, блаженный страстотерпец, которого все били и чморили – уж не знаю, за что. А наш святой Иштван – это первый мадьярский король, уважаемый основатель венгерского государства, получивший корону с благословения святого престола в Риме. Тогда, в начале XI века, он просто работал в Венгрии монархом, и ведать не ведал, что творит чудеса и обладает нетленной плотью. Теперь его правая рука хранится в капелле, в богато украшенном, но специально затемненном шкафчике. За определенную мзду в шкафчике включается свет. Но поскольку платит один, а глазеют все, то не платит никто.
Улица Андраши считалась фешенебельной еще во времена империи. Именно под ней когда-то давно, еще до исторического материализма, проложили первую линию будапештского метрополитена. «Обязательно по ней прокачусь!» - мысленно поклялся я, через окно автобуса наблюдая каждые триста метров характерные желтые вывески ее остановок. Еще бы – первое в Европе метро! То есть в Лондоне оно к этому времени уже было… но все-таки Британия – это остров, а на европейском континенте Будапешт и впрямь был первым. Кроме шуток, есть чем гордиться.
А вот и знаменитые купальни «Сечени» с целебными минеральными водами, благодаря которым Будапешт является единственной в Европе столицей, получившей статус города-курорта. Можете представить себе мегаполис, жить в котором полезно для поправки здоровья? А вот! Причем бальнеологические заведения подобного рода здесь отнюдь не единственные, есть еще на острове Маргит (там вообще много чего есть), и под горой Геллерт, так что неспроста возникшее на месте нынешнего Пешта поселение римлян в древности называлось Аквиникум, что в переводе означает поселок Водный. Минеральная водичка – она где попало не бьет!
Не доезжая остановки метро «Мехико-сити» автобус сворачивает направо. Здесь нас ждет обед. Ресторан отличный, несмотря на то, что подвизается в основном на обслуживании туристических групп и потому отчасти перешел на систему шведского стола. В охотничьем стиле, даже дичь была (что-то типа оленины в ягодном соусе). Что опять-таки особенно понравилось, шампанское и вино было на халяву. В рамках разумного, конечно.
- Ой, как здорово! А вот у нас в Ухте, в восемнадцатой школе… - раздалось вдруг за спиной.
Надо же, расслабленно подумал я, оказывается в нашей группе есть кто-то из моей школы. Минуточку, ответило мое более трезвое альтро-эго, мы здесь по индивидуальной путевке. Какая, на фиг, Ухта? Какие, на фиг, одноклассники?!
Меня пулей выстрелило из-за стола.
- Вы что, правда из Ухты? – обратился я к компании за соседним столиком.
- Ну, да! - расцвели соседи.
- И что – учились в восемнадцатой школе?!
Выяснилось, что женщина, привлекшая мое внимание той самой фразой, и впрямь окончила сие достойное учебное заведение! Правда, на пять лет раньше. Тем не менее, мир в этот момент скукожился для меня до размеров ресторанного зала. Вот так встреча!
Земляки отдыхали в Хевизе – венгерском конкуренте чешских Карловых Вар. Цены там были не ниже, но помогало лучше. Пообещав дружить до гроба, но, как водится, обещанья не сдержав, мы расстались в лучших чувствах.
Возить по городу сытых, довольных, и, что греха таить, слегка поддатых, экскурсантов далее не имело смысла. Крутанув нас в качестве компенсации по площади Героев, автобус лег на возвратный курс. О том, что до 1956 года на этой площади (кстати, я ее совсем по-другому представлял) стояла статуя Сталина, от которой повстанцы оставили одни сапоги, я сообщил экскурсоводу уже сам. А вообще прикольно – сапоги на пьедестале… Прикольней был только пустой постамент на плацу военной кафедры моей обожаемой альма-матер. Его некоторые так и звали – «памятник бойцу невидимого фронта».
Однако еще пару часов на разграбление города нам все-таки дали. Уже вблизи знакомого нам моста Эржебет (Елизаветы), под рекламой еще более знакомого (с детства!) объединения «Видеотон», автобус припарковался в последний раз.
- Так, теперь – девочки налево, мальчики направо! В смысле, там рынок, а вон там – все остальное!
- А Парламент?
- Ну, это далеко…
Хрен вам, сказал я про себя. Уж если я чего решил… Тем более, под рукой у меня был план Будапешта.
Поначалу дорога к столь манящему меня Парламенту проходила по улице Ваци – той самой, где я должен был ночевать два года назад. Тогда не сложилось, теперь вот – пожалуйста. Правда, с женой и ребенком. А впрочем, может, это и к лучшему…
Ваци – пешеходная зона. Вольготно чувствуют себя здесь все, включая колоритных бабусь-нищенок. Побираться в этом престижном районе удел избранных, и это как бы подчеркивает их униформа. Старуха в стандартной черной одежде и черном платке, прилежно тыкающаяся мордой в асфальт – вот так выглядит VIP-нищая в центре Будапешта. При этом никаких цыган, хотя путеводители сообщают, что в Венгрии их много, но тогда они либо хорошо шифруются, либо в центр их попросту не пускают. Прочие страждущие чужих денег вынуждены применять более затратные методы, вплоть до вставания на ходули. В данном случае имеются в виду зазывалы окрестных дорогих магазинов, у некоторых из которых гуляющий по улице люд ухитрялся проходить и даже проезжать на велосипедах прямо между ног.
В магазин, куда мы зашли, нас никто ни за руку, ни за ногу не тянул. Ибо это был книжный магазин. Там я купил карту Европы (знаете, такую, где прикольно пишут названия на языке страны) и схему окрестностей Тихани. А то катаешься где ни попадя без всяких ориентиров.
Сквозь проулочек, ведущий к Дунаю, проглядывает Королевский дворец. Ну что сказать, утром он смотрелся бы отсюда четче, зато сейчас, в контржурном свете он приобрел какую-то потустороннюю таинственность. Прошли траверс Цепного моста. В профиль (то бишь насквозь) он со своими двумя полосами выглядит нетипично узким. Чего не скажешь о площади Рузвельта, примыкающей к нему с пештской стороны. Огибая ее по периметру, проходим мимо какого-то министерства с извечным покосившемся крестиком на гербе. Кстати, контора по-венгерски – ирода. С ударением на первый слог.
Академия наук. Барельеф со сценой какого-то выдающегося научного собрания. Лично я из венгерских ученых знаю только своего тезку по фамилии Силлард . Тот, конечно, был реально крут. Хиросиме мало не показалось, да и атолл Бикини отдыхал недолго…
А вот уже и Парламент прямо по курсу показался. Эх, красив шельмец, даже сбоку и издалека. Сбывается мечта идиота!
Подходим ближе. Вид – аж слюнки текут. Ну, думаю, сейчас осмотрим интерьеры. В Англии же, говорят, пускают? Не тут-то было. Как-никак, действующее законодательное собрание. Депутаты на Охотном ряду при виде этого архитектурного шедевра наверняка бы удавились от зависти. Вот это парламент, так парламент! Купол круче, чем у собора. Внушает. Ну что ж, полежали мы на травке у стен сих колоссальных псевдоготических хором, пофотографировались – и пешком в обратный путь. Хотя там впору уже на метро было ехать. Все-таки от автобуса далеко заперлись.
Дошли почти до конца, и тут Огромному в туалет резко приспичило. А в этом плане улица Ваци – далеко не Вацлавская площадь в Праге, где биотуалетные кабинки через каждые двадцать метров. Слава богу, надоумили нас зайти в одну либерально настроенную к нуждам посетителей кафешку. А то б вообще беда.
Ну, а дальше – проторенный маршрут. Мост Эржебет, виток вокруг горы Геллерт, десять минут и прощай, Будапешт. Впрочем, почему прощай? Мы сюда еще вернемся. Но об этом в другой главе.
Музыка серебряных спиц
Я давно изжил комплекс «территориального превосходства» по отношению к странам Европы. И перестал гордиться тем, что Тюменская область равна сорока Бельгиям. Глупость несусветная. Не равна! Для того чтобы эти иллюзии развеялись, мне, как ни странно, всего-то пришлось немного поездить по стране да сходить в несколько лыжных походов. И знаете, что оказалось? Во-первых, что и сотня километров – приличное расстояние. А во-вторых, что большая часть моей Родины – это или непролазная тайга, или классическое «белое безмолвие», холодное, безлюдное, неосвоенное. Нечто сугубо ксенобиотическое. И у меня есть более чем веские основания полагать, что нормальный бельгиец не переедет сюда на ПМЖ ни за какие коврижки. И датчанин не переедет. Причем ему в голову не придет стучать себя пяткой в грудь, что, мол, Дания крупнейшая по площади страна Евросоюза (а вообще-то так оно и есть, если считать с Гренландией). Ведь вот какой парадокс: даже когда банально сравниваешь наши аэропорты с западноевропейскими, невольно задаешь себе вопрос – а у кого земли-то больше? Если мы за минувшие века нахапали ее больше всех на свете, что ж теперь ютимся в терминалах с единственной взлетно-посадочной полосой, как будто в России места мало и ветер дует всегда в одну сторону?! Так что в Европе, вопреки расхожему мнению, ногу поставить очень даже есть куда. Только вот ступит она скорее всего не в чавкающее болото, а на что-либо более цивилизованное и проходимое. Я, конечно, не открываю никаких Америк, но знаете… когда после той же Венгрии оказываешься над родимым Полесьем, то возникает острое ощущение, что вместе с границами СНГ ты пересекаешь какую-то незримую мрачную черту. Почему так получилось, сказать трудно, но факт остается фактом: наш самопровозглашенный титул величайшей и богатейшей страны в мире на самом деле не более чем фикция. Мы богаты тем, чем никогда не сможем воспользоваться! Ведь нынешняя Россия – это в основном необитаемые и практически неконтролируемые территории с суровым климатом, на которых никто по доброй воле жить не собирается, а любые попытки освоить их (типа строительства БАМа) неизменно будут вызывать лишь издевательский смех жителей Москвы и Петербурга, а также тех, кто мечтает туда поскорее переселиться. И переселяются. А окраины обескровливаются и отмирают, как гангренозные конечности. Скажете, я сгущаю краски? Значит, вы тоже москвич или петербуржец…
Разумеется, все это немыслимо в Венгрии. Да, роль Будапешта представляется здесь несколько гипертрофированной. Но я и мысли не допускаю, что люди начнут вдруг массово покидать уютные деревенские усадьбы Альфельда и Дунатуля, дабы пополнить и без того немалое количество столичных жителей. Нету для этого никаких объективных предпосылок. Их и так неплохо кормят.
Но мы отвлеклись. А пока немного о том, как я решил опираясь на силу своих мышц изучить окрестности озера Балатон. Надоело, понимаете ли, сиднем сидеть в отеле или полагаться на милость экскурсионных агентств. Захотелось посмотреть все вокруг основательно и не торопясь. Дабы сделать выводы исключительно самостоятельно.
Вот такое у меня возникло желание. Но топать пешком тоска смертная, в гробу я видал эти терренкуры, да и далеко ли уйдешь от завтрака до ужина? А надо сказать, что машину я водить не умею и даже никогда не пытался. Имеются у меня только права на мотоцикл, да и то я уже толком забыл, как на нем передачи втыкаются. Плюс морда на них давно уже не соответствует действительности – усы, волосы до плеч… А я меж тем давно уже вышел из того образа. По совокупности заслуг мне остался только велосипед. Ну и ладно. Тише едешь – дальше будешь.
В нашем гостиничном спортивном клубе «Уимблдон» можно было взять напрокат все, что угодно – вплоть до клюшек для мини-гольфа. Мини-гольф был мне глубоко фиолетов (хотя Огромный играл с удовольствием), а вот многоскоростные велосипеды и, главное, расценки за их прокат, пришлись по вкусу. За шестичасовое обладание двухколесным железным конем с педалями я отдавал чуть больше тысячи форинтов, рублей 150 на наши деньги. Не скажу, что совсем уж дарма, но по карману не било. Тем более что за эти смешные деньги в твоем распоряжении почти на целый день оказывалось полезное для здоровья, экологически чистое и практически бесшумное транспортное средства с довольно приличными скоростными возможностями.
В тот день, когда я решил рискнуть, почти все велосипеды были разобраны – долго сватался. Тем не менее, один из оставшихся мне понравился.
- Заверните! Счет на мою карточку! – небрежно бросил я и укатил в сторону ворот отеля.
Катить было легко и приятно. Дома я качаю ноги с помощью складного пятискоростного «Аиста» - шедевра белорусского велостроения, прочного как фонарный столб и тяжелого как сволочь. Здесь я впервые познал все прелести езды на нормальном (подчеркнуто) велосипеде. Впечатления оказались самые благоприятные. Легонький байк и с места рвал «отвал башки», и тормозил как вкопанный. Правда, с системой понижения передач я разобрался не сразу, но в конце концов решил и эту проблему. Все, полный вперед!
Путь поначалу лежал вдоль берега, где я лишний раз смог убедиться, что пляжи для Балатона не очень типичны, зато камышовые заросли – более чем. Невольно вспомнилось другое европейское озеро, Скадарское, что находится на стыке Черногории и Албании (где оно называется Шкодер). Так вот на Скадарском озере – кстати, крупнейшем на Балканах – плавни просто обширнейшие, от коренного берега до чистой воды мы плыли сквозь камыши несколько километров, а с самолета я вообще не сразу понял, есть ли на нем эта самая чистая вода. Так что камышами Балатон меня не удивил, хотя чувства княгини Ольги Ярославны, в сердцах обозвавшую его болотом, я от души разделил.
Прибрежная дорога, проложенная по кромке Тиханьского полуострова, имеет то преимущество для велосипедистов, что установленная там максимальная скорость в 40 км/час делает ее непривлекательной для владельцев авто. То есть, по ней можно спокойно катить и глазеть по сторонам, не рискуя быть сбитым каким-нибудь отчаянным лихачом. Я даже ухитрялся снимать на ходу видео. Когда же началась главная трасса, лафа кончилась. Правда, параллельно шоссе шла велодорожка, но она была, что называется, с подвохом: проходила вдоль стены из голимой ежевики и игриво вихляла, огибая придорожные столбы. Этакая тест-драйв-дорожка без права на ошибку. Впрочем, я не ошибся ни разу, и вскоре без приключений добрался до Балатонфюреда.
Столица северного берега встретила меня форпостами из отелей и полным отсутствием хозмагов, и вообще точек, где можно было купить мини-кассеты для моей видеокамеры – а, собственно, за этим я сюда и ехал. Довольно быстро стало ясно, что в прибрежной части города кроме открыток и сувениров мне ничего не светит. Тем не менее, я решил побродить-покататься тут минут пятнадцать, за что и был вознагражден звуком пушечного выстрела, знаменующего в Балатонфюреде наступление полдня.
Этот закос под Питер меня позабавил. Но, вообще, красивая традиция. Только предупреждать надо.
Закончив с осмотром прибрежных красот, я заметил улочку, карабкающуюся в гору. Переключив скорость, я резко подналег на педали и погрузился в настоящую Венгрию. О, как я обожаю этот момент погружения – в какой бы стране ни находился. А знаете почему? Потому что начинаются магазины с человеческим ассортиментом и нормальными ценами. Впрочем, и тут все было не так просто. В большом двухэтажном супермаркете нужного мне товара не нашлось. Я проехал дальше, миновав местный кафедральный собор – как и в Тихани, с двумя башенками и курантами. Метров через пятьдесят еще одна перспективная точка.
- Do you have a mini-DV cassette for my camera?
- Sorry…
Однако здесь мне, по крайней мере, внятно объяснили, где я могу найти желаемое. А вообще забавно переходить на инглиш в бывшей стране СЭВ, где еще лет двадцать назад русский язык учили в школах в качестве обязательного предмета. Впрочем, молодой человек, разговаривавший со мной на ломаном английском, тогда еще под стол пешком ходил…
Под конец – на вокзал. Куда же еще? Читатель, наверное, уже обратил внимание, что автор неровно дышит к железнодорожному транспорту, так вот, это у него с детства. И поэтому выставку игрушечных железных дорог, о которой я случайно прочел на доске объявлений в отеле, пропустить было невозможно.
Самые оголтелые фанаты железных дорог, как известно, немцы. А уж по части моделей им вообще равных нет. Но и венгры, как оказалось, в грязь лицом не ударили. Все время, что я бродил по этой экспозиции, я думал об одном. Блин, ну почему сейчас! Почему не тридцать лет назад?!
Кстати, выставка не ограничивалась бегающими по бутафорской местности игрушечными поездами. Были тут и старинные фотографии, и прочие артефакты безвозвратно ушедшего прошлого. Например, герб Венгерской Народной Республики с красной звездой или вокзальные информационные таблички с обязательной строкой на русском. Словом, опять был повод понастальгизировать и поразмышлять о том, как могло бы все быть, если бы не.
На выезде из Балатонфюреда тормознул возле универсама сети «Плюс». Вообще, вот еще что интересно: когда едешь по восточной Венгрии, тебя на каждом шагу встречают вывески «Bolt»; я еще поначалу думал, что это магазинчики автозапчастей. Оказалось, нет – «болтами» на равнинах Альфельда называют любую мелкую лавочку, торгующую чем угодно (кроме настоящих болтов). А вот за Дунаем, на западе, это словечко странным образом исчезало. Единственный «bolt» попался мне именно в Балатонфюреде, да и то, с такой длиннющей приставкой, что я не удивился, когда вместо магазина обнаружил под вывеской что-то напоминающее контору.
Но мы немного отвлеклись. Что же касается универсамов «Plusz», то они действительно помогали экономить – заметьте, без потери качества. Скажем, бутылка хорошего токайского (не самого навороченного, но очень хорошего) стоила в гостинице 4200 форинтов, в магазине у «проходной» отеля – 2400, а здесь – всего 849! Как говориться, почувствуйте разницу. Правда, ближайший к нам «Plusz» находился километрах в восьми от отеля, а второй – и вовсе на том берегу Балатона. Так что грех было не воспользоваться моментом.
Но не только эти меркантильные соображения двигали мной, когда я принялся обшаривать универсам. И пусть я к этому времени давно уже все понял. Что в одну реку нельзя войти дважды. Что шансов найти искомые консервы у меня не больше, чем найти в плеере молодого венгерского водилы песню группы «Неотон». Что знакомый с детства брэнд, скорее всего, был чем-то сугубо экспортным и давно забытым на родине. Но я готов поклясться, что пожилая дама-иностранка, стоящая в пяти шагах от меня, спросила продавца про «балатон салат»! Что же, по крайней мере, нас было уже двое – наивных кулинарных романтиков безвозвратно минувшей эпохи…
Vinum regum, Rex vinorum
«Его сладость и крепость возрождают человека. Это вино приводит в действие все извилины мозга и зажигает в глубине души фейерверк искрящегося остроумия и радости…»
(Вольтер – о токайском вине)
«Твой же напиток – амброзия чистая с нектаром сладким!»
(Циклоп – наверное, о нем же)
Однажды в гости к нам заглянула старинная подружка моей супруги. Надо сказать, не с пустыми руками.
- Вот, Натаха! Токайское! Сто лет не пили…
- И сейчас не попьете, - вздохнул я, присмотревшись к этикетке.
Скепсис мой был объясним, ибо настоящий токай принято обозначать как Tokaji, а здесь красовалось топорное Tokai, да еще ® вместо точки над последней буквой. Так что формально вчинять иск изготовителям ароматизированной бурды, по вкусу и цвету рядом не стоящей с токайским вином, было не за что – зарегистрированный товарный знак, все по закону. Шли суровые 90-е годы…
Хотя я немного разбираюсь в винах, сомелье из меня вышел бы никудышний. Перепутать «совиньон» с «рислингом», а «киндзмараули» с «хванчкарой» для меня не стоит ничего. Но божественный букет и благородную «медовую» кислинку лучших сортов токайского я не спутаю ни с чем!
Так что же отличает эти самые знаменитые из венгерских вин от всех прочих? Здесь надо сразу провести черту между ординарными винами типа Tokaji furmint или Tokaji h;rslevel;, которые иногда можно купить в России, и «винтажными» Tokaji aszu, которые и в Венгрии-то достанешь не везде. Ибо если первые имеют просто хорошее качество и мягкий вкус (вино в Венгрии вообще может быть либо хорошим, либо очень хорошим), то вторые изготавливаются по уникальной технологии, которая, собственно, и принесла славу токайским винам, как некоему винодельческому чуду. Согласно легенде, открыли ее виноделы Токая непреднамеренно – просто во время одного из турецких набегов они слишком долго прятались в горах и не успели убрать урожай, а когда вернулись, на лозе висел в основном завялившийся изюм. Повздыхав и попеняв непьющим туркам на загубленные труды, виноградари с горя рискнули использовать в качестве сырья то, что было. В конечном итоге вино созрело – его получилось немного, но зато вкус был таков, что все ахнули. С тех пор принудительное «подвяливание» ягод прямо на лозе стало визитной карточкой винодельческого района Токай.
Правда, не все так просто. Если вы попытаетесь провести эксперимент с задержкой уборки урожая где-нибудь в Крыму, то виноград, скорее всего, просто сгниет. Так что массандровский «Токай южнобережный» - это все-таки продукт традиционных технологий, к классическому венгерскому «асу» отношения не имеющий. Все дело в сочетании климата низкогорных склонов долины Тиссы, почв, оригинальных сортов винограда (фурминт, харшлевелю, желтый мускат и зета) и, главное, в особой плесени рода Ботритис, которой искусственно заражают токайские виноградники. Эта-то благородная плесень и позволяет деликатно «заизюмливать» виноград на живой лозе, повышая сахаристость сусла чуть ли не вдвое – со всеми вытекающими вкусными последствиями.
Как я уже говорил, рост качества при такой технологии идет в ущерб количеству. Да и времени на сбраживание столь сахаристой основы требуется не в пример больше. Поэтому Tokaji aszu дешевым вином не назовешь. Безумно дорогим, впрочем, тоже. Тут многое зависит от количества так называемых «путтоней», обозначенных на этикетке. Путтонь – это местная большая заплечная корзина, килограмм на двадцать пять. Так вот, сколько корзин собранного вручную изюма было сброшено на стандартную бочку сусла (145 литров) в процессе приготовления, столько путтоней в вине и есть. Чем больше, тем оно слаще, гуще и дороже. Бывают трех-, четырех- и даже шестипуттоневые сорта. Стоит такое вино от 12 евро за фирменную поллитровую бутылку, разукрашенную в цвета венгерского национального флага – так «асу» даже внешне резко выделяется на фоне ординарных сортов, традиционно разливаемых в тару по 0,7 литров.
«Асу» невозможно пить, как обычное вино – ибо это больше, чем вино. Его не пьешь, его вкушаешь. Дамочки, единожды попробовав классический токай, сходят потом по нему с ума всю жизнь. Кстати, вкус настоящего «асу» для большинства россиян остается неведом – это все-таки дефицитная вещь даже для самой Венгрии. Однако имеется более доступный промежуточный вариант – Tokaji edes szamorodni , который, как и «асу», выпускается в престижных поллитровых бутылках, и который наши женщины в советские времена безграмотно называли «Токаем смородиновым». При его производстве виноград тоже подвяливают, но, в отличие от «асу», делают это без применения заветной плесени – просто перевязывая кисти у основания и оставляя их так висеть до первых ноябрьских заморозков. Отсюда и название «самородный». Эффект, конечно, не совсем тот, но характерный «токайский» вкус уже ощущается. При этом цена вполне божеская, что и сделало эту разновидность весьма популярной маркой.
Самое раннее свидетельство существование токайского вина восходит к XVI веку. Первыми из иностранцев его прелести оценили польские купцы – кстати, szamorodni – это от них. Так, на свадьбу своей дочки с Лжедмитрием папаша Мнишек привез в Москву аж тридцать бочек токайского – впрочем, это была разовая акция, о которой на пропахшей медовухой Руси быстро забыли. В XVIII веке токайское вновь начали продвигать на русский рынок. Надо сказать, удачно: после того, как князь Ракоци преподнес в дар Петру I несколько бутылок, тот проявил к чудесному нектару из Венгрии самый живой интерес. Дошло до того, что в Токае поселилась постоянная русская торговая миссия, которая обеспечивала бесперебойные поставки вина ко двору Его Императорского Величества и более того – скупала местные виноградники, контролируя процесс сбора урожая и его последующего брожения. Одновременно шло и продвижение бренда на Запад. Все тот же князь Ракоци (кстати, по некоторым источникам, современный способ производства токайского изобрели не испугавшиеся турок крестьяне, а его личный капеллан) не постеснялся вломиться в святая святых европейского виноделия – Францию, и в 1703 году отправил партию вина Людовику XIV. Король-Солнце подарок оценил по достоинству, да и не он один (см. первый эпиграф).
Я не король и даже не бог весть какой эстет от винопития. Я оперирую простыми понятиями: вкусно – невкусно, вставляет – не вставляет. И если знаменитое итальянское «кьянти» меня не впечатлило, я говорю об этом открытым текстом. Если не нашел сногсшибательными французское шампанское и французский же коньяк (которому лично я всегда предпочту армянский) – тоже. На вкус и цвет товарища нет. Но я еще не встречал никого, кому не понравился бы токай.
Это вино – эксклюзив. Его мало и на всех не хватит. Токай невозможно сравнить по масштабам с винодельческими районами Франции и Испании, Калифорнии и Аргентины. Его производят всего в двадцати восьми венгерских селеньях (хотя пытаются делать еще в Словакии и Береговском районе закарпатской Украины, в долине верхней Тиссы). Это капля в море разливанном.
- Кубань. Крым. Молдавия. Болгария. Франция. Чили. Девушка, а «Токай» у вас есть?
- Нет, разобрали…
Эх, Венгрия, Венгрия! Как же здесь было здорово…
Южный берег
На следующий день, сразу после завтрака, я опять метнулся в «Уимблдон» - что называется, вошел во вкус. Мой давешний железный конь дождался меня и в этот раз. Прекрасно, не хотелось бы что-то менять и снова к чему-то приноравливаться. Тем более что путь лежал чуток подалее, чем накануне. Целью на сегодня был поставлена «столица» теперь уже противоположного, южного берега Балатона – город Шиофок.
Не буду идеализировать, не все у нас здесь протекало гладко. В частности, мой хрупкий организм так до конца и не смог приноровиться к щелочной реакции местной воды и утреннему омлету; так что ездил я по окрестным городам, конечно, исключительно из любви к путешествиям – но еще и в надежде раздобыть каких-нибудь таблеток для укрепления морального духа моего желудка. В Балатонфюреде единственная попавшаяся мне на пути аптека оказалась закрытой по случаю воскресенья. В Шиофоке, ввиду начала трудовой недели, подобного облома не предвиделось.
Паромы через пролив, отделяющий Тихань от пристани Сантод-рев на южном берегу, шастают буквально каждые десять минут. Стоит это удовольствие относительно недорого – за нас двоих (я и велосипед) взяли 690 форинтов, да и будь я на машине, тоже не разорился бы. Вкатившись на палубу, пристегиваю велик и занимаю наблюдательную позицию возле борта. Наконец, отчаливаем. Впереди – незабываемое (потому что первое) плавание через озеро, среди бело-зеленых искрящихся волн и в окружении сонма яхт всех типов и расцветок парусов… Но, черт возьми, что происходит? Почему мы поплыли назад? Бросаюсь на нос выяснять. А, вот оно что! Прямо перед нами пересекающим курсом невозмутимо гребет лапками та самая семейка лебедей, о которой я уже упоминал вначале. И вот, значит, чтобы не задавить птичек, капитан сыграл полный назад. А расстояние до них, кстати, было уже не больше трех метров, с мостика не сразу и заметишь! Чудом спаслись птички-то… Вернее, взрослые в последний момент могли и взлететь, а вот детишкам бы точно не поздоровилось, наедь на них такая дура.
Такие вот непростые условия судоходства на Балатоне. Плюс глубины, вернее, их повсеместное отсутствие. Я не сомневался, что трассу парома через пролив Тихань-Сантод специально углубили земснарядом, но вот за то, что творилось справа и слева, я поручиться не мог. И потому меня не покидало дурацкое ощущение, что отклонись паром от курса хоть на йоту, мы тут же сядем на мель. В общем, марк-твеновская Миссиссипи отдыхала. Там хоть гуси-лебеди под форштевнь не бросались…
Путь через пролив занял все те же десять минут, которые я провел с большим удовольствием. Все-таки, уж насколько чист воздух в заросшей зеленью Тихани, но над гладью озера он был вообще бесподобен. И яхты, яхты, яхты вокруг – красивые, разноцветные, стремительные! Когда же в двадцати метрах от нашего борта прошлепал встречный паром, я и вовсе отошел сердцем, в том числе и от перспективы сесть на мель – раз так, то либо ширина подводного канала весьма значительна, либо на середине пролива действительно было семь футов под килем.
Причаливаем к пирсу Сантод-рев. Все, я на южном берегу и более того, в другой области Венгрии. Да-да, если северный берег Балатона относится к медье Веспрем, то южный – это уже медье Шомодь (его центр, город Капошвар, лежит ближе к хорватской границе).
Кручу педали до развилки. Шиофок – налево, 12 километров. Правда, не совсем ясно, это до границ города, или до центра. А, да какая разница! И вот я уже в охотку шуршу шинами, следуя на восток вдоль не слишком оживленного шоссе. Основная автомобильная трасса проходит дальше от Балатона, подозреваю – как раз через тот мост-великан, который так прекрасно видно с северного берега и который почему-то не видно отсюда. Километра через два меня ждет сюрприз. На обширной площадке в стороне от шоссе, за высоким частоколом стояли танки, автомобили, пушки и даже ракетные установки типа «земля-воздух». Оказалось – музей советской военной техники под открытым небом, вход 800 форинтов. «Ну, это пусть венгры платят, - подумал я, - А мы на Т-62 и ЗИЛ-157 еще дома насмотрелись». Тем не менее, отдавая должное славному прошлому, когда советский человек проходил тут почти как хозяин, решил покрутиться вокруг. Особенно запомнилась трафаретная надпись на ракетной боеголовке – «место крепления 2-й платформы». Чем-то таким суконным, но невыразимо родным от нее сразу повеяло…
Въехал в поселок Замарди, возле «варошхазы» притормозил у памятного камня в честь революционных событий 1848 года с выбитыми фамилиями героев. Надо же, такой маленький поселок, и так много народу полегло… Подъехал к железной дороге – кстати, на южном берегу она электрифицирована, проводил поезд на Будапешт и вернулся в прибрежную часть, чтобы ненароком не оказаться на оживленной трассе. Вообще здесь частная малоэтажная застройка практически сплошная, и уютные зеленые поселки-пригороды идут один за другим, причем везде имеется ряд улиц, ведущих параллельных озеру на разном от него расстоянии. Движения там почти нет (равно как и исконного местного населения), причем ездят туристы на чем попало, включая двух- и даже четырехместные «велокаракаты», их тут дают напрокат. На крутых тиханьских горках такой «каракат» уперся бы рогом на первом же подъеме, но на плоском как стол южном берегу такой проблемы никогда не было.
В поселке Сеплак выехал на берег Балатона. Порывистый ветер гонял по озеру короткие резкие волны цвета кофе с белыми барашками. Над ними, украшая пейзаж, парила парочка смахивающих на парашюты разноцветных воздушных змеев, управляемых стоящими по колено в воде метрах в ста от берега бравыми «кайтерами» в черных гидрокостюмах. На фига им понадобились гидрокостюмы и зачем они вообще пускали змеев, стоя по колено в воде, я так и не понял. В целом картина выглядела достаточно удручающей. Чем-то эти ребята напомнили мне бредущих к горизонту анапских дайверов, а грустнее этого я мало что могу припомнить…
Через еще несколько километров дорогу мне пересек забитый яхтами и прочими мелкими судами канал, оказавшийся частью гавани и заодно истоком реки Шио, текущей из Балатона в Дунай. Впрочем, сказать, что Шио течет – не совсем правильно, ибо особого течения я на ней не заметил. Что и немудрено – забранная в гранит и отделенная от озера двумя шлюзами (один для водосброса, другой для прохода судов – впрочем, за шлюзами судов на Шио я что-то не видел), эта странная река при нынешнем режиме регулирования стока по сути дела превратилась в канал. Переехав через этот сонный водоем по широкому каменному мосту, я оказался в Шиофоке.
Если сравнивать столицу южного берега со столицей берега северного, то Шиофок отличался разве что более плоским рельефом, а в остальном у них с Балатонфюредом больше общего, чем различий. Точно так же прибрежные территории отданы на откуп отелям. Точно так же город разделен железной дорогой, за которой начинаются территории «для своих». Естественно, я сразу туда и направился. Аптеку я нашел почти сразу. Собор выдал себя колокольным боем курантов. Увитая снизу плющом водонапорная башня видна была и так.
В общем, Шиофок мне понравился. Да, парочка отличий от Балатонфюреда у него все же была. Первое – кафедральный собор с одной башней. Второе – вокзал, который выглядел явно старше и представительнее стеклянно-бетонного фюредского новодела. Возможно, он даже пережил войну, хотя это и кажется маловероятным. Ведь именно здесь, на берегах Балатона, проходили страшные бои, которые периодически упоминались в бессмертном фильме «Семнадцать мгновений весны». Тогда, в 1945 году, немцы нанесли свой последний контрудар на Восточном фронте, стоивший жизни десяткам тысяч советских солдат, ну, и самих немцев тоже. Ведь кончилось все для них в конечном итоге особенно плохо – наши мало того, что удержали Будапешт, так еще и заняли к середине апреля Вену.
Обратный путь до Сантода, вспрыснутый парой кружечек местного пива Arany ;szok в придорожной забегаловке, показался мне стремительным и необременительным. По пути заехал в Plusz. Снова токайское самородное – и никакого балатонского салата. Что ж, видать, не судьба…
Вена
«Видел я в Вене Святого Стефана…»
(Н. Н. Некрасов, «Железная дорога»)
Лет двадцать назад это было бы невозможным. Австрия даром, что не член НАТО, но все-таки является страной исконно капиталистической, а людей тогда и в страны соцлагеря выпускали с большим скрипом. Пожалуй, даже за год до нашей поездки ничего бы из этого не вышло – не пустили бы меня в Австрию по венгерской визе. Но с осени 2007 года Венгрия вошла в шенгенскую зону. А коли так – добро пожаловать в старую Европу!
Не воспользоваться шансом было грех. И пускай цены за экскурсию откровенно кусались (140 евро с носа без скидок на возраст), как можно было отказаться от возможности посетить одну из элегантнейших столиц Старого Света?! Вернуться из Венгрии в Россию я мог только через Вену – собственно, во многом ради этого я сюда и ехал. Да простят меня мадьяры. Они молодцы, они самобытны, но все-таки, все-таки…
А, собственно, что – «все-таки»? Что лично для меня значит Вена? Ну, столица Австрии, а ранее могущественной империи Габсбургов, с которой мы вечно воевали, то друг за друга (во времена наполеоновских войн и подавления венгерского восстания), то против (читайте Гашека) – раз. Музыкальная столица Европы, город Моцарта, Гайдна и Штрауса – два. Город, принимавший этим летом чемпионат континента по футболу, где наши в кои веки добрались до полуфинала – три. Правда, тот полуфинал в парке Пратер мы с треском продули, но это уже мелочи. В общем, ехать стоило. Заметьте, про Гундервассера я тогда еще ничего не знал.
Только вот ехать пришлось без обоза – Наталья хоть и любила Моцарта, но сочла четырехчасовой переезд с Огромным чреватым мероприятием с неокупающимися моральными издержками. Тем более что сам Огромный особого пиетета к Вене не питал. Ну, то есть слышал, что есть такой город, но не более того. А так ему и Будапешта хватило выше крыши. Так что расходы резко сократились, и Вене я себе ни в чем не отказывал – даже пива выпил и на метро прокатился. Но обо всем по порядку.
Встать пришлось спозаранку, до завтрака. В качестве компенсации накануне был выдан сухой паек, половину из которого я привез обратно – по утрам у меня обычно аппетита нет. Тем более когда предстоит серьезное мероприятие. Ехали поначалу привычным маршрутом, как в Шюмег. Правда, километров через десять, на какой-то заправке, всем предложили перейти в автобус побольше – обычная практика для экскурсий, которые собирают туристов со всего балатонского побережья. Потом еще одно отклонение от классического маршрута, заезд в Хевиз, те самые венгерские Карловы-Вары. Кстати, в высшей степени цивильный городок с высшей степени цивильным контингентом. Одна из отдыхающих здесь немолодых москвичек стала моей соседкой по креслу в автобусе. Не слишком вдохновляющее соседство, но зато не отвлекало от созерцания окрестностей. Мое-то место было у окна, а смотреть там было на что. Особенно запомнился виданный уже ранее холм с шюмегской крепостью – в свете восходящего, а не заходящего солнца, он смотрелся не в пример выразительнее.
Пограничный Шопрон миновали часа через полтора, даже не заезжая в город. Последний раз перед границей остановились на заправке, напоминающей небольшой торговый комплекс. Практически все, что лежало по левую руку от шоссе, находилось уже в Австрии. Мы въехали туда на полной скорости, без остановки проскочив опустевший пункт пограничного контроля. Виват Шенген! Так мы из натовской Венгрии без всяких формальностей оказались в нейтральной Австрии.
Я напряженно вглядывался в окно автобуса, ловя отличия. Особых отличий не было, разве что венгерские надписи резко сменились на немецкие. Запомнилась длиннющая стена вдоль дороги, представлявшая собой огромный штабель круглого леса, лежащего к нам торчком. Такие объемы древесины у нас можно увидеть разве что на нижнем складе леспромхоза где-нибудь в таежном регионе. И еще место, где шоссе пересекало какое-то промышленное предприятие – его транспортные галереи проходили у нас прямо над головой. Может, и впрямь в Европе не так много свободной земли?
Мы ехали по территории самой восточной австрийской земли, Бургенланда. Ехали, пока не переехали Лейту. Эту речку-невеличку я даже толком рассмотреть не успел, а между тем исторически она значила здесь очень многое. Именно Лейта делила австро-венгерскую империю на две части, которые так и назывались – Цислейтания и Транслейтания. Первая тяготела к Австрии, вторая к Венгрии, таково было макроустройство этого лоскутного государства. Стало быть, Бургенланд (наравне с Трансильванией, Банатом и Закарпатской Украиной) был когда-то по сути дела венгерским, да только времена те давно канули в Лейту. Ну, а мы между тем переместились в землю Нижняя Австрия, откуда ехать до Вены оставалось сущие пустяки.
Вена встретила нас замаячившим на горизонте подобием небоскребов, которые, однако, вскоре исчезли из поля зрения, растворившись в достаточно малоэтажных пригородах. Достаточно быстро пригороды перешли в город. Плана Вены у меня не было, так что я мог только догадываться, в каком районе мы находимся. Поминутно тормозя у светофоров, автобус пробирался по улице вдоль какой-то линии метро, которое отслеживалось по павильонам станций, облепленным лавочками лиц явно неарийской национальности. Само метро не было подземным, оно проходило в какой-то глубокой выемке с высокими парапетами – как потом выяснилось, это была река Вьенна, по берегу которой и были проложены рельсы. Такая «экономия» в небедной, в общем-то, стране, меня нисколько не удивила – я давно уже перестал считать Западную Европу златокипящей жилой, без особой надобности транжирящей средства направо и налево.
Дома здесь были в основном светлых тонов, в пять-шесть этажей, с изобилием башенок, балкончиков, лепнины и прочих архитектурных излишеств – полная противоположность мрачноватой тональности старых питерских кварталов и помпезному сталинскому ампиру Москвы. По мере углубления в центр архитектура становилась внушительнее и, я бы сказал, затратнее. Тем не менее, австрийский парламент, выполненный в античном стиле – с портиками, колоннами и изобилием скульптур – все же не дотягивал по производимому эффекту до барочно-готической громады парламента венгерского и смотрелся по сравнению с последним несколько легковесно. Высоченный собор неподалеку, который я из окна автобуса принял было за Святого Стефана, оказался постройкой девятнадцатого века, впечатляющей внешне, но малоинтересной с исторической точки зрения. Зато стоящее на внутреннем кольце массивное, но элегантное здание венской Оперы, мимо которого мы также проехали без остановки, было интересно во всех смыслах. Еще бы! Ведь здесь когда-то дирижировал сам Вольфганг Амадей Моцарт, а ныне блистала самая сексапильная оперная дива всех времен и народов – Анна Нетребко.
Вообще, достопримечательности на венском внутреннем «ринге» попадались на каждом шагу.
- Обратите внимание, там находится Академия художеств, куда не смог поступить Адольф Гитлер! – услышав это, все дружно посмотрели в противоположную сторону.
О, еще один знатный австриец, как же я забыл. Ну почему, почему эти снобы-профессора его не приняли? Подумаешь, усы у абитуриента были дурацкие. Небось, потом в Дахау локти кусали…
Наш русскоязычный венский экскурсовод также был колоритен. Усов у него, правда, не было, зато эта иссохшая пожилая дама со скрипучим голосом обладала таким острым носом и таким выпирающим подбородком, что ею впору было пугать маленьких детей. Кстати, несмотря на совершенно неславянскую внешность, эта страхолюдина была этнической славянкой, хотя и едва ли русской – ибо говорила с заметным акцентом.
- Сейчас мы поедем смотреть наш главный аттракцион – дом Гундервассера!
Дорога к «главному аттракциону» лежала вдоль Дунайского канала, который некоторые туристы иногда принимают за сам Дунай, искренне недоумевая потом, почему он считается «прекрасным» и «голубым». Что верно, то верно – к Дунайскому каналу сии эпитеты неприменимы. Тем не менее, вопреки опять-таки мнению многих, это не искусственный канал, якобы прорытый, чтобы приблизить реку к центру Вены, а естественный рукав Дуная – шириной до ста метров и с довольно заметным течением.
- А вот тот небольшой дом на другом берегу – штаб-квартира ОПЕК!
Ого! Раньше мне случалось видеть это учреждение только по телевизору. Ничем не примечательное четырехэтажное здание, теряющемся на фоне соседей, и только большие буквы «OPEC» на белом фасаде говорили о его принадлежности к одной из влиятельнейших организаций в мире. Скромненько и со вкусом. А то в центральном офисе АвтоВАЗа в Тольятти двадцать шесть этажей, а выпускают бог знает что, и влияния в мире – на копейку…
Остановка. Вываливаемся на улицу (первый контакт с австрийской землей!) и толпой идем в какой-то переулок. Вот он, дом Гундервассера!
Ага, заинтриговал?
Ну, еще немного помучьтесь.
Есть расхожая фраза насчет того, что архитектура – это застывшая музыка. Музыка эта может быть незатейливой и легковоспроизводимой, как хрущевские пятиэтажки или попса конца девяностых. Может быть помпезной и величественной, как Эмпайр стейт билдинг или оперы Вагнера. Может быть легкой и роскошной, как симфонии Моцарта и творения Растрелли. А может быть новаторской, вроде шедевров Альфреда Шнитке и Эдисона Денисова. Правда, такого рода музыка является уделом кучки высоколобых снобов, ибо музыку там может расслышать только натренированное ухо, а воспроизвести ее столь же проблематично, как завершить строительство собора Саграда Фамилья в Барселоне. Ну и что, Антонио Гауди ведь все равно гений, не так ли?
Фриденсрайх Гундервассер и является тем самым австрийским Гауди, причем я так до конца и не понял, за что его тут превозносят, будто это и впрямь был некий Моцарт от архитектуры. Ему и разрешили-то построить в Австрии всего один дом, и то после того, как он голый приперся в парламент. Да, можно сказать, что он расширял горизонты привычного, боролся за экологию и призывал к гармонии с окружающим миром. А можно проще – «дяденька выпендрился». У нас в России тоже есть заслуженные городские сумасшедшие, некоторые даже возглавляют Союз художников. Но лично мне больше запал в душу трехэтажный дачный дом в нашем массиве, низ которого выстроен из кирпича, середина – из круглого леса, а верх – из необрезной доски, именно в такой последовательности заканчивались у хозяина стройматериалы. Вот это, я понимаю, аттракцион! Что же касается растущей на крышах и карнизах растительности, то поезжайте в Гагры, еще не такое увидите. Ну, а уж по части кривых стен и нестандартных проемов – это вам прямиком ко мне домой…
Насладившись детищем Гундервассера и прикупив «моцартовских» шоколадных кугелей в магазине напротив, мы еще немного поколесили по Вене. По дороге очень впечатлил плавучий плавательный бассейн, пришвартованный к набережной Донау-канала. Голубая вода в бассейне настолько контрастировала с цветом воды в самом канале, что я искренне оценил идею этого странного симбиоза водоемов, ибо купаться в естественном здесь можно было только по приговору суда.
Не могу не отметить и мелькнувший в перспективе одной из поперечных улиц монумент советскому воину-освободителю – по-настоящему эффектную и красивую фигуру солдата под высоченным красным стягом из гранита. В нейтральной ныне Австрии его никто и не подумал сносить. Признаться, я был тронут.
На Мария-Терезиен-плац снова вышли из автобуса и двинулись в сторону дворцового комплекса Хофбург. Вот здесь действительно чувствовалось величие былой Империи. Хофбург – это, знаете ли, не аттракцион. Это – история.
- С этого балкона Гитлер объявил об аншлюсе Австрии! – с плохо скрываемой гордостью за именитого земляка проскрипела остроносая экскурсоводша, - Он сказал, что очень рад, что его родина присоединилась к Германии.
Еще бы он был не рад! Я мысленно представил себе бесноватого фюрера на балконе огромного подковообразного Нового замка и толпу ликующих венцев на площади перед ним. Чудны дела твои, Господи! Впрочем, «суд жгут – зер гут!» - это ведь тоже о них...
После этого вывеска «Сиси-музеум» уже не показалась мне чем-то экстраординарным. Хотя речь шла всего лишь об экспозиции, посвященной жене императора Франца-Иосифа, имевшую несколько фривольное погоняло и репутацию красивейшей императрицы за всю историю Австрии. Отличалась Сиси не только стройной фигурой, но и сама по себе была фигурой заметной. Урожденная Елизавета Баварская, она в шестнадцать лет выскочила замуж за бугая-императора на восемь лет старше себя, которому, к тому же, доводилась двоюродной сестренкой. Что, безусловно, говорит о высокой морали тамошнего двора. А до того ей оказывал знаки внимания брат императора Людвиг, но по вполне понятным причинам отношения не склеились (см. одноименный фильм Лукино Висконти). В неполные двадцать лет легкая на подъем Элизабет была уже мамашей троих детей-племянников! Отстрелявшись по полной программе и родив наследника престола (который, впрочем, в зрелом возрасте застрелился), Сиси ударилась в политику. Она познакомилась с лидерами венгерской оппозиции и так неровно задышала к Венгрии, что даже сгоряча выучила мадьярский язык, что нормальному человеку в здравом уме сделать практически невозможно. В конце концов, усилиями молодой императрицы австрийская империя превратилась в дуалистическую Австро-Венгерскую монархию, в рамках которой венгры получили обширные полномочия в решении своих внутренних вопросов. За все это венгры были ей дико благодарны и даже назвали в ее честь новый мост через Дунай. Да-да, Элизабет по прозвищу Сиси – и есть та самая Эржебет, вот ведь как причудливо тасуется колода! Увы, кончила Сиси не очень хорошо – однажды во время прогулки по набережной в Женеве ее зарезал заточкой итальянский террорист…
Хофбург изначально задумывался Габсбургами как некое подобие римского Форума. Не знаю, насколько это в конечном итоге удалось (римский Форум я видел – от него мало что осталось), но лично у меня надписи на старинной латыни и псевдоантичные скульптуры в нишах дворцов вызывали лишь одну ассоциацию – понты. Все-таки далеко было австриякам до размаха и влияния Древнего Рима. И тогда, и, тем более, теперь. Но одного я не отметить не мог – все это было величественно и красиво.
Австрия – страна изящная, впитавшая в себя тевтонскую основательность и средиземноморскую легкомысленность. В Вене многое восхищает, многое удивляет, но ничего не подавляет. Вот только гениального Моцарта здесь, как известно, ухитрились довести до нищеты, уморить во цвете лет и похоронить в братской могиле, так что теперь и цветы толком некуда положить. Очевидно, поэтому австрийцев теперь гложет неизбывный комплекс вины перед великим маэстро. Отрабатывают они в полный рост – Моцарты в центре Вены попадаются на каждом шагу. Разного возраста и разной степени похожести, они стоят на своих точках и, слава богу, не распевают арии из «Женитьбы Фигаро», а только «дирижируют» и кланяются (если им, конечно, заплатят). Вообще-то живые скульптуры, ряженые под исторических персонажей, всегда вызывали во мне легкое раздражение, но эти псевдо-Моцарты с золочеными мордами даже отчасти позабавили. Кстати, Гундервассер, не дожидаясь прижизненной благодарности от соотечественников, вселившихся в построенный им дом, смылся в далекую Новую Зеландию, где благополучно и помер.
Миновав Хофбург, вступили в пешеходную зону, состоящую из двух пересекающихся под прямым углом улиц. Из достопримечательностей этого района могу порекомендовать выставленный на всеобщее обозрение отрезок старинной канализации, роскошный Чумной столб (однозначно круче будапештского), церковь Святого Петра (самая старая в Вене) и, наконец, гвоздь программы – готический собор Святого Стефана, Штефи, как его любовно называют венцы.
Когда он возник из-за поворота, сердце мое учащенно забилось. Вот, подумал я с гордостью, теперь и мне, как тому генералу, можно будет сказать: «Видел я в Вене Святого Стефана!» А между тем сам собор, как водится, слегка разочаровал. Башня всего одна (хотя и ста тридцати шести метров в высоту), да и стены какие-то закопченные. Оказалось, что черные стены – результат бомбардировки союзной авиации, которую они провели в апреле 1945 года, когда стало ясно, что Вена будет взята советскими войсками и потому можно не церемониться. Песчаник, из которого построен собор, настолько цепко впитал в свои поры сажу от пожарищ, что ее не отмыли все дожди за минувшие с тех пор десятилетия. Той же бомбежке Святой Стефан обязан и рухнувшей шатровой крышей, которую после войны пришлось возводить заново. Словом, досталось Штефи в минувшем веке по полной программе…
Внутри собор запомнился не столько интерьерами, скульптурами и иконами, сколько… запахом. А именно, ароматом свечного воска, который исходил от полян-подсвечников, напоминающих здесь огромные пульты мерцающих лампочками допотопных ЭВМ. Видит Бог, во многих храмах побывал, ставил и за здравие, и за упокой, но Святого Стефана узнаю теперь с закрытыми глазами. Именно по этому признаку.
После осмотра собора группу на пару часов отпустили в свободное плавание с условием собраться в урочное время у автобуса на Мария-Терезиен-плац. Следуя рекомендациям экскурсовода, большинство разбрелись пить кофе и есть штрудели в многочисленные кофейни, которыми исторический центр Вены изобилует. Я же вдруг ощутил острое желание увидеть настоящую Вену. По возможности, без туристов и бутафорских Моцартов. Такую, чтобы можно было реально ощутить пульс этого удивительного города.
Картой Вены я к этому времени уже разжился, так что дело было за малым – добраться до ближайшей станции метро. Ближайшая, как выяснилось, была как раз на площади возле Святого Стефана, но возвращаться обратно не хотелось, и я пошел к венской Опере. Там, кроме вездесущих Вольфгангов-Амадеев, мне неожиданно повстречался единомышленник из нашей группы. Он тоже был не прочь попутешествовать по городу, только пока еще не определился – куда. Зато я на этот счет уже определился.
- А махнули-ка за Дунай, приятель? На реку посмотрим, пивка попьем…
Легкие признаки бестолковости транспортной схемы Вены мы ощутили уже здесь. Нам никак не удавалось найти вход в метро! В конце концов, выручила еще одна соотечественница, показав на трижды пройденный мимо подземный переход без каких-либо опознавательных знаков метрополитена.
Первое, что бросилось в глаза под землей – платный туалет «Опера» с музыкой. Как они ухитряются такое выдумывать?
У меня была с собой кое-какая мелочь в евро, и с помощью местных мы купили в хитроумном автомате билеты на метро, туда и обратно. Сразу скажу, что их у нас нигде не проверили, но, как выяснилось потом, мы здорово рисковали – оказывается, билеты мало было купить, их надо было еще и каким-то образом погасить, в противном случае при контроле нам грозил нехилый штраф. А вот теперь скажите, может ли человек, путешествующий по Москве, не заметить вход в метро с его аршинными «М» или попасть на станцию, не оплатив автоматически все долги перед обществом. А здесь вроде и турникетов нет, зато чувствуешь себя, как полный идиот. И пусть это называется лезть в чужой монастырь со своим уставом, но позволю себе заметить – вопрос оплаты услуг метрополитена для не понимающих языка иностранцев у нас как-то лучше проработан. Пусть не так, когда кинул пятачок – и вперед (тут бы и папуас разобрался), но все-таки. Да и проезд вдвое дешевле, если брать по курсу.
Станция «Карлсплац», с которой мы отправились, была в меру новой, в меру функциональной, в меру эстетичной и в меру глубокого заложения. То же самое относилось и к последующим станциям, вплоть до «Донауинсель», где поезд вдруг вынырнул на поверхность. Эта остановка на мосту Райхсбрюкке через Дунай очень напоминала московские «Воробьевы горы», и вид оттуда тоже открывался весьма соблазнительный. Настолько, что выходя на платформу, я не постеснялся в голос пропеть несколько тактов из штраусовского «На прекрасном голубом Дунае». Тра-та-та-та-та, та-та, та-та! Тра-та-та-та-та, та-та, та-та! Да, это вам не серо-бурый Донауканал!! И с погодой определенно повезло. Хотелось сидеть на берегу, свесить ноги в воду и пить холодное пиво.
Но на пути воплощения этих желаний опять начались заморочки. Помните, как мы не могли войти в метро? Вот теперь мы точно так же не могли выйти на улицу. Вернее, станцию-то мы покинули без проблем, а вот со спуском на грешную землю все оказалось куда сложнее. Пешеходная часть моста по выходу из метро плавно перешла во второй уровень тротуара, шедший вдоль широкой Ванрамерштрассе. Следуя единственным возможным путем, мы подошли к большой стеклянной двери и оказались в каком-то огромном холле, где размещались кафе, вход в кинотеатр и бесплатный туалет. Последний пришелся кстати, но когда мы прошли все это насквозь, я с удивлением обнаружил, что спусков вниз нет и с этой стороны! Что за наваждение?! Как же вырваться из этой ловушки? Я понимал, что я чего-то не понимаю, но спросить дорогу мне не позволяла гордость. Не люблю, знаете ли, выглядеть идиотом. Да и спрашивать было особенно некого.
- Ай да Вена! – почесал я в затылке, - Ну какой умник здесь все так по-дурацки спроектировал? Ведь впору через парапет прыгать…
Прыгать мы, однако, не стали и пошли дальше, кидаясь в любой проулок, ведущий под гору – и неизменно попадая в тупик. В конце концов я решил, что весь этот квартал был специально изолирован от города путем поднятия над поверхностью, а коли так, дорогу спросить все-таки придется. На пути нам попались несколько жилых домов-коробок из серии «без излишеств», напоминавших корпуса московского студгородка «Сокол», где теперь живут вьетнамцы-гастарбайтеры. Очевидно, что мы тоже попали в район эмигрантов, неспроста же он целиком находился там, откуда на нормальную улицу поди, спустись. Когда две гуляющие здесь женщины с собаками заговорили по-русски, я не очень-то удивился.
- Простите, вы – русские?
- Нет, мы из Польши.
Но до чего же похожи языки! Ведь вот какой парадокс с этими братьями-славянами: близкие к нам по графике и лексике сербы и болгары (их газеты можно читать практически без перевода) говорят так, что с ходу ничего не поймешь; зато речь чеха и поляка кажется русскому уху на порядок разборчивей. Все дело в фонетике, которая у южных славян совершенно не такая, как у нас. Неполногласие, сугубо твердые согласные и т. п. У поляков, несмотря на их пресловутое «пшеканье», этого нет. И вот результат – в Польше мы с местными травили друг другу анекдоты и прекрасно все понимали, а в Черногории я ни слова не понимал из того, что говорила мне обслуга отеля. Хотя свободно читал купленный там «Атлас Азии» со всеми информационными статьями.
Но, так или иначе, это эмигрантское гетто пора было покидать. Как обычно в таких случаях, мои конкретные познания в иностранных языках (в данном случае – польском) резко вышли погулять, так что как спуститься на грешную землю мы худо-бедно выяснили, а месторасположение ближайшего продмага с пивом – нет.
По ходу дела, шансы его найти были изначально невелики. Жители большинства крупных европейских городов затариваются продуктами в больших супермаркетах, расположенных довольно далеко (а им что, у них у всех машины), а на ближних улицах имеют лишь средней руки питейные заведения с закуской. Так что на Шюттауштрассе мы оставили попытки найти магазин и зашли в кафешку, торгующей пивом в розлив. Не шибко-то задешево, но хорошее холодное пиво в жаркий день показалось нам божьим нектаром и резко повысило настроение.
А чего там, в самом деле? Вот она, Вена, настоящая! Впереди, за Ванрамерштрассе, стояли высокие красивые дома, чуть дальше маячила телебашня… Ну, понятно же, что нормальные венцы обитают не на старинных улочках в историческом центре, а в нормальных спальных районах с нормальной – пусть и не для нас – инфраструктурой. Господи, да на другой день я изучил бы здесь всю округу. И спуски, и подъемы, и нужные торговые точки наверняка. Но мне не было решительно никакого резона уподобляться тем полькам с собачками. Да, Вена – рай для эмигранта. Но, знаете ли, на этот счет есть три близкие к истине сентенции: «где родился, там и пригодился», «jedem das seine» и «arbeit macht frei». Даже переводить не буду, кому надо – сам разберется…
Высокие красивые дома по ту сторону проспекта, кстати, оказались Венским международным центром, или «городком ООН». Вот так, ни много, ни мало.
Обратно ехали со станции «Кайзермюлен» в международном центре, так оказалось ближе. Станция была надземная, но мы и тут ухитрились сначала зайти не с той стороны. Просто проклятье какое-то!
Но не будем более о грустном. Мария-Терезиен-плац, куда мы пришли пешком от оперного театра, встретила нас приветливо, обыденно и солидно. Ни тебе метро, ни заковыристых эстакад. Зато здесь были два симметрично расположенных по обеим сторонам площади зеркально похожих друг на друга музея – истории искусств и естественной истории (там, говорят, даже настоящий скелет диплодока есть) – а также бронзовый памятник самой Марии Терезии, установленный ровно посередине. Несмотря на уверения одного популярного персонажа, что памятник посадить невозможно, подсвеченная в спину императрица сидела. Вокруг трона лилипутами толпились вельможи и генералы – тоже люди, наверное, знаменитые, но куда им всем было до славы восседающей на троне дородной тетеньки, рулившей Австрийской империей в пору ее расцвета. Да, она не обладала грацией обворожительной Сиси, да и легко ли сохранить осиную талию, произведя на свет шестнадцать детей! Зато Мария Терезия была не просто женой императора, а фактически являлась главой государства. Воистину, то была женщина, достойная всяческого уважения. Но надо отдать должное и ее супругу, Францу Лотарингскому. Каков орел…
Из детей царственной эрцгерцогини широким массам больше всех запомнилась Мария-Антуанетта, однажды неудачно пошутившая по поводу нехватки хлеба в Париже. Не внял революционный французский народ ее совету лопать в голодный год пирожные, а вместо этого потащил остроумную австрийку на эшафот. За компанию с мужем Людовиком XVI.
Вот такой предстала предо мной столица вальсов. «Ну, как штрудели?» - спросил я напоследок свою соседку по автобусу. «Да ничего особенного, - пожала плечами она, - Шарлотка шарлоткой…»
Из города выезжали по ведущей на юг Триестер-штрассе. Вывеска «Кафе-таверна Алатюрка» в очередной раз напомнила мне, что каждый десятый венец ныне либо турок, либо албанец. Узнай о таком безобразии один их знаменитый земляк, он бы перевернулся в гробу, кабы гроб у него был; тем не менее, общие тенденции движения рабочей силы в Европе идентичны нашим. Разве что роль турок у нас играют азербайджанцы и таджики (на Дальнем Востоке – китайцы). Впрочем, Вена выглядит достаточно сбалансированным по цветовой гамме городом – в отличие от того же Рима, где негры торгуют барахлом прямо у стен Ватикана. Не то, чтобы такие моменты меня сильно напрягали, но… должен же быть во Вселенной хоть какой-то порядок. Так что тамтамы пусть звучат на берегах Лимпопо, а на берегах Дуная пусть продолжают звучать вальсы. В этом, а не в бесформенном космополитичном крошеве, заключается индивидуальная прелесть и выразительность любой страны мира. И Австрия не исключение.
Прощание с Будапештом
Пограничный город Шопрон можно было бы назвать «венгерским Брестом», если бы не отсутствие мрачноватой эстетики нашего приграничья – укреплений, колючей проволоки, контрольно-следовой полосы и даже самих пограничников. Напомню, по дороге в Вену мы проехали границу без остановки, ибо некому было проверять у нас документы. Такая же история была и на обратном пути. И вот мы снова в Венгрии, где в ходу не евро, а форинты. Признаться, за день, проведенный в Австрии, я успел от этого немного отвыкнуть.
В Шопроне нас ждал ужин. Пожалуй, это было мудрое решение – останься мы ужинать в Вене, бог знает, в каком состоянии тряслись бы потом весть неблизкий путь. Кроме того, у нас появилась возможность познакомиться с еще одним венгерским городом. Довольно интересным и по-своему символичным. У нас, когда хотят показать необъятность России, говорят: «от Камчатки до Калининграда». А венграм впору говорить «от Ньиредьхазы до Шопрона». Теперь получалось, что я гулял и там, и там.
- А вот я в семидесятых годах мечтала купить венгерский гарнитур «Шопрон», - с ностальгией вспомнила моя попутчица-москвичка, - Но он все время дорожал, и денег всегда не хватало, Только скопишь, бац – мало. И вот, надо же – сама здесь побывала!
Что касается меня, то еще до того, как я побывал в Шопроне, Шопрон побывал во мне. Я имею в виду одноименное пиво – кстати, одно из лучших в Венгрии. Не скрою, пиво «Шопрони» мне понравилось. Холодненькое, без посторонних привкусов, сравнительно недорогое… впрочем, кого сейчас этим удивишь?
А вот сам Шопрон меня кое-чем удивил. Во-перых, стадионом, на котором явно базировался какой-то серьезный футбольный клуб (в городе-то отсилы шестьдесят тысяч населения, по Сеньке ли шапка?). Увы, сомнения оправдались – клуб «ФК Шопрон», сенсационно выигравший год назад кубок страны, в нынешнем сезоне приказал долго жить по финансовым причинам. Во-вторых, архитектурой – благодаря ей здесь было как-то особенно уютно. На красивейшую Пожарную башню, под которой мы проходили, направляясь в наш подвальный ресторанчик в центре города, я потратил значительное количество ресурсов моей видеокамеры.
Интересная деталь из истории города. После Первой мировой войны, когда Австро-Венгрия благополучно развалилась, по Версальскому миру Шопрон, как и весь Бургенланд, должен был отойти Австрии. Но тут случилось непредвиденное – население, в основном мадьярское, подняло бучу. И Шопрон (о, чудо!) оставили в Венгрии, на кончике специально выделенного десятикилометрового аппендикса.
Ужин под изящно декорированными кирпичными сводами прошел в теплой дружественной обстановке. В отель я вернулся поздно, довольный и не особенно уставший – а чего там, не пешком же ходил. Наступали наши последние дни в Венгрии. Если точнее, их оставалось всего полтора.
Увы, атриум №79 переставал быть нашим жилищем, и это было довольно грустно. Хотя… приближалась осень, да и обходился он нам недешево. Балатон же дал на прощание последнее бесплатное представление. Весь мой скепсис насчет количества рыбы в его мутных водах враз развеялся, когда в двадцати метрах от берега начала плескаться рыбина размером с полметра. Причем делала она это долго, будто зная, что никто ее тут не поймает.
Был нанесен и прощальный визит в Тихань. Из «фишек» местного производства на память был выбран хрустальный колокольчик, в который Наталья звонит теперь, встречая меня домой в конце каждой трудовой недели – такая вот новая семейная традиция образовалась. Наведались и на полюбившийся нам холм Ньяршаш-хедь (тот самый Саут-Парк с японскими видами). Откушали жаркое по-цыгански нашем замечательном ресторанчике. И, наконец, пробрались на берега внутреннего озера Бельшё-То. Это оказался довольно невыразительный водоем с еще более невыразительными глубинами и подозрительной пеной у берега, зато виды оттуда на расположенную выше Тихань просто роскошные. Помнится, Наталья опять высказала робкое пожелание купить здесь домик. Но лично меня больше заинтересовал чудовищных размеров самогонный аппарат, стоящий прямо на перекрестке за куцым заборчиком. У нас за такое раньше просто сажали. А здесь – пожалуйста! То есть, может быть, этот выше человеческого роста куб со змеевиком служил и для чего-то другого, но тогда я вообще не знаю процессы и аппараты.
Перед тем, как посадить нас в такси до Будапешта, наша прикрепленная гидесса (как водится, этническая русская, выскочившая в студенческие годы замуж за мадьяра), изъявила желание сфотографироваться с Огромным, за две недели очаровавшим ее своей вежливостью и любознательностью. Вот уж не замечал ни того, ни другого, подумал я, но в душе был польщен. Видать, плохо мы знаем своих детей. Декоративная комнатная собачка на руках гидессы вкупе с почти девчачьей декоративностью Димки придали сцене прощания оттенок некоторой гламурности.
Потом был путь обратно в столицу Венгрии. Поначалу справа нас сопровождала матовая иззелена-молочная гладь Балатона, а потом она оп! – и кончилась. Поскольку все хорошее когда-нибудь кончается. Да-да, так прямо и скажем: спасибо тебе, Балатон, за все хорошее. И за все плохое – щелочную реакцию (из-за которой я неделю маялся животом), неимоверную мутность и невразумительную глубину – тоже, пусть и отдельной строкой. Черт возьми, ведь и в этом также была своя изюминка! Ну, не такая, конечно, что пошла бы на производство токайского, но все-таки.
В Будапешт мы въехали по давно проторенной дороге, но когда впереди показался изящный, как белый лебедь, мост Эржебет, одним броском перемахнувший Дунай (единственный, кстати, будапештский мост, не имеющий промежуточных опор), в сердце защемило. Какая красота!
Улица Ракоци. Восточный вокзал, он же вокзал Келети. До отправления поезда два часа. Что же, сидеть и ждать? Ну уж дудки!
Однако много ли можно осмотреть за это время? Я лихорадочно просматриваю карту Будапешта и вдруг вспоминаю о своей идее прокатиться по самой старой в континентальной Европе линии метро. А что? Вот на это мне времени точно должно хватить. Равно как и скудных запасов форинтов.
Несмотря на более чем вековую историю, будапештский метрополитен имеет всего три линии, включая ту, антикварную. Ее в Будапеште называют «желтой», а есть еще «красная» и «синяя». Все они пересекаются на площади Деак, где находится единственный пересадочный узел. Вот такое немудреное устройство.
Станция «Восточный вокзал» (с вашего позволения, я буду переводить названия на русский) находилась на «красной» линии. Стало быть, чтобы попасть на заветную «желтую», надо было ехать три остановки до станции «Площадь Деак» и там совершить пересадку. Ну ничего, прикинул я, это недалеко, по времени укладываюсь. Правда, при покупке билета надо было учитывать, что пересадки в будапештском метро платные. А так – что может быть проще?
Тем более, что в Будапеште по тоннелям до сих пор бегают вагоны «а-ля рюсс», то бишь нашего Мытищинского завода. Правда, довольно обшарпанные, но и этого хватило, чтобы почувствовать себя как дома. Подошел до боли родной поезд, я сел и поехал. Надо ли говорить, что поехал я не в ту сторону. Это выяснилось после того, как по громкой связи объявили (опять-таки, перевожу на русский): «Осторожно, двери закрываются! Следующая остановка – Стадион!» А стадион – это, пардон, еще дальше от центра, чем Восточный вокзал. Ладно, подумал я, вылезу и пересяду на встречный. Не тут-то было! Станция оказалась с третьим путем посередине, вроде московской «Партизанской», просто так не перейдешь. Сунулся через верх, а там билетный контроль, как на входе. Куда это вы, гражданин, прете, не заплатив? Я от нелепости ситуации забыл про международный английский и принялся отбиваться с помощью жестикуляции и родного великого-могучего.
- Да вы посмотрите на мой билет, я же всего три минуты назад с вокзала отчалил! А мне в центр надо! Ну, может человек раз в жизни ошибиться?!
Кажется, поняли. Пропустили. Но времени я потерял больше, чем рассчитывал. И потому в музей «желтой» ветки уже не пошел. Зато по ней самой прокатился. Слушайте, это было прикольно! Не то метро, не то трамвай, загнанный под землю. Правда, на совершенно символическую глубину, поскольку солнечный свет свободно просачивался на платформы сквозь выходы. Но все-таки это была настоящая линия метро аж в одиннадцать остановок, и полуигрушечные трехвагонные желтые составчики исправно возили по ней пассажиров. А представьте, каким чудом это казалось в девятнадцатом веке! Ведь в Москве и Питере тогда ничего круче конки не было, трамваи – и то позже пустили…
Доехав до площади Героев, выбрался на поверхность. Оно того стоило, интересное историческое место. Раньше я думал, что площадь назвали так в честь каких-нибудь героев-антифашистов и прочих борцов за народное дело – не будем забывать, что Венгрия долгое время была социалистической страной. Словом, что-то вроде аллеи Героев в Волгограде. Но нет, под героями в данном случае подразумевались древние мадьярские витязи, основавшие венгерское государство тысячу с лишним лет назад. Именно в честь них в памятном для Будапешта 1896 году на площади была воздвигнута колонна Тысячелетия Венгрии с множеством конных бронзовых скульптур у подножия, чем-то напоминающим сборище Юриев Долгоруких. Плюс еще большее количество позеленевших от времени пеших исторических лиц, менее геройского вида, в двух дугообразных колоннадах за ней. И все это на фоне буйной зелени парка, напрочь стиравшей ощущение, что находишься в центре города. Ну вот, наконец-то рассмотрел весь ансамбль в подробностях. А то из автобуса – много ли увидишь. Хотя убей, не пойму, куда тут могли воткнуть памятник Сталину? И почему выбрали именно площадь Героев, где и без него скульптур хоть отбавляй?
В общем, кое-какие вопросы остались, но разбираться было не с кем, да и особенно некогда. То, что я несколько преувеличил масштабы Будапешта, я понял, еще когда ехал по «желтой» ветке. Но это касалось метро, а вот как поведет себя местный наземный транспорт, на котором я планировал замкнуть треугольник поездки, можно было только догадываться. Так что имело смысл не задерживаться, и я двинул в сторону троллейбусной остановки, благо она находилась как раз напротив площади, на улице Дь;рдя Дожа.
Но ничего неожиданного не произошло. Троллейбус, «Икарус» с рогами, подошел вовремя и минут через десять прибыл на конечную остановку. Правда, оказалась она не прямо возле вокзала – забыл сказать, на привокзальной площади шел какой-то масштабный ремонт – а в соседних переулках, но это было уже неважно. Запас по времени был таким, что я даже успел зайти в магазин, чтобы на остатки мелочи купить пива в дорогу. Кстати, стоило оно неправдоподобно дешево, раза в полтора дешевле, чем у нас.
Наталья с Огромным все это время куковали в одном из залов вокзала напротив старинной русской вывески «УБОРНАЯ». К слову сказать, сортир не работал. А, может, его там уже просто не было. Как не было больше в Будапеште улицы Ленина, которая раньше там была наверняка…
Последнее, что запомнилось в Будапеште – бывший «Непштадион», ныне стадион имени Ференца Пушкаша, мимо которого мы чинно проехали, еще толком не набрав скорости. Свидетель блистательных побед венгерской футбольной сборной 50-х годов и горьких разочарований всех последующих.
Последнее, что запомнилось в Венгрии – паспортный контроль в Захони.
- Лэв. Лэв Андропов, астронаут! – сказал венгерский пограничник, развернув мою краснокожую книжицу.
Я понял, что, несмотря на поздний час, мадьяр не потерял чувство юмора. И явно смотрел фильм «Армагеддон».
- Ага, и Брюс Уиллис впридачу! – усмехнулся я, забирая документ.
Венгрия, я люблю тебя.
г. Ухта, октябрь 2008 – май 2009 гг.
© Л. В. Мачулин, 2009