КАК Я ВОЕВАЛ
Слава богу, наконец-то заканчивалась холодная весна первого года последнего двадцатилетия столетия, когда между Варшавским Договором и НАТО все еще шла необъявленная война, последние ротные дембеля небрежно, но быстро драили башмаки, молодое пополнение только-только училось строевому шагу и начинало начинаться дай бог теплое лето. Вот в это-то время в сторону западных морских рубежей страны грозная военная машина ’’Урал’’ тащила за собой со скоростью 40км в час к месту выполнения строгой учебно-боевой задачи радиолокационную станцию, плюс к ней энерго-питающую установку, плюс в ней обслуживающий персонал из трех человек, как-то: ст. Прапорщик Петр, ответственный за успешное проведение операции, я в роли командира отделения и начальника станции, и замыкал троицу рядовой Корюшкин, водитель грозного ’’Урала’’, он же механик-дизелист, он же второй оператор болтающейся за нами в данный момент времени станции.
Станция с дизелем болталась за нами по приморским дорогам вот уже добрых три часа, дыхание моря ощущалось и слышалось достаточно давно, но прорваться к нему никак почему-то не получалось, постоянно мешались вроде отсутствующие на карте и в тоже время реально имеющие место быть поселки и деревушки. Компас за ненадобностью Пр. Петр давно уже спрятал в запыленную еще со времен Египетской кампании полевую сумку, и надеялись мы только на нюх в данный момент водителя Корюшкина, который равномерно, в такт колдобоинам и бугоркам шоссе подпрыгивал на потертом кожаном сиденье, держась, похоже, только за руль, и давно не обращал на нас вроде необходимого по субординации рядового внимания.
В конце-концов до позиции мы все-таки добрались, и от радости развернули станцию часа за два, чему прапорщик весьма удивился, но проверять калибровку и настройку благоразумно не стал, потому как если все делать по правилам, то, даже будучи впятером, и за день бы не управились.
До начала боевых действий оставалось еще время, телефонную связь со штабом полка через пост моряков береговой охраны я провел довольно быстро. Пр. Петр, оседлав крутящуюся антенну, с помощью артиллерийской буссоли (что-то вроде могучего бинокля) сориентировал станцию на местности, а рядовой Корюшкин, превратившись из водителя в механика-дизелиста, порхал вокруг дизеля, одновременно создавая видимость тщательно охраняемой позиции.
Теперь можно было, наконец, военной грудью глубоко вздохнув свежий морской воздух, забраться на крышу станции и осмотреться по сторонам. А смотреть, скажу я вам, было на что... Во-первых, все бескрайнее место до горизонта занимало мерно шумящее море, во-вторых, внизу, под обрывом, на узкой полоске прибрежного песка с завидной периодичностью томно переворачивались загорающие женские тела, причем с появлением нашей команды тела стали переворачиваться несколько чаще, в-третьих...
Пр. Петр, точно оценив обстановку, как бы в никуда, но достаточно громко стал рассказывать, как он в очередной раз чуть было геройски не погиб в Египте, и мне, сами понимаете, ничего не оставалось, как по возможности более достойно уступить место у наблюдательного пункта. Приникнув к окулярам буссоли, Пр. Петр сразу забыл о своих подвигах, и на какое-то время его внутреннее состояние можно было определить словами: ’’Однако!.. Неплохо!..’’, и дальше что-то в этом роде. Как-то сразу стало скучно и жарко, от нечего делать я пристроился на краю обрыва, однако мои личные окуляры особой дальновидностью не отличались, и это занятие также вскоре пришлось прекратить.
Рядовой Корюшкин, уже в роли искателя янтаря, бродил по берегу моря, методично шпыняя почему-то только левым сапогом камешки и, если камешек слишком легко отлетал, то Корюшкин тут же набрасывался на добычу, исследовал ее на прозрачность, вес, царапал поверхность, пробовал на зуб и в конце концов безнадежно выбрасывал. Недалеко от берега протарахтел траулер, видно, на рыбалку, постепенно звук мотора стих и вновь уютно зашумело море, как в морской раковине, еще успел подумать я, и задремал...
Разбудил меня второй оператор р.Корюшкин, сообщивший, что пропала связь, испортился блок автопоиска цели, Пр. Петр ругается, и что до начала учений осталось десять минут. Я поскакал к станции и убедился в том, что доклад полностью соответствовал действительности: прапорщик покрывал станцию, учения и свою несчастную судьбу сочным матом, одновременно пытаясь ремонтировать блок. Увидев меня, он скомандовал найти обрыв телефонного провода, восстановить связь и немедленно возвращаться обратно. Египетская школа, с уважением подумал я, и двинулся вдоль провода выполнять приказ. Провод тянулся метров на двести, вроде и немного, но приходилось тщательно разглядывать каждый сантиметр, потому как мог быть незаметный разрыв или что-то в этом роде. По согнутому позвоночнику очень неприятно бился необходимый по уставу ’’Калашников’’, и вскоре я почувствовал себя настоящим разведчиком. Сладковатый запах гари усилил это ощущение, правда, тут я не к месту вспомнил, как в далеком детстве мы жгли сухую весеннюю траву, как огонь жадно пожирал ломкие стебельки и заодно все, что попадалось ему по пути...
Внезапно страшная догадка пронзила мое сознание, я выскочил из кустов на полянку и понял, что возможность пообщаться с командованием нам в ближайшее время не грозит. Юное создание лет примерно семи, с поцарапанными коленками, в штанишках цвета хаки, из которых вылезало то, что обычно называется майкой, сосредоточенно раздувало потухавший огонек и, судя по сожженной полянке, трудилось оно достаточно давно. Во всяком случае телефонный провод восстановить из пепла было практически невозможно. Стараясь сдерживать чувства, я ласково сказал мальчику, чтобы он быстро-быстро шел домой и не мешал взрослым дядям играть в войну, и что баловаться со спичками крайне нехорошо.
В-общем, пришлось возвращаться ни с чем. Правда, Пр. Петр также не мог похвастать успехами, устранить неисправность ему не удалось, так что оказались мы в положении новорожденных котят, т.е. были слепы, глухи и беспомощны. Оставался, правда, еще вариант использования станции в ’’ручном режиме’’, и нам ничего не оставалось, как его использовать, и со стороны выглядело все это примерно так. Я залез на крышу станции и, оседлав куполообразную антенну, из которой, как перископ, высовывалась пресловутая буссоль, обсматривал в нее горизонт на предмет появления летающей цели в виде самолета, который, как всем участникам учений было заранее известно, должен был пролететь со стороны моря в 17.00 по московскому времени, Пр. Петр, сидя в станции, вовсю крутил рукоятку ручного вращения антенны вправо и влево, стараясь быстрей проскочить направление с женским населением, р. Корюшкин, спрятавшись за дизелем, просто рыдал от удовольствия, едва сдерживая хохот, и чтоб вы знали, как я его понимал...
Самое интересное, что цель мы все-таки засекли, отработали, оказывается, ее как надо, что подтвердил прибежавший по просьбе нашего командования морячок из береговой охраны, сообщивший к тому же, что мы можем благополучно свертываться и возвращаться в расположение части.
С чувством выполненного долга возвращался экипаж грозного ’’Урала’’, подпрыгивал на потертом кожаном сиденье обратно водитель р. Корюшкин, Пр. Петр мысленно перебирал в памяти, чтоб такого новенького рассказать о своем скромном вкладе в Египетскую кампанию, а я, уткнувшись носом в неспокойное дверное окошко, вспоминал, как в далеком детстве с огромным удовольствием мы, знающие о войне только по книжкам да по захватывающим кинолентам, жгли сухую весеннюю траву, вдыхая сладковатый запах гари, и никто не мешал нашему безрассудному детству.
30.04.97г.