Оскар и Лидия

Хома Даймонд Эсквайр
Лидь  Николавна женщина серьёзная, зубной техник, жена главврача, да и просто во всех отношениях состоявшаяся личность.

Хоромы Лидь Николавны ей под стать:  в глубине гостинной  скучает немецкий рояль, желтеют пергаментной кожей стопки старых нот,  засохшие цветы в китайских вазах меняются на новые и тем,  в свою очередь,  никто не мешает естественно стареть на месте уже похороненных предшественников.

Старость Лидь Николавны почтенна, как и ее жизнь, в которой не было ничего яркого, волнительного, безшабашного, незапланированного и неприличного.
Английские обои, испанская мебель, тщательно подобранные корешки книг в раз и навсегда установленном порядке,  заботливо протираемые влажной тряпочкой традиционно раз в неделю, все говорит о нерушимой стабильности  мирозданья.

Кажется даже смерть, явившись в свой черед  по душу клиента, замнется на пороге и почтительно произнесет с чинным поклоном: «А не соблаговолите ли последовать за мной».

Думается, что Лидь Николавна ничуть не удивится и не расстроится, потому, что смерть – это нормально, разумно и физиологично, это естественный процесс, научно – обоснованный и вписанный в порядок вещей, словом – ничего страшного, все в порядке.

Муж давно почил в бозе, дети разъехались по миру и единственный друг ее старости, собака боксер – Оскар, удивительно похожий на Лидь Николавну почтенностью и черными солидными кругами вокруг печальных глаз, коротает с ней длинные дни и бессонные ночи заката жизни.
Оскар стар, как и Лидь Николавна.

Неизвестно, что твориться в душе собаки, так давно живущей и почти сроднившейся с пожилой женщиной, но внешне он вел себя, как недостающее мужское начало: повсюду сопровождал ее, как собака – поводырь, хотя она не была слепа, следил за каждым ее движением ревнивыми глазами любовника, всем своим видом демонстрируя готовность защищать ее ценою своей породистой шкуры.

Если бы собаки могли играть на рояле, он бы выучился, потому, что она уже не могла играть, руки ее были давно изуродованы артритом и каждое движение доставляло ей боль.
Она сроднилась с болью, как с неким доказательством того, что еще жива, боль стала спутницей, подружкой, с ней можно было говорить, увещевать, она первая встречала поутру и провожала на сон грядущий.

Оскар всегда спал у ног, на своем неизменном затертом коврике, который стыдливо прятал под кровать поутру, когда садился с тапочками в зубах, ожидая пробуждения хозяйки.

Соседи люто ненавидели Оскара, если бы он на них лаял, или игриво махал обрубком хвоста, он был бы вполне терпим, только на горе себе он их просто не замечал, не подозревая в своей собачьей невинности, что равнодушие великий грех, достойный примерного наказания.

И они его отравили, просто и банально пресекли его великую любовь к хозяйке.
Он умер в мучительных корчах до последнего не сводя с Лидии горестного взгляда, словно умоляя его простить за то, что не смог стать ее спутником в вечности.
Лидия похоронила его рядом с мужем, на том месте, где поидее должна была возлечь сама, заказав для собаки памятник, очень резко контрастирующий со скромным крестиком супруга.
На памятнике было написано «Драгоценному Оскару, другу и возлюбленному Вечная Память»

Все решили, что она сошла с ума окончательно, когда узнали, что несчастная ежедневно ходит на могилу собаки и тяжко облокотившись на ограду, разговаривает с ним, как с человеком.

Там же ее и нашли однажды, старую обрюзгшую Джульетту, пришедшую умирать на могилу друга, единственного и незаменимого.