Брат мой

Александр Волков-Андерсон
Б Р А Т   М О Й
(рассказ)

Как мне кажется, все началось в тот самый день, когда мы с братом Пашей поспорили на пляже. Предметом спора стала сногсшибательная блондинка в мини-бикини с замысловатой симпатичной татуировкой на плече: зеленый чешуйчатый дракон, извиваясь, вгрызался в белую кожу. Вы возразите: «Разве бывают симпатичные татуировки?» Бывают. Вернее, у этой красавицы все было прекрасно и цветная наколка и даже небольшой шрам в углу рта делали ее еще привлекательней, придавали некий шарм.

Словом, мы с Пашкой ударили по рукам: кто быстрей переплывет Волгу, тот и будет «бить клинья» к очаровашке. Пари, конечно, было не совсем честным: я — спортсмен, перворазрядник по плаванию, а братишка к спорту имел отношение только через шахматную доску, к тому же родители по праву первородства одарили меня форой в два года. Бравируя своим преимуществом, я легко, красиво, размашисто поплыл саженками через реку, круто забирая навстречу течению. Младший сразу отстал и пофыркивал где-то сзади. Но где-то я, видимо, перестарался, неэкономно потратил силы и в самом конце братишка обскакал-таки меня и увел у меня из-под носа девчонку, на которой тут же, не раздумывая, женился.
С тех пор все изменилось. Павел ради своей женщины бросил все, что только мог: работу в газете, учебу в Литературном институте, родную семью. Переехал в Москву, уединился с женой. Стал пи-сать. Пошел в гору. Да знаете вы его. Пашкины книги сейчас в каждом книжном магазине на видном месте. Критики ругают, литературоведы не принимают всерьез, обвиняют во всех смертных писа-тельских грехах: в философствовании, коньюктуризме, популизаторстве, но все без исключения — читают. И все у него было тик-так: счастье, удача, почет, любимая и любящая жена, которая, по его словам, принесла ему «жизнь без хлопот». Наташа — супруга брата, всеобщая слава, почет и его книги отгородили Пашу от нас. С родными он не общался, никогда не ездил в гости, никогда не звонил, поначалу изредка писал письма. Его самого я не видел практически со свадьбы, а Наташу — один раз и то мельком.

...И вот брата не стало. Неожиданно, молодой, 33-летний Паша, умер на пике славы, накануне выхода его трехтомника. Скоропостижно скончался от порока сердца. И вот что странно — сколько себя помню — никогда с сердцем у него проблем не было. Похороны были масштабные. На Новоде-вичьем кладбище. От знаменитых людей пестрело в глазах. Среди них наша семья растерялась, бы-ла незаметна. Мама тихо плакала, опершись на мою руку. В толпе я со странным чувством заметил обворожительную Наташу — она, как и мы с мамой — стояла в стороне. Супруга Паши нисколько не изменилась с момента нашей памятной встречи, когда мы с братом разыграли ее как счастливый приз: все такая же неотразимая, привлекательная, чарующая. Сколько же лет прошло? Десять... нет — двенадцать. И как один день!

С братом степенно прощались поэты и писатели, актеры и художники. И когда я, в свою очередь, приложился лбом к его ледяному, настывшему в морге челу, бумажная лента с погребальной молитвой вдруг прилипла ко мне! Я с ужасом сдернул ее и вернул на место, но от этого нелепого происшествия до сих пор по спине бегали мурашки.
Поминки устроили в ресторане на Тверской. Родителей, несмотря на слабые протесты, усадили во главе стола. Но Наташа — как всегда таинственная, элегантная, в строгом темно-синем костюме сидела в самом конце стола и хранила печальное молчание. Сам не знаю почему, но от ее присутст-вия в душе нарастало смутное, тревожное волнение. Я уже не мог оторвать от нее глаз и даже попросил прощения у брата за то, что за поминальным столом думаю не о нем, не о нашей с ним жизни, а об его молчаливой жене, чья притягательная сила нарастала с каждой секундой.

Исчезла Наташа также таинственно, как и появилась. Просто я вдруг понял, что ее больше за столом нет. Выскочил на улицу и не ошибся: она ждала меня. От выпитого или от сумасшедшего по-целуя, которым без слов впилась в меня Наташа, я моментально потерял голову, отдался страсти и обнял прильнувшее ко мне тело. Слабея, успел подумать: «Что я делаю?! Во время поминок! Прости, брат...»
— Он это одобрил. Он этого хотел... — обжигали ухо пылающие слова.
Стройный стан прогнулся, поцелуи становились все страстней, мои руки все смелей... Дверь распахнулась, мимо просеменила маленькая, худенькая как птичка, женщина, взглянувшая на меня строго и как-то невидяще. Я очнулся, отскочил в сторону.
— Вы где остановились? — как ни в чем не бывало спросила Наташа.
— В гостинице. Оказывается, обо всем уже позаботились. Представляешь, нас встретили на во-кзале, отвезли в гостиницу, в ЦДЛ, на кладбище...
— Поедем ко мне, — перебила она.
— Нет, что ты! Как можно! — искренне возмутился я.
— Как хочешь... — и красавица уселась в подкативший "Мерседес", — Скоро увидимся...

***
Ночью я долго не мог уснуть. Тяжелая от водки и торжественных прощальных речей голова, стоило закрыть глаза, перевешивала подушку, переворачивала кровать, начинала вращать всю комнату, весь город. Из бездны вращающегося Космоса выплывали пылающие губы Наташи, вместо звезд сверкали ее жгучие глаза. Я нервно заворочался в постели, и мое колено вдруг прикоснулось к бархатистой коже женского бедра! Я подскочил как ужаленный. Невероятно — рядом лежала Наташа!
— Ты... ты... ты как здесь оказалась?
— Это-то как раз просто — по твоему желанию. Ведь я — твое воплощенное желание, реализо-ванная фантазия. Пользуйся!
— Кем реализованная?
— Откуда мне знать. Это твои фантазии — сам разбирайся. К тому же Паша нашу встречу одоб-рил, — Наташа как-то слишком настойчиво упирала на это одобрение брата.
— Если ты — наша с Пашкой фантазия, так значит, тебя как бы и нету?
— Ну почему же нету? Еще как есть! Вот она я, погляди. Можешь дотронуться — я не кусаюсь.
Я недоверчиво посмотрел на растрепавшиеся по точеным мраморным плечам белокурые локо-ны. Признаться, мои душные одинокие ночи частенько скрашивала придуманная мной игра. Я при-крывал веки и отчетливо представлял себе сказочные замки, неземные города, воздушные корабли — все, что захочу. Достаточно было закрыть глаза, а услужливое воображение достраивало детали. Ко мне приходили эльфы и феи, принцессы и прекрасные амазонки. Главное — поймать момент, ко-гда бессонный потолок начинал растворяться блестящими искрами и байковым одеялом укутывал меня с головой вкусным сном. Тогда я пристально вглядывался в свои ладони и начинал священно-действовать. Но сегодняшнее видение было как-то подозрительно реально.
— Так кто же ты такая на самом деле? — не выдержал я.
— Я – Наташа. И действительно состою из одних только твоих желаний. Не ты ли желал все эти годы, чтобы я оказалась в твоей постели?..
Я укоризненно посмотрел на нее.
— Все понимаю, исчезаю...
— Наташа, подожди...
   
Сна как не бывало. Примятая подушка да легкий запах озона — вот и все, что осталось от Ната-ши. Я встал, прошелся по роскошному номеру. За стенкой мирно спали родители. Выпил газировки и взял со столика раскрытую книгу. Буквы тараканами разбежались по странице, но когда они выстрои-лись в более-менее ровные ряды, я прочел такое!
«Могущественный и кровожадный царь Мавсол охотился в лесу. Опытные егеря загнали сотни кабанов и оленей под меткие царские стрелы. В сетях охотников запутался крупный леопард. Госу-дарь натянул тетиву лука, но отпустить стрелу не успел — дикая кошка превратилась в горбатую ведьму.
— Отпусти меня, Мавсол, — прошамкала беззубая карга в черном, — и я исполню любое твое желание.
Когда царь пришел в себя от удивления, то жадность и честолюбие затмили его рассудок:
— Хочу, чтобы меня полюбила девушка неземной красоты. Такая, чтобы краше ее никогда не рождалось на Земле!
Тучи набежали на лоб старухи.
— Будь по-твоему. Спрячь стрелу.
— А еще хочу, чтобы я стал самым богатым царем во всем мире!
Молнии сверкнули в глазах старой колдуньи.
— И это я выполню. Не натягивай тетиву!
— А еще, а еще... — я не узнавал собственный голос, — Еще хочу, чтобы мое имя прославилось в веках!
Гром ударил в ясном небе. Внезапный смерч поднял тучи пыли и опавших листьев, затмив Солн-це. Ведьма протянула потрескавшуюся руку с желтыми когтями и в ней оказался обветшавший пер-гамент.
— Здесь изображена красная звезда, вписанная в синий круг. Ты должен сжечь ее в одиннадцатую лунную ночь при троекратном прочтении стихов, начертанных под звездой...
Старуха исчезла с отвратительным шипением, будто жарили картошку на свином сале...»
Я в ужасе откинул одеяло — шипение усилилось, словно сняли крышку со сковородки. В сосед-ней комнате мать показывала горничной, как правильно жарить картошку «по-домашнему», в сметане и с луком. На подушке лежала книга — бальзаковская «Шагреневая кожа». В ней, естественно, ни слова о царе Мавсоле. А в руке я с паническим страхом обнаружил потрепанный кусок пергамента с красной звездой...
— Проснулся, сынок? Позавтракай и на кладбище к Пашеньке съездим. Одни простимся без всех этих пустозвонов. А потом я хочу на его квартиру заехать. Я ведь ни разу у него не была. Кстати, мне ночью Пашенька приснился, нехорошо приснился: все с тобой ругался, долг какой-то требовал. Вер-немся домой — надо бы к Машеньке сходить.
— Мам, а кто такой Мавсол?
Мама у меня преподавала историю в педагогическом институте и по Древнему миру считалась хорошим экспертом.
— Царь Карии — небольшого государства в Средней Азии. Правил в конце 3 века до нашей эры. Про мавзолеи слышал? В его честь назвали. Чем это он тебя так заинтересовал?
— Приснилось что-то...

***
— А она съехала. Сегодня утром и съехала. Куда-то в центр. У них с Пашей там квартира была. Где точно не знаю. Да, да, Наташа уехала, ключи от квартиры мне отдала и уехала, — словоохотли-вая соседка уже звенела ключами.
— Можно нам войти посмотреть? Я — брат Паши, а это — его мама.
— Конечно, конечно, ключ именно вам велели отдать.
Квартира была большой, и что называется роскошной. Зачехленная мебель, высокие потолки, тяжелые шторы, мягкие ковры и сплошные книжные полки с кожаными фолиантами. Я мимоходом машинально снял с полки последний Пашин роман и из книги выпала фотография: Наташа! В откры-том летнем платье она стояла на массивном балконе с тяжелым лепным ограждением. Стена инкрустирована такими же тяжелыми бараньими головами. Я почему-то сразу решил, что это балкон их квартиры в центре, хотя снята она могла быть где угодно и даже не в Москве. Но где ее найти в ог-ромной столице?
 
***
Сразу после девятого дня, который мы отмечали дома, мама потащила меня к Машеньке. Люди считали Машеньку ясновидящей. Была она слепой от рождения и жила в пятиэтажке напротив нашего дома вместе с больной старшей сестрой, которая и ухаживала за ведуньей.
Мама постучалась.
— Входите, добрые люди, дверь не закрыта, — услышали мы приятный женский голос.
У окна сидела и пряла пряжу, больше похожая на девочку, чем на женщину, Машенька.
— Не переживай, раба Божья Валентина, сын твой почил в бозе, скоро успокоится и его мятеж-ная душа. А чтобы не снился — сходи в церковь, — вместо приветствия ласково проговорила Ма-шенька.
— А ты, раб Божий Максим, берегись! — продолжала она, ошеломив знанием наших имен, — Для тебя Паша еще не умер. Берегись женщины. И не вздумай искать ее! — и тут она словно запнулась, лицо, и без того не очень подвижное, окаменело, незрячие глаза, будто прозрели и уставились на меня, нежный голос неузнаваемо изменился:
— В бескрайнем Космосе где-то между Сатурном и Ураном есть невидимая людям планета Чамджу. Там живут вечно голодные злые духи. При сжигании магического пергамента со звездой и пении особого заклинания один из этих духов превращается на Земле в божественно красивую девушку. Она выполняет все желания вызвавшего ее человека. Но взамен требует любви и верности. Демон в женском обличии убивает врагов мужа, и всех своих соперниц без ведома супруга. А благо-верный получает все — богатство, удовольствия, славу, жизнь без хлопот. Но по истечении 12 «счастливых» лет человек умирает на Земле и рождается на планете этих демонов таким же вечно го-лодным злым духом. Так пополняется население планеты Чамджу...
— Уходите, — очнулась от транса Машенька, — И запомни, — она ткнула в мою сторону старым веретеном, — Эти демоны женском обличье не способны лгать.
   
***
Информации о царе Мавсоле в библиотеке было немного. Все, что библиотекарь смогла оты-скать, укладывалось в школьный курс о семи чудесах древности, среди которых упоминался знамени-тый Мавзолей. Но даже то, что я сумел выудить из сухих строк, поразило меня. Мавсол был царем маленькой страны, но его честолюбивая душа требовала славы. В бою завоевать ее он не сумел: слишком незначительным было его государство, на стезе искусства честолюбивый государь не бли-стал. Казалось, тщеславным помыслам царя не суждено было сбыться. Однако все изменилось после женитьбы Мавсола: в делах правителя ждал успех, в сражениях царю не было равных, все враги его погибали по воле злого рока, государство росло и укреплялось, и не было женщины умнее и краше, чем жена государя.
— Все, что обещала, ты сделала для меня, — развалившись в паланкине царь Мавсол вопроси-тельно глядел на свою супругу, — Но скажи, как ты собираешься выполнить мою последнюю просьбу — славу на веки вечные?
— Очень просто, мой государь, я построю тебе гробницу сказочной красоты. Она простоит две тысячи лет и прославит твое имя в веках!
— А могу ли я взглянуть на нее?
— Нет ничего невозможного, мой повелитель! Но после этого ты умрешь…
Царица грациозно откинула тяжелую золотую занавеску паланкина, и удивленному взору Мавсо-ла предстало грандиозное зрелище. На центральной площади столицы возвышался храм неописуе-мой красоты. Изваян он был из белого мрамора, драгоценных камней и благородных металлов. Не-смотря на колоссальные размеры, храм казался воздушным и как бы парил над Галикарнасом. Здание имело необычную форму. Первый этаж изображал куб высотою 20 метров. Здесь Мавсол увидел урну со своим прахом. На втором этаже хранились жертвоприношения, обнесенные рядами статуй богов и драгоценных колонн. Венчала все гигантское сооружение многоступенчатая пирамида со статуями Мавсола и Артемисии на вершине. Царь и его жена были изваяны из золота и белого мрамора. Они управляли мраморной квадригой — четверкой лошадей, бешено скачущих по небу…
От радости у Мавсола случился разрыв сердца, и он упал бездыханный…
…Темно, страшно, нечеловеческая боль под ребрами, нечем дышать… Я очнулся на полу биб-лиотеки. Библиотекарша так быстро металась по своему заведению — то к телефону, то за таблет-ками, то за стаканом с водой — что казалось, в тесной библиотеке было много перепуганных библио-текарей. Я пришел в себя и не мог понять: сон ли это? Явь? Бред? Или вычитал в книге?

***
До визита к Машеньке я и не помышлял разыскивать Наташу. Вернее, не относился серьезно к ее поискам. Но тут решил найти ее во что бы то ни стало, стал собираться в столицу. Захватил с собой пергамент и сел в поезд.
Я разглядывал шеренги елок за окном, упорно стараясь не замечать традиционный железнодо-рожный столик-самобранку, который рождал все новые и новые бесчисленные сверточки, пакетики, баночки со снедью. Мои попутчицы — кругленькая лоснящаяся от сытости старушка и пухленькая девчонка лет тринадцати — каждую упаковку аккуратно и основательно разворачивали, раскладывали и, отведав, откладывали в сторону. Они даже не прервали беседы, сопровождавшей их бесконеч-ный обед, когда в купе вошла Наташа.
— Ты искал меня?
— Мне кажется, я знаю, как тебя зовут на самом деле. Ты — Чамджу.
— Ну и что.
— Я раскусил тебя! Зачем ты мучаешь меня?
— Ты сам себя мучаешь. Ведь я — всего лишь твоя фантазия.
— Где мой брат?
— Он поблизости.
И тут меня озарило. Я вспомнил Машеньку и ее прощальные слова.
— Паша... Паша, ответь мне, где ты?
— Я здесь, — склонила голову Наташа.
— Это ты? — внезапное озарение как огнем обожгло меня: и понял — попал в точку.
Девушка исказилась, расплылась, будто в телевизоре пропала резкость, очертания стали полупрозрачны, вскоре она превратилась в призрачную бесформенную массу, в нечто облакоподобное.
Пассажирки и на это никак не прореагировали, просто перестали жевать и участливо смотрели в мои округлившиеся глаза.
— Вам плохо? — поинтересовалась девочка.
— Нет, нет, все хорошо.
— Я тебя ненавижу, Мавсол, — услышал я голос Паши.
— За что, Паша? — спросил я у облака.
— За что?!! Ты помнишь свою жену Артемисию? А нашу семью? А меня — своего родного брата Патрокла? — Паша произносил неизвестные, чуждые мне имена и названия, говорил непонятные слова на древнегреческом. И одновременно я видел города и дворцы древней Карии, ощущал свои царские регалии и любовь подданных, вспоминал божественный облик несравненной Артемисии.
— Мавсол, почему ты в обличии Артемисии пришел ко мне — своему брату? Почему именно ко мне? Зачем ты обрек меня на страдания? Зачем ты это сделал?!
— Пойми, брат, я не хотел тебе зла, но не желал искупать свои грехи за счет других. Я понял, что только собственными усилиями я могу остановить зло. И с твоей помощью.
— А обо мне ты подумал? Это твои грехи, Мавсол!
— И твои тоже, Паша! Ты тоже пытался соблазнить меня…
— На этот раз ты смог выпутаться, поздравляю, — с издевкой процедило облако.
— И ты тоже, Патрокл! Ты тоже освободишься, если откажешься от желания мстить и соблазнять кого-то. Сделай шаг, брат, как я когда-то, отказавшись выпускать эту мерзость из нашей грешной се-мьи...
Поезд остановился. Толстушки вышли из вагона, на прощание растолкав меня, прикорнувшего у окна...

***
Конечно, разыскать дом по фотографии — все равно, что найти иголку в стоге сена. Пришлось полагаться на интуицию. Ориентир был один — «где-то в центре». Наугад вышел из метро, иду по улице и вдруг — глазам своим не верю: с серой стены глазела на меня лепная баранья башка! Да не одна — целый ряд их проходил по фасаду от угла до угла. А вот и балкон на втором этаже. Достал фотографию — никаких сомнений — тот дом!
Поднимаюсь на второй этаж, звоню в дверь квартиры, в которой, по моим прикидкам, есть выход на балкон. Я еще не знал, что скажу, если дверь и в самом деле откроет она, нелепо верчу в руках фотографию... Дверь открыл рослый представительный мужчина, я бы сказал, как две капли похожий на Пашу, если бы его лицо не было отполировано тем лоском, какой встречаешь порой у людей из породы процветающих фирмачей.
— Паша!
— Вы ошиблись. А вам, собственно, кого?
— Наташу.
И тут его респектабельное лицо искривилось, и он, не стесняясь, заплакал, всхлипывая, как ребенок.
— Сегодня ночью... понимаете... она умерла.
— Можно на нее посмотреть. Я ее друг.
— Вы Максим?
— Да.
— Проходите, она много о вас рассказывала...

В гробу лежала та самая прекрасная Наташа — из плоти и крови — все такая же красивая. Неу-жели все было на самом деле? Да было — я извлек из кармана сверток пергамента и, оглянувшись, не видит ли Паша, аккуратно положил его в изголовье Наташи. Неожиданно что-то промелькнуло от ее плеча к небольшой подушке. Мне показалось, что это была ящерица, такая же как на татуировке Наташи. Я осторожно приподнял рукав платья и обомлел — рука была чистая, ни малейшего следа наколки! И лишь две капли крови выступили в том месте, где дракон впивался в кожу руки.
А потом мы разместились за большим столом на кухне, и Наташин муж — Александр — достал бутылку водки. Помянули.
От Саши я вышел под вечер. Неподвижный туман серебристым вечерним платьем облегал квад-ратные плечи домов. Крыши стояли в полутьме, прислушиваясь к шелесту:
— Царь Мавсол, слава тебе в вышних...
Может, это ветер? Нет, ветра не было, город смущенно замер, слегка склонив голову.