ВЕСЕЛЫЙ МАШИНИСТ
Удельная – небольшой подмосковный дачный поселок – рисовалась в Сашкином воображении и на его самодельных картах, как кусок большого пирога. Щедро припудренный сахарным снегом зимой или, словно пицца, затейливо украшенный летней зеленью, этот неровный треугольный ломоть с двух сторон примыкал к прямоугольным кускам поселков Искра и Родники, а острым углом упирался в огромный каравай Быко-во. Раскраивали ломти железнодорожные полотна и шоссейные канатики теста.
Сашка Седов, двенадцатилетний пацан по прозвищу «Седой», зиму не любил. Вы можете подумать, что его не прельщали снег, лыжи и катание с гор на санках. Поверьте, совсем наоборот. Просто Удельная, оживленная и многолюдная летом, к зиме опустошалась подобно птичьим гнездовьям. Нагулявшие жирок дачники семейными стаями отлетали в родные пенаты, прихватив окрепших птенцов, поэтому разделять зимние утехи с Сашкой могли только такие же настоящие удельнические аборигены как он или Вовка Никитин. Ежу понятно, их было не много. Седой и Вовка были — не разлей вода, разумеется, вместе им никогда не было скучно, но куда веселей шалить под разноголосые визги ватаги сорванцов.
Кусучей зимой и драчливым летом заманчивый отблеск железнодорожных путей магнетически тянул к себе пацанов. Железная дорога, пропахшая мазутом и свистками, вагонами и матом, стрелками и платформами, семафорами и шпалами, значила для наших друзей практически все. Все их игры, забавы и проказы проходили возле станции. Они знали каждую электричку и в хвост и в морду, знали, потому что частенько добирались зайцами в их урчащем чреве до Быковского пруда или на Люберецкие карьеры. Знали шкодливый норов сердитых товарняков, к которым они, презрев страх от возможности сорваться с крыши лязгающих вагонов или расцеловать столб высоковольтки, цеплялись на ходу, а потом зажмурившись, летели кубарем под откосы и насыпи.
Заводилой этих леденящих кровь и кости проказ был Вовка Никитин. Седой даже себе не мог признаться, что его до оцепенения пугали их же шалости, но страх быть осмеянным за трусость лучшим другом или, что было бы хуже всего, засопленными московскими пупсами, которые изредка присоединялись к их бесшабашной компании, толкал его в спину навстречу кувыркающемуся небу.
Забавы Седого не были секретом для его отца, за что мальчишка не раз был порот. Мать частенько вооружалась саблезубой тапкой при виде Сашкиных неизменно рваных штанов и извазюканной рубашки.
Жили Седовы в небольшом бревенчатом доме. Вообще-то дом был большим, но этим летом родители Сашки — Сергей Иванович и Зинаида Григорьевна – сдали часть дома дяде Коле. Сосед всем говорил, что он — машинист и даже не снимая носил железнодорожную форму с настоящей кокардой и непонятными узорами на погонах. Но Седому дядя Коля не понравился, потому что он каждый день отправлялся на станцию, только не водить тепловозы, а продавать яблоки. Мама сказала, что если купить у него, то нищим станешь — такие цены. Непонятно, откуда он брал их, эти яблоки, во всяком случае, садом он никогда не занимался. И, конечно, никто и никогда не видел его даже рядом с тепловозом. Какой же он тогда машинист! Ну, скажите, как можно торговать яблоками в форме машиниста?! Неужели он этого не понимает? Сашка возмущался, как воробей при виде кошки, лежащей у хлебных крошек.
Как-то Седой с родителями был у дяди Коли в гостях. Сосед пригласил их «на чашечку чая» и «познакомиться поближе». В его комнате оказалось совсем пусто и грязно, и Сашкина мама удивилась: «Куда он девает деньги, которые получает на базаре? Непонятно. Даже телевизора у него нет!» — «Наверное, на «пепси-колу» тратит!» — пошутил папа, разводя руками. И правда, весь дом был завален большими пластиковыми бутылками из-под «пепси-колы». Они были везде: под диваном, в углах, на шкафу, на подоконниках. Ну разве такие машинисты бывают? Хотя Сашка сразу понял, что дядя Коля умный и веселый. Он очень здорово умеет говорить.
Однажды электричка занесла Седого с Вовкой до Раменского. На обратном пути они спрыгнули с поезда у Быково, где поезда всегда притормаживали. Никитин рассеянно пнул блестящий железный цилиндрик. Потом подобрал и, подумав, аккуратно примостил на блестящий рельс.
— Спорим, ее раскатает в лепешку!
— Не-е, не раскатает — лопнет и отскочит, — Седой не с того не с сего разозлился: его утомили сегодняшние бессмысленные хождения по путям, ему было глубоко наплевать, что будет с железякой, он возражал Вовке просто из-за какой-то неуемной упрямости.
Ребята поспорили и стали ждать поезда – разрешителя этого спора. Из-за темных треугольников елей уже приближался незнакомый им небольшой тепловоз «Чмуха», как многие называли локомотивы этого класса. Тепловоз резко прогудел низким басом и… остановился перед железной болванкой.
— Эй, шантрапа, идите сюда! — из окна кучерявилась голова Сашкиного соседа.
Неприятно пораженный тем, что дядя Коля оказался-таки машинистом, Седой уже готов был по привычке убежать, но Вовка, обрадованно вскрикнув: «Это же дядя Коля!», неожиданно зашагал к тепловозу.
— А если поезд с рельсов сойдет? Перевернется из-за вашей железки? А? — добродушный и веселый дядя Коля был чрезвычайно красив в своей форме, а вся его суровость и назидательность тона казались напускными и неестественными, подобно маске клоуна на фигуре тяжелоатлета. Сашка это сразу почувствовал и недоумевал, откуда взялась эта дикая неприязнь к вовсе не мнимому машинисту. Больше всего в жизни Седой мечтал вырасти и стать машинистом.
— Держите по ветоши, протрите локомотив, — командовал дядя Коля.
Закопченные бока тепловоза мелко вибрировали, дышали кожей допотопного чудовища и под тряпками мальчишек постепенно приобретали первозданный зеленый цвет.
— Ну что, ребятки, хотите прокатиться? До Москвы и обратно! — он довольно потирал руки.
— Еще бы! — выпалил Вовка.
— Меня дома ждут, — Седой сам испугался того, что сказал: за поездку в кабине тепловоза он готов был отдать все что угодно, даже ту мелочь, которая перепадала ему на мороженое. Однако ехать с дядей Колей…
— Помощник мой на больничном, может, все же поможете мне? — похоже он и вправду расстроился.
— Да ладно, давай прокатимся! — больно ткнул локтем в бок Вовка.
Дядя Коля нажал какой-то рычаг, Чмуха еще раз оглушительно взревела и поезд плавно тронулся. Из-под колес, лопнув, брызнула в стороны забытая железяка…
И тут машинист сделал очень странную вещь. Он быстро вытащил из кармана ключ, похожий на тот, которым заводят механические игрушки, только гораздо больше, вставил его Вовке Никитину куда-то между лопаток и повернул. Вовка вздрогнул и сразу же замер, а глаза его стали стеклянными. Сашка очень испугался. Он никогда не видел ребят со стеклянными глазами. Седой хотел спрыгнуть с поезда, но Вовка подвел его к дяде Коле и крепко держал, пока он всовывал ключ в Сашкину спину. Сначала мальчишке было страшно, он даже заплакал. А потом стало хорошо, весело! Все вокруг показалось каким-то игрушечным, ненастоящим, а он сам, наоборот, сделался большим и сильным. Краски стали ярче, как в мультфильме. Это было очень приятно.
Поездка непредсказуемо затянулась. Вначале тепловоз плелся по-черепашьи. Постоянно тормозил, пятился, заезжал в глухие тупички, пережидал электрички, поезда, товарняки и даже смешные дрезины. Дядя Коля рассказывал всякие уморительные штучки. Про то, например, что люди обходятся в эксплуатации намного дешевле роботов, так как потребляют гораздо меньше энергии, только сначала нужно их заправить аксаксалсом, то есть «пепси-колой» по нашему… И он вручил ребятам по пузатой бутылке. Вообще, Сашка плохо запомнил дяди Колины рассуждения, хотя они и были ужасно забавными, но иногда машинист говорил слишком непонятно.
Часа через два тепловоз дотащился до Казанского вокзала, где к Чмухе прицепили один-единственный вагон, набитый той самой любимой дядей Колей «пепси-колой», которую он должен срочно доставить друзьям. А потом поезд вошел в тоннель и бешено помчался. Тоннель казался бесконечным, через несколько минут Седому показалось, что мимо стали проплывать звезды, из-под колес выплыл огромный голубой Земной Шар.
— Следующая остановка — Луна! — весело пошутил дядя Коля.
Сашка сначала тоже рассмеялся, но когда все лобовое стекло заняло хрестоматийно контрастное тело спутника Земли, не удивился: его куда больше занимали колеса, которые все также выстукивали свою паровозную песню, будто мчатся по шпалам. Вовку все это страшно забавляло, он веселился напропалую, пил «пепси-колу» и подмигивал Седому. Седой тоже пил и ничего не боялся! Даже когда в кабине появились жители Луны. Это были высоченные красавцы, снежно-белые и как бы покрытые чешуей, с огромными блестящими глазами.
Дядя Коля бешено с ними торговался, обменивая свою «пепси-колу» на какое-то лунетянское млё — дистцилят человеческих эмоций, как совершенно непонятно объяснил веселый машинист, но что он делает с этим млё осталось загадкой.
Потом они побывали на Марсе. Обитатели Красной планеты понравились Сашке куда меньше лунетян, ведь они были низенькие, чуть повыше Седого, с огромными лы-сыми головами и хрупкими серыми телами. С ними дядя Коля тоже пытался торговаться, но «серые» закатили большущие раскосые глаза, засопели в две дырочки на ровном месте вместо носа, скривили рты-черточки и энергично резанули малюсенькими точеными ручками с ужасными кожаными перепонками между трех пальцев по тонюсеньким, как спички, горлышкам. Дядя Коля обиженно махнул рукой, но сделкой был доволен.
Поезд улетал все дальше и дальше. В кабине Чмухи побывало немало космиче-ских чудовищ. Ленивые, заторможенные пирамидоголовые сатурианцы, покрытые оро-говевшими складками красной кожи, принесли с собой неприятный запах и огромный запас ненужного им млё. А одноглазые великаны с Урана могли напугать кого угодно, только не Седого с Никитиным. Вместо обыкновенных глаз у этих циклопов в углублениях черепа виднелись маленькие слизистые шишечки, а третий глаз был настолько огромен, что висел между бровей, как полукруглая фара. Они сломали единственное на Чмухе кресло и выдули почти всю «пепси-колу».
И тут Сашка заметил, что весь тепловоз озарился мягким голубым светом. Сияние исходило из кристалла, в который дядя Коля складывал заработанное млё, и он засобирался домой. Седой тотчас оказался возле своего крыльца, было уже глубоко за полночь. Отец Сашки был сердит, а в руке поблескивала увесистая пряжка старого солдатского ремня.
— Опять на электричках катался? — звезда на пряжке высекла искры о тяжелую отцовскую ладонь.
— А почему у тебя глаза стеклянные? — Зинаида Григорьевна даже выронила тап-ку, которая привычно выросла в ее руке при виде перепачканного мазутом Сашкиного лица и залитой «пепси-колой» одежды.
— Нет, папа, не катался! Вернее, катался, только на Чмухе! — выпалил Седой и, сбиваясь и торопясь, выложил родителям невероятную историю о поездке на тепловозе в Москву и обратно с остановками на Луне и Марсе, утаив лишь о волшебном ключе дяди Коли.
— А железяка лопнула и разлетелась, как я и говорил! Папа, и поезд с рельсов не сошел! — закончил он свой рассказ.
— Ну ладно, фантазер, умывайся и спать! А об этих лунатиках я с тобой завтра поговорю!
Взгляд Сергея Ивановича потеплел, он потрепал непослушные вихры сына да так и замер сидя за столом. Мальчишкой он тоже оказался в кабине паровоза, а машинист попросил покидать в топку уголь. Его более рослый друг лопатой закидывал уголь, а он, щуплый, как и Сашка, пацан, сгребал куски антрацита с верхотуры угольного бункера. Машинист отвез их в Москву и вручил рубль — первые самостоятельно заработанные деньги. Мороженое тогда стоило семь копеек и они впервые в жизни обтрескались ледяным лакомством до рези во лбу. «А этот-то лунатиков каких-то выдумал! Вот ведь сказочник!» — он потеплел, приятные воспоминания вызвали нежность и любовь к сыну. Сергей Иванович досадливо отбросил ремень в сторону: отец его тогда тоже не выпорол.
— Сереж, ну чего ты расселся-то! — тормошила недовольная супруга, — Сашка несет всякую околесицу, а ему хоть бы хны! Посмотри, у него глаза какие-то ненормальные, совсем стеклянные и странный он стал. Уж не наркотики ли?
— Зина, какие наркотики! Устал пацан. Возраст у него переходный.
— «Возраст переходный», — передразнила его Зинаида Григорьевна, — Лучше бы поговорил с ним…
Седой знал, что по вечерам у дяди Коли собираются почти все местные пацаны. Сашка к соседу не ходил. Ему, конечно, понравился тот вечер. Самое главное, что он ничего не боялся! Не нужно было ни о чем думать. Дядя Коля так и сказал: «Думать, ребятки, вредно для здоровья. Веселитесь, потому что вы абсолютно свободны. Свобода — это веселье, запомнили?» Было здорово ощущать себя свободным – таким веселым и таким сильным. Однако что-то было не так, Седой чувствовал это, но что? Ко-нечно, когда дядя Коля вставил ключ в спину, было приятно. Но почему глаза стали стеклянными? Почему мама поругалась с папой, а ночью плакала? И Сашка злился на нее за это. Странно.
Вовка вовсю зазывал Седого к дяде Коле, рассказывал, что у него страшно интересно. Сашке ужас как захотелось узнать, что же у него там такого интересного. Только идти к нему он все равно не хотел, сам не зная почему.
Когда стемнело, Седой забрался к соседу во двор (у дяди Коли был отдельный вход) и попытался заглянуть в окна, но все они были занавешаны. А в одном окне оказалась щелочка, и пацан стал подсматривать. Седому было очень неловко, ведь мама так часто повторяла, что подглядывать нехорошо. Но любопытство было сильнее и он не мог сдержаться, честное слово. В щелочку Сашка увидел, как в доме собираются ребята, один за другим, знакомые и незнакомые. Среди них был и Вовка Никитин. Дядя Коля встречал каждого в отдельности, обхаживал, а потом быстро вытаскивал свой зловредный ключ и вставлял его каждому пришедшему мальчику между лопаток. И опять глаза их становились стеклянными, а ребята бесшабашно веселыми. Сашка почему-то испугался и убежал.
На следующий вечер Седой снова стал подсматривать, но теперь это заметили. Мальчишки постарше привели его к дяде Коле и крепко держали, пока он, как тогда в поезде, всовывал ключ в Сашкину спину. И снова стало хорошо, весело! Дядя Коля смешил пацанов историями про всяких дурачков, которыми умные люди играют, как хотят… Ребята слушали его рассуждения, хохотали, в огромных количествах пили «пепси-колу». Седой чувствовал, как вместе с напитком по телу разливалась раскованность, можно даже сказать, развязность и ему смертельно захотелось хотя бы дотронуться до мерцающего на столе кристалла с таинственным млё.
— Шустрый мальчик! — похвалил его дядя Коля, поймав за руку. — И объяснил, что дело совсем не в волшебных свойствах млё и даже не в ключе, а только в том, хватит ли у тебя сил и умения повернуть вставленный ключ. Если сил и умения хватает, значит, человек всегда может получать от других людей то, что ему нужно и пользоваться их млё.
— Ничего, подрастешь, тогда и попробуешь, — он страшно обрадовался Сашкиному любопытству и даже дал подержать свой ключ.
Но Седой на него обиделся: ему было неприятно от того, что дядя Коля был уверен, что кристалл и ключ Сашке понадобились для того же самого, для чего и ему. Седой не стал его переубеждать, а поинтересовался, как бы для поддержания разговора:
— Дядя Коля, а как ваше отчество?
— Знаешь, старик, — очень серьезно ответил он. — Отца у меня нет, поэтому нет и отчества.
— Ну-у, так не бывает.
— Как не бывает. Еще как бывает, — дядя Коля даже расстроился. — Непорочное зачатие. Слышал о таком? Меня мать непорочной родила. Так-то, брат! Не веришь? А в газетах уже восемь случаев таких было описано.
А потом все пошли в соседний сад воровать яблоки. Седой — вместе со всеми. Они наелись до отвала, набрали полные пакеты и всю добычу принесли дяде Коле. Так он их попросил. Разве они могли его огорчить?
На следующий день Сашка решил не ходить к дяде Коле. Не идти и все тут! Но он пошел. Сам не зная почему. Ничего не мог с собой поделать. Опять стало весело и хорошо, «пепси-кола» была еще вкуснее, мальчишки лазали за яблоками, а ночью Седому снились сны, где он дрался и всегда побеждал.
Утром Зинаида Григорьевна выпытывала у сына, почему у него глаза постоянно стеклянные? Она не кричала, а только бесконечно повторяла:
— Чтобы я никогда больше тебя не видела с такими глазами! — а потом, чего никогда не было, тихо заплакала, потому что он нагрубил ей и убежал.
Сашка не находил себе места, ему было стыдно и жалко маму. «Лучше бы она ругалась. Она же из-за меня мучалась!» — думал он. Но почему эти проклятые глаза становятся стеклянными? Почему вечером ему нравилось воровать яблоки, а утром он понимал, что поступал плохо? Непонятно.
Расстроенный Седой побежал к Вовке и все ему рассказал. Никитин жутко удивился, но не поверил. Он сказал, что ничего такого у дяди Коли не видел и что, Седой, наверное, врет. Он сказал, что никто Седому никаких ключей в спину не вставлял, а уж ему, Вовке, и подавно! Просто у дяди Коли очень интересно, а сам он хороший мужик. И яблоки таскать тоже интересно, вот ребята этим и занимаются. Сашка не стал с ним спорить, а попросил друга показать спину. Вовка задрал футболку и Седой долго искал в ней дырочку. Ее оказалось трудно найти, такая она была неприметная. Но все-таки он нашел — точно посередине между лопаток, там, куда человек не может достать руками. Если специально эту дырочку не искать, ни за что не заметишь! Потом Седой попросил Вовку посмотреть его спину, и он тоже нашел в ней дырочку. Никитин еще больше удивился, сказав, что все равно не верит в эти глупости, и ушел играть с ребятами в роботов. А Сашка от Вовки сразу побежал к дяде Коле. Он решил украсть ключ, чтобы никто не мог подловить им его сзади.
Седой забрался в комнату дяди Коли, пока тот был на базаре, и начал искать там этот зловредный ключ. Но ключа нигде не было. Не было и кристалла на столе. Сашка рылся в шкафу, когда неожиданно вошла… мама. Оказывается, дядя Коля попросил ее прибраться в его отсутствие.
— Что ты тут делаешь? — грозно спросила она.
И перепуганный Седой поведал ей все: про секретный ключ и кристалл, про стеклянные глаза и ворованные яблоки. Зинаида Григорьевна рассердилась и расстроилась, конечно, про ключ и дырки в ребячьих спинах она не поверила, зато сильно ругалась из-за этих самых яблок. После этого дядя Коля у Седовых больше не жил.
В тот же день Седой заболел. Ему было ужасно плохо, огромный тепловоз гнался за ним, улыбающийся дядя Коля грозил ключом, Сашка куда-то бежал, его ловили, он вырывался… А потом неделю метался в постели с температурой. Поэтому, когда он поправился, то ничего не знал о новых жильцах, которые поселились у них.
Он и Она. Вернее Она и Он. Марина и Андрей. Таинственные, загадочные, все в черном, с длинными вороными распущенными волосами. Никто не знал, откуда они приехали, кто такие. Люди как-то сразу начали их сторониться. Поговаривали, что они сатанисты. Но пацаны этому не верили и души в них не чаяли. Не верил и Седой. Марина с Андреем этих слухов не опровергали и не подтверждали, лишь загадочно улыбались. И очень быстро сдружились с Сашкой.
Седой много думал. И когда болел, и потом, когда выздоровел. Неужели все люди имеют предательские дырочки? Может быть, они есть только у детей, а у взрослых сами собой пропадают? Почему ребята не замечали, как им вставляли ключ в спину и заводили их? Почему один Сашка увидел? Может быть, некоторые и замечали, но им было наплевать? Вопросов было много и они в конец замучали Седого. И набравшись смелости, он решил спросить об этом новых соседей.
Андрей с Мариной очень серьезно выслушали Сашку, попросили показать спину, внимательно рассмотрели дырочку, обещали помочь. Андрей к невероятному удивле-нию Седого, достал точно такой же ключ и объяснил, что сделать эту дурацкую железку и даже ухитриться вставить ее в спину какому-нибудь дурачку вроде Сашки совсем не сложно. Да и дело тут совсем не в ключе, его можно никуда и не вставлять, гораздо ху-же, что иногда находятся разные плохие люди, такие как дядя Коля, которые начинают брать у людей то, что сами получить не могут.
Чудные вещи рассказывали они Седому, например, про то, как усилием воли мож-но создать человекоподобное существо или вызвать злого или доброго духа-элементаля. Оказывается, дядя Коля не обманывал пацанов, когда говорил, что у него нет отца — он сам был таким рукотворным созданием.
Андрей и Марина раньше жили в Ташкенте. Отчаявшись найти в мире идеального человека, они вознамерились во сне увидеть его, увидеть целиком, во всех подробностях, чтобы ввести его затем в реальный мир. Волшебный замысел заполнил их ум и душу.
Они ушли в горы, уединились каждый в отдельную изолированную пещеру, полностью замуровав вход в эти пещеры, и провели в них почти год. Предварительно сговорившись, маги решили визуализировать во сне этакого веселого, неунывающего человечка, обязательно машиниста по профессии. Почему машиниста? Андрей тогда заканчивал институт министерства путей сообщения, а у Марины отец — машинист.
Вначале в сновидениях царил хаос. Чуть позже в них обрелись и смысл и логика. Им привиделось сердце, которое билось в сумраке тела, безликого и бесполого. С усердием и любовью они грезили своим созданием двести светлых ночей. И с каждой ночью сотканный из снов человек виделся четче, яснее. Так сотворили они во сне цельного человека. Вскоре дядя Коля, а это был он, как новоявленная Галатея, сошел к ногам своих усердных создателей. Каково же было их разочарование, когда они увидели, каким неуклюжим, грубым, примитивным было это создание из сновидений.
Веселый машинист, как и планировалось, был веселым, беззаботным, как собака привязанным к своим родителям. Но в тоже время ужасно эгоистичным, нетерпеливым, вспыльчивым и злобным. С каждым днем дурные наклонности проявлялись все сильнее. Кроме того маги заметили, что он намного умнее и хитрее любого человека. А когда Андрей и Марина, разочаровавшись, решили таким же образом развеять свое дитя, дядя Коля сумел скрыться от них. Поиски веселого машиниста привели их сюда, в Удельную.
В воскресенье Марина с Андреем были необычайно торжественные, твердили о солнечном затмении, о параде планет. А ближе к вечеру закрылись в своей комнате. Они часто так делали и не выходили из дому иногда по нескольку дней, не отзываясь на звонки.
На рассвете к Сашке примчался Вовка Никитин.
— То ли пьяные были, то ли еще чего… — сбивчиво тараторил он.
— Да кто они-то?
— Жильцы ваши новые…
— Мама говорит — это ритуал какой-то кровавый… — продолжал Вовка.
— Да что случилось? Говори толком!
— Представляешь, папа мой пошел сегодня на станцию, идет мимо платформы…
— Вовка! Что случилось?
— Да нашли их только что у станции… папа нашел… на путях… в крови все… поездом их… двоих сразу…
И в ту же секунду словно кто-то выключил радио и голос, бубнившего Вовки, вдруг пресекся для Седого; наступила великая тишина, сначала пустая, но постепенно, по мере того, как возвращались к нему потрясенные чувства, наполнившаяся горестными, простыми, давно забытыми звуками.
— …а самое главное, кто-то заметил в кабине машиниста, похожего, знаешь на кого? На дядю Колю!..