Третий друг

               


     Я долго-долго лежал без сна и глядел в потолок. Иногда мне казалось, что он совсем нависает над моими глазами, давит и мне не хватает воздуха. Не скажу, что я о чём-то напряженно думал. Нет. Я просто терпеливо ждал, когда же на меня снизойдёт Сон.

     Вдруг я услышал, что кто-то зовёт меня по имени. Я напряг слух. Да, это меня зовут! Определённо меня!

     Дело в том, что ко мне не так-то просто попасть. Если раньше достаточно было  постучаться в двери моего дома, то теперь до меня можно только докричаться – я обнёс свой дом металлической оградкой.

     Видите ли, меня всегда раздражало, когда в окружавший мой дом кустарник забредала какая-нибудь корова и начинала жевать, уставившись своим бездумным взглядом в окна  дома. А потом норовила оставить после себя лепёшку и надменно удалиться. Смешанные чувства охватывали меня, когда в  эти же кустарники, озираясь по сторонам, приседала какая-нибудь женщина, по глупости своей,  неведавшая, что прямо в мои окна выставляет свои прелести.

     Ну, а когда мужики опорожнив батарею бутылок с пивом, громко  галдя, как гуси, начинали шумно справлять свою нужду перед моим домом– у меня просто кулаки чесались!

     Ну, да ладно, чего там! Вот поэтому-то я и обнёс свой дом металлической оградкой. Где-то видел такое. Где – уж и не помню.

     Я выглянул в окно – мой первый друг! Ко мне пришёл мой первый друг!

     В большом волнении я вышел к нему навстречу. Мы обнялись, я усадил его на скамейку в зелени. Немного помолчали, справляясь со своим волнением.

     – Ну, как ты? – спросил он меня, наконец.

     – Ты знаешь, – пожаловался я, – бессонница мучает меня в последнее время. Лежу-лежу, а сон никак не идёт.

     Друг сочувственно покачал головой, а затем полез в карман и достал портсигар. Отличный мельхиоровый портсигар!

     – Держи! – протянул он его мне. – Дарю.
     Я медленно взял портсигар в руки. На его крышке  была изображена Красная площадь, идущие мимо башен со звездами танки времен коллективизации, самолёты, разрезающие стрижами небо.
     Точно такой же портсигар я видел у своего отца в детстве! Ком подступил у меня к горлу, а глаза наполнились слезами. Отец по возрасту уже давно годился бы сейчас мне в сыновья.  Пальцы мои, оказывается, с детства помнили, как надо раскрыть этот портсигар. Я с волнением нажал на расположенные сбоку маленькие клавиши. За резинкой внутри портсигара выстроились ровным, боевым солдатским рядом, папиросы.

     – Но я бросил курить, – сказал я, грустно улыбаясь.

     – А и не надо курить, – сказал мой первый друг. – Это в знак нашей дружбы. Помнишь, как мы ещё дошкольниками в нашем сарае курили, заворачивая сушёные березовые листья в газету?

     – Да. Тебя ещё за это отец высек, а я перестал ходить к вам – побоялся, что и меня твой отец накажет!

     Мы посмеялись, вспоминая это.

     Затем, посидев ещё немного, первый друг сказал:

     – Ну ладно. Я пошёл.

     А я вернулся в дом и снова пытался заснуть. Кажется, время останавливается, когда вот так лежишь, дожидаясь сна. И думать уже не можешь ничего, не говоря уж о том, чтобы заняться каким-то делом. Прямо, как зачарованный лежишь! Зачарованный тяжкими чарами.

     И вдруг я снова услышал, как меня зовут по имени. Выглянув в окно, я увидел своего второго друга!

     Ну что тут сказать! Я просто вприпрыжку побежал навстречу, словно и не лежал только что, как разбитый параличом. Мы обнялись, и я усадил его на скамейку.
Друг молча протянул мне серебряную фляжку. Я открутил крышку и поднёс фляжку к своему носу.

     – Ого! – Я не смог сдержать улыбку. – Отличный коньяк!

     – Но вот только пить-то уже не пью, – сказал я,  с сожалением возвращая  фляжку. – Сейчас мне только  кисель хлебать, да блинами закусывать. Кончилось время коньяка!

     – Нет, нет, – сказал друг. – Это фляжка тебе в подарок.

     – Ну, спасибо, дружище! – ответил я, сразу вспоминая, как мечтал  в своё время купить себе именно такую фляжку. Останавливаясь в магазине возле стенда, я задумчиво разглядывал этот символ мужественности, да и практичности, в общем-то.

     – Купишь такую фляжку, нальёшь в неё грамм 150 отличного коньяка и на день вполне хватит,– говорил я жене, выжидательно стоявшей рядом. – Это своего рода прививка, – пояснял я жене. – Прививка от алкоголизма. Ведь с такой фляжкой и застолья будут не нужны с их обильными и чрезмерными, столь вредными для здоровья, возлияниями. Отхлебнул как все цивилизованные люди и пошёл дальше…

     – Тогда уж совсем алкоголиком станешь! – ставила точку жена и поворачивалась, давая знать, что время посещения экспозиции закончено.

     – Помнишь, когда мы с тобой впервые попробовали водку? – сказал друг.

     – Помню, как не помнить!

     Мы оба ухаживали за одной девчонкой, пока не поняли, что становимся не просто соперниками, а врагами. Тогда я и предложил другу ради нашей дружбы отказаться от неё. – Школьная любовь, как правило, ничем хорошим не заканчивается.  А женщин по жизни – ещё много покажется! – рассудительно не по годам сказал я другу.– А вот школьные друзья – наперечёт.

     Тогда мы и скрепили нашу договоренность украденной мною из дома бутылкой водки. Правда, после этого долго-долго не притрагивались к спиртному.

     Когда друг ушёл, я подумал, что школьная любовь хотя ничем и не заканчивается, но оставляет такой след в душе, что, казалось бы, хватит не на одну жизнь.

     И снова мой потолок, как какое-то наказание для меня. Я уже изучил все его сучки и все его характерные для среза дерева линии и кольца. Порой многочисленные темные сучки на светлом фоне дерева казались мне звездами на небесном своде. Когда-то я мечтал стать астрономом и изучать законы мироздания, а вместо этого посвятил свою жизнь изучению законов предварительного следствия и судоустройства.

     И снова я услышал своё имя!

     Я выглянул в окно. Вот  так времена, братцы мои! Перед домом стоял мой третий друг!

    Мы обнялись. Слёзы выступили на моих глазах. Я расчувствовался. Ведь не виделись-то с ним почти 40 лет. С того времени, как расстались, окончив юридический институт. А расстались мы с ним очень плохо. Мой третий друг всегда отличался своеобразным, экстравагантным, если можно так сказать, мышлением. Все его вопросы и обращения к человеку были с подковырками и подначками. Он никогда не скажет слово просто так. А всегда с каким-то значением и тайным смыслом.

     Возможно поэтому с ним никто не желал общаться. Только почему-то я легко воспринимал все его ошарашивающие выходки. Поэтому только я и смог стать его соседом по комнате в студенческом общежитии. Но наша дружба закончилась, когда он как-то сказал мне:

     – Ты знаешь формулу Бога? Нет? А я знаю. И могу тебе её сказать.

     Дальше было понятно.  Если ты соглашаешься выслушать эту формулу Бога, он тут же поднимет тебя на смех и поиздевается над твоей легковерностью.

     Поэтому я упредил его.

     – Вот что дорогой, сказал я ему. – Какую формулу Бога ты можешь мне сказать, если ты ещё не испытал по настоящему  в жизни страданий, не узнал, что такое потери. Если ты ещё не знаешь, что такое жизнь и что такое смерть, и если ты не знаешь, как ликвидировать свою задолженность по финансовому праву?

     Я специально хотел задеть его, так как был обеспокоен тем, что его могут исключить из института за неуспеваемость.

     Друг же мой обиделся. И последний год учёбы мы не общались. Наши кровати стояли рядом, мы ели за одним столом. Но не разговаривали. Получив дипломы, мы разъехались, не сказав друг другу ни слова.

    Потом я пытался по своим каналам разыскать его. Но он исчез. Кто-то говорил, что его зарезали, кто-то – что он уехал за границу.

     И вот он здесь! Собственной персоной! Сам объявился. И опять в своём амплуа – в руках у него был венок из красных искусственных цветов.

     – Это тебе, – сказал он, передавая мне венок.

     – Это ещё что такое? – удивился я. Разгладив чёрные ленточки, я увидел выведенные на них бронзовые слова: «Дорогому… незабвенному…»

     Я улыбнулся. Друг был с большим чувством юмора. Мы сели на скамейку.

     – Ну что, скажешь теперь свою формулу Бога? – спросил я друга.

     – Это я хотел от тебя услышать, – сказал серьёзно друг. – Мне кажется, ты к
этой формуле ближе меня подступился.

     – Эх! – сказал я удручённо. – Думаю, к этой формуле Бога только тогда подступишься, когда приоткроешь дверь туда, за последнюю черту, в запредельный мир.

     Когда друг ушёл, мой взгляд упал на кольцо, висевшее на штыре на воротах моего дома. Я всегда думал, что это кольцо – обруч от бочки. Оказывается – это старый облезлый венок из искусственных цветов. Такое же венок, какой я сейчас держу в руках. Повесив на тот же штырь свежий венок, я вошёл в дом.

     «Вывести формулу Бога! – вспомнил я своего друга, снова  укладываясь
на кровать. – «Как её выведешь, если мы не знаем формулу самого себя? Если мы не знаем, кто мы, где мы? Если мы не знаем, что с нами происходит?»

     И тут я почувствовал, что желанный Сон снисходит на меня, давая, наконец, долгожданное освобождение.

     И приснились мне далёкие, странные, запредельные миры.