"Men don't protect you anymore" — надпись на пластиководосчатой протестантской церквушке, собранной без изысков, как из детского конструктора; перед ней стоит Курт Кобейн сотоварищи, образуя неизбежный черно/белый посыл. Трудно сказать, отчего в это воскресное утро мое пробуждение началось с образа этой фотографии, долго лидировавшей на профиле группы в Ласт.фм и из разу в раз заставлявшей меня читать неправильно "люди" вместо имплицитного "мужчины".
"Люди больше не защитят тебя", аминь.
Я еще спал, то есть глаза не были разомкнуты, а желтое содержимое их уголков — на моей малой родине их зовут сонками — оставалось скрепляющим материалом, тем не менее мысль шевельнулась, впрочем, я и сам, кажется, перекатился с боку на бок с минимальным скрипом. Полупробудившая себя да и меня мысль походила платоновскую идею, как мотылек к ночной лампе влекомую к воплощению в бытие, выхождению из снов, а уж там — на пленке сепия я жертва маньяка среди цистерн с вязким бульоном на заводе, а потом в яично-желтом школьном автобусе супермен, а из гранотомета ведется огонь по кабинету главврача, а в конце бейсбольное поле, и я зачем-то на первой базе — и теперь в меня полетит позорный девчачий софтбольный мячик; а уже погоня близко.
В отходе от дремоты нет того внепространственного волшебства, которым Господь и нейроны нашего головного мозга наделили засыпание. Морфей обычно приветствует (кроме разве случаев моего изнемождения — тогда вырубает без всяких) замечательной версией сказки про рай, где нет бытия и четырехпространственного континуума: все исчезает, чернеет, по бокам, сверху и, разумеется, снизу — от этого я будто вечно падаю в пропасть, но некуда, и движения как такого, во времени развернутого, нет.
А утренняя побудка сродни магии с противоположным знаком; это чистая десакрализация. Онтологическое похмелье: так должен был чувствовать себя Люцифер, брошенный с горнего мира, или Адам, депортированный из рая. Всемогущество даже не свое, а окружения вдруг прерывается, часто нагло и без спроса, и обращается в сухую, живущую по некоторым законам реальность, сходную со слепленной туповатым студентом-компьютерщиком глючной игрой, где и потрогать можно только три с половиной предмерта, и зависает всё, убивая твой персонаж, и в целом скучновато.
У меня, каюсь, был выбор — застыв в туннеле между посюсторонним миром и воскресным утром, я все же пошел сюда, намеренный сделать дела, но как всегда про...ался.