Не ангел

Артём Светлый
Сумасшедшие тоже пишут...еще как пишут. Они доверяют тайны свои бумаге, или интернету, какая разница. Да, и дела мне до других сумасшедших, когда я сам - сумасшедший благодаря тебе. Тебе, ей, моей нежной тонкой, с серыми прзрачными рыбьими глазами девушке.

Она рисует. Всё свободное время, а начиналось так тихо, скромно. Пока наш малыш спал, на кухне дымилась кастрюля с борщом, а в доме царил порядок - Она тихонько проскальзывала на веранду, доставала бумагу, акварельные краски и кисти, и рисовала. Один, два этюдика и готовые работы аккуратно складывались в рассохшийся пыльный  шкафчик.

Однажды, когда её не было дома, я как-то случайно...даже не знаю, что на меня нашло, но я заглянул в этот пылесборник. Достал рисунки и честно пытался понять что там изображено. Хм, а говорят еще: в рисунке художники раскрывают свою душу, ну, или пытаются высказать наболевшее. Так, я думал. Она ведь молчаливая стала, и ни намека - обидел, или еще чего? А в рисунках ерунда какая-то, мазня, пятна, цветок, лица, навалено в кучу. Мне не понравилось. Я понимаю, когда дерево - это дерево, человек - человек, а не бессмыслица. Чем время тратить, лучше бы посуду помыла. А то приходишь домой в последнее время - усталый, злой, а дома ни пожрать, ни порядка. А она всё рисует, рисует.

В тот день я приготовил себе макароны сам. Они слиплись в один серый ком, но разрезанные на куски, подсоленные и с майонезом прокатили для моего желудка на ура. Малыш ночевал у тещи, она полгода как на пенсии, так взялась забирать нашего сына к себе. Я тещу в своем доме могу потерпеть немного, но предпочитаю чувствовать себя комфортно: раздеться до трусов, попить пивка у телевизора.

Жена, пока я готовил себе ужин и матерился сквозь зубы, ушла на веранду. Я поел и вышел к ней. Она замерла с кистью в руках, сжалась вся, словно я собирался её ударить. За что она так? Я подошел поближе, обнял жену за плечи, поцеловал шею, еще и еще. Почувствовал - она терпит. Она терпит мои поцелуи, но не наслаждается ими. А на бумаге смеялся нелепого вида арлекин. Это было лишнее - этот арлекин. Ладонь сжалась в кулак, секунда и тонкая фанера с рисунком лопнула пополам и улетела в сторону.

- Зачем ты рисуешь? Объясни мне - ЗАЧЕМ? Всё ведь есть: и дом, и семья, машина. Всё для счастья есть. Чего же еще надо? К чему тебе, глупая, в твои под тридцать рисовать? Ничего ведь не добъёшься, рисунки - дерьмо! Будь они прокляты твои рисунки! И не рыдай!

Но она рыдала, боролась с собой, но глухие стоны прорывались наружу, слезы катились из глаз. Она сжала в руках обломки и сказала мне:
- Уйди.

Это всё, что она мне сказала.

Если бы у неё выросли крылья и она улетела - я бы понял - она ангел и не может иначе. Не важно - черный ангел или белый - но это не оставляло бы ей выбора.
Она - женщина, она - мать. Она ушла в никуда, оставила мне всё: сына, дом, машину, работу, перепуганную тёщу.
Ушла - малевать свои никчемные картинки...
Никогда я не услышу про неё, второму Гогену не бывать, но понять, как понять её?
...а я бы хотел понять...

...я сумасшедший )))).