От километрового столба, к километровому!
Ещё дома, будучи на Севере, проигрывая предстоящий маршрут, я рассчитывал свои физические возможности, различные варианты нагрузок, но о том, что будет так тяжело, даже не предполагал. Не предполагал, что в кровь изобью ноги, что на икрах собьются мышцы, и будут не ноги, а одна сплошная боль. Ноя теперь я шёл и шёл. Не обращая внимания на физический дискомфорт, и не зная, зачем иду вообще. Просто иду и всё.
Вот и сейчас, со своим пятнистым рюкзаком, обойдя лавочки с пассажирами на станции Ивдель. Я прошёл в конец перрона, спустился с него и, пройдя по полотну метров триста, увидел знак – «130 километр».
Это означало, что до города Серова ровно 130 километров. Или три дня пути.
Ну что, три так три. Всё-таки Ивдель – это ещё далеко не Юг. Тут нет ещё полей, лугов. Я шагал по железке, а подступившая к ней вплотную тайга, с обеих сторон, отдавала сыростью и тьмой гнуса. Какие всё-таки счастливые пассажиры, едут себе в вагонах и не знают про эти беды за окном. Завидовал про себя им я.
Шаг за шагом, железка отступала за моей спиной. Проплывшие размерено километровые столбы подтверждали моё движение вперёд.
Честно скажу, особо любоваться вокруг было нечем. Унылые, дремучие однообразные северные пейзажи. Те же болота, тайга, да шпалы, усыпанные женскими предметами туалета – тампонами, прокладками.
Да… – подумал я, – сексуальный какой-то путь у меня получается.
Одну такую я даже заснял на цифровик, только интересно, чья она. Наверняка сейчас загорает ее бывшая хозяйка, дома на солнышке или в Сочи где-нибудь на пляже, и не подозревает, что её прокладка с крылышками попала в объектив бродячего писателя. Вот ведь иногда как бывает!
Впереди показалось кирпичное здание. Небольшой разъезд с таким романтичным таёжным названием: Лосинный!
Лосинный так Лосинный, отметил про себя я, и отдохнувшими в Ивделе ногами побежал дальше вперёд по железке к Серову.
Прямо по полотну через десяток километров показалась ещё одна станция. Как флажки в красных жилетах на путях железнодорожники латали полотно.
– Привет трудовому народу! – подняв два пальца вверх, поздоровался я с ними в ответ на их вопросительные удивленные взгляды.
– Привет! – вяло ответили они и вновь уткнулись в свою работу.
«Станция Глухарная», – прочитал я на здании. Действительно, подходит название этим местам, даже экзотикой отдаёт. Дальше опять тайга, болото, опять тайга, и опять болото. Впереди по курсу опять пробел, подойдя ближе, начался белый деревянный забор километра два вдоль насыпи. «Заводик, видно, какой-то», – вначале у меня мелькнула мысль. Но чем ближе я подходил к этому заводику, тем больше понимал, что никакой это не завод, а зона. Зона не такая как в Ивделе с церквями и мечетями. Имеющая нарядненький вид.
А зона жёсткая, расположенная далеко в тайге, как остров, где нет поблизости ни одного населенного пункта. В конце заборов и вышек десятка два жилых деревянных домов. Видно, для проживания персонала, про себя подумал я. Шагая по полотну, я с интересом оглядывал её высокие заборы с вышками, с густой колючей проволокой. За ними длинные бараки, вернее с их крышами, крытыми, почему-то не рубероидом, а просто горбылем. На вышках, что на заборах виднелись силуэты часовых. Которые, наверняка, готовы были полоснуть из автомата по любому, кто приблизится к запретной полосе.
Время было уже девять вечера. Не было слышно ни голосов, ни шума промзоны, ни лая собак. С любопытством, разглядывая вновь появившийся объект, я постепенно прошагал его по полотну весь. Где стояли жилые, для персонала зоны. Деревянная будочка, размером с пяток автобусных остановок. Это остановка поезда, возле нее на столбе был повешен красный щит. Первая фраза: «Внимание!!!». И щит, перечисляющий всё, что нельзя делать на этой территории посторонним. Ознакомившись с текстом, я понял, что делать тут нельзя ровным счетом НИ-ЧЕ-ГО.
«Так бы и написали», – почему-то ехидно подумал я.
– А фотографировать????!!!!
Помня пункт запрещающий это делать, я всё же вытащил свой цифровик, сделал один снимок.
– Хватит, – боясь, подумал я, – а то увидят и заберут его. А тут хоть снимок есть на память. Да, радостная картина, скажу вам я. Не хватало к увиденному, только стонов заключённых, лая собак, выкриков конвоиров.
Уже закидывая рюкзак за плечо, собираясь в дорогу дальше, за спиной неожиданно услышал хриплый окрик:
– Стоять! Стрелять буду!
– Это ещё что такое? – с тревогой подумал я.
И, оглянувшись назад, увидел бегущих ко мне солдат с автоматами в руках и с собакой на длинном поводу.
«Ох, рано встаёт охрана…», почему-то сразу вспомнилась мне давняя хорошая песня. Подальше спрятав фотоаппарат, я облокотился плечом о деревянную станционную остановку, сделал равнодушный вид. Разглядывая приближающихся ко мне военных «пехотинцев»
Как полагается в таких случаях, один остановился с автоматом, чуть поодаль. А тот, что с собакой – ко мне.
– Куда идём? – взял он под козырёк.
– Из Берёзово в Москву! – ответил также равнодушно я
Тот, поморщив нос, так и не вспомнив ничего про Берёзово, сурово посмотрел на меня и ледяным голосом произнёс:
– Паспорт есть?
– Есть, – ответил я, по-прежнему не отлипая от косяка станционной будки.
– Дайте! Требовательно продолжал напирать на меня боец.
Не теряя чувства достоинства свободного человека, я не спеша, присел к своему рюкзаку, открыл его, и, покопавшись в кульках, нашёл паспорт, и аккуратно вручил его солдату.
Тот, изучив его, нажал на кнопку рации и кому-то доложил:
– Объект движется из Берёзово в Москву пешком! Паспорт имеется. Что делать?
Голос в рации тут же сказал: «Пусть идёт».
– Хорошо! – ответил солдат, и уже собираясь идти обратно в зону, увидел в моём рюкзаке полотно красного флага.
– Что это за знамя? – удивлённо спросил он, – и, оглянувшись на выгоревший до неузнаваемости Российский флаг, видно реющий над зданием, начколонии, смутившись пролепетал:
– Сейчас же вроде не красный, а полосатый?
Я не поленился, достал из рюкзака красное полотнище флага политической партии «Справедливая Россия» и спросил его:
– Знаешь такую партию?
– Нет… – как-то боязливо ответил он.
– А спикера верхней палаты РФ Сергея Миронова знаешь?
– Нет, – как-то растеряно произнёс он.
– С бородкой такой, – наводящий вопрос подкинул ему я.
– Не, наверное, не знаю, – уже опустив глаза, ответил он мне.
– Ну что там, – сердито рявкнула рация на его груди.
– Иду! – вытянулся по стойке смирно он, и оба тут же побежали на зов.
– А замполит есть у вас? – вдогонку крикнул я им.
– А…, – с досадой оглянулся он в мою сторону, видно общаться с посторонними им не положено. Ну что сделаешь, каждому своё
Они побежали в свою сторону. Я же, взвалив рюкзак на плечи, в свою.
Оставшиеся до станции Лангур километры, я прошёл с бодрым настроением. Всё складывалось как никогда. Но в тайге встретится с живыми людьми, пообщаться с ними уже веселее, хоть и под дулами автоматов.
Посидев на станционной лавочке Лангура, я понял, что тут ни Интернета не найти, ни ночлега, да решил идти дальше, до первого «гранд-отеля» – так я называл ЖД будочки из шпального бруса размеров два на два метра, ведь тут в зале поспать не дадут. То пацаны табунками бегают, пивко исподтишка попивают искатели приключений, то пассажиры. Я подтянул под себя натруженные за день ноги встал на них. И пошёл вперёд, правда, вопреки железнодорожным правилам на красный свет.
Я не поезд, могу и посторониться. Что и пришлось сделать через десять минут пути. Сойти с рельсы и пропустить длинный грузовой состав. Время уже к двенадцати. От Лангура отошёл километров пять. Где ж, ты, мой милый небоскрёб. В мечтах обратился я шагая по полотну к домику из шпального бруса. Как бы услышав мою мольбу, через полкилометра, наконец-то показался и он. Так-то было всё нормально, если, не считая болотины, между домиком и полотном. Черпая из него кроссовками жижицу, я всё-таки добрёл до убежища, открыл дверь. В домике на земляном полу тоже была вода, сантиметров пять.
Не глубоко, подумал я под рёв комаров. А нары тоже ничего, широкие. Влезу со всеми шмотками. Захлопнув за собой дверь. Я раскатал свой коврик на нарах. Поджёг спираль от комаров, рюкзак под голову. Остался последний штрих, заделать выбитую кем-то оконную фрамугу. «Флаг!» – эта мысль пришла сама. Полотнищем «Справедливой России» я заделал с улицы брешь, и получилось из этого полотна реклама партии. Изнутри укрытие от комаров. Ничего вроде. Лёг я на своё место, и, вскоре всё стало тихо. Спираль делала своё дело – комары, окумаренные дымом, замертво падали вниз. Минут через пять уснул и я. Сон после таких бросков, мгновенен, спокоен и глубок. Если не считать, что просыпаешься изредка, чтоб зажечь, потухшую ночью спираль от комаров. И дальше, в дрём. Наслаждаясь окутавшей тебя тишиной и покоем.
Утро. Подъём. Одевание. Сбор рюкзака. И в путь. Лишь, пройдя километров пять, начинаешь искать речку или лужу у которой можно умыться, сварить кипятка. Сегодня я шагал натощак. Просто шагал и всё. Как у Высоцкого в песне: Мне есть нельзя, мне пить нельзя ни крошки…
К обеду, неожиданно передо мной показался ЖД мост, а на нем табличка, говорившая, что это река Сосьва. Широченная река, шумящая своими широченными перекатами.
Ничего, хорошая первая более или менее широкая речушка на моём пути, после Оби, попавшая мне на пути. Я подышал свежим воздухом у её воды, сварил чайку и снова в путь. Километров двадцать эта речка вилась вдоль полотна железной дороги. Постоянно открывая новые виды природы. Отвесные красные скалы иногда нависали над полотном. И вот, передо мной новый посёлок, видно сразу – большой, добротный. Снуют лезовозы. Есть даже шлагбаум, правда, уже не работающий. Видно, и тут ослабла интенсивность движения.
Деревня, будто сговорившись, трудилась на своих огородах, лишь только кучка людей в оранжевых жилетах так же лениво сидела, щурясь в тенёчке от летнего зноя, изредка отмахиваясь от слепней.
– Вот это ходок, – воскликнул один из них, – вчера встречал его на Глухарином, а сейчас уже вон, на Саме! Молодец! Что эт ты не махнул нам, когда мы на дрезине ехали? Подобрали б!
Мне поднадоело быть наедине самому с собой, и, желая общения, я приостановился, с прищуром посмотрел на него и сказал:
– А нам нельзя!
– Как?.. – застыл в удивлении железнодорожник.
Всяких он повидал на полотне, а вот такое впервые, я же продолжал свою игру:
– Мне не только нельзя ездить, а стоять даже долго нельзя!
– А почему, в недоумении переспросил второй.
– Так почему, – продолжал я, и, показав на ремне цифровик в чехле, сказал, – весь жучками да датчиками обвешен, и, показав указательным пальцем в небо, добавил через паузу, – приборы спутниковые тарируем.
– Понятно! – выдохнул первый.
– Я вот по железке иду, а второй по дороге шлёпает.
Самый худой, что сидел с краю, встал на ноги, и разглядывая меня, подошёл ближе.
– А платят как вам?
Не моргнув глазом, я ответил:
– Мне на железке пятьсот рублей километр – это при плане пятьдесят километров в день.
– Вот это деньги, – выдохнул кто-то.
– Так ты миллионер, – прошептал худой.
Я пожал невинно плечами, поднял кулак вверх и сказал:
– Пока, мужики. Мне надо дойти, – и пошагал я дальше, радуясь удавшейся шутке и открытым доверчивым лицам уральских мужиков. Вот и всё, позади станция «Сама». Впереди рельсы шпалы, грохочущие поезда, злые слепни, солнце пот, мозоли. Как-то молчанием меня встретила станция «Урал-золото». Угрюмые мужички, молчаливые детишки, отдыхающие здесь на летних каникулах и, как транзитный поезд, я миновал станцию, через семь километров, желая преодолеть дневной минимум в пятьдесят километров.
Небольшой привал, завтрак и опять вперёд. Прямо над головой стали появляться тучки. Потом ветерок, стало погромыхивать. Ноги сами по себе добавили прыти. И вот, впереди подъём и виднеется первый дом, пока ещё не знакомой станции.
Вот-вот хлынет летний дождь. Я шагаю по гравийному перрону. Впереди виднеется беленький домик с вывеской:
«Ст. МАРСЯТЫ».
– А где вокзал? – спросил я у одиноко сидящей дежурной по станции.
– А вы у начальника Серовской железной дороги спросите, – как бы с упрёком сказала она.
– А что такое? – поинтересовался я.
– Да приехал он как-то. Был нормальный зал для пассажиров. Не понравился он ему, написал приказ, чтоб его снесли. Наши и постарались: половину снесли, а остальную половину сожгли.
– И давно вы без вокзала?
– Ну года три уже, – прикинув сказала она.
– Так он что, враг народа что ли?? – воскликнул я.
– Не знаю, – почему-то сердито ответила она, и уткнулась носом в свои журналы.
На улице же, во всю бушевала уже гроза: раскаты грома сотрясали воздух и здание так, что в стакане звенела ложка. В моё тело вливалась усталость пройденого пути
– Можно у вас грозу переждать? – умоляюще попросил её я.
– Садись! – с укором посмотрела на меня она, кивнув на рядом стоящий стул.
Посидев ещё минут пять, стал чувствовать, что всё, сплю. Снова посмотрев на неё я жалобно посмотрел на неё и спросил:
– А может, пустите сюда?!.. Я постелю коврик и немного посплю.
– Ложись, – равнодушно сказала она.
Не понимала она, ей богу не понимала, какая для меня была благодать её равнодушное «ложись»
Бесшумно я развернул коврик между стеной здания и железной стенкой пульта. Между ними было расстояние не более 50см. Неслышно прилёг и не обращая ни на кого внимания, тут же уснул.
Сон, не сказать, что был крепкий, полчища комаров за металлической стенкой пульта то и дело гудели и щёлкали вдобавок какие-то жучки-релюшки Диспетчеры вели свои переговоры, разводили на рельсах поезда: как в ручном, так и в автоматическом режимах. Ну а я тем временем просто старался уснуть, ведь завтра Серов. К утру мне всё-таки это удалось.
Поблагодарив её, я собрал рюкзак и пошёл в последний пешеходный перед Серовым перегон- сорок километров.
Леонид БАБАНИН.
Серов, 2007 г