Странного Лёньку в этом военном городке знает, наверное, каждый – он здесь нередкий гость. Частный сектор рядом, пяти минут хватит дойти, вот Лёнька и бродит, всегда занятый своими, никому кроме него не известными мыслями.
Высокий, худой, весь какой-то нескладный и взъерошенный, в костюмишке не по росту (но другого не хочет, предлагали!), Лёнька прозван в народе странным не за его не совсем здоровый ум – так бы нарекли его просто Лёнькой-дураком, подумаешь, не он первый, не он последний – а за привычку вести разговоры с неодушевлёнными (для обычного – нестранного человека) предметами. Не знаю, почему Лёнька всегда выбирает себе таких собеседников, но с деревьями, столбами, автобусами он разговаривает часто, подолгу, проникновенно.
С людьми Лёнька старается не говорить. Проходит мимо, словно не замечает. Но на голос, его окликнувший, всегда отзывается – останавливается и ждёт, что ему скажут дальше. Если Лёньку просят помочь, никогда не отказывается, молча идёт рядом с позвавшим, делает всё, о чём просят – подаёт, грузит, переносит, а потом также молча уходит, взяв вознаграждение – деньги или бутылку – или с пустыми руками, потому что если ничего не дают, он никогда и не попросит. Наверное, так проверяется наша совесть.
При всей внешней неказистости силушкой Лёнька обладает изрядной, потому желающих просить у него помощи хватает.
Мне рассказывали, крутя пальцем у виска, случай, касающийся погрузки коробок ответственным Лёнькой. Его попросили вынести коробки из пустой квартиры (по счастью, мебели там уже не было, а то бедный Лёнька, пожалуй, остался бы без сил), дождаться машину и погрузить коробки. Всегда согласный помочь, Лёнька честно приступил к работе. Вынес коробки и стал ждать машину. Прождал он, по его разумению, наверное, очень долго, а, не дождавшись, занёс коробки назад, расставил их в прежнем порядке и ушёл – у него ведь и свои дела есть! Позже выяснилось, что машина задержалась на полтора часа. Подумаешь! Мог бы дождаться! Мог бы, наверное. Но – по нашим нестранным меркам. А Лёнька, вернув коробки в квартиру, рассудил по-своему, по-странному – он же не заставляет так долго ждать, когда его просят помочь!
Интересно, что к спиртному он всегда остаётся равнодушен – Лёньку никто не видел ни пьяным, ни подвыпившим. Врученную бутылку уносит домой или запросто отдаёт любому, кто, дурачась, крикнет: «Лёньк! Угости водочкой!» А когда кричавший начинает отнекиваться, говорить, что пошутил, и пытается вернуть бутылку, Лёнька ни в какую её не берёт, решительно мотает головой и уходит, оставляя в неловком положении незадачливого шутника. Где-то, конечно, могут попользоваться Лёнькиным простодушием и легко забрать бутылку, но в городке я такого не видела.
По возможности наблюдая за Лёнькой, я старалась и не могла понять причину симпатий этого человека ко всему на привычный наш взгляд неживому, и не злобливости, нет, но безразличия к людям.
Кошечки-собачки-птички тоже оставляют Лёньку равнодушным. Он никогда не причиняет им зла (он вообще никому его не причиняет), но всегда спокойно проходит мимо, никак не выделяя для себя ни забавных щенят, ни смешных котят, не умиляется, не хочет погладить. Случается, ему протягивают котёнка: «Лёньк, смотри, какой хорошенький!» – Лёнька в ответ лишь кидает быстрый взгляд на пушистый комочек и уходит прочь.
Зато Лёнька может, если никто не отвлекает просьбами, целый день посвятить обходу старых деревьев. Подойдя к пруду, окружённому дубами, Лёнька сначала тихо и напевно говорит с выбранным им деревом, а потом какое-то время молча стоит около, задрав голову и рассматривая самую верхушку.
В другой день Лёнька отправляется на местную автостанцию, где смело, без тени сомнения или нерешительности подходит к любому автобусу, гладит фару (почему-то всегда со стороны водительского места) и снова, как около дуба, нашёптывает что-то своё, только ему понятное, при этом – что всегда меня поражало! – водитель не трогается с места, а пассажиры не возмущаются задержкой, пока Лёнька не закончит странный ритуал.
Однажды мне пришлось увидеть Лёньку, прижавшим ладони к старому бетонному столбу и шепчущим ему свои заклинания. Я не могла отвести взгляд от человека, выбравшего для общения такой объект! Смотрела и смотрела, понимая, что с моей стороны это некрасиво и некорректно, но очень хотелось досмотреть Лёнькино действо до конца! Да и не мешал ему мой неотрывный взгляд – по-крайней мере, мне так казалось. Лёнька спокойно дошептал своё (я подумала тогда с насмешкой: какая честь для обыкновенного железобетонного столба далеко не первой свежести – столь пристальное внимание!) и перешёл на другую сторону улицы. Там, конечно, тоже были столбы, но я рассудила – Лёньке на сегодня хватит и одного, не станет же он говорить с каждым!
Вздохнув и пожав плечами, я отвернулась, но что-то заставило меня обернуться и снова посмотреть на Лёньку. Увы, мои рассуждения оказались неправильными: Лёнька опять говорил со столбом! Говорил спокойно, по-доброму, как каждый из нас – с хорошо знакомым человеком, и мне вдруг подумалось – похоже, я не понимаю какой-то очевидно простой, но очень важной на Лёнькин взгляд причины, требующей его внимания к тому, мимо чего все спокойно проходят мимо.
Я смотрела то на Лёньку, то на столб, пока мне вдруг не пришло в голову – Лёнька-то занят своим, пусть и сомнительным на наш общепринятый взгляд делом, а я просто глазею. Да уж... И кто из нас странный?
В один из дней по городку разнеслась весть – Лёнька утонул! Я не могла поверить! Как это случилось? Зачем он, обычно только гуляющий у глубокого пруда, полез в воду?
К вечеру стало известно – Лёнька не утонул, остался жив и теперь отлёживается дома.
Позже, разобравшись во всём, мы узнали – у пруда он, как обычно, разговаривал с деревьями, когда вдруг увидел в воде котёнка, видимо выброшенного, но чудом уцелевшего. Лёнька кинулся за ним, подхватил бедолагу и уже полез из воды, но упал, видимо оскользнувшись, и снова очутился в воде. Котёнок, вытолкнутый Лёнькой, остался жив-здоров, а его спаситель еле выбрался.
Именно в тот день я поняла: безразличие, с которым проходит мимо всего живого странный Лёнька – вовсе никакое не безразличие! Просто всё внимание он уделяет тому, что на его взгляд (нам, нестранным людям, непонятный) остаётся нами недосмотренным, а правильнее сказать – брошенным. Вот и опекает по-своему Лёнька постаревшие дубы, грязные автобусы, растрескавшиеся столбы…
Иногда Лёньку зовут копать могилу. Горе человеческое делает его каким-то особенно тихим и сосредоточенным. Давняя моя знакомая со слезами на глазах вспоминала, как однажды после похорон Лёньку не могли увести с кладбища – он всё выравнивал и оглаживал могилу совершенно чужого ему человека. Только ли ответственность тому причиной?
Мы давно научились прятать свои истинные чувства (мы умные же, не странные совсем), а Лёньке такое и в голову не придёт. Ему жалко заболевшее дерево, ржавенький автобус, покосившийся столб, потому что для него они – часть жизни, не сами по себе.
И если эта часть жизни перестаёт быть нам нужной, Лёнька берёт её под свою ответственность. А мы – странный, странный…
Накануне отъезда из городка я увидела Лёньку, почти бегущего куда-то, но вдруг остановившегося около меня. Я ни с того, ни с сего оцепенела и не могла вымолвить ни слова, только смотрела на него. Вдруг пришло в голову: интересно, что он сейчас во мне видит? Дерево? Вряд ли… Автобус? Бр-р… Столб? Пожалуй. Точно! Столб! Что ещё-то! Лёнька этот странный же!
И куда только девались под Лёнькиным взглядом все мои правильные рассуждения о том, что никакой он не странный?
А Лёнька посмотрел на меня ещё какое-то время, а потом, как всегда тихо, сказал одно только слово и побежал дальше. Меня бросило в жар! Я чётко услышала это слово. Он сказал мне: «Здравствуй». А я-то ведь, глядя на Лёньку, глупость всякую думала… Вот и урок мне.
Спасибо тебе, Лёнька... Ты тоже здравствуй, пожалуйста.