Давно, учась в школе, на первое сентября, была такая традиция – проводить урок мужества, где ветераны рассказывали о своих подвигах и трудностях молодой жизни. Я пропускал это мимо ушей, как мне тогда казалось вместе со всеми. Единственное, что меня поражало - подвиг пионеров-героев времен Великой войны. Потом, находясь уже в армии, меня это удивляло еще больше. Как могли еще откровенные дети служить и тем более воевать? Но вот почему я это вспомнил.
Я был уже дедом, когда в наш взвод прибыло молодое пополнение. Среди них был один парнишка. Он сразу приковал к себе повышенное внимание. Форма ему была велика. Рост был метр пятьдесят один, и вес наверно, бараний, худенький, щупленький, маленький. Как его в армию-то призвали. Мы, деды, его даже не обижали, его природа и так обидела. А он был таким волчком. Никому не доверял, опасался от всех подвоха. Пару раз мы, конечно, не удержались, смеялись над его маленькой, не солдатской фигурой, он пробовал огрызаться, но как-то не громко, больше, наверно, для себя. В шутку прозвали его Громилой.
Скоро, получили, боевой приказ, на выдвижение. Никто не ожидал, что мы реально будем воевать, да и никому даже в голову не приходило, что действительно придется применять выданные боевые патроны. Но нас так е..нули, что после первой очереди мы поняли насколько все серьезно.
Короче, попали мы между домов. Стреляли отовсюду. Сверху, сбоку, спереди, сзади. Мы отстреливались, но только своя и кровь наших товарищей била нам в голову, руки дрожали, был страх в глазах, у всех. Потому, может никто и не смотрел друг другу в глаза.
Как так получилось, что рядом с нами не было Громилы? Почему он не побежал вместе со всем взводом в свободный подвал дома? Я не знаю. Он остался между домов на улице, укрывшись в воронке под обломками угла дома.
Отдышавшись, осмотревшись, мы услышали Его пулемет, тоже оставленный нами в позорном бегстве. Громила бил короткими равномерными пулеметными очередями. Мы вначале ощутили чувство, будто оставили родного ребенка, но, услышав пулемет, удивились, увидев в ребенке – солдата.
Чехи обошли его, и накинулись на нас. Короткая перестрелка и у нас пятеро раненых, в том числе и я. То, что перестрелка была короткая, мы были обязаны Громиле. Он дал им в спину прикурить и они отошли, образовав между нами и им простреливаемый коридор. Мы его практически видели. Видели, его по движению ствола, слышали по выстрелам.
Чехи обошли и нас, ударив с флангов. Мы, как крысы, опять отошли, забившись в норы. Никто и носу высунуть не мог.
Потом все резко стихло. Я начал дышать более спокойно, несмотря на рану в плече. Мы все вздрогнули, когда услышали очередные раскаты родного пулемета. Жив Громила. «Только бы до ночи продержался – мелькнуло в голове. – Дурак. Патроны береги».
Потом опять стихло. И в тишине, мы услышали из репродуктора с сильным кавказским акцентом: «Гарантируем тэбэ жизн, золдат. Ты даказал всэм, ч`то настаячей мучина. Тваи таваришы бросили тэбя умират. Зачемь? Кода можно жит. Дай нам прати, мы не тронем тэбя.»
Пять минут было тихо, потом короткая пулеметная очередь, была ответом на их предложение. Дальше несколько взрывов, так что даже у нас в головах зашумело. «Ну все, хана, нашему Громиле».
Начало темнеть. Чехи чего-то ждали. Мы за это время малеха освоились, перевязались, посчитались и посмотрели сержанту в глаза.
- Надо отбивать. – Коротко скомандовал он.
Никто не спросил что и кого. Все и так поняли. Не было даже мысли, что может мы уже опоздали. После пятиминутки, пошли.
Кричали и стреляли во все, что представлялось нам опасным. Чехи не ожидали, но, быстро опомнившись, с укрытий начали планомерный обстрел. Успели залечь на утрешней позиции. Но мы были рады снова услышать родной пулемет. Он был ЖИВ. Он ждал нас, он верил в нас. И в нас просыпалось до селе незнакомое чувство. Я реально понял, что мы спасаем не солдата, по кличке Громила, а родного, близкого человека, без которого наша собственная жизнь уже не жизнь.
Пулемет замолчал после разрыва двух гранат. Чехи перегруппировались и, установив наши огневые точки, не давали и головы поднять. Однако, мы отстреливались. Со злобой и остервенением, в отместку за нашего Громилу.
Спустя полчаса, когда почти уже стемнело, мы услышали автоматную очередь из того места, где должен быть Громила. Нашей радости и чувству гордости за него не было предела. Если такой маленький, хилый и щуплый может так биться, то почему мы не можем? Без команды, как-то разом начали стрелять в темноту. Это было больше похоже на салют, чем на боевой огонь.
Чехи подумали, что мы снова пошли в атаку, и более прицельно начали стрелять по нашим позициям. Своего Громилу мы не отбили.
Всю ночь с короткими передышками, на полчаса - час, была перестрелка. У нас двоих убило, двое были без сознания, остальные стреляли, показывая, что они еще могут держать оружие, что они еще живы.
Моя боль в плече стала невыносимой. Рукой я уже не мог шевелить, она опухла, будто ее покусал целый рой. Под утро, и они, и мы устали.
Часов в восемь, среди тумана, заметили тени, но стрелять по ним уже не было ни сил, ни патронов. У нас не было, а у него были. Неведомые нам никому и силы, и патроны. Короткой очередью он уложил одного и заставил лечь других. Они ушли, и через пятнадцать минут, раздались хлопки минометных мин. Улицу буквально пахали ими. Чуток досталось и нам. Меня оглушило не надолго. Странное чувство. Ты все видишь, но будто это не с тобой.
Со всего взвода, осталось только трое не раненых. Нет, они не трусы, просто им везло. И определив везунчиков, решили отправить их за помощью, пока туман еще не совсем рассеялся. Они ушли. У нас осталась надежда. Каждый со своей болью, мы немного забыли о Громиле. А он о нас помнил…
Он увидел наших ребят, понял нас, начал просто стрелять, вызывая все внимание на себя, зная, что патронов у него на пять минут. Такого шквала ни до, ни после я никогда не видел. Земли нет, неба нет, реальная стена пыли и грохот. После этого, я мысленно простился с Громилой, нелепо вспоминая его имя и фамилию, но она где-то потерялась в глубинах моего сознания. И, о радость, наша радость, если в такой момент мы могли радоваться, когда после всего, услышали отголоски песни:
Группа крови - на рукаве,
Мой порядковый номер – на рукаве,
Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве.
«А, съели, накоси - выкуси!»
У него кончились патроны и он, не то, подбадривая себя, не то нас орал слова песни. «Продержись еще, продержись еще» - шептали мои губы. Я сам не верил этому. Человек не может выдержать это. Тем более такой малыш как Громила. Вот уж действительно Громила, всех разгромил. Потом, вдруг подумал, что может как раз дело в том, что он такой маленький и в него тяжелее было попасть?
Чехи, не дураки, тоже просекли тему. Небольшой группой, короткими перебежками они двигались к нему. Своим редким огнем мы их тормозили, но остановить не могли.
Он затих. Мы все видели, как они толпой на мгновенье встали над ним, и в тот же момент раздался взрыв. Камни и клочки тел, разлетаясь в стороны, шлепались о стены и землю.
По мне прокатилась волна спазма по всему телу. Ноющая боль в плече ушла как-то на второй план. Внутри будто разом все оборвалось, будто я был вместо него, там.
Не сговариваясь, те, кто мог встать, вскочили в полный рост и двинулись к проемам в стене. Своих врагов мы не видели, мы их чувствовали, успели привыкнуть и адаптироваться, успели ощутить свою войну, когда не для чего, а потому что. Они не ожидали что нас так много, не ожидали такого конца от простого русского солдата, маленького зеленого парнишки.
Именно в этот момент я усвоил тот самый, уже забытый урок мужества, и ощутил, что я непобедим. Меня можно убить, но победить меня нельзя.
Группа чехов ушла. Это была наша Победа. Пусть маленькая, но победа. Победа, даже не наша, а его, щуплого Громилы.
Мы дождались поддержки к обеду, ребята добрались, везучие. Тело его мы даже не нашли, один сапог на размер больше остался. Я забрал его с собой, потом ребята части, узнав о нашем герое, положили сапог в закрытый гроб перед отправкой.
И лежа в санчасти, думал, может только благодаря мужеству этого Громилы и я жив, живы мои товарищи, и благодаря таким вот громилам, мы самые стойкие и непобедимые?…