События в этом рассказике абсолютно реальные.
Изменены, лишь имена, и кое-какие подробности.
Как-то не очень давно потребовалось мне в городскую больницу сходить – флюорографию сделать. Иду я по больничному двору – солнышко светит, погода хорошая, больные на лавочках воздухом дышат, с родными общаются. Вдруг, гляжу: навстречу знакомая до боли рожа - на костылях скачет. Знакомая-то – знакомая, а кто – никак не вспомню. Он меня тоже заприметил, расплылся в улыбке до ушей и зашкандылял ко мне. И тут по каким-то неуловимым признакам: прищур глаз, скошенный рот на один бок, зубы в шахматном порядке, я понял – это Борода – местная достопримечательность. Только это был какой-то другой Борода: отъевшийся, побритый, с почти нормальным цветом лица и даже с каким-то блеском в глазах! Я аж обомлел…
«Привет, Борода! Ты чего тут делаешь?»
«Да вот…» - тут улыбка сползла с его лица, и он как-то нервно повел плечами.
«Рассказывай!»
Он нерешительно помялся, потом махнул рукой и говорит: «Только ты не смейся… Ладно?»
«Что за вопрос?!»
*****
«В общем, отметили мы тут день граненого стакана… Да так отметили, что нажрались все – просто в жопу: пропили все, что можно, выпили все лосьоны-одеколоны, ну, в общем – все в умат! Ночью просыпаюсь: сердце - то молотит, как припадочное, то пропадает – как и нет его. Во рту – табун лошадей ночевал, в горле ком какой-то туда-сюда перекатывается…
Ну… Короче, решил – конец мне пришел! Лежу и думаю: «До утра доживу – всё! Не буду больше пить! Совсем!» А то, ведь, по-людски-то, оно как-то не получается - типа, выпил стакан, ну два, от силы – и всё - хорош…Мы же до усёру, пока рогом в асфальт…
Не буду рассказывать, как мне с утра было, и как я этот день пережил, но ночью чуток поспал, а проснулся когда – вроде полегче уже. Прибрался с утра: бутылки да пузырьки на помойку снес, подмел, даже посуду помыл!»…
«Ага, знаю я, как ты посуду моешь» - подумал я – «как твоя соседка стирает»…
А она – рыжая краснощекая бабища – стирает так: залудит стакан, посидит-потрещит с собутыльниками о том, о сем, потом встает, устало вытирая лоб, и говорит: «Ну всё! Я стирать пошла!» Идет в ванну, замачивает белье в тазу (хорошо, если с мылом или порошком) И через пару минут возвращается – как бы там не обделили. Потом водка заканчивается, она встает и, картинно подбоченясь, говорит: «Ну вот! Постирала! Теперь пойду, СПОЛОСКНУ и повешу»…
*****
«Ну, так вот, прибрался я, телек посмотрел, кроссворд погадал… (тут я опять чуть не заржал, потому как, Борода в слове «корова» пять ошибок может сделать) И спать пошел, а мать осталась телек смотреть.
Лег, значит, на правый бок – носом к стене, и лежу, картинки разные представляю, чтобы заснуть скорее. И тут…» - он понизил голос и оглянулся по сторонам – «слышу, хихикает кто-то… Да еще пи%#$противным таким голосочком. Я уж засыпа’ть начал и подумал еще, мол, кого там посередь ночи-то принесло?! А спать-то охота, ворочаться-то лень уже… Потом, чую – присел кто-то на кровать. Ну, тут я глянуть решил, кого же это там принесло»…
Тут он перешел на шепот: «Смотрю, дедок в дверях стоит и лыбится так противненько, а на кровати бабка сидит. Лет им по сто, а может, и того больше… В воздухе пылью какой-то запахло. Прям, вот, пыль веков! И рожи у них какие-то серо-землистые – запомнил до подробностей: и морщины, и брови, и губы бескровные, и волосы всколоченные, и…» - тут у него перехватило голос – «…и глаза!»
Борода испуганно умолк.
«Да ты что?!»
«Вот те крест! Хочу заорать, мать позвать, а горло – как перехватило. Да еще бабка эта одной рукой рот мне затыкает, а другой – за яйца схватила – крутит!»
Я стою, давлюсь, пытаюсь изо всех сил сохранить серьезный вид. Говорю: «А чего это она на твою невинность-то покусилась? А дед чего – куда смотрел?»
«А дед, сука, меня за глотку схватил и душить начал, паскуда! Я бабку за палец зубами, и грызу, аки волк! А пальцы – как без костей – будто перчатка кожаная, или как пластилиновые какие-то! В общем, кое-как отбился, смотрю – исчезли лиходеи куда-то. Вскочил, сердце молотит, сон – как ветром сдунуло! Думаю, надо мать предупредить. А то ведь, дед этот… мать мою… ну… может и это… того…»
Представив, как этот столетний пыльный дед приходует его дородную матушку, я, все же, не выдержал и заржал в голос. Борода обиженно заморгал глазами.
«Ой, извини, я просто анекдот в тему вспомнил – расскажу потом… Ну, дальше давай!»
«Ну, так вот, обождал, пока сердце чуток успокоилось, выглядываю – этих нет. Мать спит уже, все тихо, вроде… Вдруг слышу – у дверей возня какая-то. Я – бабкин костыль наперевес (царство ей небесное) и к двери. Гляжу, в прихожей – никого, а звук – как будто кто-то пытается замок открыть. Я к двери на цыпочках и в глазок»…
«Ну?!»…
«А там трое в фашистской форме с автоматами стоят, затворы дергают, на глазок пялятся! Тут я чуть не обосрался и тика’ть! Выскакиваю на балкон и вниз! Хорошо, на куст приземлился… Только ноги вот поломал слегка, хорошо, не застрелили!»…
«А это не белочка?»
«Да нет! Что ты?! Своими глазами все видел, и рожи эти, и запах пыльный чувствовал, и палец на зубах помню, и яйца-то до сих пор болят! А фашистов этих – ну как вот тебя сейчас! И рожи их я запомнил, прям, насмерть!»
В общем, пожелав Бороде скорейшего выздоровления, и наказав ему с синькой быть поосторожней, я пошел по своим делам, не подозревая, насколько пророческим окажется самое последнее слово в его рассказе.
*****
Месяца через три встретил одного местного синяка и решил полюбопытствовать, как там Борода, и почему его давно не видно. Тот уставился на меня, как на привидение, и говорит: «А ты что, ничего не знаешь?!»
«Нет. А что случилось?»
«Умер Борода»… - выдохнул он.
«Как-так?! Он же пить, бросил… Даже книжки начал читать. Прямо, другим человеком стал!»
«Во-во… Вот это его и сгубило!» - уверенно произнес синяк – «ведь, когда пьет человек, то и болезни у него простые самые – ну, понос там проберет, палец дверью прищемит или, как Борода, ноги сломает. А когда книжки всякие начинает читать и завязывает резко, то и болезни у него всякие мудреные начинаются – сердце, желудок, печень и даже ПОДЖЕЛУДОЧНАЯ ЖЕЛЕЗА!» - с трудом выговорил он. И тут же добавил: «Дай полтинник, Бороду помянуть?»
Что ж… На благое дело не жалко. Да и как не дать – ведь, не выпьет – вслед за Бородой уйдет.
«На, держи – помяни Бороду, и за мое здоровье выпей. Только не перепутай, смотри!»
И что-то грустно как-то стало: ведь, Борода, в сущности, был простым русским мужиком, безобидным малым. И хоть был он горьким пьяницей, но все же, был добрым и отзывчивым человеком, готовым разбиться в лепешку ради друзей, да и даже просто ради знакомых…