Дорога в другую жизнь

Татьяна Алейникова
Меня притягивала, завораживала железная дорога.
Перестук колес, хрипловатая перекличка диспетчеров летними вечерами, долетавшая до нашего дома, гудки паровозов заставляли учащенно биться сердце. Я знала расписание вечерних поездов, могла безошибочно сказать, на восток или на Москву простучал пассажирский или грузовой. Железнодорожный мост через  Северский Донец гулко грохотал под колесами, а идущие на Москву грузовые составы лишь ровно и глуховато погромыхивали на стыках. Мой друг Ленька - сын машиниста - долго не мог догадаться, как я отличаю по звуку грузовой состав от пассажирского. Ему не приходило в голову, что грузовой состав длиннее, а я не выдавала свою осведомленность.

Страсть к путешествиям по железной дороге была у меня в крови. Самым ярким, ни с чем не сравнимым праздником детства были поездки с родителями в Куйбышев. Отец и мать ждали отпуск с не меньшим нетерпением, чем я. Зимой любили мечтать, как летом отправимся к морю, но приближалось лето, и письма от бабушки наполнялись плохо скрываемым нетерпением: «Жду, считаю дни, наверное, уже не увидимся». Родители начинали собираться в дорогу, а я, забыв о море, мечтала о Волге, дороге, встрече с двоюродным братом - моим ровесником. Однажды письма бабушки наполнились тревогой. «Не спим, дежурим ночами, у нас вырезают целые семьи. Наверное, вам не стоит ехать, но хочется увидеться напоследок». Мама с ужасом ожидала очередное послание, решив, что у бабушки начались возрастные отклонения. Она решила написать брату на службу, чтобы выяснить, что случилось с родителями, потому что в письмах деда сквозила та же тревога. Прочитав очередное письмо, мама со слезами произнесла: «Что они все там, спятили, что ли».

Спустя месяц пришло письмо, и в нем вырезка из местной газеты, где рассказывалось о поимке маньяка, на счету которого было немало жертв. Задержали его с помощью граждан, которые вместе с милицией установили дежурства. Убийцей оказался физически сильный и очень жестокий  человек, решивший разбогатеть, грабя и убивая семьи. Передовик, с положительными характеристиками и безупречным поведением, оказался хладнокровным убийцей. В письме бабушки уже сквозило нетерпение: «У нас безопасно, можно приезжать. Ты, наверное, подумала, Женечка, что твоя старая мать сошла с ума». «А ты бы не подумала», - с облегчением вздохнула мама. И вот вещи собраны, билеты выписаны и лежат у отца в бумажнике, сбылись мои ожидания. Мы едем в гости к обожаемой мною бабушке и деду.

Для родителей дорога в Куйбышев вела не в другой город, в другую жизнь. В той сытой и обеспеченной жизни, казалось, не иссякала скатерть–самобранка. С утра жарились котлеты и беляши, в избытке были колбасы, сыры нескольких сортов, рыба, не выводилась сгущенка в огромных жестяных банках. Ящики старенького бабушкиного комода были забиты шоколадными конфетами и пачками печенья. Всё это изобилие было делом рук невестки деда - классным поваром одного из ресторанов Куйбышева. В нашей семье котлеты готовились только в праздник, а шоколадных конфет никто никогда не покупал, это было немыслимой роскошью. Но главная прелесть этих поездок - прогулки на теплоходе за Волгу, выходы всей семьей в кафе-мороженое на набережной.

 Мне, в отличие от мамы, нравилось ходить в гости к родственникам дядиной жены. А отец после таких встреч с родней мучительно страдал несколько дней, поскольку пить нужно было, пока не закончатся припасы, а конца им не было видно у гостеприимной дядиной тещи. Отец дома выпивал редко, только в праздники, под маминым присмотром, здесь, в гостях у  невесткиной  родни, мамина власть заканчивалась. Дед был трезвенником, спиртное к столу, если за ним были дети, подавать было не принято. Бабушка так и не примирилась с невесткой, за глаза в сердцах называла её кухаркой, считая виновной в том, что дядя Алеша пристрастился к спиртному. Она болезненно переживала запои сына, а это случалось по нескольку раз в году. На службе в отделении дороги это сходило ему с рук, так как Алексей Алексеевич считался непревзойденным специалистом в своём деле.

Мои старики необыкновенно гордились сыном. К маме дед относился скептически. Вопреки его  желанию, она не получила высшего образования. Для крестьянского сына, начавшего зарабатывать себе на кусок хлеба в раннем детстве, получившего офицерский чин в царской армии благодаря усердию и постоянной работе над собой, самостоятельно овладевшего профессией бухгалтера, а в юности учителя, такие мамины аргументы, как война, семья, дети, не позволившие продолжить учебу в мединституте, были неубедительны.