«РЫЦАРЬ»
Боже мой! Какая изнуряющая скука, какая отупляющая тоска царила в этот томительный полдень. В природе, казалось, все уснуло, воздух сгустился – ни дуновения, ни ветерка! Полуденный зной забивал легкие – на солнце нечем было дышать. Все живое, словно прибитое к земле, попряталось в тень. Собаки с высунутыми от жары языками, отмахиваясь от назойливых мух, будучи не в силах оторвать голову от земли, только вяло виляли хвостами. Даже мухи не казались столь докучливыми, как обычно в эту благодатную для них пору лета – и их неутомимое войско, казалось, тоже сморил летний зной, льющийся обжигающими струями солнечного света, слепящего глаза и заполняющим иссушающим сияньем все вокруг. Я сидел на веранде и боролся со сном над четвертой страницей романа неизвестного мне автора. Глаза слипались, словно стрелки часов, за которыми я время от времени искоса наблюдал, и которые словно застыли на месте, не желая отклеиться друг от друга. Я уже совсем было начал клевать носом, как вдруг неподалеку от моего дома послышался цокот копыт. Я глянул в сторону, откуда доносился шум, протер глаза, зажмурился и снова протер. Я отказывался верить себе – передо мной на тощем облезлом коне гарцевал средневековый рыцарь в доспехах своей эпохи. В одной руке он сжимал старинное тяжелое копье, в другой – щит с изображенным на нем фамильным гербом. Скорее его можно было принять за мираж, который рождают вкупе обжигающее солнце, предательский раскаленный воздух и несовершенное человеческое зрение – первый признак грядущего солнечного удара, - нежели за живую реальность.
Рыцарь, казалось, призывно махал мне рукой. Я провел рукой по лбу. Не смотря на разлитый в воздухе зной, меня прошиб холодный пот. Однако, ощупав себя руками, и убедившись, что в обморок падать еще рано, я, едва чуя под ногами землю, направился к таинственному гостю. Тот молча указал мне на своего слугу, стоящего поодаль, и которого я вначале не заметил. Подойдя поближе, я смог разглядеть его более подробно. У меня возникло такое ощущение, что я его уже где-то видел. Толстое лицо, мясистый нос и добродушное выражение глаз на обильно орошенном крупными каплями пота глупом лице.
Рыцарь махнул мне рукой в сторону слуги, сделав последнему какой-то понятный лишь им обоим знак. Я стоял в недоумении.
- Его милость желает сразиться с вами в поединке во славу дамы своего сердца, имя которой слишком прекрасно, чтобы могло быть произнесено грубыми устами слуги, - обратился ко мне оруженосец, почтительно поклонившись в сторону своего господина. Тот продолжал восседать в седле, словно шест, в полном, не смотря на жару, облачении средневекового рыцаря, не шелохнувшись и не произнеся ни слова. Весь его необыкновенно торжественный облик кого-то мне напоминал, нечто уже виденное мною когда-то в детстве, но я никак не мог вспомнить, кого именно:
- В случае победы, - продолжал слуга, - мой господин сам соблаговолит назвать имя той, что навек пленила его сердце, наложив на него печать вечной скорби и печали, чтобы вы могли, отправившись к ней, прославить его подвиги во имя ее. Если же он проиграет, - слуга сделал трагическую мину, - оно умрет вместе с ним.
С этими словами он подвел ко мне коня. Я готов был поклясться, что секунду назад его еще не было. Раздумывать было некогда. Тот же расторопный слуга, словно по мановению волшебной палочки, подал мне неизвестно откуда взявшиеся щит и копье, и через секунду я уже сидел в седле.
Мы разъехались в стороны и затем весело сошлись в поединке. Копья звенели, ударяясь о щиты, сыпя искры направо и налево, и жизнь моя, доселе серая и скучная, уже не казалась мне уж столь обыденной, и пот, выступивший у меня на челе, уже не был приторным сладким сиропом, склеивающим мне веки, - как ни странно, я и жары-то больше не чувствовал, - но это был благородный пот воина, мужественно ведущего честный поединок с равным себе.
И вдруг меня осенило – Дульсинея Тобосская! Конечно, имя дамы – Дульсинея! Милый, славный Дон Кихот! Как я мог не узнать твой тощий, знакомый каждому с детства профиль? За даму своего сердца ты готов положить жизнь и тебе совершенно наплевать, смешно или нет выглядит это в глазах окружающих тебя невежд. И так ли уж важно, за кого мы деремся, если пронизывающее нас сознание опасности наполняет смыслом серую убийственную скуку нашей размеренной жизни, если часы не бесследно истлевают в ожидании лучшей доли, но сгорают в опьянении боя, наполняя не знавшее как употребить себя до селе время мифическими драконами и фантастическими чудовищами, с которыми нужно сразиться во славу одного только прекрасного имени дамы своего сердца, и вера в счастливый финал в игре, где ставка – собственная жизнь, - предает самой жизни неслыханное очарование, которого не может дать ни одно занятие, предпринятое в нашей разумной, упорядоченной жизни, где нет места подвигу.
И если в нашей жизни нет места Дон Кихотам, так может, тогда их стоит выдумать, вновь возродив на земле благородство и честь, а смешно или нет выглядим мы в глазах окружающих – такая ли уж большая разница?