На закате солнца монахи в черных рясах уже отслужили вечерню и со-бирались на покой, расходясь по своим кельям, когда в ворота обители гром-ко застучали. Отец Андрий, настоятель скита, еще находился в святилище вместе с отцом Иоанном, наставляя его в уборке, и непроизвольно вздрогнул от резкого звука. Чтобы успокоиться самому и успокоить Иоанна он начал оправлять длинную седую бороду и прочитал «Отче наш». Иоанн самый мо-лодой из монахов, с короткой редкой светлой бороденкой и необыкновенно голубыми и ясными глазами неотрывно смотрел на настоятеля, пока Андрий не послал его открыть ворота.
Через некоторое время послышался вскрик молодого монаха. Андрий запер двери в святилище и вышел в маленький коридор, встречать гостей. Монахи тоже услышали стук в ворота и крик одного из них, и дружной тол-пой заспешили к воротам. Когда на подворье вышел Андрий, он увидел мо-нахов стоящих в стороне от входа и направленное в их сторону оружие гос-тей.
Их было трое. Двое из них держали между собой раненного третьего, очень бледного и обмякшего. В руках у них были пистолеты, а за спиной на ремне автомат. Молодые крепкие парни с короткими стрижками зло смотре-ли на монахов и молча выжидали.
- Что ж вы братья встали? – Андрий зычным голосом прикрикнул на монахов. – Люди пришли за помощью, а вы испугались! Негоже так по-ступать.
Андрий твердым шагом пошел на гостей. Молодые с удивлением пере-глянулись и убрали пистолеты за пояс, берясь двумя руками половчей за ра-неного товарища. Окрик настоятеля вернул монахам самообладание. Они тоже вслед за ним подошли ближе к гостям.
- Иоанн, воду полотенца в покои Пантелеймона. – Андрий прило-жил ладонь ко лбу раненого и быстро и четко отдавал указания монахам. – Захарий приготовь кровать в покоях. Несите его сюда, за мной. Остальные, не стойте столбами помогайте! Серафим сходи в трапезную, приготовь им что-нибудь на скорую руку.
Монахи после слов настоятеля разлетались по своим поручениям как вороны в ночи. Двое оставшихся монахов помогли гостям перенести ранен-ного в отведенную ему келью. Захарий был уже там и расстилал простыни, суетливо спеша и поглядывая искоса на гостей. Наконец, раненного уложили, он застонал, а потом затих. Иоанн был уже рядом с водой и полотенцем.
- Нечего толпиться здесь, братья. Захарий принеси стулья из мас-терской и стол. – Андрий на коленях смоченным полотенцем вытирал лицо раненного.
Из-за тусклого освещения свечами, лица у всех казались неестествен-ные, желтые, а у раненного белое как у покойника.
Через полчаса гости устроились в маленькой комнатке бывшего на-стоятеля отца Пантелеймона. Они молча переглядывались, не зная, что ска-зать. Андрий остался с ними один, и хотя он был старше всех, ему шел ше-стьдесят четвертый год, он был еще в силе и крепок. Глядя на его плотную высокую фигуру, большие руки и крупное широкое лицо хоть и с седой бо-родой, было понятно, что в нем не только здоровый дух, но еще и крепкое тело. Теперь сидя в маленьком закрытом пространстве без окон, в отблеске свечей он казался совсем большим и могучим, даже в сравнении с молодыми накаченными бойцами. Они иногда поглядывали сидя за столом, жадно по-глощая гречневую кашу на молоке, на этого монаха, очень нежно и заботливо омывающего тело их несчастного товарища.
- Рана глубокая в левом боку. Одно хорошо, пуля прошла на вылет. – Он сказал это вслух больше для себя, нежели для информации гостям. - Крови много потерял, возможно внутренние органы задеты. Операция ему нужна, иначе может не выжить. Мы будем молиться за него, если Бог привел вас сюда, быть может не оставит его без своей помощи.
Он сел рядом с раненым на кровати и внимательно, большими умными глазами смотрел на гостей. Те утерлись рукавами после еды, срыгнули и как по команде довольно заулыбались.
- Ничего отец, все будет тип-топ. Отлежимся мы и дальше пойдем. Что помощь нам оказали, приютили спасибо, не ожидали. Ну и ты нас про-сти, коли чего не по твоему уставу будет. Ты у них ведь здесь за старшого? – Из кармана куртки он достал пачку сигарет и хотел закурить. Короткие пух-лые белые пальцы его немного подрагивали, когда он захотел прикурить от свечи.
- Нельзя здесь курить, святотатство это здесь. – Спокойно сказал Андрий.
Парень ухмыльнулся наглой улыбкой и посмотрел на товарища, ища в нем свою поддержку, но тот опустил глаза в пол и обхватил руками свою го-лову. Сделав одну большую затяжку, улыбаясь, он погасил сигарету.
- Как вас зовут? Меня отец Андрий.
- Тебе незачем знать, как нас зовут, утром мы уйдем и нас тут не было. Ясно!?
- Дурак ты юноша. Вы в святое место пришли, к святым отцам, мы бы всем скитом молились бы за ваши бедные души.
- Ты че старый, за базаром следи, а то волыны достанем, чтоб не забывался, кто хозяин положения.
- Не трынди, Бодун. Здесь такие номера не пройдут. – Вступил в разговор второй его товарищ. – Меня кличут Чичей, он Бодун, а тот – он ука-зал на кровать, - Гога. Мы, правда, отец, ссорится с вами - у нас нет резона, пересидим ночь и двинем. Потерпите уж нас святые отцы. Как это говорить-ся: «Бог терпел и вам велел!»
От удачной фразы оба захохотали.
- В Божьей власти через вас, нас всех жизни лишить, на то Его во-ля, но в доме Его не позволю никому грехи свершать, и вам тоже. Там за этими стенами разве мало вы их свершили? Бог привел вас сюда, так хоть здесь дайте вашей душе отдохнуть от греха. А я помолюсь за вас. Коли хоти-те не под Божьими именами ходить, а под кличками собачьими, то - пожа-луйста, дьявол примет вас с распростертыми объятиями и не ищите тогда помощи от Господа, потому как скажет Он: «Кто они? Люди или псы?» и не будет псам прощения.
- Твоя правда. Мы, старый, столько всего наворотили, что проще-ния просить только время терять. Иди спать спокойно, да и мы отдохнем. За-будь о нас, а с дьяволом или Богом мы уж как-нибудь сами разберемся. Даю слово, шуметь не будем.
- Если чего надо, или плохо ему будет, - Андриан встал и кивнул на Гогу, - позовите Симона, он тут рядом через стенку. Я ему скажу, что можно, он все сделает.
Настоятель перекрестил раненого, сам перекрестился, вздохнул и вы-шел из кельи.
Чича и Бодун молча допили приготовленный для них чай из трав и стали укладываться на ночлег. Они долго ворочались, и несмотря на дикую усталость, не могли заснуть. Чича смотрел как на столе, потрескивая горела свеча. Бодун с закрытыми глазами крутился с одного бока на другой на полу, наконец, не выдержал, открыл глаза и заорал:
- Симон, твою мать! Симон!
- Ты че орешь? – Чича недовольно смотрел на товарища.
- Очко здесь есть или нет? - Бодун вскочил и открыл незапертую дверь в келью.
Из коридора было слышно, как он забарабанил в соседнюю дверь, и истошно вопя, звал Симона. Наконец дверь тихонько скрипнула и после не-ясного шепота, гулкие шаги стали удаляться.
Чича все также сидел загипнотизированный свечой, когда Бодун вер-нулся.
- Представляешь у них во дворе! Насилу добежал, чуть не обде-лался. Все теперь спать. Лягу и до утра.
Он действительно лег, но сон по-прежнему не шел к нему. Он ворочал-ся, и все больше начинал злиться, скрипя зубами и дрыгая ногами. Чича по-смотрел на его мучения и сказал:
- Мы люди ночи, не парься, вставай потолкуем.
С нарочитой неохотой Бодун встал и сел за стол.
- А че толковать-то. От хвоста мы оторвались, однозначно. Иначе нас бы и здесь уже достали. Перекантуемся тут, а там на трассу выйдем, дое-дем до места, а там уж свои встретят.
- А с Гогой, что делать будем? С ним далеко не уйдем.
- А ты что предлагаешь? Грохнуть его, чтоб не мучался?! Да! – Бо-дун взвизгнул противно и вскочил из-за стола, заметавшись от одной стены к другой.
- А че ты так разнервничался, Бодун? Нет, кончать его мы не бу-дем, оставим его здесь. Тут его никто искать не будет, отлежится, а там как карта ляжет.
- Когда пойдем? – Бодун остановился и смотрел на Чичу.
- Утром, рано.
- Може ща рванем?
- Нет надо сил набраться, дорога у нас еще не близкая. Давай спать.
- Не могу я тут спать, плохо мне здесь. Как в мешке, боюсь я.
- Успокойся, все будет тип-топ, как ты говоришь. Ложись, давай!
- На душе кошки скребут, муторно, курить охота. Я закурю мож, полегчит.
- Сказано тебе, нельзя здесь.
- Да ну тебя, ты что-то задумчивый какой-то стал, особенно когда сюда попал.
- Мне тоже тяжело здесь, и мысли всякие нехорошие в голову ле-зут. Этот дед старый собаками нас назвал, и точно, как собаки. Грыземся из-за лакомых кусков, думаем нам, что перепадет, а оно вон как все случается, бах-бах и ты уже в ящике. Надоело мне все, устал я.
- Ты эту хрень из головы выкини, что б нас всех завалили. Мы с тобой еще всех переживем. Вот доедим до братвы, быки за нами не погонят-ся. Выгнали нас и ладно. Я бы не погнался.
- Ты! Тоже мне нашелся. Не тем мы мальчикам на мозоли надави-ли. Обидно мне только, что подохну где-нибудь не успев ничего. Жены нет, детей тоже, так шалавы одни жадные. Сучки.
- Брось, не скули, Чича. Прорвемся! – Бодун отвернулся и закрыл глаза.
- Чую, что-то не так мы сделали. Не уйдем мы. – Чича не заметил что его собеседник уже во всю сопел.
Он посмотрел на Гогу. Тот лежал неподвижно, иногда рождая глубо-кие всхлипы. На бинте выступило багровое пятно. «Живой» - подумал Чича. Он встал тихонько, чтоб не зацепить спящего, и вышел из кельи в узкий сводчатый коридор. Постучал в дверь соседней кельи.
- Чего тебе? – послышался голос монаха из-за двери.
- Не спишь?
- Тебе какое дело, иди с Богом, отдыхай. Мы рано встаем.
- Слушай, как тебя….
- Симон.
- Симон, открой дверь, тошно мне, поговорить хочу.
Дверь быстро отворилась, и при тусклом свете свечки Чича увидел су-хонькую фигурку в ночной рубашке ниже колен висевшую на острых костях монаха. Волосы на бороде и на голове с проседью были растрепаны, глаза за-спанные и недовольные.
- Если б не настоятель, я бы вас и на порог бы не пустил, не то что в кельи. От таких как вы зло и берется.
- Ну что ж ты с порога-то накинулся. Спать тебе не даю, ну так от-оспишься еще, у тебя жизнь длинная, а мне спешить надо. – Чича напирал на хозяина и прошел на середину кельи.
Она была такая же скромная по убранству и маленькая как и та, где их поселили. Кровать с распятием у изголовья, да тумбочка со свечой и книгами вот и весь антураж.
- Тут у тебя даже присесть негде.
- Нечего у меня тут рассиживаться, я гостей тут не принимаю.
- Ну да ладно. – Чича сел в свободный угол, опершись спиной и скрестив ноги. – Расскажи как вы тут живете, в такой глуши без баб и всего-всего.
Симон вздохнул и сел на свою помятую кровать. Молчал, стараясь не смотреть на Чичу, а тот нарочно не спускал глаз с монаха.
- Нет, ты не отворачивайся, я на полном серьезе, может мне тоже надоело все и я хочу вот так же как и вы.
- Ты не сможешь! Духу не хватит. Вот Адриан, отец настоятель, смог. А ты не сможешь.
- Постой, так он что тоже из наших, из братвы?
- Я пришел в скит уже позже его, но застал прежнего настоятеля отца Пантелеймона. Это в его покоях вы обитаете. Как сам видишь я самый близкий ему сосед. Последнее время, когда он совсем уж плох был, он позвал нас всех, с кровати он уже не вставал, и объявил что хочет оставить после се-бя скит на Андрия. Понятно, некоторые возроптали, как мол убийцу настоя-телем делать, тогда-то я и узнал про подвиги нашего настоятеля, конечно до того как он обратился к вере. В молодости он здоровый детина был, ну сна-чала воровал, после войны не шибко сладко жилось, а красивой жизни хоте-лось. Вот и соблазнялся на чужое. А раз вышло, что с товарищем залезли к одному, а тот дома. Силы немерено, вот и зашиб его Андрий, Андрей в миру, насмерть. А как одного убил тут уж руки развязаны, семь бед один ответ. Допрыгался, вышка ему светила, коли поймали бы, да он ушел. Вот так все бросил, друзей, подругу и ушел. Почему, никто точно не знает, а спрашивать не принято у нас. Слух был - виденье он увидел, но правда иль нет, не знаю. И вот уж больше тридцати лет он все ходил по монастырям и службу нес, пока десять лет назад его к нам не занесло. Поговорил он с Пантелеймоном, и тот его взял. Так он и остался здесь у нас. А потом я узнал, почему Пантеле-еймон его взял. Скит наш два века уж стоит в здешних краях. Основал его Тимоха-рваный. В свое время лихой разбойник. Здесь ведь в те времена до-рога была большая, это сейчас лесом все заросло, а тогда тракт большой был. Ну и он промышлял в этих краях-то. Народу по загубил пропасть. И никак его споймать не могли. Вроде схватили, побили всю шайку, а глядишь на следующий год, опять все сызново. По преданию напал он однажды на мо-нашеский обоз, многие лютую смерть от него приняли. Всех убил, боялся сдадут. И правильно боялся. Один послушник убежал-таки и солдат привел. Солдаты пошли по следам и накрыли всю шайку. Отправился Тимоха на ка-торгу в рудник с вырванными ноздрями и клейменым лбом. Много лет тихо было, люди опять ездить начали по дороге, да потом слух пошел, будто Ти-моха снова вернулся. Однако, грабежей больше не творил и нрава очень ти-хого стал. Люди все равно боялись его, дурная слава-то прилипчивей хоро-шей. Он тогда решил уйти от людей и построил деревянный скит, на том месте где обоз с монахами был сгублен. Сначала один жил, потом вроде к нему еще пришли. А через пару лет монастырь знаменит стал. Всех бродяг, воров и прочего отребья собирал под свой кров. Люди опять бояться ездить начали дорогой, и солдат наслали, чтоб разбойничьего притона не вышло. Солдаты окружили монастырь и всех без разбору в кандалы. И тут только выяснили, что Тимоха-рваный беглый каторжник, и грозила ему смерть на лобном месте. Вышел он тогда из укрытия и сказал: «Много зла я совершил, и каюсь, построил этот монастырь. Верю, Бог меня сможет простить, а люди слабые простить не смогут. Коли хотите зло возродить, берите меня, мучьте, и убейте, но только монастырь не трогайте, поскольку самый последний рас-каявшийся грешник прощения достоин. Не отбирайте его последнюю надеж-ду.» Солдаты повязали его со всеми и увели, а монастырь сожгли. На площа-ди при всем народе Тимоху разбойника казнили. Люди с облегчением вздох-нули и принялись по дороге снова ездить. Да только возле пожарища мона-стырского то лошади бесятся, то телеги ломаются, то товар или поклажа пропадает, теряется. Плюнули тогда на эту дорогу люди и проложили в че-тырех верстах новую. Долго тут пепелище было, а людишки подлые слова Тимохи-рваного запомнили. Вырыли сначала ходы подземные, да землянки, а потом и из дерева построили маленький скит, а в середине девятнадцатого и каменные стены возвели. С тех пор обитель нашу так в народе и величают воровской. Мы не обижаемся и молимся за всех грешников.
- А что ж Андрия и менты не трогали? Или не нашли? – Чича вни-мательно слушал рассказ Симона, но свой вопрос он давно задумал.
- Почему же нашли, только не у нас. Я не знаю, может он из-за этого и бегал по монастырям, что его находили каждый раз. К нам теперь редко кто заглядывает, я уж и не знаю каким ветром вас, к нам пригнало.
- У меня все просто, не так сказочно. Паханы наши договориться не смогли, тесно им стало в одном городе, вот бойню и устроили. Только у нашего пахана крыша в Москве, вот туда мы и прорываемся. Только там мы живы будем, а потом с новыми силами мы им всем покажем, как из людей лапшу делать.
- Ну да, ну да. Конечно. Что ж вы пешком, что ль убегали?
- Зачем, на тачке. Только водила наш хренов, правильно его грох-нули, заправиться забыл. Очень быстро мы ноги уносили. Вот его и Гогу пу-ля догнала, пришлось пустую тачку бросить и ноги делать, а к вам случайно вышли. Мы на другую дорогу шли.
- Понятно. Что делать будете мне тоже ясно. Как тебя зовут?
- Чича.
- Нет, по паспорту.
- Саша.
- Ладно, Александр, буду молиться за тебя, чтобы душа твоя на путь добра обратилась. Добро оно-то созидает и лечит, а зло убивает и кале-чит. Дело твое, пойдешь ты дальше убивать и губить себя свою душу или…
- Ты думаешь если прощение попросить, простят меня?
- А ты попроси, смири гордыню. Ведь тебе надоело все, сам гово-рил.
- Да это я так. Душно тут у тебя. Свечка чадит, как ты тут обита-ешь?
- Привык. Все лучше, чем себя соблазнам подвергать, и губить тем самым себя или тем паче других. Мне моя нынешняя жизнь нравиться. Гово-ришь скучно. – Саша молча слушал. - Нет не скучно. Молитва и работа от всего лишнего и не нужного уберегают. Когда все братья встают у алтаря и молиться начинают, и ты с ними, внутри все преображается. Ты не чувству-ешь что заперт, или голодно во время поста, такая благодать внутри разлива-ется теплом, будто ты весь мир обнял. Помолишься, вроде частичку чужого горя на себя принял, и тебе не тяжела эта ноша, а даже наоборот как-то воз-вышает тебя. Искренняя молитва чудесная волна, которая очищает словом, приводя к миру душу и тело. Давай помолимся. – Симон сполз с кровати и стал на колени, перекрестившись и закрыв глаза, начал молиться.
Саша сидел тихо и наблюдал, почти не слушая монаха. Он думал, и не мог понять, неужели так просто, попросил прощения, и ты уже прощен. «Может и правду оставить все и остаться жить здесь. Нет, все-таки душно тут. Не мое это, и там сколько я протяну, год, два. Зачем? Зачем все эти пьян-ки, игры со смертью, ради чего, разве это красивая жизнь? Все время тобой понукают, в драку лезть надо первым, все время боишься, что вот сдадут, а вот убьют. Нервы ни к черту разболтались. Надо уходить. А куда уйдешь? На работу? Нет, работа убьет мня быстрей чем я хочу. А я хочу жить, жить, только вот не знаю как. А он знает. Вот этот тщедушный монашек знает и живет, и все ему довольно. Прочитал свою дуду и радостно ему. Вон как его распирает, аж засветился.»
- Пойду я спать, засиделся я. – Саша встал и направился к выходу.
Симон не смотрел на него и читал молитвенный текст.
Саша захотелось курить и выйти на свежий воздух.
Наугад пройдя коридоры, он вышел на небольшое подворье. Глаза уже привыкли к темноте, и он различил поленницу дров приваленных к сараю и услышал похрюкивание скотины внутри. Он вздохнул полной грудью чис-тый прохладный воздух с запахом леса. Темные силуэты деревьев обступали со всех сторон скит, только верхушки их серебрила полная луна. Она то скрывалась за синими тучами, то вновь выглядывала, будто дразня. Звезды светили ровно, казались очень далекими. Саша лег на землю, поежившись в куртке и закурил, пуская редкие дымные кольца. Попеременно открывая и закрывая то левый, то правый глаз он целился дымом в звезды. Сигарета до-горела, а он все смотрел и смотрел на звезды. Ему вдруг стало спокойно и легко в этой ночной мгле. Он как будто растворился в открытом космосе. Глаза от тяжести сами собой закрылись, и он уснул.
Спал он не долго. От утренней влажной свежести конца августа он за-мерз и захотел в туалет. Кости от непривычного лежания на земле все ломи-ли. Протря глаза он нехотя встал и направился к ближайшему дереву. Облег-чившись, он пошел к товарищам в келью.
Братья уже начали потихоньку подниматься. В коридоре Саша увидел, что из их кельи выходит Андриан.
- Доброе утро.
- Доброе, я распорядился, вас покормят, и идите с миром. Что ж вы не надумали, что с раненым делать будете?
- Если можно то оставим его пока у вас, куда мы с ним. Ты же по-нимаешь, батя.
- Я так и думал. Сейчас вам принесут завтрак. – Андрий прошел мимо, собирая остальных монахов для утренней молитвы.
Войдя в комнату, Саша увидел, что Гога открыл глаза и внимательно за ним наблюдает, Бодун довольно потягивался и кряхтел.
- Ну как ты Гога, ты лежи не волнуйся, ты в надежных руках. Тут тебя подлечат, ты еще всех нас переживешь.
Гога натужно скривил тонкие белые бескровные губы в усмешке. Глаза его были грустные как у брошенной собаки, он догадывался, что друзья должны будут оставить его здесь одного и уйти. Из-за дикой боли он не мог и рта разжать, ему казалось, если он сделает это, то обязательно закричит, а если закричит, он может подставить братву, а братва не простит ему этой подставы, поэтому он молча лежал и пыхтел.
Саша пнул ногой Бодуна.
- Ну что, пожрем и сваливаем?
- Угу. – Бодун встал на ноги и поправил куртку и пистолет.
Саша сделал тоже самое, он опять вскинул автомат за спину. В этот момент вошел маленький упитанный Серафим, с деревянным подносом. Он покосился на оружие, но ничего не сказал, поставил поднос на стол и ушел.
- Слушай, Чича, раз это скит, у них тут и иконы должны быть, а иконы нынче в моде.
- Забудь, не до них нам сейчас, целыми бы уйти.
Бодун за обе щеки наворачивал гречневую кашу в тарелке, в отличие от Саши у которого не было аппетита. Они выпили чай на травах и вспотели от него. Минуту молча посидели, оглядывая друг друга с ног до головы и не сговариваясь поднялись, мельком, прощальным взглядом приободрив мор-щившегося от боли Гогу, вышли из кельи. Пройдя уже знакомым узким ко-ридором, вышли на задний двор.
Солнце еще не поднялось над лесом, но ночной мрак уже рассеяло, щекоча своими лучами из-за стволов деревьев.
- Прощайте братья, спасибо вам. – Сказал Саша повернувшись и задержавшись на мгновенье.
- Стоять, руки вверх, бросай оружие! – В лесу зашевелились тени, и набежавший ветерок до самой последней косточки Чичи и Бодуна донес тревогу суетного мира.
- Мусора! – крикнул Бодун. – Сдали нас, обложили!
Его испуганные глаза искали выхода из ситуации, рука машинально потянулась к «макарову». Он резко кинулся в сторону. Саша вздрогнул от окрика и чуть присел. Он тоже никак не ожидал встретить ментовскую заса-ду. Он кинулся к сараю, скидывая на ходу «калаш».
- Выходи с поднятыми руками, если нет, мы будем стрелять. Вы нам живые не нужны.
Равнодушный голос мегафона парализовал все мысли. Руки и тело действовал быстрее машинально, не успевая донести или принять от мозга какую-то ни было команду. Саша услышал первый выстрел. Сдали нервы у Бодуна. Он выстрелил один раз и было слышно как он рванул в лес ломая ветки. Вслед за ним раздался треск автоматной очереди. Потом еще и еще. Уже где-то далеко приглушенно Саша едва различил еще один пистолетный выстрел. Он вылез из укрытия и дал очередь по лесу и близлежащим кустам. И вдруг он увидел, что к нему идет Андрий в черной рясе, с развивающейся на ветру белой бородой.
- Не стреляйте, не надо крови! Не стреляйте! – Его голос выдавал тревогу и от этого казался выше, чем был на самом деле.
- Батя, уйди! Уйди! Они не поймут!
Саша махал Андрию руками и орал во все горло. Со злобы он дал еще очередь по кустам, и встав из своего укрытия, хотел за руку подтащить к себе монаха, но в этот момент приносящий чужую смерть свинец впился в грудь Александра. Он резко обмяк и если б не руки Андрия, подхватившие его, он бы сразу рухнул на землю. Настоятель вместе с телом укрылся за дровами.
- Вот так, святой отец, отмучался я. Помолись за меня, может по-может… - он хотел сказать еще что-то но не успел, кровь пошла ртом, он за-хрипел и глаза его закатились.
- Не стреляйте! – Андрий сдерживая рыдания, плакал, держа тело молодого человека на руках. – Не стреляйте! Он уже умер.
Стариковские слезы тонули в его седой бороде. Такая отчаянная скорбь охватила его, что вспоминая потом, он сам не мог объяснить себе по-чему он заплакал в тот момент. Это были последние слезы в его жизни.
Омоновцы не церемонясь, оттащили в сторону труп и положили на землю растрепанного Андрия. Когда стрельба прекратилась, монахи вышли на двор. Они подбежали к настоятелю. Захарий нервно объяснял кому-то, что это свой, монах, настоятель и никакого отношения не имеет к бандитам.
Какое-то время спустя двое омоновцев приволокли за ноги труп Боду-на и положили рядом.
Капитан в милицейской форме привычным движением руки, вытирая околыш внутри фуражки, от пота подошел к Андрию.
- Вы извините, батюшка, что мы вас побеспокоили, но так уж вы-шло. И ребят простите, у каждого своя работа.
Андрий молчал, но его взгляд показывал, как ему ненавистно все это. Капитан смутился и отошел в сторону.
- Их трое было, ищите третьего! – крикнул он кому-то.
- Не надо искать, я покажу. – Отозвался вдруг Андрий, он прини-мая помощь от братьев до этого, которые помогали ему встать и привести се-бя в порядок, рукой отстранил их всех, показывая, что он уже оправился. – Он там в кельи.
Трое омоновцев с капитаном и еще двумя милиционерами, ворвались в келью, куда привел их Андрий. Прощупав пульс, один из омоновцев качнул головой.
- Тащи и этого туда. Разрешите, батюшка, один момент и мы изба-вим вашу обитель от этого хлама. – Сказал капитан, почему-то улыбнувшись, растянув свои лоснящиеся от пота надутые щеки.
- Тех, что во дворе забирайте, они погибли вне стен, а этот должен остаться. Мы похороним его сами.
- У вас батюшка свои порядки, а у нас свои. – Омоновцы уже под-няли тело и собрались выносить, но Андрий грозно стоял в дверях, буравя глазами всех присутствующих.
Капитан вздохнул.
- Ладно, оставьте его, меньше возни будет. – Омоновцы бросили Гогу, и только так Андрий их выпустил из кельи.
- Ох уж вы батюшка, какой. – Капитан снова снял фуражку и про-тер от пота.
Через полчаса чужаки ушли также быстро и внезапно как появились. Монахи обсуждали наперебой последние события и поведение настоятеля. Симон вдобавок ко всему рассказывал остальным о ночной посиделки с бан-дитом.
- Захарий! – Вдруг крикнул Андрий.
Высокий худой и проворный Захарий был уже весь во внимании.
- Готовь стол и все, инструмент, воду и так далее. Иоанн проверь, что у нас в аптеке, тащи все. – К Андрию снова возвращалось его уменье ловко и четко отдавать указания подчиненным ему людям.
Монахи с нескрываемым удивлением засуетились. Они не понимали к чему теперь такая срочность во всем, когда можно было спокойно теперь за-няться своими обычными делами.
Через некоторое непродолжительное время все было готово. Монахи перетащили Гогу в просторную и светлую мастерскую, напоминающую сво-им запахом и убранством столярку. Там было чисто все, лишь в углу лежали заготовки из дерева для ножек стола. На большом столе была разложена ска-терть и на ней лежал с прикрытым срамом обнаженный Гога.
Андрий всех подгонял и торопил.
- Быстрей, пока капли не перестали действовать, мы еще можем успеть, с нами Отец наш Небесный, быстрей братцы, быстрей.
Он не оставил возле себя даже Захария помогать себе, всех попросил уйти. Как и что он делал, никто теперь не узнает, но через три часа, Андрий позвал монахов и сказал перенести аккуратно Гогу обратно в келью.
Но не только Гоге нужна была помощь. Настоятель сам был очень слаб. На лбу выступили капли пота, появилась отдышка и сердце готово вот-вот выпрыгнуть наружу. Заботливые монахи отвели Андрия в собственные покои и оставили отдыхать.
К ночи Гога открыл глаза. Он почувствовал огромное облегчение. Та-кой зудящей адской боли больше не было. Он смутно представлял себе где находится, но сил думать о чем-то сосредоточенно у него не было. Всплыва-ли в сознании мутные образы чего-то далекого и не ясного, но они не беспо-коили. Ему хотелось пить. Насколько хватило сил он начал просить. Его сра-зу обступили бородатые мужики в рясах. Они улыбались и смотрели на него как на что-то чудесное и необычное, разглядывая без стеснения, и шептав-шись между собой.
Гога быстро шел на поправку. Через неделю он начал есть, все что едят монахи, хотя и был еще очень слаб и не вставал еще с пастели. Жизнь брала свое. Молодость восстанавливала свои потерянные силы.
Двоякое чувство вызывали монахи у Гоги. Он никак не мог понять, по-чему они так заботливо к нему относятся, и с одной стороны был им благо-дарен за это, а с другой подозревал, что они чего-то хотят от него, и именно того, что он ни за что не захочет сделать. Это последнее его настораживало и даже пугало. Он гнал эти мысли, пока им не суждено было воплотиться.
Когда он спал в свое келье однажды к нему подошел плотный большой монах с длинной седой бородой.
- Георгий, - обратился он к Гоге. – Ты уже достаточно здоров что-бы с тобой можно было говорить прямо. Твои товарищи погибли, если ты еще помнишь о них. Ты и сам находился между жизнью и смертью и если бы не Всевышний, возможно, что и ты был бы уже с ними. У тебя еще есть вре-мя подумать о своей судьбе и принять решение, то которое тебе подскажет твоя душа и Бог. Или ты уходишь навсегда в тот мир, откуда пришел или ос-таешься здесь с нами. Для того мира ты умер, тебя вычеркнули из списка жи-вущих и ты можешь начать все с начала. Это дорогой подарок. Но за такой подарок ты должен будешь расплатиться своей праведной жизнью, насколько позволит тебе мир. Чем больше будешь грешить, тем быстрее ты погибнешь и твоя душа отправиться туда, где должна быть. Я предлагаю тебе остаться здесь и провести жизнь в молитве и очищении и себя и этого мира. Подумай хорошо и пусть Бог подскажет тебе твой путь.
- Если я правильно понял, я должен остаться у вас, чтобы продол-жить жизнь, или уйти и погибнуть.
- Мысль уловил верно. Что ты выбираешь?
- Мне надо подумать.
- Думай, пока есть время.
- Но, но это же ужасно жить здесь, не видя и не слыша ничего, быть оторванным от того мира… Зачем так жить!
- Останешься и у тебя будет смысл в твоей жизни. Замаливать пе-ред Богом свои и чужие грехи и просить его о величайшей милости перед Ним, о прощении грехов.
- Я буду думать.
Монах вышел из кельи.
После этого разговора сотни мыслей начало роиться в голове у Гоги. С одной стороны он хотел жить, а с другой такая жизнь не сулила ему ничего хорошего. То есть хорошего в обычном понимании общества потребления.
Спустя некоторое время он смог самостоятельно встать и ходить, даже вышел на двор. Мелкий осенний дождик моросил навевая тоску, но на душе все равно было радостно, от чувства что еще ты жив и чувствуешь этот дож-дик, и тучи, и лес и все вокруг, что снова ходишь по земле.
Монахи называли его только по имени Георгий, он уже начал свыкать-ся со своей новой жизнью, но все-таки его тяготила вся эта обстановка. Что-то мучило его и не давало покоя.
- Симон, - обратился он к монаху. – А что настоятель ваш где?
- Который? Что жизнь вам спас? Того нет, схоронили его уж неде-ли две назад.
- А… - протянул Георгий, - а кто ж приходил ко мне недавно, та-кой большой с седой бородой, я думал, что это он.
- Свят, свят, свят! Так это и был наш настоятель Андрий. Это ж он тебя спас.
- Н-да… если уж такое начинает мерещиться, то лучше я у вас по-буду некоторое время, а там посмотрим. Чем вы тут в дождь занимаетесь?
- Ступай в мастерскую, там работа всегда есть. – Симон отвернул-ся и зашагал по коридору.
Георгий передернул плечами от дождя и быстрой перебежкой напра-вился в мастерскую.