Обычный день, дома и люди тоже обычные...
Я иду домой с работы, аккуратно обходя лужи, самый обычный усталый человек в обычном темном пальто. Но лента дороги липнет к моей обуви, мешая идти. А вокруг шеи у меня вместо шарфа повязано отчаяние, оно волочится за мной по земле, заставляя оглядываться. Отчаяние, не видное никому, но тяжелое, как камень. И встречные люди проходят сквозь мой горький взгляд, как сквозь ворота, не оставляя следа. Ведь мои глаза теперь – просто лакмусовая бумажка, на которой только определенный реактив может оставить какой-то след. Оранжевый реактив, реактив цвета апельсина, цвета, которого теперь больше нигде, нигде больше нет.
Зато у меня теперь появилась странная привычка – каждый вечер, приходя домой, я , не зажигая света и не снимая шляпы, сажусь на стул в углу, между письменным столом и стеной. Сажусь, тяжело уронив руки на колени, и сижу так до тех пор, пока звезды не зажигаются в небе, как голодные волчьи глаза. И горячие и ледяные приступы боли катятся от моего сердца в комнату, заполняя ее всю. Надо мной, как клочки разорванного письма, шелестят прошлые дни. Я складываю их, и разбираю буква за буквой твои слова любви. Только прочесть я могу немного, потому что ветер уже давно разметал их увядшие лепестки. Но каждый вечер я все равно продолжаю это безумное чтение.
И каждый вечер я думаю – а вдруг из этих клочков я сложу твой портрет, и тогда ты вернешься ко мне – ты, моя оборванная струна, моя недопетая песня, мой недосмотренный сон? О, знать бы, где же ты теперь, где ты, моя разбитая ваза, из осколков которой я собираю по частям свое собственное сердце? С кем ты теперь, моя маленькая принцесса, моя неспелая вишня, почти ни одной твоей ягоды я так и не успел сорвать?
...Помню, как все это началось. Однажды поздней весной или ранним летом я шел домой. Шел как всегда, не замечая никого, погруженный в свои мысли. Меня окружало молчание. И вдруг – я до сих пор не понимаю, как это случилось – я почувствовал, как какая-то новая тишина вплыла в это мое молчание и разбила его. Рядом молчал еще кто-то. Но молчал на моем языке. Моей щеки словно коснулось легкое крыло бабочки. Я поднял глаза и увидел оранжевый ветер, ветер цвета апельсина. Это он так робко ласкал меня. Потом уже я узнал, что это твой ветер, но тогда я мог лишь стоять и удивленно смотреть во все глаза. И вот тогда-то, воспользовавшись моим замешательством, ты выпорхнула из-за угла и вошла в мой взгляд, как росток – в небо. Растрепанная, босоногая, сумасшедшая, с отравленной улыбкой, сорвавшая мою душу, как плод граната с ветки.
Ты сказала мне потом :
- С каждой твоей ресницы свисали усталость и растерянность. Но я все же поняла, что твой левый глаз немного счастливее правого, потому что он зеленее. А больше я уже не думала. Когда наши сердца встретились во взглядах и утонули в них, я поняла, что могу не найти свое сердце снова. А ты?
Но тогда я не придал большого значения твоим речам, ведь слова как голод – всегда имеют разную силу. Тогда я был сыт. А теперь, теперь, когда тебя нет даже там, где пересекаются орбиты Солнца и Луны – как мне накормить свою память? Как дать себе ответ на все эти вопросы?
Несчастье учит нас листать нашу жизнь в обратном направлении. Листаю дальше и я...
В следующий раз ты появилась теплым вечером, когда уже сгущались сумерки. Но сначала я увидел вдали подлетавший оранжевый ветер, и потому внутренне уже был готов к твоему приходу. Кстати, я до сих пор не знаю - то ли ты прилетала с ним, то ли он гнался за тобой – но вы были неразлучны, как сиамские близнецы. И еще долго после того, как ты ушла из моей жизни, клочки его цвета апельсина мерещились мне повсюду, заставляя меня лелеять липкую, необоснованную надежду, погибавшую после первого же пристального взгляда...
Так вот, вторично я увидел тебя на заходе солнца, с розовыми облаками. Ты постучала в мое окно, и я пригласил тебя. Ты сидела на моем столе, задорно болтая ногами, беспечная, неуловимая, менявшая выражения лица по 10 раз в минуту, и, хохоча, что-то рассказывала мне. Но я, по правде сказать, не очень-то слушал – я смотрел. И я увидел, что твои глаза меняли цвет, как сорванные и впопыхах забытые на солнце цветы. Может быть, поэтому я не могу теперь с точностью описать тебя, моя невыразимая любовь? Кто ж теперь скажет...
Я не хотел признаваться себе, но скоро я уже ждал твоих визитов. Я начинал ждать тебя с раннего утра, едва проснувшись. Делая какую-то работу, я думал только о тебе, и беспрестанно поднимал глаза к небу. Все мои дела я забросил, они перестали интересовать меня, как раньше. А ты появлялась, когда придется, и всякий раз приносила с собой осколок рая. Откуда ты взялась, из какой страны снов, и когда исчезнешь – я не спрашивал. Мысли мои были заполнены твоими речами, объятья – твоим ароматом, губы горели под твоими взглядами. Ты играла со мной, моя дорогая принцесса, я видел это. Но играла так чудесно, что я, превративший ради этого свою жизнь в зрительный зал, почти не протестовал. Да и тогда я еще не осознавал всей той опасности, которая скрывалась в твоих зеленых блестящих глазах, в капризном изгибе розовых губ, в твоих по-взрослому мудрых разговорах и по-детски неправильном выговоре. Я говорил себе, что ты - просто блажь одинокого мужчины, просто каприз, который скоро пройдет.
Кстати, какая-то дама у меня тогда все-таки была. Но мысли о ней вообще не касались моего сознания, ее лицо словно стерлось, я о ней забыл, словно ее и не существовало. Я вообще многое с тобой забыл тогда...
Но как-то однажды, когда я бесцельно бродил по улицам, пытаясь распутать свои новые, непривычные для меня мысли – я случайно поднял голову и увидел тебя выходящей из какого-то чужого окна. А потом в этом окне мелькнул чужой силуэт. До той минуты я не задумывался над тем, что ты, помимо меня, можешь бывать у кого-либо еще, я почему-то считал тебя только своей гостьей. Меня словно резануло ножом. Ты тоже увидела меня – я понял, что увидела – но я уже бежал вверх по улице, до краев наполненный яростью, обидой и какой-то странной обжигающей злостью. Взбежав по лестнице, я ворвался в свою комнату, плотно, с силой позахлопывал все окна и даже зашторил их. Потом для верности еще повернул ключ в замке и устало опустился на кровать. Гнев пульсировал во мне в такт ударам сердца. Но скоро я понял, что моя бравада, моя злость была лишь маской, прикрывающей глухое, острое отчаяние. Ведь окна-то я захлопнул, а душу свою не смог!
И ты проросла в ней каким-то ядовитым и прекрасным цветком, заполнив мою голову бредом, а рот – бессмысленными хриплыми словами, похожими на проклятия. Я боялся сойти с ума и хотел этого. Не знаю, сколько так прошло часов - или дней.
И вот, как раз когда я решил, что хотя бы для спасения собственной гордости я должен вылечить эту любовь, как смертельную болезнь, содрать её с себя, как кожу, стянуть, как перчатку с руки – ты вошла ко мне, не постучав и даже не поздоровавшись. Твои глаза были похожи на замерзшие льдинки, очень твердые, они казались нарисованными. Ну, а с моего застывшего лица смотрели две черных могилы. Не знаю, как я смог увидеть ими даже то, что увидел. А ты за что-то свысока выговаривала мне, упрекая в чем-то непонятном, снисходительно искривив капризный рот, лениво катая в тонких пальцах жемчуг. Но внезапно шагнула ко мне и заплакала...
Я стоял потрясенный, смятенный, и чувствовал, как волна щемящей нежности к тебе смывает жуткий ужас последних дней, оставляя мне лишь слабость в коленях и какую-то непонятную боль в области сердца.
Я любил тебя.
В тот вечер я сказал тебе :
- Нам нельзя говорить о половинах души. Возьми всю мою душу, только докажи обратное. Ведь иначе одна половина всегда будет в раю, а другая – в аду. Где окажется моя?
- Тебе страшно, что станет больно?- отвечала ты. – Но ведь жизнь без риска, что еда без соли. К тому же иногда случается, что и в аду расцветают розы. А в раю, напротив, метут метели. Может, и с нами тоже случится какое-нибудь чудо?
И я понял, что не хочу выздоравливать от тебя. За выздоровление я могу заплатить слишком дорого, отдать больше, чем приобрету.
После этого случая потянулись дни, пропитанные сладким апельсиновым запахом, пронизанные теплым оранжевым ветром. Счастье стало нашим парусом, мы поплыли по течению.
Обычно ты появлялась прямо с утра – непредсказуемая, беспечная, бесконечно юная. Шальная моя любовь, светлая моя звезда. Я садился у твоих ног, слушал твой смех, обнимал твои нежные колени. Твоя прелесть оплетала сердце, словно паутина, липла к телу, как влажный туман.
К концу дня я уже едва мог держать себя в руках, ведь к вечеру любовь всегда поднимается, как температура. Слова « нежность» и «страсть» как бы висели в воздухе, раскаляя его. Рассудок мой таял, как воск белых свечей, которыми я украшал для тебя свою комнату. Все зароки, которые раньше я давал себе, были забыты.
Но сначала мы с тобой не знали, как сделать даже самый первый шаг навстречу своим желаниям. В этом даже заключалась своеобразная красота нашей истории – в том, что мы были похожи на детей, учащихся ходить. На чистых, прекрасных, нагих детей. Любящих друг друга, как взрослые. И потому сначала ты позволяла мне лишь целовать и трогать себя. Целовать – и ничего больше. Боже мой, и ничего больше. Вкус этих бесплодных поцелуев я запомнил на всю жизнь. Твоя кожа была как прохладный шелк, ласкала мои руки, как нежный бархат. Я скользил по ней, как по реке, и чувствовал, что меня уносит в открытое море.
Вот меня и вынесло.
Ведь, как известно, страсть и честь по одной дорожке не ходят!
Так что однажды, отбросив все страхи и сомнения, мы ступили на зыбкую почву близости. Все оказалось еще чудеснее, чем мы думали. Ты была слаще самой сладкой смерти, солонее самых отчаянных слез, горче самой горькой полыни и чище самой прохладной родниковой воды. Ничто не могло утолить мою жажду.
Ты пахла морем, солнцем и цветами. Твои губы оставляли отметины на моей коже, похожие на след от удара ножом, глубокие, как море. И сейчас, когда я теперешний - одинокий, отчаявшийся, усталый - дотрагиваюсь до них, то понимаю, что ничего о нас тогдашних себе не придумал...
С тех пор я больше всего на свете боялся потерять тебя, но, в душе мечтая удержать, снаружи делал ошибку за ошибкой. Потому что я вдруг испугался этого внезапно налетевшего на нас чувства. Я вдруг испугался, что мне придется поменять свою устоявшуюся до встречи с тобой жизнь. Мне вдруг показалось, что я слишком обнажил перед тобой свою душу. Я вспомнил о женщине, которая была у меня до тебя.
И тогда я решил, что не должен окончательно потерять над собой контроль. Я замкнулся, закрылся, зажал себя в леденящие тиски здравого смысла. Я сказал себе, что довольно и того, что я и так уже чуть не потерял из-за тебя голову. А тебе я сказал, что ты скоро улетишь и забудешь меня, и что это и есть самый лучший выход из нашей истории. Я понимал, что поступаю глупо и даже жестоко, но страх перемен кричал во мне, заглушая все разумные доводы. Я ничего не мог с собой поделать, я не хотел рисковать. Хотя бывали минуты, когда я ничего так не желал, как бросить все к чертям, и быть только с тобой, ведь меня невыносимо к тебе тянуло. Но минуты просветления заканчивались, и я снова принимался изводить тебя холодностью и деланным равнодушием. В моей голове сталкивались поезда, круша и ломая рельсы.
И вот пришел день, когда то, чего я боялся больше всего, случилось. Ты ушла, растаяла, исчезла. Все скомкалось и рассыпалось в мелкую удушливую пыль, которую, улетая, разметал оранжевый ветер. Он забрал с собой также цвета и звуки, а потом дожди смыли даже то, что осталось, оставив мне лишь обреченность - горькую, соленую. Вот поэтому теперь я прихожу домой с работы, молча сажусь в угол и жду. Жду от своего будущего только одного – чтобы оно и других обмануло так же, как уже обмануло меня.
И больше других почему-то вспоминается мне один наш разговор. Склонив голову, сказала однажды :
- Может быть, мы больше не увидимся в этой жизни. Если и так, не забудь, что мы уже встречались раньше, в прошлом. А сейчас наши души наконец-то проросли и сплелись корнями, и кто его знает, какие ещё будут плоды. Поэтому неважно, где мы – ты и я, и неважно, с кем. Такие, как мы, все равно всегда вместе...
Я не знаю, где ты сейчас. Я не знаю, куда ты унесла половину моего сердца, половину моей веры. Дороги, по которым я бродил, заросли черными маками разлуки, скрыв от меня твои следы. Я искал тебя везде, но нигде не нашел. Неужели все, что мне осталось – это перебирать воспоминания, безжалостно сдирая с них тонкую корку новых впечатлений, обнажая израненные нервы?
В каких мирах ты сейчас, ответь? Вернешься ли ко мне хоть на минуту, мой ангел? Расскажешь ли мне опять свои сказки? Обнимешь ли еще один раз? Кто сегодня будит тебя по утрам? Кому сегодня ты сияешь своей светлой улыбкой? Кто сегодня ищет смерть у твоих колен? Кто сегодня глядит в твои глаза? Кто сегодня тебя целует? Кто сегодня срывает мои неспелые апельсины?...